Частная служба в России XVI в.

В данной статье речь пойдёт про «частную службу» в 16 веке - любую службу, в первую очередь — военную, адресатом которой был не глава формирующегося Российского государства, а иное высокопоставленное лицо, светское или духовное (в языке эпохи, разумеется, еще не было слов для противопоставления понятий «частного» и «государственного»).

Данная статья впервые опубликована в книге "Русское средневековье. Сборник статей в честь профессора Юрия Георгиевича Алексеева" (М.: Древлехранилище, 2012. С. 422-432)

---

Многочисленные исследования по истории поместной системы¹ приучили нас к мысли, что типичный служилый человек XVI в. —это помещик, сын боярский на великокняжеской, а затем царской службе. Известно, правда, что в первые десятилетия указанного столетия немало детей боярских служили удельным князьям Московского дома², но поскольку уделы принято считать уходящим явлением в XVI в. (хотя последний удел —Угличский — исчез только после гибели царевича Дмитрия в 1591 г.), они не меняют общей картины. В этом отношении весьма характерна точка зрения И. Б. Михайловой, автора недавно опубликованной монографии о служилых людях Северо-Восточной Руси XIV-первой половины XVI в.

Хотя исследовательница упоминает в своей книге о митрополичьих слугах и о детях боярских, служивших удельным князьям (Юрию Дмитровскому, Андрею Старицкому), в центре ее внимания неизменно находятся те категории служилых людей, судьба которых была связана с Московским великокняжеским домом. Более того, их коллективную заслугу историк видит в том вкладе, который они внесли в создание единого государства: «За редким исключением, дети боярские преданно служили делу строительства Московского государства, являясь опорой усиливавшейся монархической власти»³. Однако применительно к избранному исследовательницей хронологическому периоду такая оценка, если ее рассматривать в качестве своего рода собирательного «портрета» детей боярских как «страты русского средневекового общества» (по выражению И. Б. Михайловой)⁴, представляется мне сильно модернизированной и искажающей реальную историческую картину.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что в XVI в. (не говоря уже о предшествующем времени) служба по-прежнему носила личный характер: служили не абстрактному государству, а конкретному государю. Таких «государей», если иметь в виду удельных и служилых князей, а также церковных иерархов, в России первой половины XVI в. было немало, так что сохранялась возможность выбора. Об этом недвусмысленно напомнили драматические события эпохи малолетства Ивана Грозного, когда сначала князь Юрий Дмитровский был арестован (в декабре 1533 г.) по обвинению в том, что он переманивает к себе «людей» с великокняжеской службы, а в 1537 г. несколько десятков новгородских помещиков откликнулись на призыв князя Андрея Старицкого, поднявшего мятеж против опекунов юного великого князя. «Шатость» служилого люда в те годы проявилась также в массовом бегстве детей боярских в Литву⁵.

Кроме того, даже если согласиться с предположением о том, что уже к началу XVI в. дети боярские, служившие непосредственно московскому государю, составляли самую многочисленную категорию служилых людей (а никакой надежной статистикой мы по данному вопросу не располагаем), это не избавляет исследователей от необходимости изучать иные категории или группы той же социальной страты. Служилые люди, как это явствует, в частности, и из упомянутой выше книги И. Б. Михайловой, отнюдь не представляли собой
единую однородную массу, и это необходимо учитывать и при решении дискуссионного вопроса о складывании служилого (дворянского) сословия в России XVI в.⁶, и при анализе состава русского войска того времени.

* * *

С некоторой долей условности мы будем называть «частной службой» любую службу, в первую очередь — военную, адресатом которой был не глава формирующегося Российского государства, а иное высокопоставленное лицо, светское или духовное (в языке эпохи, разумеется, еще не было слов для противопоставления понятий «частного» и «государственного»).

То, что частная служба в России XVI в. остается малоизученной, отчасти можно объяснить состоянием источников: частные архивы того времени до нас не дошли⁷, а писцовые книги за все упомянутое столетие сохранились только по Новгородской земле, которая была регионом преимущественно поместного землевладения. Но основной причиной отсутствия интереса исследователей к названной теме следует признать силу историографической традиции отдававшей предпочтение государственной службе перед какой-либо иной. Так, богатые архивы некоторых монастырей, в частности Троицкого Калязина, позволяют детально изучить такую категорию служилых людей, как монастырские слуги, на что в свое время обращал внимание С. Б. Веселовский⁸, но лишь совсем недавно появилось обстоятельное исследование И. Г. Пономаревой о слугах Троицкого Калязина монастыря⁹. Аналогичный материал был собран почти сто лет назад Б. Д. Грековым применительно к Софийскому владычному дому¹⁰, но светские слуги других епископских кафедр и ряда крупных монастырей (включая Троице-Сергиев и Кирилло-Белозерский) еще ждут своего исследователя.

Примеры службы детей боярских светским лицам: князьям, боярам и другим крупным землевладельцам, — можно найти в духовных грамотах. Так, в завещании боярина князя Михаила Васильевича Горбатого (1534/35 г.) содержится, в частности, такое распоряжение: «А которые люди мои у меня служыли по крепостем и без крепостей, и те мои люди все на слободу. Да пожаловал есми слугу своего Бакшея Семенова сына деревнею отца его Отляевым да починком Оловянкиным в Ярлыковском приселье...»¹¹. Упомянутый в духовной Бакшей Семенов сын, очевидно, происходил из среды мелких вотчинников; он сам (или, возможно, еще его отец) поступил когда-то на службу к князю М.В. Горбатому вместе со своей вотчиной—деревней Отляевым и починком Оловянкиным. Из документа не ясно, была ли эта служба оформлена кабальной грамотой.

Подобные случаи уже давно были известны в науке: С. Б. Веселовский назвал описанное явление «прекарным землевладением рабов» и привел ряд аналогичных примеров XV-XVI вв.¹² Но что обращает на себя внимание в процитированной выше духовной грамоте князя М.В. Горбатого, так это то, что боярин Михайло Васильевич не проводил в своем завещании особого различия между теми своими «людьми» (холопами), чья служба была оформлена «крепостями», то есть полными или кабальными грамотами, и теми слугами, зависимость которых не была как-то оформлена («без крепостей»). Среди княжеских слуг были, следовательно, и лично свободные люди; к ним, возможно, относился и упомянутый выше Бакшей Семенов сын.

«Вольные и кабальные люди» находились на службе и у другого влиятельного вельможи, тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигоны Поджогина. В своем завещании, составленном около 1541 г., он особо упомянул двоих из них, Бурмаса Михайлова сына и Жуковину Осипова сына, которым прежде пожаловал в вотчину половину деревни Афанасово¹³. Судя по способу написания имен, и Бурмас, и Жуковина по своему происхождению были детьми боярскими.

В 1544/45 г. Федор Поветко Сытков сын (Клобурников), именовавшийся «слугой» Василия Петровича Борисова, владел деревней Максимово в Кашинском уезде (в разъезжей грамоте 1544/45 г. он называет эту деревню своей)¹⁴. 15 лет спустя, в 1559/60 г., Максимово, именуемое теперь починком, было продано В.П.Борисовым вместе с деревней Неелово Калягину монастырю, причем в купчей (продажной) Василий Петрович, называя оба поселения своей вотчиной, поясняет, что в Максимове «жил мой человек Поветко Клобурников»¹⁵. Здесь снова непонятен юридический статус этого слуги: был ли он вольным человеком или кабальным холопом? Зато социальное происхождение Поветки Сыткова сына Клобурникова сомнений не вызывает: Клобурниковы были мелкими землевладельцами Жабенского стана Кашинского уезда¹⁶.

Вероятно, в актовом материале можно найти еще ряд примеров службы провинциальных детей боярских крупным вотчинникам из тех же уездов. Но никакое количество «примеров» не дает представления о масштабе изучаемого явления. Другими словами, нужен источник, который позволил бы конкретно оценить соотношение царской службы и службы другим лицам или корпорациям. И такой источник у нас есть: речь идет о Тверской писцовой книге середины XVI в., с помощью которой можно понять указанное соотношение если не в масштабе всей страны, то, по крайней мере, в рамках одного центрального уезда.

Упомянутая писцовая книга давно известна исследователям: С. Б. Веселовский ссылался на нее в подтверждение своего тезиса о сохранении в течение первой половины XVI в. слоя мелких вотчинников, никому не служивших или служивших не великому князю, а частным лицам¹⁷; Е.И. Колычева черпала из этой книги многочисленные факты, свидетельствовавшие о наличии земли у привилегированных холопов-послужильцев¹⁸. Однако до недавнего времени в распоряжении исследователей имелось только издание Н. В. Калачова (1877 г.), в котором текст интересующей нас Тверской писцовой книги был опубликован не полностью, с пропусками, что делало невозможным систематизацию содержащихся в ней данных. В 2005 г. А. В. Антонов впервые полностью опубликовал сохранившийся текст Тверской писцовой книги середины XVI в., которая по своим делопроизводственным признакам была определена им как дозорная книга; исследователь обосновал также ее новую датировку: 1551-1554 гг. (ранее книгу относили к 1540-м годам)¹⁹.

Дозорная книга Тверского уезда 1551-1554 гг. уникальна в том отношении, что она содержит не только информацию о старых и новых владельцах вотчин и поместий, но и сведения о том, кому именно служит тот или иной землевладелец и какими документами на право владения он располагает. Всего, по нашим подсчетам, в книге перечислено 1173 землевладельца; при этом оказалось, что только 489 из них, то есть меньше половины, служили царю, в то время как 168 человек служили другим господам: тверскому епископу, князьям Семену и Дмитрию Микулинским, Петру Серебряному и др. Еще 220 землевладельцев заявили, что никому не служат²⁰.

Как видим, частная служба в 50-х годах XVI в. отнюдь не была маргинальным явлением, и местные дети боярские имели реальную возможность выбирать, какому государю служить. Члены одной и той же семьи часто служили разным господам, как это происходило, например, в семействе Тюхиных: «Юмран служит царю и великому князю, — записал писец, — а братья его служат князю Дмитрею Ивановичю Микулинскому...»²¹. Тому же князю служили трое братьев Нелидовых (Степан, Постник и Никита), а их родственник (возможно, двоюродный брат) Иван Нелидов не служил никому²².

Примечательно, что правовые основания этой службы во многих случаях не прояснены: создается впечатление, что в повседневной жизни современники не придавали большого значения этим юридическим тонкостям. Так, упоминая о слугах князей Микулинских, составители Дозорной книги 1551-1554 гг. часто не уточняли, являлся ли тот или иной сын боярский холопом этого князя или его вольным слугой²³. Юридическая природа служебных отношений проясняется лишь в случае упоминания холопьих грамот (полных или кабальных). Так, например, писцы отметили, что Некрас Соколов, владевший половиной деревни, служил князю Семену Ивановичу Микулинскому, «а сказал на собя полную грамоту да кобалу в осми рублех»²⁴. Богдан Юрьев, служивший князю Петру Серебряному, также «сказал на собя полную грамоту»²⁵.

Необходимо, однако, отличать социальные отношения от юридической формы, в которую эти отношения облекались. Это различие важно подчеркнуть, поскольку в историографии до сих пор не преодолена тенденция к реификации юридических категорий, в результате чего холопы рассматриваются некоторыми учеными как некая социальная группа, а тиуны и военные слуги считаются привилегированной «верхушкой» холопьей иерархии²⁶. Между тем мелкий вотчинник, писавший на себя кабальную или полную грамоту и переходивший вместе со своей деревней на службу к какому-нибудь князю, не имел ничего общего со страдными холопами или деловыми людьми, за исключением юридического способа оформления их отношений с господином. Такой сын боярский, став с правовой точки зрения княжеским холопом, не порывал связей со своей средой, местными служилыми людьми; как и прежде, он оставался землевладельцем и воином. Менялись только условия и адресат его службы. Следующая житейская история, заимствованная из писцовых материалов Тверского уезда 40-50-х годов XVI в., наглядно иллюстрирует этот тезис.

По описанию 1539/40 г. за братьями-помещиками Жуком, Степаном и Злобой Филипповыми детьми Малахова числились две деревни в Юрьевском стане Тверской волости Хорвач²⁷. К моменту следующего описания (дозора) начала 50-х годов никого из братьев уже не было в живых, а деревни (одна из них превратилась в пустошь) перешли к вдове старшего из них, Марье Жуковой жене, с сыном Меншиком, и вдове младшего (Злобы) —Варваре, с сыном Васком (средний из братьев Малаховых, Степан, возможно, не успел обзавестись семьей). «А Злобкина жена Варвара, — сообщает далее писец, — шла замуж за княж Дмитреева Ивановича человека, а сын ее пятнатцать лет»²⁸.

Мы уже никогда не узнаем, было ли в этой истории как-то замешано романтическое чувство, но прозаические мотивы, побудившие Варвару Малахову выйти замуж за «человека», то есть холопа, князя Д. И. Микулинского, нетрудно себе представить: очевидно, она таким способом надеялась обеспечить безбедное существование себе и своему 15-летнему сыну. Как видим, холоп-послужилец могущественного князя считался достойной парой для вдовы царского помещика.

Комментируя многочисленные случаи поступления мелких землевладельцев в холопы к знатным лицам, Е. И. Колычева справедливо замечает: «Мы имеем здесь дело, очевидно, со своеобразной формой вассалитета, скрытой под оболочкой холопства». Но следующее утверждение исследовательницы кажется уже менее бесспорным: «В период широкого распространения холопства на Руси с его хорошо разработанными правовыми нормами, — продолжает свою мысль Е.И.Колычева, — по существу, любая зависимость некоего лица от другого на практике превращалась в один из видов юридической неволи»²⁹.

Последний тезис, как минимум, нуждается в коррективах: как мы знаем, не любая форма зависимости в России XVI в. влекла за собой «юридическую неволю». В первую очередь следует напомнить о светских слугах монастырей и архиереев: они не теряли свободы уже хотя бы потому, что церковь официально отвергала рабство, в ее владениях холопов не было. Но и «в миру» продолжала существовать вольная служба: помимо уже упомянутых выше удельных князей, дворы которых, как в миниатюре, копировали двор московских государей, включая в себя всю иерархию чинов от рядовых детей боярских до думных бояр и дворецких, в том же ряду следует назвать служилых князей, также сохранявших какие-то остатки суверенных прав. Хрестоматийный пример — князь Федор Михайлович Мстиславский, выдававший жалованные грамоты на поместья своим детям боярским³⁰.

Но и некоторые князья рангом пониже также пытались играть роль «государей», заводя собственные «дворы», при которых служили дети боярские. В частности, так вел себя в 1530-х годах князь Иван Федорович Овчина Телепнев Оболенский, фаворит Елены Глинской. В посольской книге сохранилось описание приема литовского гонца (посланца гетмана Юрия Радзивилла), который состоялся на дворе князя Ивана Овчины в феврале 1536 г.: «...а у князя Ивана в избе сидели дети боярские человек пять или шесть, а стояли в избе его люди: Иван Тарасов, Василей Левонов, Яков Снозин, Василей да Иван Пивовы, Гвоздь да Борис. И как Юрьев человек Гайка пошел на лесьницу, и наперед стретил его Андрюша Горбатый <...> а на нижнем крылце велел князь Иван Юрьева человека встретити своим слугам—Ивану Тарасову да Старому княж Ивановскому Палетцкого, и шли с ним в избу»³¹.

Описанный дипломатический прием как две капли воды напоминал аудиенции, которые давались послам в великокняжеском дворце, но только в миниатюре. Очевидно, участвовавшие в церемонии лица входили в княжескую думу, были самыми доверенными слугами князя И. Ф. Овчины Оболенского. Это предположение, как мы сейчас увидим, имеет документальное подтверждение.

Об одном участнике февральского приема 1536 г., Андрее Горбатом, мы знаем больше других: он был слугой князя Федора Васильевича Оболенского (двоюродного брата князя Ивана Овчины) и вместе с ним попал в плен к литовцам при взятии Стародуба в августе 1535 г. С разрешения литовских властей он с осени 1535 до лета 1536 г. постоянно курсировал между Вильной и Москвой, доставляя письма князя Ф. В. Оболенского родственникам и друзьям³² (как раз во время первого своего пребывания в Москве зимой 1536 г. Андрей Горбатый и принял участие в описанном выше дипломатическом приеме).

Сохранилось пять писем, написанных А. Горбатым в плену. Одно из них, адресованное матери и братьям, позволяет довольно точно определить социальный статус Андрея. Вот, например, какой практический совет он дает своей матери Аксинье: «Да писала еси, государыне, ко мне о конех: продавати ли кони, или не продавати, и ты бы, государыне, оставила собе лошадей, сколко тобе надобе, а иные бы еси велела продавати». Затем от хозяйственных дел Андрей переходит к беспокоившему его, видно, вопросу о поведении братьев, Коптя и Степана: «Да штобы еси, государыне, — просит он мать, — жаловала свои дети, а мою братью: устягала, штобы не вчилися збродовати; велели бы хлеб пахати и чим сыти были»³³.

Как явствует из процитированных отрывков, Андрею Горбатому с матерью и двумя братьями принадлежали лошади, земля, а также, вероятно, холопы: ведь это, очевидно, им братья должны были велеть «хлеб пахати», чтобы сытыми быть. Так что перед нами семья служилого человека, небогатого вотчинника или помещика.

В другом письме А. Горбатый упоминает о долге, который надлежало взять «...на кнежом боярине [Ивана] Федоровича Телепнева на Иване на Тарасове»³⁴; так мы узнаем, что слуга князя И. Ф. Овчины Телепнева Оболенского Иван Тарасов, который в феврале 1536 г. во время описанного выше дипломатического приема встречал литовского гонца на нижнем крыльце княжеских хором, действительно был боярином своего князя.

Таким образом, можно предположить, что юридический статус слуги зависел от положения его господина в социальной иерархии: князья, сохранявшие не только титул, но и какое-то подобие былого суверенитета, не имели надобности холопить служивших им детей боярских. Спускаясь ниже по социальной лестнице, мы встречаем сочетание холопства и добровольной службы, как в приведенных выше завещаниях князя М. В. Горбатого и дворецкого И. Ю. Шигоны Поджогина. (Впрочем, во второй половине XVI в., как показал В.М. Панеях, добровольная служба эволюционировала в сторону холопьей зависимости³⁵). Остальные светские землевладельцы, даже крупные, если они не обладали никакими атрибутами суверенной власти, должны были, принимая к себе служилого человека, оформлять отношения с ним при помощи испытанного юридического инструмента — холопьей грамоты.

Очевидно, к середине XVI в. частная служба под оболочкой холопства получила такое распространение, что законодатель, радея о царской службе, попытался остановить эту опасную тенденцию. Так появилась на свет знаменитая 81-я статья Судебника 1550 г.: «А детей боарьских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не приимати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит»³⁶. Однако действенность этой меры исследователям еще предстоит оценить. Во всяком случае, быстрого эффекта она явно не дала: как было показано выше, в 50-е годы XVI в., судя по Дозорной книге Тверского уезда, служба детей боярских в холопах у князей и бояр оставалась обыденным явлением.

* * *

Разумеется, в одной небольшой статье невозможно охарактеризовать все стороны сложного и многопланового явления, которое я предложил называть частной службой. Ряд существенных вопросов не был рассмотрен, а хронологически приведенные здесь наблюдения не выходят за рамки первой половины-середины XVI в. — периода, который лучше мне знаком по сравнению с последующим временем. Тем не менее, рискну утверждать, что поднятая в данном исследовании проблема имеет ключевое значение для создания целостной социальной истории «класса служилых землевладельцев» (если воспользоваться заголовком известного сборника работ С. Б. Веселовского). Такая история пока не написана, так как до сих пор разные слои служилого люда изучались отдельно друг от друга: Государев двор — в связи с анализом придворной аристократии и правящей элиты, помещики — в контексте изучения земельной политики властей и эволюции поместной системы (недавно к этим аспектам темы добавился еще один — история уездных служилых корпораций); монастырские слуги упоминаются только в работах по истории тех или иных монастырей; о послужильцах, составлявших вооруженную свиту князей и бояр, речь заходит исключительно в исследованиях по истории холопства.

По-видимому, пора уже преодолеть ограниченные рамки юридического подхода и не проводить искусственные границы там, где, как показывают многочисленные факты (в том числе — приведенные в этой статье), никаких социальных барьеров не было. Как назвать все это множество различных слоев и групп служилых людей в XVI в.? Менее всего, пожалуй, для этого подходит термин «сословие»: слишком уж разным был юридический статус землевладельцев, служивших тем или иным господам, светским и духовным, обладавшим неодинаковым объемом власти и занимавшим различное положение в социальной иерархии. Какой-то сплоченностью или корпоративным духом вся эта масса служилого люда не обладала, но зато ей (как показывают, в частности, рассмотренные выше материалы Дозорной книги Тверского уезда 1551-1554 гг.) была присуща довольно высокая мобильность: отдельные страты этого социума не были обособлены друг от друга.

Такой характер служебных отношений накладывал отпечаток и на армию, которая и во второй половине XVI в. строилась по модели феодального ополчения (ставшего к тому времени уже архаичным явлением в Западной Европе): вместе с городовыми детьми боярскими, служившими непосредственно царю, в поход шли и отряды, состоявшие на службе митрополита и епископов, а также «дружины» послужильцев, сопровождавшие своих знатных господ—бояр и князей. В этой связи, не стоит преувеличивать новизну военных преобразований 50-х годов XVI в., которые, скорее, упорядочивали прежнюю систему службы, нежели создавали новую. Впрочем, эта тема уже выходит за рамки данной статьи и заслуживает отдельного обстоятельного исследования.

---

^* Отдельные аспекты данной темы были затронуты мною ранее в статье: Krom М. Private Service and Patronage in Sixteenth-Century Russia//Russian Histoiy. Vol. 35. Fall-Winter 2008. № 3-4. P. 309-320. — В отличие от указанной статьи, в этой работе я не касаюсь важной темы патроната (системы социальной защиты и покровительства), заслуживающей отдельного большого исследования.
¹ Абрамович Г. В. Поместная система и поместное хозяйство в России в последней четверти XV и в XVI вв.: Дис. ... д-ра ист. наук. Л., 1975; Алексеев Ю.Г., Копанев А. И. Развитие поместной системы в XVI в. //Дворянство и крепостной строй России XVI-XVIII вв.: Сборник статей, посвященный памяти А. А. Новосельского. М., 1975. С. 57-69; Kijas А. System pomiestny w panstwie moskiewskim w XV-pierwszej polowie XVI wieku: Historiogra- fia i problematyka. Poznan, 1984; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.). М., 1985; и др.
² Зимин А. А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в.//История и генеалогия: С.Б. Веселовский и проблемы историко-генеалогических исследований. М., 1977. С. 161-188.
³ Михайлова И. Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV-первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб., 2003. С. 52.— Та же оценка повторена в заключительных словах книги: «Служилые люди XIV-первой половины XVI в.—дети боярские, дворяне, старатели и ловчие—сыграли видную роль в процессе формирования единого Русского государства и заслуживают того, чтобы их имена остались в памяти потомков» (Там же. С. 532).
⁴ Там же. С. 52.
⁵ О кризисе служебных отношений как составной части политического кризиса 30-40-х годов. XVI в. подробнее см.: 1) Кром М. М. Политический кризис 30—40-х годов XVI века (Постановка проблемы) // Отечественная история. 1998. № 5. С. 11-12; 2) «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века. М., 2010. С. 113-116, 206-207, 258-259, 539.
⁶ Различные мнения по этому вопросу см.: Петров К. В. Термин «сословие» и проблемы изучения сословной структуры средневекового русского общества // Политические институты и социальные страты России (XVI-XVIII вв.): Тезисы междунар. конф. М., 1998. С. 109-113; Миронов Б. Н. .Социальная история России периода империи (XVIII-на- чало XX в.): В 2 т. СПб., 1999. Т. 1. С. 76-79; Фриз Г. Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период. Самара, 2000. С. 121-162; Алексеев Ю. Г. К вопросу о сословиях в России XV-XVI вв. Некоторые черты сословной политики Ивана III // Государство и общество в России XV-начала XX века: Сборник статей памяти Н.Е. Носова. СПб., 2007. С. 65-81.
⁷ Попытку реконструкции частных архивов интересующего нас времени по сохранившимся актам и упоминаниям предпринял недавно А.В.Антонов: Антонов А. В. Частные архивы русских феодалов XV-начала XVII века. М., 2002. (РД. Вып. 8). — Им же (при участии К. В. Баранова) подготовлено издание всех известных ныне актов светских землевладельцев до начала XVII в.: Акты служилых землевладельцев XV-начала XVII в.: В 4 т. М., 1997-2008.
⁸ Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. Т. I. С. 231-243.
⁹ Пономарева И. Г. Слуги Троицкого Калязина Макарьева монастыря // Архив русской истории. М., 2002. Вып. 7. С. 83-101.
¹⁰ См.: Греков Б. Д. Новгородский Дом святой Софии//Греков Б. Д. Избранные труды: В 4 т. М., 1960. Т. IV. С. 276-331.
¹¹ Акты Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря 1506-1608 гг. / Сост. С.Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М., 1998. № 35. С. 93.
¹² Веселовский С. Б. Феодальное землевладение... С. 217 и сл., 223-229.
¹³ См.: Маштафаров А. В. Духовная Ивана Юрьевича Поджогина 1541 года//РД. М., 1997. Вып. 1. С. 37.
¹⁴ Акты Троицкого Калязина монастыря XVI в. / Сост. С.Н. Кистерев, Л. А. Тимошина. М.; СПб. 2007. № 104. С. 104.
¹⁵ Там же. № 134. С. 141-142.
¹⁶ См.: Там же, по именному указателю. — Многие Клобурниковы были слугами Калягина монастыря, см. о них: Веселовский С. Б. Феодальное землевладение... С. 234-236.
¹⁷ Веселовский С. Б. Феодальное землевладение... С. 212-213.
¹⁸ Колычева Е.И. Холопство и крепостничество (конец XV-XVI в.). М., 1971. С. 66-67.
¹⁹ Писцовые материалы Тверского уезда XVI века / Сост. А. В. Антонов. М., 2005. С. 5-7 (предисловие составителя), 144-310 (текст Дозорной книги 1551-1554 гг.).
²⁰ В эту категорию, естественно, не включены те, кто не мог нести военной службы: вдовы, малолетние сыновья, отставленные от службы старые воины, священники и т. д.; таких в общей сложности оказалось 134 человека. В 154 случаях служба не указана. Оставшиеся 8 случаев не попадают ни в одну из ранее названных категорий (например, губной староста, чья должность была выборной, и т. д.).
²¹ Писцовые материалы Тверского уезда... С. 191.
²² Там же. С. 193.
²³ Там же. С. 176, 190-195, 197-201, 205, 219, 285, 289.
²⁴ Писцовые материалы Тверского уезда... С. 286.
²⁵ Там же. С. 288.
²⁶ См.: Колычева Е. И. Холопство и крепостничество... С. 57, 62, 65.
²⁷ Писцовые материалы Тверского уезда... С. 106.
²⁸ Там же. С. 243.
²⁹ Колычева Е. И. Холопство и крепостничество... С. 67.
³⁰ Одна такая жалованная грамота, выданная И. Г. Толочанову 31 мая 1538 г., дошла до нас в составе правой грамоты 1543 г. (см.: Лихачев Н. П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. СПб., 1895. Вып. II. С. 206).
³¹ Сборник РИО. СПб., 1887. Т. 59. С. 17.
³² Сборник РИО. СПб., 1887. Т. 59. С. 14, 16, 20, 35.
³³ Радзивилловские акты из собрания Российской национальной библиотеки. Первая половина XVI в. / Сост. М.М. Кром. М.; Варшава, 2002. № 93. С. 200. (Памятники истории Восточной Европы. Источники XV-XVII вв. Т. VI).
³⁴ Там же. № 94. С. 201.
³⁵ Панеях В.М. Холопство в XVI-начале XVII века. Л., 1975. С. 278.
³⁶ Судебники XV-XVI веков. М.; Л., 1952. С. 170.

Просмотров: 7090

Источник: Кром М.М. Частная служба в России XVI в. // Русское средневековье. Сборник статей в честь профессора Юрия Георгиевича Алексеева. М.: Древлехранилище, 2012. С. 422-432

statehistory.ru в ЖЖ: