Дневник блокадника. Ноябрь 1941 г.

01/11/41
Так устаю на работе, что еле–еле прихожу домой, вот когда начинает сказываться недоедание. Насчет продуктов по–прежнему очень скверно. Последние дни я на работе уж совсем почти не работаю, нет совершенно силенок. Пробовал взять бюллетень, чтоб отдохнуть, нарочно простужался но ничего не берет.


02/11/41
Сегодня воскресенье, но я на работу не пошел решил отдохнуть. Утром встал пошел сходил в кино, взял от нечего делать билеты в Музкомедию на вечер смотреть «Баядеру» но ушел с третьего акта, во–первых как–то скучно, во–вторых в театре не топлено, зрители сидят в польтах, а я за бинокль отдал свой тулуп, поневоле пришлось эвакуироваться, к тому же совершенно не хотелось попадать под тревогу, которые вновь стали начинаться с наступлением сумерек а смеркается теперь довольно рано. Настроение сейчас у меня ужасное, все так надоело, хочется пожить в сытости, тепле, отдыхе, покое, честное слово мне сейчас не верится, что было когда–то мирное время, работали по 8 часов, ели досыта и мало о чем беспокоились, много бы я отдал за прежние дни.

06/11/41
На праздник решили дать отдохнуть. Завтра гуляем, фактически я уже начал гулять, т.к. я утром пришел с работы(ушел в 6 часов утра с завода) выспался и сейчас пишу. На праздник в магазинах стали давать по карточкам вино – красное, хоть немного повеселее, уж я не пью, но и то с удовольствием чекалдыкну. Сегодня когда шел на работу (вернее это было вчера) стали бить с дальнобойных, опять над головой неприятный свист и близкие разрывы, кончился обстрел, началась тревога, которых за ночь было несколько. С дальнобойных по городу стали шпарить часто, вот и сейчас пишу, а стол вздрагивает, видно хлещут по какому то району, наш район щадят, да и бить здесь нечего, промышленных и военных объектов нет, зима в этом году ранняя, на улице уже крепкие морозы, то–то немец и нервничает, видимо ему не жарко в окопах с непривычки, мы же перетерпим как нибудь обстрелы и бомбежки. Между прочим отца выпустили из Армии, он сегодня дома, да и действительно что толку с человека, который уже неспособен носить оружие. Ну завтра праздник, видно немец со злости будет пакостить ночью, ну да не беда.

11/11/41
Неожиданное несчастье как топором в голову. Немец теперь повадился летать к нам днем, но я теперь на тревоги мало обращаю внимание. Вот и вчера, когда я был на работе была тревога, все шло как обычно, постреляли зенитки и думаю обошлось. В восьмом часу еду с работы домой, на улице в это время темно, хоть глаз выколи, подхожу к дому 59 – пожарные. Чувствую, что–то неладное, скорее ходу к дому. Смотрю наша улица от площадки загорожена забором, а тут какой то дом дымит в темноте не понять. Слышу говорят попало в наш дом, у меня сердце захлестнуло. Взглянул я как следует, смотрю весь фасад, который выходит на улицу, разворочен, наша квартира как будто бы цела. В ЖАКТЕ узнал, что в дом можно попасть через проломанную стену на задний двор. На дворе ужас что делается, все разворочено, воды по колено и все дымит. В квартире все благополучно, все живы, лишь у тети Сюты вылетело окно. Оказывается, когда ударила бомба, разгорелся большой пожар. Свет не горит, но водопровод к счастью работает. Тревоги эти дни следуют непрерывно одна за другой, немец кидает очень много бомб. Сегодня я как пришел на работу сразу взял увольнительную и ушел домой. Сейчас сижу дома, на улице очень холодно, решил сходить в кино, встретил Вальку, который тоже взял увольнительную и мы вместе пошли смотреть «Маскарад» опять в кино застала проклятая тревога. Днем как следует рассмотрел дом, разрушено здорово, много народу погибло под развалинами. Гулькина, Витькина, Мотькина квартиры разрушены.


16/11/41
Я обессилел совершенно, паек еще срезали, порция совсем миниатюрная, к тому же на заводе последний супишко стали давать по карточкам. Я буквально съедаю в день: утром – стакан кофею и кусочек хлеба, на работе маленький кусочек хлеба, не дожидаясь обеда. Дома вечером тарелку супа и хлеба кусочек и кофей – вот и вся еда. Я страшно отощал и обессилел, работать совсем не могу, разбил руку, бюллетеня не дают. Чтобы утром попасть на работу надо пережить целое приключение, трамваи все перепутались, ходят редко, народу много не сесть, часто опаздываю, на работе из–за этого неприятности и выговоры. В цеху страшно холодно, даже мерзнут руки – сил нет работать а все требуют давай и давай. И к тому же как вечером идти домой с работы так тревога, часа на два, и я голодный и измученный иду всю тревогу пешком домой, кругом бьют зенитки, бросают бомбы, но на все наплевать идешь как автомат, качаясь от голода и усталости. Положение страшно тяжелое, Ленинград в кольце уже несколько месяцев, продовольствие подвозить неоткуда, надеяться не на что, не знаю выдержим или нет. К тому же непрерывные бомбардировки и обстрелы всех изводят. Но главное это голод. Я никогда не бываю сыт, только и думаю, что о еде. Как вспомню про довоенное житье с тоски хочется реветь. Выдержим ли мы, не знаю, если справимся будет чудо, но уж если погибать так в своем городе, лучше от холода, голода и истощения чем от немца. Надежда сейчас без работы, Шурка был без работы, устроился грузчиком, но и его опять кажется увольняют. Но дело не в деньгах, денег у всех до черта, их совершенно некуда девать. Я последний месяц заработал 1043 р., но что с ними делать. Сегодня воскресенье, надо с 7и часов выходить на работу но не пойду, надо отдохнуть, а то совсем свалюсь. Будь что будет. Сижу пишу руки занемели от холода, хочу есть, а на улице только кончилась тревога и начался артобстрел, рвутся снаряды. Проклятая война навязанная нам очень тяжела. Но несмотря ни на что ее надо выиграть любой ценой. Немец на всех фронтах задержан и мерзнет в окопах, нам же очень сильную помощь оказывают вооружением Англия и Америка, нам предоставлены огромные льготы и несмотря ни на что должен наступить перелом.

21/11/41
Голодовка обессилила совершенно. С этой декады сбавили хлеба рабочим до 250 гр., служащим до 125 гр. Продовольственное положение с каждым днем все хуже. Особенно было тяжело в конце этой декады, когда продукты были все съедены, а новая декада не началась, питались одним супом, многократно разбавленным кипятком. Вот буквально что я съедаю за день. Утром кусочек хлеба грамм 75 и черный кофей, почти без сахара, на работе маленький кусочек хлеба, в обед жидкий пустой суп. Конечно с такой пищи страшно ослабел, в полном смысле слова еле таскаю ноги. Работать страшно тяжело, даже не хватает сил зажать деталь в патроне, зато и работаем по правде сказать — грех, но это ж не наша вина. К тому же работаем по 13 часов в страшной холодине в цеху, который совершенно не отапливают, есть надежда что нас переведут в 3 см. по 8 часов — хоть чуть да полегче. С работы еду домой как деревянный, нужно иметь большую силу воли чтобы подняться по лестнице домой. К тому же на улице холодно, желудок пустой, крови нет — дрожишь все время. Вдобавок страшно нервируют постоянные тревоги и обстрелы. Мной овладевает тупое безнадежное отчаяние. И у меня мало надежды на улучшение, если немец не может взять Ленинград штурмом, он возьмет его блокадой. Нам сейчас много не надо лишь бы подкинули хлебца, чтоб можно было работать и двигаться, но при таком пайке это совершенно невозможно, тем более мне с моим здоровьем. Между прочим сейчас совершенно не спится, невозможно сном обмануть желудок, подремлешь часа четыре лежишь без сна с пустым брюхом, сегодня например нет и супу, а мне еще в ночь работать, вот и призадумаешься, а ведь может быть еще хуже. Да, никогда я не думал, что мне придется хлебнуть такого, если выживем, то будет о чем вспомнить, а как охота дожить до лучшего. Между прочим плюнул на все стал снова курить, Шурка курит тоже.


22/11/41
Днем как всегда голодному не спиться, встал и пошел на улицу, хотя ноги еле–еле волочил. Добрел до Музкомедии и взял билет на завтрашний день смотреть «Роз–Мари» — все таки маленькое развлечение. На обратном пути прикупил штуки 3 книги и пошел домой, книг у меня за последнее время накуплено до черта, читай не перечитаешь. На работу добрался благополучно без тревоги.


23/11/41
Шурка тоже изъявил желание сходить в Музкомедию и чтоб достать билет ему сегодня пришлось ехать раньше в кассу. Билет он достал, но попал под артобстрел, которые немец устраивает ежедневно. Нам к 11 ч.д. надо было идти в театр, но обстрел не прекратился, не опаздывать же к началу, пошли осторожно вперед. Снаряды так свистят и разрываются. Сначала слышно как далеко бахнет немецкое орудие, сразу ныряешь в ворота, слышен свист и взрыв. Добрались до театра, но я страшно разочаровался, вместо «Роз–Мари» пустили «Баядеру», которую я смотрел дважды и знаю наизусть. Но делать нечего пошел смотреть из–за Шурки второй раз. Смотрел с отвращением. В театре холодно, сидят не раздеваясь, в желудке пусто, игра уж конечно не та к тому ж у меня здорово болел глаз, ночью на работе попала соринка. Досмотрели кое как и побрели домой. Между прочим в антракте спустились в фойе покурить, а обратно по лестнице едва поднялись так ослабели от недоедания. Вечером страшно разболелся глаз, надо завтра сходить к врачу, авось да даст бюллетень.


24/11/41
Встал утром( мне работать с двух ч.д.) глаз распухший и красный – слезится. Пошел к врачу на Майорова, много народу не добиться. Делать нечего поехал на завод. Но и там врач глазник принимает с полпервого. Поехал со злости домой по пути вновь зашел на Майорова, но и здесь прием с полвторого. Посидел дома, выпил горяченького кофейку и поехал на работу, у самого завода застала тревога. Прямо пошел в амбулаторию взял номерок к глазному. Все таки получил бюллетень, завтра явиться вновь. Тревога продолжалась долго, зашел посидеть в цеху. Вновь пошел домой. Отбоя не было, зашел в библиотеку погреться, надоело сидеть решил идти пешком. У ворот встретил моего теперешнего сменщика Савкина. Он позвал в фабрику кухню (он живет один без родителей. Карточки имеет с собой, сам себя кормит) взял две тарелки по карточкам супу. Одно название, что суп, чистая вода и три листка капусты. Савкин есть не стал, он плотно заложился на заводе и я съел две тарелки воды, после чего поехали домой, благо прозвучал желанный отбой.
На фронтах сейчас началось новое наступление немцев на Москву. Под Ленинградом наши части упорно атакуют немцев и медленно продвигаются вперед.


25/11/41
Теперь немец повадился летать к нам днем несмотря на густую облачность и снег. Сегодня тревога началась около 12ти дня, одна закончилась и через 5 минут началась новая. В 2 часа дня дали отбой я оделся и направился в заводскую амбулаторию, но только вылез на канал, опять завыла сирена, делать нечего повернул вспять. И эта тревога продолжалась вплоть до 5 часов вечера. В шестом часу решил все же ехать на завод, но на трамвайной остановке делалось что–то невероятное, народу чертова уйма, а вагонов один в год по обещанию и тот переполнен до невероятности. Подумал я подумал и решил идти домой, в амбулаторию пожалуй все равно не успеешь, а бюллетень у меня на сегодня, значит сегодня я фактически освобожден, а завтра пойду до работы на прием и пускай выписывает на завтра же, в крайнем случае если я что либо и нарушил, то не моя вина, такое время, да в общем пусть все летит к черту, сейчас до всего безразлично и живешь только сегодняшним днем. Настроение по прежнему ужасное, целый день хожу голодный.


25/11/41
Теперь немец повадился летать к нам днем несмотря на густую облачность и снег. Сегодня тревога началась около 12ти дня, одна закончилась и через 5 минут началась новая. В 2 часа дня дали отбой я оделся и направился в заводскую амбулаторию, но только вылез на канал, опять завыла сирена, делать нечего повернул вспять. И эта тревога продолжалась вплоть до 5 часов вечера. В шестом часу решил все же ехать на завод, но на трамвайной остановке делалось что–то невероятное, народу чертова уйма, а вагонов один в год по обещанию и тот переполнен до невероятности. Подумал я подумал и решил идти домой, в амбулаторию пожалуй все равно не успеешь, а бюллетень у меня на сегодня, значит сегодня я фактически освобожден, а завтра пойду до работы на прием и пускай выписывает на завтра же, в крайнем случае если я что либо и нарушил, то не моя вина, такое время, да в общем пусть все летит к черту, сейчас до всего безразлично и живешь только сегодняшним днем. Настроение по прежнему ужасное, целый день хожу голодный. Съедено лишь: утром чай и кусочек хлеба, в обед кусочек хлеба и тарелка жидкого супа, к вечеру чай и пара конфет. Безусловно это не питание, я еще удивляюсь как до сих пор держусь на ногах и не сваливаюсь, а пожалуй недолго и до этого. Нормы срезают и срежут очевидно еще, а тогда–крышка. Сейчас ничего мне не надо, былоб до–сыта хлеба, какого–нибудь, черствого, сырого — наплевать, лишь бы набить желудок, но это мечта. Целый день я только что и делаю, что думаю о еде, больше в голове нет и мыслей, на что уж книг сейчас до черта, но и читать не могу, возьму одну–брошу, начну другую — кину, все неинтересно и скучно. Так целый день ходишь без цели, без мыслей, с голодным желудком и все время вспонинаю прежнюю свою(?) жизнь, когда не умели ценить хлеба, когда не знали ему цены и были прямо сказать зажравши. Я даже не могу себе представить, что раньше всегда дома имелся хлеб, масло, картошка и прочее, когда хочешь тогда и ешь без нормы и прочего. Не верится, что можно прийти в магазин, взять сколько надо продуктов. Не верится, что в столовой можно было заказать сколько хочешь порций без всяких карточек. Да впрочем я до войны не знал, что такое и столовая. Как хочется, чтоб все настоящее пропало к черту и жить по–прежнему мирно и спокойно, зная что тебя не ждет голодный 250–граммовый паек, жить без всяких бомбардировок и обстрелов, без темноты на улице, без путаницы в трамвайных маршрута, работать спокойно по 8 ч. в сутки и иметь заслуженный отдых. Все это вспоминается как сон и может быть спустя некоторое время, если я переживу эту проклятую войну, я прочитаю эти строки полные горечи и голодного отчаяния и мне может быть не поверится, что это все было наяву, что это все когда–то пережил, но это факт, что это время уж никогда не изгладится в памяти. Я сумею по–настоящему оценить жизнь, когда кончится это проклятое время и наступит новое и счастливое. Я уж сумею по–настоящему оценить кусок хлеба. Да только, что–то не видно впереди ничего светлого, конца войны не видно, а если и кончится, то восстанавливать страну после таких страшных разрушений очень сложная штука. Да Гитлер навязал ты горя и страдания многим миллионам и скоро–ли будет расплата за все зверства и истязания. Нам ленинградцам в данный момент много не надо, лишь бы прорвать эту дьявольскую блокаду и улучшить продовольственное положение. Ведь Москва тоже под страшной угрозой вторжения, но она не окружена и там уж не голодают так, как у нас. Да долго ли мы выдержим? Вот в чем вопрос. Сейчас как никогда все поставлено на карту, быть или не быть. Представляю, что сейчас делается в районах, оккупированными немцами, мы хоть получаем мизерный паек, а там каждый предоставлен себе, жрать нечего, каждую минуту ждешь, что тебя пристрелять как собаку, бесчинства, насилия, грабеж, лучше уж сразу петлю на шею. Тяжело, очень тяжело. Нет сил смотреть как мать приносит на семью кусок хлеба и выкраивает его по долям на всех, на целый день. А может быть в скором времени и этого совсем не будет, умирать медленно голодной смертью не совсем приятно, уж лучше б сразу пристукнуло бомбой без всяких мучений. Но что ж делать, война навязана нам, хочешь не хочешь, а терпеть надо, авось да и доживем до настоящего времени. Будем еще надеяться не все потеряно, немцу тоже сейчас не сладко, должен же и он когда–нибудь выдохнуться.


26111941
На завод собрался к врачу пораньше, чтоб в пути не застала тревога, ехал будучи уверен, что сегодня выпишут на работу. Кое–как добрался бо завода, ибо трамваи ходят безобразно. Доктору сообщил, что вчера из–за тревоги не мог попасть на прием. Она ничего не сказала, но к моей радости продлиа больничный листок до завтра и прописала мазь в глаз а рецепт (прим. затерто). На заводе меня застала тревога, которая как правило начинается теперь днем в первом часу и продолжается очень долго. Зашел в цех, узнать насчет аванса, но денег не дают. В цеху какойто кавардак, работает мало кто, то гуляют по бюллетени, много опаздывают из–за обстрела и тревоги. Я потолкался и несмотря на то, что не было отбоя, пошел домой. Теперь на улице во время тревоги народ совершенно не прекращает хотьбы, да и почти что никого не загоняют, как это было раньше, трамваи правда не ходят. Идти очень тяжело, сил осталось совершенно мало, но отбоя ждать бессмысленно, тревоги продолжаются по 3–4 часа подряд. Дошел до моста Лейтенанта Шмидта, где встретил препятствие в лице милиционера, который не пропускал через мост. Немного хитрости и нахальства и мне удалось пробиться к площади Труда, оттуда уж беспрепятственно добрался до дому. У самого дома в 4 ч. меня застал отбой. Посидел отдохнул и пошел заказывать в аптеку мазь. Заодно прихватил годовые аптечные товары: порошок от головной боли и камфорное масло, которое употребляется как осветительное, а электричество гасят сейчас ежеминутно, свечей же нет, а керосин по карточкам, так что особо не разгуляешься. Только добрался до дому — новая тревога, но мне уж она не помешала, дома сидеть все равно. Насчет продуктов по–прежнему могила, то что полагается по карточкам — не достать, народ сбился с ног, голодные рыщут по магазинам, но везде пусто. К тому же царит полная неразбериха, одни продукты заменяются другими, а в общем ничего нет. Счастье наше, что Надежде в начале декады удалось получить на все карточки мяса и лапши, так что пока хоть есть суп, правда совершенно жидкий, но горячий и мясной, а это сейчас роскошь. О втором и говорить не приходится, это мечта. Между прочим интересно про что бы я сейчас не писал в дневнике, все сводится к одной цели — еде. Я пишу о ней все время по хозяйски, как до войны писал о футболе, что ж делать — у кого что болит, тот о том и говорит. Сейчас только и можно слышать, что разговор о продуктах и не моя вина, что я так упорно глаголю о еде, может быть в будущем, перелистывая эти страницы, я прочитаю и улыбнусь (дай бог чтоб это осуществилось), но сейчас не до смеха, идет борьба за существование, а желудок не мешок, его не сожмешь, он настойчиво каждый день требует свою дань. Где сейчас все мои дружки приятели? На этот вопрос я и сам затрудняюсь ответить точно. Ленька, как ушел в Армию, так я с ним потерял связь, да и письма сейчас в Ленинград все равно не доходят. Ваську последний раз видал месяц назад в военной форме, его где–то отец припикнул(?) в форт на Балтике. Мотьку видал в последний раз у дома в военной форме, он как известно взят в Армию и последнее время в Ленинграде, но где он сейчас не знаю, вестей от него нет. Гулька находится в Ленинграде — как и я работал, но после того как разбили наш дом а вместе с ним и его квартиру я его не видел, он живет где–то в другом доме. Вальку встретил вчера, он живой, но не работает — нет току. Витьку не видел давно, его квартира разбита, где он живет неизвестно. О Мишке Румянцеве и Павлушке Токареве никаких вестей, живы ли они, понятия не имею. Вот все сведения, которые я имею о ребятах. Да сейчас такое время, сегодня с человеком виделся, а завтра он может загнуться, непрерывные бомбежки и артиллерийские обстрелы не шутки, от них за последнее время много жертв.


27111941
С утра немец начал артиллерийский обстрел из орудий, снаряды рвались очень близко, когда немножко успокоилась эта музыка я отправился в аптеку за злополучной мазью и конечно прихватил по пути порошков от головной боли и камфорного масла. Зашел на Садовой в магазин заказать лекарства, но их не оказалось. На улице после обстрела кавардак, трамваи не ходят, перерваны провода, много покалеченных домов и до черта выбитых стекол, плюс много убитых и раненых, так как немец бил осколочным снарядами. Только пришел домой, сел отдохнуть,вновь началась канонада, едва она закончилась и я хотел пробираться на завод загудела сирена, очередная тревога. Через полчаса последовал отбой, но уж через 3мин. загудело снова. И эта тревога продолжалась вплоть до половины шестого, т.е. всего 5–ть с лишним часов, шутка сказать. Вечерком сходил на почту, взял корреспонденцию на весь дом, а то почтальон не изволит приходить в наш покалеченный дом.


28111941
Как встал, поехал заказывать мазь. Зашел в пару магазинов на Невском, но безрезультатно, нигде нет, так ни с чем и поехал домой. Решил пока нет тревоги добраться до завода, выехал пол двенадцатого, благополучно докатил до Большого и тут застала тревога, проклиная все на свете пошел на завод пешком, но на 16–й линии фараоны задержали. Пришлось до Кожевенной пробираться дворами, а там дать большого крюка по Неве, чтоб добраться до проходной. В амбулатории на заводе Садом и Гоммора — нет света, возятся с коптилками, народа до черта. Счастье мое, что к глазному никого не было. Врач меня принял и выписал на завтра. На обратном пути зашел в цех, там тоже волынка, никто не работает — нет по заводу тока уж 2–й день. Отбоя не было, зашел в библиотеку, сменял книги. Посидел отдохнул отбоя нет, так пешком еле–еле добрался до дому. А отбой дали лишь в 5 часов, как и вчера тревога продолжалась целых 5 часов. Вечером, как ни хотелось но пришлось еще два раза вылезать на улицу: первый на почту за газетой, второй идти к отцу в трест носить ему баланду, ибо он оставался дежурить там в ночь.


29111941
Первая тревога началась в 11ч. дня, но уже через пол часа дали отбой. В 12ч. вновь завыли сирены. Мне в 2ч. надо уж быть на заводе, а отбой дали пол третьего. Удачно сев на 15–й без приключений добрался до Косой. В цех вошел — тьма египетская, так и знал никто не работает, нет тока. Пошел в бухгалтерию за книжками, но их еще не дают, придется завтра в воскресенье ехать с утра за ними. Аванса тоже не дают, пошел с горя сидеть в каптерку. Работать никто не работает, но и домой никого не отпускают, пришлось сидеть и ждать у моря погоды. В седьмом часу вышло распоряжение разогнать всю шайку — лейку, я скорее смылся пока головки не раздумали. Домой еле добрался на нескольких трамваях, и все де с пл. Воровского по слякоти и воде (сегодня потеплело и кругом тает) пришлось добрести домой пешком. Похлебал супу, немного согрелся и воспрянул духом. Впереди завтра невеселый день. Карточки никто из наших не получил, а следовательно хлеба не видать как своих ушей. Чайку тоже в обрез, нет ни сахару, ни конфет — одна надежда на тарелку супа. Послезавтра новый месяц, как–то с нормой на продукты? не сбавили б только, а то каюк.
На фронтах положение очень серьезное. Битва за Москву становится все яростнее и упорнее, немец не считаясь ни с какими потерями идет напролом. Удастся ли его задержать как при первом октябрьском наступлении неизвестно. Время скоро покажет это. Если задержать удастся, для немцев перспектива не блестящая, январские морозы в окопах для него явно не подходят. Зазимовать же в Москве и Ленинграде его мечта. Понятен тот яростный напор, с которым немцы лезут сейчас вперед. Для них остановка — а тем более наступление — смерть. Вот поэтому–то сейчас как никогда все поставлено на карту, нам необходимо выиграть время. На московском направлении сосредоточены очень крупные силы немцев, если не ошибаюсь, несколько танковых дивизий и до 50–и пехотных дивизий общей численностью до миллиона человек. К тому же у немцев большой перевес в танках. Крупные бои происходят главным образом на обеих флангах на Волоколамском и Сталиногорском направлениях. Видимо немец хочет окружить Москву, отказываясь от лобового удара. В Ливии наступление англичан пока происходит успешно, идут большие танковые бои, результат которых также должен выявиться в ближайшее время.


30111941
Ночью проснулся в половине третьего и никак не мог больше уснуть, желудок требует свое и не дет спать. Выкурил папироску, накрылся с головой чтоб было потеплее и кое–ка вздремнул. Утром пришлось встать пораньше, чтоб ехать на завод за карточками. Приезжаю в цех, току конечно нет, холодно, в бухгалтерию большая очередь, но карточек так и не предвидется. Пришлось несчастных карточек ждать до 1ч. дня. Было много волокиты, гоняли с места на место и наконец в 3–м часу получил. Замерзший и голодный как черт добрался до дому, причем чуть не попал под тревогу, 9–ю по счету. Пока находился в цеху, по нашему заводу немец бил из дальнобойных шрапнелью. Наши получили хлеб на 1–е число, норму пока что к счастью не сбавили.

Просмотров: 13569

statehistory.ru в ЖЖ: