Фронтовые письма военного химика Николая Шилова, 1917 г.
Николай Александрович Шилов в форме военного чиновника в чине статского советника. По армейски — между полковником и ген.-майором.
Отрывки из фронтовых писем Н.А. Шилова
1 января 1917 года.
Сейчас вернулся из Штаба, где в большой зале Дворянского Собрания была Торжественная встреча Нового Года. Был и главнокомандующий [Эверт], который обходя всех с бокалом, сказал мне несколько действительно милых и теплых слов. Вообще все были со мной ужасно любезны, скажу прямо – ласковы. Точно хотели загладить то непростительное хамство, которое со мной учинил Земсоюз.
Генерал Квартирмейстер и его неуемный alter ego (теперь тоже генерал) вспомнил о тебе и просил тебе передать поздравления.
Подводя итоги года, прямо еще не могу всего переварить: так много пережито и испытано. Сделан, правда, непочатый угол. И теперь под самый конец года меня особенно побаловала судьба: мне удалось напасть на верную мысль, касающуюся маски Зелинского, и чисто научно схватить то, что не видели другие. Мысль эта вполне подтвердилась на опытах и заставляет и практически многое перестроить и переделать. Она дает теоретическую основу и оправдывает многое, что было непонятно и сомнительно
К счастью, мои сотрудники оказались на высоте: особенно Лид(ия) Карл(овна) и Гаврилов. Их прямо захватил интерес к делу. Напротив Церевитинов тут оказался слабоват: насколько он был хорош для рядовой, скучной работы, настолько теперь отстает от общего тона.
Мы торопимся во всю, чтобы закончить главные черты до 7-го января, когда предстоит очередное собрание протвогазных деятелей. Нельзя не понять всей важности вопроса, над которым я сейчас работаю, и это будет хорошим ответом Земхамам.
Вопрос, над которым мы работаем, наполовину научный и я уверен, что из него удастся сделать серьезную теоретическую работу. Может быть диссертацию.
Январь — Февраль.
На днях вышел официальный приказ Главнокомандующего о записи всех нас: меня, Гаврилова и Церевитинова в военное ведомство. Это сделано главным образом для Гаврилова и Церевитинова, чтобы дать им право государственной службы. Для меня это ковер лишь получше подстлать, но зато я буду более связан в смысле возможности отставки должности до окончания войны.
За этот год судьба бросает меня из стороны в сторону. Бывали всякие неожиданности – приятные и неприятные – я к ним привык. Однако я никогда не думал, что бы чисто военная, безусловно практическая и жизненная задача привела меня к отвлеченно научным вопросам значительного теоретического интереса. Для меня безусловно верящего и любящего науку, а теперь увлеченно отдавшимся задачам момента – это счастие, доставшееся мне на долю, есть улыбка судьбы. Пусть она пришла случайно, но я думаю, что я ее все-таки заслужил.
Как бывает всегда в экспериментальной работе, первые наблюдения обязаны удачным условиям опыта – в этом конечно много сыграл случай. Но уже первый опыт дал толчок мысли и дальнейшее пошло сознательно.
Теперь когда основная мысль уже облупилась и вскрыта, трудно понять: как она никому не приходила в голову раньше? Все кому не разскажещь, говорят: «да ведь это ясно как апельсин и не может быть иным ». А между тем попорчено много крови, пролито слез, еще больше выпущено желчи и яду, затрачено миллионы денег. И все это на неверном основании, хотя результат не вполне, но в значительной степени, чисто опытным путем, вертелся недалеко от цели. Придется однако многое переделать, изменить и перестроить.
Ты можешь себе конечно представить, насколько меня сейчас захватила работа и как она меня удовлетворяет. Каждый день, каждый час, каждая минута отдана сознательной или безсознательной работе мысли.
[7-го предстоит собрание противогазников. Там сделаю первый публичный доклад, хотя это не в коня корм. Один Кирсанов поймет и оценит. Позже придется конечно доложить в Ставке и в Петрограде. Но это когда все получится точнее. В Армию сейчас не собираюсь.
… живу очень регулярно и правильно. Ночую в гостинице, пью кофе у Эжена, еду в вагоны. В два часа обед у полк. Смысловского (берем в Штабе), потом опять работа в вагоне. Часов в 10 ужин в С. или Е. (теперь здесь стало недурно и премило играют две еврейки – скрипачка и виолончелистка). Вот и весь день.
Несмотря на то что весь поглощен работой, не думай, что забываю о всех Вас. Очень бы хотелось иногда взглянуть одним глазком, посидеть вместе минуточку, помучить и потискать Маришку, а потом опять бы за дело.
В Штабе очень любезны. Это много облегчает работу. Настроение хорошее и деятельное. Я сам поеду с отрядом, один из которых будет работать совсем впереди, вблизи боев.
Из отчета ЗемСоюза за 1917 г.
13 марта 1917 г.
Вчера было интересное впечатление: состоялось совместное собрание солдат с офицерами для урегулирования взаимных отношений. В большом зале Дворянского Собрания (где столовая штаба фронта) набралось человек 800 – 1000. Свободно говорили и солдаты, и офицеры. Как всегда было и переливание из пустого в порожнее, но общий тон деловой и серьезный. Характер заседания, но не митинга. По-видимому дело может наладиться и войти в прочную колею. Уже сам факт такого собрания и его возможности – чрезвычайно знаменательны. Прямо нам не верилось в реальность происходящего.
18/III 1917
.......................
Ты конечно знаешь, что к нам назначен Гурко — муж Эмилии Николаевны, бывшей Комаровской, приятельницы Устиновой. Пожалуй встретимся с ней здесь. Два раза я был в армии у Гурко, но оба раза не видел ни ее, ни его.
Письмо твое получил, спасибо. Сам пишу через денек.
Целую, НШ
04 декабря (21 ноября) 1916 года. Газета "Петроградский Листок"
Изобретение сестры милосердия
В перевязочном отряде N-ой дивизии введен походный складной умывальник, заготовленный по указаниям сестры милосердия Э.Н.Гурко. Ознакомившись с этим удобным для перевязочных и передовых отрядов прибором, главноуполномоченный Кр.Креста северного района предложил подведомственным ему лечебным заведениям района воспользоваться им. Прилагая чертеж и описание этого умывальника, главноуполномоченный указывает, как этот умывальник заготовить собственными средствами. Умывальник в разобранном виде помещается в специальный ящик. Преимущество его: простота конструкции, легкая замена частей, то обстоятельство, что все необходимые для мытья рук жидкости соединены на одном приборе и затем благодаря педалям соблюдается экономия в персонале и удовлетворяются требования асептики.
Э.Н. Гурко/Комаровская/Мартынова. Дочь Н. Мартынова, стрелявшего М.Ю. Лермонтова.
22/III 1917 г.
Дорогая Веруша,
У меня важные события. Третьего дня и вчера были важные совещания. Много разговоров бестолочи. Масса ненужности. Но в результате я оказался выбранным руководителем противогазового дела В.З.С. на Юго-Западном фронте. Отказываться я не считал себя в праве. Теперь дело за моим начальством. Раз мы сговоримся и меня отпустят, то мне придется переиначивать и начать новое организационное дело. Этого я не боюсь и работе даже рад. Последнее время атмосфера вокруг меня сгустилась, было масса личных интриг и неприятностей. Мне даже приятно переменить климат. Да и дело важное, нужное, интересное и (надеюсь) по плечу.
24/III 1917 г.
Дорогая Веруша,
Вчера закончился съезд. Много было волнений, споров, крику, шуму, бестолочи, раздражений, взаимного непонимания, самолюб. мелочности... И слова, слова, слова — без конца. Одного только было мало — толку.
К счастью для меня и для дела удалось найти поддержку в представителях двух других фронтов и хоть немного осадить московских гастролеров, приезжающих из тыла и с налету судящих, рядящих и орудующих. Нравственную поддержку я нашел в единомыслии с военными организациями, а также в лицах, работающих на местах, по крайней мере, тех, кто успел или ... полюбить работу по фронту. Я хоть немного почувствовал почву под ногами; хотя бы только здесь на фронте, но уже и то было приятно. Знаю, что в тылу мне это не простят и постараются выплатить сторицей. Однако удалось-таки сломить Кирсановское упорство и провести мое избрание в руководители Юго-Зап. фронта.
На днях получил еще одну приятную компенсацию за ту травлю, которой меня подвергали последнее время. С Румынского фронта прислали нарочного с запросом о моем заключении по одному делу, связанном с моими работами. Не смотря на то, что там есть своя лаборатория и им было ближе обратиться на Юго-зап. фронт.
Кроме тог, другое удовольствие: мое заключение по одному прежнему вопросу признано в Ставке и сообщено циркулярно в армии с ссылкой именно на нашу лабораторию, а не на Петроград или Москву. Вот небось там злятся.
На днях я еду в Петроград на съезд фронтовых химиков. Я не жду больших неприятностей, ...будут там в достаточной мере разбавлены и концентрация их не будет слишком велика. Едет полковник Смысловский. Из моей лаборатории также Гаврилов и Лид. Карл. Оттуда надеюсь попасть на денек - два в Москву. Но задерживаться не придется, так как заехав в Минск, отправлюсь в ... поездку на Юго-Западный фронт. Она обещает много интересного. Я надеюсь, что живое дело даст мне возможность отдохнуть душой и выйти из того внутреннего настроения, о котором ты правильно пишешь.
Маленький штрих: несколько человек, работу которых я ценю, уже сказали мне, что хотели бы ехать со мной. Мне это было очень приятно.
Общее настроение у нас спокойное и нет даже отголоска тыловых событий. Другой мир, другие люди, другое миросозерцание.
Целую тебя и детей. НШ
25/III 1917 г.
Дорогая Веруша,
Вчера получил наконец сразу 2 письма от тебя. Письма стали приходить что-то не регулярно и неравномерно: то густо, то пусто.
У нас чудная, весенняя, аэропланная погода. К сожалению мы стоим в мастерских — грязно, тесно и нельзя тронуться никуда.
Работа идет очень интенсивно. На днях еще раз убедился в пользе нашей лаборатории. Она правда налажена образцово. Вот только необходимо хоть немножко передохнуть.
Целую тебя и детишек. НШ.
Апрель 1917 г.
Вчера в торжественной обстановке был представлен главе Штаба и новому Главнокомандуещему. Меня он узнал по фамилии и был чрезвычайно любезен. Зато полковнику пришлось выслушать несколько горьких слов по поводу ... сидения в Минске и пускания газов издали. Поделом! Помощник его опять уехал на две недели в отпуск. Смотрят на дело, как на синекуру. Вместо живой работы — казенщина и отбывание номера. А другим не дают работать и душит инициативу и идею. Да еще подкармливают негодяев.
В.И. Гурко был командующим войсками Западного фронта с 31 марта до мая 1917 года.
11/V 17
Пишу тебе с другого конца России, куда приехал только сегодня. Здесь первые впечатления очень приятные. Город лежит замечательно красиво, среди садов, пересечен живописной балкой. Все уже в зелени и чувствуется дыхание благодатное юга. Завтра сюда ждут Керенского. Готовится торжественная встреча. Хотя это меня задержит на лишний денек, но я не жалею: интересно посмотреть и послушать.
Сегодня обедал в офицерской столовой. Очень интересное впечатление. Напомнило мне мои первые шаги, мои медовые дни военной деятельности. Когда все было внове, все занимало. Как жаль, что ¾ сил, доброй воли и энергии ушли не на дело, но на борьбу с интригой, сплетней и злопыхательством. Si la jeunesse savait, si la vieillesse pouvait! [Если б молодость знала, если б старость могла.]
Май 1917 г.
Живу особой жизнью – деятельной и походной. Ночую на походной кровати. Утром в 7 часов – уже на ногах и к 8 подают лошадь. Я поселился по разным причинам в штабе корпуса верстах в 15 от того места, где проводятся опыты. Приходится каждый день туда и назад ехать верхом: другого способа сообщения в здешней местности и в весеннее время не существует. Уже несколько времени стоят светлые, радостные весенние дни и ясные звездные ночи. Хорошо сейчас в природе и приятно быть на ней близко. Хорошо ехать утром по холодку, поют жаворонки, кое –где чуть-чуть трогается травка, везде веселые вешние воды. Едем вдвоем с моим ординарцем – казаком Романом. В былое время он, конечно, с удовольствием вытянул бы меня – в числе других – нагайкой; сейчас ему, очевидно, дан строгий наказ: «Смотри, если что случится с профессором – на две недели под ружье». Поэтому он ко мне трогательно внимателен, смотрит как за малым младенцем. Едем не спеша, беседуем и философствуем. И на него действует красота и радость весеннего утра. Часа через полтора – на месте.
Опыт где-нибудь в сосновом лесу, где, несмотря на нас и наше дело, пахнет землей и смолой. Работа обыкновенно уже кипит, она налажена безукоризненно, с отчетливостью хорошего механизма. Это благодаря нашему накопившемуся опыту, благодаря сознательному отношению военных и благодаря толковой распорядительности Федотова. Заканчивает одна рота и вдали слышна музыка - на смену ей идет другая. Здесь нас угощают музыкой, роты идут, как на параде. Это …… и подбадривает Работа идет непрерывно – с 8 до 12 и от 3 до 7. С 12 до 3 – отдых и обед где-нибудь в ближайшем штабе. Наша молодежь отдыхает, болтает со штабными, слушает граммофон. А мы с Федотовым идем гулять в поле или в лес. Уж очень хорошо сейчас и мы оба чувствуем природу по одинаковому. Вообще при ближайшем знакомстве Федотов еще выиграл: это Петр Каратаев – та же ясность и простота мировоззрения, та же чуткость, помимо ума, – нутром. Он удивительно напоминает мне Мих. Ал. [Великий князь Михаил Александрович], даже взгляд тот же.
Великий князь Михаил Александрович на испытаниях прибора Шилова на химполигоне близ Петрограда 24 октября 1915 г. Фото Шилова.
Присядем где-нибудь на пенечке и философствуем. Кругом такое мирное, созидательное дело природы, не верится в возможность разрушительного дела людей. Но они дают себя знать – слышны чуждые природе звуки разрывов и выстрелов. Иногда слышится равномерное жужжание, поищешь в небе и где-нибудь найдешь маленькую, быстро двигающуюся стрекозу. Высоко-высоко. Летит смело, парит плавно, реет в голубом эфире. Положительно нельзя поверить, что там сидят двое и несут с собой злобу и разрушение, не зная даже, кому они ее посылают. Пролетит стрекоза, замолкнут орудия и опять слышны мирные звуки: дятел стучит часто-часто, без умолку кричат грачи, перекликаются пичуги. Правда, здесь вблизи от роковой черты находит более умиротворенное настроение, чем в тылу в Москве, где люди более ожесточены и раздражены. Тут невольно думаешь, что в такой день, среди такого весеннего праздника нет места ненависти – надо скорее забить дула пушек и ружей и принять участие в общей радости жизни.
Часов в 5 – 6 еду опять верхом домой. Это возвращение еще большее наслаждение, чем прогулка утром. Видишь торжественную смену дня и ночи. Дивные запахи с безграничной игрой цветов, которые повторяются в тысяче озерков, прудиков и лужиц. Все это блестит и переливается. Постепенно густеют краски, зажигаются звезды, загораются огоньки тихонько, незаметно заволакивает дымка; как будто тайну свою скрывает природа от суетных глаз. Едем молча, не спеша, только копыта позвякивают по влажном воздухе.
Из отчета ЗемСоюза на 1 июля 1917 г.
Днем добрались до Станиславова. Город пострадал сравнительно мало. Чистый, уютный городок на ровном берегу Быстрицы. Расспросив кое-кого решили в тот же день ехать дальше на поезде. Дорога была очень интересна: шоссе все запружено повозками, артиллерией, обозами. Чувствуется близость и притом не позиционного, но полевого характера. Проезжать приходилось мимо прежних наших позиций и немецких окопов взятых за несколько дней. Мы их осмотрели на следующий день подробно. Нашли много интересного материала. Но маски конечно только известных нам образцов.
Окопы устроены очень комфортно. Умно. Дельно. Уютно. Чисто. Доехали мы до крайней деревни перед линией расположения войск версты за 11/2. Накануне был жестокий обстрел этой деревни и житель, с которым мы познакомились еще весь под впечатлением этого эпизода – весь нервный и дрожит – не от трусости, а от того что видел. В этот вечер обошлось спокойно – постреливали немного и не близко. Мы тем не менее предпочли вернуться ночевать в Станиславов, в отличный отель со всеми удобствами. На следующий день утро провели в немецких окопах, а потом поездом в Галич. Дорога туда очень живописна, идет по высокому плато. Но на войне в этом есть минусы. Нас предупреждали, что она под обстрелом. И действительно: только выехали на открытое место – начали пускать по нас шрапнели. Лупили мы вовсю и опасности большой не было, но обстреливали они довольно долго, стреляли через наши головы когда мы были в Галиче и этим немного пощекотали нервы: не особенно приятно слышать жужжание и разрывы.
Галич… Этого рассказать нельзя, Такого кошмара я не видел еще и не представлял себе. Был цветущий, мирный городок. Весь в зелени, на отрогах лесистых холмов, на берегу Днестра с открытым широким горизонтом в долину. Теперь нет Галича. Есть груды камней.
Кое где как гнилые зубы торчат трубы. Кое где обломки стен. Каким-то чудом среди куч мусора и кирпичей уцелел костел. Он еще более делает картину зловещей. Мост исковеркан и поломан, как спутанная проволока. В городе ни души. Он между линиями противников и не занят ни теми, ни другими. При нас там было два три разведчика и пост солдат, поставленный охранять склад какого-то старого шанцевого инструмента. Не из-за опасности, но из-за ужасного гнетущего впечатления мы не могли оставаться дольше получаса. Побродили по грудам, поговорили с солдатиками и поехали обратно. К этому времени обстрел прекратили и мы благополучно проскочили в Станиславов.
Вся эта дорога – сплошной ужас. Цветущие деревни, сады превращены в груды и щепы. Вместо уютных хат чуждые естественным условиям блиндажи, землянки. Вся местность изрыта нашими и немецкими ходами, окопами, воронками от снарядов. Мосты поломаны, дороги исковерканы и перекопаны, на телеграфных столбах висят космы оборванной проволоки. Все поля усеяны всякой всячиной. Все то, что осталось как следы ненужного дела – разрушительного, жестокого. Обратный наш путь прошел под немолчный гул канонады. Он видно снова завязался – бой.
20/VII 17 Черновцы
Как окончательно пойдет здесь дело, еще трудно судить. Здесь вообще дела хуже чем на нашем фронте (по крайней мере в этой армии) – отсутствие дисциплины и развал полные. Все зависит не столько от начальства, сколько от разных комитетов. Мне например тут дали 10 человек солдат – мастеровых, а Полковой Комитет отказал: «если хотят лодырничать, пускай идут в окопы». Как будто сами они делают что-нибудь кроме митингов, демонстраций, галдежу и т. подобн. Вчера весь день у меня пропал: была демонстрация по поводу окончания войны: ходили, пели, галдели.
Несмотря на столь плачевное отношение, мне кажется, что починочная мастерская наладится и пойдет. Кроме того на мне несомненно останется вся химическая лаборатория.
14/VIII 1917 г.
Я здоров. Доехали благополучно — добрался на вокзал на извозчике за 11 рублей. впрочем на квартире ждал меня наш бывший полотер Прокофий Шустов, которого прислал мне Баринов. Хорошо, что я не взял Вашего колченогого солдата.
Здесь нашел много такого, что дает мне нравственное право не раздумаваясь просить об отставке. Я уже говорил об этом со Смысловским и по-видимому серьезных возражений не будет. Это только вопрос времени. Целую НШ.
(29 июля)
У нас здесь целый ряд новостей и неожиданностей. Все дело переходит в Военное Ведомство. В связи с этим на днях еду на позиции. А потом может быть придется побывать и в Москве на несколько деньков. Говорил с Генералами. В Сентябре и Октябре меня отпустят читать лекции и вообще для педагогических дел. Придется проехать и на Ю.З. фронт. Как видишь масса дел и перспектив.
Карта из атласа Маркса с пометами Шилова.
17 августа 1917 г.
Приехав в Минск, застал здесь многое такое, что было очень неприятно и не корректно. Должен был выдержать борьбу на два фронта… Однако все это дает мне, безусловно, внутреннее право просить об отставке. А ведь главное, что мой... это было именно сознание внутреннее, сознание пользы для дела. Теперь при создавшейся обстановке вряд ли мой труд может быть продолжен и вряд ли я могу отдаться ему с порывом и верой. Когда-то я уходил из Земсоюза потому, что его дельцы казались мне мелкими и не идейными. Я идеализировал военную среду на основании впечатлений, полученных, с одной стороны, на позициях, с другой – в кабинете Генерал-квартирмейстера в Штабе Главнокомандующего. Самый верх и самый низ. Середины я тогда не знал. Теперь с огорчением вижу, что она не лучше, чем в Земсоюзе, но даже хуже. Людей нет ни там, ни здесь. Нигде. Есть банда, думающая только о себе, о кармане, о покое и благополучии. Работать не стоит и нельзя с ними.
17 августа 1917 года, в обстановке смены командования, неразберихи и пр., Шилов пишет в своей записной книжке: «Чувствую себя лишним, решил уходить в отставку".
18 августа 1917 г.
Вчера окончательно решен вопрос о моей отставке в принципиальном смысле: Генерал в принципе ее принял. В былое время … меня заставили бы остаться на посту, но теперь – не стоит. Apris noi le deluge! [После меня хоть потоп!]
Сегодня читаю лекцию офицерам. Читаю в бараке походной лаборатории, устроенной для меня . Это моя лебединая песня. Я чувствую, что это придает моей лекции особенный оттенок. Я сам перед собой даю отчет и подвожу итоги. Баланс получается внушительный и внутреннее сознание говорит мне, что он сводится без дефицита. Надо, впрочем сказать, что внешнего конфликта у меня с начальством нет, меня просят сохранить идейную связь и продолжать консультационную роль. Но это, конечно, не то, что непосредственное участие в деле, с его горем и радостью.
(21 авг)
Вчера официально подал рапорт об отставке. Думаю, что дело пойдет, т.к. Смысловский ее принял и ей доволен в душе. Хотя уже возникли формальные затруднения и препятствия.
Во всяком случае в конце Августа еду на Ю.З. фронт. Со мной едут мои студенты, которые работали здесь летом. Весело будет. Оттуда я вернусь в Минск и к этому времени все выяснится. Во всяком случае приеду в Москву надолго читать лекции, а может быть совсем.
Сегодня у меня будет гость — Фроссар. Он здесь.
Фроссар нашелся в книжке Газовая война Каратыгин П. — Издание Военно-Редакционного Совета У.В.О , 1923
Только сегодня послал тебе открытку, а теперь все изменилось: должен ехать с Фроссаром на позиции. Это, конечно, задержит мой отъезд на Юго-Западный фронт. Фроссар был у меня, очень интересовался, очень был мил и любезен. Мне приятно было ему все показать и рассказать — ему и его 2-м спутникам — французам.
27 августа 1917 г.
Отъезды Штаба, события, настроения в армии, которые я видел, – все это создает чрезвычайно тревожную обстановку. Стыдно быть русским. Вспоминаются слова Герцена: «Быть лошадью, собакой и даже ослом приятнее и полезней, чем русским обывателем».
Фроссар показывал в Штабе киноматериалы …— радостную, братскую встречу американских войск во Франции.
Я давно так душевно не страдал, как во время этого сеанса: нам, русским, нет места в этом единении культурных наций. Право на него потеряно нами надолго. И нечего винить только «товарищей», как это думают обыкновенно. Каждый из нас тот же товарищ и тот же дезертир — ведь не только бегущий с фронта - изменник, но изменниками полны всякие учреждения и всякое дело. То, что творится в армии, есть прямой результат нашей трусости, подлости, лжи и невежества — невежества не только массы, но и интеллигенции.
Шилов с сотрудниками лаборатории. Москва.
Стереоскоп Шилова
Другие материалы про работу Николая Шилова во время Первой мировой войны:
1. Химические секреты октября 1915 г.
2. Первые опыты уничтожения химического оружия в 1918 г.
Просмотров: 4272
statehistory.ru в ЖЖ:
