Курское духовенство в восстании 1648 г.
Первоначально статья опубликована в книге "Paleobureaucratica. Сборник статей к 90-летию Н.Ф. Демидовой" (М.: Древлехранилище, 2012)
----
В 1648-1650 гг. в Московском государстве прокатилась волна городских восстаний, вызванных усилением налогообложения. Настоящая статья рассматривает роль Свято-Троицкого монастыря в событиях, развернувшихся во время восстания в Курске. Поскольку южные города входили в ведомство Разрядного приказа, в нет и производилось следствие: в Белгородском и Севском его столах отложились соответствующие документы. Некоторые из них опубликованы: это перечневая выпись из допросных речей, приговор виновным1 и фрагменты следственного дела2.
Курское восстание 1648 г. в дореволюционной историографии привлекло к себе внимание А. Л. Танкова, который рассматривал его как бунт стрельцов и казаков от тяжести воинской службы3. Тема курского восстания как одной из форм классовой борьбы монастырских крестьян (ход восстания и следствия, положение монастырских крестьян и служилых людей накануне восстания) активно исследовалась в советской историографии4, однако эпизоды, не вписывавшиеся в концепцию классовой борьбы, остались не изученными.
В XVII веке Курск обладал одним из самых крупных посадов на юге страны. По данным, опубликованным Я. Е. Водарским, в 1646 г., курский посад имел 270 дворов, что составляло более 700 человек5. В Курской десятне было 56 церквей и четыре монастыря (Рождества Пресвятой Богородицы, Живоначальной Троицы, Божедомский Николаевский и Троицкий девичий). Троицкий девичий монастырь но писцовой книге 1631 г. владел деревнями в 26 крестьянских и бобыльских дворов, а в городе ему принадлежало 2 слободы в каждой по 131 и 119 дворов, где насчитывалось 304 человека мужского пола. Население слобод состояло из ремесленников (кузнецы, гончары, портные, сапожники) и торговцев. Курский Богородицкий монастырь по писцовой книге 1645 г. владел тремя деревнями и двумя слободами в Курском уезде (2405 четвертей земли в поле)6. Монастыри, находившиеся на южных окраинах, страдавших от всегда тяжелых набегов внешних врагов, были заинтересованы в городском землевладении. Под защитой крепостных сооружений было легче жить и развивать хозяйство.
Монастырские вотчины обладали привилегиями в судебном и в экономическом отношении. Монастыри в южных уездах освобождались от уплаты налогов на государственном уровне7. Разорившееся посадское население и служилые люди по прибору (стрельцы и казаки) охотно переселялись на монастырские земли, меняя личную свободу на стабильность и защищенность. Как правило крестьяне «нововходцы», переселившиеся на монастырские земли, получали денежную помощь на хозяйственное обзаведение и освобождение от податей. Они почти всегда освобождались от оброка на срок от 3 до 5 лет, реже до - 10, или их оброк значительно сокращался. Мероприятия монастырей но привлечению крестьян на свои земли не прекращались всю вторую половину XVI и первую половину XVII вв.8
Служилые люди из разных городов жаловались царю на привилегии монастырей и обвиняли их в переманивании крестьян. Указ от 12 сентября 1638 г. определил порядок сыска закладчиков. Указ касался посадских людей, пушкарей, воротников, затинщиков, которые «сшли» с 1613 г. за духовных и светских землевладельцев. Сыск вел воевода путем опроса земских старост, целовальников и посадских людей. Составленные росписи отправлялись в Приказ сыскных дел. Туда же воевода должен был присылать списки с писцовых, дозорных и окладных книг. В указе от 1639/40 г. содержалось распоряжение свозить закладчиков на старые места, возвращать на посады тяглых людей9. Указ 1641 г. разрешил бессрочно добиваться возвращения беглых крестьян и крестьян, перешедших на монастырские земли. Одним из направлений политики боярина Б. И. Морозова был рост сбора налогов за счет увеличения тяглого населения. Первая подворная перепись 1646-1648 гг. фактически прикрепила крестьян к земле в результате запрета принимать беглых крестьян в свое хозяйство.
Во всех городах шел сыск беглых крестьян. Крестьяне, пе записанные в писцовых книгах за монастырем, переводились на тягло и на службу в посад. Вместе с тем П. П. Смирнов указывал на ряд фактов незаконного отбирания земли у монастырей10. Вероятно, в условиях финансового кризиса правительство Б. И. Морозова решило экономить на выплате денежного жалованья стрельцам и казакам, расплачиваясь за их службу землей. В связи с этим потребовались новые пригородные земли. В середине XVII в. в Курске было 111 стрельцов, 175 полковых и 25 беломестных казаков, 53 пушкаря, 16 черкас и другие приборные люди11. В условиях постоянной нехватки боеспособного населения на границах государства (один за другим следовали набеги крымцев и ногайцев в 1613-1615, 1618, 1631-1637, 1643, 1645 гг. Тяжелые осады выдержал Курск в Смуту в 1613 г. и во время Смоленской войны 1634 г. Курские стрельцы участвовали также в строительстве оборонительных укреплений (Белгородской черты).
Уход стрельцов и казаков на монастырские земли не мог не обеспокоить Разрядный приказ, в ведении которого находился учет военного населения. Сыск их и возвращение на службу был поручен курскому казачьему и стрелецкому голове Константину Теглеву: «тех курских стрельцов, которые преж сего разбежались и живут за монастыри, и за попы, и за дворяны, и за детьми боярскими, свесть в Курск в стрельцы и в казаки по-прежнему»12. В системе городской администрации казачий и стрелецкий голова командовал военным гарнизоном, в его руках была сосредоточена реальная власть. В фонде Разрядного приказа сохранилось дело по челобитной строителя Богородицкого монастыря Варлаама с братией, игуменьи Курского девичьего монастыря Феодоры с сестрами, курчан детей боярских Федора Лознякова, Кузьмы Познякова, Селивестра Бутенева, Дементия Мухина и др. о злоупотреблениях курского осадного головы, воронежца Лариона Петрова. Челобитная датируется 1643/44 г13. В ведении осадного головы находились монастырские дворники, жившие на подворьях, исполнявшие обязанности сторожей. Ларион Петров заставлял их варить пиво и вино, косить сено и «всякую работу работать». «От великие налоги» дворники разбежались, монастырские подворья опустели. Монастырские власти просили назначить вместо воронежца Лариона Петрова осадным головой курчанина из детей боярских. В деле сохранилась грамота царя Михаила Федоровича курскому воеводе Ивану Филипповичу Стрешневу об отставке Лариона Петрова и выборе нового осадного головы из курчан детей боярских. 18 августа 1644 г. игуменом Курского Богородицкого монастыря Варлаамом была подана челобитная на курского стрелецкого и казачьего голову Михаила Колюбакина с жалобой на неоднократные грабежи монастырских крестьян и покушение на убийство самого игумена, который требовал официального расследования «...приказал (Максим Колюбакин — Е. Д.) бобылишков наших, где ни застав, бить и грабить и всякая насильства чинить... а грабя ж крестьянское приносили к нему к Максиму на двор и за то их воровство поить вином давали... тот голова Максим Колюбакин с стрельцами скопом с пищальми и с ослопы, и хотел меня, богомольца твоего, убить тот Максим до смерти, и говорил - велю де стрельцом по клаку разорвать»14 Из приведенных документов ясно, что отношения монастырских властей с осадным, стрелецким и казачьим головами были крайне обострены. С другой стороны, и отношение служилых людей по прибору к монастырским крестьянам было враждебным.
Следственное дело о курском восстании 1648 г. сохранилось достаточно полно15. В состав дела входят следующие документы: изветная челобитная, отписки курского воеводы Федора Лодыженского, указ о назначении сыска, памяти из Разрядного приказа, документы сыска (расспросные и пыточные речи), росписи тюремных сидельцев, «грабежного» имущества, приговоры по делу, «поручные записи» по обвиняемым, выпущенным на поруки. Особую ценность составляют сохранившаяся в деле перечневая выпись из допросных и пыточных речей, в ней кратко изложена суть дела. Вел следствие один из видных вельмож царя Алексея Михайловича — стольник Василий Васильевич Бутурлин. В деле сохранилась его переписка с Разрядным приказом. К делу оказались причастны игуменья Курского девичьего монастыря Феодора, протопоп Воскресенской соборной церкви Григорий и его сын священник Иоанн, келарь Курского Богородицкого монастыря Антоний, иеромонахи Антоний и Харлампий, губной староста Константин Беседин.
Изветная челобитная по делу об убийстве курского стрелецкого и казачьего головы Константина Теглева и грабеже его имущества написана его отцом Небогатком Теглевым и братом Андреем Теглевым16. Из челобитной известно, что игуменья Феодора била челом на К. Теглева, обвиняя его в том, что он действует «не но ука- .чу», переводит крестьян, записанных за монастырем в писцовых книгах, в стрельцы и в казаки. В отписке в Разрядный приказ курский воевода Ф. Лодыженский писал: «Игуменья Феодора и протопоп Григорей и старцы били челом тебе, государю, а мне, холопу твоему, говорили многожды, чтоб послать по стрелецкого и козацкого голову Константина Теглева и ему сказать, чтоб он до сыску крестьян и бобылей посылал в слободы»17. Вероятно, казачий и стрелецкий голова не обременял себя сверкой выписей из писцовых книг и др. документов и поездками в монастырские вотчины. 15 челобитных монастырские власти выступали не против возврата закладчиков, а против методов проведения сыска. Игумен Богородицкого монастыря Дионисий, игуменья Феодора с монахинями Евдокией и Ульяной, крестьянин Богородицкого монастыря Кузьма Воденицын ездили в Москву и привезли грамоту из Стрелецкого приказа с запрещением переводить монастырских крестьян: «которые за монастыри и за протопопы, и за попы крестьяне их и бобыли в писцовых книгах написаны, а не беглые и к[аза]к[и], и тех крестьян их и бобылей в стрельцы и в казаки имать их не велено»18. Сыск закладчиков (стрельцов и казаков) по новой грамоте переходил к воеводе Феодору Лодыженскому. П. В. Иванов рассматривал факт получения грамоты из Стрелецкого приказа как намеренное действие правительства, следствие «лицемерной системы московской волокиты»19. На наш взгляд, здесь сказалась несогласованная работа отдельных ведомств. В расспросных речах К. Воденицын сообщил дату приезда игуменьи Феодоры и других челобитчиков из Москвы в Курск - 4 июля. Курские челобитчики могли быть свидетелями восстания в Москве в июне 1648 г.20. В следственном деле неоднократно упоминаются впечатления Воденицына об убийствах в Москве и отсутствии там сыска.
Дальнейшую хронику событий можно восстановить по отписке курского воеводы Ф. Лодыженского21. Утром 5 июня игуменья Феодора собрала монастырских крестьян к съезжей избе слушать привезенную из Москвы грамоту. Крестьяне пришли вооружившись ослопами (палками), отношение их к стрельцами было враждебным. В расспросных речах монахиня Евдокия (Татарка) и «новописанной» стрелец Богдашка Иконник показали, что палки крестьяне взяли по приказу игуменьи. «А на очной ставке игуменья Феодора с Богдашкой Иконником сказала, что она де крестьяном с палками в город ходить не веливала»22. Около съезжей избы собрались протопоп Воскресенской соборной церкви Григорий, иеромонахи Богородицкого монастыря Харлампий и Моисей с братиею, Кузьма Воденицын и монастырские крестьяне Богородицкого и Троицкого девичьего монастырей, всего по сведениям из отписки воеводы человек 50. Выслушав привезенную грамоту, собравшиеся потребовали привести Константина Теглева, воевода о тказал: «отошлите де мужиков, и я пошлю по голову». Приведенный после обедни Теглев, выслушав грамоту, сказал: «я к ним в слободы посылать не стану», назвал грамоту «воровскою» и «побранился» с протопопом Григорием. Теглев обещал протопопу, что он останется «без скуфьи», на что тот ответил: «а ты без головы». В расспросных речах и на очной ставке с протопопом Григорием игуменья подтвердила этот обмен угрозами23. Как только К. Теглев попытался выйти из съезжей избы, на него набросились монастырские мужики с палками, Теглев убежал обратно в избу. Воевода просил монастырские власти, «чтоб тот шум... у мужиков отбили, и мужики их не послушали, от съезжей избы прочь не пошли. И протопоп, игуменья и старцы пошли к себе домой. И те мужики учели кричать большим криком, к съезжей избе приступали многое время». Воевода, надеясь на помощь «старых мужиков» и «приходских попов», велел бить в колокол, но «пришло подмоги немного». К. Теглев (послал стрельцов на сенокос. На звон колокола пришли к съезжей избе протопопы и попы. Игуменья Феодора вернулась «без посылки... и грозила мне (воеводе)... не упусти де у нас головы Константина Теглева, а буде де упустишь, и тебе де худо будет. И как пошла игуменья Федора от съезжие избы, и мужики стали около съезжие избы с палками, учели кричать и пуще тово - выдайте нам голову Костептина Теглева убить». В съезжей избе укрылись воевода, осадный голова Петр Брусилов, губной староста Константин Беседин, протопопы и попы, подьячие. На уговоры обезумевшая толпа не реагировала. С третьего раза дверь была выбита, и Константин Теглев убит. Социальный протест превратился в уголовное преступление.
Воевода и все, кто с ним сидели, бежали в соборную церковь. В городе были открыты кабаки, их боялись закрыть. «И убив... мужики голову, пошли на ево Константинов двор и животы ево все разграбили». В челобитной родственников К. Теглева стоимость его имущества оценивалась в две тысячи рублей. В деле сохранилась «роспись грабежных денег и всякой рухляди», принадлежавшей убитому24. Среди отобранных у грабителей вещей оказалось два коня, оружие, много платья, оловянная посуда, конская упряжь, 52 рубля 15 алтын денег. К воеводе приходил «новописный» стрелец Макарка с мужиками, а затем Кузьма Воденицын с угрозами, «чтоб про то убийство не писал без их ведома»25. 6 июля к воеводе прибыло подкрепление, отряд детей боярских, стрельцов и казаков в 50 человек, после чего Кузьма Воденицын и с ним 7 человек были посажены в тюрьму. В следственном деле сохранилась роспись тюремных сидельцев, первой среди них названа игуменья Феодора, крестьяне Троицкого девичьего монастыря, среди них Костантин Филыпин, Анисим Гончар, Яков Копейкин, крестьяне Богородицкого монастыря, среди них Кузьма Воденицын, Федор Демин, «новописный» стрелец Богдан Иконник, Архипка Гаврилов сын Кузнец, Изопка Чеботарь, Ивашка Портной мастер, кузнец Ивашка Мешков, орловский вестовщик, сын боярский Семен, сын боярский Селиверстко Семенов сын Моматов, воротник Федька Кузьмин и др., всего 39 человек, трое из них были отпущены на поруки. Роспись тюремных сидельцев, составленная Ф. Лодыженским, была положена в основу следствия, по ней участники восстания присылались к расспросу. Воевода принимал участие в проведении следствия. Он был основным свидетелем и имел немалые полномочия. Так, Селивестр Моматов был отпущен на свободу как непричастный к делу по приказу Ф. Лодыженского. Расспросных речей его не сохранилось. В росписи тюремных сидельцев против каждого имени в отдельной графе вынесены сведения, кто его привел и за что он сидит. Рядом с именем игуменьи эти сведения отсутствуют. Активное участие в подавлении восстания приняли стрельцы. В тюрьму были посажены все, кого запомнил воевода, кто в день восстания подходил к съезжей избе, и у кого нашли вещи, принадлежавшие Константину Теглеву26.
Воевода боялся сам начать розыск в монастырях и обратился к старцу Богородицкого монастыря (имя указано неразборчиво) и к игуменье Феодоре прислать к нему «тех воров». Из Богородицкого монастыря прислали одного «мужика Кирюшку» (вероятно Ан- пилогова), «а игуменья Феодора присылать отказалась». «А ведома мне,- писал воевода в Разрядный приказ,- ...завотчики на то убойство новописный стрелец Макарка... да с Пушкарской слободы Федка С[лонин] и иные их товарищи приходили на думу к игу- менеи, и игуменья отпустила завотчика Макарку к Москве». В рас- спросных речах и с пытки игуменья Феодора «винилась перед государем», что отпустила Макара в Москву с «повинною челобитной». Он объявил, что вину свою принесет государю. Сеньку Логачева, который привел к игуменье Макарку, она приказала посадить на цепь27. «Федькина жена Слонина Офимьица Кирилова дочь распрашивана, а в роспросе сказала: муж де ее Федька поехал к Москву с Макарком вместе. Про то де она слышала от людей»28. Из расспросных речей протопопа Григория известно, что черный поп Моисей писал повинную челобитную, повез ее в Москву крестьянин Богородицкого монастыря Кудин Воденицын, брат одного из главных зачинщиков Кузьмы Воденицына29. Из расспросных речей Кузьмы Воденицына известно, что брат его заходил к нему в тюрьму «прощатца и сказывал, что послали их попы к Москве с повинною челобитного»30. Вероятно вопрос о посылке челобитной в Москву обсуждался «на думе» у игуменьи. Макар [Сергеев] и Кудин Воденицын в числе других участников убийства К. Теглева бежали из Курска. Через год из разных городов они «объявились» в Курске и просили у Федора Лодыженского разрешения жить в Курске «по-прежнему», воевода позволил, «для того, чтоб и достольные их товарищи в Куреск сошлись все». Макар Сергеев был посажен в тюрьму, а затем казнен, а Кирилла Писклова, Кудина Воденицына и Федора Харитонова били кнутом и сослали в Валки «на вечное житье... в казачью службу»31. Эпизод об отказе игуменьи отдавать «тех воров», составлении повинной челобитной и отпуске монастырских крестьян в Москву замалчивался в исторических исследованиях советского периода, т. к. не вписывался в концепцию классовой борьбы и размежевания классовых интересов. В отписке воеводы Федора Лодыженского имеются сведения о челобитной курских дворян, детей боярских и стрельцов об отдаче игуменьи Феодоры на поруки, однако поруки по себе игуменья не нашла и была посажена воеводой в губную избу.
Из Москвы в Курск с отрядом в 105 стрельцов «для государева сыскнова дела» прибыл стольник и воевода В. В. Бутурлин. Точная дата его приезда в Курск не установлена. Челобитная Ф. Лодыженского написана 13 июля, 19 июля В. В. Бутурлин просит о выдаче подвод, 20 июля он получает наказ о проведении сыска. 6-м августа датируются первые расспросные речи32. Бутурлину было предписано выяснить, от «ково в Курску воровской завод учинился», кто непосредственно выбивал дверь в съезжей избе, участвовал в убийстве К. Теглева и в грабеже его имущества, «каких животов взяли», «для чего кабацкий голова и целовальники в мятежное время... кабаков не заперли». Расспросу подверглись 1055 человек, в их числе 706 дворян и детей боярских, 115 стрельцов, 178 полковых казаков, 14 попов, 2 подьячих. Сохранились расспросные речи 67 участников восстания33. В конце расспросных речей, если в них содержатся обвинения других лиц, записаны показания, полученные на очных ставках обвиняемых и свидетелей. 8-м августа датируются первые пыточные речи. Бутурлин получил наказ пытать «накрепко». Многие из подозреваемых, например, игуменья Феодора, выдержали троекратную пытку огнем. Признание под пыткой считалось доказательством вины. В числе главных подозреваемых по делу оказались протопоп Григорий и его сын, священник Иоанн, игуменья Феодора и крестьянин Богородицкого монастыря Кузьма Воденицын. Последний, по мнению Г. А. Новицкого и Е. В. Чистяковой, был руководителем восстания34. В расспросных речах стрельца Богдана Иконника приводятся слова К. Воденицына но дороге к съезжей избе: «убьем Констентина Теглева, на Москве и лутче ево убили, а я де вам починщик - горло де ему перережу»35. Показания Богдана Иконника подтвердили воевода Ф. Лодыженский, осадный голова Петр Брусилов, губной староста Кондратий Беседин, монастырский крестьянин Aran Подкапаев и др. Крестьянин Троицкого девичьего монастыря Константин Фильшин вспоминал: «...Куземка де идучи, похвалялся и говорил: «Подемте де убьем Констентина Теглева... В том государь волен». Во время пытки он не раскаялся в содеянном.
В местной администрации у К. Теглева были враги. Выбить дверь съезжей избы и убить Константина Теглева предложил «мирским людям» губной староста Кондратий Беседин. Куземка Воденицын «в роспросе сказал: ...Да в те ж поры осадный голова высылал из-за житницы мужиков и говорил им: Как де вы не умеете головы городом взять». На очной ставке осадный голова и губной староста против «тех Кузькиных речей запирались». С пытки Кузьма Воденицын сказал: «говорила де ему игуменья, велела де ему убить голову». Свидетель разговора старица Евдокия Татарка слов об убийстве не слышала: «...они говорили тихонько»36 Крестьянин Троицкого девичьего монастыря Костантин Фильшин в расспросе сказал: «...А как де игуменья привезла государеву грамоту, и тово де вечера и из их девичья монастыря к ним в слободу присылали старица Бралья да другая попадья... малова Ондюшку Наумова. И тот малой, ходя по воротам, говорил: «Константин де Теглев хочет/бежать к Москве, и вы де его не упускайте и убейте»37. На очной ставке с Константином Фильшиным старицы Устинья и Ульяйия «запирались». После пытки он сознался, что «стариц де он... поклепал за то, что оне его били и к Москве не отпустили»38. Вероятно, он имел ввиду поездку в Москву с другими челобитчиками. В обвинении игуменьи Феодоры важную роль играли слова, сказанные ею Федору Лодыженскому, «что б де он вора Констентина Теглева не отпускал». Старица Ульяния свидетельсгвова- ла против игуменьи: «Сам де себя береги. На Москве де и не таких побивают»39. Последняя фраза приводится в расспросных речах Кузьмы Воденицына - как и слова игуменьи, Костантина Фильшина, самого Кузьмы Воденицына и стариц Устинии и Ульянии - к монастырским крестьянам против К. Теглева. В этом случае речи с очных ставок в процесс разбирательства ясности не вносят, скорее запутывают следствие. В ответ на обвинение в угрозе воеводе игуменья Феодора сказала: «Говорила де она воеводе, чтоб он Кон- стентина Теглева без государева указа не упускал. А воеводе она не граживала»40. По дороге от съзжей избы к монастырю на игуменью Феодору напал казак Топаренок с ножом, выскочив из двора К. Теглева, игуменья вернулась обратно к съзжей избе41.
Требование игуменьи Феодоры не отпускать Теглева до указа, на наш взгляд, во многом объясняют обстоятельства следственного дела 1644 г. о конфликте губного старосты А. Анненкова с курским воеводой И. Стрешневым42. Курский губной староста отказался посадить в тюрьму пленного татарина, ссылаясь на грамоту из Разбойного приказа 1637/38 г., запрещавшую принимать в губную избу посланных от воеводы лиц. Воевода, в свою очередь, ссылался на грамоту, полученную из Разрядного приказа. Губной староста ругал воеводу, бросал царскую грамоту на землю, заявив, что таких «грамот не слушает». В 1644 г. Разрядный приказ назначил сыск. Курские священники заявили, что слышали от других лиц, что губной староста бросал царскую грамоту на землю. В 1647 г. курские дети боярские подали по этому делу повторную челобитную и просили наказать губного старосту. Константину Теглеву также грозил сыск по делу об объявлении царской грамоты подложной. Курские священники, собранные воеводой у съезжей избы для увещевания толпы (спасский поп Михаил, монастырский белый поп Василий, петропавловский поп Георгий), подтвердили слова игуменьи, обращенные к воеводе: «не упусти вора Констентина Теглева до государева указа, а упустишь вора и тебе худо будет»43. Следующем шагом монастырских властей в конфликте с стрелецким и осадным головой было бы написание челобитной на К. Теглева и ожидание сыска.
Почему история конфликта казачьего и стрелецкого головы с монастырскими властями вылилась из традиционной для XVII века формы составления челобитных в восстание монастырских крестьян и служилых людей? О социально- экономических причинах и положении отдельных категорий населения в Курске написано много, но роль катализатора в курских событиях, безусловно, сыграло московское восстание. Очевидец московских событий Кузьма Воденицын, привез из Москвы слух о том, что в убийстве Константина Теглева «государь волен», рассказывал о московских впечатлениях, про Б. И. Морозова, П. Траханиотова, «что на Москве при нем Козьме и над ними учинилось, и лучше Константина, а сыску де не было», т. е. убийства и грабежи остались не наказаны. Открытое следствие по московскому восстанию не велось44. Козьма Воденицын ездил в Москву с игуменьей Феодорой как челобитчик от крестьян и, безусловно, пользовался среди них влиянием. Распространение слухов сыграло роковую роль в курских событиях. «Богородицкого монастыря крестьянин Васька Крашенинник... в роспросе сказал: А кричали де мужики, что прислана государева грамота, а ведена Констентина убить»45. Недовольство монастырских властей деятельностью К. Теглева легло на готовую почву. Словесная перебранка протопопа Григория с К. Теглевым послужила поводом для обвинения протопопа Григория как заводчика курского восстания. Протопоп Григорий «в роспросе у пытки» это обвинение отрицал. Сын его, Никольский поп Иоанн, пытки не выдержал «и с пытки винился: то де он мужиком говорил: будет им Констятина убить, и вы де его тут не бейте, а убейте где инде. А отец ево, протопоп, не учивал. А говорил те слова спроста, вышед перед съезжею избою, как ходил мужиков уговаривать». На очной ставке «у пытки» Кузьма Воденицын, Богдан Иконник, Кирилл Ампилогов «сказали: от протопопа де они на голову на Констянтина в убойстве наученья не слыхали»46.
Для выяснения настроения курчан и поиска заводчиков Разряд назначил повальный обыск, были опрошены все лица, жившие в самом Курске и в его окрестностях, иногда в 20-60 км от города, собраны коллективные свидетельства «сказки за руками»47. В начале сказки шла запись о целовании креста «обыскными людьми». Большинство сказок записаны площадными дьячками Оксеном Васильевым, Кондратием Григорьевым и др. Как правило, сказки удостоверялись приходскими священниками, иногда «скопом», без перечисления имен опрашиваемых. Вместо своих прихожан курских стрельцов и казаков расписался Никольский поп Макей, «вместо прихожан и детей своих духовных, курских полковых казаков» Никольский поп Емельян и др.48. Сказки брались одновременно от нескольких человек до более сотен. Всем «обыскным людям» предлагались следующие вопросы: по чьему заводу было убийство и грабеж, кто участвовал в убийстве, кто выбивал дверь, что говорила игуменья воеводе. Первый повальный обыск проводился с 8 по 11 августа среди приходских попов, были опрошены 32 попа, служивших в церквях г. Курска и уезда (Подгородного, Курицкого, Тускорского станов)49. Сказки за руками «городских и уездных ионов» составлялись на каждого священника отдельно, за редким исключением. Сохранились их подлинные рукоприкладства, священники были грамотными. В основном повальный обыск среди курских священников результатов не дал. Их показания основаны па слухах г ородских людей и прихожан. Трое из шести непосредственных свидетелей ничего не слышали из-за шума, один ушел после обедни. Однако спасский поп Михаил, монастырский белый поп Василий и петропавловский поп Георгий были важными свидетелями со стороны игуменьи Феодоры, они подтвердили слова игуменьи, обращенные к воеводе «не отпусти вора Констентина Теглева до государева указа».
Вопрос о подготовке восстания был тесно связан с участием в нем детей боярских. Численность в Курске уездных дворян и детей боярских составляла 1010 человек50. По подсчету Е. В. Чистяковой допросу подверглись 706 дворян и детей боярских. «Сказки за руками» с дворян и детей боярских брались «скопом» иногда по сотне человек. Сохранились их подлинные рукоприкладства. Свидетедьские показания, взятые одновременно с согни человек, вряд ли могли дать новую информацию. Вероятно, это была необходимая формальность для следствия. В сказках, как правило, давались стереотипные ответы «того мы не знаем» или «не ведаем». В числе участников восстания сын боярский, орловский вестовщик Семен Белый под пыткой сознался, что «подучав де он Макарку убить Констянтина бес хитрости»51. В следственном деле сохранились также сказки полковых казаков, в том числе «новописных» и беломестных, курских стрельцов, в том числе пятидесятников и сотников, пушкарей, затинщиков. Всего более 1000 человек. Результатом масштабных следственных мероприятий стал следующий приговор 17 августа 1648 г.: «пущих воров и завотчиков» крестьян Бо- городицкого монастыря Кузьму Воденицына, Кирилла Ампилого- ва, Ивана Батурина - Малика, крестьянина Троицкого монастыря Костантина Фильшина, новогшсного стрельца Богдана Иконника «сказав им их вину и дав им духовного отца, по дорогам перевешать], а достальных воров (20 человек)... в торговые дни бить кнутом нещадно»52. «Пытаны же и посажены в тюрьму 11 человек, да 2 жонки, что мужья не сысканы» (жены бежавших из Курска челобитчиков - Федора Слонова и Сергея Брагина, «несысканных» в числе 6 человек, отпущенных игуменьей Феодорой). Протопоп Григорий с сыном священником Иоанном, игуменья с двумя старицами, осадный голова, губной староста «даны за приставы». «Всего в том деле за приставы и в тюрьме 42 человека». «Чорных попов Харлампья и Моисея, келаря Антония, курченина Григория Лазарева, монастырского мужика Паршика Бочарова, Сеньку Брагина, жен новописного стрельца Макарки и Федьки Слонова», осадного голову Петра Брусилова, «стариц Устинию Бралью, Уль- янью, оскольскую попадью» выпустили на «крепкие» поруки. Сохранились поручные записи по вышеназванным лицам. 11 октября игуменья Феодора послана в Приказ Большого дворца с сыном боярским Афанасием Олферовым, а затем в Суздаль в Покровский девичий монастырь. 20 октября послан в Москву с приставом протопоп Григорий, а затем «по справке Болшого дворца» в Архангельский монастырь в Устюг Великий53. Остальные, в том числе священник Иоанн, губной староста Кондратий Беседин с женами и с детьми «з братеми и племяники и со всеми с теми, которые с ними живут на одном хлебе» сосланы в г. Валки в казачью службу «указную землю пахать и хлеб сеять»54. В фонде Разрядного приказа сохранилась отписка воеводы г. Балки Мелентия Климентьева сына Квашнина о подаче челобитной в мае 1650 г. валковскими казаками К. Бесединым с товарищи (34 человека) об убийцах Константина Теглева, «живущих в Курске по-прежнему». В деле имеется роспись посадских людей, служилых людей по прибору (всего 160 человек) и заиись о посылки росписи в Москву55.
Восстание в Курске возникло стихийно и было подавлено силами курских служилых людей до приезда в Курск стольника В. В. Бутурлина. Позволим себе не согласиться с мнением А. А. Танкова: курское восстание не было бунтом только стрельцов и казаков, в нем активно участвовали посадские люди. Невозможно согласиться и с мнением П. П. Смирнова - курское восстание не было «местью со стороны церковного землевладения агентам морозовского правительства за «строенье» городов56. Монастырские власти получили грамоту из Стрелецкого приказа о передаче сыска беглых стрельцов и казаков, живущих «за монастыри», от стрелецкого и казачьего головы к воеводе. Предъявление ему крепостных грамот на монастырских крестьян приостанавливало сыск. Конфликт монастырских властей с К. Теглевым о методах проведения сыска был бы исчерпан. Объявление Теглевым грамоты Стрелецкого приказа поддельной означало продолжение конфликта и составление монастырскими властями новой челобитной, и ожидание назначения Разрядным приказом сыска. Катализаторами курского восстания стали несогласованость действий Разрядного и Стрелецкого приказов, злоупотребление местной администрации в лице К. Теглева, проводившего сыск беглых стрельцов и казаков «не по указу», без сверки с крепостными актами монастырей, московское восстание, свидетель которого Козьма Воденицын убедил крестьян, что в убийстве Теглева «государь волен». Изучение материалов следственного дела позволяет сделать вывод, что положение приборных людей на юге России было таково, что они меняли личную свободу на защиту монастырей, становясь монастырскими крестьянами. По «росписи беглых крестьян», составленной в 1652 г., из 546 человек, бежавших из Курска и уезда, лишь 33 были церковными и монастырскими крестьянами, остальные принадлежали дворянам и детям боярским57.
1 Городские восстания в Московском государстве XVII века: Сб. док. / Сост. К. В. Базилевич. М.; Л., 1936. С. 109-134.
2 Из истории Курского края: Сб. док. и материалов. Воронеж, 1965. С.73-79.
3 Танков А. А. Историческая летопись курского дворянства. М.,1913.
3 Новицкий Г. А. Восстание в Курске в 1648 г.:11з истории классовой борьбы в городах Московского государства в XVII веке // Историк-марксист. 1934. № 6. С. 24-26; Самсонов В. Прошлое старых городов Курской области. Ист. справка // Прошлое Курской области. Курск, 1940. С. 23-28; Иванов П. В. Курск в первой половине XVII века. Восстание 1648 г. // Курск: Очерки из истории города. Курск, 1957. С.26-45; Иванов П. В., Травина А. С. Курский край в XVII - первой половине XVIII в. Курск, 1989; Чистякова Е. В. Состав следственных дел о городских восстаниях на юге России в середине XVII века // Археографический ежегодник за 1958 год. М., 1960; Она же. Городские восстания в России в первой половине XVII века (30-е - 40-е годы). Воронеж, 1975. С. 118- 126.; Зорин А. В., Раздорский А. И., Щавелев С. П. Курск: История города от Средневековья к Новому времени: X-XVII вв. Курск, 1999; Анпилогов А. П. Положение городского и Сельского населения накануне восстания 1648 г. // Вестник Московского университета. Серия 9. История. 1972 г. № 5. С. 47-60.
5Водарский Я. Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине XVII века // Города феодальной России. Сборник памяти Н. В. Устюгова. М.,1966. С. 287-289.
6 Чистякова Е. В. Городские восстания... С. 118.
7 Борщик П. Д. Состояние учета населения Курского края в XVII веке. Воронеж, 2008. С. 72.
8 Смолин И. К. Русское монашество. М., 1997. С. 142-143
9 Законодательные акты Русского государства второй половины XVI - первой половины XVII в. Л., 1987. С. 191, 192.
10 Смирнов П. Правительство Б. И. Морозова и московский бунт 2 июня 1648 года. Ташкент, 1929. С. 35, 37.
11 Чистякова Е. В. Городские восстания... С. 118.
12 РГАДА.Ф. 210. Разрядный приказ. Белгородский стол. Ст. 269. Л. 1-2.
13 Там же. Ст. 217. Л. 544-546.
14 Там же. Ст. 157. Л. 1-3.
15 Там же. Ст. 269. Л. 1-577.
16 Там же. Л. 1-2.
17 Там же. Л. 1-2.
18 Там же. Л. 3.
19 Иванов П. В. Курск в первой половине XVII века. С. 36.
20 Чистякова Е. В. Городские восстания... С.120
21 РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Ст. 269. (Далее - Ф. 210. Ст. 269) Л. 3-5.
22 Городские восстания в Московском государстве... С.134.
23 Там же. С. 124
24 Ф. 210. Ст. 269. Л. 501.
25 Там же. Л. 5.
26 Там же. Л. 48-54.
27 Городские восстания в московском государстве... С. 124.
28 Там же. С. 138-139.
29 Ф. 210. Ст. 269. Л. 313-314.
30 Городские восстания в Московском государстве... С. 141.
31 Ф. 210. Ст. 269. Л. 560-561, 563.
32 Там же. Л. 3-7, 8-23, 31, 54.
33 Чистякова Е. В. Городские восстания... С. 124.
34 Там же. С. 125. Новицкий Г. А. Восстание в Курске... С. 34.
35 Ф. 210. Ст. 269. Л. 98
36 Городские восстания в Московском государстве... С. 133. В очерке военно-политической истории г. Курска, опубликованном в коллективной монографии «Курск: История города...» эти слова ошибочно приписаны игуменье Феодоре (С.168).
37 РГАДА. Ф. 210. Ст. Л. 63-65.
38 Городские восстания в Московском государстве... С. 149-150.
39 Там же. С. 129.
40 Там же.
41 Там же. С. 131.
42 Глазьев В. Н. Власть и общество на юге России в XVII в.: противоборство уголовной преступности. Воронеж, 2001. С. 98-99.
43 Ф. 210. Ст. 269. Л.130, 131, 132.
44 Чистякова Е. В. Городские восстания... С. 124.
45 Городские восстания в Московском государстве... С. 137.
46 Там же. С. 148-149.
47 Чистякова Е. В. Состав следственных дел... С. 92-93.
48 Ф. 210. Ст. 269. Л. 229 об., 230, 234, 235, 237, 244 об.
49 Там же. Л. 132-166.
50 Глазьев В. Н. Власть и общество на юге России... С. 63.
51 Городские восстания в Московском государстве... С. 150. «Новописный» стрелец Макарка был отпущен в Москву с повинной челобитной игуменьей Феодорой.
52 Ф. 210. Ст. 269. Л. 293.
53 Ф. 210. Ст. 269. Л. 229 об., 230, 234, 235, 237, 244 об.
55 Там же. Л. 473-476, 524,525.
55 Там же. Ст. 266. Л. 228-234.
56 Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в.
Т. 2. М.;Л., 1948. С. 161.
57 Ф. 210. Ст. 266. Л. 140-161. Чистякова Е. В. Городские восстания. С. 119.
Просмотров: 11059
Источник: Дюдина Е.А. "Курское духовенство в восстании 1648 г." // Paleobureaucratica. Сборник статей к 90-летию Н.Ф. Демидовой. М.: Древлехранилище, 2012. С.80-96
statehistory.ru в ЖЖ:
