Брянская "Смута". Как крестьяне пытались перейти в купечество
Такую возможность имела большая группа крестьян пригородных Верхней и Нижней слобод. Некогда это были дворцовые слободы. Но в 1708 году Петр I подарил их генералу Брюсу. Потом ими владел Меньшиков, от него слободы перешли к Апраксину и, наконец, были проданы крепостнику-заводчику Афанасию Гончарову. По второй ревизии у него здесь числилась 1065 душ при 982 десятинах пашни. Из - за нехватки земли большинство крестьян, как и прежде, находилось на оброке, занимаясь ремеслами и торговлей.
И вот теперь несколько десятков наиболее зажиточных семей заявили о своем желании и праве записаться в купцы. Брянский магистрат, возглавляемый бургомистром Ильёй Выходцевым и ратманами Владимиром Волковым, Иваном Сапожковым и Акимом Пенчуковым, охотно согласился приписать крестьян к брянскому купечеству и даже дал обязательство в случае несостоятельности новичков платить за них подати.
Эта весть крайне встревожила Гончарова. И он начал принимать меры, чтобы предотвратить переход крестьян в купцы.
Первым в ноябре 1747 года подал прошение о переводе его в купечество бывший бурмистр слободы Варфоломей Ананьин с братом Семеном. Тотчас же гончаровский приказчик Михаил Зайцев с группой крестьян явился в город и разорил находившийся там двор Ананьина. Были разобраны два амбара, печь в доме. А все пожитки отвезены на господский двор. Забрали двух сыновей и жену. Самого хозяина в Брянске тогда не было. Когда он узнал о случившемся, то тут же пожаловался в магистрат. Выяснилось, что Зайцев отправил домочадцев Ананьина на Малоярославецкую фабрику Гончарова. Тогда группа купцов, оседлав коней, бросилась вдогонку. Зайцев, прослышавший об этом, помчался в воеводскую канцелярию просить помощи. Оттуда вслед за купцами по Московской дороге поскакали чины воеводской канцелярии.
Купцы отбили Ананьиных у гончаровских крестьян, но и у них их тут же отбили воеводские посыльные, да еще при этом захватили особенно сопротивлявшегося купца Якова Беляева.
Спустя несколько дней по требованию магистрата, который заявил, что Ананьины уже купцы и их надо привести к присяге, «пленников» отпусти ли.
Но Зайцев не дремал. Среди бела дня он организовал нападение своих крестьян на лавку Ананьина. Ее сломали и увезли вместе с 73 пудами пеньки. Забрали и хранившиеся там 573 рубля. А вечерам разорили пасеку и увезли оттуда все добро.
Однако эти репрессии не испугали других. Вскоре гончаровский приказчик узнал, что в купцы решили перейти крестьяне Сергей Никулин, Петр Лоскутов, Федор Андросов, Ефим Коншин и Илья Никулин. Захватив их вместе с семьями, разорив дворы, Зайцев заковал всех в цепи. Почти полтора месяца сидели они закованные, пока Брянский магистрат, получивший указ о приписке 45 человек в купцы, не потребовал их к себе для приведения к присяге, как людей уже свободных. Зайцев вынужден был подчиниться. Но тут же распорядился снова тайно поймать всех и отправить на Малоярославецкую фабрику. В феврале и марте были приписаны в купцы еще 54 гончаровских крестьянина. Но большинство из них к тому времени уже было отправлено в дальнюю гончаровскую вотчину.
Еще в декабре 1747 года Брянский магистрат обратился в главный магистрат с жалобой на насилия, чинимые Гончаровым. А тот в свою очередь пожаловался на магистрат и купцов, которые-де подбивают крестьян бежать из его имения, а Ананьин — заводила всей смуты.
Главный магистрат жалобу брянских властей не принял во внимание, а по жалобе помещика запретил без разрешения Москвы записывать брянских разночинцев в купцы, потребовал выслать в Москву дело о приписке в купцы Ананьиных и его самого под караулом, а также тех купцов, на которых жаловался Гончаров: Чамова, братьев Никитиных и Ерохина. Одновременно главный магистрат обратился в военную коллегию с просьбой принять меры против побегав гончаровских крестьян. Коллегия немедля послала на сей счет указание бывшему в Брянске с командой прапорщику Василию Юшкову.
Брянский магистрат не торопился выполнять указания главного магистрата. В Москву была отправлена отписка. А между тем прапорщик Юшков доносил военной коллегии, что ничего он против побегов крестьян предпринять не может, так как сам не чает остаться живым, ибо его двор в одну из ночей осадили купцы и беглые крестьяне, от которых он с трудом отбился с помощью солдат.
Узнав об этом новом инциденте, главный магистрат направил в Брянск нарочного с твердым наказом доставить все бумаги о приписке в купцы, самих приписавшихся, а также купцов, о которых шла речь раньше. И снова получил из Брянска отписку.
Едва посыльный вернулся в Москву, как сюда же, в главный магистрат, курьер привез из Петербурга указ сената разобраться по жалобе Гончарова о незаконной приписке крестьян в купцы.
Теперь главный магистрат шлет в Брянск двух гонцов со строгим наказом, чтобы крестьян, перешедших в купцы, заковать и под караулом доставить в Москву, привезти документы о их приписке, а бургомистра и ратманов за невыполнение предыдущих приказов оштрафовать на 100 рублей. Приказано было также арестовать и держать под стражей всех членов магистрата, пока не будут выданы купцы Чамов, Никитины и Ерохин. Одновременно в Брянск была направлена комиссия для расследования дела о нападении на квартиру прапорщика Юшкова.
Заручившись поддержкой в Петербурге и Москве, Гончаров решил объявить войну городу.
Посыльные главного магистрата ехали в Брянск в сопровождении двух гончаровских приказчиков и группы крестьян. Как доносил Брянский магистрат, при въезде в город они «чинили на брянских посадских нападения, разбои и смертные побои». Действительно, у встретившегося им купца Кузьмы Попкова забрали лошадь, одежду, а его брату Архипу разбили голову. У купеческого сына Никиты Сапожкова отняли лошадь, одежду и деньги. Посадского Ивана Жердева избили плетьми. Потом напали на Василия Матвеева (батрака купца Михаила Коростина), отняли у него лошадей, избили. Но при въезде в город на гончаровских крестьян напали посадские и отняли большую часть награбленного.
Между тем, представитель главного магистрата Портнов сразу же по прибытии в Брянск взял 20 солдат и направился с ними к магистрату. Солдат он расставил у дверей, окон и объявил, что, выполняя приказ главного магистрата, он не выпустит бургомистра и ратманов до тех пор, пока не будет выполнено распоряжение о выдаче крестьян и купцов. Прождав два дня, он самолично заявился в магистрат для переговоров. Бургомистр Кольцов, сменивший к тому времени Выходцева, заявил, что он пошлет письменный ответ в магистрат. Обозленный этим ответом Портнов, «будучи в шумовстве, кричал необычайно, с великою яростию и нахальством. И хотя он от того был уговариваем, однако ж не только, чтоб от того унялся, но называл бургомистра Кольцова укрывателем, вором и определенным бургомистром не по указу».
Бургомистр и его помощники были люди сметливые. Скрутив московского гостя, не давая ему возможности вызвать подмогу, они тут же учинили над ним суд и по указу за оскорбление должностных лиц порешили «взыскать с него, Портнова, не сходя с места, штрафа 10 рублей и записать в приход, а пока не заплатит, держать под караулом, без выпуску».
Не имея желания сидеть под арестом у людей, им же арестованных, Портнов отдал 10 рублей. Посрамленный, он немедля забрал солдат и уехал на города. А из Брянска в тот же день в Москву было послано письмо бургомистра, что магистрат-де уже отправил в Москву Ананьиных, что братья Никитины направили туда же своего поверенного. Но всех крестьян отправить нет возможности, так как многие из них в отлучке, в том числе Иван Борцов и Прохор Никитин взяты с семьями на фабрику Гончарова, там же находятся в кандалах и больших железных рогатках Никифор Никулин, Филипп Шлыков, Мокей Костин, Федор Гончаров и другие. А на остальных пока не готовы документы о размерах их торговли. В этом же письме главный магистрат поставили в известность, что «крестьяне Гончарова нападают и грабят купцов и других людей. Захватив в дороге с товаром сына купца Захарова Ивана и купца Василия Макарова, держали во дворе своего господина на малое время».
Однако на все эти жалобы брянского магистрата ни в Москве, ни в Петербурге никак не реагировали. Зато в сентябре 1748 года главный магистрат, как и следовало ожидать, постановил признать неправильной запись крестьян Гончарова в купцы. Всех их велено было вернуть в поместье, а пока это не будет сделано, майору Горбунову приказали держать членов магистрата под арестом. Бывшего бургомистра Выходцева и ратманов оштрафовали еще раз на 100 рублей. Тщетно магистрат пытался обжаловать в сенат это решение. Он писал, что из 300 дворов Верхней и Нижней слободы только 10 занимаются земледелием, а остальные ведут большую торговлю и промысел, но Гончаров, мол, пытками заставил крестьян отказаться при допросе от своих лавок и заведений в городе, что он теперь их записывает как фабричных, а если бы они были записаны в посад, то от этого «произошла бы государству не малая прибыль и в купечестве польза и умножение». Однако сенат стоял на стороне помещика и оставил эту жалобу магистрата без внимания. Зато ходатайства и жалобы Гончарова рассматривались немедля и по ним сразу принимались меры.
В октябре 1748 года в Брянске вновь появился канцелярист Портнов. Он привез указ майору Горбунову арестовать купцов Григория, Кузьму и Алексея Кольцовых с товарищами, которых Гончаров в новой своей жалобе обвинил «в подговоре Ананьиных и прочих крестьян его (Гончарова—В. В.) к побегу, в приходе многолюдством к конюшенному двору Гончарова и в стрелянии по крестьянам его из ружья, в зажигании конюшенного двора и в бое крестьян Гончарова». Следовало также сменить бургомистра и обоих бывших бургомистров Выходцева и Кольцова, копииста Андросова и некоторых других, а всего 28 человек арестовать и направить в Москву для следствия о беспорядках в Брянске. Надо было также выловить еще не пойманных крестьян Гончарова, записанных в купцы.
Однако многих купцов из тех, кого предстояло арестовать, на месте не оказалось. Тогда Горбунов и Зайцев расставили по всем дорогам своих людей, приказав хватать пеших и конных. Крестьяне, безропотно выполнявшие приказы Гончарова и не имевшие повода для симпатий к купцам, били и грабили всех попадавшихся им горожан. А в это время другая воинская команда вместе с крестьянами, возглавляемая Горбуновым, обходила дома в городе, обшаривала их, переворачивала все вверх дном в поисках купцов и крестьян. У Герасима Гридина, крестьянина Гончарова Горбунов разорил дом и кожевенный завод, а все имущество увез на барский двор. Не застав дома купца Кузьму Кольцова, «учинил не малое во дворе разорение и бил сестру его смертно». В описке купцов, подлежащих аресту, числился некто Анисим Харчевников. Однако купца с такой фамилией в городе не было. Тогда Горбунов схватил купца Анисима Беляева и отправил его в гончаровскую усадьбу к Зайцеву. Несколько дней спустя мертвого Беляева привезли к магистрату. При осмотре обнаружилось, что он был весь избит, руки переломаны. Но Горбунов тут же прислал в магистрат извещение, что он отправил Беляева в Москву под охраной, а тот по дороге умер.
1749 год ознаменовался вспышкой новых насилий. В январе в дом вдовы Анисьи Куприной ночью ворвалась группа солдат с ружьями и примкнутыми штыками. Они нагнали на семью такой страх, что дочь Куприной умерла. Это вызвало бурное возмущение горожан. Месяц спустя купеческий староста Давыдов повез в Севск рекрутов. По дороге на них напали крестьяне Гончарова. Старосту и провожатых избили, ограбили, а рекрутов увели с собой. Несколькими днями позже был схвачен в Нижней слободе купец Алексей Гридин и избит. Случайно узнав об этом, к нему прибежала мать. Тогда Зайцев распорядился схватить обоих и, заковав в кандалы, посадить в тюремную избу. Почти одновременно был разорен двор записавшегося в купцы крестьянина Тимофея Голышкина, а жена его избита. Затем были ограблены и избиты купцы Дмитрий Говядинов, Григорий Раев, Андрей Потемкин, Иван Чурилин. У Свиной заставы человек пятьдесят гончаровских крестьян с ружьями и рогатинами задержали и, избив, ограбили посадского Григория Усова и сына Варфоломея Ананьина Василия. Ананьина привязали к оглоблям и волокли по дороге девять верст. «Пленников» передали Зайцеву. Тот Усова отпустил, а Василия Ананьина заковал в ручные и ножные кандалы и отправил на фабрику. Несколько дней спустя поймали мать Василия и «чинили ей — как жаловался муж Варфоломей Ананьин — тиранское мучение, чего и в христианском законе едва бывает». Сорвав с нее одежду, били дубьем и обухами, потом за волосы и за ноги поволокли ее «как мертвую скотину» в Нижнюю слободу и «ругались при этом непотребно». Зайцев также бил ее нещадно и, видя, что она уже при смерти, велел увезти ее, а куда — это мужу не известно. Не известно, жива она или мертва.
Обо всех этих фактах Брянский магистрат регулярно сообщал в сенат и главный магистрат, добавляя, что в Брянске на Зайцева и его крестьян управы нет, т. к. брянскому воеводскому суду запрещено разбирать преступления гончаровских крестьян, а Горбунов находится в сговоре с Зайцевым. Но ничего практически по этим сообщениям не предпринималось.
Наконец, случилось такое. В воскресенье, 21 мая. Горбунов, которому никак не удавалось взять одного из Кольцовых, решил это сделать в церкви во время обедни. С одним из солдат майор вошел туда и объявил Кольцову, что тот арестован. Кольцов немедля бросился вон из церкви. За ним кинулся солдат со шпагой. Но купец сбил с ног солдата, а брянские посадские, выбежавшие вслед за Кольцовым, отняли у солдата шпагу и избили его, пригрозив тем же Горбунову.
Получив донесение об этом инциденте, военная коллегия сочла за лучшее убрать из Брянска незадачливого вояку, а для успокоения брянцев объявила, что будет проведено следствие о неправильных действиях Горбунова.
Зайцева не смутил отъезд Горбунова. Выполняя волю своего хозяина, он продолжал натравливать крестьян на горожан. Избиты и ограблены были купцы Василий Жданов, Аким Бадулин, посадский Михаил Гамов, работник купца Кольцова Леонтий Терентьев. Причем эти двое последних сгинули без следа. Крестьяне угрожали: «ежели при магистрате сыскной команды на карауле не будет, то мы и магистрат разобьем, а кого в магистрате застанем, то всех, в особенности купцов Кольцовых, где попадутся, перережем».
Зайцев не зря не ослаблял нажима на город. Дело в том, что приписанные было в купцы крестьяне и после решения главного магистрата не оставляли надежд добиться своего и в этом находили поддержку у брянских купцов. Летом 1749 года они подали прошение в сенат, в котором доказывали свое право на переход в купеческое сословие. Туда же написал и Гончаров. Сенат признал жалобу крестьян ложной и определил, что просителей Ефима Коншина и Варфоломея Ананьина, а также двадцать одного их заверителя следует высечь плетьми нещадно, при собрании прочих крестьян, при самом Гончарове или его приказчике, «чтобы они впредь так чинить не дерзали».
Узнав об этом решении, крестьяне тут же написали на имя царицы челобитную. Ее передали в сенат, а тот подтвердил свое решение. Челобитчики же Василий и Тит Никулины, а также Варфоломей Ананьин были переданы в тайную канцелярию с указанием, что если они будут «подлежать какому наказанию, то чтобы прежде назначенное сенатом наказание плетьми было им приумножено». Затем Никулиных следовало выдать Гончарову, а по Ананьину провести следствие, как он сумел перейти в купцы.
Выполнить указ сената о наказании крестьян плетьми оказалось совсем не просто. Дело в том, что все жалобщики, за исключением немногих арестованных, а с ними и многие другие, укрылись в городе и не давались в руки воеводе Ростопчину, которому поручено было привести приговор в исполнение и вернуть Гончарову всех беглых крестьян. Их, общим числом около пятидесяти человек, обнаружили в Затинной слободе в доме Михаила Шлыкова. Но арестовать их подпрапорщик Слизнев с несколькими рассыльщиками не смог. Усилить команду Слизнева воеводе было некем. Тогда он обратился за помощью к магистрату. Магистрат под благовидным предлогом отказал. И воевода прекратил попытки арестовать крестьян.
Прошло полгода. За это время Зайцев несколько раз обращался в воеводскую канцелярию с жалобой на беглых крестьян, которые-де, пытались поймать, ограбить и убить его жену, что ходят они по улицам с оружием, а магистрат им потакает, что живут они с семьями в домах брянских купцов. В июне Зайцев писал, что крестьяне, собравшись на посаде «с довольным огненным и студеным оружием», ходят по улицам, избили крестьян его господина и впредь обещают их бить. Получая эти жалобы, воевода каждый раз садился сочинять бумаги в адрес полицмейстерской конторы, артиллерийской и адмиралтейской команд и в магистрат с просьбой о помощи в задержании крестьян.
Но офицеры артиллерийской и адмиралтейской команд считали это не своим делом. Магистрат отписывался. А полицмейстерская контора не имела сил. Она, правда, тоже нажимала на магистрат, требуя привлечь к поимке беглых посадских людей. Но делалось это больше для формы. Настроение посадских в конторе хорошо знали.
В конце июня просьбам воеводы внял прапорщик Федосеев, находившийся в Брянске для ловли в лесах разбойников. Он решил «проявить инициативу». Едва с командой приблизился ко двору, где укрывались крестьяне, как забор ощетинился пищалями, копьями и бердышами. Тут же, по словам Федосеева, выбежало до ста человек посадских с дубьем. И солдатам пришлось ретироваться.
Между тем, сообщал Федосеев, купцы и попы проходят к беглым беспрепятственно. При этом носят туда образа. Приходили попы от Архангельской, от Рождественской церквей, от церкви Николы Чудотворца, два монаха из Петропавловского монастыря. С ними купцы несли иконы.
Наконец, 30 июня 1750 года в Брянск прибыла воинская команда рязанского полка во главе с капитаном Маховым. Ему было приказано взять крестьян. Воеводская канцелярия потребовала от магистрата запретить купцам сношения с беглыми. Магистрат никак не прореагировал на это. Тогда полиция потребовала, чтобы горожане, каждый в отдельности, дали подписку о том, что не будут помогать крестьянам и исполнят все приказания воеводской канцелярии. Но никто такой подписки не дал. Между тем, крестьяне, засевшие на Коростиной улице в доме записанного в купцы гончаровского крестьянина Филиппа Малюгина, приготовились к обороне: они натаскали камней, на крыши дома и надворных строений втащили колоды и привязали их, чтобы в случае атаки опускать их на головы нападающих.
Готовясь к приступу, капитан Махов распорядился было сломать прилегавшие к дому соседские заборы. Но не тут-то было. Как сообщал капитан, посадские ломать заборы не дали, а посадский Коростин с товарищами кричал, что если сам полицмейстер или воевода придут ломать их заборы, то их кольями побьют до смерти и животы распорят ножами, а если Махов хоть один кол выломает, то сам на кол посажен будет. Пришлось Махову пойти уговаривать крестьян сдаться добровольно. Во двор они его не пустили, переговоры велись через забор. Увещевания не помогли, крестьяне сдаться отказались и «кричали страшно зверским образом». Тогда Махов зачитал им указ сената. Крестьяне выслушали его и заявили, что указ этот воровской, сенат указ дал Гончарову за великие деньги, и генерал команду прислал за две тысячи рублей, Махов-де тоже получил немалую взятку. После этого они выставили оружие и потребовали, чтобы капитан с командой убрался восвояси. Махов хотел было пойти на приступ, но возле дома к тому времени собралось более трехсот вооруженных дубинами и рогатинами посадских, «кричали необычайным образом, угрожая бить команду до смерти». Махову пришлось отступить. Он хотел поставить караулы вокруг дома и особенно возле колодца, из которого крестьяне брали воду, ню посадские это сделать не дали. Донося обо всем случившемся начальству, капитан Махов писал, что находится с командою в превеликом страхе и ежеминутно ожидает нападения.
Крестьян снова на время оставили в покое. Но через два месяца сенат, получивший новую жалобу Гончарова на бездеятельность брянских властей, приказал военной коллегии послать в город усиленную воинскую часть. Командовавшему этой частью подполковнику Ангеляру было поручено также провести следствие о поддержке крестьян брянским купечеством и горожанами.
Ангеляр действовал решительно. Арестовав посадских, чьи дворы примыкали к дому, где укрылись крестьяне, он поломал заборы и 3 декабря 1750 года приступом овладел домом. В схватке были ранены один офицер и трое драгун. У крестьян убиты были двое и шестеро ранены. Всех захваченных отправили в Москву на следствие.
Полгода спустя, в июне 1751 года, Ангеляр начал аресты купцов. Они позже жаловались в сенат, что солдаты атаковали дворы купцов, как неприятельские крепости, что ратмана Сапожкова и таможенного бурмистра Коростина подполковник три недели содержал в кандалах, что взамен отсутствующих купцов арестовывал их жен и держал в колодках.
Почти пять лет тянулось следствие. Наконец в 1756 году было вынесено постановление о том, чтобы признать крестьян, записавшихся в купцы, бунтовщиками и сечь их кнутом и плетьми. Сечь также плетьми посадских Алексея Коростина, Петра Мамонова Василия Жданова и Ивана Белокопытова. За содействие крестьянам, предоставление им жилья в домах купцов, за незаконную выдачу некоторым из них паспортов сенат распорядился оштрафовать членов брянского магистрата на 500 рублей.
Так завершилась эта отчаянная попытка группы крестьян вырваться из-под гнета крепостников.
Просмотров: 10442
Источник:
statehistory.ru в ЖЖ:
