НЭП и военная промышленность Советской России
Данная статья лежит в русле осмысления материалов первых двух томов публикации, вышедших в свет в 2003 г. Они в общем-то касаются предыстории советского ВПК, посвящены тем процессам, которые происходили в военной промышленности России в первой четверти XX в. Введение в научный оборот новых ранее засекреченных документов позволяет пролить свет на ряд, казалось бы, давно решенных проблем становления и развития советской экономики и военно-промышленного производства как составной его части. Статья, разумеется, не может охватить всех вопросов, которые всплывают в связи с изданием новых документов. Автор затрагивает лишь некоторые из них, которые кажутся наиболее актуальными для истории советского ВПК, прямо или косвенно выходят на проблемы экономического развития современной России и других стран.
Первый вопрос, который затрагивается, — это проблема исторической преемственности, ее влияния на формирование советской военной доктрины и концепции военно-промышленного производства. Изучение данного вопроса невозможно без учета исторического контекста, т. е. воздействия больших политических событий, таких как Первая мировая война, установление большевистской диктатуры, Гражданская война, приведшие к изоляции Советской России на международной арене.
Второй вопрос касается взаимодействия плана и рынка в области производства вооружений в условиях провозглашенной большевиками новой экономической политики. Этот вопрос приобрел неожиданную актуальность для современной России, выстраивающей свою военно-промышленную политику на основе рыночных отношений, взаимодействия государства, государственных корпораций, частных фирм и предприятий.
Третий вопрос, недостаточно освещенный в литературе, относится к анализу реального состояния советской военной промышленности в момент установления сталинской диктатуры, выяснению того, в какой мере оно отвечало ее целям и задачам, к каким выводам приходили военные и политики, определяя перспективы развертывания различных видов вооружений.
И, наконец, главное, — это выяснение вопроса о том, в какой степени проблемы военного производства вели к свертыванию нэпа, переходу к директивному планированию и становлению командной экономики сталинского типа, переход от которой к современным рыночным отношениям составляет суть процессов, происходящих сегодня в России.
I
Россия до 1914 г. была страной, существенно отстававшей от передовых стран в области производства современных вооружений. Более или менее налажен был выпуск ручного огнестрельного оружия (винтовки) и артиллерии. Сильно отставали такие отрасли, как производство боеприпасов, химическая и электротехническая. Перед лицом грядущей войны правительство не предпринимало особенных усилий, чтобы вывести вооруженные силы на уровень тогдашних требований. Только в 1912 г. было принята военно-морская программа, предусматривавшая на пять лет вперед строительство новых больших военных кораблей и развертывание подводного флота.
Слабости в вооружении русской армии выявились сразу же после начала Первой мировой войны, особенно при непосредственном столкновении с более технически оснащенными вооруженными силами кайзеровской Германии. Недостаток вооружений Россия возмещала союзническими поставками из стран Антанты, но это лишь отчасти компенсировало недовооруженность русской армии, приводя к тяжелым поражениям и вызывая повышенные потери и жертвы среди личного состава. В результате правительство вынуждено было прибегнуть к экстраординарным и мобилизационным мерам для того, чтобы увеличить производство оружия и боеприпасов, наладить выпуск их более современных образцов. Создание чрезвычайных органов (особых совещаний) для организации производства в качестве реакции на трудности военного времени становилось своего рода традицией. В этом смысле особенно характерна деятельность созданного при правительстве Особого совещания по обороне государства. Война потребовала от России такой степени мобилизации экономики на военные нужды, такого напряжения сил, каких, наверное, не было ни в одной из воюющих стран.
Война послужила стимулом для бурного прогресса военной техники. На полях сражений возрастающую роль играли авиация, танки, автомобили, подводный флот, военная химия, средства связи и т.д. Нельзя сказать, что в России в годы войны не предпринималось никаких шагов в деле производства новых видов вооружений. Напротив, недавно открытые для научной общественности документы свидетельствуют, что в этой области делалось немало, но одновременно нельзя не заметить, что все это происходило с большим запозданием и в течение долгого времени, в количествах, далеких от требуемых. Только на развертывание обычных вооружений понадобилось два года, причем достигнуто это было путем дополнительных мобилизационных усилий и ужесточения принудительных мер в экономике. Анализ документов советского времени показывает, что изучение и обобщение опыта Первой мировой войны занимало большое место в выработке военно-промышленной политики советского руководства.
Особенностью военной промышленности в дореволюционной России был высокий удельный вес казенных (государственных) предприятий, работавших по заказам военных ведомств. Многие из них отличались отсталой техникой и организацией труда. Размещение заказов на частных и иностранных заводах вырастало в большую проблему ввиду недостатка средств при более высоких ценах на поставляемую продукцию в негосударственном секторе и у зарубежных производителей. В годы войны произошло довольно резкое столкновение между государством и предпринимателями, в результате которого многие предприятия, работавшие на оборону, подверглись секвестру (введению на них правительственного управления), что проложило путь к последующей большевистской национализации заводов и фабрик.
Большевики, пришедшие к власти в 1917 г., рассчитывая на заключение мира с Германией и ее союзниками, сделали ставку на ослабление военной напряженности и начали демобилизацию промышленности. Военные программы, разработанные в царской России, были свернуты. В период захвата власти среди большевиков не были редкостью утопические рассуждения о том, нужно им или не нужно военное производство, если продвигать мировую революцию или защищаться в случае нападения. Однако разрастание Гражданской войны повернуло ход событий в другую сторону и привело к установлению в исключительно короткий срок системы «военного коммунизма» на российской территории, подвластной большевикам.
Созданная система зиждилась на полном огосударствлении экономики, подчиненной нуждам войны, на сверхцентрализации управления, построенного на основе главков (главных управлений), на мобилизациях и реквизициях под предлогом военной спешности, на подавлении рыночных механизмов, принудительном труде и терроре. В этой системе легко прослеживались черты, присущие военной экономике дореволюционной России, а порядки, установленные на национализированных большевиками предприятиях, были близки тем, которые существовали на российских казенных заводах до 1917 г.
«Военный коммунизм» довел до предела создание огромного числа чрезвычайных органов и комиссий, призванных обеспечивать Красную Армию, численность которой на конец Гражданской войны превысила 5 млн человек. Деятельность всех этих органов подчинялась Чрезвычайному уполномоченному Совета обороны (ЧУСО, Чусоснабарму) — своеобразному прообразу Государственного комитета обороны (ГКО), созданного в СССР в годы Второй мировой войны. Военные заводы в 1919 г. были подчинены Совету военной промышленности (СВП, Промвоенсовету) при ЧУСО, а также Высшему совету народного хозяйства (ВСНХ) главному штабу национализированной большевиками промышленности. СВП представлял собой особый главк. Им руководил большевик П. А. Богданов, идеи которого, в сущности, легли в основу концепции советского ВПК.
Не касаясь вопроса о том, в какой мере большевикам удалось наладить военное производство, привести в действие потенциал, унаследованный от старой России, и обеспечить победу над своими противниками в годы Гражданской войны (данные показывают, что лишь в малой степени), следует указать на два важных аспекта, связанных с наследием «военного коммунизма» в советской экономике. Не будь этого, сам «военный коммунизм» в России оказался бы любопытным казусом мировой истории, показывающим, при каких условиях экономика существовать не может и является абсолютно неэффективной и бесперспективной.
Некоторые современные российские авторы справедливо называют «военный коммунизм» «экономической чумой», которая рассыпала свои «бациллы» в последующей советской истории2. Действительно, если обратиться к истории управления советской военной промышленностью в 1920-е гг., то в нем можно проследить немало элементов «военного коммунизма». При проведении нэповских реформ, предусматривавших частичную денационализацию и создание более или менее независимых трестов, действующих на началах коммерческого расчета, это мало коснулось военных заводов. Большинство их осталось н ведении Главного управления военной промышленности (ГУВП при ВСНХ), и лишь некоторые были переданы в подчинение трестам3.
Вопросы выработки общей стратегии в деле обороны страны в силу устройства большевистского государства должны были решаться Политбюро ЦК РКП(б). Те же функции, с уклоном в область военную и политическую, возлагались на Революционный военный совет (РВС), а именно: утверждать численность вооруженных сил, их структуру, перспективы развития военной промышленности, размеры военных заказов, осуществлять назначение главных военных руководителей. Все практические вопросы оборонного строительства направлялись в СНК и его военный комиссариат (Наркомвоенмор) и Штаб РККА. Они должны были определять потребности в конкретных видах вооружений. Совет труда и обороны (СТО при СНК) выполнял функции специальной комиссии по решению практических вопросов, связанных с мирным и военным производством. Госплан при СТО, возникший в условиях «военного коммунизма» и положивший начало директивному планированию, отвечал за составление текущих и перспективных планов, в том числе в области вооружений. Фактическое же производство вооружений сосредотачивалось в ВСНХ, размещавшем военные заказы (Комитет военных заказов — КВЗ ВСНХ) по предприятиям, в том числе по военным заводам, подчиненным ГУВП. Все предприятия, связанные с вооружением и снабжением армии, включались в систему Военпрома, а военные ведомства, разрабатывавшие программы и планы их производства, — в систему Военведа. Среди органов, созданных большевиками после Гражданской войны, важно учесть Комитет по де- и мобилизации промышленности при ВСНХ. Если на первых порах он занимался в основном обследованием всех предприятий Советской России в связи с их переводом на мирные рельсы, то постепенно в его деятельности главное место стали занимать вопросы мобилизационной готовности и составления мобилизационных планов (мобпланов) гражданских отраслей.
Окончание Гражданской войны в России означало, что страна вступает в мирную полосу развития. В июне 1921 г. РВС объявил о сокращении военных заказов. Началась демобилизация Красной Армии. К концу 1921 г. ее численность сократилась до 1,6 млн человек, 1922 г. — до 800 тыс., 1923 г. — до 610 тыс. человек. С 1924 г. специальная комиссия РВС приступила к реализации военной реформы, приспособленной к условиям мирного времени. Некоторые авторы считают, что в основу реформы была положена своего рода концепция национально-оборонительной войны4, а ее автором был М. В. Фрунзе, в 1925 г. сменивший на посту главного комиссара по военным делам Л. Д. Троцкого — решительного сторонника экспорта революции в другие страны. Однако это не совсем так. В те годы советское государство просто не могло позволить себе содержание большой кадровой армии, не говоря уже о производстве вооружений. В результате осуществления реформы была введена территориально-милиционная система организации военной службы. Численность кадрового состава Красной Армии была ограничена 562 тыс. человек. Они-то и должны были служить базой для подготовки резервов (без отрыва или с частичным отрывом от производства). На эту численность армии и было рассчитано производство вооружений в стране.
В документах того времени, исходивших от военных, часто упоминается о пацифистских и демобилизационных настроениях в руководстве страны, с которыми приходилось бороться Военведу и Военпрому. Однако о пацифизме как идеологии среди большевиков вряд ли стоит говорить. Скорее, подобные настроения отражали крайнюю степень усталости страны от бесконечной череды военных испытаний начиная с 1914 г. Отсюда проистекало нежелание многих руководителей заниматься практическими делами обороны, несмотря на риторику о «грядущей империалистической войне против Советской республики». Решение неприятного вопроса о подготовке к возможному нападению в связи с напряженностью на границах заменялось энергичной борьбой за мир и признание Советского государства на мировой арене. Троцкий после Гражданской войны перестал вникать в конкретные вопросы военного строительства, занимаясь политической борьбой в высших эшелонах партийного руководства. Возглавляемая им комиссия ЦК РКП(б) по обороне (комиссия Троцкого) практически бездействовала, и в 1924 г. Троцкий был заменен А. И. Рыковым (комиссия Рыкова). В этой обстановке вся практическая работа, забота об армии и ее снабжении становились уделом самих военных. Их требования удовлетворялись не в первую очередь, от них подчас отмахивались, как от назойливой мухи.
Руководители военной промышленности продолжали настаивать на необходимости концентрации военного производства. Были попытки возложить эту задачу на Комитет военных заказов ВСНХ, отвечавший за размещение заказов между синдикатами, трестами, другими организациями и предприятиями. Глава ГУВП П. А. Богданов считал, что лучше было бы возложить эти задачи на Госплан и в соответствии с этим сформировать его структуру или же создать специальный вневедомственный орган при СНК или СТО, аналогичный ЧУСО. Большинство военных выступало сторонниками военной промышленности как «обособленной» организации. Богданов, в частности, указывал, что это диктуется причинами стратегического и производственно-технологического характера. Стратегическая причина лежала в том, что в условиях внешней изоляции производство всех предметов вооружения и снабжения должно было осуществляться внутри СССР и базироваться на отечественных ресурсах. Советский Союз, в отличие от царской России, в случае войны не мог бы рассчитывать на иностранную помощь5. Среди военных возникала и начала последовательно реализоваться идея о том, что стране необходимо не просто быть в состоянии постоянно разрабатывать и ставить у себя новые образцы вооружений, но и приводить их стоимость и качество в соответствие с достижениями других государств.
Производство вооружений с точки зрения производственно-технологической по степени их родственности продукции гражданской промышленности должно делиться на три группы. Исходя из опыта мировой войны, к первой группе, размещаемой на специальных военных заводах, относилось производство ручного огнестрельного оружия, патронов, пороха, взрывчатых и отравляющих веществ, мин и других массовых изделий, сложных по конструкции, трудоемких и опасных, требующих высокой точности и длительного освоения. Ко второй группе относилось производство орудий для армии и флота, кораблестроение, авиастроение, танкостроение, военная оптика и радиосвязь. Эта группа изделий, считали в Военпроме, стоит ближе к продукции гражданской промышленности, но надо стремиться к тому, чтобы собрать более или менее замкнутый цикл военных производств, дающих готовое военное изделие. Поэтому такое производство тоже нужно размещать на специальных военных заводах. К третьей группе относились электротехника, средства подвоза и связи, инструменты, военно-интендантское имущество и пр. Эта группу военных производств, аналогичных мирным, без ущерба для интересов обороны можно оставлять в составе гражданских промышленных объединений6.
В дальнейшем эти идеи получают подпитку, и оформляется концепция, согласно которой в мирное время заводы разделяются на предприятия военно-промышленного кадра (кадровые, или номерные, заводы) и заводы резерва. На первых лежит задача выполнения военных заказов, совершенствование техники, разработка новых моделей и типов вооружений, постановка массового военного производства, содействие мобилизационным мероприятиям и их развертывание в случае войны. В мирное время на заводах резерва военное производство находится в стадии консервации. Заводы должны составлять мобилизационные планы (мобпланы), которые обеспечиваются в плановом порядке материалами и сырьем желательно отечественного, а не иностранного производства.
Опираясь на опыт Первой мировой войны, показавшей, что, в результате роста продолжительности военных действий, развития военной техники как в количественном, так и качественном отношении, руководство страны делало вывод, что основой обороны является не только армия, как считалось ранее, но и все ресурсы страны, к мобилизации которых на случай войны нужно тщательно готовиться. В связи с этим предусматривались не только мобилизация всех наличных ресурсов (промышленность, транспорт, сельское хозяйство), но и развитие тех элементов народного хозяйства, которые в военном деле имеют решающее значение, в том числе тех отраслей, которые обслуживают военную промышленность, — так намечался своеобразный вектор будущей сталинской индустриализации.
Мобилизационные планы должны были составляться подробно в соответствии с ролью и местом предприятия в военном развертывании промышленности, предусматривать порядок его перехода на военную работу. Коль скоро военные производства отличаются особой сложностью, требуют высокой точности и качества, они нуждаются в наиболее квалифицированной рабочей силе, план подготовки которой должен заблаговременно разрабатываться. Важнейшую роль при этом играет инженерно-технический персонал, но поскольку в случае развертывания военных сил его будет недостаточно, то необходимо предусмотреть военно-техническую подготовку гражданских инженеров и прохождение ими практики на военных заводах. Крупные предприятия должны быть тесно связаны с научно-исследовательскими работами, создавать конструкторские бюро (КБ), а научно-исследовательские институты (НИИ) — вести военно-технические разработки. Кадровые военные заводы должны насыщаться лабораторным, опытно-производственным, испытательным оборудованием и стендами; НИИ и КБ — заводить у себя опытные производства, устанавливать прямые контакты с предприятиями Военпрома. На предприятиях военной промышленности необходима более высокая дисциплина и организация труда, чем в других отраслях, строжайшая секретность и строгий режим работы.
В пропаганде упор делался на то, что мировая буржуазия ведет подготовку к войне против СССР, на внушение населению уверенности в мощи и непобедимости Красной Армии; по линии общественности проводились различные оборонные кампании; создавались добровольные общества содействия обороне (ОСО), организации «Добролет», «Доброхим», «Доброфлот», «Авиахим» и другие, способствующие военизации населения.
II
К началу нэпа военная промышленность Советской России оказалась в состоянии глубочайшего кризиса, более глубокого, чем другие отрасли экономики. Сказалось и гигантское военное напряжение предшествующих лет, и военно-коммунистическое хозяйствование. На очереди стояло огромное число задач, и в расставленных экономических приоритетах военное дело не включалось в число наиболее важных. Переход к новой экономической политике предусматривал внедрение в народное хозяйство экономических стимулов, что вытекало из практических нужд. Первая проблема, которую срочно надо было решать, — как выйти из разрухи, восстановить промышленность и ее нормальный рабочий ритм — «оздоровить заводы и фабрики», т. е. лечить больную экономику. Необходимо было заинтересовать работников в подъеме производительности, что является важнейшим условием расширения производства. Понадобилось введение рынка и товарно-денежных отношений с постепенным наращиванием их оборотов. В этом русле проводилась хозяйственная (трестовская) реформа 1921—1923 гг. в промышленности. В государственном секторе была выделена группа наиболее крупных и эффективных предприятий, более или менее обеспеченных ресурсами. Они подчинялись непосредственно ВСНХ. Остальные подлежали сдаче в аренду или в концессии. Предприятия, подчиненные ВСНХ, сводились в «кусты», объединялись в тресты, деятельность которых должна была строиться на коммерческих основах, самофинансировании и самоокупаемости. Убыточные и нерентабельные предприятия подлежали закрытию или консервации. Действующие предприятия доукомплектовывались квалифицированной рабочей силой за счет направления демобилизованных из армии и возвращения тех рабочих, которые разбежались по деревням в годы Гражданской войны.
Для упорядочения и оздоровления финансов в 1922—1924 гг. была проведена финансовая реформа. Денежное хозяйство должно было строиться на основе жесткого недопущения бюджетного дефицита, а баланс доходов и расходов в госбюджете — исходя из их равновесия. В результате реформы рубль как денежная единица укрепился и стал более или менее надежным средством в финансовых расчетах. Для предприятий, пришедших в упадок в предшествующие годы, как в случае с военными заводами, должны были выделяться из бюджета специальные кредиты и дотации, устанавливаться льготные (восстановительные) цены на производимую продукцию.
Показатели восстановления экономики Советской России отражены в показателях роста государственного бюджета, рассчитанных советскими экономистами по отношению к уровню 1913 г. Рост государственного бюджета в восстановительный период нэпа характеризуется следующими цифрами (по хозяйственным годам): 1922/23 — 1463 млн, 1923/24 — 2298 млн, 1924/25 — 2956 млн, 1925/26 — 3959 млн, 1926/27 — 5155 млн золотых рублей. Таким образом, размеры госбюджета были значительно ниже уровня 1913 г. (6836 млн руб. в сопоставимых ценах). Эти цифры важны для понимания тех возможностей и ресурсов, которыми располагала страна для развития военной промышленности в 1920-е гг. При подготовке финансовой реформы не раз вставал вопрос, как сохранить необходимый объем расходов на оборону, но по ее завершении для обеспечения устойчивости валюты пришлось урезать все кредиты и дотации, в том числе на развитие военной промышленности. С 1921 по 1926 гг. расходы на оборону страны непрерывно сокращались и были доведены до 12,7% расходной части госбюджета, что было меньше объема прямых расходов государственной казны на военные нужды в 1913 г. (296 млн руб.)7.
Военпром обязан был обеспечивать Красную Армию военным снаряжением и одновременно приспосабливаться к новым экономическим условиям. Далеко не всегда и не во всем эти задачи совпадали, а в ряде случаев явно противоречили друг другу. В 1921 г. глава ГУВП П. А. Богданов писал В. И. Ленину, что военная промышленность страны находится на грани краха. Старые запасы, которыми она питалась, полностью истощены. Резко обозначились регрессивные процессы. Обследования заводов, проводимые после Гражданской войны, показывали удручающее их состояние. Отмечалось, например, что для оружейных и орудийных заводов требуется 7 лет оздоровления. Оборудование и станки износились и устарели («больные станки»). Предприятия представляли собой сборище устаревшего и разнотипного оборудования, захламляющего цеха, создающего скученность и тесноту, нерациональную организацию производства. Ремонтная база развалилась. Сооружения пришли в ветхость, условия труда на заводах, и без того тяжелые, еще более ухудшились. Квалификация рабочих оставалась низкой, низкой была и трудовая дисциплина, велико количество прогулов. На заводах осталось мало специалистов. Резко снизилось качество военной продукции, много производилось брака. Снабжение военных заводов распалось, а в условиях расстройства денежного обращения экономические службы заводов практически не работали. Неоднократно подчеркивалось, что, в отличие от других отраслей, приведение в порядок военной промышленности требует длительного времени8.
Перед Военпромом на мирное время в качестве главной задачи выдвигалось сокращение до минимума затрат на военную промышленность в общем экономическом балансе страны, обеспечение сохранности оборудования, наличия рабочих, производственных навыков, повышение производительности труда, снижение себестоимости военных изделий, переход на хозрасчет, уменьшение «холостого» хода предприятий за счет расширения невоенных заказов, которые должны были составить примерно четверть от общего объема производства9.
С введением нэпа военные заводы стали финансироваться исходя не из действительных потребностей предприятия, а из производственных заданий, установленных на основании рыночных цен путем выдачи авансов и кредитов и расчетов с Венведом. Цены на военные изделия устанавливались по фактической их себестоимости, но без предъявления заказчику сметных калькуляций, т. е. ориентировочно. В случае острой необходимости допускались дотации из доходов бюджета, финансировалась работа по «оздоровлению» заводов. На бюджете должен был остаться центральный аппарат Военпрома. На 100% из бюджета финансировались предприятия, полностью работающие по военным заказам, и опытные заводы, остальным выделение государственных средств существенно уменьшалось. Так, если военные заказы составляли 75% выпускаемой продукции, то государственное финансирование уменьшалось наполовину, и т. д. Одновременно предусматривалось уплотнение рабочих мест, введение дополнительного вознаграждения рабочим за счет экономии производственных расходов.
Однако финансовые расчеты между заказчиком (Военведом) и поставщиком (Военпромом) фактически не сработали. В условиях нэпа военные заводы оказались в состоянии постоянного недофинансирования, а отпускаемые в виде авансов средства были недостаточными. Часть продукции военного назначения (моторы, лампы, радиостанции и пр.) шли мимо военной промышленности10. У правительства не хватало средств даже на мероприятия по консервации и «оздоровлению» заводов, не говоря уже о реконструкции производственных мощностей. Докладывая о выполнении программы «оздоровления» заводов в 1923 г., ГУВП сообщало, что «они не способны снабдить вооружением одну армию на Западном фронте в случае войны вследствие своей экономической и финансовой слабости.... Запасы военного снаряжения ничтожны»11. Военная промышленность в течение 1921—1923 гг. пережила все виды кризисов, какие только возможно: топливный, сырьевой, продовольственный, финансовый и т. п.12
К середине 1920-х гг. предприятия легкой промышленности, наиболее приспособленные к рынку, в основном восстановили довоенные объемы производства. С 1924 г. стало несколько «рассасываться» положение и в тяжелой промышленности, началась расконсервация крупных заводов. Однако восстановление здесь шло более медленными темпами, и в силу ряда причин в самом затруднительном положении была военная промышленность.
Тяжелое положение заводов, наличие большого количества неликвидных оборотных средств также не способствовали благоприятным условиям кредитования. Представители Военпрома настаивали на сохранении централизованного снабжения по основным видам военной и мирной продукции, их переброске в случае необходимости для нужд военной промышленности. Перевод предприятий на трестовский хозрасчет, что предусматривалось нэповскими реформами, был затруднителен в силу состояния заводов и их неприспособленности для обслуживания интересов рынка. ГУВП неоднократно обращалось в Политбюро ЦК РКП(б) и в СНК с просьбами внести изменения в порядок финансирования военной промышленности13. Выход из кризисного состояния военной промышленности становился особенно затяжным. Вставали задачи поставить ее хотя бы вровень с другими отраслями, но, как писал Богданов, «государственные органы глухи к нуждам военной промышленности», при том что сама военная промышленность не может выйти из кризиса14.
Сокращение военных заказов, а вместе с ним — материального и технического снабжения вынуждало предприятия там, где это было возможно, срочно налаживать производство гражданской продукции, распродавать остатки сырьевых запасов и часть оборудования, чтобы обеспечить хотя бы минимальный оборотный капитал. По всем отраслям и предприятиям Военпрома образовывалась значительная задолженность. Только на зарплату уходило 88% отпускаемых сумм вместо положенных 33%. И все-таки задолженность по зарплате была огромная. Между тем повышение зарплаты было первым и непременным условием «оздоровления заводов» ввиду полного развала денежной оплаты труда в предшествующие годы. Поэтому продолжалась выдача ее суррогатами, пайками и денежными обязательствами — облигациями и бонами. Военная промышленность, в отличие от других отраслей, не могла расплачиваться продуктами производства.
Руководство стремилось связать размеры оплаты труда с ростом производительности и повышением норм выработки, но выработка на одного рабочего и зарплата в военной промышленности в 1920-е гг. оставались низкими, ниже, чем в других отраслях промышленности. Повышение норм выработки и несвоевременная выдача зарплаты были главной причиной роста недовольства рабочих на военных заводах, как показывают сводки ВЧК/ОГПУ15. Столь острое положение вынуждало предприятия направлять малейшие доходы на оплату труда. Рост зарплаты, в свою очередь, вел к резкому увеличению себестоимости военных изделий, цены на которые возросли примерно втрое по сравнению с довоенными16.
Военпром просил у правительства установить на военную продукцию цены ниже рыночных, оправдывая это обширностью ее номенклатуры и сложностью калькуляции, ввести льготы, исключить пошлины, акцизы и налоги, подчеркивая убыточность рыночных цен для военной промышленности17, но под влиянием углубления нэповских реформ в середине 1920-х гг. оно неохотно шло навстречу этим просьбам. В конце 1924 г. СТО принял постановление о переходе от исключительного порядка установления цен на военные заказы к обычному порядку определения стоимости промышленной продукции, т. е. с включением пошлин, акцизов и 3%-ного налога на прибыль18. В январе 1925 г. было принято новое положение о трестах, в результате чего военная промышленность опять лишалась ряда льгот и преимуществ. Военпром снова и снова обращался с просьбами упорядочить взимание пошлин и налогов с производства военной продукции, по возможности освободить, списать образовавшуюся задолженность и упорядочить цены и финансирование19.
В феврале 1926 г. подводились итоги очередного хозяйственного года в военной промышленности. Отмечалось, что выпуск товарной продукции достиг 126,7 млн золотых рублей, в том числе по военной — 83,2 млн, по мирной — 43,5 млн руб. (91,4% и 90,6% по отношению к плану). Количество работников (особенно служащих) за отчетный год повысилось, выработка снизилась, в то время как средняя зарплата поднялась почти на 3%. Однако она отставала от оплаты труда в других отраслях, а выработка на одного рабочего в стоимостном отношении была ниже. Снизилась также трудовая дисциплина. Поскольку программа на 1925/26 год была увеличена Военведом на 11 млн руб., то фактическое выполнение плана составило 81,3%, т. е. Военпром с дополнительными заданиями не справился, хотя по отношению к предыдущему году рост военного производства составил 29%. Отмечалось возрастание недодела по производственным программам: 19 млн руб. по сравнению с 6 млн в предыдущем году. Недодел был связан и с возрастанием недопоставок военных изделий на сумму 29 млн руб. Причинами недодела назывались недостатки планирования, позднее поступление заказов, отсутствие технической документации. Твердые цены оказались ниже себестоимости. Убыток военной промышленности составил 9,3 млн руб.
Таким образом, военная промышленность развивалась совсем не так, как рассчитывало советское руководство. Но на следующий хозяйственный год задания еще более увеличивались и должны были составить 171,5 млн руб. (рост — 35%). В области капитальных работ давалась четкая установка на переход от ремонта к реконструкции. На это из 37 млн руб. отпускался 31 млн руб. и лишь 6 млн руб. — «на оздоровление» предприятий. Заметным было включение в план финансирования Военпрома новых разработок20.
III
Сокращение выделения средств на оборону вызывало протесты у военных. В середине 1923 г., обращаясь к Ф. Э. Дзержинскому как члену комиссии ЦК РКП(б) по обороне, заместитель председателя ГУВП И. Н. Смирнов докладывал, что Красная Армия низведена до минимума. На зарубежную помощь в случае войны рассчитывать не следует. Более того, в случае рабочих восстаний за рубежом на нас, писал он, ложится задача помочь им оружием. 62 заводов, которыми располагает Военпром, явно недостаточно, так как, в отличие от других стран, Россия нуждается в развитом военном производстве, способном быстро развернуться, но до сих пор на предприятиях нет настоящих мобилизационных планов21.
В связи с составлением мобпланов было проведено обследование 17 крупнейших заводов России, которое привело к неутешительным выводам относительно их мобилизационной готовности22. С «оздоровлением» военных заводов дело также обстояло крайне неблагополучно. Для этой цели, отмечало ГУВП, не хватало 18 млн руб.23
Госплан, рассматривая сокращение бюджетных ассигнований на военные нужды, констатировал, что в случае нападения останется возможность обеспечить армию винтовками, пулеметов не хватит, а патронами можно будет обеспечить армию всего на 2— 3 месяца24. Бывший главком, а затем инспектор РККА С. С. Каменев писал о том, что военные расходы сокращать нельзя, и не только по причине военной опасности Вопрос о войне и поддержке мировой революции, отмечал он, — это вопрос к правительству, но на нынешний день надо исходить из проблемы сохранения армии, кадров, специалистов25.
Военные ведомства одними из первых приступили к составлению текущих, долговременных и перспективных планов в советской экономике. Уже в мае 1923 г. в РВС обсуждался пятилетний план по военному строительству. В области военной промышленности ставились весьма скромные задачи: хотя бы привести заводы к довоенному уровню. Для этого требовалось на пять лет 2900 млн товарных рублей с постепенным наращиванием вложений год от года. В первый год ставилась задача обеспечить сносные условия жизни военнослужащим, улучшить оплату комсостава, снабдить его семейными пайками. На это требовалось 620 млн руб. В качестве второго приоритета намечалось развитие авиации. Отмечалось, что артиллерия снабжается более или менее — до 60% от потребного, кавалерия — на 75%. В связи с недостатком средств, от развития танковых сил было решено временно отказаться, а флоту отпускать средства только на денежное содержание. И, как говорилось в плане, только на то, чтобы привести армию в соответствие с армиями соседних государств, требовались десятки миллиардов рублей. При этом констатировалось, что внутренний рынок в стране очень слаб и не создает уверенности снабжения военной промышленности по договорам через государственные органы, поэтому поставки следует разделить на две группы: внутренний рынок и закупки за границей. Многие виды продукции, необходимые для военного производства, в стране практически отсутствовали (никель, олово, цинк, алюминий, свинец, азот, селитра, мышьяк, бром и т.п.)26. В общем же план нацеливал на необходимость не случайного, а последовательного и спокойного наращивания военной промышленности, устранения сбоев и перерывов в производстве. Кредитов на развитие военной промышленности только на первый год требовалось на сумму 401,8 млн руб., а с учетом товарного индекса — 614,8 млн руб.27
Производственные возможности заводов ГУВП на конец 1923 г. оценивались следующим образом: по орудиям они способны были произвести 65% нужного количества, по материальной части к ним — 55%, по самолетам — 47%. Как совершенно неудовлетворительное оценивалось состояние по огнестрельной части, осветительным приборам, по моторам (27%). Угрожающее положение складывалось в производстве пулеметов (16,5%), винтовок (15%), патронов (9,5%), автомобилей (1,5%). И в качестве первой меры в «оздоровлении» заводов указывалось на необходимость увеличения закупок за границей28. Однако Комиссия по валютным кредитам (председатель — Л. Б. Каменев) ЦК РКП(б) под предлогом улучшения международной обстановки сократила валютные кредиты на нужды военной промышленности29.
В производстве обычного стрелкового оружия вставал вопрос о серьезном отставании последнего от современных образцов. На его преодоление в 1925 г. дополнительно выделялось 15 млн руб. Состояние артиллерии в целом характеризовалось как удовлетворительное, но слабой оставалась ее материальная часть30. Начштаба РККА обратился к наркому М. В. Фрунзе, где указывал на несоответствие огнестрельного оружия современным требованиям по дальности и скорострельности и на необходимость скорейшей модернизации орудийных и оружейных заводов. Военный инспектор РКИ сетовал на отсталость артиллерии и требовал четкой организации артиллерийского вооружения, создания батальонной, полковой, дивизионной, корпусной, зенитной артиллерии, говорил о необходимости использования механической тяги и связывал этот вопрос с развитием тракторостроения в стране. Вопрос о развитии артиллерии, указывал он, должен увязываться с созданием научно-технических кадров, системы учебных заведений, готовящих эти кадры31. Штаб РККА докладывал о недостатках в производстве автоматического оружия и о том, что необходима разработка новых образцов автоматов, ручных легких и тяжелых пулеметов, поступающих на вооружение батальонов и полков32.
Первая мировая война продемонстрировала возрастающее значение танковых сил. В их эффективности советские военные могли убедиться и в период Гражданской войны, поэтому РВС составил план их развертывания на 1923—1928 гг., исходя из опыта зарубежных армий. Как указывалось в плане, для производства 1,5 тыс. единиц бронетехники было необходимо 62785200 руб. золотом. Составлялись и более умеренные планы. Но ни один из них не был принят к осуществлению ввиду полной неприспособленности советских заводов для этого дела. Было создано особое Танкбюро при ГУВП, но заводы занимались в основном ремонтом старых трофейных машин33.
Начальник воздушных сил Красной Армии П. И. Баранов, докладывая руководству о состоянии авиапромышленности в 1925 г., отмечал, что в 1921/22 хозяйственном году в стране было собрано всего 43 самолета и произведено 8 моторов, в 1922/23 г. — 143 и 50 соответственно, в 1923/24 г. — 173 и 70, в первой половине 1924/25 г. — 79 и 48, и лишь на вторую половину намечалось резкое увеличение выпуска — 348 самолетов и 228 моторов. (Для сравнения: в 1916 г. авиазаводы России произвели 1764 единицы авиатехники, из них 666 моторов.) Выпускаемые самолеты были устаревших конструкций, их производство зависело от поставок деталей из-за границы. Баранов со всей определенностью указывал на необходимость ускорения индустриализации страны для развития авиастроения34.
По планам РВС, стране необходимо было 2,5 тыс. единиц авиатехники35. Член коллегии РВС А. П. Розенгольц, настаивая на развитии воздушного флота, указывал на необходимость налаживания собственного производства моторов, закупки лицензий, найма германских специалистов, организации специального авиационного треста, усиления в нем партийного руководства, привлечения профессуры с целью должного преподавания технических дисциплин. Нужно, писал он, составить трехлетний план развития авиационной промышленности и бронировать кредиты на нее, а центральным органам печати — «Правде» и «Известиям» — развернуть в прессе «воздушную кампанию»36. Идею поддержал Госплан, и в начале 1925 г. был создан государственный «Авиатрест» в составе Главного управления металлургической промышленности ВСНХ, и от этого времени ведет свой отсчет пропаганда авиации в советской прессе.
Между тем на 1920-е гг. пришлись революционные изменения в авиации. Для перелома в этой области намечалось строить в Москве новый большой авиамоторный завод (совместно с германской фирмой «Юнкере») и реконструировать старые (около 10 небольших предприятий) с целью создания собственной авиационной промышленности и придания авиачастям современного вида. Взаимоотношения с фирмой «Юнкере», пожалуй, наиболее активно обсуждались в то время на заседаниях Политбюро. «Юнкере» положил начало созданию цельнометаллических самолетов, выпуск которых был основан на стандартизации производства. Советская авиапромышленность лишь в малой степени была приспособлена к удовлетворению соответствующих требований.
Общая потребность ассигнований на строительные работы по номерным авиационным заводам определялась в 1219 тыс. руб. золотом, на техническое перевооружение — в 1183 тыс. руб. Для закупок необходимого оборудования за границей требовалось еще 590 тыс. золотых рублей37. В марте 1923 г. Политбюро ЦК РКП (б) приняло постановление о необходимости увеличения закупок за рубежом для развития авиации, несмотря на протесты наркома финансов Г. Я. Сокольникова.
Красная Армия остро нуждалась в автомобилизации, однако ее снабжение автомобилями находилось в самом плачевном состоянии. В распоряжении Военпрома находилось от 1,5 до 3 тыс. устаревших машин38, в то время как на Западе на вооружении находились уже сотни тысяч автомобилей. Первым делом Военпром ставил вопрос о централизации автодела и скорейшей расконсервации автомобильного завода в Москве (АМО) — единственного, рассчитанного на производство 1,5—2 тыс. машин в год. Но этого было мало. К тому же РВС ставил перед Госпланом задачу обеспечить повышенные требования к военным автомобилям — надежность, проходимость39. Вопрос о создании собственного автомобилестроения в связи с военными планами постоянно ставился Автотрестом ВСНХ. С автомобильной промышленностью увязывалось наиболее близкое танкостроению производство тракторов как средства развития механической тяги. Госплан на ближайшие годы (1926—1929) намечал производство 200 тыс. тракторов, в том числе 20 тыс. — для военных нужд40.
Болезненной проблемой Советской России было восстановление флота. В кораблестроении остался единственный серьезный завод — Балтийский, на котором сохранилось оборудование. Продолжалось сокращение корабельного состава, даже содержание наследства старой России было, как отмечал в 1924 г. один из руководителей ЦКК—РКИ С. И. Гусев, «дорого и не по карману». В определении дальнейших перспектив военно-морских сил Гусев ссылался на мнение зарубежных авторитетов Митчелла и Першинга, выступавших против создания на флоте крупных боевых единиц. Создание только Балтийского и Черноморского флотов, указывал Гусев, требует 3 млрд золотых рублей. Но и этой суммы недостаточно. Поэтому — никаких широких проектов. Главная задача в военной промышленности — создание мобзапасов и налаживание производства авиамоторов, развитие военной химии. На флоте же главное — «запереть» Финский залив и создать береговую охрану на Черном море41.
Военные заказы для флота до 1925 г. оценивались как более чем скромные. Как говорилось в одном из документов, в определении перспектив морской военной промышленности нужно исходить не из пятилетних планов, а из реальных заказов42. Но и эти умеренные заказы не выполнялись43. Тем не менее в 1924 г. был принят план достройки военных судов, намеченных к строительству в старой России. Если сократить ранее намеченные проекты, докладывал РВС в ВСНХ, это грозит безработицей и потерей подготовленных кадров. На достройку дополнительно было ассигновано 31 млн руб.44 Флот стал оживать. Началась достройка 2 крейсеров и 6 эсминцев, было уделено внимание подводному флоту, который с 1915 г. практически не развивался. Морской штаб составил в связи с этим список иностранных заказов на сумму 9 млн руб. золотом, который был весьма примечательным (аккумуляторы, перископы, спецкраски, стальные тросы, линолеум, кабель, тонкая проволока, электроизмерительные приборы, прочее военно-техническое снаряжение, не производимое в Советской России)45. Но в целом РВС, рассматривая в июне 1924 г. план по морскому строительству «в свете охраны республики и задач мировой революции», обращал внимание только на наиболее неотложные нужды, не включающие производство крупных боевых единиц.
Однако и подобные планы встречали сопротивление. Советский Бонапарт, как его сегодня называют в России, М. Н. Тухачевский (в то время помначштаба РККА) призывал к сокращению морской программы, чтобы за счет этого усилить сухопутные силы и авиацию. Но нарком и председатель РВС М. В. Фрунзе в начале 1925 г. заявил о том, что нужно возобновить подводное судостроение. Был составлен план, рассчитанный на восьмилетний период. Комиссия Рыкова, однако, скорректировала представленный план в рамках более скромного трехлетнего периода достройки и капитального ремонта судов.
В марте 1925 г. появился новый пятилетний план усиления флота. План рассматривался в двух вариантах: ориентировочном и максимальном. Под влиянием сухопутного «лобби» была принята сокращенная (на 50%) программа нового судостроения и модернизации флота, в которую включалась задача обеспечить флот подводными лодками46. План ограничивался задачей иметь перевес в морских силах только над «лимитрофами», т. е. Польшей, Румынией, Литвой, Латвией, Эстонией, Финляндией, т. е. государствами, возникшими из территорий бывшей Российской империи. План был утвержден в ноябре 1926 г.47
Опыт мировой войны указывал на возрастание значения в современной войне военно-химического оружия, и в 1920-е гг. в ведущих странах мира этому уделялось пристальное внимание. В мае 1924 г. Госплан представил руководству справку о производстве на Западе химических веществ и указывал на необходимость организации химической обороны в стране, проведения подготовительных мероприятий среди населения48. С 1925 г. СССР приступил к производству отравляющих веществ49.
Военпром неоднократно обращался к правительству с просьбой рассмотреть вопрос об унификации электроизделий для военных нужд, указывал на нехватку электрооборудования и отсутствие радиотелеграфной связи, на неудовлетворительное состояние радиопромышленности в связи с мобилизационной готовностью50. Еще в ноябре 1923 г. И. Н. Смирнов, докладывая в Комиссию по обороне ЦК о развитии средств связи в стране с учетом составления мобилизационных планов, указывал на необходимость прокладывания новых линий связи, производства радиостанций, налаживания почтовой и телефонной связи и для этой цели настаивал перед СТО на выделение дополнительно 2970674 золотых рублей51.
Суммируя притязания военных ведомств в области производства вооружений, нельзя не прийти к выводу, что они намного превышали возможности нэповской экономики и ресурсы, которыми располагала Советская Россия. В рамках этих ограниченных ресурсов усиливалась борьба за приоритеты. Острее звучали вопросы об отставании не только собственно военной промышленности, но и всех производств, связанных с обороной страны. Вооруженные силы СССР и в количестве, и качестве уступали армиям упомянутых «лимитрофов», рассматривавшихся в качестве наиболее вероятных противников, причем, в случае возникновения военного конфликта, им отводилась роль лишь сил «первого эшелона», за которыми неизбежно встанут вооруженные силы более мощных в экономическом отношении стран.
IV
Возникал вопрос: кто виноват в плачевном состоянии военной промышленности? Первая и естественная реакция: те, кто за нее отвечает. Вал критики в адрес руководителей Военпрома год от года нарастал. Последние, не отрицая неудовлетворительного состояния военной промышленности и признавая, что военное производство не соответствует современным требованиям, упирали на неувязку военных и гражданских программ, нехватку средств для поддержания военной промышленности в нормальном состоянии, настаивали на создании единого органа, ответственного за ее развитие, и составлении твердых планов в этой области на 3—5 лет52. В 1925 г. в постановлении РВС по докладу о состоянии военной промышленности, представленному Богдановым, основной акцент делался на недостатки в работе Военпрома. Цели производства, говорилось в нем, в основном довоенные. Отмечались низкое качество и дороговизна военной продукции, постоянный недодел, недостаточные мощности военных заводов, отсутствие связи и координация между ними, плохая постановка плановой работы и недостаточное накопление мобзапасов53. В июне 1925 г. Богданов подает Председателю ВСНХ Ф. Э. Дзержинскому заявление об уходе54, подчеркивая тем самым, что не может справиться с задачами, которые предстоит решать Военпрому.
В официальной пропаганде 1920-х гг. говорилось, что в этот период Красная Армия получила новое оружие, улучшилась материальная часть артиллерии, значительные успехи сделала авиация, как количественно, так и качественно. Появились современные средства химической обороны, военно-санитарное оборудование. Утверждалось, что Красная Армия постепенно приближается к уровню первоклассных армий. Вопреки официальным утверждениям, это лишь в малой степени соответствовало действительности. Производственные возможности военной промышленности были ниже уровня не только 1916 г., когда военное производство России достигло максимальной отметки, но и 1913 г. Восстановление военной промышленности не было завершено и наполовину, а на фоне прогресса военной техники на Западе ее положение в СССР выглядело особенно удручающим. Поэтому особая секретность военной промышленности была связана не только с новыми разработками, как утверждалось, но и с нежеланием обнаружить перед населением и перед потенциальными противниками слабости в обороне.
Рассматривая вопрос о степени готовности страны к войне, сектор обороны Госплана в начале 1927 г. пришел к выводу, что ни Красная Армия, ни страна в целом к войне не готовы55. В докладе заместителя военного наркома Тухачевского правительству подчеркивалось то же самое и говорилось, что в случае войны «наших скудных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны»56.
Как было обычно в советской практике, туда, где дело обстояло плохо, обращалось внимание политических и контрольных органов. Особый отдел ОГПУ в декабре 1924 г. докладывал следующее: аппарат ГУВП никуда не годен, и в результате этого для обороноспособности страны создалось угрожающее положение. Отмечалось, что особенно плохо обстоит дело с мобилизационной подготовкой гражданских отраслей. Из 4,2 тыс. заводов страны в мобилизационном плане были учтены только 75, а мобпланы имели только 42. Обследование военных заводов показывало убытки, брак, «некондицию» в производстве. Вина за это возлагалась на старых специалистов, которые, мол, держатся обособленно на заводах, заботятся только о своих выгодах, не участвуют в решении производственных задач. Подчеркивалось, что научные кадры на военных предприятиях засорены чуждыми коммунистам элементами. В связи с этим на первый план выдвигалась задача коммунизации аппарата57. Под нею тогда подразумевалось выдвижение на место специалистов большевиков, обладавших опытом руководства в годы Гражданской войны. Комиссия ЦКК—РКИ также рассматривала положение в Военпроме. Указывалось, что из мирной продукции, выпускаемой заводами на сумму 10 млн руб., реализуется на рынке всего на 500—900 тыс., причем продукция эта дорогая, низкого качества и в ее составе много брака. Убытки приходилось покрывать за счет средств, отпускаемых на производство военной продукции. Отмечались нерациональная организация труда, огромное число служащих и вспомогательных рабочих на военных заводах, высокая себестоимость изделий. Главную причину недостатков инспекторы видели в том, что аппарат ГУВП сохранился без особых изменений со времен Гражданской войны, причем чрезвычайно дорогостоящий. Но особенно подчеркивалось «засилие спецов» и военных чинов старой армии58. Таким образом, явно прослеживалась тенденция к «спецеедству», стремлению свалить вину на старых специалистов, заменить их людьми, отвечающими не столько профессионально-техническим качествам, сколько политическим задачам советского руководства, и впереди уже маячили процессы против специалистов, среди которых оказалось немало работников Военпрома.
Но в первую очередь руководство пыталось решать возникшие проблемы организационными мерами. В ноябре 1925 г. в ВСНХ для общего руководства военной промышленностью на базе объединения всех структур Военпрома было образовано Главное военно-промышленное управление (ГВПУ), в дальнейшем — Производственное объединение военной промышленности (ВПУ ВСНХ, или просто Военпром). Таким образом, создание отраслевых объединений, характерных для периода индустриализации (будущих наркоматов и министерств), раньше всего обозначилось в военном производстве. Впрочем, аппарат ВПУ был почти сразу же распущен, как засоренный негодными специалистами, а на его месте остались 4 треста: оружейно-арсенальный, патронно-трубочный, военно-химический и ружейно-пулеметный. Понятие «тресты» было здесь весьма условным, так как они, в сущности, представляли главки, аналогичные тем, которые существовали в период «военного коммунизма». Одновременно производство продукции Военпрома было включено в единый хозяйственный план, который выразился в принятии контрольных цифр на следующий год. 5 октября 1926 г. СТО принял постановление, которое обязывало ВСНХ в отношении военной промышленности составлять единый план по военной и мирной продукции, согласованный с Нарком-военмором, представлять его на экспертизу в Госплан, а затем — на утверждение СТО59.
Член РВС И. С. Уншлихт обращался к новому военному наркому и председателю РВС К. Е. Ворошилову, ближайшему соратнику Сталина, с призывом установить иные принципы взаимоотношений Военведа с Военпромом. Договоры, заключенные с военной промышленностью, указывал он, должны гарантировать реальное выполнение заказов и ответственность, как уголовную, так и материальную, за все недочеты и недоделы. РВС должно быть предоставлено право контролировать и проверять ход заказов, научно-исследовательскую работу военно-промышленного управления, запасы сырья, калькуляцию, реальные производственные возможности как в мирное, так и в военное время. Переоборудование, консервирование, перенесение производства на другой завод, постройка новых заводов должны производиться только с ведома и согласия РВС. РВС должен получить от Президиума ВСНХ точный учет всех заводов, работавших в свое время на нужды войны, но перешедших в ведение гражданской промышленности, и согласовывать с ВСНХ, какие из этих заводов должны сохранить ячейки военной промышленности. Уншлихт настаивал на усилении административного, технического аппарата военными работниками; на том, чтобы назначение как на ответственные руководящие посты, так и в состав специального технического аппарата ВСНХ согласовывалось с РВС60.
Хотя предложение Уншлихта не прошло, оно обнаруживало тенденцию — усиления роли и влияния военных в развитии Советского государства. Обращает на себя внимание и то, что развитие военного производства становится объектом «плотного» внимания контрольных и карательных органов (ЦКК—РКИ, ОГПУ).
Если проанализировать, что в действительности происходило с советской военной промышленностью в 1920-е гг., то нельзя не прийти к следующему выводу: в принципе круг проблем, возникших в этом секторе экономики, вполне мог быть решен путем последовательного углубления рыночных реформ в рамках нэпа, но ни политическое руководство, ни военные, одержимые революционными идеями и воспитанные в духе «военного коммунизма», были к этому не готовы. Военпром настаивал на расширении ассигнований, разработке твердых планов, централизации управления, подчинении своим нуждам гражданских отраслей, концентрации производства на кадровых военных заводах, свертывании рыночных отношений. Плановые цифры, представляемые военными, далеко выходили за пределы возможностей советской экономики. Медленное и спокойное наращивание вооружений их не устраивало, они настаивали на форсировании индустриализации как фактора роста военной мощи. Давление военных, которое до поры до времени удерживалось в разумных рамках, усиливалось. Объективно это способствовало свертыванию нэпа, переходу к планово-директивной системе управления. Когда мы говорим о причинах отказа от новой экономической политики, мы должны принимать во внимание это обстоятельство. Как свидетельствуют новейшие исследования, роль военных в этом процессе была если не решающей, то куда более значительной, чем считалось ранее. Более того, в развертывании военного производства, установлении в нем приоритетов возникла потребность в арбитре, который волевым решением принял бы нужное военным решение, даже если средств и ресурсов было явно недостаточно. Установление сталинской диктатуры отвечало этим тенденциям. До поры до времени политическое руководство не особенно вникало в дело производства вооружений. Однако обострение международной обстановки в 1927—1928 гг., названное в СССР «военной тревогой», заставило Сталина и его окружение вплотную заняться вопросами военного производства, и после 1927 г. в нем начались большие перемены.
* Автор Соколов Андрей Константинович — доктор исторических наук (Институт российской истории РАН).
1 В их числе: Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс в 1920—1950-е годы: Темпы экономического роста, структура, организация производства и управления. М., 1996; Быстрова И.В. Военно-промышленный комплекс в годы «холодной войны». М., 2000; Самуэльсон Л. Красный колосс. М., 2002; The Soviet Defence-Industry Complex From Stalin to Khrushchev / Barber J. and Harrison M, ed. London and Basingstoke: Macmillan, 2000; Davies R.W. Soviet Military Expenditure and the Armaments Industry, 1929—33: a Reconsideration // Europe-Asia Studies, 1993. Vol. 45 (4). P. 577—608; Davies R.W. and Harrison M. The Soviet Military-Economic Effort Under the Second Five-Year Plan (1933—1937) // Europe-Asia Studies, 1997. Vol. 49 (3). P. 369—406; Gregory PR. Soviet Defence Puzzles: Archives, Strategy and Underfulfillment // Europe-Asia Studies, 2003. Vol. 55 (6). P. 923—938; Harrison M. Accounting for War: Soviet Production, Employment, and the Defence Burden, 1940—1945. Cambridge University Press: Cambridge, 1996; Samuelson L. Plans for Stalin’s War Machine: Tukhachevskii and Military-Economic Planning, 1925—41. London and Basingstoke: Macmillan, 2000; Harrison M. Soviet Industry and the Red Army Under Stalin: A Military-Industrial Complex? // Les Cahiers du Monde Russe, 2003. Vol. 44 (2—3), forthcoming.
2 Присяжный H.C. Экономическая чума: военный коммунизм в России: Историко-экономический анализ. 1918—1921 гг. Ростов-на-Дону, 1994.
3 При создании ГУВП в его ведении осталось 62 завода с общим числом рабочих около 100 тыс. человек. Они-то и составили ядро будущего советского ВПК.
4 Симонов Н.С. Указ. соч. С. 59.
5 Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ). Ф. 2097. Об. 1. Д. 64. Л. 8-24.
6 Там же. Л. 8—24.
7 См.: Объяснительные записки к бюджету 1925/26 и 1926/27 гг. М., 1927; Кузнецов С. Бюджет за 10 лет // Вестник финансов. 1927. N? 11.
8 Архив Президента Российской Федерации (далее АПРФ). Ф. 3. Оп. 46. Д. 330. Л. 7.
9 РГАЭ. Ф. 2907. Оп. 5. Д. 181. Л. 12-13.
10 Там же. Ф. 7733. Oп. 1. Д. 2205. Л. 1-2.
11 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 5446. Оп. 55. Д. 348. Л. 31.
12 РГАЭ. Ф. 2907. On. 1. Д. 949.
13 ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 55. Д. 348. Л. 33.
14 АПРФ. Ф. 3. Оп. 46. Д 330. Л. 7.
15 Здесь необходимо упомянуть изданные к настоящему времени тома публикации документов «"Совершенно секретно": Лубянка — Сталину о положении в стране. 1922—1934». В них имеется много сообщений о недовольстве рабочих военных заводов.
16 ГАРФ. Ф. 374сч. Оп. 28с. Д. 301. Л. 95-98.
17 Там же. Ф. 5446. Оп. 5а. Д. 549. Л. 3—9.
18 Там же. Л. 69—69об.
19 Там же. Ф. 5674. Оп. 5. Д. 969. Л. 2-3.
20 Российский государственный архив социально-политических исследований (далее — РГАСПИ). Ф. 76. Оп. 2. Д. 17. Л. 55—64.
21 Там же. Д. 17. Л. 98—131.
22 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 10. Д. 144. Л. 46-81.
23 Российский государственный военный архив (далее — РГВА). Ф. 33987. Оп. 2. Д. 212. Л. 309.
24 РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 524 Л. 3-7.
25 Там же. Л. 11 — 16.
26 Там же. Ф. 76. Оп. 2. Д. 17. Л. 78—85.
27 Там же.
28 РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 42. Л. 262-264.
29 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 431. Л. 16-19.
30 РГВА. Ф. 4. Оп. 2. Д. 46. Л. 2-11.
31 Там же. Оп. 1. Д. 145. Л. 3-8.
32 Там же. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 651. Л. 13-16.
33 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 10. Д. 113. Л. 16-17.
34 Там же. Д. 309. Л. 118-121.
35 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 802. Л. 2.
36 Там же. Ф. 76. Оп. 2. Д. 392. Л. 5-10.
37 Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 55. Л. 132-133.
38 РГАЭ. Ф. 2097. Оп. 5. Д. 515. Л. 13-17.
39 РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 116. Л. 45.
40 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 10. Д. 201. Л. 48.
41 Российский государственный архив военно-морского флота (далее - РГАВМФ). Ф.р.-1483. Оп. 2. Д. 7. Л. 88-95.
42 Там же. Л. 117—119.
43 Там же. Ф.р.-5. Оп. 3. Д. 99. Л. 15.
44 Там же. Ф.р.-1483. Оп. 2. Д. 7. Л. 133-135.
45 Там же. Л. 33-37.
46 Там же. Д. 17. Л. 131 — 131 об.
47 Там же. Оп. 1. Д. 30. Л. 1—2. См. также: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 91. Д. 25. Л. 1-2.
48 РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 425. Л. 27-28.
49 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 10. Д. 210. Л. 64-69.
50 См.: РГВА. Ф. 33988. Оп. 1. Д. 606. Л. 3-9, 95, 222-224.
51 ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 55. Д. 265. Л. 7-12.
52 Там же. Д. 747. Л. 8-14.
53 Там же. Л. 5—6.
54 Там же. Л. 39-41.
55 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 1. Д. 24. Л. 1-1
56 ГАРФ. Ф. 8418. Оп. 16. Д. 3. Л. 335.
57 РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 377 Л. 44, 50, 51-54.
58 АП РФ. Ф. 3. Оп. 46. Д. 330. Л. 79-82, 85-93.
59 РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 318. Л. 1.
60 Там же. Ф. 4. Оп. 2. Д. 172. Л. 227-228.
Просмотров: 5775
Источник: Соколов А.К. НЭП и военная промышленность Советской России // Экономическая история. Ежегодник. 2004. М.: РОССПЭН, 2004. С. 95-118
statehistory.ru в ЖЖ:
