Выборные практики дворянства Московской губернии в конце XVIII — начале XIX века

Данная статья рассказывает о том, как в Московской губернии проходили выборы губернского предводителя дворянства и заседателей в судебные инстанции и другие органы городского самоуправления в конце 18 - начале 19 века.

Статья впервые опубликована в сборнике "Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века". (М.: Новое литературное обозрение, 2012)*.
----

Дворянское самоуправление и перспективы формирования гражданского общества в России

Тема статьи теснейшим образом связана с дискуссионным вопросом о существовании гражданского общества в дореволюционной России. В настоящее время не существует единого определения гражданского общества. Джин Коэн и Эндрю Арато, часто признаваемые в литературе «ведущими теоретиками изучения гражданского общества», во многом способствовали тому, что это понятие стало размытым и, на мой взгляд, получило неоправданно расширительное определение: «Сфера социального взаимодействия между экономикой и государством, состоящая, главным образом, из сферы личной жизни (особенно семья), сферы ассоциаций (особенно добровольные общества), социальных движений и форм общественной коммуникации»¹. Еще более аморфный характер получила дефиниция «гражданского общества» в российском Большом энциклопедическом словаре: «совокупность отношений в сфере экономики, культуры и др. сферах, развивающихся в рамках демократического общества независимо, автономно от государства»². Полагаю, что Дж. Коэн и Э. Арато справедливо отграничили «гражданское общество» от «политического общества» и экономики, но неоправданно включили в пространство гражданского общества личную (интимную) жизнь и семью.

Более точное определение гражданского общества ввел Чарльз Тэйлор: «сеть (web) автономных ассоциаций, независимых от государства»³. Это определение отсекает от территории гражданского общества все лишнее, оставаясь достаточно гибким и для того, чтобы конструировать ее исходя не только из современных реалий, и для анализа генезиса гражданского общества. Именно эту дефиницию я и использую в своей статье, хотя и с одной оговоркой: не следует абсолютизировать автономность разных объединений и ассоциаций применительно к истории Нового времени. В ряде стран с сильным абсолютистским правлением (Франция, Пруссия, Россия) именно государство способствовало формированию ряда институтов гражданского общества (прежде всего — научных, просветительских и благотворительных организаций). В России при Екатерине II не только была создана система народного образования, без которой невозможно появление граждан, но и сформированы впервые или существенно модернизированы органы местного самоуправления (городского и дворянского), ставшие пространством формирования гражданского самосознания, сферой гражданской деятельности и гражданской инициативы (пусть и в ограниченных масштабах). Сказанное не исключает важной роли «публичной сферы» (Юрген Хабермас) в формировании гражданского общества⁴.

История выборов в органы городского и дворянского самоуправления — это своего рода призма, через которую можно рассмотреть процесс формирования гражданского общества. В России этот процесс начинается после 1762 года, когда дворянство освободилось от обязательной службы государству. Важной вехой в создании условий для формирования гражданского общества стали Жалованные грамоты дворянству и городам 1785 года, согласно которым общества дворянства и городских сословий (город) получили права юридического лица. В первую очередь именно это обстоятельство дало основание Марку Раеффу высказать гипотезу о создании основ для возникновения гражданского общества в России во время правления Екатерины II. Раефф полагал, что к 1820 году этот процесс приобрел «необратимый» характер⁵. Борис Николаевич Миронов менее категоричен, но также утверждает, что еще до реформ 1860-х годов «каждое дворянское общество представляло из себя сложившийся элемент гражданского общества, поскольку являлось автономным от государства сообществом свободных граждан...»⁶.

Признаюсь, что для меня было трудно понять: почему дворянские уездные корпорации (то есть строго сословные институты) можно считать элементом гражданского общества? Рассматривая степень их автономности от государства, мы видим, что она была весьма и весьма относительна. Это было обусловлено уже обширностью круга решавшихся ими вопросов, многие из которых напрямую были связаны с интересами государства. Фактически институты дворянского самоуправления занимались всеми проблемами местного управления, не затрагивавшими город. Иногда их деятельность распространялась и внутрь городских стен. Проникнуть туда было тем легче, что, как правило, никаких городских стен к этому времени уже не было. Существовали, правда, юридические препятствия, мешавшие дворянской корпорации осуществлять контроль над городской территорией. Однако время от времени правительство, решая свои сиюминутные задачи, нарушало права города, частично отдавая его под власть дворянской корпорации, как было, например, во время холеры в 1830 и 1831 годах. Такое внедрение дворянства в повседневную жизнь города рассматривалось его жителями как нарушение их прерогатив и вызывало в ряде случаев решительное противодействие со стороны органов городского самоуправления. Можно, пожалуй, и опустить борьбу органов городского и дворянского самоуправлений как не самую существенную для понимания характера дворянской корпорации. Куда важнее, что среди вопросов, решавшихся дворянскими обществами, была и поставка рекрутов для армии. Таким образом, дворяне — члены «гражданского общества» (согласно М. Раеффу и Б.Н. Миронову) — решали не просто вопрос о службе в армии других людей, не членов «гражданского общества» — крепостных крестьян, — они решали сами их судьбы. И тут возникает фундаментальный вопрос: возможно ли существование гражданского общества без демократии? Вероятно, большинство социологов и политологов будут удивлены такой постановкой проблемы. Многие же современные историки дают на этот вопрос утвердительный ответ. В ряде европейских стран институты гражданского общества сформировались до утверждения в них либеральной демократии. А во Франции и в Пруссии и вовсе именно абсолютистское государство дало толчок к формированию институтов гражданского общества⁷. Тот же феномен наблюдается и в России, где правительство Екатерины II сформировало систему самоуправления, создало систему народного образования и санкционировало возникновение научных обществ и ассоциаций, которые политологи, социологи и историки считают непременным атрибутом гражданского общества.

В социологической и исторической литературе разного рода добровольные ассоциации рассматриваются как «школа» демократии, способствующая обретению навыков, позволяющих решать вопросы путем обсуждения и голосования, а также усваивать идеи равенства и толерантности. В этом контексте представляет интерес возможность «протестировать» практики дворянских выборов конца XVIII — начала XIX века в поисках ответа на вопрос: чем же были в это время дворянские общества — элементом общества гражданского или привилегированными группами, использовавшими механизмы квазидемократического самоуправления и относившимися, по выражению Фрэнка Трентманна⁸, к «предыстории» гражданского общества?

В дооктябрьской литературе дворянским выборам не уделялось специального внимания, но в той или иной степени они затрагивались в трудах ведущих историков того времени⁹. Преимущественное внимание исследователей концентрировалось на анализе законодательства о службе дворян по выборам и правительственной политики Екатерины II и Павла I. Из архивных материалов в научный оборот были введены почти исключительно источники из канцелярии генерал-прокурора Сената.

В советское время эта тема была фактически закрыта по идеологическим причинам. В постсоветской России возродился интерес к истории дворянства, что нашло проявление и в региональных исследованиях о дворянстве XVIII — первой половины XIX века, среди которых есть и кандидатские диссертации, затрагивающие отдельные аспекты дворянских выборов¹⁰. Традиция историко-правового изучения самоуправления также получила свое развитие, проявившись и в принципиально новом подходе к институту выборов в XVIII — первой половине XIX века¹¹. Однако изучение истории дворянских выборов в дореформенной России еще только начинается. Не случайно эти исследования носят пока преимущественно локальный характер, особенно если принять во внимание многообразие и неполную унификацию правового статуса частей Российской империи.

В данной статье я рассматриваю практики организации и проведения выборов в органы дворянского самоуправления, а также учреждения местного управления и суда на материале Московской губернии. Такой локальный срез позволяет увидеть явление в его «провинциальном» (уездные города) и «столичном» (Москва) вариантах.

Нижней хронологической границей исследования является 1782 год. Логично было бы начать отсчет с 1785 года, когда появились Жалованные грамоты дворянству и городам, завершившие процесс формирования институтов городского и дворянского сословного самоуправления. Однако уже в 1782 году в Москве впервые прошли выборы губернского предводителя дворянства, а также заседателей в судебные инстанции. Верхняя грань — первые годы царствования императора Александра I, отменившего реформы Павла I и декларировавшего возврат к порядку управления и самоуправления, сложившемуся при Екатерине Великой. Выбранный небольшой, но насыщенный реформами и контрреформами в сфере самоуправления хронологический отрезок позволяет проследить динамику отношения дворянства к выборам и — через практики выборов — к ценностям институтов самоуправления.

Источниковую базу исследования составила прежде всего делопроизводственная документация органов государственной власти (преимущественно губернского уровня) и дворянского самоуправления, представленная отчетами, журналами заседаний депутатов от дворян и заседаний губернских правлений, а также перепиской вышестоящих инстанций с низовыми учреждениями: рапортами, указами, запросами, ответами на запросы, прошениями и другими материалами. Среди источников канцелярского делопроизводства особую роль для понимания «культуры политического»¹² у дворян имеют комплексы материалов о выборах в органы местной власти, суда и сословного самоуправления.

В некоторых случаях эти материалы объединены в единое «Дело о дворянских выборах на трехлетие». Стандартный набор документов, содержащихся в таком деле, включает предписания губернатора (указ о проведении выборов и «обряд выборов»), рапорты губернского и уездного предводителей о реализации этих предписаний, переписку губернского и уездных предводителей, переписку предводителей с земской полицией (иногда и с дворянской опекой), списки избирателей, баллотировочные списки, реестры избранных, предписания губернаторов (губернских правлений) об утверждении выбранных в должности и о приведении их к присяге, ходатайства об освобождении от службы по выборам (сопровождаемые иногда медицинскими свидетельствами о болезни), переписку о допуске к должностям других лиц вместо избранных, но по разным причинам отказывавшихся от службы, жалобы на нарушение законов о выборах и так далее. В ряде случаев (как типичных — при обращении в Сенат или к монарху с жалобами на нарушения законов о дворянских правах при выборах, — так и экстраординарных — увольнение губернского предводителя по указу царя) этот стандартный набор дополнялся высочайшими указами, отношениями генерал-прокурора или министра юстиции. Часто, однако, документы о выборах оказываются разделенными по разным делопроизводствам — губернских учреждений и органов дворянского самоуправления. Это требует дополнительных, иногда непростых архивных разысканий. Не всегда сохранился и полный комплекс перечисленных документов. Полнота этих документов также может серьезно варьироваться. При точном соблюдении инструкций список дворян уезда должен содержать данные, подтверждающие активное и пассивное избирательное право каждого дворянина. Таким образом, в списке дворян уезда (округи) должны иметься сведения о чине, собственности (наличии крепостных душ в уезде или недвижимости, приносящей доход более 100 рублей в год), о внесении в родословную книгу дворянства губернии или уезда, возрасте и предыдущей службе. В списке также должны содержаться сведения о причинах, по которым тот или иной дворянин отсутствовал на выборах. К сожалению, документация о выборах далеко не всегда соответствовала нормативным предписаниям.

В полной мере последнее замечание справедливо и для Московской губернии, хотя в целом сохранившийся комплекс документов¹³ позволяет решать поставленные в исследовании вопросы. В Московской губернии в связи с проведением выборов составлялось несколько списков: дворян, подтвердивших свое участие; тех, кто прислал отзывы с извещением о причинах отсутствия на выборах; лиц, находившихся на службе, за границей или в других губерниях (уездах); наконец, дворян, не явившихся на выборы по неизвестной причине. Бытовал вариант, когда все эти данные объединяли в едином реестре, что создавало неудобства при записи, а главное, плохо отражало реальную процедуру голосования и оформления результатов выборов.

Комплексы документов о выборах из фондов губернских правлений (канцелярий губернаторов, наместников, а также военных генерал-губернаторов) нуждаются в сопоставлении с аналогичной документацией из фондов учреждений дворянского самоуправления. Иногда это помогает прояснить некоторые важные подробности дворянских выборов. В Московской губернии в рассматриваемое время губернский предводитель дворянства, организуя выборы, выступал промежуточной инстанцией между губернской властью и уездными собраниями дворянства, что отразилось на формировании делопроизводства о выборах в канцелярии губернского предводителя. Особенностью этого делопроизводства является то обстоятельство, что материалы о дворянских выборах за настоящие и предыдущие выборы иногда объединены в одном деле. Беловой документ о предыдущих выборах служил черновиком для следующих выборов.

Другую группу источников составили законодательные акты, регулировавшие дворянские выборы. В качестве вспомогательного источника были привлечены мемуары, содержащие сведения об отношении современников к дворянским выборам. Значительным потенциалом в осмыслении темы обладают публицистика и особенно беллетристика, заслуживающие специального внимания и изучения.

Выборное законодательство Екатерины II

Приступая к изучению представлений дворян о сословном самоуправлении, необходимо уточнить, кто же обладал правом голоса на дворянских выборах. Жалованная грамота дворянству предоставила право голоса дворянину, владевшему деревней, достигшему 5 лет и получившему на службе обер-офицерский чин. Пассивное избирательное право (возможность быть избранным) было дано дворянам, имевшим доход с деревень не менее 100 рублей, достигшим 25 лет и дослужившимся на очной службе до обер-офицерского звания¹⁴. Дворянин, «который вовсе не служил или, быв в службе, до обер-офицерского чина не дошел [хотя бы и обер-офицерский чин ему при отставке и был дан]; но с заслуженными сидеть не должен, ни голоса в собрании дворянства иметь не может, ни выбран быть способен для тех должностей, кои наполняются выбором дворянства»¹⁵. Избирательные практики дворянства в Новгородской и Тверской губерниях в 1770—1780-е годы, до издания Жалованной грамоты, судя по резолюции Екатерины II от 18 ноября 1781 года на пункты, поданные от генерал-поручика Павла Сергеевича Потемкина, тяготели к снижению возрастного ценза (пассивное право) до 21 года и конкретизации имущественного ценза («дворяне, не имеющие двадцати душ достояния» в судьи избираемы не были)¹⁶. Однако Екатерина II предпочла сохранить достаточно высокий возрастной ценз (25 лет), а имущественным ценз выразить в денежном виде — 100 рублей дохода от имения или недвижимости. Таким образом, был установлен единообразный критерий и для дворян-помещиков, и для дворян-домовладельцев. Позднее, в результате импульсивных действий Павла I, электоральная база дворянских выборов сократилась, поскольку было запрещено избирать и избираться дворянам, уволенным с военной службы¹⁷.

Учитывая то обстоятельство, что в эти же годы оформлялось городское самоуправление, интересно сопоставить требования законодателя к формированию корпуса избирателей дворянской корпорации и городского сообщества. В частности, законодательство предусматривало, что правом голоса на собраниях «общества градского» могли пользоваться лица, достигшие 25 лет и обладавшие капиталом, проценты с которого составляли не менее 50 рублей¹⁸. Допускалось, однако, участие в этих собраниях с правом голоса и менее состоятельных горожан при отсутствии в городе значительных капиталов¹⁹. Таким образом, в отношении имущественного ценза законодатель предоставил самим горожанам определять, кому давать право голоса. Требования законодательства к правам дворян избирать и быть избранными на должности, «от выбора дворянства зависящие», были категоричнее и не давали той свободы, которая была предоставлена горожанам.

Власть и дворянские выборы в правление Екатерины II

Первые выборы московского губернского предводителя дворянства состоялись 6 октября 1782 года в Грановитой палате Кремля. Они были приурочены к торжествам по поводу открытия Московской губернии и отличались чрезвычайной помпезностью. Избранию губернского предводителя предшествовали выборы уездных предводителей. О начале выборов москвичей оповестили в 7 часов утра 5 октября выстрелы 21 пушки²⁰. О том, что императрица Екатерина II и ее правительство придавали важное значение дворянским выборам в Москве, свидетельствуют также подготовка и обстоятельства проведения следующих выборов — в 1785 году,первых после Жалованной грамоты дворянству. Достаточно сказать, что выборы 1785 года были организованы по сценарию 1782 года и снова проведены в Кремле, в Грановитой палате. Они были обставлены самым торжественным образом. Завершение выборов становилось кульминацией официального торжества. В восьмой день все выбранные приводились к присяге, а присутственные места торжественно открывались. Был тщательно разработан специальный церемониал шествия в собор к принятию присяги: церемониймейстер, губернский предводитель дворянства, заседатели совестного суда, заседатели верхнего земского суда — в таком порядке двигались избранные в губернские учреждения. После избранных в губернские присутственные места следовали выбранные для службы в уездах. При расположении участников шествия применялся принцип «старшинства уездов». Уездные судьи шли впереди, а за ними следовали заседатели. Далее двигались земские исправники, а за ними — заседатели нижних земских судов. Наконец, замыкали процессию все участники выборов: уездные предводители по старшинству уездов — каждый перед своим уездом, — за ними дворяне по два человека в ряд.

В соборе в присутствии главнокомандующего, губернатора и других чиновников служили литургию, преосвященный («или кому будет поручено им») должен был говорить о «должности судейской краткую речь». Потом благодарственный молебен, «после коего производится пальба изо 101 пушки, а губернский прокурор прочтет присягу всем вновь избранным чинам»²¹.

Выборы как 1782, так и 1785 года были задуманы как единое мероприятие, проводившееся по сословиям: дворяне, граждане (купцы и мещане), государственные крестьяне. На восьмой день сословия, после приведения избранных к присяге (в Казанской церкви — купцов и мещан, в церкви Троицы на Рву²² — поселян), символически объединялись в Успенском соборе Кремля. Главенство дворянства среди других сословий подчеркивалось и местом проведения выборов (Грановитая палата), и местом присяги (Успенский собор), и участием во всех торжественных актах главнокомандующего и губернатора, в то время как в аналогичных мероприятиях граждан (купцов и мещан) и государственных крестьян участвовали чиновники рангом ниже.

Церемония открытия присутственных мест была обставлена с максимальной торжественностью (в ней участвовало высшее московское светское и духовное начальство) и публичностью: «...пальба из 51 пушки, а на площадях при игрании в трубы читается объявление об открытии всех вышеупоминаемых присутственных мест»²³. И все же последнее событие рассматривалось властями как менее важное по сравнению с завершением выборов, о чем свидетельствует уменьшение числа артиллерийских орудий для «пальбы» вдвое: со 101 до 51.

Об отношении дворянства Московской губернии к выборам наиболее достоверно свидетельствует его избирательная активность. Мой расчет, основанный на данных московского губернского предводителя дворянства о числе дворян, участвовавших в выборах предводителей и судей в октябре 1785 года, позволяет ранжировать электоральную активность дворянства губернии по уездам в процентах: Рузский — 66,7, Никитский — 61,1, Подольский — 60,3, Богородский — 59,1, Звенигородский — 55,8, Воскресенский — 55,1, Клинский — 50, Дмитровский — 50, Можайский — 47,9, Коломенский — 45,1, Московский — 38,8, Cерпуховский — 35,8, Бронницкий — 33,3, Верейский — 20,8²⁴. В среднем по губернии явка на эти выборы составила 47,3 процента без учета численности дворян, проживавших в Москве. Число московских дворян-домовладельцев, обладавших избирательным правом, оставалось тайной для губернского предводителя, отметившего, что в выборах участвовало 148 человек, живших в Москве. Сколько же московских избирателей проигнорировали выборы, ему, как и московскому уездному предводителю, не было известно. Последний накануне выборов имел информацию о 32 дворянах этой группы, явившихся к выборам, и о пяти, уведомивших о болезни. В целом же активность дворян на выборах уездных предводителей и судей в октябре 1785 года была высокой. В них участвовало 527 человек, тогда как на выборах 1782 года насчитывалось до 400 избирателей. Однако уже на выборах губернского предводителя 16 декабря 1785 года активность резко снизилась — до 202 человек²⁵. Малочисленными были выборы в середине 1780-х годов и в уездах. Так, предводителя Московской округи избирали всего 17 дворян²⁶.

Спустя три года на выборах губернского предводителя собралось 280 дворян, которые баллотировали десять кандидатов (девять уездных предводителей и главу дворянской корпорации Московской губернии Михаила Михайловича Измайлова, избранного единогласно)²⁷. В 1791 году в выборах губернского предводителя (из девяти кандидатов) участвовало лишь 190 человек²⁸. В декабре 1794 года губернского предводителя выбирали 293 дворянина, которым были предложены кандидатуры прежнего предводителя и четырех уездных²⁹. Обращает на себя внимание большое число уездных предводителей, не желавших подвергать себя баллотированию в предводители губернские. В 1785 году таких было 11 человек, в 1788 году — 6, в 1791 году — 7, в 1794 году — 11. Подобному нежеланию были, очевидно, различные причины: одни не хотели подвергать себя довольно обременительным обязанностям, другие стремились избежать больших расходов на приемы и балы для дворянства, которые входили в обязанность предводителя. Но еще более важной причиной была боязнь подвергать себя баллотированию всего московского дворянства. Малое число голосов, поданных за кандидата, — это всегда удар по его самолюбию и реноме.

В целом же электоральная активность дворянства на выборах была подвержена заметным колебаниям. Если октябрьские выборы 1782 года принять за 100 процентов, то на октябрьских выборах 1785 года активность составила 131,7 процента, на декабрьских 1785 года — 50 процентов, в 1788 году — 70 процентов, в 1791 году — 47,5 процента, а в 1794 году (на последних выборах при Екатерине II) — 73,2 процента.

В начале 1790-х годов явка дворян на выборы опустилась до уровня, угрожавшего престижу выборных институтов. Обеспокоенный неблагоприятным положением дел главнокомандующий Москвы князь Александр Александрович Прозоровский 7 сентября 1791 года просил губернского предводителя М.М. Измайлова через уездных предводителей уведомить дворян, находившихся в других губерниях, но владевших имениями в Московской губернии, «чтобы благоволили неотложно прибыть сюда» к дате выборов. А.А. Прозоровский прямо писал: «К сему побуждаюсь единственно слыша, что здесь весьма малое собрание из дворян составляется, а столица и губерния, яко первостепенная, долженствует примером служить и прочим губерниям... (курсив мой. — А.К.)»³⁰.

Стремление поддержать «репутацию» губернии с помощью рассылки персональных уведомлений находившимся в других губерниях дворянам оказалось малоуспешным. Так, из дворян, имевших избирательное право, в Рузском уезде на выборы 1791 года явилось 15 процентов, в Звенигородском — 18 процентов³¹. Судя по этим цифрам, уездные предводители дворянства рассылкой уведомлений для помещиков, проживавших в своих имениях в других губерниях, заниматься не стали. Возможно, что и сами помещики не пожелали воспользоваться своим избирательным правом. Еще хуже с явкой дворян на выборы стало впоследствии — в правление Павла I, отменившего губернские собрания дворянства. 20 декабря 1800 года гражданский губернатор Петр Яковлевич Аршеневский писал губернскому предводителю, что вынужден был перенести дворянские выборы из-за того, «что все собрание в толико многолюдном городе (Москве. — А.К.) состояло из 7 человек». Он особенно отметил, что со стороны начальства были предприняты все необходимые шаги: «...от меня в газетах было объявление, а от вас повещено через полицию». Впрочем, на усилия полиции Аршеневский полагался мало:

...предпочитая всегда кратчайшие меры, покорнейше прошу ваше высокопревосходительство постараться внушить, чтоб все дворяне, долженствующие принять участие в выборах, и кои законных причин не предоставят для сего, того 22-го дня в залу Дворянского собрания прибыть благоволили, а между тем его сиятельство препоручил здешнему г-ну предводителю поспешить таковым объявлением и от себя³².

Дворянские выборы в начале правления Александра I

Александр I, как известно, вернулся к прежним учреждениям времен Екатерины II, восстановив, в частности, губернский съезд дворян. И все же «дней Александровых прекрасное начало» отнюдь не стало таковым в электоральных настроениях московских дворян. Выборы нового губернского предводителя прошли 2 апреля 1802 года, причем баллотировали всего трех уездных предводителей. Избран на эту должность был подольский предводитель — генерал-лейтенант князь Павел Михайлович Дашков. К утверждению правящий должность предводителя Иван Иванович Палибин представил главнокомандующему Ивану Петровичу Салтыкову двух первых кандидатов: П.М. Дашкова и Василия Сергеевича Шереметева, из которых в тот же день был назначен первый³³. За нового предводителя было опущено 57 избирательных шаров и 9 неизбирательных. Таким образом, в первых при новом императоре выборах предводителя дворянства Московской губернии участвовало как никогда мало избирателей — всего 66 человек. Конечно, на крайне низкой явке избирателей негативно сказалось и время проведения выборов — начало апреля, когда многие помещики уже жили по своим имениям, занимались хозяйством и, вероятно, не хотели выезжать в распутицу на внеочередные выборы. Возможно, за официальными декларациями нового монарха московское дворянство увидело определенное снижение внимания к дворянским выборам со стороны правительства. В частности, в Москве эти выборы проводились хоть и в Кремле, но не в самом престижном месте — «в круглом зале в казенном кремлевском для присутственных мест доме». Наконец, низкая явка московского дворянства на выборы была обусловлена и организационным фактором — на подготовку к ним отвели слишком короткое время. Московский военный губернатор И.П. Салтыков назначил выборы предводителей и присутствующих от дворянства начиная с 31 марта 1802 года. А гражданский губернатор П.Я. Аршеневский уведомил об этом исполняющего обязанности губернского предводителя И.И. Палибина только 22 марта 1802 года, причем предписание тот получил лишь 24-го числа. За оставшуюся неделю необходимо было подготовить и разослать циркуляр, в соответствии с которым уездные предводители через земский суд и должны были уведомить местное дворянство. Правда, существовал и указ Московского губернского правления о выборах от 5 марта 1802 года, который, похоже, И.И. Палибин не спешил выполнять.

Выборная кампания 1802 года по Московской губернии отличались и тем, что во вновь учрежденных городах (Бронницы, Богородск, Подольск) и их уездах прошли городские и дворянские выборы. При этом выборы купцов и мещан претензий у губернской администрации не вызвали, чего нельзя сказать о дворянских выборах. Число дворян, принявших в них участие, было невелико: от 14 в Богородской округе до 24 в Подольской. На должность предводителя баллотировались в каждом уезде по пять-шесть человек, а в депутаты — лишь по два кандидата, причем на эти должности выдвигались разные кандидаты. Здесь не было и намека на равенство среди дворян, а принцип выдвижения кандидатов носил во всех уездах отчетливо выраженный иерархический характер, критерием которого был чин дворянина. Так, богородские дворяне в предводители баллотировали двух генерал-майоров, одного действительного статского советника, одного статского советника и одного бригадира. В депутаты голосовали майора и лейб-гвардии корнета Николая Федоровича Сухово-Кобылина, который и был избран десятью голосами против трех. В Подольской округе на должность предводителя баллотировались пять человек (избранный единогласно генерал-лейтенант П.М. Дашков, а кроме него — генерал-майор, действительный тайный советник, бригадир, коллежский советник), в депутаты же выбирались поручик и гвардии прапорщик. По Бронницкой округе в предводители выдвинули шесть человек: генерал-поручика, действительного тайного советника, двух камергеров, бригадира, а избрали все же лейб-гвардии капитан-поручика Петра Михайловича Бутурлина. В депутаты и здесь баллотировали подпоручика и гвардии прапорщика³⁴. При выборе членов уездного и земского судов в Бронницах и Подольске прослеживается тот же принцип выдвижения кандидатов на должности в зависимости от чина. В Подольске строго баллотировали кандидатов лишь на одну должность. В Богородске выборы прошли по более демократическому сценарию: четырех человек баллотировали во все должности (уездного судьи, первого и второго заседателей уездного суда, земского исправника, первого и второго заседателей земского суда)³⁵. Такую избирательность можно интерпретировать вариативно: либо кандидаты заявляли о своей готовности служить на любой должности из материальных соображений, либо же местное дворянство хотело заставить их занять одну из выборных должностей, так как ранее они не служили по выборам. Вероятность второго варианта очень мала, поскольку это были первые выборы в новом уезде.

Результаты дворянских выборов в этих новоучрежденных городах, отосланные губернскому начальству, были оформлены так небрежно, что это вызвало раздражение даже у корректного и стремившегося к бесконфликтным отношениям с дворянской корпорацией гражданского губернатора П.Я. Аршеневского. 2 апреля 1802 года он вернул на переоформление баллотировочные списки по Бронницам и Богородску исполнявшему должность губернского предводителя Палибину,

...потому что в Бронницком совсем не видно, кто избран в первые заседатели в уездный и земский суд, а в Богородском списке нашел избранным в уездный суд заседателям равенство избирательных и неизбирательных шаров, что не дает еще им права почесться избранными, а при том и неизвестно, которого из них должно удостоить первым заседателем, ибо право первенства дается по большинству баллов; да и вообще заметил я, что баллотирование происходило видно по выбору, а не так, чтоб выбранные кандидаты были во все места баллотированы (курсив мой. — А.К.)³⁶.

Рационализация избирательных процедур: выборные практики и губернская власть

Замечания губернатора по порядку баллотирования кандидатов свидетельствуют, что губернская власть в Москве по мере своих возможностей пыталась заставить дворян проводить выборы по архаичной, весьма затратной по времени схеме, то есть баллотировать всех дворян во все должности. И некоторые дворянские уездные общества Московской губернии продолжали ориентироваться на нее даже в начале XIX века, тем более что в апреле 1801 года в связи с восстановлением уездных и земских судов И.П. Салтыков подписал Обряд собрания дворян и выборов Московской губернии в уездные и земские суды присутствующих, в котором предписывалось выбрать: «1-е. четырех заседателей нижнего земского суда, начиная с младшего; потом, 2-е. земского исправника или капитана. 3-е. заседателей в уездные суды по два, а в Московской в два департамента и, наконец, 4-е. в уездные судьи, а в Московский уездный суд двух». Надлежало также наблюдать, «чтобы и первовыбранные заседатели в земской, так как и все прочие были, как сами баллотированы в старшие заседатели, в земские исправники и до уездных судей, так и продолжали бы класть бал[л]ы другим...»³⁷.

Это предписание, опиравшееся на резолюции Екатерины II на Докладные пункты на высочайшее решение... от 5 ноября 1778 года³⁸, ограничивало прерогативы дворянских собраний. Салтыков проигнорировал 45-ю статью Жалованной грамоты дворянству 1785 года, которая отдавала вопрос о порядке баллотирования на волю собрания дворянства, «буде выбор всего дворянства по бал[л]ам продолжителен и неудобен окажется; тогда дозволяется собранию дворянства представить кандидатов, из коих балотировать»³⁹.

Конечно, реально баллотировали не всех: от баллотирования на низшие должности освобождали служивших по выборам на более высоких должностях, лиц, отслуживших ранее полное трехлетие, больных. Показательно, что губернское правление Московской губернии, довольно бдительно надзиравшее за городскими выборами, не возражало, насколько показывает изучение документов, против рационализации процедуры выборов. В городах баллотировали кандидатов на должности именно выборочно. Замечу, что у городского общества были законные основания для использования такого принципа, поскольку здесь не существовало формального равенства избирателей. Одни права на занятие должностей были у мещан, другие — у купцов, среди которых выделялись купцы первых двух гильдий, имевшие право отказываться от непрестижных должностей.

Процесс бюрократизации аппарата государственного управления одним из следствий имел усиление контроля со стороны губернских правлений над дворянскими выборами. Основания для признания легитимности избираемых лиц не оставались неизменными. Так, в XVIII веке на дворянских выборах в Московской губернии кандидату для утверждения в должности достаточно было опередить других баллотировавшихся, независимо от числа поданных голосов. Но в начале XIX века ситуация изменилась. Главнокомандующий И.П. Салтыков 7 апреля 1802 года, вероятно, впервые предложил губернскому предводителю дворянства провести новые выборы из-за того, что, за исключением умершего Аршеневского, все другие кандидаты на должность совестного судьи получили больше неизбирательных баллов, чем избирательных. Поэтому выборы «сего важного чиновника» он считал необходимыми провести вновь «в Кремлевской зале». Салтыков просил предложить дворянам избрать не одну «особу», а нескольких человек с перевесом избирательных баллов, «дабы в случае выбытия почему-либо совестного судьи, можно было избегнуть выбора, а заместить звание его старшим кандидатом»⁴⁰. Таким образом, для признания легитимности избранного лица и утверждения кандидата в должности необходимо было получить большинство голосов избирателей. Этот принцип не всегда применялся в 1802—1803 годах, но тем не менее постепенно внедрялся в практику. 28 октября 1803 года уже губернское правление потребовало от губернского предводителя организовать новые выборы на дворянские службы в Рузе из-за того, что кандидаты набрали более неизбирательных баллов, чем избирательных.

Однако если это разумное требование можно отнести на счет усиления рациональных моментов в деятельности губернского звена управления, то состоявшийся в то же время отказ утвердить в должности предводителя надворного советника Богданова свидетельствовал о своеобразном понимании этой рациональности чиновниками. Губернское правление заявляло, что «этот выбор лишит уездный суд такого чиновника, который, проходя служение с начала баллотировки, более успеха в делах оказать может, нежели выбранный вновь на его место»⁴¹. Таким образом, интересы государства оказывались важнее интересов дворянского общества и самого Богданова, который хотел и по закону имел право занять более престижную должность. Своим решением губернское правление фактически перечеркнуло основополагающие принципы Жалованной грамоты дворянству.

Само голосование далеко не везде проводилось посредством баллотирования шарами. В ряде округ употребляли формулу «дворянством избран» без уточнения способа избрания. Насколько удалось выяснить, в Московской губернии предводителей (исключая первого губернского предводителя Петра Борисовича Шереметева) избирали баллотированием, а депутатов (для составления и ведения родословной книги) — нередко без такового. В частности, в Клину, «не прикасаясь к бал[л]ам, избрали единогласно депутатом лейб-гвардии секунд-майора Льва Ильича Орлова». Коломенские дворяне «с общего согласия выбрали в депутаты» князя В.М. Голицына, а в Серпухове депутат был избран «по бал[л]ам»⁴². Иначе говоря, голосование в разных городах проходило по-разному. Ни губернский предводитель, ни гражданский губернатор, ни чиновники губернского правления, ни московский главнокомандующий — никто не обращал на отсутствие единообразного порядка выборов никакого внимания.

Власть и свобода волеизъявления

Одной из важных проблем для понимания характера взаимоотношений государства и дворянских обществ является вопрос о вмешательстве первого в ход выборов. Павел I видел в лицах, возглавлявших дворянское самоуправление, лишь чиновников, выполняющих свой долг перед монархом. Как сообщалось в отношении князя Алексея Борисовича Куракина к Павлу Михайловичу Козлову от 8 января 1798 года, император повелел, «дабы присяга при выборах дворянских употребляема была та, которая читается при вступлении в должность: ибо самое избрание их между себя на службу общественную есть верноподданническая обязанность и долг непременной... (курсив мой. — А.К.)»⁴³. В соответствии с этими представлениями Павел отправлял в отставку лиц, находившихся как на государственной службе, так и на общественной. Такая участь постигла московского губернского предводителя дворянства князя Александра Ивановича Лобанова-Ростовского в сентябре 1800 года⁴⁴. При Павле I централизация государственного управления (частью которого он считал и выбранных чиновников) была усилена. Отметим, что и при его предшественнице все выборы в губернии по закону следовало проводить лишь с дозволения губернатора и по его (губернского правления) предписанию. Губернатор утверждал и результаты выборов. При этом Екатерина II все же действительно хотела оградить дворянские общества от вмешательства местной администрации в лице губернаторов и генерал-губернаторов. Так, в своих резолюциях на Докладные пункты... от 5 ноября 1778 года она указала, чтобы наместники не были при выборе, а оставили дворянам «в выборах полную волю»⁴⁵. Павел I, напротив, предписал губернаторам и губернским прокурорам присутствовать на дворянских выборах.

Использовали ли высокопоставленные чиновники Московской губернии свое пребывание на выборах для оказания влияния на избирателей? И готовы ли были эти избиратели противостоять давлению властей? Эти вопросы подводят нас к проблеме уровня гражданского самосознания провинциального дворянства после отмены обязательной службы в 1762 году. Как известно, дооктябрьская историография российского дворянства пришла к выводу о неготовности дворян к осознанию важности самоуправления, об отсутствии общности между ними и непонимании местных интересов. В.О. Ключевский вынес безапелляционный приговор дворянству: «Дворянское самоуправление уже в царствование Екатерины успело утратить серьезное значение, стало карикатурой, над которой смеялись остальные классы общества и литература. Дворянские выборы стали ареной родственных или приятельских интриг, дворянские съезды — школой праздных разговоров и краснословия»⁴⁶.

И все же не вполне ясно, какие результаты были достигнуты дворянством в провинции в сфере устроения местной общественной жизни почти за 40 лет — после того как дворяне массово стали селиться в своих имениях. О том, насколько консолидированным оказалось дворянство Московской губернии к рубежу XVIII—XIX веков и как глубоко усвоило оно идеалы гражданственности, можно судить, например, по результатам выборов губернского и уездных предводителей дворянства в 1800 году.

Сплошной просмотр сохранившихся материалов о дворянских выборах 1800 года в Московской губернии выявил «серпуховской» казус. На выборы дворяне Серпуховской округи собрались в количестве 26 из 68 человек, владевших недвижимыми имениями (38,2 процента). 20 декабря 1800 года в предводители и в депутаты баллотировали по пять кандидатов. Предводителя выбрали прежнего — капитана Петра Алексеевича Карачарова. За него было подано 19 избирательных шаров и 6 неизбирательных, согласно подписанному избирателями протоколу. В депутаты был избран полковник Лев Дмитриевич Измайлов. Судя по баллотировочному списку, выборы прошли вполне демократично, хотя и с некоторыми отступлениями от правил: надлежало предложить для баллотирования всех, имевших право голоса. Дворяне как будто проявили осознанный выбор и, несмотря на то что в округе проживали люди с титулами и в чинах — генералы, бригадиры, камергер Я.Н. Петрово-Соловово, действительный статский советник сенатор Сергей Иванович Вяземский, — избрали человека, больших чинов не выслужившего, но, вероятно, положительно себя проявившего в прежнее трехлетие. Выбрали не единогласно, но при заметной поддержке большинства. Кроме него баллотировали камергера, двух бригадиров, подполковника и гвардии капитан-лейтенанта⁴⁷.

Однако эта вполне благополучная картина прошедших в Серпухове выборов разрушается донесением от 24 декабря 1800 года серпуховского уездного судьи московскому гражданскому губернатору. По мнению судьи Алексея Есенева, уездный предводитель совершил ряд грубых нарушений законодательства, регламентировавшего дворянские выборы. Прежде всего он

...допускал в собрании иметь голос и право баллотирования не всех к нему прибывших и имевших на то право, а следуя болшею частию своему только желанию, как-то, во-первых, включил штабс-капитана Масловского, гвардии подпоручика Новикова, гвардии прапорщика Мансурова, подпоручика Карачарова, из коих Масловский и Карачаров не имеют в Серпуховской округе никакой собственности, а господа Новиков и Мансуров, не служа никогда обер-офицерами, получили оные чины при отставке, да сверх сего господин Карачаров не имеет еще и 25-ти летнего возраста. Напротив того, гвардии прапорщика Есенева и прапорщика Терихова, которые по отставке, быв в дворянских выборах, а последний и ныне продолжает еще службу, и имеют за собою в серпуховской округе недвижимое имение, из списка исключа, голоса иметь не допустил⁴⁸.

Эта пространная цитата показывает, что предводитель допустил явные нарушения, лишив права голоса некоторых желавших участвовать в выборах дворян и предоставив его в обход закона другим. Были ли нарушения следствием низкого уровня компетенции предводителя, или же с его стороны имело место злоупотребление должностным положением? Предположим, что предводитель мог и не знать точный возраст своего родственника — подпоручика Карачарова, а также обстоятельств, при которых получили свой обер-офицерский чин два других дворянина — на службе или при отставке, — хотя уточнение всех этих обстоятельств входило в круг обязанностей уездного предводителя, отвечавшего и за то, чтобы дворяне могли реализовать свое право участвовать в дворянских собраниях. Сложнее объяснить неведением присутствие среди избирателей дворян, не имевших собственности в уезде. Неужели П.А. Карачаров, прослужив три года предводителем, и этого не знал? Почему же тогда все эти обстоятельства не были тайной для уездного судьи Есенева? Проанализировав эту информацию, можно сделать обоснованное заключение, что выборам предшествовала определенная борьба за кресло предводителя. И предводитель, находившийся, очевидно, в конфронтации с уездным судьей, включал в число избирателей своих сторонников, незаконно исключая некоторых приверженцев Есенева, не имевших обер-офицерских чинов, но ранее служивших в выборной дворянской службе.

Следующая претензия уездного судьи к серпуховскому предводителю относилась к процедуре выдвижения кандидатов:

...по воле его же господина Карачарова баллотированы были в уездные предводители дворян одни только отсутствующие. Бывшие в том собрании, кроме его, господина Карачарова, в сие достоинство никто баллотирован не был, а помянутою 12-ю статьею депутатского выбора велено собравшихся дворян балатировать всех вообще.

Затем последовали новые нарушения законов о выборах. По утверждению Есенева,

...по окончанию балатирования оный господин Карачаров объявил, что в дворянские предводители по большинству бал[л]ов господин подполковник Иван Родионович Кошелев, ибо удостоен оному избираемых шаров положено было 19, чем собрание, будучи довольно, в том звании его и утвердило. По отбытии из собрания лучших некоторых дворян, и, не взирая на происшедшие споры, чтобы за окончанием помянутого уже в предводители и депутаты выбора, более оной не продолжать, он же господин Карачаров неизвестно почему еще приказал балатировать в предводители...⁴⁹

Когда же голосование продолжилось и один из дворян получил равное число баллов с Карачаровым, тот, руководствуясь буквой закона, стал производить между двумя кандидатами перебаллотирование, допуская при этом грубейшее нарушение избирательной процедуры.

Чтобы лучше понять характер допущенных предводителем нарушений, следует пояснить, что процедура выборов в те годы существенно отличалась от современной, когда избиратель на бланке бюллетеня делает отметку против фамилии одного из кандидатов, а затем опускает бюллетень в урну для голосования. Обряд дворянских выборов, утвержденный Екатериной II, исходил из того, что среди избирателей могут быть и неграмотные лица, да и изготовить бланки бюллетеней типографским способом в XVIII веке было невозможно не только в уездных, но и в большинстве губернских городов. Поэтому баллотирование производили шарами. Урна («ящик») была разделена на две части с отверстиями для опускания шаров. Над этими отверстиями были надписи: «избираю» и «не избираю». Законодатель позаботился и о тайне голосования. Ящик обязательно должен был быть покрыт сукном («покрывалом»), скрывавшим руку опускающего шар, что обеспечивало свободу волеизъявления избирателей.

Серпуховский предводитель, добиваясь благоприятного для себя исхода голосования, как следует из обвинений Есенева, держал

...в своих руках ящик с приподнятием несколько завесы, тот ящик покрывающей, побуждал класть в него шары, чем и подал дворянству немалой повод класть те шары в избираемой ящик, дабы он, господин Карачаров, имея в виду оба ящика, на положащих в неизбираемый не мог иметь после какого-либо неудовольствия, а потому и оказалось избираемых тогда ему шаров наравне с господином Кошелевым, когда сему по вторичному балтированию избираемых шаров положено только 11-ть, то господин Карачаров, не допустя себя с господином Кошелевым балатировать, объявил, что выбор в предводители уже кончился⁵⁰.

В рассказе Есенева о перебаллотировке кандидатов, набравших равное число голосов, существуют непроясненные и непонятные моменты. Какова же была логика предводителя Карачарова, устроившего баллотировку двух дворян, получивших по 16 баллов, если Кошелев набрал 19 баллов? Это обстоятельство можно объяснить тем, что следовало определить не только предводителя, но и кандидатов к замещению этой должности, в случае невозможности по каким-либо причинам избранного предводителем лица исполнять свои обязанности. Второго претендента на общественную должность следовало определить еще и потому, что итоги выборов были не окончательными, а подлежали утверждению со стороны губернатора. Губернатор мог по каким-либо существенным причинам и не утвердить первого кандидата. Более того, между дворянским обществом уезда и губернской администрацией стоял посредник — губернский предводитель дворянства, который также мог повлиять на утверждение избранных на общественные должности лиц. Так, полковника Л.Д. Измайлова, избранного серпуховским дворянством на тех же выборах в депутаты, предводитель дворянства Московской губернии Александр Григорьевич Петрово-Соловово отклонил, «как он отставлен от воинской службы не для определения к статским делам, каковых избирать дворянам запрещено». А вместо него предводитель представил московскому гражданскому губернатору для утверждения в должности депутата гвардии поручика Александра Григорьевича Желтухина⁵¹.

Достигнутое в результате повторного баллотирования второе место давало Карачарову лишь надежду получить предводительское кресло в случае неутверждения начальством или отказа от должности Кошелева. Такие отказы были нередки: одни жаловались на слабое здоровье, другие на то, что проживали постоянно вдали от места общественной службы, третьи ссылались на отсутствие недвижимости в уезде, что не давало им права служить по выборам. Не надеясь на счастливый случай, капитан Карачаров пошел к цели напролом, фактически аннулировав итоги голосования и организовав второй тур выборов, в ходе которого он нарушил и тайну голосования, контролируя опускание шаров в урну избирателями.

Как же отреагировали на такое попрание закона предводителем местные дворяне? По Есеневу, предложение провести новое баллотирование вызвало возражение части дворян. Однако голос протестующих был слишком слаб, судя по тому, что все послушно согласились в нем участвовать, а затем подписали избирательный список — все, кроме Есенева, который, «видя столь противное узаконенному порядку балатирование и не хотя нарушать учиненную пред оным в наблюдении справедливости присягу, сделанного при сем случае списка не подписал...»⁵².

В чем же причина такого безразличного отношения серпуховских дворян к своим избирательным правам: правовое невежество или боязнь какого-либо «неудовольствия» в будущем со стороны капитана Карачарова? Да и кем же был капитан Карачаров — бесстрашный фальсификатор выборов? П.А. Карачаров — пожилой человек 65 лет, небогатый помещик (в 1785 году за ним значилось 24 ревизские души), в том же 1785 году стал заседателем Серпуховского уездного суда⁵³. К декабрю 1800 года он был уже опытным чиновником, постоянно служившим на разных выборных должностях: уездным предводителем, заседателем в уездном и земском судах, а значит, законы он знал и умел в них ориентироваться, следуя при этом пословице: «Закон — что дышло, куда повернул — туда и вышло». По крайней мере, об этом свидетельствуют проведенные под его руководством выборы предводителя. Карачаров хорошо понимал, что, своеобразно трактуя в свою пользу повторную баллотировку, он нарушает закон, поэтому баллотировочный список был составлен таким образом, чтобы у губернского начальства никаких вопросов об утверждении итогов выборов возникнуть не могло. Все неудобные «детали» в нем опущены: никаких намеков на неоднократные голосования в нем нет.

И вопросов бы никаких у начальства не возникло, но вот вмешался уездный судья Есенев — недруг Карачарова и, возможно, действительно принципиальный защитник дворянских свобод. Тогда и встала проблема с нелегитимностью избрания Карачарова предводителем. Но этой проблемой заниматься никто не хотел: ни губернский предводитель А.Г. Петрово-Соловово, ни московский губернатор П.Я. Аршеневский. Первый попытался переложить решение этого вопроса на Аршеневского, который как глава губернии, утверждавший итоги дворянских и городских выборов, и должен был провести расследование. Сам губернский предводитель дистанцировался от конфликтующих сторон: «...имею долг ходатайствовать как о справедливой защите обвиняемого иногда напрасно дворянина, так и о искоренении злоупотреблений в собраниях дворянства...»⁵⁴

П.Я. Аршеневский же предпочел делу хода не давать. Он мотивировал свое нежелание заниматься расследованием обстоятельств дела убежденностью, «что естли сие и случилось, то произошло единственно от ошибки и несведения правил...». Губернатор вообще не хотел, чтобы эта история стала достоянием гласности: «…дабы сохраняя честь знаменитого дворянского корпуса, благоволили рассмотреть баллотированный список, и, узнав от господина Карачарова о обстоятельствах сего происшествия, назначив кого из них утвердить должно, меня уведомили, и тем избавить меня от только неприятного исследования»⁵⁵. 9 января 1800 года губернатор писал губернскому предводителю, что, рассмотрев баллотировочный список, «не обманулся в гадании моем, что при выборе сем не было ничего как одно несведение настоящих правил» Карачаровым. «По сему обстоятельству надлежало бы утвердить г-на Кошелева, но как он, по уверению г-на Карачарова, и на выборе не был за болезнию, а к тому и избирательный список утвержден подписанием бывших на выборе дворян на имя г-на Карачарова, то и не нахожу я нужды в дальнейшем исследовании»⁵⁶.

Первый аргумент — более чем странный. Отсутствие на выборах из-за болезни — это не причина для снятия кандидата с голосования, а следовательно, и для утверждения в должности. В подобных случаях справедливо рассуждали, что людям свойственно иногда болеть, а по выздоровлении они способны нести службу. Словом, первый аргумент, выдвинутый Карачаровым, принятый и отстаивавшийся Аршеневским, являлся не чем иным, как неуклюжей отговоркой. Второй же аргумент, противоречащий современным представлениям о законе, выводит нас к пониманию правовой культуры и ментальности русского дворянства конца XVIII века. После повторного обращения губернского предводителя о расследовании обстоятельств выборов в Серпухове губернатор даже с некоторым раздражением писал, что считает это дело закрытым: ибо выбор Карачарова «утвержден подписанием многих дворян», поэтому «по протесту одного только производить дальнейшего следствия не нужно»⁵⁷.

Предводитель и губернатор, как показывает их переписка, разделяли представления о высоком предназначении дворянского сословия и правах дворянина, и тем не менее это был диалог двух лицемеров. Оба считали своим долгом заботиться о сохранении чести сословия, которую они понимали своеобразно. Их корпоративная этика допускала — ради соблюдения дворянской чести — игнорирование нарушений закона. Консолидация местного дворянского общества, пусть даже мнимая, для них была важнее соблюдения законодательных норм. В меньшей степени последнее было характерно для губернского предводителя, в большей — для гражданского губернатора. П.Я. Аршеневский, будучи дворянином, обладал и специфическим чиновничьим менталитетом. Для него было важно хорошо выглядеть в глазах начальства, создавать видимость благополучия в губернии, в том числе и при проведении выборов. Поэтому он предпочитает закрыть глаза на реальный конфликт, а грубейшие нарушения законов о выборах мотивирует простой неосведомленностью серпуховского предводителя Карачарова. Бюрократическая ментальность губернатора еще прочно удерживается в поле правового нигилизма. В его логике допущенная Карачаровым подтасовка итогов выборов легализуется благодаря утверждению незаконных результатов голосования уездным дворянским обществом. Таким образом, во-первых, мнение дворянского общества оказывается выше закона; во-вторых, позиция большинства, пусть и противоправная, позволяет игнорировать мнение меньшинства, хотя бы легитимное и справедливое.

Верноподданный конформизм

Правовые представления А.Г. Петрово-Соловово по сути не отличались от губернаторских. Как показывает его предложение об утверждении предводителем дворянства Дмитровской округи кандидата, занявшего на выборах седьмое место, результаты волеизъявления дворянского общества его волновали куда меньше, чем назначение лично ему знакомого и обладавшего, по его мнению, необходимой квалификацией человека⁵⁸. Для него результаты голосования — формальность, главное — интересы дела.

Когда говорят о вмешательстве властей в дворянские выборы, обычно имеют в виду верхний уровень местной власти — губернатора или генерал-губернатора — в тех регионах, где они были. В своей статье я показал, что губернские предводители дворянства осуществляли очевидные попытки повлиять на ход и результаты выборов. Однако выборы уездных судей по Московской округе 1801 года обнаруживают, что фактически пересмотреть итоги голосования мог даже уездный предводитель дворянства. При этом не обязательно было прибегать даже к фальсификации итогов голосования. Так, в мае 1801 года князь Петр Волконский обратился с прошением к московскому военному губернатору графу И.П. Салтыкову, сообщив: «...я не по выбору благородного дворянства занимаю место первого присутствующего в 1-м департаменте здешнего уездного суда, а из единого токмо повиновения к начальству вступить должен...»⁵⁹. Очень странное, но, как выясняется далее, точное заявление. Волконский сообщает, что в результате голосования

...Бушуев, в первый, а я во второй департаменты судьями при всем собрании провозглашены и поздравляемы были, но после того чрез несколько минут не известно мне для какой причины господин дворянский предводитель Палибин собранию словесно объявил, что хотя и выбран Бушуев в первой, но ему присутствовать во втором, а мне в первом департаментах...

Дворяне Московской округи, среди которых, как всегда, преобладали москвичи, не остались безучастны к такому самоуправству, «и некоторые из дворян сделали ему возражение, что оное вопреки высочайшему учреждению, но сие оставлено им без внимания...»⁶⁰. Однако их возражения против полного и циничного игнорирования результатов выборов и нарушения законодательства («высочайшего учреждения») имели лишь словесный характер и не были облечены в форму письменного протеста или жалобы губернскому предводителю дворянства, гражданскому губернатору, губернскому прокурору или самому императору. Поэтому Московское губернское правление и утвердило Волконского и Бушуева в должностях в предложенном Палибиным порядке.

Впрочем, сам князь Волконский, судя по его прошению, также был конформистом, готовым принять любую волю начальства: «Сиятельнейший граф! Я не уклоняюсь и от сей перемены, хотя оная и не по праву высочайшего учреждения и обряда выборов происходит, и готов, если угодно и вашему сиятельству, служить почтенному дворянству и в первом департаменте...». Волконский лишь выразил сомнение, сможет ли он успешно «благородному обществу угодить в 1-м департаменте, не имея привычки к оным делам, что я и предаю на ваше высоконачальствующее благорассмотрение...»⁶¹.

И.П. Салтыков оперативно направил запрос к губернскому предводителю дворянства А.Г. Петрово-Соловово, который умыл руки, сославшись на волю гражданского губернатора, утвердившего итоги выборов⁶². От дальнейших шагов первое лицо в Московской губернии воздержалось, вероятно полагая, что если губернского предводителя игнорирование воли дворянского собрания не волнует, то и у него нет основания для пересмотра решения губернского правления, принятого по незаконному представлению уездного предводителя. Возможно, уездный предводитель принял это решение не самостоятельно, а согласившись с мнением гражданского губернатора. Однако при объявлении дворянскому обществу рокировки судей он отнюдь не сослался на мнение губернского начальства.

Таким образом, присутствие губернатора и губернского прокурора на выборах дворянства Московской губернии не повлияло ни на пресечение грубейших нарушений законов о выборах, ни на прямую фальсификацию итогов голосования. Вместе с тем игнорирование волеизъявления дворян не было лишь следствием законодательных предписаний Павла I о присутствии губернаторов на выборах. Оно опиралось на пласт дворянско-патриархальной ментальности, сформировавшейся традициями служилого сословия, для которого воля начальства — руководство к действию. Поэтому утверждения А.А. Прозоровского о его праве наставлять московское дворянство: «Всемилостивейшее от ея императорского величества возложенная на меня должность главнокомандования Москвою и губерниею ея, по которой имею честь и почтенным здешним благородным обществом начальствовать»⁶³ — не встречали никаких возражений у губернского предводителя и дворянского общества.

Об отношении дворянства Московской губернии к институтам Дворянского самоуправления свидетельствует также и поведение лиц, избранных на выборные должности. Так, сенатор и масон Иван Владимирович Лопухин в мемуарах писал о причинах нежелания служить на одной из ключевых должностей, замешавшихся по выбору дворянства:

Меня выбрали совестным судьею в Москве, в то время, как я и не знал, что и выбор производится. Я не хотел принять сей должности, без соизволения государева, и всегда бы неохотно ее принял, потому что не предполагаю возможности много в ней успеть действительного добра сделать; однако отказаться нельзя было: но при всем усиленном требовании дворянства и настоянии губернского начальства московского...⁶⁴

Наряду с юридическими аспектами (непроработанность законодательной базы о совестном суде), послужившими причиной отказа от этой должности, Лопухин, один из достойнейших представителей своего общества, честно назвал и другую причину — стремление спокойно жить в подмосковном имении⁶⁵. Вероятно, эту же причину отказа от службы разделяли и многие другие дворяне. От службы по дворянским выборам многие, кому позволяли доходы от имений, стремились уклониться. Обычно ссылались на болезни, а поскольку число отказников было крайне велико, предводители и губернские власти стали внимательнее к этим случаям. Так, Московское губернское правление 1 декабря 1795 года уведомило губернского предводителя Ивана Васильевича Ступишина, что депутат по Волоколамской округе Захар Аршеневский, сообщая о своей болезни, представил справку от доктора. Правление указало Волоколамскому нижнему земскому суду «о выздоровлении его наведываться. И коль скоро выздоровеет, объявить ему с подпискою, чтоб явился к своей должности неукоснительно»⁶⁶. 26 июня 1797 года Московское губернское правление в отношении к И.В. Ступишину писало о причинах назначения чиновника от короны в уездный суд: «...за неимением в Волоколамском округе дворян, означенного коллежского регистратора Славенова в тамошний уездный суд заседателем утвердить»⁶⁷. В этом контексте утверждения, что правительство стремилось отобрать у дворянской корпорации право выбора чиновников местного управления, выглядят не вполне состоятельными. Правительство, вводя самоуправление, осознавало нехватку квалифицированных чиновников и стремилось сократить расходы на местное управление. Наконец, будучи выбранными от дворянского общества, чиновники местной администрации все равно подпадали под контроль губернского правления и ведомственного начальства. В Московской губернии, кроме этого, по предписанию А.А. Прозоровского они подлежали контролю со стороны уездных предводителей дворянства с 1791 года. От подобной опеки чиновники уездных и земских судов поспешили избавиться после смены главнокомандующего. И.В. Ступишин жаловался новому главноначальствующему М.М. Измайлову:

А ныне помянутые суды означенное подтверждение как видно забвению предоставили: что теперь и встречается, многие из господ предводителей в неудовольствии по нуждам должности своей требуют иногда от судов сведения, так и ответов и послушания совсем не делают, воображая только на случай времени единого предписания было...

Ступишин просил Измайлова, «чтоб благоволили, куда следует, о сем подтвердить, дабы помянутые уездные и земские суды выполняли должное господам предводителям повиновение...»⁶⁸. Следует отметить, что губернская администрация и до 1791 года стремилась поставить местные уездные инстанции под контроль уездных предводителей. 10 декабря 1785 года главнокомандующий Яков Александрович Брюс в своей речи к собранию дворянства Московской губернии обратил внимание окружных предводителей на присутственные места в уездах и на уездных чиновников: «...и если бы те не оказывали такого рачения и тщания, которого общество от них при избрании ожидало (чего однако же я не чаю), то в таком случае, яко дворянам своего уезда, делать им напоминание и побудить к выполнению им порученного»⁶⁹. Вместе с тем, хотя интерес к выборам на уездные должности снизился, звание губернского предводителя пользовалось все же уважением дворянства. Например, на выборах в декабре 1794 года за прежнего предводителя И.В. Ступишина проголосовали 288 человек, против — 5⁷⁰.

Выборы губернских предводителей при Павле I

Упразднение Павлом I собраний дворянства в губернских городах привело и к изменению порядка выборов губернских предводителей. Среди историков нет единого понимания того, как же отныне осуществлялись выборы губернских предводителей. Александр Васильевич Романович-Славатинский считал, что сенатским указом от 24 октября 1800 года⁷¹ был восстановлен «прежний порядок» выбора губернского предводителя, «с тою только переменою, что список уездных предводителей рассылался по уездным городам и тот из них, кто получал большинство баллов, утверждался в должности губернского предводителя»⁷². Подобным образом интерпретировал этот указ и барон Сергей Александрович Корф:

...выборы губернского предводителя должны были производиться по-прежнему при участии всех дворян, но с тою разницею, что самый акт выборов происходил не на общем губернском собрании, а на тех же уездных, при чем кандидатами могли быть все уездные предводители данных губерний; выборы производились по баллам, и избранным считался тот из уездных предводителей, который получал наибольшее количество баллов по все губернии⁷³.

С этими историками был категорически не согласен Михаил Васильевич Клочков. Он утверждал, что сенатским приговором от 24 октября 1800 года «признавался ненужным и неудобным даже съезд уездных предводителей, который предусматривался докладом Беклешова, и выборы губернского предводителя производились путем переписки»⁷⁴.

В Московской губернии избрание губернского предводителя в декабре 1800 года произошло по иному сценарию. Здесь выбирали не уездные предводители по переписке, как полагал М.В. Клочков, и не путем баллотирования шарами кандидатов из числа уездных предводителей всеми дворянами, как считал С.А. Корф. В Московской губернии дворянам было предложено избрать в предводители прежнего главу дворянства губернии или кого-либо другого, если пожелают. При этом сама процедура этого избрания не была прописана в законе. И уж тем более не появилась необходимая ясность в предписании губернского начальства о проведении выборов. Не случайно видные историки дворянства так сильно разошлись во мнении о том, как же должны были происходить выборы губернского предводителя. Каково же было обычным дворянам, не имевшим юридического или другого образования, разобраться в столь запутанном законодательстве Павла I? Вместе с тем если в законодательной базе выборов дворяне разбирались не слишком уверенно, то волю начальства умели читать между строк. Поэтому невнятная формулировка о выборах нового предводителя была понята в том смысле, что избрать следует прежнего предводителя. В результате никакой баллотировки губернского предводителя по уездам Московской губернии в декабре 1800 года вообще не было, как не было ни прямого голосования в уездных городах, ни сбора уездных предводителей, ни заочного баллотирования кандидатов из числа уездных предводителей. Оформлено же «волеизъявление» дворянства было следующим образом: «Московского уезда уездный предводитель обще с дворянами единогласно положили на будущее трехлетие оставить прежнего господина губернского предводителя... А.Г. Петрово-Соловово». Серпуховский дворянский предводитель рапортовал, что тамошние дворяне на будущее трехлетие «единогласно просят ваше высокопревосходительство благоволили принять на себя сей труд вновь». Рузские и дмитровские дворяне также оказались «единогласного мнения» о губернском предводителе⁷⁵. Отмечу, что в Деле о наряде для выбора предводителей, депутатов и секретаря дворянства 1800 года вообще нет сведений о том, как в некоторых уездах Московской губернии дворяне прореагировали на выборы губернского предводителя и оформили ли они каким-либо образом свою «волю».

В соседней Тверской губернии власти проявили большую определенность: в указе губернского правления прямо говорилось, что по окончании выборов в предводители, в уездный и земский суды и в депутаты надлежит «заняться балатированием о прежнем дворянском губернском предводителе... (курсив мой. — А.К.)»⁷⁶.

Возможность выборов, а не голосования «за» или «против» прежнего губернского предводителя допускалась в том случае, если по присланным к губернатору баллотированным спискам «прежний губернский предводитель не может оставаться (то есть не будет одобрен голосованием. — А.К.) или сам откажется, в таком случае господину губернатору о избрании на его место другого сделать надлежащее распоряжение требованием избрания нового от Дворянских уездных предводителей»⁷⁷.

Отметив очевидный беспорядок в избрании дворянством Московской губернии своего главы — А.Г. Петрово-Соловово — на новый срок, констатируем, что он был выбран главой корпуса дворянства Московской губернии именно уездными предводителями, но не в декабре 1800 года, а еще в сентябре того же года. И произошло это в связи с отрешением от должности прежнего предводителя. Собравшиеся в зале Московского дворянского собрания 21 сентября 1800 года уездные предводители приняли неординарное решение. Они постановили не ограничиваться выборами только из уездных предводителей, а назначить из числа дворян десять кандидатов, которых баллотировать вместе с предводителями. К этому их подвигло удаление по приказу императора от должности прежнего губернского предводителя дворянства Московской губернии. Данное решение можно было бы интерпретировать в духе проявления гражданственности или даже гражданской инициативы. И все-таки более вероятно, что за фасадом декларации о желании расширить круг претендентов на место губернского предводителя стояло нежелание большинства уездных предводителей занять место уволенного Павлом I со скандалом А.И. Лобанова-Ростовского в условиях непредсказуемого и импульсивного поведения императора. Об этом свидетельствует тот факт, что в выборах главы дворянской корпорации губернии, проведенных на следующий день, из десяти предводителей баллотировались только двое: московский — И.И. Палибин — и звенигородский — генерал-майор Егор Иванович Бланкеннагель, — получившие всего по одному голосу «за». Все другие взяли самоотвод. Вероятно, звенигородский предводитель, как и его коллеги, «не пожелал» бы баллотироваться, но он на выборах не присутствовал. Из десяти дворян единогласно был избран А.Г. Петрово-Соловово, хотя не он был предложен первым⁷⁸. Кандидатура этого человека пользовалась таким доверием, что за него проголосовал и честолюбивый предводитель Московского уезда Палибин. Впрочем, к этому моменту он уже знал, что ему не быть губернским предводителем.

Впервые губернский предводитель избирался не собранием дворянства Московской губернии, а уездными предводителями еще при Екатерине II. 9 декабря 1785 года, в связи с отказом П.Б. Шереметева от этой должности из-за болезни, уездные предводители дворянства и губернский дворянский секретарь собрались в доме главнокомандующего, объявившего причину собрания и предложившего кандидатуру на место графа Шереметева: «...в которое звание и наречен от всех сын его, гр. Николай Петрович Шереметев, а потом утвержден и главнокомандующим»⁷⁹. Судя по формулировке «наречен от всех», баллотирования вообще не было. Собравшиеся, выслушав предложение главнокомандующего, возражать против предложенной кандидатуры не стали. Однако уже через неделю, 16 декабря 1785 года, прошли выборы губернского предводителя по всем правилам — из уездных предводителей. Баллотировались из 15 предводителей только четверо, а абсолютную победу одержал предводитель Никитской округи — М.М. Измайлов, получивший 202 голоса «за» и ни одного — «против»⁸⁰.

Необычный сценарий проведения выборов был связан с практикой (в будущем рутинной) временного замещения должности московского губернского предводителя дворянства дворянским предводителем Московского уезда. Именно им и был Н.П. Шереметев. Однако в 1785 году этот механизм еще не был отработан, и поэтому Я.А. Брюс принял такое нестандартное решение, созвав для этого уездных предводителей. Избранный уездными предводителями Н.П. Шереметев руководил губернскими выборами, но баллотироваться на должность губернского предводителя не пожелал⁸¹.

Заключение

Проведенное исследование выборных практик дворянства Московской губернии конца XVIII — начала XIX века опровергает утверждения историков начала XX века (С.А. Корф, М.В. Клочков) о том, что в выборах не участвовали наиболее богатые и наиболее бедные группы дворян. Не обращаясь к массовым источникам, они априори полагали, что первые имели возможность влиять на локальные процессы через связи при дворе и в министерствах, а последние не могли участвовать в выборах из-за относительно высокого имущественного ценза. Те, чье состояние находилось на его нижней границе, нередко стеснялись своей бедности и необразованности. А.В. Романович-Славатинский, слышавший рассказы очевидцев о том, как проходили дворянские выборы в Московской и Рязанской губерниях на рубеже XVIII—XIX веков, и даже видевший «фургоны оригинальной конструкции», предназначенные для доставки бедных дворян из уезда на выборы⁸², по-видимому, точнее описал степень участия мелкопоместных дворян в губернских выборах.

Что же касается утверждения о том, что дворянская аристократия уклонялась от выборов, то в отношении Московской губернии говорить об этом не приходится. Аналогичная ситуация была и в Тверской губернии, как свидетельствуют изученные мною архивные документы Государственного архива Тверской области. К таким же выводам на материалах выборов в Рязанской губернии последней трети XVIII века приходит историк Василий Валериевич Крючков⁸³. Следует упомянуть и о точке зрения Татьяны Валентиновны Платоновой, исследовавшей дворянские выборы в Саратовской губернии и утверждающей, что крупнейшие землевладельцы края к выборам были равнодушны⁸⁴. Думается, что здесь более уместна иная интерпретация имеющихся данных. Перечисленные исследовательницей князья М.С. Воронцов, С.Г. Гагарин, А.Б. Куракин, графы К.В. Нессельроде и Д.Н. Шереметев владели имениями не только в Саратовской, но и в других губерниях. Поэтому, разумеется, они не могли участвовать во всех губернских выборах, проходивших одновременно. К тому же Саратов в условиях тогдашних коммуникаций — место отдаленное от Москвы и Петербурга, малоудобное как для поддержания связей в столицах путем непосредственного общения, так и для контроля над поместьями в других губерниях.

Избирательная активность дворян на выборах в сословное управление в целом была ниже, чем активность купцов и мещан на городских выборах⁸⁵. Наконец, возможности избирать и быть избранными для дворян в 1780—1800-е годы были меньше, чем у купцов и мещан на выборах в городское самоуправление, благодаря таким факторам, как более строгое соблюдение социального (только потомственные дворяне, внесенные в родословную книгу, служившие в обер-офицерских чинах) и имущественного цензов, меньшая номенклатура выборных должностей, малое число кандидатов на выборные должности в ряде уездов, отмена при Павле I губернского съезда дворян, запрет участия в выборах уволенным из военной службы.

Само законодательство о выборах допускало возможность для губернской администрации влиять на волеизъявление избирателей. Этот механизм административного влияния был заложен в порядке утверждения избранных кандидатов на должность. Фактически законодательство предоставляло губернаторам право утверждать того из кандидатов, который казался им предпочтительным по своим деловым качествам или благодаря личным связям. Как показывает изучение дворянских выборов в Московской губернии, на утверждение в должности того или иного кандидата в конце XVIII — начале XIX века оказывал влияние также губернский предводитель дворянства. Вместе с тем случаи произвольного воздействия губернатора или губернского предводителя дворянства на волеизъявление избирателей были относительно редки. Полагаю, что небольшое число отклоненных губернской администрацией избранных кандидатов нельзя интерпретировать лишь исходя из наличия в законодательстве указания на порядок утверждения кандидатов по результатам баллотировки. Когда законодательные нормы вступают между собой в противоречие, то у всякого лица, принимающего решение, возникает возможность выбора трактовки закона, которая в любом случае будет находиться в легитимном поле. Поэтому явное преобладание среди утвержденных в должности кандидатов тех, кто набрал большинство голосов избирателей, свидетельствует о том, что среди дворян Москвы и губернии (высших чинов губернской администрации и дворян, обладавших избирательным правом) сложился консенсус в понимании важности института сословного представительства и уважения прав дворянского сословия. Однако факты произвольного вмешательства лиц, облеченных властью, в дворянские выборы — под предлогом целесообразности и государственной пользы — свидетельствуют о незрелом характере гражданского сознания у высокопоставленных виновников и дворянских обществ, которые редко протестовали против нарушения их прав и свобод.

Абсентеизм дворянства не был следствием политики Павла I, он стал массовым явлением уже во второй половине 1780-х — начале 1790-х годов. Наряду с этим электоральная активность дворянства Московской губернии в конце XVIII — начале XIX века не подтверждает выводов дореволюционной историографии о постоянном снижении интереса дворянства к институтам сословного самоуправления. Этот процесс не имел в названное время необратимого характера. В частности, количество участников выборов заметно колебалось по Московской губернии в разные годы. Вместе с тем по сравнению с первыми выборами можно говорить о снижении интереса к этому институту со стороны как дворянства Москвы, так и помещиков Московской губернии.

Исследование электорального поведения дворянства и горожан⁸⁶, а также практик организации и проведения выборов теми и другими не обнаруживает никакого превосходства дворянской корпорации ни в организации выборов, ни в избирательной активности ее членов по сравнению с горожанами. Более того, дворяне обнаруживают больше конформизма, меньше готовности отстаивать свои избирательные права, чем купцы и мещане. В целом исследование выборов не позволяет говорить о том, что дворянские уездные общества Московской губернии в конце XVIII — начале XIX века были элементами гражданского общества; скорее, используя терминологию Ф. Трентманна, их можно считать институтами, относящимися к «предыстории» гражданского общества. Вместе с тем сами выборы, проводившиеся раз в три года, создавали условия для публичного общения дворян, выходившего за пределы соседских и родственных связей, способствовали самоорганизации отдельных групп дворянства, помогали структурировать частные интересы на уездном и губернском уровнях, формировали корпоративную общность дворянского сословия. Таким образом, выборы вносили свою лепту в процесс формирования гражданского самосознания дворян.

---

^* Исследование выполнено в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России», проект «Самоуправление и проблемы становления гражданского общества в России. 1785—1870».

¹ Я использовал перевод определения не по изданию их работы на русском языке (Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория. М., 2003. С. 7), а более точный перевод из книги: Пиетров-Эннкер Б., Ульянова Г.И. (Отв. ред.) Гражданская идентичность и сфера гражданской деятельности в Российской империи. Вторая половина XIX — начало XX века. М., 2007. С. 38.
² http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/108358.
³ Taylor С.H. Modes of Civil Society // Public Culture. Vol. 3. 1990. P. 96.
⁴ Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere. Cambridge (Mass), 1989.
⁵ Raeff M. Understanding Imperial Russia: State and Society in the Old Regime. New York, 1984. P. 129.
⁶ Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. Т. 1. СПб., 1999. С. 521.
⁷ Брэдли Д. Гражданское общество и формы добровольных ассоциаций: опыт России в европейском контексте // Гражданская идентичность и сфера гражданской деятельности в Российской империи. Вторая половина XIX — начало XX века. М., 2006. С. 71-72.
⁸ Trentmann F. Introduction: Paradoxes of Civil Society // Paradoxes of Civil Society: New Perspectives on Modern German and British History. New York; Oxford. 2003. P. 4.
⁹ Романович-Славатинский А. В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб.. 1870; Корф С.А. Дворянство и его сословное управление за столетие. 1765—1855 гг. СПб.. 1906; Клочков М.В. Дворянское самоуправление в царствование Павла I. СПб., 1912.
¹⁰ Крючков В.В. Рязанское дворянство во второй половине XVIII века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Рязань, 2000; Литвинова Т.Н. Организация и деятельность дворянских сословных учреждений Воронежской губернии последней четверти XVIII — первой половины XIX в.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Воронеж, 2005; Платонова Т.В. Провинциальное дворянство в конце XVIII — первой половине XIX в. (по материалам Саратовской губернии): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 2002; Сизова О.В. Дворянство Ярославской губернии в конце XVIII — первой половине XIX века: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Ярославль, 1999; Чижова В.В. Выборные от дворянства в системе местного управления Российской империи в конце XVIII — первой половине XIX века (по материалам Тверской губернии): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Тверь, 2001.
¹¹ Минникес И.В. Выборы в российском государстве в XVIII веке: Историко-правовое исследование. Иркутск, 2006; Новикова Н.А. Избирательное право Российской империи в конце XVIII — первой половине XIX века: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2006.
¹² Главное отличие «политического» от «политики» в том, что оно фиксируется не в «формальных институтах власти», а там, «где речь идет об обосновании, отклонении и защите неравных социальных отношений», — см. подробнее: Тихомиров А.А. Роль личности в новой политической истории: конструкт «вождя» в условиях «современной диктатуры» (на примере образа Сталина в ГДР) // Новая политическая история. СПб., 2004. С. 42—47; Кром М.М. Новая политическая история: темы, подходы, проблемы // Там же. С. 10—16.
¹³ ЦИАМ. Ф. 4: Канцелярия Московского дворянского депутатского собрания; Ф. 54: Московское губернское правление; Ф. 380: Канцелярия Московского губернского предводителя дворянства.
¹⁴ Жалованная грамота на права, вольности и преимущества благородному российскому дворянству // Законодательство Екатерины II. Т. 2. М., 2001. С. 39-40.
¹⁵ Там же. С. 40.
¹⁶ О дворянских выборах // Законодательство Екатерины II. Т. 2. С. 27.
¹⁷ ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 25. № 18245, 18321.
¹⁸ Городовое положение // Законодательство Екатерины II. Т. 2. С. 84. Представления о размерах капитала, позволявшего участвовать в деятельности самоуправления, утвердилось в литературе благодаря авторитету А.А. Кизеветтера, интерпретировавшего законодательную норму как однопроцентный взнос с объявленного капитала, то есть 50 рублей — это 1 процент от 5000 рублей, что соответствует границе для купцов, объявивших капитал по второй гильдии. Полагаю, что более точная интерпретация закона предложена современными комментаторами Городового положения 1785 года, которые определяют порог минимального капитала для участия в делах городского самоуправления в 825 рублей — «капитал, процент с которого не менее 50 руб. при 6 процентов годовых» (Законодательство Екатерины II. Т. 2. С. 62).
¹⁹ ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 22. № 16188, ст. 49, 50, 172; № 16514.
²⁰ ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 30. Д. 1. Л. 29—29 об.
²¹ Там же. ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 166. Л. 3—3 об.
²² Сегодняшнее название — собор Покрова Богородицы на Рву; название Троицы на Рву сохранялось в течение нескольких столетий, поскольку построен собор был у храма Снятой Троицы.
²³ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 166. Л. 4—4 об.
²⁴ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 166. Л. 54.
²⁵ Там же. Д. 170. Л. 93—93 об.
²⁶ Там же. Д. 166. Л. 116—116 об.
²⁷ Там же. Д. 168. Л. 151.
²⁸ Там же. Л. 23 об.—24.
²⁹ Там же. Д. 3. Л. 133 об.—134.
³⁰ Там же. Л. 3—3 об.
³¹ Там же. Д. 168. Л. 27, 58—64, 74—76 об.
³² ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 169. Л. 34.
³³ Там же. Д. 174. Л. 124—24 об., 128 об.
³⁴ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д.174. Л. 106—108.
³⁵ Там же. Л. 114, 115—115 об., 119.
³⁶ Там же. Л. 133.
³⁷ Там же. Ф. 2. Oп. 1. Д. 172. Л. 73—73 об.
³⁸ Докладные пункты на высочайшее решение Вашего Императорского Величества по случаю возобновления через 3 года выборов в наместничествах по учреждениям для управления оных // Законодательство Екатерины II. Т.2. С. 23-26. То же см.: ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 20. № 14816 (О порядке выбора в губерниях должностных людей из дворян и купечества).
³⁹ Жалованная грамота на права. С. 38.
⁴⁰ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 173. Л. 133-133 об.
⁴¹ Там же. Д. 170. Л. 168 об.
⁴² Там же. Л. 160, 161а, 180.
⁴³ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 169. Л. 36.
⁴⁴ Там же. Д. 171. Л. 2.
⁴⁵ Докладные пункты на высочайшее решение. С. 23.
⁴⁶ Ключевский В.О. Соч.: В 8 т. Т. 5. М., 1958. С. 162.
⁴⁷ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д.170. Л. 12—18.
⁴⁸ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 170. Л. 51—51 об.
⁴⁹ Там же. Л. 51 об.
⁵⁰ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 170. Л. 52.
⁵¹ Там же. Л. 82 об.
⁵² Там же. Л. 52.
⁵³ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 166. Л. 26—26 об.
⁵⁴ Там же. Д. 170. Л. 82 об.
⁵⁵ Там же. Л. 84—84 об.
⁵⁶ Там же. Д. 169. Л. 35.
⁵⁷ Там же. Д. 170. Л. 97.
⁵⁸ ЦИАМ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 170. Л. 97.
⁵⁹ Там же. Д. 172. Л. 257—257 об.
⁶⁰ Там же. Л. 258.
⁶¹ Там же. Л. 258—259.
⁶² Там же. Л. 26—26 об.
⁶³ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 168. Л. 6 об.
⁶⁴ Лопухин И.В. Записки из некоторых обстоятельств жизни и службы действительного тайного советника и сенатора. Лондон, 1860. С. 14—142.
⁶⁵ Там же. С. 141.
⁶⁶ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 3. Л. 192—193.
⁶⁷ Там же. Л. 219 об.
⁶⁸ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 3. Л. 214 об.
⁶⁹ Там же. Д. 166. Л. 234.
⁷⁰ Там же. Д. 3. Л. 130.
⁷¹ ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 26. № 19619.
⁷² Романович-Славатинский А. В. Дворянство в России от начала XVIII века. С. 458.
⁷³ Корф С.Л. Дворянство и его сословное управление. С. 249.
⁷⁴ Клочков М.В. Дворянское самоуправление в царствование Павла I. С. 354.
⁷⁵ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 170. Л. 10, 12 об., 27, 35.
⁷⁶ ГАТвО. Ф. 59. Oп. 1. Д. 64. Л. 16 об.
⁷⁷ Там же. Л. 17 об.
⁷⁸ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 171. Л. 3-9.
⁷⁹ Там же. Д. 166. Д. 239.
⁸⁰ ЦИАМ. Ф. 4. Oп. 1. Д. 166. Л. 93—93 об.
⁸¹ Там же. Д. 1. Л. 12.
⁸² Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России. С. 433—434.
⁸³ Крючков В.В. Дворянские выборы в последней трети XVIII века // Научное наследие академика Л. В. Черепнина и российская история в средние века и новое время во всемирном историческом процессе. Рязань, 2006. С. 108.
⁸⁴ Платонова Т.В. Корпоративные органы саратовского дворянского общества в конце XVIII — первой половине XIX века // Саратовский краеведческий сборник: Научные труды и публикации. Саратов, 2002. С. 9.
⁸⁵ См.: Куприянов А.И. Городская культура русской провинции. Конец XVIII — первая половина XIX века. М., 2007.
⁸⁶ См. о городских выборах: Куприянов А.И. Культура городского самоуправления русской провинции: 1780—1860-е годы. М., 2009.

Просмотров: 11976

Источник: Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 228-266

statehistory.ru в ЖЖ: