Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV в.
Впервые статья опубликована в книге "Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей к 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова" (СПб.: 1996. С.307-322)
---
6850 (1342) г. в Новгороде ознаменовался напряженной социальной борьбой. Во-первых, опять имел место пожар, во время которого, роме всего прочего, как обычно, "много пакости бысть людемъ и бытка от лихых людии, иже бога не боятся".1 Во-вторых, и главных, произошли события, которые издавна привлекали внимание исследователей, и в которых традиционно усматривали один из наиболее серьезных общественных конфликтов на берегах Волхова в XIV-XV вв.
Началось все с того, что боярин Лука Варфоломеевич со своими холопами-сбоями, не получив разрешения веча, без благословения владыки, отправился воевать в Заволочье, где и погиб: "поеха за Волокъ на Двину, и постави городокъ Орлицъ; и скопивши Емцанъ, и взя землю Заволочкую по Двине, все погосты на щитъ. В то же время юнъ его Онцифоръ отходилъ на Волгу, Лука же въ двусту выиха воевать, и убиша его заволочане". В Новгороде тем временем распространился слух, будто подстроили убийство Луки посадник Федор Данилович и какой-то Ондрешка ("яко те заслаша на Луку убити"). Этот слух очень взволновал новгородскую "чернь", которая поднять на посадника и на Ондрешку: "въсташа чорныи люди на Ондрешка, на Федора на посадника Данилова... и пограбиша ихъ домы и села". Федор и Ондрешка вынуждены были бежать в Копорье и скрыться там всю зиму до Великого поста.2 Как видим, репрессии против Федора и Ондрешки не имели санкции законного всесословного общегородского веча (веча - совещания районов города), а проводились частью новгородского населения - "черными людьми", собравшимися, видимо, из разных частей волховской столицы, в нарушение вечевого правопорядка.
Когда же на берега Волхова возвратился сын Луки Варфоломеевича - Онцифор, он уже официально, на законном вече, обвинил Федора и Ондрешку в убийстве отца и потребовал суда над ними: "би чоломъ Новуграду на Федора и на Ондрешка: "те заслаша моего отца убити"; и владыка и Новгород послаша анхимандрита Есифа с бояры в Копорью по Федора и по Ондрешка, и оне приихаша...".3 Терминология летописи не оставляет сомнений в том, что теперь перед нами уже не крамольная толпа "черных людей", а именно законное вече, олицетворявшее городскую общину как политическое целое: "бил челом Новгороду", "владыка и Новгород послали... в Копорье". Стоило, наконец, заработать механизму закона, и беглецам кончился резон прятаться. Они вверили свою судьбу вечу и в сопровождении его посланников возвратились в Новгород.
Заявление Федора и Ондрешки о том, что они не думали на брата своего Луку зло, не подсылали к нему убийц, вызвало на городской вече раскол, предвещавший усобицу. Онцифор и поддержавший eго боярин Матфей Коска собрали своих сторонников у Софийского собора, Федор Данилович - на Ярославовом дворе. Размежевание сил осуществилось по территориальному принципу, что, как мы знаем, не являлось новостью в средневековом Новгороде, где нередко соглашения между составными частями "союзного государства" достигались только после определенного периода их противостояния, а то и усобицы.4 На Ярославовом дворе находились жители Торговой стороны, а у Софийского собора, соответственно, заречане. Судя по тому, что в 1342 г. сторонники Федора Даниловича локализовались на Торговой стороне, на посадничестве он представлял один из ее концов. В работе 1962 г. В.Л.Янин предполагал, что таким концом был Славенский.5 Поскольку сторонники Онцифора Лукича и Матфея Коски в 1342 размещались на Софийской стороне, можно заключить, что их базовые территории находились именно на левом берегу Волхова. В Неревском конце раскопана усадьба, принадлежавшая Онцифору Лукичу и его роду.6 Видимо, неревляне в 1342 г. в первую очередь и скопились вокруг Онцифора и Матфея. Последний в работе 1991 г. В.Л.Яниным рассматривается тоже как неревский боярин и дядюшка Онцифора.7 Таким образом, на начальном этапе межрайонной распри, в которую трансформировались волнения, стартовавшие со "встани" "черных людей", линия противоборства разделила Неревский конец Софийской стороны и один из концов Торговой стороны (Славенский - ?).
Ближайшее к кремлевской владычьей резиденции вече, на котором тон задавали Онцифор с Матфеем, послало владыку к другому вечу для переговоров. Но вечникам, собравшимся у Софийского собора, терпения не хватило: "и, не дождавше владыце с того веца, и удариша на Ярослаль дворъ". Нападение вышло неудачным: вечники Ярославова двора заперли в церкви Матфея Коску с сыном, а Онцифора "с пособникы" обратили в бегство. Это случилось утром, а посла обеда поднялся весь город: Софийская сторона против Торговой стороны - "сия страна собе, а сиа собе". Но "диаволъ посрамленъ бысть": владыке Василию и княжому наместнику Борису удалось помирить враждующие стороны, причем в летописи не сказано, что по завершении конфликта 1342 г. Федор Данилович лишился посадничества. В.Л.Янин считает, что он остался на своем посту.8 Вместе с тем под 1345 г. посадником упомянут хотя представитель той же Торговой стороны, но другой боярин. - Евстафий Дворянинц.9 Поэтому, не исключено, что посадничья смена могла быть условием примирения конфликтовавших в 1342 г. вечевых группировок (на заключительном этапе конфликта - сторон). Отсутствие упоминания о ней в летописи допустимо отчасти объяснять тем, что Федор и Евстафий являлись выходцами с одного и того же волховского берега, и их смена казалась менее значимым событием, чем смена представителей соперничавших сторон Новгорода.
В событиях 1342 г. мы видим и элементы сословной розни (действия "черных" людей, едва ли соответствовавшие вечевой законности), и борьбу некоторых концов с разных берегов Волхова, и противостояние сторон, в которое разрослась кончанская усобица, охватив весь город.
Теперь зададимся вопросом, откуда такая привязанность у черных" людей к Луке Варфоломеевичу - одному из богатейших и влиятельнейших новгородских бояр, что они, получив известие о его смерти, тотчас "въсташа" на посадника и на Ондрешку? Н.И.Костомаров объяснял это тем, что предприятие Луки - его поход на Двину - "нравилось черни. Он былъ ея любимец". В целом о произошедшем в 1342 г. Н.И.Костомаров отзывался как о "неясном для нас событии", из которого видно только то, "что Лука и его сын угодили черному народу, и дело их стало делом партии простонародной против партии боярской". Н.А.Рожков, верный своей концепции борьбы в Новгороде "аристократической" и "демократической" парий, придерживавшихся различных политических курсов, считал, что поддержанные "черными людьми" "Матфей и Онцифор были демократы". По мнению В.Л.Янина, в событиях 1342 г. ключевое место принадлежало внутрибоярской борьбе за посадничество, которая опиралась на классовую борьбу новгородского плебса и «в которой а стороне "своих" бояр принимал участие простой люд, произвольно разобщенный рубежами боярского территориального соперничества». К данному мнению близка и позиция В.Н.Вернадского.10
В принципе можно согласиться с идеей, согласно которой среди факторов поддержки "простой чадью" борьбы территориальных боярских группировок за посадничество находилось ее сословное недовольство, умело канализируемое "своими" боярами против наличных городских правителей - "чужих" бояр. В XII-XIII вв. этот фактор очевидно уступал стимулам, рождаемым традиционными отношениями вражды и соперничества между древними членениями Новгорода.11 Но по мере углубления социального расслоения новгородцев и успехов процесса образования сословий внутри городской общины Новгорода, значение отмеченного фактора должно было возрастать.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что летописное выражение "въсташа черныи люди", скорее всего, означает не поддержку проситого люда конкретных территорий рвущихся к власти "своих" бояр против "чужих", а указывает на общегородское выступление плебса различных концов. Когда подразумевается борьба территорий, летописец обычно либо пишет лишь о смене посадников (по формуле: "отъяша" у одного, "даша" другому), либо прямо называет территории, участвующие в конфликте. Когда же летопись употребляет такие термины, как "меньшие", "черные люди", "простая чадь", равно как "вятшие", "старейшие" и т.д., она в первую очередь подразумевает общегородские слои населения. Наш главный источник не дает надежных оснований считать, что среди "черных людей" 1342 г. были преимущественно представители тех районов Новгорода, где жили и верховодили Онцифор Лукич (кстати, вернувшийся на берега Волхова уже после того, как "черные люди" "въсташа") и Матфей Коска.
Бегство Федора и Ондрешки в Копорье и длительное пребывание там говорит о том, что они не сразу смогли заручиться поддержкой у жителей своих территорий. Такая поддержка Федору и Ондрешке была оказана позднее, когда события вошли в рамки нормального вечевого процесса, и когда произошел перелом в настроениях рядовых жителей их территорий.
Иначе говоря, "черные люди" Новгорода, выступившие в 1342 г. поначалу сплоченно, потом раскололись по своим территориям, a городские волнения, начавшиеся с признаками сословного выступления, свернули в привычное русло межрайонного противоборства. Это свидетельствовало о том, что территориально-общинный фактор в жизни "черных людей" середины XIV в. был сильнее сословного, хотя последний уже нарушил монополию первого во внутригородских отношениях.12
Объясняя симпатии "черных людей" Новгорода к Луке Варфоломеевичу, вызвавшие всплеск эмоций по получении известий о его смерти, на наш взгляд, следует вернуться к суждениям Н.И.Костомарова в той их части, где ученый говорил о популярности у "черни" добычливых военных экспедиций.
Предприятие Луки Варфоломеевича 1342 г. - не первый и не последний поход новгородцев на дальнюю периферию их земель. Но безусловно прав В.Н.Вернадский, отказавшийся рассматривать все походы новгородских молодцов в далекие страны (от Гюряты Роговича до Анфала) вкупе, как одно историческое явление.13 В XIV в. эти походы стали характеризоваться особыми чертами, позволяющими говорить о них как об относительно новом и самостоятельном социальном движении. Данное движение может быть названо "ушкуйничеством" по типу речных судов - "ушкуев", обычно используемых в дальних экспедициях. В 1320 г. состоялся, по-видимому, первый поход подобного рода. На Мурман отправился отряд во главе с Лукой. Не исключено, что этот Лука и "конкистадор" 1342 г. Лука Варфоломеевич - одно и то же лицо. В 1339 г. имел место поход на Корелу, в 1340 г. - на Устюжну и Белозерье. В 1342 г. объектом нападения стала Двинская земля. В 1348 г. - снова Мурман. С 1360-х годов определилось новое направление походов "ушкуйников". В 1360 г. они захватили и разграбили стоявший на Каме татарский город Жукотин, чем вызвали гнев ордынского хана Хидыря и специальные меры против себя со стороны низовских князей. В 1364 г. "ушкуйники" ходили в Югорскую землю. 1365-1366 гг. ознаменовались крупным походом на Волгу и Каму, причем пострадали не одни "бессермены", но и русские люди, а "князь великыи Дмитрии Иванович розгневася и розверже миръ с новгородци". Но разбои в Поволжье продолжались. В 1371 г. "ушкуйники" даже взяли Кострому. В 1374 г. они напали на Вятку, потом на Булгар, разделившись, угрожали низовьям Волги и ее верховьям, пограбили Засурье и Марквашь, села по Ветлуге. Поход следующего 1375 г. Н.И.Костомаров справедливо называл "самым свирепым набегом новгородских ушкуйников на Поволжье". Была захвачена и ограблена Кострома, пожжен и пограблен Нижний Новгород, на Волге пострадал ни один купеческий караван, и лишь у Астрахани "ушкуйники" получили отпор. Действия "ушкуйников" в 1375 г. означали кульминацию их активности. В дальнейшем она пошла на спад. В 1379 г. "ушкуйники" разбойничали в Арской земле. В 1390-1392 гг., пустившись по Вятке, напали на Жукотин и Казань и ограбили купцов на Волге. Наконец, в 1409 г. состоялся последний крупный поход "ушкуйников" - "на Болгары Камою и Волгою".14
Ушкуйники. Новгородская вольница. Картина С. М. Зейденберга
Как видим, движение "ушкуйников" хронологически совпадает с периодом повышения активности "черных людей" внутри Новгорода, выражавшейся в их политических действиях вне рамок вечевого правопорядка и в усилении экспроприаторских тенденций выходцев из плебейских кругов (во время пожаров, в обстановке голода). Грабительские действия внутри Новгорода, тем более, получали продолжение за его пределами. "Крамольное" поведение новгородской "черни" может быть соотнесено с движением "ушкуйников". Общим было то, что "крамольники" и "ушкуйники" действовали "без новгородского слова", а то и вопреки ему. Сближала оба явления также и социальная среда, питавшая как тех, так и других. Конечно, вопросы о социальном составе и об исходной территориальной базе "ушкуйничества" не просты. Но не подлежит сомнению, что среди отправлявшихся в далекие грабительские походы удальцов было немало новгородских "черных людей". Бояре обычно выступали организаторами этих походов, а "черные люди" - их рядовыми участниками. Показательна в этой связи летописная статья, помещенная под 6874 (1366) г.: "Ездиша из Новаграда люди молодыи на Волгу без новгородьчкого слова, а воеводою Есифъ Валъфромеевич, Василий Федорович, Олександр Обакунович; того же лета приихаша вси здрави в Новъгород",15 "Люди молодыи" цитированного известия - это и есть "меньшие", "молодшие", "черные люди", "простая чадь", иначе говоря, представители новгородского плебса XIV столетия.
«О том, как много было в Новгороде охотников отправиться поход за добычей в далекие края, - писал В.Н.Вернадский, - можно видеть по походу Прокопа (1375 года - А.П.), этому своеобразной новгородскому походу бедноты, самому "разбойному" из всех походов "ушкуйников". А.П.Щапов в одной из своих последних статей, характеризуя "молодцев-ушкуйников" как силу "антагонистическую" большим людям (боярам или гостям), отмечал, что новгородская вольница "инстинктивно и буйно" порывалась "к разбойничьему или казачьему разгулу и грабежу". Если эти слова и не могут быть отнесены ко всем походам ушкуйников (ими иногда руководили бояре), то поход Прокопа они характеризуют хорошо. В движение широким потоком вливалась новгородская голытьба, закабаляемая верхами. Политика новгородских бояр по отношению к движению ушкуйников определялась поэтому соображениями не только экономическими и политическими, но и социальными. Новгородские верхи не склонны были задерживать в Новгороде или в Новгородской земле избыток "черных людей", доставлявших так много беспокойства в многочисленных народных восстаниях этих лет. Ушкуйничьи походы XIV в. отвлекали новгородские низы от выступлений против своих бояр».16
В. Н. Бернадский преувеличивал размах и последствие "закабаления" плебса аристократией и степень обездоленности городских "низов" в Новгороде XIV в. Явления, которые он имел в виду отражали, скорее, тенденцию общественного развития, отличавшегося неоднозначностью и противоречивостью. В строгом смысле слова нельзя говорить и о "многочисленных народных восстаниях этих лет". Самостоятельные действия "черных людей" и сословная рознь на берегах Волхова уже заявили о себе, но новгородские усобицы большей частью по-прежнему облекались в формы традиционных межрайонных столкновений. Вместе с тем момент накопления в Новгороде XIV в. социальной энергии, деятельно искавшей своего выхода, отмечен В.Н.Вернадским правильно.
Если согласно В.Н.Бернадскому и многим другим отечественным историкам последних десятилетий, Новгород XIV в. давно уже был феодализирован, превратившись в часть утвердившейся феодальной общественно-экономической формации, то мы рассматриваем его как вступивший на путь феодального развития относительно недавно и переживавший чреватый коллизиями переходный период от дофеодальной социальной структуры к феодальной. Причем сохранение древнерусского социально-политического уклада придавало процессу феодализации на берегах Волхова выраженные черты своеобразия. Он по-разному проявлялся за пределами Новгорода и в самом Новгороде, где общинно-вечевая организация ставила преграды на пути "закабаления" простого люда аристократией и поддерживала привилегированное положение городской общины как целого по отношению к земле. Становление в Новгородской земле крупного феодального землевладения не столько вело к нищете (хотя и это имело место) широкие круги "черных людей" Новгорода, сколько все более увеличивало имущественную и социальную дистанцию между ними и другими членами городской и кончанских общин - боярами, житьими. От развернувшейся "феодальной приватизации" широкие круги новгородского населения не только ничего не получали, но, вероятно, и теряли, поскольку земли, зависимые от городской общины как целого, все в большей мере становились собственностью верхушки этой общины. Несправедливость должна была болезненно осознаваться, зависть "черных людей" к "вятшим" возрастать и способствовать углублению сословной розни, повышению радикализма и решительности городской плебейской массы. Накоплявшаяся энергия "черных людей" не без боярского руководства была канализирована за пределы Новгорода и сыграла важную роль в организации походов "ушкуйников".
После раздора 1342 г. в Новгороде лет восемь не было сколько-нибудь значительных всплесков социальной борьбы. Между 1342 и 345 гг. Федор Данилович уступил посадничий, пост Евстафию Дворянинцу. И тот и другой, как было уже сказано, скорее всего, принадлежали к Торговой стороне. Бесконфликтность данной посадничьей смены косвенно подтверждается отсутствием известий о ней в основных наших источниках - Новгородской 1-ой и Новгородской 4-й летописях. При смене посадников в 6853 (1345) г. городская община тоже продемонстрировала единство. Вече, собравшееся, видимо, в настолько полном составе, что решило перебраться с одной стороны на другую (на более привычное и удобное место общегородских сходов на Ярославовом дворе) "отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Валъфромеевичю". Хотя оба лидера представляли разные территориальные подразделения волховской столицы, "божиею благодатью не бысть междю ими лиха". Иначе говоря, посадничья смена 1345 г. не должна рассматриваться под углом зрения соперничества территорий. В промежутке между 1345 и 1350 гг. посадничество от Матфея Варфоломеевича перешло снова к Федору Даниловичу. Как мы знаем, они представляли на посадничестве разные стороны Новгорода, но о том, почему в указанный промежуток времени один сменил другого, остается только гадать. В 6854 (1346) г. новгородцы без противопоставления интересов отдельных районов "позвониша вече и убиша Дворяниньца посадника на веце, а ркуще, яко "в тобе волость нашю взяша".17 Перед нами законная вечевая расправа, обусловленная нешуточной по последствиям политической несдержанностью Евстафия Дворянинца (допущенной, по-видимому, до 1345 г. в бытность последнего посадником), который "лаялъ" литовского князя Ольгерда, называя его "псомъ" и, тем самым, спровоцировал литовское вторжение в Новгородскую землю.
В отличие от отмеченной выше смены посадников, посадничья смена 6858 (1350) г., когда власть от Федора Даниловича перешла к Онцифору Лукичу, явно отражала территориальное соперничество. События 1342 г. не оставили сомнений в том, что Федор Данилович был связан с Торговой стороною Новгорода, а Онцифор Лукич с Софийской. Но главное, в 1350 г. "выгониша новгородци из Новагорода Федора посадника и брата его Михаилу и Юрья и Ондреяна, а домы их разграбиша, и Прускую улицю всю пограбиша; а Федоръ и Михайло и Юрьи и Ондреянъ побегоша въ Пьсковъ, мало побывши, поихаша в Копорью".18
Последнее сообщение донесло до нас интереснейший факт, согласно которому дома Федора и Михаила, несомненно связанных с Торговой стороной, и Ондреяна, как будет ясно из истории 1388 г. с его братом Есифом, также связанного с этой стороной, находились, тем не менее, на левом берегу Волхова, на Прусской улице, где и были "разграблены" вместе со "всей" улицей. По-видимому, не теряя качеств самостоятельной территориальной общины, связанной в первую очередь с Людиным концом, Прусская улица, вместе с тем, с какого-то времени становится притягательным местом для поселения бояр - членов иных территориально-общинных корпораций. В этом сказались процессы сплочения боярства, его стремление, не порывая со своими базовыми территориями, обеспечить себе большую степень свободы от опеки традиционных структур в условиях становления крупного феодального землевладения. Однако в моменты обострений традиционной межрайонной вражды над дворами чужаков сгущались тучи. В 1350 г. из этих туч ударил град: жители Софийской стороны "пограбили" не только дворы чужаков, но и приютившую их Прусскую улицу.
План Древнего Новгорода
Погром Прусской улицы - главное указание на то, что репрессии против Федора и других явились делом рук именно Софийской стороны. Если бы гонителем Федора выступил "весь Новгород" - городская община как целое, решившая наказать чем-то провинившегося посадника, то при чем здесь была бы Прусская улица? В свою очередь, если бы силы гонителей Федора олицетворяли Торговую сторону, то летописец непременно бы рассказал о вторжении жителей правого берега через Волхов и о масштабной усобице сторон, вызванной таким вторжением. Поскольку обо всем этом ничего не говорится, в силах, громивших Прусскую улицу и изгонявших Федора, мы усматриваем жителей Софийской стороны и предполагаем, что последняя фаза событий 1350 г. не выходила за пределы левого берега, осталась внутренним делом софиян, хотя, как и предыдущая фаза (замена Федора Онцифором), в конечном счете диктовалась логикой территориального соперничества.
Новая вспышка межрайонной вражды приходится на 1359 г. «Той же весны, - читаем в летописи, - богу попустившю грех ради наших, а диаволу деиствующу, и по совету лихых людии и бысть мятежь силень в Новегороде; отъяша посадничьство у Вондреяна Захарьиница не весь город, токмо Славеньскыи конець, и даша посадничьство Селивестру Лентиеву, и створися проторжь не мала на Ярославле дворе, и еча бысть: занеже славляне в доспесе подселе бяху, и розгониша заричанъ, а они безъ доспеха были, и бояръ многых побиле и полупили, а Ивана Борисова Лихинина до смерти убили. И доспеша тогда обе стороне противу себе: Софеиская сторона хоти мьстити бещестие братьи своей, а Славеньская от живота и от головъ; и стояша три дни межю себе, уже бо славляне и мостъ переметаша. И съиха владыка Моисеи из монастыря и Олексеи, поимя съ собою анхимандрита и игумены, благослови я, рекъ: "дети, не доспейте поганымъ похвалы, а святымъ церквамъ и месту сему пустоты; не съступитеся бится". И прияша слово его, и разидошася; и взяша села Селивестрова на щитъ, а иных селъ славеньскыхъ много взяша; много же и невиноватых людии погибло тогда; и даша посадничьство Миките Матфеевичу, и тако смиришася: не попусти богъ до конца диаволу порадоватися, нь възвеличано бысть крестияньство в род и род».19
Сразу же отметим, что в процитированном рассказе, равно как в летописных сообщениях о других аналогичных событиях, территориальная вражда увязывается с оживлением языческих страстей. Поэтому в уста владыки вложены слова о "поганых", которым была бы в радость междоусобная битва.
Свергнутый в 1359 г. славлянами Андреян Захарьинич, согласно ВЛ.Янину, на посадничестве представлял Плотницкий конец.20 Но основная распря, вызванная этим свержением, разгорелась не по лини Славенский конец - Плотницкий конец, а по линии славляне – "заричане". Единственным объяснением этого странного на первый взгляд обстоятельства может служить предположение, что действия славлян не сильно задевали их правобережных соседей. Андреян Захарьинич принадлежал к числу политических деятелей, пытавшихся сидеть сразу на двух стульях. Его род был связан как с Плотницким концом, так и с Прусской улицей. В работе 1991 г. В.Л.Янин назвал Андреяна "сыном и внуком прусско-плотницких бояр и посадников". На Прусской улице у него имелся двор. Как помним, в летописном сообщении 1350 г. о погроме этой улицы среди ее пострадавших домовладельцев упомянут и Андреян. А из летописной статьи, помещенной под 1388 г., следует, что на Софийской стороне находился двор и брата Андреяна - Есифа Захарьинича, который, по наблюдениям В.Л.Янина, также представлял на посадничестве Плотницкий конец, став преемником Андреяна. Тот факт, что некоторые бояре в XIV в. заводили дворы в разных районах Новгорода, вероятно, свидетельствовал об их стремлении к приобретению большей свободы и самостоятельности от территориально-общинных корпораций, членами которых они являлись. К тому же, заводя двор в другом районе и устанавливая непосредственные связи с местной территориальной общиной, бояре ослабляли ее возможное противодействие, продиктованное духом межрайонной вражды и соперничества, своему стремлению к власти. Но оборотной стороной одновременной связи с разными общинами могло стать ослабление и боярского влияния на базовой территории. Между тем в политической поддержке рядовыми жителями этой территории бояре не переставали нуждаться. Вероятной "прусские связи" (не прерванные и после событий 1350 г.) и помешали Андреяну Захарьиничу в 1359 г. получить поддержку своего Плотницкого конца. Конечно, жители этого конца в свержении посадника непосредственно не участвовали, а "токмо Славеньскыи конець". Но они сохранили нейтралитет, а этого на первых порах оказалось достаточно. И в дальнейшем "плотники" держались в стороне от разгоравшейся усобицы. Факт их неучастия в распре зафиксирован летописной терминологией. Силу, противостоявшую софиянам на правом берегу, летописец последовательно именует не Торговой стороной, а "Славенской", а ее представителей "славлянами" ("мостъ переметаша" "славляне", а не "торговы").
Когда общегородским вечем избирался очередной посадник, это по давней новгородской традиции (против которой были направлены реформы посадничества конца XIII-XV вв.) означало, что на данном вечевом собрании победили жители той территории, которой принадлежал вновь избранный. Если победить сразу не удавалось, а предмет спора казался важным, начиналась усобица, способная принять характер настоящей войны, но обычно завершавшаяся при посредничестве владыки тем или иным компромиссом. Особенность действий славлян в 1359 г. состояла в том, что они сразу взяли высокую ноту и, еще до начала общегородского веча, просто атаковали своих потенциальных оппонентов с левого берега, находившихся на вечевой площади без оружия. Судя по летописи, славляне "подселе", т.е. напали21 на вечников Ярославова двора, уже "отняв" посадничество у Андреяна Захарьинича и "дав" его (видимо, на своем кончанском вече, не правомочном решать такие вопросы) Сильвестру Лентиеву. Участникам общегородского веча, на котором в тог момент находились преимущественно заречане, поскольку о "плотниках" ничего не говорится, было бы естественно противиться такому произволу. Поэтому их и "разгониша". Право отдельных территорий с помощью силы отстаивать свою позицию, отличную от мнения большинства, в Новгороде по большому счету никогда не оспаривалось. Но "законная", если можно так выразиться, усобица начиналась на общегородском вече и из него вырастала. Здесь же общегородского веча, по существу, не было (оно было сорвано, не начавшись), а сразу началась драка. Соответственно, не могло быть в точном смысле слова и избрания нового посадника. Поведение славлян в 1359 г. противоречило принятым в Новгороде правилам и обычаям внутригородских отношений. Поэтому летописец особо подчеркнул, что Сильвестра Лентиева сделал посадником не весь Новгород, пусть по инициативе и под давлением мной из частей, а только Славенский конец. Сильвестр Лентиев не мог рассчитывать на признание своего посадничьего статуса остальными частями Новгорода. С точки зрения новгородских традиций возмутительной представлялась и моральная сторона действий славлян. Внезапное нападение на безоружных людей, к тому же собравшихся на вечевой площади, казалось бесчестным. Отсюда донесенное летописью желание софиян "мьстити бещестие братьи своей". Если бы софияне проиграли в честной схватке, так выразиться было бы меньше оснований. Своим одиозным поступком Славенский конец поставил себя в оппозицию всему остальному Новгороду. Может быть, в этом причина, почему Плотницкий конец не поддержал славлян даже тогда, когда против них мобилизовалась ("доспеша") вся [офийская сторона. Моментом, мобилизовавшим заречан на бой, несомненно, явилось оскорбление, нанесенное "их братии" во время Неожиданного нападения славлян на Ярославов двор. Летопись об прямо говорит. Были задеты струны давней вражды сторон, способной объединять разные концы одного волховского берега. В 1359 г. Софийская сторона, испытывая жажду мести, выступила как единое целое. На Торговой стороне такого объединения, в силу разных причин. на этот раз не произошло. Славенский конец оказался один на один со всею Софийской стороной. Софияне поднялись, желая отмщения, а славляне, за свои имущества и жизни. Так мы трактуем летописное выражение: "И доспеша тогда обе стороне противу себе: Софеиская сторона хоти мьстити бещестие братьи своеи, а Славеньская от живота и от голов".22
Подоплеку событий 1359 г., вероятно, во многом определял эмоциональный фактор - неприятие славлянами Андреяна Захарьинича как личности. В средневековом Новгороде обвинения политических деятелей чисто эмоционального характера типа: "не хотим тебя, коли не уйдешь, пойдем и прогоним" (хотя объект нелюбви уже принял все условия своих гонителей), были в порядке вещей. Поскольку "избрание" Сильвестра Лентиева не являлось законным, и никогда бы не получило признание других районов Новгорода, делаем вывод, оно и не являлось главной целью славлян. Нельзя было всерьез считывать на овладение посадничьей должностью таким путем. Одна из самоуправляющихся частей Новгорода - субъект Новгородского "союзного государства" - ставить на это не могла. При всем "силовом" характере данного государства, Славенский конец был не в состоянии долгое время столь радикально противопоставлять себя другим частям Новгорода. Думается, целью славлян было не столько утвердить своего кандидата на посадничестве, сколько свергнуть чем-то вызвавшего их антипатии Андреяна. Названной цели славляне добились. После трехдневного противостояния, содержанием компромисса, достигнутого при традиционном в таких случаях посредничестве владыки, явилось отрешение Андреяна Захарьинича от посадничьей должности. Посадничество получил неревский 23 боярин Микита Матфеевич. Н.И.Костомаров, на наш взгляд, верно уловил смысл достигнутого компромисса, ставшего условием примирения и завершившего усобицу: не Сильвестр, но и не Андреян.24
Между 1359 и 1384 гг. летописи ничего не сообщают о внутренней борьбе в Новгороде. Зимой 6892 (1384/1385) г. она разгорелась в привычном обличье территориального соперничества. В том году князь Патрикий, на которого жаловался ряд новгородских пригородов, какими-то обещаниями (о чем узнаем из наиболее пространного сообщения Н4Л) смог заручиться поддержкой Славенского конца: "подня посоуломъ Славеньским конецъ, и смоути Новъгородъ".25 В течение двух недель противостояли друг другу два веча: одно славенское - на Ярославовом дворе, "и на сеи стороне три конци другое... оу святеи Софеи". Перед нами очевидное размежевание сил по территориальному принципу. На правом берегу, как и в событиях 1359 г., Славенский конец снова действовал один, без Плотницкого конца. Признаки борьбы сторон в событиях 6892 г. не наблюдаются, но кончанская распря налицо.
Плотничанин тысяцкий Есиф вместе с именитыми соседями пробовал посредничать ("ходи" на Софийскую сторону "въ вече, Плотничани и добрыи люди"). Славляне, по-видимому, углядели в этом что-то недружественное. Они со своего веча "оудариша" на двор тысяцкого, но "Плотничане тысячкого Есифа не выдаша, и биша грабежниковъ и полупиша". Стычка со славлянами подтолкнула Плотницкий конец к переговорам о союзе с концами Софийской стороны. "И бысть на мясопоустнои недели, вторник, февраля 9, доспеша 3 конци. Неревьскии, Загородскии, Людинъ, на Славеньскии конець, и стояше оу святей Софьи на вечи, всякии въ оружии, аки на рать, отъ обедая до вечернии; и Плотиньскои конецъ съслався послы с треми конци, на Славлянъ хотеша ити". Но совместное выступление сорвалось. Утром следующего дня "не потягнуша Плотничани на Славлянъ с треми конци". Выступить против жителей своей же стороны им было намного труднее, чем софиянам. Наступило отрезвление. Вскоре здравый смысл победил в общегородском масштабе. Путем компромисса удалось примириться всем участникам событий. "И по оусобнои той рати поидоша вся 5 концевъ во одиначество: отняша тыи городи оу князя, адаша ему Русоу да Ладогу, а Норовьскии берегъ, и грамоту списаша съ княземь и запечаташа на вечи на Ярославли дворе".26
Если в 1359 г. Плотницкий конец соблюдал нейтралитет во внутригородской борьбе, а в 1385 г. оказался вовлеченным в нее как бы поневоле, то в событиях 6896 (1388) г. он с самого начала явился активным участником разгоревшейся усобицы. Октябрьской ночью того года, 26 числа, "въздвижеся угъ ветръ, и внесе лед Вълхово изъ озера, и вышибе из Великаго мосту 9 городень". На примере происшествия 1335 г. мы уже предполагали, что такие действия стихии могли иметь отношение к пробуждению языческих настроений. Во всяком случае, в 1388 г. сразу после порчи моста разгорелась усобица. Разрушение же моста летописец интерпретировал как нежелание Бога "видети кровопролитья промежи братии наважениемь диаволим", что в свою очередь косвенно указывает на языческую составляющую последовавших затем событий. "...Въсташа 3 конце Софеискои стороне на посадника Есифа Захарьинича, - повествует летопись, - и звонивше веце у святей Софеи, и поидоша на дворъ его, акы рать силная, всякыи во оружьи, и взяша домъ его, и хоромы розвезоша; а Есифъ посадникъ бежа за реку вь Плотничьскыи конець. И въста за него Торговая сторона вся, и начаша людии лупити, а перевозниковъ бити от берега, а суды сечи, и тако быша безъ мира по 2 недели, и потомъ снидошася в любовь; и Каша посадничьство Василью Евановичю".27
Есиф Захарьинич, как и его брат Андреян Захарьинич, был на посадничестве представителем Плотницкого конца. 28 Это главным образом подтверждается тем, что именно в данный район Новгорода Есиф бежал в трудную минуту и именно там обрел поддержку. В то же время , на левом берегу Волхова, вероятно, на Прусской улице у Есифа Захарьинича, как и у его брата, имелся двор. Однако, если в 1359 г. жители Плотницкого конца не поддержали своего боярина "полупрушанина", то в 1388 г. они поступили иначе. В отличие от событий 1359 г. в 1388 г. силы, выступившие против посадника, представляли другой берег Волхова, что сразу выделило в начавшейся смуте мотив традиционной вражды сторон, а ее энергетический потенциал превосходил потенциал разногласий между концами одной половины города. К тому же, стоявший на Софийской стороне дом Есифа не только "взяша", но еще и "хоромы розвезоша". Значит, софияне не ограничились "грабежом" есифова двора, являвшимся формой наказания по вечевому постановлению, но и полностью разнесли, разрушили29 строения. Это уже свидетельствовало о нежелании рядовых жителей Софийской стороны видеть в своей части города дворы чужаков - представителей Торговой стороны. В аспекте традиционного мировоззрения, в своих основах восходившего к языческим временам, дом и двор человека считались целым миром, вместилищем духов, сакральных сил.30 Эти силы казались потенциально опасными для членов иных общин, как и сам чужак рисовался потенциальным недругом. Это верование оживлялось в народном сознании в моменты обострения межобщинных противоречий. Оно, вероятно, и служит объяснением, почему софияне не ограничились изгнанием провинившихся чужаков со своей территории и обыкновенным наказательным "грабежом" их дворов, но и разнесли в пух и прах "вредоносные" "хоромы". Кстати, слово "хоромы" означало не только жилой дом, но и другие строения на дворе. 31 Иначе говоря, подлежало уничтожению все, что относилось к чуждому миру и в чем усматривали опасность для окружающих. Таким образом, мы на протяжении десятилетий (1350-1388) наблюдаем попытки софиян избавиться от чужаков на своей территории.
Когда бежавший за реку Есиф поведал своим кончанам о пережитых им злоключениях, о том, что его не только неправомерно, вне общегородского веча, лишили посадничества и пограбили, но и как чужака вовсе изгнали с левого берега, родной Плотницкий конец не мог отказать ему в защите, и вся Торговая сторона в целом. Две недели длилась усобица. К сожалению, непросто ответить на вопрос, какую территорию представлял на посадничестве Василий Иванович, ставший посадником в замирившемся городе. Его считали и представителем Неревского конца, и принадлежавшим к "прусскому или прусско-плотницкому боярству".32 Но, конечно, и без точного определения территориальной базы Василия Ивановича не подлежит сомнению тот итоговый вывод, что новгородские волнения 1388 г. с самого своего начала и до конца протекали в русле традиционной вражды и соперничества древних половин города.
Следующий случай внутренней борьбы в Новгороде придется уж на 1418 г. Снова Софийская и Торговая стороны встанут друг против друга. Но "усобная рать" 1418 г. заслуживает отдельного рассмотрения.33 Резюмируя же события XIV в., отметим, что на протяжении данного периода рубежи внутригородских раздоров в первую очередь, как и в XII-XIII вв., разделяли жителей разных территориальных подразделений Новгорода. Вместе с тем со второй половины XIII наблюдается отчетливый рост социальной и политической активности новгородского плебса - "меньших", "простой чади", "черных людей". Объединяясь по сословному признаку, "черные люди" осуществляли самостоятельные политические акции, шедшие вразрез как с принципами традиционного вечевого правопорядка, так и с позицией социальных верхов Новгорода. Кроме того, выходцы из плебейских кругов устраивали несанкционированные законным общегородским вечем грабежи имущества новгородцев во время пожаров. Кульминация сословной розни связана с событиями 1342 г. В дальнейшем она явно идет на спад. Всю вторую половину XIV в. мы о ней ничего не слышим. Всплеск социальной энергии "черных людей", питавшей их "крамольные" действия внутри Новгорода, и, с 20-х годов XIV в., движение "ушкуйников", к рубежу XIV и XV столетий выравнивается, натолкнувшись на стабилизацию новгородского общества и государства. Существо и характер этой стабилизации предполагают специальное исследование. 34 Обращает на себя внимание роль элементов языческого сознания в развитии внутренних коллизий в Новгороде XIV в. Языческое в своей основе понимание пожаров и стихийных бедствий, отношение к представителям соседних общин, традиции вражды и соперничества придавали социальной борьбе на берегах Волхова черты выраженного своеобразия.
1 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее - H1Л). М.; Л, 1950. С.355. - О социальной борьбе в Новгороде в начале XIV в. и, в частности, о грабежах во время пожаров, связанных, как мы полагаем, с языческим в своей основе пониманием стихийных бедствий см.: Петров А.В. Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине XIV в. //Средневековая Русь. Сб.статей, поев.65-летию со дня рождения проф.Р.Г.Скрынникова. СПб., 1995.
2 H1Л. С.355-356; Новгородская четвертая летопись (далее - H4Л) // ПСРЛ. T.IV. 4.1. Вып.1. Пг., 1915. С.271.
3 H1Л. С.356; Н4Л. С.271-272.
4 Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII-XIII вв.: Автореф.канд.дис. Л., 1990.
5 Янин В.Л. Новгородские посадники. М.. 1962. С.182. - Позднее В.Л.Янин изменил свою точку зрения (Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв. М., 1991. С.22), но нам кажется, что мнение о Федоре Даниловиче как о представителе одного из концов Торговой стороны в наибольшей степени согласуется с показаниями летописи.
6 Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С.12.
7 Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв. С.23.
8 Н1Л. С.355-356: Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 182.
9 Н1Л. С.358. - Об Евстафии Дворянинце как о представителе Торговой стороны см : Янин В.Л. Новгородские посадники. С.186 и др. (ср.: Янин В.Л. Новгородские акты XI1-XV вв. С.23).
10 Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. Т.2. СПб., 1863. С.111-112; Рожков Н.А. Политические партии в Великом Новгороде XII-XV веков //Рожков Н.А. Из русской истории: Очерки и статьи. Т.1. Пг., 1923. С.153; Янин В.Л. Новгородские посадники. С.186; Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л.. 1961. С.32-33.
11 О традиции вражды и соперничества см.: Петров А.В. 1) Социально- политическая борьба в Новгороде XII-XIII вв. С.3-7 и сл.; 2) Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода //Историческое познание: традиции и новации /Под ред. В.В.Иванова и В.В.Пузанова. Ижевск, 1993. 4.1. С.182-184.
12 О первых примерах сословных столкновений см.: Петров А.В. О борьбе "старейших" с "меньшими" и выступлениях "крамольников" в Новгороде второй половины XIII в. //Вестн. Ленингр.ун-та. 1991. Сер.2. Вып.1. С.20-27.
13 Бернадский В.Н. Новгород... С.36.
14 О походах "ушкуйников" сообщают многие летописи. Например, см.: Н1Щ С.351. 355-356, 369; Московский летописный свод конца XV в. //ПСРЛ. T.XXV. М..;Л., 1949. С.181. 183, 186. 189, 191-192, 201,219, 239: Рогожский летописец//Там же.Т.ХV. Пг.. 1922. Стб. 69. 81, 97, 106, 113-114, 138, 160-161; Летопись Авраамки // Там Л Т.XVI. СПб., 1889. Стб. 92, 101-102. - Обзор летописных свидетельств об "ушкуйниках" см.: Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства... С.119-124; Бернадский В.Н. Новгород... С.39-45.
15 Н1Л. С.369: Н4Л. С.292.
16 Бернадский В.Н. Новгород... С.48.
17 H1Л. С.358-359; Н4Л. С.276.
18 Н1Л. С.362; Н4Л.С.280.
19 Н1Л. С.365-366; Н4Л. С.288.
20 Янин В.Л. Новгородские посадники. С.203 (ср.: Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв. С.27).
21 Срезневский И.И. Материалы для Словаря древнерусского языка. Т.2. СПб., 1895. Стб.1070.
22 H1Л. С.366; Н4Л. С.288. Ср.: Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства... С.115. - В работе 1962 г. В.Л.Янин, исходя из своей интерпретации предыдущих событий, иначе понимает процитированное место летописи: Янин BJI Новгородские посадники. С.202.
23 Янин В.Л. Новгородские акты XII-XV вв. С.28.
24 Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства... С.116.
25 "Подъя", "подня" - значит "поднял", "возбудил" (Срезневский И.И. Материалы... Т.2. Стб. 1073).
26 Н4Л. С.339-341; Н1Л. С.379.
27 Н1Л. С.382; Н4Л.С.350.
28 Янин В.Л. 1) Новгородские посадники. С.215; 2) Новгородские акты XII-XV вв. С.36.
29 Срезневский И.И. Материалы... Т.З. Стб.148.
30 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987. С.460-517.
31Срезневский И.И. Материалы... Т.З. Стб. 1387.
32 Янин В.Л. 1) Новгородские посадники. С.212; 2) Новгородские акты XII-XV вв. С.27, 30.
33 Петров А.В. "Оусобица бысть в Новегороде, и смири владыка Семионъ"(о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестн. СП6ГУ.1995. Сер.2. Вып.1. С.9-25.
34 Предварительные замечания см.: Петров А.В. 1) К изучению эволюции политического строя Новгорода XII-XV веков //Петербургские чтения: Петербург и Россия / Отв.ред. Т.А.Славина. СПб., 1994; 2) Марфа Борецкая // Вопросы истории. 1994. N 12.
Просмотров: 8337
Источник: Петров А.В. Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV в. // Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей к 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. СПб.: 1996. С.307-322
statehistory.ru в ЖЖ:
