Корпус принца Конде в Российской империи (1798-1799 гг.)
Нижепривёденная статья А.А. Васильева "Корпус принца Конде в Российской империи (1798-1799 гг.)" взята из сборника "Франция и Россия в начале XIX столетия". М.: ГИМ, 2004
--
Среди эмигрантских воинских формирований, созданных в период Великой французской революции, «армия Конде» являлась долгожительницей, просуществовав в общей сложности около десяти лет. Она была организована в августе 1791 - марте 1792 г. в том «феодальном муравейнике», который представляло собой сплетение мелких прирейнских княжеств (духовных и светских), находившихся в вассальной зависимости от германского императора1. Возглавил ее видный представитель высших слоев французской аристократии принц Луи-Жозеф де Бурбон де Конде (1736-1818), пользовавшийся большим авторитетом в офицерском корпусе королевской армии. Накануне революции этот вельможа имел почетный титул генерал-полковника пехоты, был губернатором Бургундии и Бресса, владельцем обширных земель и прекрасных дворцов Шантийи и Пале Бурбон. Доходы его превышали 7 млн ливров2. Будучи потомком Робера де Клермона (шестого сына короля Людовика IX Святого) и правнуком «Великого Конде», знаменитого французского полководца XVII в., он являлся военачальником пе только по праву наследования. В молодости принц Конде с отличием участвовал в Семилетней войне, причем особую славу принесли ему победы в сражениях при Груммингене и Иоханнесберге, одержанные в июле 1762 г. над войсками наследного принца Фердинанда Брауншвейгского. При Старом порядке он считался либералом и покровителем искусств, был противником телесных наказаний в армии. Однако когда над Францией сгустились тучи революционной грозы, Принц Конде превратился в яростного защитника дворянских привилегий и неограниченной королевской власти. Он эмигрировал за границу одним из первых - всего через три дня после взятия Бастилии (17 июля 1789 г.)3. Став одним из вождей контр революции, Конде выпустил в июле 1790 г. манифест, в котором объявлял себя защитником дела всех государей и всех дворян и приглашал последних собраться под его знамя, обещая, что «дворянство всех наций пойдет вместе с ним на освобождение несчастного монарха» (т.е. Людовика XVI)4.
принц Людовик-Жозеф де Бурбон-Конде
Это воззвание ускорило массовую эмиграцию французских дворян, особенно генералитета и офицерского состава королевской армии. Из присоединившихся к нему эмигрантов принц Конде сформировал дворянские части и подразделения, ставшие ядром его «армии». В то же время он и его влиятельные сторонники выделили средства для набора наемных войск5. Комплектование последних осуществлялось через вербовочные центры, созданные в западных и южных областях Германии и в Швейцарии. К концу июля 1792 г. под начальством принца Конде было собрано около 5600 человек, из которых более 2 тыс. служили в дворянских формированиях6.
В августе-октябре 1792 г. «армия Конде» вместе с другими соединениями эмигрантов («армией принцев», организованной в Кобленце, и корпусом герцога Бурбонского7 в австрийских Нидерландах) приняла участие в интервенции союзных держав против революционной Франции. В этом походе «кондейцы» играли вспомогательную роль, действуя на берегах Рейна в составе австрийского наблюдательного корпуса князя Эстерхази.
После отступления союзников из Франции эмигрантские вожди, истратившие на содержание войск все свои финансы, вынуждены были распустить «армию принцев» и корпус герцога Бурбонского. Принц Конде, желая спасти свою «армию» от подобной участи, обратился за помощью к русской императрице Екатерине II. Ответ не заставил себя ждать - в декабре 1792 г. в Виллинген, где тогда находилась главная квартира «кондейцев», прибыл из России герцог Арман де Ришелье8, который привез две бочки с золотом на сумму 60 тыс. рублей. В качестве компенсации за эту денежную субсидию царица предлагала офицерам и солдатам принца Конде перебраться на восточное побережье Азовского моря и основать там французскую военно-земледельческую колонию под властью российской короны. Данное условие явилось для «кондейцев» неприятным сюрпризом. «Мы были потрясены, - писал один из них (граф де Ромен), - мы предполагали лучше умереть и хотели быть убитыми во Франции, нежели принять подобное предложение»9.
Вскоре, однако, «армия Конде» была избавлена от этой тяжелой альтернативы, так как в январе 1793 г. правительство Австрии согласилось принять ее на свою службу (официально переход на австрийское содержание состоялся 1 марта). Император Франц II сделал принца де Конде фельдмаршал-лейтенантом10, а его сына, герцога Бурбонского, - генерал-майором своих войск. «Кондейцы» образовали отдельную дивизию в составе австрийской Верхнерейнской армии, в составе которой они участвовали в кампаниях 1793-1797 гг. в Германии11.
1 июня 1795 г. корпус Конде перешел на содержание английского правительства, которое стало субсидировать французских эмигрантов с большей щедростью и регулярностью, чем это делал венский двор. Средства, полученные от Англии, позволили принцу Конде сформировать новые наемные части и к марту 1797 г. довести численность своей «армии» до 13 тыс. человек.
18 апреля 1797 г. в замке Эквальд близ города Леобен были подписаны предварительные условия мира между Французской республикой и Австрийской империей. Главным «виновником» этого события явился французский генерал Наполеон Бонапарт, чьи блестящие победы в Италии заставили австрийцев признать себя побежденными. 24 апреля Леобенское перемирие распространилось и на берега Рейна, а 17 октября в Кампоформио был заключен мирный договор, положивший конец первой коалиции европейских держав против революционной Франции. Поскольку Пруссия вышла из войны еще в 1795 г., то теперь, когда Австрия также прекратила борьбу с французами, одна лишь Англия продолжала сражаться, но у нее не было достаточных сухопутных сил, чтобы вести военные действия на континенте. Лондонскому кабинету уже не было смысла далее содержать эмигрантскую «армию Конде», положение которой стало весьма неопределенным.
Летом 1797 г. корпус Конде был расквартирован на юге Германии - его основные силы и главная квартира находились в швабском местечке Уберлинген, а авангард под начальством молодого герцога Ангиенского12 - в Брисгау. Именно тогда, надеясь как-то определить дальнейшую судьбу своих войск, принц Конде вступил в личные сношения с императором России. 20 июля в главную квартиру принца прибыл из Дрездена русский дипломат, тайный советник барон М.М.Алопеус, который привез согласие Павла I принять на русскую службу корпус французских роялистов. Одновременно с принцем переговоры о судьбе «кондейцев» вел с русским двором граф Прованский, которого эмигранты провозгласили королем Франции под именем Людовика XVIII.
И это время русский царизм был серьезно встревожен распространением революционного движения в Европе и перемещением границ Франции на восток. После Леобенского перемирия и особенно после Кампоформийского мира Российская империя постепенно превращается в центр контрреволюционных сил. Павел I еще шире, чем его мать Екатерина II, распахнул границы России для французских эмигрантов, предложив свое гостеприимство и покровительство Людовику XVIII и дочери казненного французского короля принцессе Терезе. И распоряжение Людовика XVIII и его придворных русское правительство предоставило замок герцогов курляндских в Митаве и выделило на их содержание 200 тыс. рублей в год13. В Российской империи вновь разрабатываются планы войны с Францией. Вместе с английским правительством Уильяма Питта Павел I начинает сколачивать новую антифранцузскую коалицию.
Одним из первых проявлений контрреволюционной политики императора Павла I становится принятие на русскую службу эмигрантского корпуса Копде. В тот же день, когда Алопеус привез в Уберлинген согласие царя (20 июля 1797 г.), принц Копде издал приказ, в котором известил войска о том, что Павел I, принимая их на свою службу, обещал предоставить всем дворянам-«кондейцам» те же права, которыми пользуется русское дворянство, и сохранить за генералами, офицерами и солдатами-эмигрантами их воинские звания и жалованье14.
3 сентября 1797 г. флигель-адъютант русского императора подполковник князь В.Н.Горчаков [3-й]15 приехал в главную квартиру принца Конде, чтобы окончательно утвердить все распоряжения о переводе его корпуса на русскую службу. С 16 сентября прекратилась выплата английского жалованья, и в течение 15 дней (до 1 октября, когда «кондейцы» были официально приняты на содержание России) все генералы, офицеры, солдаты-дворяне не получали денег. Чтобы предотвратить массовое дезертирство наемников, принц вынужден был выдать последние луидоры, находившиеся в его кассе, унтер-офицерам и рядовым вербованных частей16.
18 сентября войска принца Конде ознакомились с условиями своего перехода на русскую службу, согласно которым они должны были, сохраняя прежнюю организацию, направиться на квартиры в Россию, в окрестности города Владимира-Волынского, где «климат приятен и почва плодородна». Корпус французских эмигрантов подчинялся непосредственно Павлу 1, и его командир имел право сноситься с императором, минуя прочие инстанции. Всем «кондейцам» разрешалось свободно исповедовать свою религию. Они обязывались присягнуть на верность русскому царю и его знаменам и подчиняться всем военным уставам и регламентам Российской империи. Впоследствии корпус Конде должен был принять русские эмблемы и форму17.
Что же представляла собой «армия Конде» к моменту ее перехода на службу России? Как и в начале своего существования, она делилась на две разнородные группы. Первую составляли части и подразделения, целиком укомплектованные французскими дворянами-эмигрантами, в основном кадровыми и отставными офицерами, бежавшими из Франции под влиянием революционных событий. В этих войсках служили также сыновья тех представителей крупной буржуазии, которые обогатились при Старом порядке и питали тщеславную надежду проникнуть в дворянскую среду хотя бы путем союза с контрреволюционной эмиграцией18.
Другую группу составляли наемные войска, в которых преобладали иностранцы: немцы из Баварии, Вюртемберга, Бадена и мелких прирейнских княжеств, а также бывшие швейцарские солдаты (в частности те, кто оказались без службы после роспуска швейцарских частей сардинской армии). Иностранные наемники вербовались из мужчин в возрасте от 16 до 40 лет и ростом не ниже 1,65 м. Они должны были служить в течение двух лет, после чего могли, по желанию, возобновить контракт. Кроме этой категории солдат, в наемных частях корпуса Конде имелись унтер-офицеры и рядовые, покинувшие французскую королевскую армию вместе со своими офицерами, а также некоторые юноши из пограничных провинций Франции, принадлежавшие к третьему сословию и вступившие в ряды «кондейцев» под воздействием роялистской агитации19.
Дворянский контингент «армии Конде» значительно превосходил по своим качествам наемные войска, преданность которых белому знамени Бурбонов находилась в прямой зависимости от размеров и своевременности выплаты жалованья. Вместе с тем для храбрых и стойких в сражениях дворянских частей была характерна слабая дисциплина, особенно во время лагерной жизни. Интриги, ссоры, дуэли и карточные игры заполняли весь досуг дворян-«кондейцев», щепетильных в вопросах чести и не привыкших к подчинению.
Пехота дворянского контингента «армии Конде» состояла из одного полка дворян - пеших егерей (chasseurs nobles), которым командовал 72-летний полковник граф Габриэль-Огюст де Мазанку р, ветеран войн за Австрийское наследство и Семилетней, командор ордена святого Людовика (с 1779 г.) и лагерный маршал королевского производства (с 1780 г.). Этот элитный полк подразделялся на два батальона, каждый из которых имел в своем составе три дивизиона по три роты20. Все его штаб-офицеры (полковник, подполковник и майор), а также большинство капитанов являлись лагерными маршалами королевской службы21, произведенными в этот чип как до, так и после эмиграции. И рядах дворянского полка служили люди самого разного возраста - от подростков 14-16 лет до седых стариков. Многие из солдат были кавалерами орденов Св. Людовика, Мальтийского и Св. Лазаря, полученных ими еще при Старом порядке.
В состав дворянского контингента входили 1-й и 2-й кавалерийские полки (cavaliers nobles), состоявшие каждый из двух эскадронов (по две роты) и возглавляемые полковниками графом Л.-Р. де Файолем де Нёфвиком де Мелле и маркизом Л.-А.-Э. де Монпе, а также небольшой отряд конных дворян, которым командовал полковник граф Л.-А. де Монморанси-Лаваль. Особую часть дворянской кавалерии корпуса Конде составляли так называемые «рыцари Короны»; во главе находился полковник герцог Мари-Франсуа д'Аркур. Этот двухэскадронный полк, сформированный в 1791 г. в Савойе бывшим майором лотарингских драгун графом де Бюсси, состоял из сыновей зажиточных буржуа и небогатых дворян Прованса, Дофине, Оверни и Лионнэ22.
Среди наемных войск «армии Конде» наиболее высокими боевыми качествами обладал легион, созданный в 1791 г. бывшим полковником Туренского пехотного полка Бонифасом-Андре-Луи де Рикетти, виконтом де Мирабо, младшим братом известного трибуна, прозванным за необыкновенную полноту и пристрастие к спиртному «Мирабо-бочка». В его рядах вместе с иностранными наемниками служили французские волонтеры из Эльзаса, Лотарингии и Франш-Конте. В 1797 г. шефом этого формирования являлся лагерный маршал граф Роже де Дама, вскоре перешедший на неаполитанскую службу, а командиром - брат последнего, полковник граф Шарль де Дама д'Антиньи. Пехоту легиона, возглавляемую полковником М.-А.-П. де Бержере, составляли два батальона по семь рот (одна гренадерская и шесть егерских). Кавалерия, которой командовал полковник граф Александр д'Оллон, включала два эскадрона, причем первый состоял из трех рот гусар (включая одну волонтерскую), а второй - из трех рот улан. Солдаты легиона Дама получили от прирейнских немцев прозвище «черные майские жуки» (schwarze Maykäfer), что в переносном смысле означало «вертопрахи», «ветрогоны». Прилагательное «черные» было связано с униформой черного цвета (с голубой отделкой), которую носили легионеры. На мундирных пуговицах они имели горделивую надпись: «Честь храбрым»23.
Наемная пехота состояла из четырех французских полков, носивших имена своих полковников (графа С.-Р.-Н. де Бардоннанша, графа Александра де Дама, графа О. Г. де Ласкарис-Винтимиля и виконта А.-Л.-А. де Монтессона), а также одного немецкого полка, полковником которого был наследный принц Карл Иосиф Эрнст Юстин фон Хоэнлоэ-Вальденбург-Бартенштайн-Ягстберг, 31-летний сын владетельного князя Людвига Леопольда Хоэнлоэ-Бартенштайна и графини Жозефины Фредерики фон Лимбург-Штирум. К осени 1797 г. французские полки имели в своем составе лишь по одному неполному батальону, а полк Хоэнлоэ - два батальона по девять рот24.
Наемную кавалерию корпуса Конде составляли четыре малочисленных 2-эскадронных полка (два гусарских - графа Эркюля Филиппа-Этьена де Басши дю Кайла и графа Этьена де Дама, конно-егерский - графа Альфонса-Луи-Бернара Дюре де Нуанвиля и кавалерийский - Дофина), а также один гусарский эскадрон виконта Франсуа-Шарля-Адриена-Симона де Карневиля. Наиболее боеспособным из этих формирований был гусарский полк Этьена де Дама, чей 1-й эскадрон состоял из дворян-волонтеров. Некоторое количество добровольцев служило также в полку Дофина, которым командовал полковник граф Алексис-Брюно-Этьен де Вассе, видам дю Манс25.
Артиллерия, возглавляемая лагерным маршалом Ж.-Ш. де Мансоном, включала в себя один полк (полковника Ф.-К. Кеньо де Ризона), состоявший из двух рот канониров (в том числе одной дворянской), роты рабочих и артиллерийского парка. Роты канониров обслуживали 16 пушек французского и австрийского производства, шесть из которых были приданы пехоте (четыре - дворянскому егерскому полку, две - немецкому полку Хоэнлоэ). Кроме того, имелись еще две швабские гаубицы, находившиеся в полковом депо. Инженерный корпус «армии Конде» состоял из группы офицеров во главе с лагерным маршалом Л. К. Биде де Жюзанкуром26.
В состав Главной квартиры «кондейцев» входили главный штаб корпуса под начальством лагерного маршала барона Жана-Батиста де Ларошфуко-Байера и штабы родов войск под командованием лагерных маршалов маркиза Шарля-Леона де Бутийе-Шавиньи (пехота) и графа Амабля-Шарля Эннекена д'Экевийи (кавалерия). При ней состояли две пешие роты охраны (французская и швейцарская)27.
Начальником административной службы корпуса Конде являлся военный комиссар Ш.-А. д'Арэн де Водрикур, а главным судьей (prévôt général en chef) - шевалье С.-Ж. де Баскиа де Тулузетт. В ведении первого находился обоз с прислугой, второму подчинялась полицейская рота. В распоряжении медицинской службы находились лазарет и стационарный госпиталь, расположенные в городе Биберахе28.
Следует отметить, что всех военнослужащих «армии Конде» выделяла одна общая внешняя деталь - повязка из белой ткани на левом рукаве мундира. На ее лицевой стороне имелось изображение королевских геральдических лилий (трех - у дворян всех чипов и одной - у наемных солдат), которые первоначально были голубого цвета, а затем (с 1793 г.) стали черными в знак траура по казненному Людовику XVI. Такие повязки подчеркивали элитарный характер эмигрантских формирований и указывали на единство политических взглядов «кондейцев»29.
Общая численность корпуса Конде перед отправкой в Россию (к 1 октября 1797 г.) сократилась до 5300 солдат и офицеров. Уменьшение количественного состава было вызвано двумя основными причинами. Во-первых, по условиям, выдвинутым Павлом I, на содержание Российской империи не принимались иностранные наемники (исключение было сделано лишь для немецкого полка Хоэнлоэ). Во-вторых, знамена принца покинули те эмигранты (как дворяне, так и наемники-французы), которых Россия пугала своей отдаленностью от Франции, а также суровым климатом и чуждыми порядками. Многие «кондейцы» дезертировали, другие, ослабленные болезнями, ранами или вследствие преклонного возраста, остались в Германии, взяв отпуск на различные сроки. В результате заметно поредели не только наемные, но и дворянские (т.е. добровольческие) части корпуса Конде. Так, например, полк дворян - пеших егерей, который 9 марта 1797 г. насчитывал 2431 человек, выступил в октябре из Швабии, имея в своих рядах только 1047 бойцов; а 1-й дворянский кавалерийский полк за тот же период сократился с 565 до 284 человек30.
Поскольку Павел I выразил желание видеть принца де Копде в Санкт-Петербурге до прихода корпуса, тот поручил вести войска на Волынь своему внуку герцогу Ангиенскому. 8-10 октября 1797 г. эмигрантский контингент покинул свои германские квартиры и тремя колоннами выступил к новому месту службы31. Переход через баварские и австрийские владения оказался долгим и утомительным - лишь 30 декабря корпус Конде достиг, наконец, реки Буг, служившей в то время границей между Австрией и Россией.
1 января 1798 г. «кондейцы» переправились через Буг и прибыли в местечко Кладнев - первый на их пути населенный пункт Российской империи. Там их встретила группа русских офицеров вместе со священником и пикетом казаков. В тот же день, холодный и туманный, французские роялисты присягнули на верность императору Павлу Петровичу. Эта торжественная церемония состоялась на берегу Буга, на фоне унылого зимнего пейзажа. Под звуки военной музыки войска построились в одно большое каре, в центре которого, на холмике, был установлен алтарь. Католический священник громким голосом трижды прочел пространный текст присяги, а затем совершил молитву перед алтарем. Все генералы и офицеры повторили слова клятвы, в то время как солдаты держали поднятой руку32. «Гам, - писал в своих воспоминаниях один из участников церемонии, граф Александр Буде де Пюимэгр, - мы оставили, к сожалению, эту белую кокарду, знак объединения и цели наших усилий, чтобы принять отличительные знаки московитов»33.
2 января 1798 г. корпус Конде выступил к месту своего расквартирования и спустя два дня прибыл во Владимир-Волынский, в котором, однако, не оказалось припасов, необходимых для содержания войск. Тогда по предложению императорского флигель-адъютанта полковника князя В.Н.Горчакова [3-го], сопровождавшего «кондейцев», герцог Ангиенский 8 января перевел свою главную квартиру в Луцк. Войска уже были рассредоточены по квартирам, когда вскоре последовало распоряжение Павла I о переводе французских эмигрантов в район Дубно. В самом Дубно разместился штаб корпуса Конде, а воинские части были расквартированы по деревням и местечкам, находившимся в радиусе 80-90 км вокруг этого города. Переход на зимние квартиры, несмотря на то, что он проводился в холодное время года (в январе), не явился особенно трудным для «кондейцев», которые в ходе марша по заснеженным дорогам Волыни потеряли всего двух человек, умерших в пути34.
26 января 1798 г герцог Ангиенский покинул Дубно и отправился в Петербург, где в то время находился принц Конде. Командование корпусом было временно поручено генерал-лейтенанту графу де Валлю, старому шотландцу-якобиту, долгие годы прослужившему во французской королевской армии.
О количественном составе корпуса принца Конде в момент его прибытия в Россию можно судить по ведомости, сохранившейся в Российском государственном военно-историческом архиве. Тогда корпус имел в своих рядах 4320 человек, в том числе 355 генералов и офицеров35. Наиболее многочисленными были дворянский полк пеших егерей и пехотный полк Хоэнлоэ (соответственно, 968 и 918 человек). Численность остальных четырех пехотных «полков» составляла от 86 человек в полку Александра де Дама до 113 в полку Бардоннанша. Легион Роже де Дама насчитывал 63 офицера, 488 унтер-офицеров и рядовых. Среди девяти кавалерийских частей самыми крупными были 1-й и 2-й дворянские кавалерийские полки (225 и 191 человек, соответственно), а самым маленьким - дворянский конный отряд в количестве шести всадников. В артиллерии насчитывалось 23 офицера, 179 унтер- офицеров и рядовых. В корпусном госпитале находилось 238 человек (в том числе 24 офицера). Кроме того, при корпусе имелись особые свиты принца де Конде и герцога Ангиенского (так называемые «дома принцев»), численностью 113 человек. Всего, вместе с больными и свитами принцев, «кондейцев» было 4671 человек36.
Русское правительство определило контингенту принца де Конде ежемесячное жалованье в размере 98 724 флоринов 36 крейцеров (в австрийской имперской валюте). Из этой суммы офицерам и генералам было выделено 42 338 флоринов 10 крейцеров. Кроме того, еще 44 074 флорина 5/6 крейцера предполагалось выплатить тем «кондейцам», которые находились в отпусках, были больны и командированным37. Размер жалования военнослужащим корпуса Конде определялся не только в соответствии с их званиями, но и в зависимости от принадлежности к роду войск. Так, например, капитан кавалерии получал в месяц 68 флоринов 45 крейцеров, капитан пехоты - 57 флоринов 17 крейцеров (или 51 флорин 33 3/4 крейцера). Существенное различие имелось и в жалованиях солдат дворянских и наемных частей. Каждый рядовой наемной пехоты получал ежемесячно 7 флоринов, а каждый егерь дворянского пешего полка - 17 флоринов 30 крейцеров. В кавалерии наемный солдат и рядовой-дворянин получали, соответственно, 10 флоринов 15 крейцеров и 19 флоринов 15 крейцеров38.
Общая сумма ежемесячного жалованья чинам корпуса Конде составляла 142 798 флоринов 55 5/6 крейцера. Эти деньги были обращены в банковские ассигнации и составляли в русской валюте 92 554 руб. 86 коп.39 На содержание «кондейцев», кроме того, выделялось в месяц еще 96 807 руб. 48 3/4 коп. для закупки провианта и фуража. Каждый солдат французского эмигрантского корпуса получал в сутки 2 фунта печеного хлеба, а каждая лошадь - 3 гарнца овса, 10 фунтов сена и 1 спои соломы. К то время четверть овса стоила в России 1 руб. 30 кои., пуд сена - 13 коп., а фунт печеного хлеба - 1 1/2 деньги40.
В дальнейшем суммы, отпускаемые ежемесячно на содержание корпуса Конде, менялись в зависимости от изменения численности его личного и конского состава, однако суточные рационы и денежные оклады чиновников оставались прежними.
Пока корпус французских роялистов двигался в Россию, его командир принц де Конде находился в гостях у императора Павла I в Санкт-Петербурге. Принц выехал из Уберлингена 11 октября 1797 г., после отправки последней колонны «кондейцев». Его сопровождали лагерные маршалы граф Александр де Дама (обер шталмейстер принца), виконт де Ла Лоранси (заместитель начальника штаба пехоты) и граф д'Экевийи (начальник штаба кавалерии), подполковник шевалье де Конти (адъютант принца), хирург Аллуэль, а также секретарь и девять слуг41. 22 октября 1797 г. Конде приехал в тогдашнюю резиденцию Людовика XVIII - замок Бланкенбург, подаренный королю-эмигранту герцогом Брауншвейгским. 7 ноября принц отправился дальше и, проследовав через Пруссию, достиг русской границы. 20 ноября он миновал Митаву и вскоре прибыл в Ригу, где его встретили военный комендант города генерал-лейтенант граф Х.И.Бенкендорф, губернатор барон фон Рихтер и генерал-адъютант российского императора граф Кретов. Последний вручил принцу письмо Павла I и соболью шубу стоимостью в 3 тыс. дукатов. Три дня Конде провел в Риге, где приобрел русский генеральский мундир, в котором он должен был предстать перед царем42.
2 декабря 1797 г. принц приехал в Санкт-Петербург и остановился в Таврическом дворце, представленном ему Павлом I для жительства. На следующий день он встретился с императором России, которого помнил еще великим князем, когда тот, путешествуя в 1782 г. по Франции (под именем «графа Северного»), посетил его великолепный дворец в Шантийи. Павел I осыпал принца любезностями и наградил его орденом Св. Андрея Первозванного. Тогдашняя жизнь петербургского двора представляла собой непрерывную цепь празднеств, перемежавшихся ежедневными вахтпарадами, на которых Конде был обязан присутствовать. Тем не менее командир эмигрантского корпуса оценил гостеприимство русского царя, оказавшего ему такой почетный прием, какого он не встречал ни в одной из европейских столиц. Павел I специально купил у графа Чернышева роскошный дворец. На фронтоне этого дворца был помещен герб принца и надпись золотыми буквами: Hôtel de Condé43. Царь всячески подчеркивал, что Конде и его корпус находятся в Российской империи на особом положении, что принц может по всем вопросам обращаться лично к нему или его сыну, великому князю Александру Павловичу.
Павел I обсудил с принцем де Конде все детали, связанные с новой организацией контингента французских эмигрантов. Корпус Конде должен был образовать в составе российской армии отдельную инспекцию (эквивалент военного округа). Было определено, что он будет состоять из трех пехотных полков - французского дворянского мушкетерского принца де Конде, французского гренадерского герцога де Бурбона и немецкого мушкетерского принца Хоэнлоэ (в русской транскрипции - герцога де Гогенло), и двух кавалерийских полков - дворянского драгунского герцога де Берри44 и драгунского герцога д'Ангиеиа. Шефы этих полков становились генералами русской службы (принц де Конде - генерал- лейтенантом, а герцоги Бурбонский, Ангиенский и Беррийский - генерал-майорами). Начальники штабов эмигрантской пехоты и кавалерии (маркиз де Бутийе и граф д'Экевийи), а также исполняющий обязанности начальника главного штаба корпуса (барон де Ларошфуко) получили звания генерал-адъютантов45.
21 декабря 1797 г. император Павел в торжественной обстановке вручил принцу де Конде новые знамена и штандарты частей эмигрантского корпуса, соединявшие в себе русские и французские геральдические символы (в центре каждого полотнища помещался двуглавый орел, а на углах - по одному цветку королевской лилии). Тогда же принцу были показаны образцы предназначенной для «кондейцев» униформы46.
В начале февраля 1798 г. в Санкт-Петербург приехал из Волынской губернии герцог Ангиенский, который был весьма радушно принят при дворе и обласкан императором. Однако вскоре отношение Павла к обоим принцам резко изменилось. Царь вдруг сделался с ними чрезвычайно сух, никому не намекая на причину такой перемены. По-видимому, на его позицию повлияли дошедшие до столицы известия об отсутствии дисциплины среди «кондейцев», об их браконьерстве и стычках с местными жителями. Граф Ф.В.Ростопчин в своем письме графу С.Р.Воронцову указывал на иную, более щекотливую причину охлаждения Павла к семейству Конде. Этот русский вельможа, известный, впрочем, своей галлофобией, утверждал, что Павел I обиделся на неблагодарность французского принца, который якобы высказал неудовлетворенность тем содержанием и теми дарами, которые он получил в России. Конде будто бы попросил императора не забывать, что принадлежит к династии Бурбонов и поэтому может рассчитывать на большее. Думается, что это свидетельство Ростопчина несправедливо - принц де Конде занимал в России лучшее положение, чем, например, во время службы в австрийской армии.
Тем временем все детали, касающиеся статуса и устройства корпуса Конде в России, были окончательно обсуждены и утверждены, поэтому 8 марта 1798 г. принц де Конде и герцог Ангиенский покинули Санкт-Петербург и вместе со своими свитами, денежной кассой и новыми знаменами эмигрантских полков отправились к месту расквартирования французского корпуса. Прибыв 30 марта в Дубно, они поселились в великолепном дворце князя Михала Любомирского. Принц немедленно приступил к намеченной реорганизации своих войск, которая была закончена в середине апреля 1798 г. Теперь корпус Конде насчитывал около б тыс. человек и состоял из пяти полков (одного гренадерского, двух мушкетерских и двух драгунских), одного артиллерийского батальона, двух отдельных пехотных рот охраны и полицейской роты.
Дворянский мушкетерский полк, шефом которого являлся сам генерал-лейтенант принц де Конде, а командиром - первый полковник граф Г.-О. де Мазанкур, был создан на базе бывшего полка пеших егерей-дворян. Он состоял из двух батальонов, каждый из которых имел по пять мушкетерских рот различной численности47. Всего в полку 12 апреля 1798 г. насчитывалось около 1400 солдат и офицеров. Полковой штаб и 1-й (шефский) батальон были расквартированы во Владимире-Волынском (и его окрестностях), а 2-й (командирский) батальон - в местечке Порыцк.
Гренадерский полк герцога де Бурбона, шеф которого находился тогда в Англии, был образован из пехоты легиона Роже де Дама и французских пехотных полков Бардоннанша, Александра де Дама, Ласкариса и Монтессона. Он состоял из двух батальонов (но пять гренадерских рот в каждом) и к 13 апреля 1798 г. насчитывал 1050 человек. Его командиром являлся 70-летний полковник граф Ги-Огюстен де Ла Пappa де Сальг, участник войн за Австрийское наследство и Семилетней, служивший в 1746-1780 гг. в пехотном полку Конде, лагерный маршал с 1784 г. Местом расквартирования полка Пыл город Луцк с окрестными деревнями (10 июня 1798 г. его 1-й батальон перевели в Дубно)48.
Мушкетерский полк принца Хоэнлоэ сохранил свое название, но получил новую организацию, В его состав входили два батальона по шесть рог (одной гренадерской и пять мушкетерских). Кроме того, имелась еще одна «шефская» рота, которая, как и все остальные, насчитывала около 100 человек. Командовал этой воинской частью полковник шевалье Жан-Батист-Виктор Дюран, бывший до эмиграции капитаном Мецкого артиллерийского полка. Полк Хоэнлоэ был расквартирован в Ковеле и его окрестностях49.
Дворянский драгунский полк герцога де Берри, которым в отсутствие шефа командовал первый полковник граф Луи-Рафаэль- Люкрес де Файоль де Мелле де Нёфвик, был образован из 1-го п 2-го дворянских кавалерийских полков, «рыцарей Короны», отряда конных дворян и волонтеров гусарского полка Этьена де Дама. Он состоял из пяти эскадронов (по две роты в каждом) и к 14 апреля 1798 г. насчитывал по списку 1332 человека (в том числе 845 бойцов, находившихся в строю). Квартиры полка располагались в местечках Локаче, Киселин и Свинюхи (Владимирского повета)50.
Драгунский полк герцога д'Ангиена был сформирован из черных гусар легиона Роже де Дама, гусарских полков Басши и Этьена де Дама, эскадрона Карневиля, конных егерей полка Нуанвиля и волонтеров кавалерийского полка Дофина. Он подразделялся на пять эскадронов и в апреле 1798 г. насчитывал около 700 человек (без лошадей). Шефом полка был 26-летний внук принца де Конде, а командиром - первый полковник Луи-Франсуа де Пepюcc, граф д'Эскар. Драгуны герцога Ангиенского квартировали в Луцке и местечке Рожище (Луцкого повета)51.
Артиллерия «кондейцев» была реорганизована в батальон из трех рот. 1-я (шефская) рота, состоявшая из дворян-канониров, насчитывала по списку 92 человека, 2-я (командирская) рота - 125 человек, 3-я (майорская) рота - 123 человека. Всего в артиллерии 12 апреля 1798 г. числилось 339 солдат и офицеров, из которых отсутствовало 63 (включая шефа батальона, генерал-майора Ж.-Ш. де Мансопа, оставшегося из-за болезни в 1ермании). Материальная часть состояла из 11 французских пушек (к которым в марте 1799 г. добавились еще четыре пушки русского производства), 10 зарядных ящиков и одной полевой кузницы. Квартиры артиллерийского батальона Мансона, возглавляемого полковником (с октября 1798 г. генерал-майором) А.-К. де Надалем - участником Американской войны за независимость и кавалером ордена Цинцинната, бывшим до эмиграции подполковником Страсбургского артиллерийского полка, располагались в окрестностях Луцка52.
В дворянских частях корпуса Конде штаб-офицерские и капитанские должности занимали, как правило, генералы королевского производства. Для этих отборных формирований вообще был характерен избыток командных кадров. Так, например, во всех эскадронах драгунского полка герцога Беррийского на 70 штатных офицеров приходилось 73 сверхштатных, а в 1-й канонирской (дворянской) роте артиллерийского батальона на 9 штатных офицеров - 15 сверхштатных53.
Главная квартира корпуса (инспекции) Конде вместе с двумя ротами охраны и полицейской ротой размещались в Дубно. Французская охранная рота, которой по прибытии на Волынь командовал капитан Ш. де Наветт, шевалье де Шассиньоль, а затем лейтенант (впоследствии капитан) Н.-Л. Жилль, бывший сержант пехотного полка короля, насчитывала по штату 70 человек. Швейцарскую роту, имевшую по штату 104 человека, возглавлял капитан Шарль де Росси (бывший офицер швейцарского пехотного полка Шатовье, умерший в октябре 1798 г. и замещенный капитаном Жаном-Батистом Баде-Лепажем)54. В составе полицейской роты, получившей новую организацию 21 мая 1798 г., было 53 человека, в том числе два генерал-аудитора (С.-Ж. де Баскиа де Тулузетт и Ж. Майар)55. В Дубно проживали инженерные офицеры во главе с генерал-майором Л.К. Биде де Жюзанкуром (всего 11 человек), а также располагалась военно-административная служба корпуса. Медицинский персонал квартировал в Торчине (на полпути между Владимиром-Волынским и Луцком), где в местном замке был развернут госпиталь, возглавляемый директором Зееманом (позже на этом посту его заменил Дюшалье). Должность главного врача госпиталя исполнял профессор медицины и хирургии Герэн56.
С 12-го по 17-е мая 1798 г. принц де Конде объехал места дислокации своего реорганизованного корпуса и вручил всем частям новые знамена и штандарты, привезенные из Санкт-Петербурга. Они сменили старые полотнища королевской Франции, под которыми «кондейцы» сражались в течение шести лет. Вскоре началось переобмундирование и перевооружение корпуса Конде, после чего даже опытный глаз не сразу мог отличить французских эмигрантов от солдат и офицеров российской императорской армии.
Для обеспечения инспекции Конде предметами нового обмундирования и снаряжения комиссия Московского комиссариатского депо собрала большое количество сукна, холста, полотна, шляп, башмаков, патронных сум, перевязей и другого имущества. В мае и июне 1798 г. вещи были переправлены из Москвы в Дубно. 8 июня с Тульского завода в Киев для последующего вооружения французских эмигрантов было доставлено 2600 мушкетерских и 8 винтовальных ружей, 1800 кирасирских карабинов и 1884 пистолета, 1964 драгунских палаша, 3246 пехотных тесаков, 280 унтер-офицерских алебард и 149 офицерских эспонтонов (особых декоративных копий)57. 15 августа из Москвы в Дубно прибыл другой большой конвой с оружием и кавалерийскими седлами. В большинстве «копдейских» частей перевооружение затянулось до конца 1798 г., а в немецком мушкетерском полку - до 25 марта 1799 г., когда он получил 1157 ружей, 813 штыков, 875 тесаков, а также 650 патронных сум и другие предметы снаряжения58. К тому же и качество русского оружия оказалось не вполне удовлетворительным. Ружья и пистолеты были слишком тяжелы (мушкетерские ружья, например, весили по 15 фунтов, т.е. около 6,8 кг), а их деревянные части недостаточно отполированы и плохо отлакированы. Кавалерийские палаши также вызывали нарекания. Герцог Беррийский, в частности, отмечал, что их клинки были сделаны «скорее из свинца, чем из железа»59.
В августе-октябре 1798 г. личный состав корпуса Конде сменил свое обмундирование на более однородную униформу российского образца. В эмигрантских полках зеленых мундиров (в кавалерии - более светлого оттенка) воротники, лацканы и обшлага (бархатные у дворян, суконные - в остальных частях) были черного цвета, обычно символизирующего траур или месть. Следует отметить, что в корпусе Конде с неохотой надели новые мундиры. Это была та самая «гатчинская» форма одежды, которую Павел I ввел в армии в 1796-1797 гг., позаимствовав ее покрой у пруссаков. Как известно, она вызвала насмешки и критику со стороны знаменитого полководца А.В. Суворова и большое недовольство русских солдат, привыкших к более удобным и простым мундирам екатерининской эпохи. Один из «кондейцев», ординарец герцога Беррийского Огюст де Лафероннэ, выразил общее мнение своих сослуживцев, назвав эту униформу «очень тесной и ужасающе крикливой»60.
5 октября 1798 г. близ Владимира-Волынского принц де Конде провел смотр частей своей инспекции. Многие солдаты еще не получили формы и явились «в чем Бог послал». В первых рядах красовались вполне готовые к строю, в новеньких мундирах с оружием; за ними в дальних рядах прятались те, кто не в силах был владеть ружьями. Смотр тянулся долго, лица его участников, как вспоминал фурьер дворянского драгунского полка Жак де Тибу дю Пюизак (бывший до эмиграции лейтенантом пехотного полка Боса), «были очень печальны и стали еще печальнее, когда за смотром последовали маневры, аза ними парад. Конде все время на ногах перебегал от одной роты к другой, тогда как в прежние годы он только величественно показывался войскам»61.
Через неделю после смотра (12 октября 1798 г.) принц Карл Хоэнлоэ-Бартенштайн обратился к императору Павлу с просьбой об отставке. Царь удовлетворил ее и назначил полковника шевалье Ж.-Б.-В.Дюрана на вакантное место шефа немецкого мушкетерского полка. Шефская рота, входившая в состав вышеуказанного полка, была тогда же упразднена62. 29 октября того же года в Митаву приехал из-за границы молодой герцог Беррийский. Погостив у своего дяди в Курляндии, он прибыл 20 ноября в Локаче, чтобы возглавить дворянский драгунский полк своего имени. Этот 20-летний юноша с большим усердием начал заниматься строевым учением, выделывая все артикулы даже у себя в гостиной. Служивший под его начальством граф де Пюимэгр отмечал, что герцог больше других полковых шефов занимался своими людьми, добросовестно входя во все подробности службы63.
Район расквартирования корпуса Конде в Российской империи находился на территории Луцкого, Владимирского и Ковельского поветов (уездов) Волынской губернии. Об условиях жизни французских эмигрантов на этих квартирах имеются любопытные свидетельства очевидцев. Вот что писал об этом один из молодых «кондейцев», Ипполит д'Эсиеишаль, бывший «рыцарь Короны», служивший затем в свите герцога Беррийского. «Уезды, в которых была расположена армия, состояли из городков (местечек. - А.В.) и деревень, из которых первые были заселены евреями, а вторые, состоявшие из разрозненных домов, сооруженных из земли и дерева, - грязными, нечистоплотными и совершенно опустившимися крестьянами (украинцами. - А.В.). Некоторых из наших товарищей недостаток денежных средств вынудил поселиться там (т.е. в крестьянских избах. - А.В.), другие построили себе домики из березовых бревен, обложенные мхом и крытые досками, что делало их удобными для жилья и придавало им весьма живописный вид» 64.
«Не говоря о плохом состоянии квартир, некоторые из коих представляли собой хижины с печкой и дымоходом, которые приходилось делить с крепостными крестьянами, - вспоминал другой «кондеец», фурьер де Тибу дю Пюизак, - нам еще приходилось терпеть много неудобств из-за трудностей с доставкой продовольствия»65. Продукты не всегда можно было подвезти своевременно (особенно в плохую погоду, когда дороги приходили в негодность), потому что подразделения корпуса Конде были разбросаны на большом пространстве.
Однако имеются свидетельства, отличающиеся от вышеупомянутых пессимистических оценок. Так, например, офицер дворянского драгунского полка граф Ж.-Ф.-А. Нуде де Пюимэгр утверждал в своих мемуарах, что французские эмигранты жили в России в значительно менее тяжелых условиях, чем в Германии, и что «материальное положение солдата было полностью обеспечено благодаря обилию и дешевизне продуктов». «Я помню, - писал де Пюимэгр, - что фунт мяса стоил пять копеек - три или четыре су, - а дюжина яиц или один каплун - три или четыре су, но вино, кофе, сахар, предметы роскоши для туалета - все это доставлялось из Англии и было непомерно дорого»66.
Антисанитарные условия, в которых жили местные крестьяне, способствовали тому, что летом 1798 г. на болотистой местности в окрестностях Дубно вспыхнула эпидемия моровой язвы. Французские военные врачи из корпуса Конде приняли активное участие в борьбе с этой угрозой. Профессор Герэн и хирург Аллуэль в своем рапорте от 14 июля подробно описали симптомы болезни и указали средства, необходимые для ее предотвращения. Своевременные профилактические меры смогли остановить дальнейшее распространение эпидемии и позволили «кондейцам» избежать массовых заболеваний67.
Повседневная жизнь корпуса Конде на Полыни была заполнена постоянными парадами, смотрами и экзерцициями, т.е. всем тем, что так любил российский император. Вскоре военное обучение, которым до отупения приходилось заниматься французским эмигрантам, многих из них, особенно дворян, начало тяготить. Необходимость выполнять все мелочные и по большей части устаревшие параграфы русских уставов воспринималось «кондейцами» как тяжкое и ненужное бремя68.
Введение русского военного устройства вызвало в наемных частях корпуса Конде усиленное дезертирство среди солдат, с которыми, в отличие от дворян, не церемонились и применяли палочные экзекуции. За солдатские побеги наказывали также и офицеров, сажая их под строгий арест.
Время, свободное от служебных обязанностей, большинство французских эмигрантов проводило за «фараоном», «макао» и другими популярными в ту эпоху карточными играми. За картами часто вспыхивали ссоры, которые нередко заканчивались вызовом на поединок. Даже строгие дисциплинарные меры, принятые принцем де Конде, не могли полностью прекратить «манию» дуэлей, охватившую эмигрантский корпус во время стоянки на Волыни.
Чтобы как-то развеять скуку лагерной жизни и одновременно разнообразить свой стол дичью, некоторые французские дворяне на досуге занимались незаконной охотой в чужих угодьях. Группа «кондейцев» нашла себе иное развлечение, образовав театральную группу под руководством капитана дворянского мушкетерского полка Ф.-Ж.-Ж. Гавине де Ларошассьера. Местом, где она разыгрывала свои спектакли, стал замок польской графини Чацкой, расположенный недалеко от деревни, где квартировала рота де Ларошассьера. Среди самодеятельных актеров, участвовавших в постановках, были генерал-лейтенант маркиз де Бутийе, блиставший в ролях старых дуэний, полковники д'Эсклэб и князь Амедей де Брольи, а также сама графиня Чацкая. Эта любительская труппа с успехом играла комедии Мольера и Реньяра из репертуара знаменитого парижского театра «Ко мед и Франсэз»69.
Взаимоотношения эмигрантов из корпуса Конде и местных польских помещиков пережили две основные стадии. Вначале волынская шляхта и особенно образованные магнаты, большинство которых было воспитано на французской культуре, оказали «кондейцам» весьма теплый прием. Офицеров корпуса и солдат-дворян наперебой приглашали в польские усадьбы, в их честь устраивались всевозможные празднества. Общность религии также способствовала установлению близких контактов между представителями польского дворянства (обоего пола) и французскими роялистами70.
Польские дворяне, стремившиеся к воссозданию независимой Полыни, надеялись использовать «кондейцев» в качестве потенциальных союзников в борьбе с российским правительством. Они помнили, что в 1770-1772 гг. офицеры французской королевской армии участвовали в боевых действиях против царских войск на стороне Барской конфедерации. Однако к раздражению роялистов из корпуса Конде, поляки воспринимали Францию как дружественную страну независимо оттого, какой режим правления там господствовал - республика или монархия. Многие волынские помещики с восторгом встречали известия о военных успехах французских республиканце». Недавние победы генерала Наполеона Бонапарта в Италии, где под трехцветным знаменем сражались и польские легионы, сделали имя этого молодого полководца настолько популярным в Польше, что среди тамошних дам стало модным носить на груди медальон с его изображением.
Понятно, что подобные настроения волынской шляхты вызывали у французских роялистов весьма болезненную реакцию. В свою очередь, они дали понять польским националистам, что не станут участвовать в заговорах против царского правительства, которому они присягали. Все это привело к охлаждению между французскими эмигрантами и поляками. Выражая мнение многих «кондейцев», герцог Ангиенский дал местным помещикам крайне нелестную характеристику. «Господа поляки, - писал он своему отцу в Англию, - вообще самые плутоватые попрошайки на свете, беспокойные, всегда недовольные, трусы и заговорщики одновременно. Сперва они нас прекрасно приняли, воображая, что мы разделяем их убеждения, но когда они заметили, что мы готовы отрезать им уши по первому знаку нашего нового повелителя, они переменили тон, и мы должны были добиваться от них силой и домогательством всего, что нам необходимо»71.
Эмигранты прибыли в Российскую империю, надеясь, что государь, не признавший республики, станет чествовать и лелеять их, что в далекой стране все будут поклоняться перед носителями просвещения. Они ехали на отдых - скучный, но сытный, вовсе не предполагая, что на их службу могут быть иные взгляды, не те, какие они выработали себе сами. Им и не снилось, что можно так вмешиваться не только в их службу, но и во внутреннюю жизнь, в интимные отношения товарищей, переписку и забавы. Отзывы об императоре Павле, его указах и странностях, обо всех российских порядках вызвали надзор за корреспонденцией, так что по почте, как вспоминал фурьер де Тибудю Пюизак, эмигранты могли описывать свое положение только в самом розовом свете, а искренне высказывались только в письмах, передаваемых тайно, с оказией72.
В июне 1798 г. из корпуса Конде в Галицию был послан целый пакет с корреспонденцией для отправки австрийской почтой. На русской таможне в пограничном городке Устилуге его перехватили и, прочитав, самые резкие письма отправили начальству. Два главных виновника, офицер гренадерского полка герцога Бур бонского де Бомануар и фурьер дворянского мушкетерского полка де Клозет (до эмиграции служивший лейтенантом в пехотном полку Бовуази) были арестованы 13 июня. В своих посланиях эти французские роялисты весьма критически оценивали государственное устройство и законодательство царской России, не щадя при этом и личности самого императора Павла Петровича. Особенно острым по содержанию было письмо де Бомануара, адресованное в Швейцарию, в нем автор открыто осуждал крепостное право и жестокий деспотизм царя73.
Попытки заступиться за арестованных «кондейцев» успехом не увенчались. Вся 6-я рота дворянского пешего полка, в которой служил фурьер де Клозет, составила коллективное прошение о его освобождении. За это принц де Конде вынужден был арестовать командира роты (капитана барона Ф.-Л.-Л. де Чуди) и второго капитана (Ш.Лебёфа), поскольку их «крамольная» жалоба не соответствовала требованиям русского устава74.
Де Бомануар и де Клозет, как государственные преступники, были препровождены к подольскому генерал-губернатору графу И.В.Гудовичу и посажены в Каменецкую крепость. Оттуда обоих французов, приговоренных к ссылке в Сибирь, направили под стражей в Петербург, где они вскоре получили высочайшее помилование. Вместо ссылки царь повелел перевести их прапорщиками в русский драгунский полк (Сибирский), шефом которого был французский эмигрант, генерал от кавалерии граф Шарль-Жозеф-Гиацинт де Гу де Виомепиль75.
Павел I, недовольный проявлениями вольнодумства среди эмигрантов, потребовал от принца де Конде принять строгие меры для укрепления дисциплины в частях французского корпуса. Несколько пехотинцев и кавалеристов дворянских полков были вынуждены уйти в отставку без права возвращения. В июле 1798 г. император издал указ, запрещавший французам въезд в Россию.
Эта мера русского правительства привела к тому, что на границе империи было задержано много «кондейцев», возвращавшихся в свои части из отпуска, срок которого истекал 1 июля. В результате около 600 эмигрантов остались в Германии без всяких средств к существованию. Принц де Конде, зная о жалком положении своих земляков, застигнутых царским указом у границы, все же сумел выхлопотать для них паспорта, необходимые для въезда в российские пределы. Вместе с этими паспортами эмигранты получили небольшие денежные суммы из личной кассы принца (по 5 луидоров на каждого)76.
Во время пребывания корпуса Конде в России была сделана попытка вновь возродить прежние планы Екатерины II и герцога де Ришелье относительно создания на побережье Азовского моря военных поселений французских эмигранте. Чтобы разведать места, на которых можно было бы основать эту колонию, принц де Конде в 1798 г. направил в Крым и Приазовье нескольких офицеров своего корпуса. Однако из этих планов опять ничего не вышло, так как «кондейцы» вовсе не горели желанием превращаться в военных поселян и осваивать целинные земли для русского царя77.
Зима 1799 г. на Волыни выдалась очень суровой: мороз достигал 30°, так что «кондейцы» по достоинству смогли оценить все неудобства местного климата, оказавшегося вовсе не таким «приятным», как было обещано русским правительством. Согласно царским регламентам, войска должны были ежедневно, невзирая на погоду, устраивать вахтпарады; лишь однажды (9 февраля 1799 г.) принц де Конде осмелился отменить такой парад из-за сильного холода78.
В эти тяжелые зимние месяцы «кондейцев» сильно взволновал суд над одним из французских солдат, неким Перрэном, который, находясь в карауле во Владимире-Волынском, опасно ранил своего товарища. Незадолго до этого он проиграл в карты все, что имел, и покусился на чужой кошелек. 22-летний Перрэн служил в дворянском мушкетерском полку - бывшем полку дворян-егерей, куда он вступил перед самой отправкой корпуса Конде в Россию. За свое преступление этот француз был приговорен российским военным судом к наказанию - битью кнутом, вырыванию ноздрей и затем ссылке на каторгу. Принц де Конде, желая избавить солдата дворянской части от позорища, предлагал заменить это наказание хотя бы смертной казнью, но все его просьбы были напрасны: французским эмигрантам пришлось увидеть своего земляка под кнутом79.
Пережить морозную зиму «кондейцам» помогла надежда на предстоящую европейскую войну. Новая коалиция держав, в которой одну из главных ролей играла Россия, готовилась обрушиться на Французскую республику. Павел I, обеспокоенный завоеваниями Директории, заключил в конце 1798 г. союзные договоры с Англией, Австрией, Неаполитанским королевством и Турцией. Тогда же в австрийские владения был отправлен русский вспомогательный корпус генерала Розенберга, а в Средиземное море послана военно-морская эскадра адмирала Ушакова.
В марте на Европейском континенте развернулись военные действия между Австрией и Францией. Вновь одним из главных участков войны стала Швабия, и там, в районе между Дунаем и Констанцским озером, встретились лицом к лицу французская Дунайская армия и австрийская армия эрцгерцога Карла. Россия выделила на подмогу эрцгерцогу два корпуса: русский - генерала Нумсена (позже генерал-лейтенанта А.М.Римского-Корсакова) и эмигрантский корпус принца де Конде.
29 марта 1799 г. в Дубно пришел приказ о выступлении в Германию, который «кондейцы» встретили с радостью, тем более, что район предстоящих действий был им хорошо знаком по кампаниям 1793-1797 гг. Однако к походу оказались готовы только пехота и артиллерия, в то время как кавалерия еще не была полностью обеспечена лошадьми. Затянувшееся комплектование конского состава, плохое состояние дорог, а также проволочки, чинимые австрийским правительством, привели к тому, что выступление корпуса Конде в Галицию было отложено.
И течение всей весны драгунские полки герцогов Беррийского и Ангиенского усиленно занимались ремонтом конского состава. Большая часть лошадей для этого была пригнана в Волынскую губернию из донских степей. Эти животные оказались совершенно дикими, поэтому потребовалось время на их объездку и приучение к строю. Недостающих коней и фураж пришлось покупать на месте самим полковым шефам, заинтересованным в скорейшем приведении своих полков в боевую готовность80.
В апреле 1799 г. основная часть корпуса Конде была сосредоточена во Владимирском повете, а главная квартира принца с 23-го числа находилась в городе Владимире-Волынском. 29 апреля по распоряжению 11авла 1 французским эмигрантам был придан русский гусарский полк генерал-лейтенанта К.Ф.Боура (Павлоградский), состоявший из 10 эскадронов81.
10 мая 1799 г. император Павел I предписал принцу де Конде задержаться с выступлением и пропустить вперед русские войска. Только 19 июня последовал, наконец, приказ о выходе эмигрантского корпуса за границу. При выступлении «кондейцы» были разделены на три походные колонны. Первую колонну составили: русский гусарский полк Боура (1566 человек и 1471 лошадь), главная квартира корпуса с французской и швейцарской ротами охраны (412 человек и 667 лошадей), дворянский мушкетерский полк принца де Конде (1002 человека, 369 лошадей) и приданная ему артиллерия (36 человек и 29 лошадей) - всего 3016 человек и 2536 лошадей. Во вторую колонну вошли: свита герцога Беррийского (29 человек и 77 лошадей), дворянский дра1унский полк герцога де Берри (843 человека и 1105 лошадей), немецкий мушкетерский полк Дюрана (609 человек и 307 лошадей), артиллерийский батальон генерал-майора де Мансона (260 человек и 271 лошадь) - всего 1 741 человек и 1760 лошадей. Третью колонну образовали: свита герцога Ангиенского (41 человек и 71 лошадь), драгунский полк герцога д'Ангиена (619 человек и 959 лошадей), гренадерский полк герцога де Бурбона (797 человек и 519 лошадей), госпиталь и полевой лазарет (168 человек и 95 лошадей) - всего 1625 человек и 1637 лошадей. Общая численность всех трех колонн корпуса принца де Конде составила 6382 человека и 5933 лошади, из них собственно во французских эмигрантских формированиях - 4816 человек и 4462 лошади82. Корпусное депо, в котором находилось около 300 человек (больных или слишком старых эмигрантов), осталось в Дубно под начальством подполковника графа Ф.Дюпра де Кадмю. Еще один малый госпиталь с 8 августа был размещен в Луцке83.
Принц де Конде покинул Владимир-Волынский 2 июня 1799 г. во главе дворянского пешего полка. Спустя несколько часов он переправился через Буг по специально сооруженному мосту. У этого моста «кондейцев» провожали комиссары царского правительства, которые выискивали в рядах корпуса русских подданных, пытавшихся нелегально, без разрешения и без заграничного паспорта, покинуть пределы империи. Значительное количество таких лиц сопровождало корпус принца де Конде под видом слуг французских дворян. Нескольких из них комиссарам удалось обнаружить и задержать, но большинство смогло благополучно перейти границу84.
Далее ограничимся лишь беглым очерком последующих событий.
Колонны французских эмигрантов благополучно проследовали через австрийскую и баварскую территорию и в октябре 1799 г. прибыли на берега Констанцского (Боденского) озера. 5 октября корпус Конде занял город Констанц, расположенный на левом берегу Рейна, в узком перешейке между двумя бассейнами упомянутого озера. Два дня спустя, 7 октября, он был атакован дивизией генерала Оноре Газана, принадлежавшей к Гельветической армии Французской республики. Горячий бой под Констанцем, в котором эмигранты и поддерживающие их русские части (гусары Боура и мушкетерский полк графа Разумовского) проявили большую храбрость, завершился их отступлением за Рейн (в находившееся на правом берегу реки предместье Констанца Пeтepсхаузен). Потери роялистов в этом деле составили 222 человека (57 убитыми, 69 ранеными, 96 пленными и пропавшими без вести), причем почти половина потерь пришлась на гренадерский полк Бурбона85. 11 октября авангард «кондейцев» вновь занял оставленный противником Констанц, но на следующий день был сменен подошедшим отрядом австрийцев. 15 октября принц Конде получил приказ перейти со своим корпусом на восточный берег Констанцкого озера, чтобы соединиться там с русской армией фельдмаршала графа А.В.Суворова, прибывшей из Швейцарии. С 4 ноября эмигранты были расквартированы под Ландбергом (Бавария), а в конце декабря 1799 г. перешли оттуда в район австрийского города Линца, где заняли новые зимние квартиры.
Тем временем Россия вышла из антифранцузской коалиции, и корпус Конде по приказу царя должен был отправиться на место своей прежней дислокации в Волынскую губернию. Сроки его выступления из Линца неоднократно переносились, пока, наконец, не был установлен окончательный день - 20 марта 1800 г. Известие о предстоящем возвращении в Россию многие «кондейцы» восприняли как настоящую трагедию. «Что касается меня, - писал, например, герцог Ангиенский своему отцу, - то, если мне велят вернуться в Россию, я буду в отчаянии. Умереть для гражданской и военной жизни, умереть для всей остальной Европы - вот участь возвратившихся в Россию накануне всеобщего мира»86.
Настал день выступления, которого все солдаты и офицеры корпуса ожидали с тяжким сердцем. Однако неожиданно их печаль сменилась радостью - всего за несколько часов до начала марша к принцу де Конде приехал фельдъегерь от Павла I, привезший весть о новой перемене в судьбе «кондейцев». В своем рескрипте от 7-го марта 1800 г., доставленном 20-го, русский царь извещал принца де Конде о том, что его корпус, по договоренности с британским правительством, переходит на содержание Англии. Павел I, впрочем, оставил эмигрантскому контингенту в знак благодарности за верную службу все снаряжение, вооружение, обмундирование, а также повозки и лошадей87. Депо корпуса Конде, остававшееся еще на Волыни, было вскоре отправлено в Германию.
Так закончилась русская страница в истории «армии Конде», во многом случайная и вызванная личным вмешательством в ее судьбу императора Павла Петровича, ненавидящего французскую революцию и культивировавшего в себе некий рыцарский дух. Разочарование в союзниках (прежде всего в австрийцах), недовольство их своекорыстным поведением в ходе осенней кампании 1799 г., побудило русского монарха выйти из коалиции, а затем, после установления во Франции режима консульства, и вовсе поменять вектор своей внешней политики. Тем не менее Павел I, надо отдать ему должное, готов был и дальше содержать у себя эмигрантское войско. Нежелание самих «кондейцев» прекратить борьбу с Французской республикой и возвратиться из Западной Европы в Россию вовсе не обязывало царя к тому, чтобы освободить их от присяги на верность, но он поступил в этом деле по-рыцарски, позаботившись о том, чтобы корпус Конде не был брошен на произвол судьбы.
После ухода с российской службы «армия Конде» просуществовала немногим больше года. В апреле 1800 г. по распоряжению лондонского кабинета ее направили в Италию, откуда в мае того же года возвратили обратно в Германию и включили в состав австрийской армии, действовавшей на Дунае. Войска Конде приняли участие в кампании 1800 г., но вскоре после заключения Люневильского мира правительство Англии решило их расформировать. Роспуск корпуса, численность которого из-за дезертирства и болезней сократилась до 3 тыс. человек, произошел с 1 мая по 1 июня 1801 г. в Виндиш-Файстрице (Австрия). Из его состава 817 дворян и 600 наемников продолжили службу в рядах английской армии88, а некоторые потом возвратились во Францию, воспользовавшись амнистией, объявленной первым консулом Наполеоном Бонапартом.
Злосчастная судьба выпала на долю маленькой армии роялистов, которой пришлось в силу обстоятельств мотаться по всей Европе - от Рейна до Буга, от Вормса до Луцка. Стойкость, с которой «кондейцы» преодолевали эти испытания, вызвала уважительную оценку у самого Наполеона. «Они были наемниками наших врагов, это верно, - говорил ссыльный французский император на острове Святой Елены, - но они являлись ими или считали необходимым быть таковыми ради своего короля. Франция погубила их дело и оплакала их храбрость. Всякая преданность есть героизм»89. Нам, жителям России, невольно хочется сравнить характер и судьбу «белых» французских и «белых» русских воинов, действовавших во время двух разных и вместе с тем схожих революций и гражданских войн - 1789-1799 гг. во Франции и 1917-1922 гг. в России. При всех различиях социального, политического, идеологического, наконец, количественного порядка, между ними есть немало общего. На наш взгляд, русские добровольческие полки из армий генералов Корнилова или Врангеля чем-то напоминают по своему положению дворянские части «армии Конде» - и там и здесь мы видим генералов и офицеров, тянущих солдатскую лямку бок о бок с юными кадетами. В обоих случаях эти люди были готовы идти за своими вождями на смерть, скитаться на чужбине и ждать удобного момента, чтобы вновь сразиться с ненавистным врагом, лишившим их родины.
1 Вайнштейн О.Л. Очерки по истории французской эмиграции в эпоху Великой революции (1789-1796). Харьков, 1924. С. 33.
2 Grouvel F.-M.-L.-M., vicomte de. Les Corps de troupe de l'émigration française ( 1789-1815), t.2. L'Armée de Condé. Paris, 1961, p.23.
3 О жизни принца де Конде см.: Chambeland C.-A., Vie de Louis-Joseph de Bourbon-Condé, 1.1-3, Paris, 1819-1820; Crétineau-Joly J., Histoire des trois derniers princes de la maison de Condé, 1.1-2, Paris, 1867t
4 Вайнштейн O.Л. Очерки по истории... С. 19; Grouvel, op.cil., t. 2, p.25.
5 В 1791 г. принц де Конде пожертвовал на содержание войск свои ордена и драгоценности на сумму 688 800 ливров.
6 Gouvel, op. cit., p. 103.
7 Герцог Луи-Анри-Жозеф де Бурбон [Бурбонский] (1756-1830) - сын принца де Конде, командир эмигрантского корпуса » Бельгии (1792), служил в «армии Конде» в Германии (1793-1795), после чего жил в Англии (1795-1814); вернулся во Францию при Реставрации вместе со своим отцом.
8 Арман-Эмманюэль дю Плесси, герцог де Ришелье (1766-1822) - французский эмигрант, с 1789 г. жил в России, генерал-лейтенант русской службы (1791), губернатор города Одессы и Новороссийского края ( 1803-1814), вернулся во Францию при Реставрации, был министром иностранных дел и первым министром Людовика XVIII (1815-1818, 1820-1821).
9 Pingaud L., Les Français en Russie et les Russes en France. L'Ancien régime - l'émigration - les invasions. Paris, 1886, p. 189.
10 Австрийское звание «фельдмаршал-лейтенант» соответствовало генерал-лейтенанту французской королевской армии.
11 Bittard des Portes R., Histoire de l'armée de Condé pendant la révolution française (1791-1801), Paris, 1905, p.65.
12 Луи-Антуан-Анри де Бурбон, герцог д'Ангиен [Ангиенский] (1772- 1804) - сын герцога Бурбонского и внук принца Конде; в 1793-1801 гг. служил н «армии Конде», а в 1804 г. был захвачен в Эттенгейме отрядом французских жандармов и драгун, увезен во Францию и по приговору военного суда расстрелян.
13 Джеджула К.Е. Россия и Великая Французская буржуазна революция конца XVIII века. Киев, 1972. С. 419.
14 Muret T., Histoire de l'armée du prince de Condé, t.2, Paris, 1844, pp.44-45.
15 Горчаков [3-й] Василий Николаевич, князь - генерал-майор русской службы, флигель-адъютант императора Павла I и представитель последнего при корпусе (инспекции) принца Конде. Французские эмигранты отмечали у Горчакова 3-го легкомыслие и любовь к кутежам, жаловались на его бесцеремонное обращение с деньгами, отпускаемыми царской казной для корпуса Конде. - Щепкина Е.М. Армия роялистов в России //Журнал Министерства народного просвещения. 1889, январь. Ч. CCLXI. С. 51-52.
16 Bittard des Portes R., op. cil., p. 323.
17 Muret T., op. cil., pp.46-52.
18 Puymaigre A.B. de. Souvenirs sur l'émigration, l'empire et la restauration, Paris, 1884, p. 17.
19 Grouvel, op. cit., t. 2, pp. 99-100.
20 По штату, установленному 20 февраля 1796 г., в каждую из 18 рот дворянского егерского полка входили: 5 офицеров ( 1 капитан, 2 лейтенанта и 2 су-лейтенанта), 16 унтер-офицеров. 1 барабанщик, 75 рядовых (в среднем), 2 капеллана и 2 слуги. - Grouvel, op. cit., p. 262.
21 Чин лагерного маршала (maréchal de camp) соответствовал бригадному генералу французской республиканской армии или генерал-майору австрийской и русской армий.
22 Каждый такой волонтер вступал в ряды «рыцарей Короны» с собственным конем и экипировкой.
23 Grouvel, op. cit., p. 119, 123, 128-130; Bittard des Portes R., op. cit., pp. 223-224.
24 Grouvel, op. cit., t. 2, pp. 297-300, 321, 327.
25 Wenck G., Les Unités des hussards de l'émigration française. - «Vivat hussar»,
№ 1, Turbes, 1966, pp.81-85, 93-94.
26 Grouvel, op. cit., t. 2, pp. 361-362, 366-367, 372-373.
27 Ibid., pp. 85-86, 90.
28 Grouvel, op. cit., pp. 95-96.
29 Grouvel, op. cit., pp. 53-54; Вittard des Portes R, op. cit., p. 184.
30 Grouvel, op. cit., t.2, p.150.
31 В состав третьей (главной) колонны корпуса, возглавляемой самим герцогом Ангиенским, входили 100 лейб-гвардейцев конной роты капитана барона д'Оже. Этой роте, набранной из ветеранов дворянской кавалерии.
предстояло затем отправиться » Курляндию и там образовать охрану Митавского замка - новой резиденции Людовика XVIII. - Вittard des Portes R, op. cit., pp.326-327.
32 Chambeland C.A., op. cit., t.3, pp.42-43; Muret T., op. cit., t.2, pp.93-94.
33 Puymaigre A.K. de, op. cit., p.44.
34 Российский государственный военно-исторический архив (далее РГВИА). Ф.50. Оп. 1/204. Св.1. Д. 2. Л. 15-16 об.
35 Там же.
36 Там же. Л. 16 об.
37 Там же. Л. 13 и об.
38 Там же. Л. 237-238.
39 10 руб = 5 флоринам 30 крейцерам, 10 руб. ассигнациями = 3 руб. 50 коп.
40 РГВИА. Ф.50. Оп.1/204. Св.1. Д. 2. Л. 13, 14, 17. (1 четверть = 209,91 л; 1 гарнец = 3,28 л; 1 пуд = 16,38 кг; 1 фунт = 409,5 г; 1 деньга = 0,5 коп.).
41 Muret T., op. cit., t.2, р.69.
42 Ibid., р.81.
43 Кроме этого дворца, расположенного у Полицейского моста, принц де Конде получил имение близ Петергофа; Павел I подарил ему также 20 тыс. рублей серебром и назначил его семье пенсию в 70 тыс. рублей. - Щепкина Е.М. Армия... С.59; Crétineau-Joly J., op. cit., 1.1, p. 184.
44 Шарль-Фердинанд де Бурбон, герцог де Берри [Беррийский] (1776-1820) - второй сын графа д'Артуа (будущего короля Карла X) и племянник казненного короля Людовика XVI и графа Прованского (Людовика XVIII); служил в «армии Конде» (1794-1797, 1798-1801 ), затем жил в Англии (1801-1814); после реставрации Бурбонов вернулся во Францию, где в 1820 г. был убит рабочим Лувелем.
45 Muret T., op. cit., t.2, p.86-87.
46 Ibid., p.92.
47 И каждую роту входили по штату: 2 капитана, 2 лейтенанта, 4 су-лейтенанта, 1 старший фурьер (каптенармус), 3 фурьера, 1 знаменосец, 4 сержанта, 8 капралов, 1 барабанщик и 1 капеллан. Количество рядовых не было установлено, но, как правило, не превышало 100 человек. - Grouvel, op. cit., t.2, p.270.
48 Grouvel, op. cit., t.2, pp.301-302.
49 Ibid., p.322.
50 Ibid., pp. 150-151.
51 Ibid., pp.237-238.
52 Ibid., pp.262-263.
53 Ibid., pp.151, 262.
54 РГВИА. Ф.50. Оп. 1/204. Св. 1. Д. 2. Л. 82-86 об.
55 Grouvel, op. cit., t.2, p.95.
56 Ibid., p.387.
57 РГВИА. Ф.50. Оп. 1/204. Св. 1. Д. 2. Л. 82-86 об.
58 Grouvel, op. cit., t.2, p.322.
59 Ibid., p. 162.
60 Grouvel, op. cit., t.2, p.281.
61 Thibaut tin Puisact J., Journal d'un fourrier de l'armée de Condé, Paris. 1883, pp. 192, 195.
62 Ibid., p.322.
63 Muret T., op. cit., t.2, p.120; Puymaigre A. H. de, op. cit., p.48.
64 D'Espinchal H, Souvenirs militaires, 1792-1814. t.l, Paris, 1901, p.l1.
65 Thibaut du Puisact J., op. cit., p. 178.
66 Puymaigre A. li. de, op. cit., p.45.
67 Grouvel, op. cit .,1.2, p.387.
68 Muret. T., op. cit., t.2, p.l 15.
69 Ibid.
70 Конечно, случались и неприятные эпизоды. Так, осенью 1798 г. лейтенант драгунского полка герцога д'Ангиена Шауценбах похитил молодую девушку-польку, а один драгун того же полка во время ссоры тяжело ранил своей саблей польского шляхтича. - Grouvel, op. cit., t.2, p. 239.
71 Crétineau-Joly J., op. cit., 1.2, p.259.
72 Thibaut du Puisact J., op. cit., p. 144.
73 Puymaigre A. В. de, op. cit., p. 50.
74 Muret T., op. cit., I. 2, pp. 115-116.
75 Muret T., op. cit., p. 118. После воцарения Александра I оба француза вышли в отставку. Де Клозет в 1801-1802 гг. был домашним учителем в дворянской семье Муравьевых (жил в Москве и Санкт-Петербурге). Его малолетний воспитанник, Николай Муравьев, стал впоследствии крупным военным деятелем России генералом H.Н.Муравьевым-Карским и приобрел известность как покоритель турецкой крепости Карс в 1855 г. - Щепкина Е.М. Армия... С. 64.
76 Thibout du Puisact J., op. cit., p. 182.
77 Pingaud L., op. cit., p.213.
78 Muret T., op. cit., p. 120.
79 Щепкина Е.М. Армия... С. 67-68.
80 Bittard des Portes R., op. cit., p.337; Grouvel, op. cit., t.2, p.152.
81 РГВИА. Ф.846. Оп. 16. Д. 314. Л. 7; Ф. 489. Оп. 1. Д. 2310. Л. 2.
82 Там же. Ф.50. Оп.1/204. Св. 1. Д. 2. Л. 340 об.
83 Grouvel, op. cit., I. 2, p. 388; Muret T., op. cit., p.124.
84 Muret T., op. cit., p. 124.
85 Милютин Д.A. История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 году. СПб., 1853. Т. 4. Ч. VI. С. 247.
86 Crétineau-Joly J., op. cil., I. 1, p. 199.
87 Muret T., op. cit., l.l, p. 174.
88 Бывшие «кондейцы», которые после роспуска корпуса согласились служить Англии, были затем отправлены в Триест. Из них сформировали 6-ротный батальон так называемых «британских егерей» (chasseurs britanniques). - Вittard des Portes R., op. cit., p.380.
89 Mémoires de Napoléon. Paris, 1838, t.2, p.310.
Просмотров: 26575
Источник: Франция и Россия в начале XIX столетия. М.: ГИМ, 2004
statehistory.ru в ЖЖ:
