Образовательные проекты Лжедмитрия I
Пример Острога и Дермани был особо показательным — он демонстрировал возможность и большой потенциал деятельности просветительных центров и школ в православном мире. Лжедмитрий I неоднократно жаловался иностранному окружению на невежество подданных, в том числе придворных и духовенства. В сущности, хотя эта мысль и не была нова для России, она все же, ориентируясь на западные (даже православные) образцы, предполагала нетрадиционную для русского православия идею постижения тайн веры интеллектом, рациональный путь познания веры. Изучение веры, тем более споры о вере в светской среде (не церковно-книжной), не могло выглядеть для россиян вполне православным. Поэтому все идеи об открытии школ разных типов изначально должны были восприниматься как про явление и порождение католического мира. Это совершенно не вписывалось существовавший официальный «уровень ортодоксии» Русской церкви.
А между тем Лжедмитрий I в частых разговорах строил проекты школ, университета, даже академии в Москве.
Информацию об этих планах содержат разнообразные источники (письма, донесения, мемуары, записки) иностранного происхождения. Если А. Чилли кратко писал о желании царя Дмитрия распространить образованность в своем государстве, то другой автор широко и красочно описывал это намерение: «Сильно и усердно - наряду с благочестием и страхом Божиим, заботился он о том, чтобы узреть когда-либо устроенными в своей родной земле высшую школу и коллегию, в которых молодежь воспитывалась бы и упражнялась во всякой честности и добродетели, как это совершается в Польше. Об этом деле он часто беседовал со своими и с поляками, много жалуясь на невежество и грубость соотечественников своих, среди коих мало найдется умеющих писать или читать, а еще менее тех, которые бы понимали тайны веры... Димитрий неоднократно говорил, что если Господь Бог приведет его к великокняжескому престолу, он намерен собрать некоторое число мальчиков и юношей-чужестранцев, которые были бы хорошо воспитаны и отличались выдающимися способностями, для того, чтобы примером их возбудить в соотечественниках любовь к свободным искусствам». Начальнику своей личной охраны, французу Якову I Маржерету царь Дмитрий говорил о решении основать университет. Станислав Немоевский передавал слова Лжедмитрия I о необходимости пригласить из-за границы (в частности, из Франции) ученых "для возбуждения в грубых душах своих поданных стремления к благородству и вежливости».
Указанные планы Самозванца очень поддерживали иезуиты, которые имели богатый опыт создания коллегий для миссионерской деятельности через них. Один из современников (француз?) в 1605 г. писал, что за помощь в борьбе за престол Самозванец обещал иезуитам открыть в Москве «несколько их коллегий» (хотя автор замечал, что это сомнительно, так как «москвичи не расположены к обрядам и ученью римской католической церкви»). По-видимому, такое обещание действительно было дано: иезуиты упорно напоминали о нем Самозванцу. В письме Николая Чижовского из Москвы от 17 августа 1605 г. сообщалось: «Несколько дней тому назад один близкий к нему (царю. — В. У.) поляк сообщил нам, что светлейший совсем готов основать коллегию». Ясно, что речь шла именно о иезуитском коллегиуме. В этом же письме отец Николай писал о привлечении Лжедмитрием I детей российских вельмож «к свободным наукам»: «И находятся даже многие из вельмож, которые желают, чтобы их дети обучались добрым наукам и нравам». Наконец, иезуит пересказывал беседу царя с врачами о том, что «в скором времени у них будет много ученых мужей, с которыми им придется иметь общение», обещал «соорудить Академию, чтобы и Москва изобиловала учеными мужами».
Однако все эти проекты не нашли воплощения. Пробившись к царю за два дня до его смерти (15 (25) мая 1606 г.), иезуит Каспар Савицкий напомнил ему его обещания и попросил «выразиться ясно». Иезуит записал речь Лжедмитрия I в своем дневнике: «Он тотчас выразил намерение основать в Москве иезуитскую коллегию; ибо, говорил он, весьма желает, чтобы в возможно скором времени возникли школы, снабженные опытными наставниками. И когда я возразил, что это нельзя сделать вдруг, по причине неимения учеников, которых сначала должно собрать и распределить, он ответил, что непременно хочет, чтобы его иждивением из разных мест были собраны мальчики несколько уже приготовленные и зрелые для школы, и чтобы, т. о., тотчас открыть школы».
Из всего сказанного видно, что говорилось в первую очередь об учебных заведениях типа иезуитских коллегий, которые предполагали как наличие соответствующих учителей, так и использование латыни для преподавания. Обобщая просветительские планы царя Дмитрия, Маржерет писал: пребывая в Речи Посполитой, он «узнал отчасти, что такое светское общество» и желал «некоторого исправления своих подданных». А Конрад Буссов был еще более категоричным: «По его глазам, ушам, рукам и ногам было видно, а по словам и поступкам чувствовалось, что он был совсем иной Гектор, чем прежние, и что он получил хорошее воспитание, много видел и много знал».
Здесь уместно напомнить, что подобный просветительский прорыв пытался осуществить, и тоже с помощью Запада, Борис Годунов (он также обсуждал данную проблему с иностранцами). Однако Годунов пробовал приобрести своих учителей через обучение их за рубежом. Конрад Буссов писал, что царь Борис послал также в Германию, Англию, Испанию, Италию и Францию своих эмиссаров для поиска и приглашения ученых. Эти сведения отчасти подтверждаются документами Посольского приказа: в 1600 г. в Германию был послан Ганс Крамер для привлечения медиков и ученых, в Любеке той же целью отправили Бекмана; в 1602 г. из Англии в Москву прибыли ученые, в частности аптекарь Яков Астафьев.
Конрад Буссов привел также информацию, что в 1602 г. царь Борис послал 18 детей дворянских для обучения в Англию, Францию и Любек. Исследователям еще в XIX в. удалось документально под твердить эти сведения: четверо юношей обучались в Англии (М.О. Григорьев, С.М. Кожухов, К.П. Давыдов, В. Костомаров), пятеро — в Любеке, трое — в Швеции. Однако никто из них не вернулся в Россию.
Еще в 1600 г. в связи с посольством Афанасия Власьева в западные страны шли разговоры о желании Бориса Годунова учредить академию в Москве. Более того, агент императора Лука Паули в 1604 г. сообщал патрону, что царь Борис намерен открыть «латинские школы» и обучать избранную молодежь иностранным языкам для дипломатических нужд и повышения общего культурного уровня («чтобы они со временем отвыкли от прирожденной грубости и могли бы с другими христианскими народами, в особенности благодаря латинскому языку, не только разговаривать, но и сходиться с ними в благопристойных обычаях и добродетелях и обращаться вежливо друг с другом»). Эту идею еще в 1600 г. развивали перед Годуновым польские послы: они говорили о необходимости открытия в России латинских коллегий, отправки юношей за границу для обучения.
Однако, как сообщал Конрад Буссов, на пути всех просветительских пл ориентированных на западные образцы, встало православное духовенство: "монахи и попы воспротивились этому", считая, что чужие науки и языки приведут к раздорам и пошатнут веру. А по словам Якова Маржерета, «московиты ненавидят науки, и особенно язык латинский; не знают ни школ, ни университетов. Один священники наставляют юношество чтению и письму, чем немногие впрочем занимаются».
Годунов не смог осуществить «на русском материале» свои замыслы (кроме неудачной акции по обучению юношей и привлечения в Москву искусных мастеров и ученых медиков). В его время школа в Москве была открыта только для иностранцев в так называемой Немецкой слободе; в 1602 г. на погребении датского принца Иоанна присутствовали 30 ее учеников во главе с наставником пастором Мартином Бером.
Хотя просветительские проекты Самозванца по сути своей были тождественны годуновским, главным орудием их потенциального осуществления выступали отцы иезуиты и польское окружение Лжедмитрия I. Понятно, что еще более, нежели при Борисе Годунове, все это было связано с «латинством» в вероисповедном смысле. Но если выросшему в православной российской среде царю Борису не удалось осуществить свои замыслы, то планы пришельца, окружившего себя иностранцами, изначально были обречены на провал. Тем не менее тяга Лжедмитрия к западному просвещению была подмечена: царь часто блистал своими познаниями в Думе и укорял бояр в невежестве.
Просмотров: 9873
Источник: В. Ульяновский. Смутное время. М.: Европа, 2006
statehistory.ru в ЖЖ:
