Понятие земельной вотчины в средневековой Руси
Земля с ее природными ресурсами - первооснова человеческой жизни, источник необходимых жизненных средств. Присвоение земли всегда находилось в зависимости от уровня технологического развития и характера социального строя и в соответствии с этим ограничивалось и регулировалось посредством традиции, обычного права, государственной юрисдикции. Земля становилась объектом конфликтов и войн между разными этническими и государственными образованиями. Борьба за землю велась и внутри общества между отдельными сословиями и классами. Какой остроты может достигать эта борьба, россиянам хорошо известно не только из истории, но и из современных дебатов вокруг вопроса о свободной купле-продаже земли - этого важнейшего национального достояния. Поземельные отношения и конфликты находили непосредственное отражение в идеологии и общественно-политической жизни.
Проблема собственности - предмет непрекращающихся дискуссий и среди дореволюционных отечественных историков, и в советской и постсоветской историографии.1 Наблюдаемый в этой области широкий разброс взглядов на происхождение и эволюцию земельной собственности, проистекающий из различия методологических подходов, социально-классовых и политических позиций, во многом определяет общие исторические концепции ученых. С тем или иным суждением о собственности обычно бывает связано определение типа общественного строя и стадии его зрелости. В советской историографии проблема собственности являлась стержнем общетеоретических построений. Между тем при этом подчас не учитывалась неоднозначность роли собственности на землю в разных общественных системах и изменение в ходе процесса общественного развития и ее экономического содержания, и юридической формы.
Собственность - категория историческая. Восторжествовавшее в доиндустриальную эпоху понятие собственности на землю (а равно и на другие объекты) с характерной расчлененностью отношений пользования, владения и распоряжения - итог длительного развития.2 На предшествующих стадиях этой расчлененности собственнических прерогатив нет, земельную собственность характеризуют два кардинальных признака: сращенность с отношениями политическими, отношениями господства и подчинения и как прямое ее следствие распределение собственнических прав (в слитности всех их проявлений) между различными субъектами.3 Естественно, что соотношение названных признаков зависело от этапа исторического развития. Помимо зрелости сословно-классовых отношений, на содержание и форму собственности влияла совокупность разнообразных исторических факторов - внутренних и внешних. Огромную роль играла экологическая среда. Историческая школа, возглавляемая И.Я.Фрояновым, достигла крупных успехов в исследовании общественных отношений в средневековой Руси, в том числе в постановке и раскрытии проблемы земельной собственности. Но, естественно, что ряд аспектов поземельных отношений остается недостаточно ясным или дискуссионным. К их числу относится и понятие вотчины, каким оно выступало в правовых документах и повседневной поземельной практике. Исходное значение понятия "вотчина" ("отчина") у восточных славян - унаследованное от отца владение, на что указывает и сама этимология слова. В данном случае имеется полная аналогия с понятиями "дедина", "материзна". Первоначально этими понятиями покрывалось любое наследие, полученное от отца, матери, деда: пашня и другие земельные угодья, движимое и недвижимое имущество, власть над рабами и зависимыми людьми, различного рода права и полномочия, привилегии и обязанности. Со становлением государственности к понятию наследства стали относиться и отправление управленческих функций, политическая власть, а также должности, с ней сопряженные.
Понятие наследства и наследственного права появляется на определенной ступени общественного развития, когда в результате серьезной трансформации общины расширяется и упрочивается роль отдельной семьи как хозяйственной и социальной ячейки и происходит постепенное вычленение ее из кровнородственной общины, что фиксируется сначала обычным правом, а затем государственной юрисдикцией. Естественно, что в ходе исторического процесса представлено наследстве и оформлявших его правах - объектах наследования, круге наследников и их доли в наследном владении - менялось. Соответственно эволюционировало и понятие наследства (вотчины, отчины).4
В средневековой Руси понятие "вотчина" в основном прилагалось к двум видам наследства: земельным угодьям и политической власти. На протяжении средневековья представление об этих видах наследства весьма существенно трансформировалось. Единое при своем возникновении восприятие земельного владения, доставшегося по наследству, уже на ранней стадии становления государственности (период Киевской Руси) для разных социальных слоев наполняется неодинаковым содержанием; наследственные права массы рядовых членов общества, формирующегося привилегированного сословия (бояр, дружинников), зависимых людей (смердов) начинает существенно различаться. Соответственно варьируется и терминология, обозначающая эти права. В удельный период четко прослеживаются две со временем все более расходящиеся линии в восприятии вотчин как наследственного земельного владения - крестьянская и относящаяся к господствующему социальному слою.
В крестьянской среде понятие и термин "вотчина" в его первоначальном значении дольше всего бытовали в черносошных регионах. Там они широко известны до самого конца средневековой эпохи и даже позже. Но с распространением в общине земельных переделов частота их употребления уменьшалась. У частновладельческого крестьянства по понятным причинам термин "вотчина" отмирает раньше. К исходу средневековья крестьянское землевладение почти повсеместно станет обозначаться дожившим до XX в. термином "надел". Смена терминологии отражала происходившие изменения в статусе крестьянского землевладения и соответствующем его восприятии в массовом сознании, закреплявшемся традицией, обычным правом и государственным законодательством.
С углублением сословно-классовой дифференциации и развитием феодализма понятие "вотчина" все более тесно срасталось с привилегированным землевладением княжеско-боярской аристократии. Но и применительно к этой форме землевладения наблюдалась эволюция. Утверждение и расширение поместной системы, сближение между вотчиной и условными формами землевладения в конце концов вели к постепенному вытеснению термина "вотчина" другими терминами, нейтральными в смысле происхождения земельной собственности. С конца XVIII в. земельное владение чаще всего обозначалось терминами "имение" и "поместье" (с последним, однако, уже не связывалась условность владельческих прав). Происшедшие изменения в восприятии вотчины как наследственного земельного владения и сопутствующая им смена терминологии - результат многовековой эволюции в области землевладения, обусловленной общей эволюцией общественных отношений.
Как отмечалось выше, появление понятая "вотчина" в смысле имущества, полученного от отца, и соответственно наследственного права на это имущество - результат серьезных сдвигов в общественных отношениях, итог длительного процесса вычленения из недр общины семьи (большой или малой в зависимости от конкретных условий) не только в качестве хозяйственной, но и социальной ячейки. Начало этого процесса относится еще к предклассовому догосударстенному обществу. На раннеклассовой стадии развития он представляется достаточно отчетливо выраженным, хотя над наследственным правом этой стадии и много позже еще тяготеют нормы родо-племенного общества. Несмотря на недостаточность и фрагментарность источников, это можно с достаточной убедительностью показать на примере наследственного права и представлений о вотчине в раннесредневековой Руси.
Источники, относящиеся ко времени становления объединенного восточнославянского государства (Киевской Руси), знают термин "Отчина" ("вотчина") применительно к наследственному праву членов правящего рода Рюриковичей на занятие княжеского стола, осуществление управления и получения доходов ("кормления").5 По состоянию источников невозможно с полной определенностью сказать, фигурировал ли этот термин лишь в сфере династических отношений или распространялся и на другие сферы наследственных прав. Поскольку хронологически близко стоящих памятниках термин "вотчина" как обозначение наследственного земельного владения известен, постольку не исключено предположение о подобном же употреблении термина и в киевское время, но тогда вряд ли он имел широкое хождение.Некоторая неустойчивость в приложении понятия "вотчина" к наследственному землевладению характерна даже для более позднего периода. С.Б.Веселовский с достаточным основанием окончательное утверждение термина "вотчина" в таком значении связывает с XVI в.6
Как бы ни обстояло дело с обозначением наследственного владения семьи (большой или малой) и даже отдельного индивида землей и разным имуществом в раннесредневековом восточнославянском обществе в действительности оно существовало. Это с полной достоверностью зафиксировал правовой кодекс того времени "Правда Русская" в ее пространной редакции, знающая достаточно развитое наследственное право. Это статьи о судьбе наследства ("заднице") смерда, не оставившего сыновей (ст.85), о праве наследования сыновьями и дочерями бояр и дружинников (ст.86), о имущественных правах вдов (ст. 88, 95), братьев (ст.94-100) и сестер (ст.89), детей-сирот (ст.93, 94), детей рабыни от свободного мужа (ст.92), о разделе между детьми материнской части наследства (ст.96, 98) и др. Первому восточнославянскому правовому кодексу ведомо понятие завещания ("ряда") (распределение наследного имущества), согласно которому могло отличаться от существующего обычая (ст.87). Договор об имущественных правах заключался и при приеме отчимом детей жены от первого брака вместе с их отцовским наследством (ст.94). Из совокупности перечисленных статей выступает различие наследственных прав представителей разных социальных страт (рядовые свободные, бояре и дружинники, смерды), что безусловно являлось прямым вторжением государства в обычное право. Ряд установлений Русской Правды, и в частности тех, что касаются различия в наследственных правах мужей и жен, братьев и сестер, старших и младших сыновей, войдет в более поздние кодексы.
Вместе с тем Русская Правда содержит нормы, которые, по-видимому, воспроизводят старинное обычное право. В случае, если вдова, имеющая малых детей, выходит замуж, их забирает тот, "кто их ближний будет... и с добытком, и с домом" (ст.93). Но функции "ближнего" достаточно строго регламентируются: они должны возвратить детям, когда они войдут в соответствующий возраст, в целости все принадлежащее им наследство ("что ли будеть растерялъ, то то все ему платити детемъ тем"). Такое регламентирование - явное новшество по сравнению с нормами, существовавшими веком-двумя ранее. Согласно договору кн.Олега с Византией, заключенному в 911 г., при убийстве русином христианина или, напротив, христианином русина, часть имущества убийцы "возметь ближни убиеннаго".7 При разделе военной добычи после успешного военного похода долю погибшего дружинника забирал его род.8 В приведенных сообщениях "ближние", "род" выступают законными наследниками имущества своих членов. С усилением социальной стратификации, ускоренной в условиях формирующейся государственности, роль семьи и отдельного индивида возрастали. Роль княжеской власти в форсировании этого процесса наглядно выявляют нормы Русской Правды, предоставляющие право дочерям бояр и дружинников, не имевших сыновей, получать отцовское наследство. И, может быть, именно это установление стало правовой основой, на которой начала воздвигаться привилегированная феодальная собственность.
В источниках, представляющих сведения о правосознании средневекового крестьянства, его представлениях о полномочиях и обязанностях, связанных с обрабатываемым земельным наделом, - а это в первую очередь разнообразный актовый материал и судебные кодексы, во многом включавшие в свой состав обычноправовые нормы, вотчина предстает полученным по наследству владением. В подавляющем большинстве актов она четко отличается от новых росчистей, купель и вообще при жизни крестьянина приобретенных земель. Наиболее распространенные формулы, в которых отражается происхождение входящих в состав крестьянского надела земельных владений следующие: "земля наша купля и вотчина", "деревня наша, пашня и пустошь, и рочисть, и вотчина", "деревни и купля наша и вотчина" и т.п.9
Изучение представлений российского крестьянина о его наделе, наследственной вотчине и благоприобретенных землях (росчистях, куплях и т.д.) - одно из самых ярких и впечатляющих достижений дореволюционной отечественной историографии. В результате исследований А.Я.Ефименко, П.А.Соколовского, М.Островской, М. М.Богословского, Е.И.Якушкина и других ученых - экономистов, историков, этнографов, правоведов10 - выявлено своеобразие мировосприятия российского крестьянства, и в частности в области землевладения и наследственного права. Выводы названных ученых нашли подтверждение в работах, вышедших в советское время. Авторы этих работ расширили и углубили разработку темы, вовлекли в научный оборот новые источники.11
В Исследователи единодушны в констатации того факта, что средневековый крестьянин относился к своему земельному владению как к источнику существования, принадлежащему ему по праву рождения, из-за принадлежности к земледельческому сословию и к конкретной социальной общности - волости, стану, деревне, селу, патронимии ("роду"), семье. Традиция и обычай закрепляли это имеющее естественное происхождение и одновременно социальную основу право крестьянина на положенную долю в общем владении коллектива. Органическая сращенность с землей, на которой осуществлялось хозяйствование, определяла существенные особенности мировосприятия крестьянина, и прежде всего отношение к обрабатываемому наделу и собственному продолжению. Вместе с тем производственная деятельность традиционного крестьянина была возможна лишь в рамках определенного социума. Это двуединство социального статуса и собственности крестьянина находило отражение в обычном праве, оформлявшем наследование вотчиной, определенные права родственного коллектива при отчуждении последней владельцем или его смерти. Дореволюционная отечественная литература дала описание порядка наследования (доли сыновей, дочерей, вдовых супругов) и круга родичей, имевших право родового выкупа. Особенно обстоятельно это сделано применительно к крестьянству Севера России и Сибири.
Двойственность природы крестьянина проявлялась и в том, что наряду с наследственным правом в крестьянской среде действовало трудовое. При господстве доиндустриальной аграрной экономики в земледелии работает "природная машина" (плодородие земли), но она включается с помощью труда и созданных им орудий. Прямым следствием этого выступает взаимообусловленность, дополнительность наследственного и трудового начал в обычном праве. Крестьянская вотчина - не просто унаследованные от родителей земли. Это земли, к которым приложен человеческий труд. Предельно выразительна характеризующая крестьянский надел формула, присутствующая в многочисленных земельных актах: "куды плуг ходил, и соха, и топор, и коса". И на страже именно возделываемых, так или иначе реально используемых земель стояли обычное право, а позднее и средневековая государственная юрисдикция. Выбывшая из сельскохозяйственного оборота, вернувшаяся в "дикую природу" земля переставала быть вотчиной; через определенный обычаем срок крестьянин терял на неё владельческие права. Срок этот, как можно предполагать по данным правых грамот, не выходил за пределы трудовой жизни одного поколения (20-40 лет).
Отмеченное обстоятельство весьма важно для уяснения средневековых представлений о крестьянском наделе и собственнических правах на него. В отличие от понятия надельной земли в пореформенную эпоху (особенно в начале XX в., когда стали проводиться землеустроительные работы) в средние века на Руси под крестьянской вотчиной имелась в виду не сплошная территория со строго очерченными границами, а зафиксированными в писцовых книгах или в памяти "старожильцев", расположенные в разных местах угодья, так или иначе хозяйственно используемые и подлежащие налогообложению. Подобное реальное состояние крестьянского надела и соответствующее представление о нем во многом порождено существовавшим на протяжении всего средневековья (и даже позже) способом землепользования, и в первую очередь системой земледелия, органически сочетавшей трехполье (иног да и двуполье) с лесным перелогом.12 До конца средневековья лесной перелог - органическая составляющая крестьянских угодий. Роль его была столь велика, что отношения по его использованию при усложнявшейся внутриобщинной структуре (села, деревни) регулировались государственной юрисдикцией (см., например, ст.27 краткой редакции Судебника 1589 г. и ст. 174 пространной редакции о недозволенной распашке "прежних запашей", поросших молодью). Кстати, следует заметить, что в условиях средневековой России при существовавших тогда технических возможностях перелог нельзя рассматривать как архаизм и пережиточное явление. Сочетание паровой системы земледелия с трехпольным севооборотом и лесного перелога - результат многовекового экологического опыта крестьянства, следствие приспособления к окружающей естественно-географической среде. Между прочим, стоит обратить внимание на упоминаемый в разного рода земельных актах, правых грамотах и законодательных памятниках срок действия родового выкупа и подачи судебных исков. Обычно это время активной трудовой жизни поколения (20-40 лет), и что, может быть, в данном случае еще важнее - срок, требуемый для восстановления плодородия земли, брошенной в залежь, и возвращения ее в трехпольный севооборот.
Связанное с перелогом систематическое перемещение обрабатываемых угодий при огромном массиве незанятых площадей и низкой плотности населения - один из главных факторов, обусловливавших специфику землевладения в средневековой Руси, длительное отсутствие предпосылок для появления крестьянских наделов с фиксированными границами.
Другим существенным фактором, действующим в том же направлении, выступала многовековая внутренняя и внешняя колонизация. Во второй половине XIII-XV вв. восточнославянское население, спасаясь от татаро-монгольских захватчиков, уходило на север и северо-восток в лесную глушь, но сразу же после завоевания Казани и Астрахани, постройки засечных черт, когда уменьшилась опасность нападения кочевников, оно стало неуклонно сдвигаться на юг и юго-восток, в регионы, где имелись несравненно более благоприятные природные условия для ведения сельского хозяйства.
Проистекавшая из-за специфики природопользования и колонизационных процессов подвижность крестьянского надела, влияя на формы землевладения, сказывалась и на формировании территориально-административного деления и управления. Известно, что возникновение государства предполагает разделение населения по принципу территориальности. Однако становление государственной территории со строго фиксированными границами и столь же четкое размежевание по площади отдельных административно-управленческих ячеек внутри страны - весьма длительный процесс. Таким образом, подвижность крестьянского надела находилась в зависимости от развития соответствующих социально-экономических и социально-политических институтов. В России из-за отмеченных выше особенностей землепользования и постоянного расширения пределов государства этот процесс занял особенно длительный период. До образования единого Российского государства (да и на первых порах его существования) административные единицы - волость, стан, уезд - представляли собой прежде всего сообщества населявших их жителей (включенных в тягло либо обеленных, имеющих иммунитет).13
Близкие к современным понятия крестьянского надела, территории общины и государства постепенно складываются лишь в позднее средневековье. А это прямо и непосредственно отражалось на формировании института собственности, ибо по своему экономическому содержанию она представляла собой не что иное, как отношение, реализующееся во всей системе производственных отношений.14 Последние же на послепервобытных доиндустриальных стадиях не были полностью свободны от отношений социально-политических. Отсюда расчлененность землевладельческих прерогатив между разными субъектами.
Характерной чертой крестьянского восприятия земельного надела - доставшейся по наследству вотчины и самостоятельно тем или иным способом приобретенных угодий - являлось признание в качестве субъектов распоряжению ею, помимо крестьянской семьи, также общины и государства, а на частновладельческих землях еще и вотчинника. Как свидетельствуют правые грамоты, судные и докладные списки - документы, в которых правосознание крестьянства в этой жизненно важной области отразилось наиболее отчетливо - крестьяне, проживавшие на черносошных землях, обрабатываемые ими земли называют "своими" (вотчиной, деревней, посильем, пашней, лугом ц т.д.), а одновременно общинными (волостными, становыми) и государственными (великокняжескими, тяглыми, черными).15
Для каждого из названных субъектов крестьянское землевладение оборачивалось разными гранями. Для крестьянина его надел - это объект приложения труда, податель жизненных средств для всей семьи. Коль скоро ведение традиционного земледелия было возможно лишь силами семейной кооперации (в зависимости от совокупности конкретных условий - большой или малой семьи), крестьянская вотчина была совместным владением. Хотя перед внешним миром вотчину и связанные с нею ответственность и обязанности (налогово-повинностные, рекрутские и пр.) представлял глава семьи, все ее члены являлись совладельцами. При выполнении соответствующих обязанностей по отношению к волости и государству крестьянин мог достаточно независимо от мирских и государственных властей распоряжаться своим наделом: продавать, закладывать, менять, давать на помин души и т.п.16 Показательно, что Псковская Судная грамота и первые общероссийские правовые кодексы (Судебник 1497 г. с 1.61, Судебник 1550 г. ст.86), устанавливая штраф за нарушение межей пашен и пожен в селах и деревнях, именуют их владельцев "государем", что означало наличие широких прав распоряжения крестьянской вотчиной. Однако волеизъявление такого вотчинника было ограниченным. Прежде всего оно лимитировалось обычным правом, определявшим определенные права семьи и "рода" (т.е. круга ближайших родственников), чьи традиционные притязания подтверждались и государственной юрисдикцией (Русская Правда, Судебники конца XV-XVI в.. Уложение 1649 г. и др.). Осознание крестьянами прав на свой надел, констатируемое практически всеми исследователями, прошло через средневековую эпоху и было унаследовано и пореформенным временем. Оно нашло отражение в массовом материале источников.
Ограничения на крестьянское землевладение, распоряжение наследной вотчиной и приобретенными угодьями накладывались общинной организацией и государством.
Несмотря на достаточно активно протекавший на черносошных землях (во всяком случае в XV-XVI вв.) процесс мобилизации принадлежащих крестьянам угодий (купля-продажа, мена, дарение, заклад-вклад по душе и другие формы отчуждения), они не обретали статуса, к которому приложима категория частной собственности в собственном смысле этого слова. В конкретных условиях землепользования и общественно-производственных отношений, какие существовали в средневековой Руси, таковая не могла сложиться. С ней несовместимо было господствовавшее в традиционном крестьянстве трудовое право. Как отмечалось выше, на необработанную землю права владения не распространялись. Сама по себе земля не являлась товаром. Уже в дореволюционной отечественной историографии убедительно показано, что в зафиксированных источниками фактах отчуждения крестьянами земли (продажи, мена и др.) речь идет не о земле как природном факторе, а о вложенном в нее труде. Органическая слитность обычно-наследственного права, вытекавшего из подчиненности крестьянской экономики природе непременной принадлежности крестьянина к определенной общности, и права трудового, имевшего уже чисто социальную основу, была столь характерной и устойчивой чертой крестьянского быта в России, что она прошла через столетия существования традиционного крестьянства в России. Ее отражение находим в крестьянских наказах и требованиях, выдвинутых во время народных революций начала XX в., в землеустройстве, которое стихийно осуществлялось крестьянами в 1917-1918 гг. и даже в современных дебатах по осуществляемой аграрной реформе.
Особенности производства крестьянской семьи и ее социальный статус не позволяли сложиться представлению о свободе наделов (вотчины, купель и других приобретений) от прерогатив со стороны общины - мирской организации деревни или села и волости как территориально-административной единицы. Волость (стан), будучи территориально-административной ячейкой, была заинтересована в сохранности земельных угодий своих членов как источника их жизнеобеспечения и тяглоспособности. Сформировавшееся в недрах общины обычное право регулировало межкрестьянские поземельные отношения. Частично их регламентировало и государственное законодательство (ст.85, 86 Судебника 1550 г.). При несоблюдении установленных норм волость в лице ее выборных властей могла применить и жесткие санкции вплоть до запрета возможности выхода из нее.17 Она выступала посредником между крестьянским двором и государством. Мирские власти контролировали тяглоспособность крестьянской семьи и осуществляемые ею земельные сделки, что находит подтверждение в многочисленных актах, фиксирующих присутствие при совершении земельных сделок выборных представителей общины. И как бы ни ограничивались права отдельной семьи установлениями общинного коллектива, его решения признавались всеми его членами, ибо крестьянская семья была нежизнеспособна вне мирской организации. На общине замыкались основные проявления жизнедеятельности крестьянина, и его сознание, естественно, не могло быть иным, нежели групповым, коллективистским. Интересы и права общины превалировали над интересами и правами отдельных семей и индивидов. Мировосприятие крестьянина - это мировосприятие члена соседского коллектива. Подобная роль общины обусловлена природой крестьянской экономики и всех сущностных сторон крестьянского бытия, характером контактов крестьянских сообществ с макрообществом.
Накладывавшееся на владение вотчиной верховное распоряжение общины чем дальше, тем сильнее выступало серьезным ограничителем владельческих прав крестьянской семьи. Особенно активным вмешательство мира становится с распространением земельных переделов, когда не только пахотные и сенокосные угодья, а со временем даже усадебная земля становится объектом перераспределения. Переделы почти повсеместно обнаруживаются в деревенских общинах XVII-XVIII вв., но их корни уходят в глубь веков. Предтечей позднейших переделов являлось долевое землевладение и складничество, особенно широко распространенное в северном регионе. Применительно к деревне этого региона о переделах говорит уже Судебник 1589 г., включивший в свой состав многие нормы обычного права (см. ст. 18-20 краткой редакции; ст. 159, 160-162 пространной редакции этого кодекса).
Право владения земельным наделом, обеспечивающим существование семьи, в восприятии крестьянина сочеталось с обязанностью несения тягла в пользу государства. Эта обязанность осмысливалась как подданство, принадлежность к определенной гражданской общности, куда входила община и членом которой крестьянин являлся. Уже в киевское время присутствует понятие своей земли и своего города (ст.31, 35, 51, 108 Пространной Правды). Источник подобной ментальности коренится в характере государственности, несущей живые следы своего происхождения - из общинной системы, сохранявшей многие принципы общинности (сращенность государственного управления и мирского самоуправления). Выражая общие интересы разных земель и городов, объединяя их в общественное целое, государственная власть выступала своего рода верховной общиной и имела право на получение компенсации за отправление управленческих функций. Добуржуазная государственная власть представляла собой отчужденные от общины публичные функции. До самого конца своего существования она заключала в себе общинный архетип.18 Генезис налогов и повинностей, которыми было обязано средневековое крестьянство, уходит к коллективному продукту общины, существовавшему на догосударственной стадии ее существования.
Для государственной власти черносошные земли - это земли, население которых обязано данью, налогами и повинностями. Притязания княжеской администрации практически ограничивались вопросами суда и тягла. В остальных сферах семейного крестьянского и общинного землевладения действовало традиционное право. Незанятые земли также объявлялись великокняжескими (царевыми) и рассматривались в качестве фонда для испомещения новых тяглецов, возможных раздач на оброк, в поместье или вотчину. Показательно, что к великокняжеским (вообще к княжеским) землям, на которых проживало тяглое население, а равно и к землям, до времени не занятым, понятие вотчины не применялось. Это просто черные, тяглые земли, "черной лес", "лес вопчей царев и великого князя" и т.п. В таком качестве они фигурируют и в ст.63 Судебника 1497 г., в ст.84 Судебника 1550 г., в ст.26 Судебника 1589 г. (краткая редакция), в ст. 175, 177 того же кодекса (пространная редакция) и др. Когда в названных статьях кодексов, правовых грамотах и других документах противопоставляются земли разных категорий, по сути дела речь идет о разных группах крестьянства: черносошных, непосредственно подведомственных великокняжеской власти; помещичьих, в конце XV-XVI в. считавшихся лишь временно переданными государевым служилым людям; населении боярщин и монастырщин, о разделении судебных и управленческих прерогатив между властными институтами. Государственные владения, наподобие позднейших дворцовых, удельных или кабинетских земель, в изучаемое время еще не сформировались.
После недавних работ И.Я.Фроянова, А.Ю.Дворниченко, Ю.В.Кривошеева, В.И.Пузанова и других ученых, принадлежащих к этому же научному направлению, нет нужды приводить дополнительные доказательства того, что государственная юрисдикция, распространявшаяся на черные земли, отнюдь не была тождественна понятию "государственной собственности".19 (Кстати, в средние века под принципиально сходную по своей природе юрисдикцию, хотя и меньшую по объему, подпадали привилегированные светские и духовные вотчины.) Вместе с тем в силу определенного синкретизма общественных отношений, сращенности землевладения с политическими отношениями, что находило яркое выражение в признании крестьянами своего надела одновременно и собственным и великокняжеским (царевым), возможность эволюции в таком направлении имелась. Но практически она стала реализовываться лишь в новое время в условиях усиливавшегося обострения сословно-классовых антагонизмов.
Прослеженная в черносошных волостях расчлененность землевладельческих прав между различными субъектами (крестьянской семьей, патронимией, общиной, государством) - сама по себе отнюдь не является российской особенностью. Это хорошо известная по литературе универсальная черта доиндустриальных стадий общественного развития, варьировавшаяся в зависимости от конкретных исторических условий. В России она удерживалась по тем же причинам, по каким оказалась живучей сельская община и сохранялись мощные пласты традиционной социальности.
На землях привилегированных крупных землевладельцев (светских и духовных) права крестьянской семьи на обрабатываемый надел ограничивались еще и господской властью. Крестьяне воспринимали своего сеньора как государя, т.е. вотчинника, облеченного известной полнотой владельческих прав. Естественно, что в такой ситуации происходило более быстрое, чем на черносошных землях, исчезновение из повседневного обихода понятия "вотчина" применительно к крестьянскому наделу. Тем не менее и на владельческих землях, независимо от того, каким образом на них появились крестьяне в качестве новоприходцев, арендаторов или в результате передачи государственной властью черных волостей служилым людям, - рано или поздно складывалась мирская организация, и земельный надел воспринимался крестьянином практически так же, как и в свободных от частновладельческой зависимости общинах. Помимо влияния укоренившихся норм обычного права, это объясняется строем сельскохозяйственного производства, всем образом жизни крестьянства.
Переход свободнообщинных земель под власть крупных землевладельцев и превращение части тягла во владельческую ренту на первых порах, по-видимому, не вызывали сопротивления крестьянства. Во всяком случае в дошедших источниках нет сведений о такого рода массовых выступлениях крестьянства, приходящихся на XIV - первую половину XVI в. Причина этого кроется в том, что совершавшийся переход первоначально выглядел обычной передачей служилым людям и церковным учреждениям известного комплекса управленческих функций и соответствующей доли тягла. Населению подобная практика во многом была издавна известна по системе кормлений. В сознании крестьянства права государства на отправление публичных функций, взимание налогов и установление повинностей переносились поначалу и на крупное привилегированное землевладение. Реакция крестьянства кардинально изменилась, когда со второй половины XVI в. стали резко возрастать государственные налоги и повинности, а сами крестьяне вскоре оказались практически прикрепленными к земле (пока еще временно). Однако и в это время крестьянство протестовало не против обязанности нести тягло - государственное частновладельческое, а против его непомерности, разрыва со "стариной", считавшейся правдой и справедливостью.
Таким образом, в средневековой Руси (как и вообще в добуржуазных обществах) не существовало понятия "земельная собственность" в современном смысле этого слова. С одной стороны, там еще не было сколько-нибудь четкого различения распоряжения, владения и пользования в качестве особых сфер полномочий, в целом составляющих собственность, а с другой - в этой своей слитности собственность на землю обычно предполагала нескольких субъектов права. Эта черта - следствие безраздельного господства доиндустриальной и аграрной экономики с ее слабым развитием технических средств и непосредственной привязанностью к природному базису, подчинению действию социоприродных закономерностей. В таких условиях ведение земледельческого хозяйства было возможно лишь силами семьи, включенной в более широкую производственную и социальную кооперацию. И именно отсюда проистекала расчлененность распорядительных прав между равными субъектами. Восприятие владельческих поав на вотчину не составляло исключения. Владение полученной по наследству вотчиной не являлось индивидуальной частной собственностью.
Применительно к крестьянским наделам средневековья (и вообще к землевладению этой эпохи) широко распространенный в научной литературе термин "собственность" можно применять лишь условно, подразумевая под ним определенную совокупность владельческих прав, принадлежащих тому или иному физическому или юридическому лицу в соответствии с его социальным статусом. Подобное понимание собственности отчетливо проявилось и в ментальности средневекового человека, что великолепно отразило обычное право, зафиксировавшее устоявшееся массовое сознание.
Высоко оценивая имеющиеся в науке исследования, реконструирующие представления крестьянства средневековой Руси о своем наделе, хотелось бы отметить, что подчас они создают впечатление, будто органическое единство крестьянина и земли, взгляд на свою долю в семейном общинном владении как на положенную человеку в силу принадлежности к определенной общности, взаимообусловленность наследственного и трудового права, наличие у сельской общины прав верховного распорядителя всей территорией, занимаемой ее членами, признание суверенитета государства (выражавшегося в уплате налогов и отбывании повинностей, подсудности и т.д.) и другие черты крестьянского менталитета, касающиеся землевладельческих прав, являются чисто российской спецификой.
Однако в данном случае необходимо развести общее и особенное. Охарактеризованные выше черты крестьянского мировоззрения на вотчину и связанные с нею владельческие права и обязанности сами по себе, безотносительно к их конкретно-исторической форме, степени устойчивости и распространенности, присущи традиционному крестьянству любого региона мира.
Спецификой России было то, что сформировавшийся в недрах общины стереотип определенного сочетания землевладельческих прав крестьянской семьи и мира стойко держался на протяжении столетий, не утрачивая своей первоначальной сущности ни в период активного роста крупного феодального землевладения, ни при постепенно усиливавшемся внедрении в деревню товарно-денежных отношений, т.е. в условиях, когда этот порожденный общинным бытием стереотип восприятия владельческих прав должен был бы разрушаться. Однако этого не происходило. Более того, начавшийся с конца XVI в. процесс закрепощения крестьянства, распространившийся не только на частновладельческое крестьянство, но и на государственно зависимое привел к упрочению всегда присутствующих в общине уравнительных тенденций, правового возобладания общинного верховенства над семейно-индивидуальными наделами, в связи с чем комплекс распорядительных прав, обусловленных наследованием земельных угодий постепенно сужался. Другой особенностью средневековой Руси явилось то, что права государства на земли черных общин, вытекавшие из подданства последних, по мере укрепления единого Российского государства и его централизации стали все более и более рассматриваться в качестве вотчинных и в XVIII в. превратились - по крайней мере юридически - в государственную собственность. В этом отношении показательно уравнение в отношении некоторых судебных прерогатив судебниками и указами конца XV-XVI в. черных и помещичьих земель. Причины названных особенностей лежат в общей специфике российского исторического процесса. Их объяснение выходит за рамки исследуемой в статье темы. Единственное, что в данном случае хотелось бы подчеркнуть - действие комплекса факторов, приведших к усилению распорядительных функций общины и государства в отношении крестьянских земельных владений. Это и природно-климатические условия, породившие определенный тип ведения производства, а вместе с ним формы поселения и расселения, а во многом и характер демографических процессов. Это и стартовая площадка, с которой начиналось развитие восточнославянской государственности, специфическая геополитическая обстановка и полиэтничность общественного целого, и внешнеполитические факторы (длительная борьба с агрессией с Запада и Востока), последствия татаро-монгольского ига, и т.д.
Изменения в исторических судьбах крестьянства, нарастающее подчинение этого общественного слоя правящему классу, прогрессировавшая централизация государственного управления обусловили эволюцию крестьянского землевладения, расщепление его на государственно зависимое и зависимое от светских и духовных землевладельцев, что, естественно, сказалось и на представлениях о вотчине. На рубеже средневековья и нового времени с крестьянским землевладением прочно связывается понятие не вотчины, а тяглового надела, что фиксируется и обычным правом и государственной юрисдикцией. Подобная трансформация крестьянской вотчины отчетливо прослеживается уже в Уложении 1649 г. (ст.46, 47 гл.XVI), которое представляв в качестве обыденного явления раздачу в вотчины и поместья наряду с дворцовыми землями и черных волостей.
Ведя свое начало от одних норм обычного права, определявших наследование земли, крестьянская вотчина и вотчина служилого человека (особенно знатного, привилегированного) в зрелом сословно классовом обществе оказались принципиально разными формами землевладения. Первая из них служила объектом приложения труда владеющей ею семьи, источником ее существования, вторая стала средством присвоения труда зависимых людей: рабов, крестьян, наймитов, закупов и пр. Несходство в социально-экономическом отношении. естественно, привело к различию социально-политических статусов названных форм землевладения. Владельческие права вотчинника из тяглой крестьянской среды на черносошных землях со временем все сильнее ограничивались общиной и государством, а на частновладельческих землях еще и господской властью, и статус крестьянской вотчины со временем снижался: статус же вотчины военно-служилого человека повышался. Вотчинники из военнослужилого сословия обладали судебным и податным иммунитетом, предоставлявшим власть над проживающими в вотчине людьми и дополнительные доходы, уступленные государственной властью. Начиная с XVI столетия с понятием "вотчина" все более тесно связывается представление о находящихся во владении служилых людей, монастырей или церковных учреждений селах и деревнях, населенных крестьянами и другими зависимыми людьми, а также о принадлежащих им разного рода оброчных и промысловых угодьях. И хотя с разложением, а затем и крушением порядка административного управления и обеспечения господствующего сословия посредством предоставления кормлений, с утверждением и расширением поместной системы, проведением реформ в военном деле, судопроизводстве и других областях общественной жизни привилегированные вотчинники утратили кое-что из прежних выгод (полноту судебного и податного иммунитета, возможность отказа от службы и т.д.) именно в XVI столетии были заложены основы последующего превращения привилегированных землевладельцев также и в душевладельцев. В юридическом отношении исходным пунктом в развитии крепостничества явилась отмена в 1581 г. "Юрьего дня" (вначале в качестве временной меры). Изменившийся в этом отношении статус вотчины нашел яркое отражение в статьях гл. XI и XVII Соборного Уложения, упразднившего урочные лета и оформившего тем самым непосредственное прикрепление крестьянина вместе с его потомством и проживавшими с ним совместно родственниками к вотчинам и поместьям.
Весьма показательно, что с середины XVI столетия в земельных актах понятие "вотчина" начинает применяться к монастырскому и церковному землевладению, что искажало первоначальный смысл термина "вотчина". С.Б.Веселовский с достаточным основанием видит этом "свидетельство того, что только к этому приблизительно времени окончательно сложилось понятие о вотчине, как о полном и вечном праве владения недвижимостями, независимо от того, кому она принадлежит, физическому или юридическому лицу, досталась ли она вотчиннику по наследству, т.е. была вотчиной в узком смысле слова, или приобретена другими способами: куплей, закладом, дареньем или княжеским пожалованием".20 Однако при всех происшедших изменениях представлений о крупной вотчине в XVI в. и даже в XVII в. ее связь со старинным наследственным правом еще прочно удерживалась. Купленная, полученная в дар, путем мены или иным способом земля становилась вотчиной лишь после смерти приобретателя и передачи ее по наследству, что фиксируется кодексами XVI в. и Уложением 1649 г. Судебник 1550 г., подтверждая давнюю норму обычного права о родовом выкупе, постановляет, что родичам до купель дела нет: "Кто куплю продает, и детем, и братьи и племянником тое купли не выкупати". Но коль скоро купля переходит по наследству, на нее распространяется общее правило: "А кто напишет свою куплю детем своим после своего живота, ино им вотчина: то им дръжати в вотчинх и впредь им та вотчина выкупати по тому ж указу за вотчину" (ст.85). Несомненная преемственность Судебника 1550 г. с давними нормами обычного права в отношении вотчин проявилась и в самом факте признания родового выкупа. В условиях утверждения поместной системы, установления обязательности военной службы стремление правительства стереть разницу между вотчиной и поместьем, подтверждение родового выкупа служило важным фактором консолидации привилегированной военнослужилой знати в отстаивании своих землевладельческих и социально-политических интересов. Из цитируемой ст.85, специально посвященной судопроизводству о вотчинах, предстает такая картина, когда, с одной стороны, наличествует представление о вотчине как достоянии коллектива родичей (проявляющееся в праве родового выкупа), а с другой - у конкретного владельца вотчины фиксируются такие права, которые ограничивают выкуп, допускают широкую мобилизацию земель, реальную возможность их выхода за пределы рода.21
Следует признать, что анализируемая статья достаточно трудна для интерпретации. И мнения исследователей по поводу времени и причин появления родового выкупа, а также его ограничений существенно различаются. Некоторые исследователи настаивают на трактовке названной статьи как новшества.22 Такое мнение основывается прежде всего на отсутствии аналогичной статьи в предшествующем судебном кодексе, а также на том, что кодекс 1550 г. должен был оформить происходившие с конца XV в. изменения в практике поземельных отношений и правительственной политике в этой области23. Приведенные соображения достаточно легко отводятся. Во-первых, в кодексе 1497 г. нет многих других статей, присутствующих в Судебнике 1550 г. и которые тем не менее никак не могут быть подведены под новшество. Во-вторых, первейшей задачей правительства Ивана IV во время составления нового судебника была ликвидация разрушительных последствий боярского правления в малолетство Грозного. И с этой точки зрения ему надо было опираться на "старину". На первоначальном этапе своей деятельности Избранная Рада придерживалась политики компромисса. Время крутых реформ еще не пришло, хотя и было совсем близко. Гораздо более убедительной поэтому представится позиция историков, отмечающих консервативные тенденции судопроизводства о вотчинах в Судебнике 1550 г.24 В том, что в отношении вотчин не было сколько-нибудь резкого разрыва с судебной практикой предшествующего времени, убеждают как последующие соборные установления, так и некоторые из сохранившихся актов предшествующего времени.
Готовясь к проведению реформ, изменению судопроизводства и управления, Иван Грозный и правительство первейшей задачей считали выяснение "старины". В этом отношении показательны вопросы Ивана IV митрополиту Макарию.25 И в Соборном приговоре от 11 мая 1551 г. по поводу вотчин, завещанных монастырям, постановлялось поступать "по старине, по тем же указом, как было при в.кн. Иване Васильевиче всея Руси и при в.кн. Василии Ивановиче всея Руси", на что неоднократно обращалось внимание исследователей. Далее в нем повелевалось: "А которые люди вотчины свои по ся места давали, да и вперед которые учнут вотчины свои давати в монастыри, а напишет кто в духовных и в данных и во всяких крепостях: кому будет до их вотчины роду их и род их скуп дадут столко, сколко в духовной или в иных которых крепостях написано дати скупу, и те вотчины вотчичем выкупати по духовным и по данным крепостям по старине".26 И черные земли, оказавшиеся у монастырей разными путями, по этому приговору должны были быть возвращены тем, кому они принадлежали исстари. Таким образом, ограничивая куплю-продажу монастырям вотчин в целом, приговор ориентируется на "старину". Постановления приговора с его установкой на "старину" подтвердит Сводный Судебник 1551 г., ссылающийся на указы вел.кн. Василия Ивановича. Разрыв с прошлым по линии отчуждения родовых вотчин обозначится лишь в приговоре 1 мая 1557 г., требующего "бес царева и великого князя ведома и без докладу вотчин не покупати ни у кого, а князем и детем боярским и всяким людем вочин без докладу не продати же".27 Явное вторжение в право распоряжения вотчинами отражено в приговоре 15 января 1562 г. Но это уже другое пореформенное время. Существование родового выкупа, наследственных прав на вотчину коллектива родичей косвенно подтверждается постановлением Судебника 1497 г. о наследственных правах родичей: "А который человек умрет без духовной грамоты, а не будет у него сына, ино статок весь и земли дочери, а не будет у него дочери, ино взяти ближнему от его рода" (ст.60). Эту статью целиком воспроизводит и Судебник 1550 г. (ст.92), кстати, не случайно именующий в ст.85 родичей продавца вотчины "вотчичами". Статью о 40-летнем родовом выкупе подтвердило Соборное Уложение 1649 г. (гл.ХV-ХVII). В XVI-XVII вв. для служилого человека владение наследственной вотчиной (в отличие от купленной) - это проблема не только значимости родственных уз, но и его места в иерархии. Социальный статус вотчины переносился и на владельца.
Государственное установление о праве выкупа родовых земель вошло даже в XVIII и XIX вв., хотя при составлении Свода законов Российской империи действие права выкупа было ограничено всего лишь 3 годами. Но самый факт признания такого права, живучесть представления о родовом (фамильном) земельном достоянии весьма показательны. Они свидетельствовали о сохранении дворянскими имениями восходящей к средневековью феодальной природы земельной собственности. Кстати, помимо родового выкупа, на собственнические права дворянства в XVIII-XIX вв. накладывались и другие ограничения (установление при Петре I майората, контроль за управлением крепостными и т.д.).
Если в удельный период вотчина означала широкий комплекс социальных прав, то с образованием единого Российского государства представление о ней постепенно сливается с представлением об условном владении, что уже четко фиксируется Соборным Уложением 1649 г. В XVIII в. процесс фактического сближения обоих форм землевладения военно-служилого класса приводит и к постепенному отмиранию термина "вотчина".
Соединение в руках князей и их наместников, получивших кормления в разных волостях, а позже и крупных привилегированных землевладельцев права на получение даней, полюдья, налогов, разного рода пошлин с отправлением судебных и административных функций создало почву для присвоения представителями правящего сословия определенных землевладельческих прерогатив. Будучи органически сращены с политической властью (разделенной между верховным сеньором и его вассалами, церковно-монастырскими корпорациями и независимыми городскими общинами) эти прерогативы были не столько собственностью на землю как определенную территорию, сколько господством над проживавшим на ней населением. Отношения господства-подчинения, внеэкономическое принуждение являлись органической чертой общественно-производственных отношений. Земля становилась объектом собственнических притязаний со стороны господствующих сословий лишь постольку, поскольку на ней жило (или могло быть испомещено) подвластное население. Конкретная форма этих притязаний определялась уровнем развития и характером классовой стратификации и оформляющей ее государственности. На протяжении средневековья постепенно усиливалось вторжение государства, крупных вотчинников в землевладельческие права крестьянства. Однако не только в средние века, но и в новый период русской истории, вплоть до пореформенной эпохи, исходным пунктом и основой такого вторжения являлись отношения господства и подчинения, политическая власть.28 Создание же крупных вотчин и поместий путём покупки земель, распространение наряду с феодальным держанием аренды - сколь бы широкие масштабы они не приняли - явления вторичные, сопутствующие основной линии развития крупного привилегированного землевладения. В перспективе эти явления могли стать и становились предпосылкой возникновения собственности нового типа, освобожденной от внеэкономического элемента. Но в средневековой Руси (как, между прочим, и повсюду на стадии вторичной мега-формации) названные явления были неустойчивы и обратимы. Господствовавшие общественно-политические отношения легко подводили их к общему знаменателю. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить реформы середины XVI в.; отмену Юрьева дня (сначала временную), Уложение 1649 г., секуляризацию церковных земель в 60-х годах XVIII в. и многие другие государственные установления и реформы.
Прослеженная в статье эволюция крестьянской и крупной владельческой вотчины наглядно выявляет такую особенность традиционной аграрной экономики, как ее неразрывную связь с отношениями господства и подчинения, с политической властью. Естественно, что собственность на землю - это главное условие и средство производства в доиндустриальную эпоху - со стороны экономического содержания по необходимости включала внеэкономическое принуждение.29 Именно отсюда происходила сращенность поземельных отношений с политическими, частного и публичного права, дуализм политической власти. В отношениях государства с черносошными крестьянами, владельцев вотчин и поместий на первый план выходили властные и управленческие функции, и они определяли форму землевладения, его эволюцию. И верховная собственность государства на черносошные волости, в спорах о природе которой так много сломано копий, и владельческие права вотчинников и помещиков - это не собственность на землю как таковую (в смысле определенной территории), а прежде всего проявление властных и управленческих функций по отношению к крестьянству. Реальное пользование, владение и распоряжение угодьями (в слитности всех трех собственнических прерогатив) находились в руках крестьянства. В этом отношении практически ничего не изменило объявление в начале XVIII в. черносошных земель и населявших их крестьян государственными. Показательно, что историческая память крестьянства до пореформенной эпохи донесла воспоминание о происхождении крупной земельной собственности. И при трансформации крепостного права из привязанности крестьянина к тяглу в прикреплении также и к личности землевладельца, ставшего теперь и душевладельцем, крестьяне твердо держались за формулу: "Мы ваши, а земля наша". Эта формула стала своего рода знаменем в борьбе против отрезков и выкупных платежей. Но новый период русской истории, когда вызревали предпосылки генезиса капитализма и начиналась модернизация страны и в то же самое время достигло апогея крепостное право, эта формула уже не вполне отражала давшуюся реальность. Опираясь на свое практически бесконтрольное господство над крестьянами, дарованную им Жалованной грамотой 1785 г., владельцы вотчин и поместий стремились превратить и землю в полную латифундиальную собственность. Но новый - чисто экономический - тип собственности требовал и устранения средневекового принципа сращенности ее с политическими отношениями, с внеэкономической властью над людьми. Близилось время отмены крепостного права.
В средневековой Руси, как вообще в доиндустриальных аграрных обществах, земля - основное условие и средство производства. Но её присвоение господствующими сословиями с целью изъятия прибавочного продукта немыслимо без внеэкономического принуждения. Поэтому докапиталистическая земельная собственность в строгом смысле слова - это власть над непосредственным производителем, собственность на человека.
Дольше всего средневековый стереотип крупной вотчины как непосредственного обладания властью над населением, проживающим на территории, и обладание правом получения доходов было свойственно великокняжеской, а затем и царской власти. Раннефеодальное восприятие княжеской вотчины означало временное управление волостью, полученной в соответствии с существовавшим в рамках правящей династии порядком, и взимание за выполнение военных, административных, судебных и прочих властных функций - даней, полюдья, пошлин, разного рода корма. Со временем претензии князей возросли, и вотчина стала рассматриваться в качестве собственного земельного владения (хотя, как это было показано выше, под таковым понималась не собственность на саму по себе территорию, а прежде всего власть над населявшими ее людьми). Для великих и удельных князей периода политической раздробленности управляемые ими уделы и княжества - это их вотчина, власть над которой составляет неотъемлемое наследственное право. Вотчинный принцип отправления власти был воспринят и властителями образовавшегося в конце XV в. единого Российского государства. Великие князья и цари в официальных документах именуют Российское государство своей вотчиной, полученной по наследству от предков. Однако понятие вотчины распространялось и на вновь присоединенные области и даже на те территории, которые еще предстояло присоединить. Отождествление княжеской и царской власти с вотчинными правами являлось настолько яркой чертой средневековой российской государственности, что дало основание для появления теории "вотчинного государства" на Руси как особого типа политической организации. Восприятие власти виде вотчинных прав было характерной чертой самодержавной идеологии. Даже в XIX - начале XX в. императоры в России считали самодержавную власть своим наследственным достоянием. Характерно, что те права и некоторые свободы, которые предоставлялись обществу в целом или отдельным сословиям в ходе реформаторской деятельности государства, представлялись как дарованные царским соизволением, царской милостью.
1 Из новейших историографических работ, касающихся трактовки проблемы собственности в средние века см.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990; Пузанов В.В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси IX-XII вв. в отечественной историографии XVIII - начала XX в. Ижевск. 1995.
2 Изменение форм кооперации труда и его соотношения с капиталом в современную постиндустриальную эпоху ведет к разрушению классических форм частной собственности (индивидуальной, семейной и пр.). Частная собственность начинает уступать место кооперативной.
3 Некоторые экономисты и историки подчеркивают условность применения понятия "собственность" на землю применительно к докапиталистическим стадиям, предпочитая пользоваться понятиями "владение" и "пользование".
4 Разумеется, между реальным содержанием таких категорий, как крестьянская или боярская вотчина, и распространенными представлениями о них всегда имелся некоторый временной зазор, который находил отражение в поземельной практике, активно использовался в политической борьбе. Но в общем и целом обе линии эволюции были органически сопряжены, разрыв между ними невелик.
5 ПСРЛ. Т.1. Стб.156, 178 и др.
6 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси, М.; Л.,
1947. С.18, 25 и др.
7 ПСРЛ. Т.1. Стб.24.
8 Там же, Стб.16, 184.
9 АСЭИ. Т. 1. N 32, 154. 275, 404, 441, 442 и др.
10 Соколовский П.А. Очерк истории сельской общины на Севере России. СПб., 1877; Ефименко А.Я. 1) Крестьянское землевладение на Крайнем Севере // Исследования народной жизни. Вып.1. Обычное право. М., 1884; 2) Наследование зятьев-приемышей по обычаям Архангельской губернии //Сборник народных юридических обычаев. Т.2. СПб., 1900; Иванов П.К. 1) К истории крестьянского землевладения на Севере в XVII в. Основание крестьянского владения и распределения земли в Кеврольском уезде //Древности: Труды Археографической комиссии Московского археологического общества. Т.1. Вып.3. М., 1889; 2) Поземельные союзы на Севере России XVII в. у свободных и владельческих крестьян//Там же. Т.II. Вып.2. М., 1902; Богословский М.М. Земское управление на Русском Севере в XVII в. Т. 1-2. М., 1909-1912; Островская М. Земельный быт сельского населения русского Севера в XVI-XVIII вв. СПб., 1913; Якушкин Е.И. Обычное право: Материалы для библиографии обычного права. Вып.1. Ярославль, 1875; Вып.2. Ярославль, 1896; Вып.3. М., 1908; Вып. 4. М., 1909; и др.
11 Копанев А.И. 1) История землевладения Белозерского края. М.; Л., 1951; 2) Крестьянство Русского Севера в XVI в. Л., 1978; 3) Крестьяне Русского Севера в XVII в. Л., 1984; Носов Н.Е. 1) Очерки по истории местного управления Русского государства в первой половине ХVI века. М.; Л.. 1957; 2) Становление сословно-предствительских учреждений в России. Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969; 3) О двух тенденциях развития феодального землевладения в Северо-Восточной Руси в XV-XVI вв. //Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России; Колесников П.А. Северная деревня в XV - первой половине XIX века. Вологда, 1976; Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на Русском Севере. Конец XVII - начало XVIII в., М., 1976; Александров В.А. 1) Сельская община в России (XVIII - начало XIX в.). М., 1976; 2) Обычное право крепостной деревни России XVIII- начала XIX в. М.. 1985 ; Прокофьева Л.С. Крестьянская община в России во второй половине XVIII - первой половине XIX века. Л., 1981; Громыко М.М. 1) Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. Новоси бирск, 1965; 2) Община в обычном праве сибирских крестьян XVIII - 70-х годов XIX к //Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1971: 3) Сельская община в Сибири XVIII - первой половине XIX в. //Бахрушинские чтения 1973 г. Вып.2. Вопросы истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1973; 4) Трудовые традиции русских крестьян Сибири XVIII - первой половины XIX в. Новосибирск. 1975; 5) Территориальная крестьянская община Сибири (30-е гг. XVIII в. - 60-е гг. XIX в. //Крестьянская община в Сибири XVII - начала XIX в. Новосибирск, 1977; Боярщини-ва '3.Я. Земельные общества в Сибири в XVII - начале XVIII в. //Там же; Миненко Н.А. Община п русская крестьянская семья в Юго-Западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в. Там же: Мамсик Т.С. Общинное самоуправление и взгляд крестьян на "широкую" должность (по материалам приписной деревни Западной Сибири второй половины XVIII в.) //Там же; Власова П.В. Традиции крестьянского землепользования в Поморье и Западной Сибири в XVII-XVIII вв. М., 1984; и др.
12 Милов Л.В. О роли переложных земель в русском земледелии второй половины 18 века //Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. Рига, 1963. С.279-288: Офман Г.Ю., Пономаренко Е.В., Пономаренко С В. Сравнительный анализ истории хозяйственного освоения территории и изменения структуры почвенного покрова //Структура почвенного покрова. М., 1993; и др.
13 Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. Гл.IV. М, 1994.
14 Сказкин С.Д. Очерки по истории западноевропейского крестьянства. Гл.5. М. 1968.
15 АСЭИ. Т.1. N 430, 523-525, 538, 539, 571, 583-585, 587-589, 591-593; Т.2. N 192. 286, 288, 289, 307, 309, 333, 334, 337, 338, 402.
16 Это обстоятельство дало повод для объявления некоторыми историками надела черносошных крестьян в XV-XVI вв. частной собственностью.
17 ГВНП. N 92.
18 Подробнее см.: Данилова Л.В. Сельская община... Гл.IV, V.
19 Фроянов И.Я. I) Киевская Русь: очерки социально-экономической истории. Л 1974; 2) Киевская Русь: очерки социально-политической истории. Л.. 1980. 3) Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990; Дворниченко А.Ю. 1) Верховная собственность на территории Украины в историографии //Актуальные проблемы историографии дореволюционной России. Ижевск, 1992; 2) Русские земли Великого княжества Литовского. СПб., 1993; Пузанов В.В. 1) К вопросу о верховной собственности на землю в Древней Руси в дореволюционной историографии //Вестн. Ленингр ун-та. 1988; 2) Проблема верховной земельной собственности в Древней Руси в отечественной историографии дореволюционной России //Актуальные проблемы историографии дореволюционной России; Кривошеев Ю.В. О средневековой русской государственности (К постановке вопроса). СПб., 1995.
20 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение... С. 18.
21 Статья постановляет: "Кто вотчину продает, и детем его и внучатом до тое вотчины дела нет, и не выкупати ее им; а братья будут или племянники в тех купчих в послухах, и им и их по тому ж до тое вотчины дела нет и внучатом". Родовой выкуп ограничивается временем: "А судити о вотчине за сорок лет, а дале сорока лет вочьичем до вотчины дела нет") и лишь теми случаями, когда родичи, выкупающие вотчину, не фигурировали в качестве послухов в акте её отчуждения.
22 В их числе К.А. Неволин (История российских гражданских законов. СПб., 1858 ПCC. T.V. С.72-89); С.В.Юшков (История государства и права СССР. М., 1940. Ч.1 275-276): С.В.Бахрушин (Избранная Рада Ивана Грозного //Исторические записки. М 1945. T.15): И.И.Смирнов (Судебник 1550 г. //Исторические записки. М.. 1947. Т.24) и др.
23 В соответствии с таким подходом сторонники взгляда на установленные Судебником 1550 г. нормы судопроизводства по вотчине как на новшество концентрировали внимание на выявлении социальных слоев, в чьих интересах это делалось. Но здесь их мнения расходились подчас полярно - от указания на защиту землевладельческих прав знатных боярских фамилий до доказательств продворянской ориентации установлений 85 статьи.
24 Владимпрский-Буданов В.Ф. Хрестоматия по истории русского права. Ярославль, 1871. Вып.II; Веселовский С.Б. Феодальное землевладение... С.25 и др.; Романов Б.А. 1) Судебник Ивана Грозного //Исторические записки. М., 1949. Т.29; 2) К вопросу о земельной политике Избранной Рады //Там же. М., 1951. Т.38; 3) Комментарии к ст.85 Судебника 1550 г. //Судебники XV-XVI веков. М.; Л., 1952.
25 В них предписывалось "говорите перед государем и перед митрополитом, и передо владыки, и передо всеми бояры дияку, как было при великом князе Иване Васильевиче, при деде, и при отце моем при великом князе Василье Ивановиче, всякие иконы тако бои ныне устроити" (см.: ПРП. Вып.IV. М., 1956. С.576).
26 Макарьевский Стоглавник //Труды Новгородской губернской ученой архивной комиссии. Вып.1. Новгород. 1912.
27 ПРП. Вып.IV. С.581.
28 Данилова Л.В. Дискуссионные проблемы теории докапиталистических обществ //Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968, С.50-51, 61-64 и др.
29 Суть этого положения не меняется в зависимости от того, рассматривать ли собственность в качестве отношения реализующегося во всей системе производственных отношений, или, как считают многие экономисты, совокупностью производственных отношений.
Просмотров: 25488
Источник: Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей к 60-ти летию профессора И.Я. Фроянова. СПб.: изд-во СПбГУ, 1996. С. 254-277
statehistory.ru в ЖЖ:
