Знамя Победы
---
Каждую весну причерноморские гостиницы всегда превращались в своеобразные филиалы кино- и телестудий. В большинстве сценариев отечественного кино герои ехали выяснять личные отношения на берега Черного моря. Объяснялось это тем, что на юге длиннее световой день, воздух более насыщен солнечными частицами, улучшающими цветопередачу. Ну а у режиссеров свой резон – к морю легче заманить именитых артистов. Что и говорить, на солнечном побережье кино снимать приятнее, чем где бы то ни было.
Случилось так, что и моя первая командировка на ЦТ началась с юга.
Севастополь. Апрель. Прыжок от почерневших московских сугробов на прогретую позеленевшую землю. Спускаемся по трапу, держа в руках зимние куртки.
Киношный мир тесен. Все или знают друг друга, или имеют общих знакомых. Объятия и рукопожатия начинаются уже в аэропорту. В очереди к администратору гостиницы сразу три творческие бригады из Москвы. У всех по сценарию «привязка» к морю. Мой оператор Яков Михайлович Посельский обнимается с кем-то из ЦСДФ. Обращается ко мне и к директору группы:
– Сегодня никаких съемок не предполагается. День размещения и знакомств. Предлагаю раскошелиться на пару шампанского. Пригласим в гости интереснейшего человека – Моисея Абрамовича Шнейдерова – корифея документального кино, заслуженного деятеля искусств. Он снимал водружение Знамени на Рейхстаге.
Мы, естественно – «за». С такими корифеями надо заводить знакомство не на съемочной площадке. Там они недоступны.
Вечером за застольем Посельский шепчет: «Спроси гостя о Рейхстаге. Но деликатно. Его трудно раскачивать на воспоминания».
Выждав подходящий момент, обращаюсь к Шнейдерову с соответствующим вопросом.
Моисей Абрамович стал разгонять дым богатырской ладонью. С укором смотрит на Посельского: мол, это ты надоумил своего режиссера? Пытаюсь выручить Якова Михайловича.
– Я всегда завидовал тем, кто водружал Знамя Победы. И особенно тем, кто запечатлел для истории эпохальное событие. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!».
Это обо всех, кто штурмовал Берлин.
Шнейдеров от неожиданности откинулся на стуле. Строгий взгляд с Посельского перевел на меня. Что-то его задело. Возможно, к месту оказались стихи Тютчева. Он задымил еще гуще.
– Войны бывают солдатские, маршальские, конструкторские, партизанские и прочие. У нас с Яковом была своя война – операторская. Берлин сорок пятого, согласись, Яша, вершина нашей профессии.
Посельский согласно закивал головой. Шнейдеров потер закрытые глаза и обратился ко мне.
– Помните кадры, где солдат закрепляет знамя на карнизе Рейхстага?
Я киваю головой.
– А вы обращали внимание, что происходит внизу, вокруг здания?
Уверенно отвечаю: «Там продолжается бой, все в дыму».
– Дело в том, что внимание «держит» первый план – Знамя. Если присмотреться, внизу спят наши солдаты. Улеглись после ночного боя – кто где. Штурм закончен. Рейхстаг взят. Когда вел панораму по Знамени, углядел левым глазом, что там внизу, и вовремя остановил кадр. Все, что мы снимали, в тот же день спецрейсом отправлялось в Москву. Какова ответственность! А вдруг кассета с бракованной пленкой. Бывало и такое. Не так страшно оператору ранение, как боязнь допустить технический брак. Кому положено знали – Верховный начинает свой рабочий день с просмотра очередного выпуска военной кинохроники. Потому-то у нас богатейшие киноархивы по Великой Отечественной. Многие наши коллеги не вернулись с войны.
– Моисей Абрамович, если вокруг Рейхстага тишина и спят солдаты, а вы снимаете водружение Знамени, значит, это не соответствует подлинности события? Получается, что вы снимали постановочную хронику?
Если мой первый вопрос только смутил гостя, то второй попал в самое сердце. Он снова с укором посмотрел на Посельского. «Нашли тему для любознательных».
Шнейдеров, как мне показалось, погрустнел. И произнес то, о чем ему, возможно, и не хотелось говорить.
– Рейхстаг взяли ночью. Для кинохроники пришлось повторить штурм при свете дня. Киноправда и реальные события – вещи разные. Иногда несовместимые.
Посельский сжимает мне локоть. Что означает – меняем тему. Шнейдеров положил свою крупную ладонь на грудь и вздохнул. Может, кольнуло сердце. А может, подумал, что не место распространяться на запретную тему. Сошлются на очевидца, где не надо. Ведь тогда непогрешимой истиной считалось – Знамя Победы водрузили в 14.25 тридцатого апреля 1945 года. Об этом написано в мемуарах Жукова и во всех учебниках истории. Что же получалось? Ворвались в Рейхстаг в ночь на первое мая, а Знамя водрузили досрочно, 30 апреля.
Я не знал тогда, что Знамя Победы окутано множеством недомолвок. Всем, кто снимал, писал, говорил на тему штурма Рейхстага, вменялась обязательная, дозволенная цензурой, версия.
Образовавшуюся паузу прерывает своими воспоминаниями Посельский:
– Вот здесь, в Крыму, в 1944 году со мной произошел анекдотический случай. Догоняем мы на корреспондентской машине наступающие наши войска. В одном месте наблюдаю картину – все поле усеяно трупами немецких солдат. Говорю водителю,: «Тормози, надо заснять». Спускаюсь с насыпи, включаю камеру. И что вы думаете? Трупы начинают шевелиться. А те, что поближе, смотрят на меня и поднимают руки. У меня – волосы дыбом. Оказывается, большинство из них только прикидывались убитыми, чтобы сгоряча не постреляли наши передовые отряды. «Убитые» собираются вокруг нашей машины. Несколько десятков. Что делать? Хорошо, в это время подоспела какая-то тыловая служба. И мы с водителем передали немцев им. Оказывается, сдаться в плен в бою – большая проблема. У бегущих в атаку солдат задача – захватить побольше территории. На кого оставлять вооруженных противников, даже готовых сдаться? Учитывая ярость боя, целесообразнее их уничтожить.
Помню, в тот вечер к разговору о Знамени не возвращались. Но в моей памяти встреча со Шнейдеровым оставила заметный след. Почему непосредственный очевидец эпохального события войны предпочел не вдаваться в подробности?
Шло время. Я стал работать режиссером и корреспондентом программы «Служу Советскому Союзу». Появилась возможность работать с архивными документами, встречаться со многими ветеранами войны. На моей памяти произошел скачок цифр о наших потерях – с четырнадцати миллионов человек до двадцати, а затем до двадцати пяти и выше. Последняя цифра, потрясшая меня, – за время войны в СССР было одето в военную форму тридцать девять миллионов человек. Выходит, что воевали не только умением, но и числом.
Однажды одному из участников нашей программы, историку, профессору Г.А. Куманеву, ныне академику РАН, я рассказал о давнишней встрече с оператором Шнейдеровым.
– Нас, историков, – признался Георгий Александрович, – история со Знаменем давно беспокоит. Но пока живы главные фальсификаторы событий, вольные и невольные, до тех пор будем тиражировать небылицы. Я веду переписку с непосредственными участниками штурма Рейхстага. И все, что они рассказывают, никак не укладывается в официальную версию, изложенную во многих публикациях. Вы слышали когда-нибудь о группе капитана Макова? А ведь именно его пятерка первой проникла на крышу Рейхстага, и, что очень важно и ценно для истории, они доложили об этом по рации, что зафиксировано в документах. Вся остальная информация о штурме – сплошные домыслы и противоречия. Я не против Егорова и Кантарии. Они солдаты. Их выбрали в качестве символов. Пускай. А вот многие, с крупными звездами на погонах, покривили против истины и совести. Если у вас есть желание, помогу вам организовать встречу с двумя оставшимися в живых из пятерки капитана Макова.
Когда я в редакции подал заявку на съемку и рассказал, что собираюсь снимать, мне поставили на вид: «Ты что, Знамя Победы –наша святыня! Никому не позволено его трогать!».
Кануло в Лету еще несколько лет. Профессор Куманев сообщает: «Ушел из жизни капитан Маков. Остался один Минин. Он живет в Пскове».
Прошу Куманева предупредить Минина, что я приеду на съемку. Под другим предлогом выписываю командировку в Псков. Ищем в новостройках нужный адрес. Стандартная двухкомнатная квартира. На кухне связки лука, чеснока, банки с солениями, корзины с яблоками.
– Все свое, – поясняет Михаил Петрович Минин. – Мы с женой приобрели участок в той самой деревне, где я родился. В родовом доме живет двоюродная сестра. Если у вас есть время, давайте съездим туда. Угощу медом. У меня своя пасека. Увлекся пчеловодством. Я ведь человек от земли. А она притягивает с годами все сильнее. Кстати, там у меня все публикации и вырезки из газет по Рейхстагу. Надо привезти на зиму в город, чтобы мыши не погрызли.
Едем в деревню. Дороги на Псковщине хорошие, но села кажутся безлюдными.
– Довоенная численность населения области так и не восстановилась, – сетует Минин. – Помню, когда был подростком подростком, в роще за околицей нашего села собирались десятки парней и девчат. А сейчас – пусто.
Останавливаемся возле дома двоюродной сестры. Встреча с хозяйкой.
– На этом месте до войны стоял дом моего отца. Здесь же родился мой дед. Мы с моим младшим братом Федей перед уходом на фронт посадили за оградой дубок. Вот он. Прошло больше полувека, и он вырос огромным, раскидистым. Но что для дуба пятьдесят лет? Дереву еще расти и расти.
Мы спустились к реке Великой. Кое-где дымились прибрежные баньки. Спокойная и полноводная река, старинная деревня, покой и величавость природы располагали к откровению. Я спросил Михаила Петровича о фронтовых товарищах, боялись ли они смерти.
– Скажу вам так. То были простые парни. Трудяги. Интеллигентов среди нас не было. Им что воевать, что умереть – одинаково.
Прошу рассказать о самом главном, ради чего мы сюда приехали.
– Двадцать девятого апреля в нашем артиллерийском полку, обстреливающем Рейхстаг, зачитали Приказ по Третьей Ударной армии. Кто водрузит знамя на Рейхстаге, будет представлен к званию Героя. Добровольцев объявилось много. Почти все. Отобрали пятерых. Капитана Владимира Макова, сержантов Газия Загитова, Александра Лисименко, Алексея Боброва и меня. Взяли с собой рацию. С наступлением темноты тридцатого апреля подобрались к Рейхстагу. Но не со стороны Королевской площади, откуда наступали основные штурмовые группы, а зашли с тыльной стороны. Массивная дверь здания оказалась запертой. Мы подобрали валявшееся бревно и стали таранить ее. Вдруг слышим голос: «Мужики, зачем ломитесь в закрытую дверь? Следующая – открыта». У стены сидел, судя по всему, контуженный солдат. Наверное, из таких же добровольцев, как и мы. Действительно, дернули следующую дверь – не заперта. Мы вошли.
А теперь представим рассказ капитана Макова перед членами партийной комиссии при ЦК КПСС, в задачу которой вменялось спустя пятнадцать лет установить истину – кто первый водрузил Знамя на Рейхстаге? Поскольку историки все время поднимали этот вопрос. Известно, что на крыше и на стенах Рейхстага было установлено около сорока знамен. Какая очередность и кого считать первым? В рапорте капитана Макова вызывала недоумение простота ситуации, подсказка контуженного солдата, наконец, бревно для тарана.
В тот вечер 30 апреля никто из штурмовавших Рейхстаг не знал, что Верховному уже было доложено: «Знамя на Рейхстаге водружено в 14 часов 25 минут». Допускаю вариант – рапорт о преждевременном водружении Знамени мог возникнуть в результате пропагандистского воздействия на противников и союзников. Ведь и немецкая пропаганда часто выдавала желаемое за действительное. Работала на опережение. Объявляла о взятии Москвы, Сталинграда, Главного Кавказского хребта.
Но вернемся к воспоминаниям Минина. В полной темноте, по каким-то коридорам и лестницам, пятерка капитана Макова поднялась на крышу. Флаг привязали к аллегорической женской фигуре. По рации доложили своему командиру: «Флаг укрепили на фигуре какой-то немецкой б…» Позже узнали, это была богиня Победы. Конечно, группе приходилось вступать в перестрелку, сержант Загитов был ранен. Когда спустились вниз, встретились со штурмовыми группами 153-й Идрицкой дивизии, ворвавшейся в Рейхстаг со стороны Королевской площади. Им только предстояло подняться на крышу и водрузить свое Знамя.
Ставлю себя на место командиров первого эшелона штурмующего Рейхстаг. Ведь они уже доложили о точном времени водружения Знамени. Кто тогда считался с добровольцами. Нетрудно догадаться, как родилась одна единственная версия – флаг Победы водрузили сыны двух великих народов – русские Егоров и грузин Кантария. Был бы Сталин не грузином, а, к примеру, татарином, нашли бы солдата-татарина.
Входим с Мининым в почерневший деревенский дом на фундаменте из валунов. Михаил Петрович раскладывает свой архив.
– Вот смотрите. Два снимка. Первое мая сорок пятого года. Рейхстаг снят с одной точки. А Знамена разные. На одном – полотнище узкое и длинное. На другом – широкое и квадратное. Какое считать подлинным? Теперь пишут, что Знамя на Рейхстаге появилось второго мая. На одну ложь наслаивается другая. Член военного совета генерал Телегин совершал облет Рейхстага на самолете. Он утверждает: ни первого, ни второго мая Знамени на куполе не было. Или еще. Генерал-майор Переверткин докладывает: Знамя сняли второго мая на хранение, а командир полка, штурмовавшего Рейхстаг, пишет, что Знамя сняли десятого мая. Я утверждаю, что на куполе ни первого, ни второго мая Знамени не было. Туда не смог бы добраться даже опытный скалолаз. Расстояние между ребрами купола по два с половиной метра. Теперь пишут, что было установлено сорок Знамен. Спрашивается: какое считать главным? На совещании в ЦК КПСС, уде я присутствовал, генерал-лейтенант Телегин заявил: «Возня вокруг Знамени Победы приобрела уродливый характер». Это напечатали «Известия». На почве искажения истины и лжи у всех участников штурма начался душевный раздрай.
Минин роется в бумагах. Разворачивает пожелтевшую газету.
– Еще один пример. Солдат 674-го полка Лысенко, проживающий в Брянской области. В его наградном листе написано: «Звание Героя присваивается за водружение Знамени на Рейхстаге». Лично у меня ни на кого обиды нет. Но когда читаешь неправду –заедает. И ничего с собой не поделаешь.
Мне вспомнилась одна встреча в Концертной студии Останкино по случаю двадцатилетия Победы. В кулуарах между съемками генерал Белобородов вспоминал, как в 1945 году на приеме в Кремле по случаю Победы группа молодых воодушевленных генералов, и он в том числе, обратилась к Сталину с предложением – давайте напишем историю Великой Отечественной по горячим следам. На что Верховный ответил: «Ничего у нас не получится. Мы не будем объективными». Согласимся, никто еще не написал объективную историю по горячим следам событий.
Очерк о поездке к Михаилу Петровичу Минину дважды удалось показать по телевидению.
Прошло еще какое-то время. При очередном посещении Зала Победы в Музее Вооруженных сил, обратил внимание на некоторое изменение в экспозиции. На одном из стендов появились портреты капитана Макова, сержантов Лисименко, Загитова, Боброва и Минина. Но без Звезд Героев.
Как же долог и тернист путь истины на скрижали истории.
Прочитав мой рассказ, дочь спросила: «Пап, как же произошел отбор двоих из множества водружавших Знамена?»
– Катюша, – отвечаю, – этого не знает никто. Даже специально созданная комиссия при ЦК КПСС, чтобы установить, кто был первым, оказалась в затруднении. Ведь не все в истории запротоколировано и подтверждено документами. Многое совершалось по устным указаниям. Скорее всего, так и произошло со Знаменем Победы. В угоду Сталину.
Я уже поставил точку, как в своем архиве обнаружил письмо от 5 августа 1986 года. Заказное, с уведомлением. Отдел писем Центрального телевидения переслал его по инстанциям. У меня копия письма. Сейчас оно показалось мне важным и актуальным. Адресат – Черниговская область, Корюковский район, село Домашлин, от А.Орешко. Цитирую:
«Более тридцати лет я веду следопытский поиск о незаслуженно забытом подвиге моего отца Орешко Степана Гавриловича. Это он первый тридцатого апреля 1945 года с группой разведчиков водрузил на статуе Вильгельма Первого Знамя Победы. За этот подвиг отец был представлен к званию Героя Советского Союза. Я этот наградной лист имею. В нем, в частности, пишется: «Тов. Орешко был одним из тех, кому было приказано, пользуясь мощной поддержкой нашей артиллерии, на подручных средствах форсировать реку Шпрее, пробиться в здание Рейхстага, и водрузить над ним Знамя Победы. Беря с боем каждый метр площади, разведчики ворвались в здание Рейхстага, с ходу захватили один из подвалов, задержав тем самым до трехсот немецких солдат гарнизона Рейхстага. В 14 часов 25 минут тов. Орешко с группой разведчиков водрузил Красное Знамя. За проявленное геройство и мужество в бою достоин присвоения звания Героя. Командир 674-го сп (стрелковый полк – прим. Авт.), подполковник А.Д. Плеходанов. 6 мая 1945 г.». Ниже резолюция командира 150-го сд (стрелковая дивизия – прим. Авт.) генерал-майора В.М. Шатилова от 14 мая 1945 года – «Достоин присвоения звания Героя». Командир 79-го стрелкового корпуса генерал-майор Переверткин. 27 мая 1945г.».
3 мая 1945 года дивизионная газета «Воин Родины» напечатала: «Они отличились в бою. Родина с глубоким уважением произносит имена героев. Советские богатыри, лучшие сыновья народа, об их выдающемся подвиге напишут книги, сложат песни. Над цитаделью гитлеризма они водрузили Знамя Победы. Запомним имена храбрецов: Булатов, Кашкарбаев, Правоторов, Лысенко, Орешко, Почковский, Бреховецкий, Сорокин. Родина никогда не забудет их подвига. Слава героям!».
Далее сын пишет, что отец получил только орден Красной Звезды.
Подумалось, собрать бы в Зале Победы Центрального музея Вооруженных сил портреты всех участников штурма Рейхстага. Для этого не надо ни расширять экспозицию, ни перестраивать Музей. К нашим услугам – компьютер. Нажал клавишу – и получай полную информацию. Для ПАМЯТИ. Ведь она тоже материальная сила.
P.S.
Знал бы, что спустя годы окажусь перед Рейхстагом, на той самой Кёнингсплац, по которой 65 лет назад, приближались к финальной точке войны солдаты 150-й стрелковой дивизии, по-другому бы разговаривал с ветеранами, выспрашивал о подробностях того штурма, о том, о чем обычно не вычитаешь в книгах.
По Берлину в апреле 45-го ежесуточно выстреливалось по 260 вагонов боеприпасов! Город защищала полуторамиллионная группировка. Нацистский гуру заклинал их всех сражаться до последнего. И все же шестьсот тысяч капитулировали. Не сразу. Когда Красная Армия их вынудила. Утром второго мая сдался и гарнизон Рейхстага. Из подвалов вышли 2604 солдата и офицера, уцелевших из пяти тысяч.
Я много прочитал о штурме Берлина. Но вживую все видится в другом измерении.
Обхожу вокруг Рейхстага. Ищу ту дверь, через которую проникла в здание группа капитана Макова. Сейчас это служебный вход в парламент. Иду дальше. Совсем рядом, в нескольких метрах от здания, полноводная Шпрее. Она очень затрудняла штурм – прикрывала объект с двух сторон. Меня всегда поражало – как в том аду мог устоять Рейхстаг. По накалу битвы за Берлин на этом месте должна была бы образоваться гора щебня. Но Рейхстаг сложен из таких каменных монолитных плит, что, сколько по нему ни били, устоял.
Чтобы войти в современный Рейхстаг, надо выстоять огромную очередь. Мы проехали через всю Германию и нигде не видели очередей, а здесь она такая, как некогда в Мавзолей на Красной площади. Приходится ждать полтора-два часа, чтобы войти и подняться на крышу в стеклянный купол – творение известного американского архитектора Норманна Фостера. В Германии даже туалеты в музеях – и те платные, а в Рейхстаг вход свободный. Тонко просчитанный пиар. Смотри, турист, ты поднимаешься на крышу самого демократического парламента в мире. Умно? Безусловно! Пиар? Настоящий!
Правда, чтобы подняться на купол, проходишь тщательный досмотр, как при посадке в самолет. Меня попросили снять даже ремень с металлической пряжкой.
Знаменитый купол теперь смотровая площадка города, который, как утверждают, в восемь раз больше Парижа. Одеваешь наушники радио-гида и поднимаешься вверх по спирали. Слушаешь экскурсию о Берлине. Кстати, купол Рейхстага, единственное место в Германии, где есть радио-гид на русском.
Рядом с парламентом остановка городского транспорта. Подъезжает автобус. На нем фирменная реклама: «Горбачев – водка». Гордости за нашу страну почему-то при этом не испытываешь. Вожди бывают разные: везучие и невезучие, сильные и слабые, решительные и не очень. Для меня Горбачев остался в памяти никаким. Даже для рекламного бренда прославленного напитка его фамилия не подходит.
По городу много памятников злополучной Берлинской стены. И мало что напоминает о той страшной войне. Знаменитый монумент Воину-освободителю в Трептов-парке, к которому мы подошли в сумерках, поразил нас полным отсутствием освещения. Как в самом парке, так и вокруг памятника. Покидали парк в полной темноте. Какая уж тут «светлая память»?!
И еще. Если мне доведется встретить Музу истории – непременно брошу ей горестный упрек: «Госпожа Клио, кто сказал, что история наука? Так, летопись правящих режимов».
Просмотров: 14382
statehistory.ru в ЖЖ:
