Экономический коллапс в 1917 г.: последствие длительной войны или результат революции?

В настоящей статье проведен анализ погодовой динамики основных валовых показателей российской экономики в 1913—1917 гг.: валового внутреннего продукта / национального дохода, промышленности (ключевого сектора для успешной мобилизации экономики), а также источников финансирования бюджетного дефицита. Представлены различные методики их подсчетов, а также сравнительный, международный контекст.

Изучение данного вопроса помогает выяснить, характерен ли экономический коллапс 1917 г. для общей динамики развития российской экономики в годы Первой мировой войны или скорее является аномалией, вызванной революционными событиями и неэффективным управлением экономическими процессами новыми «элитами», пришедшими к власти в феврале 1917г.

В 1917 г. в российской экономике произошел спад валового внутреннего продукта (далее — ВВП)¹, по наиболее авторитетным оценкам, в 11—15%. Во время двух мировых войн сопоставимое падение национального дохода наблюдалось почти во всех крупнейших западных экономиках (см. таблицу 1). Для мирного же времени, на протяжении конца ХIХ—ХХ вв., характерны менее чувствительные кризисы — за исключением прежде всего «Великой депрессии» в США, со спадом в 1930—1932 гг. в среднем около 11% в год.

Таблица 1.
Крупнейшие (более 5%) годовые спады подушевого² ВВП в 1871—2010 гг. в ведущих странах-участниках Первой мировой войны

Примечания.
* Данные по Российской империи - с 1886 г.
** Данные по СССР за 1941- 1944 гг. в «проекте Э. Мэддисона» отсутствуют, потому взяты из: The Economic Transformation of the Soviet Union, 1913- 1945 / Ed. by R.W. Davies, M. Harrison, S.G. Wheatcroft. Cambridge, 1994. P. 321- 322.
Источник: «проект Э. Мэддисона» (2013 г.) (URL: http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm) Динамика в процентах подсчитана мной.

Однако сравнительно редко подобные экономические кризисы заканчивались революциями. Что свидетельствует о том, что одних только экономических трудностей недостаточно для генезиса революции, хотя, очевидно при этом, что они служат серьезной проверкой на прочность позиций правящих элит.

Если факт экономического коллапса в российской экономике к концу 1917 г. в исторической литературе, как правило, не подвергается сомнению, то по вопросу о наличии кризиса накануне февраля 1917 г. — оценки специалистов менее однозначны. Для советской историографии, в целом, характерно представление о том, что кризисные явления в российской экономике проявились уже до февральских событий 1917 г., и в течение 1917 г. многократно усилились³. Однако в постсоветской исторической литературе, причем не только в публицистической (с характерным конспирологическим акцентом на «рукотворность» революций), но и в научной и, в частности, историко-экономической — всё более популярна точка зрения о том, что влияние экономического фактора на генезис «Февральской революции» преувеличено, и зачастую чуть ли не отрицается наличие экономического кризиса накануне 1917 г.⁴ И целый ряд фактов, на первый взгляд, свидетельствует о том, что 1916 г. скорее являлся периодом подъема российской экономики, прерванного революционными событиями начала 1917 г. Как, например: рост в 1916 г. по отношению к 1913 г. валового продукта в российской промышленности, небывалый взлет её военного сектора и связанное с ним «преодоление кризиса боеприпасов», рост производительности труда и реальной заработной платы, наименьшее падение ВВП в России в годы войны по сравнению ведущими европейскими странами и проч.

В этой связи встает вопрос, характерен ли экономический коллапс 1917 г. для общей динамики, трендов развития российской экономики в годы Первой мировой войны или скорее является аномалией, вызванной революционными событиями и неэффективным управлением экономическими процессами новыми «элитами», пришедшими к власти в феврале 1917 г.? То есть революция ли породила экономический кризис или, напротив, экономический кризис революцию? В настоящей статье представлена попытка найти ответы на данный вопрос на основе краткого анализа погодовой динамики основных валовых показателей российской экономики в 1913—1917 гг.: динамики ВВП/НД, промышленности (как ключевого сектора для успешной мобилизации экономики), источников финансирования войны.

Механизм возникновения в годы Первой мировой войны «военно-инфляционных» экономических кризисов в крупнейших мировых державах изучен Л.А. Мендельсоном⁵. Важнейшим их проявлением признавалось «недопроизводство», противопоставляемое циклическим кризисам перепроизводства в мирные годы. Сокращение производства, происходившее в годы войны в большинстве воюющих держав, отразилось на динамике их национального дохода.

Валовой внутренний продукт / национальный доход

Из имеющихся в исторической литературе «реконструкций» российского ВВП/НД в годы войны (см. таблицу 2) наиболее актуальны индексы П. Гэтрелла, а также А.М. Маркевича и М. Харрисона, т.к. подсчеты С.Н. Прокоповича устарели, В.Е. Варзар и В.Г. Громан базируются только на двух секторах (промышленности и сельском хозяйстве)⁶, а в последней версии «проекта Э. Мэдиссона» по периоду войны используются данные А.М. Маркевича и М. Харрисона. Подчеркнем, тем не менее, что все упомнутые подсчеты констатируют спад уже в 1916 г., сопоставимый с 1917 г. (за исключением расчетов Громана), а по оценкам Прокоповича и Гэтрелла — даже превышающий его. 1916-м годом датирует начало экономического кризиса и А.В. Полетаев⁷.

Подсчет ВВП/НД А.М. Маркевичем и М. Харрисоном наиболее фундирован. Однако он не лишен, на наш взгляд, ряда существенных недостатков, заставляющих усомниться в справедливости вывода исследователей «о том, что российская экономика справлялась с тяготами Первой мировой войны несколько лучше, чем было принято считать» (то есть по сравнению с оценками А.Л. Сидорова и П. Гэтрелла)⁸.

Следствием данного утверждения является пересмотр Маркевичем и Харрисоном тезиса зарубежной историографии о том, что успех мобилизации национальной экономики в военное время кореллируется с довоенным уровнем их экономического развития⁹. В качестве иллюстрации авторами приведены таблицы, фиксирующие динамику подушевого ВВП в 10 странах Европы в 1917 г. относительно 1913 г., согласно которым в России его спад (82% от уровня 1913 г.), за исключением Великобритании (113%) и Бельгии (84%), был наименьшим — при 79% во Франции, 77% — в Финляндии, 76% — в Германии, 75% — в Венгрии и Турции, 67% — в Австрии и 55% — в Греции¹⁰. На наш взгляд, данную динамику необходимо учитывать при оценке успешности мобилизации экономики в разных странах, но важно не забывать, при интерпретации данного вывода Маркевича и Харрисона, про «масштаб» отмеченных деформаций — они не способны изменить главного — хоть в какой-то степени ликвидировать катастрофическое отставание России по показателю подушевого ВВП, по которому, как известно, в 1913 г. она была на одном из последних мест в Европе, в 2—3 раза уступая ведущим мировым державам¹¹. Важно учитывать и значительные погрешности при детальных «реконструкциях» ВВП для периода Первой мировой войны, из-за проблем с источниковой базой и изменения территориальных границ, что приводит к большему диапазону оценок исследователей. Например, оценки «проекта Э. Мэддисона» (2013 г.)¹² по упомянутым странам (при отсутствии подсчетов по Турции¹³ и Венгрии) в основном более «оптимистичны» для западноевропейских стран (см., например: рисунок 1): 110% в 1917 г. в сравнении с 1913 г. — по Великобритании, по Франции — 85,5%, Бельгии — 83%, Германии — 81% (при разбросе оценок других исследователей от 62% до 88%¹⁴), России — 76% (в книге Маркевича и Харрисона 82% указаны ошибочно), Австрии — 75% (по другим новейшим даннным: 70,2% по всей Австро-Венгрии, при 67,5% в Австрии и 74,9% в Венгрии¹⁵), Финляндии — 75%, Греции — 72%. Из ведущих стран-участников войны нельзя не упомянуть об Италии — с показателем, по разным подсчетам, в 97,5%/131%/133%¹⁶, хотя и оспариваемым исследователями. Данные по Франции заимствованы А.М. Маркевичем и М. Харрисоном из статьи П.-С. Окёра, где обнулены сведения по оккупированным Германией территориям. Что приуменьшает ВВП Франции (доля оккупированных регионов в численности населения Франции периода войны составляла 13—20%)¹⁷ в сравнении с Россией, так как сокращение российского ВВП из-за оккупации Прибалтики и Польши, напротив, не учитывается, хотя в 1913 г. их доля в продукции российской промышленности составляла около 20%¹⁸.

Таблица 2
Динамика ВВП/НД России в годы Первой мировой войны (по различным подсчетам)

Источники: Прокопович С.Н. Война и народное хозяйство. М., 1918. С. 173; Громан В.Г. Народное хозяйство СССР. Упадок и возрождение. М., 1928. С. 48; Gatrell Р. Russia’s First World War: a social and economic history. Harlow, 2011. P. 248; Маркевич A.M., Харрисон M. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход России в 1913- 1928 гг. М., 2013. С. 18, 24, 102; «Проект Э. Мэддисона» (2013 г.): http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm. Данные по подсчетам В.Е. Варзара [1928/1940] получены из: Маслов П.П. Критический анализ буржуазных статистических публикаций. М., 1955. С. 459; Смирнов С.В. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССР и России, 1861- 2012. М., 2012. С. 74. Динамика в процентах подсчитана мной.

Отметим также, что, если основываться на подсчетах Э. Мэддисона, в Германии и Австрии наибольше падение ВВП приходится на первые два года войны¹⁹ (что, по-видимому, было связано с кардинальным сокращением с начала войны мировой торговли), далее же ситуация относительно стабилизи-ровалась²⁰. В России же основной спад ВВП произошел не в дебюте (то есть на фоне роста патриотических настроений в обществе), а в самый разгар сравнительно неудачно складывающейся, затянувшейся войны — в 1916—1917 гг. Взаимосвязь между военными неудачами, экономическим спадом и революцией прослеживается также в Австро-Венгрии и Германии, если опираться на альтернативные новейшие подсчеты ВВП упомянутых двух стран, где революции произошли в конце 1918 г.: сопоставимое с первым годом войны падение

Рисунок 1
Динамика ВВП на душу наслеления крупнейших мировых держав-участников Первой мировой войны (в %, 1913 г. = 100)

Источник: http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm

ВВП наблюдается в течение 1916—1918 гг. в Австро-Венгрии²¹ и в 1917 г. — в Германии²² (1918 г. в данном расчете не представлен). Во Франции, как по Мэддисону, так и согласно Окёру, отмечается резкое падение ВВП в первый год войны, но если по подсчетам первого автора даже более глубокий спад произошел в 1917—1918 гг., то по расчетам второго — в 1915 г. и 1918 г., причем по обоим подсчетам «грозившее» революцией падение ВВП было остановлено с победоносным окончанием войны.

Возвращаясь к динамике российского ВВП в 1914—1917 гг., к его завышению (и выводу о более успешном, «чем принято считать», перенесении российской экономикой «тягот войны») также приводит, на наш взгляд, учет Маркевичем и Харрисоном сектора «военных услуг», исчисленного исходя из численности вооруженных сил. Данный метод, по-видимому, оправдан с точки зрения возможностей для долгосрочных сопоставлений ВВП/НД, но, на наш взгляд, искажает представления о динамике реальной ресурсной базы, которой располагали воюющие государства для мобилизации производительных сил. При исчислении подобным методом доли военного сектора в период мировой войны в других странах, при их сравнении, сектор «военных услуг» в наименьшей степени увеличил бы российский ВВП/НД, так как для ведущих континентальных держав характерна большая доля мобилизованных ко всему населению страны: в Германии таковая составила 19,7%, Австро-Венгрии — 17,3%, Франции — 17,2%, Италии — 15,5%, Англии — 10,8%, в России — 10,8%²³.

В более полном учете сектора «других гражданских отраслей»/«услуг» (впрочем, не подкрепленном статистическими данными) и включении сектора «военных услуг» — заключается ключевое отличие подсчетов ВВП/НД Маркевичем и Харрисоном и Гэтрелла. Без учета «военных услуг», разница в оценках Гэтрелла и Маркевича / Харрисона глубины падения национального дохода в 1916 г. составит не 12,7% относительно 1913 г., а лишь 4,4%, а по 1917 г. — не 14,4%, а 7,15% (подсчитано по: таблица 3), и даже менее (от 0 до 3%)²⁴, если брать за основу графу в расчетах Маркевича и Харрисона — «товары и невоенные услуги» «по советской территории в межвоенный период».

По другим секторам, подсчеты существенно отличаются лишь при оценке динамики транспорта: у Маркевича и Харрисона в 1916 г. данный сектор продолжает расти, у Гэтрелла же, напротив — продолжает падать. Существенным недостатком обоих подсчетов является их базирование на данных о железнодорожных перевозках (у Гэтрелла расчет основан на доходности дорог, у Маркевича и Харрисона — на «объемах» перевозок), при недоучете водных²⁵ (к началу войны их доля составляла ок. 1/5) и гужевых. Относительно же отмечаемого в обоих исследованиях спада объемов железнодорожных перевозок в 1917 г. — необходимо отметить, что их рост до 1917 г. не был подкреплен соответствующим увеличением подвижного состава: численность вагонов и паровозов росла в 1914—1915 гг., но в 1916 г. упала на 1/5²⁶. О назревавшем к 1917 г. кризисе на транспорте свидетельствуют также данные о невыполнении назначений по перевозкам донецкого топлива — доля недогрузов выросла с 4% в 1913 г. до 30% в 1916 г. и 40% в 1917 г.²⁷

Из других секторов рост в 1916 г. обнаруживает только мелкая промышленность, причем по обоим подсчетам. Однако он не нивелировал спада первых лет войны и, кроме того, выявлен советскими статистиками лишь на основе отрывочных показателей и «экспертных оценок»²⁸. Для всех же остальных секторов (крупной промышленности, сельского хозяйства, строительства, «других гражданских отраслей»/«услуг»; доля первых трех производственных секторов составляла ок. 2/3 НД), по обоим подсчетам, уже для 1916 г. характерно падение валовых показателей. Причем в сельском хозяйстве (38—54% НД) спад в 1916 г. составил около 18%, при сохранении, в целом, статус-кво в 1917 г. Основная роль в данном спаде лежит на снижении урожайности (вектор динамики которой практически всегда на рубеже веков совпадал с динамикой НД), которое объяснимо как климатическим фактором (чередованием лет с высокой или низкой урожайностью, при том, что 1913 и 1915 гг. отличались рекордно высокой для XIX—XX вв. урожайностью зерновых), так и деградацией в ходе войны материальной производственной базы (резкого упадка потребления сельхозяйственного инвентаря, минеральных удобрений, мобилизации тягловой силы, наемных рабочих, сокращения посевных площадей и проч.)²⁹. Спад данного сектора экономики был смягчен многократным сокращением хлебного экспорта, поглощавшего накануне войны ок. 15% валового сбора хлебов³⁰. В результате, по авторитетным оценкам³¹, полученного в 1916 г. урожая теоретически хватало для прокормления населения (включая армию, численность которой достигала 5—7% населения). Однако с учетом многократного роста государственных закупок продовольствия, бюджетного дефицита, проблем с эквивалентным товарообменом с сельским производителем, транспортных трудностей — резкое снижение производительности аграрного сектора создавало предпосылки для продовольственного кризиса и введения продразверстки уже в 1916 г.

Таблица 3
Сравнение подсчетов динамики отдельных секторов российского ВВП/НД в 1913—1918 гг. А.М. Маркевичем / М. Харрисоном и П. Гэтреллом


Источники: Gatrell Р. Russia’s First World War: a social and economic history. Harlow, 2011. R 248; Маркевич A.M., Харрисон M. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление. С. 18, 24, 102.

Крупная промышленность

В этой связи тем более важна динамика сектора крупной промышленности (особенно с учетом его переориентации к 1917 г. на 2/3 на обслуживание оборонных заказов)³², демонстрирующего, по обоим подсчетам, спад не только в 1917 г., но и сравнимый — в 1916 г. Впрочем, приведенные подсчеты не отражают всего спектра оценок данного вопроса в историографии: наиболее известные в научной литературе индексы динамики российской промышленности в 1914—1918 гг. представлены в таблице 4³³.

Наиболее востребованными в историко-экономических исследованиях являются обработанные Н.Я. Воробьевым результаты промышленной переписи, проведенной в августе 1918 г. на территории 31 губернии Европейской России — за исключением прибалтийского, южного и уральского промышленных районов, где было сосредоточено большинство предприятий тяжелой промышленности³⁴. На основе данных переписи о непрерывно действовавших в 1913 — первой половине 1918 гг. предприятиях, он выявил поотраслевую динамику производительности труда в годы войны («коэффициенты данных переписи»), и, дополнив её данными фабричной и горной инспекции по численности рабочих (с 1917 г. не используемых Воробьевым, что, возможно, отразилось на преувеличении им глубины спада в этом году в сравнении с 1916 г.), исчислил приблизительную динамику валовой продукции фабрично-заводской промышленности СССР «в границах до 1939 г.», отличающуюся наиболее высоким, по сравнению с большинством других оценок, приростом производства с 1913 г. по 1916—1917 гг.

Материалы переписи также использовал Л.Б. Кафенгауз³⁵, совместно с группой советских статистиков и экономистов собравший и обобщивший к началу 1930-х гг. огромный массив статистических данных, характеризующих развитие российской промышленности с 1887 по 1926/1927 гг. На их основе Кафенгауз расчитал несколько вариантов индексов: физического объема продукции российской промышленности (на основе 29 рядов данных)³⁶, динамики стоимости валовой продукции (37 рядов), численности рабочих (29 рядов) и промышленных заведений (27 рядов). Впрочем, сам автор высказал сомнения насколько достоверно разработанный им индекс физического объема продукции отображал реальную картину в период Первой мировой войны, поскольку изменение ассортимента продукции в годы войны, кардинальное расширение производства изделий военного назначения в ущерб гражданским недостаточно учтены при определении общей динамики производства в промышленности³⁷. В частности, в его подсчетах неполно представлены машиностроение и металлообработка (что, впрочем, характерно для всех индексов физического объема производства; причем остается открытым вопрос, занижают ли они динамику данного сектора или, напротив, её завышают?³⁸), получившие наибольшее развитие в годы войны.

Несмотря на заимствование исходных статистических данных по физическому объему производства промышленной продукции в основном из работы Л.Б. Кафенгауза, в сторону некоторого его занижения отличаются итоги подсчетов за 1916—1917 гг., фигурирующие в упомянутом исследовании А.М. Маркевича и М. Харрисона, подсчитавших национальный доход в России в 1913—1928 гг. в соответствии с требованиями Системы национальных счетов ООН. Для составления индекса Маркевич и Харрисон используют на-более широкий из ныне разработанных набор рядов данных по отраслям и производствам — 60 рядов (например, В.Е. Варзар использовал 32 ряда)³⁹, дополнив ряды Кафенгауза прежде всего сведениями по горнодобывающей, металлургической, пищевой и химической отраслям.

Другие фигурирующие в литературе индексы промышленного производства во многом «вторичны» по отношению к упомянутым подсчетам (например, индексы, приведенные в книгах Б.А. Гухмана, В.Г. Громана, П. Гэтрелла в основном восходят к промышленной переписи 1918 г., т.е. к данным, обобщенным Н.Я Воробьевым; С.В. Смирнов выводит средний индекс из четырех других⁴⁰), не раскрывают исходные данные (В.Е. Варзар: опубликованы лишь его итоговые выкладки и перечень используемых рядов данных) или слишком «поверхностны» (например, «индекс» Прокоповича основан исключительно на динамике производительности труда в угольной промышленности Донбасса).

В целом, усредненный (по 10 вариантам подсчета — за исключением касающихся численности рабочих, динамики мелкой промышленности и исходных данных Н.Я. Воробьева по непрерывно-действующим предприятиям⁴¹) промышленный индекс равен по отношению к 1913 г. — 104,4% в 1916 г. и 75,1% в 1917 г.: обвальному (в среднем на 28,1% по 10 перечисленных индексов) снижению в 1917 г. по отношению к 1916 г. — предшествует едва заметное (в среднем на 1%) снижение в 1916 г. по сравнению с 1915 г. Однако примечательно, что 1916 г. отмечен приростом относительно 1915 г. — в индексах прежде всего основанных на переписи 1918 г. (за исключением одного из трех индексов Кафенгауза). Напротив, 6 из 10 оставшихся — свидетельствуют о начале спада уже в 1916 г., при том, что наиболее «фундированный» из таковых — Маркевича и Хариссона — фиксирует падение в 15%, сопоставимое с падением в 1917 г. (22,2%). Причем в 4 индексах (три из них — относятся к исчисленным разными авторами индексам физического объема продукции) спад в 1916 г. составил в среднем 5,5% к 1915 г.

Таким образом, индексы, основывающиеся почти исключительно на данных промышленной переписи 1918 г., дают завышенные показатели динамики промышленного производства в годы войны, по сравнению с учитыващими показатели физического объема производства. Происходит это, на наш взгляд, прежде всего из-за территориальной неполноценности переписи и недоучета данных стагнирующих отраслей добывающей промышленности. Возможно, также сказывался отмеченный Воробьевым недоучет переписью сведений по закрывшимся в годы войны предприятиям, общая численность которых в 1914—1917 гг. почти вдвое превосходила открывшиеся⁴².

Таблица 4
Индексы российской промышленности (в %, 1913 г. = 100)


Примечание.
* Данные - за первую половину 1918 г.
Источники: Прокопович С.И. Война и народное хозяйство. М., 1918. С. 173; Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года) // Вестник статистики. Кн. XIV. Апрель- июнь 1923 г. № 4- 6. М., 1923. С. 119, 122- 123, 152- 153; Сборник статистических сведений по Союзу ССР 1918- 1923 за пять лет работы Центрального статистического управления / Труды Центрального статистического управления. T. XVIII. М., 1924. С. 168- 171; Фабрично-заводская промышленность в период 1913- 1918 гг. / Труды Центрального статистического управления. T. XXVI. Вып. 1- 2: Б.м. Б.и., 1926. С. 37, 38, 162; Громам В.Г. Народное хозяйство СССР. Упадок и возрождение. М., 1928. С. 48; Гухман Б.А. На рубеже // Плановое хозяйство. 1929. № 5. С. 173; Маслов 77.77. Критический анализ буржуазных статистических публикаций. М., 1955. С. 459; Nutter G. W. The Growth of Industrial Production in the Soviet Union. Princeton, 1962. P. 185; Кафен-гаузЛ.Б. Эволюция промышленного производства России (последняя третьXIX в. - 30-е годыXX в.). М., 1994. С. 290- 297, 231; GatreïïР. Poor Russia, Poor Show: Mobilising a Backward Economy for War, 1913- 1917 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cam-ro bridge, 2005. P. 241, 254; Смирнов C.B. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССР и России, 1861- 2012. М., 2012. С. 69, 73; Маркевич А.М., Харрисон М. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление. С. 18, 71, 75, 89- 98.

Показательны в этой связи оценки, по данным переписи 1918 г., роста производительности труда к 1917 г., базирущиеся на завышенной (46%⁴³/55%⁴⁴ от общей валовой выработки всей промышленности в 1916 г., при том, что накануне войны их доля, по переписи, составляла 26%⁴⁵, и лишь около 1/5 — по другим источникам⁴⁶) доли машиностроения, металлообработки, химической отрасли, хотя в большинстве других групп производств (то есть за исключением производства «одежды и туалета», «производства и передачи физических сил и водоснабжения», «обработки пеньки и прочих волокнистых веществ растительного происхождения», «обработки смешанных и не точно обозначенных волокнистых веществ») в 1916 г. по сравнению с 1913 г. — выработка упала. Тем не менее, подсчеты, базирующиеся исключительно на данных переписи (см. таблицу 5) — Воробьева и Гухмана — демонстрируют значительный (4—27%) рост средней выработки рабочих с 1913 по 1916 гг.

Таблица 5
Средняя выработка на 1 рабочего в российской промышленности (1913 г. = 100)

Источники: Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 123; Сборник статистических сведений по Союзу ССР 1918- 1923 за пять лет работы Центрального статистического управления. С. 171; Труды Центрального статистического управления. Т. XXVI. Вып. 1-2: Фабрично-заводская промышленность в период 1913-1918 гг. Б.м. Б.и., 1926. С. 37, 38, 163; Гухман Б.А. Производительность труда и заработная плата в промышленности СССР. М.; Л., 1925. С. 115; Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 212; GatrellP. Poor Russia, Poor Show... Р. 253.

Тем самым игнорируется повсеместно отмечаемое резкое ухудшение квалификации рабочих в годы войны в связи с их мобилизацией на фронт, массовым привлечением труда женщин, малолетних, военнопленных; изношенность оборудования и проч. Не могло негативно не сказаться на производительности труда и заметное увеличение в 1916 г. стачечной активности рабочих (когда в среднем бастовал каждый третий рабочий, в то время как в 1915 г. — каждый шестой), в России отличавшейся наибольшей интесивностью по сравнению с ведущими воюющими державами⁴⁷.

Сомнения относительно данных расчетов продуктивности труда возникают уже исходя из динамики численности промышленных рабочих, судя по которой, для военных лет был характерен рост числа занятых — в 112—119% (по разным подсчетам) в 1917 г. относительно уровня 1913 г.⁴⁸ Например, при увеличении с 1913 по 1916 гг. численности рабочих, занятых в промышленности, по расчетам Л.Е. Минца⁴⁹, на 17,5% — даже для минимального роста производительности труда был необходим рост валовой выработки, превышающий данную цифру. Однако, помимо расчетов Н.Я. Воробьева, участника переписи 1918 г., по другим восьми приведенным выше подсчетам, схожий прирост валовой продкции находим только у Гухмана.

Кафенгауз использовал более широкий круг исходных статистических данных, поэтому динамика производительности труда согласно его расчетам — иная, причем основная роль в падении в 1916 г. против 1913 г. принадлежит легкой промышленности, при почти сохранении статус-кво в тяжелой⁵⁰. Ещё большие цифры падения производительности в 1916 г. к 1913 г. (на 14%) приводит в отношении фабрично-заводской промышленности П.В. Волобуев⁵¹. Падение производительности труда также прослеживается по данным других иследователей. Например, производительность рабочих угольной промышленности Донбасса в 1913— 1915 гг. держалась примерно на одном уровне, однако в 1916 г. и 1917 г. падала примерно на 20% каждый год⁵². В металлургии Юга России в 1913—1916 гг. она снизилась почти на 45%⁵³. Подсчеты П.А. Хромова свидетельствуют о снижении объемов выработки на одного рабочего в бакинской нефтяной промышленности (на 5 главных площадях) не только в 1917 г. (на 14,8% по отношению к 1916 г.), но и уже начиная с 1914 г. В 1914—1916 гг. она держалась на одном уровне, уступая примерно 10% выработке 1913 г.⁵⁴ В хлопчатобумажной промышленности выработка продукции на одного рабочего также начала падать с 1914 г.: в 1915 г. она снизилась на 2,6% по отношению к 1913 г., в 1916 г. — ещё на 12,8%, в 1917 г. — уже на 28,8% , сократившись почти вдвое по сравнению с довоенным временем⁵⁵.

В целом, при дискуссионности вопроса об уровне общей производительности труда в 1916 г. в сравнении с 1913 г., начало его падения в 1916 г. по отношению к 1915 г. прослеживается по большинству приведенных подсчетов, что говорит о том, что резкое снижение данного показателя в 1917 г. лишь ускорило обозначившеюся годом ранее тенденцию.

Если, тем не менее, всё же основываться на «оптимистичных» данных переписи 1918 г. (а не на индексах физического объема производства), то, при включении в подсчет Маркевича и Харрисона ВВП/НД данных по динамике крупной промышленности, почерпнутых у Воробьева (исчисленных по «коэффициенту переписи 1918 г.»), доля крупной промышленности в ВВП/НД значимо изменится, по нашим подсчетам, только по 1916 г. — а именно повысится на 3,5% (по другим годам — менее 1%). Тем самым, динамика ВВП/НД изменится в 1914 г. — на -0,75%, в 1915 г. — на +1,2%, в 1916 г. — на +3,5%, в 1917 г. — на -3,1%. То есть в 1916 г. спад экономики составит не 9,6% (как в подсчетах Маркевича и Харрисона), а 6,1%, но даже при таких цифрах 1916-й год следует охарактеризовать в плане экономики не иначе как кризисный.

Определенным барометром положения дел в промышленности служит динамика акционерного учредительства, представленная в таблице 6.

Таблица 6
Динамика акционерного учредительства в России в 1913—1917 гг.

Примечание. * С 1 марта 1917 г. по 1 октября 1917 г.
Источники: Струмилин С.Г. Очерки советской экономики: ресурсы и перспективы. М.; Л., 1930. С. 101; Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л., 1973. С. 309; Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX- XX веках. 1800- 1917. М., 1950. С. 368; Волобуев П.В. Экономическая политика... С. 285.

Наиболее подкреплены источниками сведения, собранные в специальном исследовании Л.Е. Шепелева. При их коррекции, с учетом индекса цен (используемого С.Г. Струмилиным), выяснится, что по сравнению с 1910— 1913 гг.⁵⁶ сумма капиталов ежегодно открывавшихся акционерных компаний в 1914—1916 гг. снизилась приблизительно на 20—30% (186,7 млн руб. в год против 259,5 млн — по статистике предпринимательских объединений или 235,4 млн — по ведомственной)⁵⁷. На 21% (128,3 к 162,4 млн руб.) в среднем снизилась сумма капиталов ежегодного увеличения основного капитала ранее открывавшихся акционерных компаний⁵⁸. Впрочем, отчасти это снижение капиталовложений, возможно, компенсировалось ростом, как отмечал А.Л. Сидоров, в неакционерном секторе и особенно казенной промышленности⁵⁹.

Все подсчеты отмечают резкий спад учредительства в первые годы войны и его явное оживление с 1916 г. Определенное удивление, на первый взгляд, вызывает мощный бум акционерного учредительства в 1917 г. — в условиях нарастания революционных событий, падения производительности труда, снижения объемов производства, кризиса железнодорожных перевозок. Примечательно, что учредительский бум наблюдался не только в металлообработке, химической промышленности и прочих отраслях, чей рост в большей степени может быть обусловлен усилением «военного спроса»⁶⁰. Крупнейшим по размерам капиталов открывающихся обществ оставалось горное дело, резко снизившее, тем не менее, свою долю среди всех новых капиталов в промышленности (с 36,1% в 1913 до 21,5% в 1917 г.), несколько сократилась и доля акционерных обществ по «выплавке и обработке металлов» (с 18,75% в 1913 г. до 10,8% в 1917 г.)⁶¹. Акционерные капиталы в химической промышленности возросли в 2,9 раза, однако их доля оставалась незначительной — 2,6%. Резко увеличили свою долю с 1913 по 1917 гг. акционерные общества по обработке волокнистых веществ (с 4 до 10,2%), в «смешанной группе» (с 10 до 16,2%) и в особенности — в механической обработке дерева (с 1,1 до 9,1%). С учредительством, по-видимому, тенденция была схожей, что и с биржевыми ценностями, в отношении которых П.В. Лизунов выявил, что повышение курсов ценных бумаг на биржах Петрограда и Вены находилось «в прямой зависимости от расстройства денежного обращения и связанного с ним роста цен»⁶². Однако полностью объяснять феномен всплеска учредительства в 1917 г. инфляцией неправомерно хотя бы из-за роста численности учрежденных акционерных обществ.

Природа роста акционерного учредительства в 1917 г. была, по-видимому, разной. С одной стороны, он имел под собой реальную основу: щедрое финансирование по государственным заказам способствовало расширению производства и созданию новых предприятий. Росло заводское строительство, которое, впрочем, в основном ограничивалось металлообработкой и химической промышленностью⁶³. Хотя если в 1914—1916 гг. динамика основных показателей акционерного учредительства схожа с трендом показателей по потреблению промышленного оборудования, то в 1917 г. она противоположна — производство падает, учредительство же бурно растет. Большая часть промышленного оборудования до войны импортировалась⁶⁴, в годы же войны поставки снизились вдвое, поэтому восполнять недостаток промышленного оборудования, сырья и проч. из-за границы возможно было лишь в незначительной части. В целом, вопрос о снабжении промышленности новым оборудованием остается дискуссионным: «оптимистичные» расчеты С.Г. Струми-лина касательно пополнения в 1914—1917 гг. оборудованием на 1 млрд руб. (в ценах 1913 г., в том числе 317,3 млн. — из-за рубежа)⁶⁵ — подвергаются критике⁶⁶, в том числе ввиду того, что данные по внутреннему производству получены им путем вычленения цифр по производству оборудования как А от всей продукции машиностроения⁶⁷.

Другим побудительным мотивом для новых капиталовложений в промышленность, в условиях топливно-сырьевого голода, было стремление обеспечить себя ресурсами покупкой топливно-сырьевых предприятий (в том числе в качестве инвестиций «на будущее»), что подталкивало к «трестированию». Банки, владевшие металлообрабатывающими предприятиями, в условиях дефицита металла приобретали в собственность металлургические заводы. Численность рабочих в крупной промышленности за 1916—1917 гг. увеличилась приблизительно на 15%⁶⁸, что также может свидетельствовать о расширении производства. С другой стороны, в 1917 г. количество рабочих на закрывающихся предприятиях, по данным переписи 1918 г., впервые за все годы войны, превысило число рабочих на вновь открывающихся фабриках⁶⁹, что говорит в пользу тезиса о «замирании» промышленности в 1917 г.

П.В. Волобуев подчеркивает «спекулятивный» характер роста акционерных капиталов в 1917 г., так как производственный сектор в 1917 г. «становился всё менее выгодным для предпринимателей»⁷⁰ — в условиях заметно усилившейся инфляции, роста расходов на заработную плату⁷¹, дефицита оборотных капиталов⁷², транспортного кризиса, расстройства аппарата государственного управления, задолженности казны перед поставщиками и проч.⁷³ «Полагая, что акции легче, чем кредитный рубль, перенесут смутное время революции, — также отмечает данную тенденцию П.В. Лизунов, — многие снова стали приобретать ценные бумаги... В нормальное время даже незначительное сокращение ссуд под акции вызвало бы на бирже длительную депрессию, но в то время это не произвело никакого впечатления. Акции покупались с единственной целью “освободиться от ничего не стоящего рубля”. Биржа перестала быть местом размещения ценных бумаг для развития и расширения предприятий и не служила экономическим и финансовым целям государства, а превратилась в место самой низкой спекуляции»⁷⁴.

Поэтому воспринимать рост акционерного учредительства в 1917 г. как признак промышленного подъема, на наш взгляд, неправильно. Тем более сложно говорить, под данным углом зрения, о подъеме касательно первых лет войны.

При дискуссионности вопроса касательно динамики промышленного индекса в 1916 г. и, в целом, солидарности относительно глубины его падения в 1917 г., затруднительно предположить, был бы этот спад в 1917 г. столь катастрофичным (по разным оценкам — 17—37%!), не случись революционных событий. В этой связи важно выявить, за счет каких отраслей вплоть до 1917 г. поддерживалось видимое «статус-кво», каково было положение в ключевых отраслях, от которых зависит успешное функционирование, воспроизводство всей промышленности — прежде всего в топливно-металлургическом комплексе и машиностроении. Насколько существенны были наблюдавшиеся в них кризисные явления ещё до 1917 г.?

Рисунок 2
Динамика добавленной стоимости валовой продукции крупной российской промышленности (в %, 1913 г. = 100), в границах СССР до 1939 г.

Источник: Маркевич А.М., Харрисон М. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход России в 1913- 1928 гг. С. 18, 71.

Поотраслевая динамика развития российской промышленности в годы войны, на основе рассчитанных Маркевичем и Харрисоном индексов, представлена на рисунке 2. Данный индекс является в определенной степени комплексным, так как включает в себя как ряды данных, собранные Кафен-гаузом, так и учитывает тенденции, выявленные в результате промышленной переписи 1918 г., заимствуя отраслевые «веса». Выявляемый таким образом поотраслевой срез российской промышленности не исключает противоречий с поотраслевой динамикой, представленной в исследованиях Кафенгауза и Воробьева, но, в целом, отображает некие общие тенденции, и, прежде всего, приводит к выводу о существенном возрастании диспропорции в развитии отдельных секторов производства: рост подотраслей, относящихся к производству вооружения и боеприпасов, и стагнацию или спад в большинстве других, особенно в топливно-металлургическом комплексе — ключевом для функционирования всего народного хозяйства.

Из крупнейших отраслей — выработка продукции снизилась с 1913 по 1916 гг. (данные — по неоккупированным территориям): в пищевой промышленности — на 17% (по расчетам Маркевича и Хариссона, по данным переписи 1918 г. — на 10,3%)⁷⁵; по конгломерату подотраслей текстильной промышленности — на 16% по переписи 1918 г., 10,6% — по Кафенгаузу⁷⁶, но выросла на 8,3% по расчетам Маркевича и Хариссона (противоречие в векторе цифр, видимо, объясняется отмеченным Кафенгаузом «огрубением», «понижением качественного уровня» продукции). По горнодобывающей промышленности спад производства в 1916 г. составил, по расчетам Маркевича и Хариссона, ок. 1/5 от уровня 1913 г.; по переписи 1918 г. (по группе «горной и горнозаводской промышленности») — 13,7%⁷⁷. Выплавка чугуна в стране падала уже начиная с 1914 г., незначительно приостановившись в 1916 г.; чуть медленнее, за счет широкого использования металлолома, это падение наблюдалось и в производстве проката⁷⁸. В 1916 г. по сравнению с 1913 г. по чугуну спад составил 10%, по прокату — 6%, а с учетом потери польского района — соответственно 18% и 16,5%. В связи с огромным ростом «военного» спроса на металл, сокращение его выплавки усугубляло дефицит: по оценкам Сидорова, если в 1915 г. 1/5 производимых металлов ещё поступало на «вольный рынок», то в 1916 г. он уже оставался почти без железа, получая его по спекулятивным ценам⁷⁹. Показательно введение уже в 1916 г., ввиду острейшего дефицита (ок. 1/3 оборонных потребностей, не включая спрос «свободного рынка»), обязательной разверстки черных металлов, а также падение добычи железных руд в 1914—1916 гг. на 30—40% по сравнению с 1913 г. Несмотря на дефицит, накануне 1917 г. для металлургии (как и для производства кокса, текстильной промышленности и др.) характерен недогруз производственных мощностей, происходящий, во многом, по причине нехватки топлива.

Его дефицит заметен на примере данных о потреблении донецкого угля (87% общероссийской добычи угля в 1913 г., за вычетом домбровского), главной топливной базы для промышленности и железных дорог (уголь составлял в их топливном балансе — соответственно 62% и 63%): если его отпуск для нужд железных дорог с 1913 по 1916 гг. вырос почти вдвое⁸⁰, для металлургической промышленности — на 15%, то для всех прочих категорий потребителей он снизился на К⁸¹. Из-за оккупации в годы войны Германией Домбровского бассейна (доля которого в 1913 г. составляла ок. 1/5 общероссийской добычи), добыча угля в России в 1916 г. по сравнению с 1913 г. сократилась на 4,2%, хотя на неоккупированных территориях, напротив, возросла на 18,6%. Ситуацию усугубляло резкое сокращение импорта угля⁸², накануне войньг удовлетворявшего ок. 1/5 потребности в нем (в основном он шел в Прибалтику и Петербург). О критическом дефиците угля говорит и тот факт, что на его долю приходилось более 1/3 согласованных с союзниками на Петроградской конференции поставок в Россию на 1917 г.⁸³

В условиях дефицита угля, а также в связи с прекращением экспорта нефтепродуктов (в 1913 г. на экспорт шло лишь около 15% их выработки в Баку)⁸⁴, жидкое топливо, по выражению А.А. Иголкина, в годы войны «спасало промышленную жизнь страны»⁸⁵, завоевывая новые географические районы и увеличивая свою долю в потреблении промышленностью и транспортом⁸⁶. Тем не менее, добыча нефти лишь в 1916 г. была выше уровня 1913 г. (на 7%, за счет роста добычи фонтанной грозненской нефти, сдерживаемой трудностями с её транспортировкой), при сохранении статус-кво в 1914—1915 гг. и падении в 1917 г. на 5,5% относительно 1913 г. В основном добывающем районе — Бакинском, за исключением 1916 г. (характеризующегося ростом на 2% к уровню 1913 г.) нефтедобыча в большей степени упала в 1914—1915 гг. (92% и 96,1%), как и в 1917 г. (86%), из-за недостатка материалов для буровых работ. С осени 1916 г. потребление нефти сдерживалось расстройством железнодорожного транспорта. С учетом того, что добываемая нефть по теплотворности составляла около 1/3 совместного с углем топливного баланса⁸⁷, восполнить дефицит топлива с её помощью, при, в целом, стагнации нефтедобычи было невозможно.

В отличие от топливно-металлургического комплекса, наиболее благополучное положение, «вытягивающее» общие показатели по всей промышленности в годы войны, наблюдалось в металлообработке и машиностроении. Эти подотрасли, по подсчетам Маркевича и Харрисона, даже увеличили объем производства в 1917 г. по сравнению с 1916 г. на 3,5% (при падении по всей крупной промышленности на 26,7%). По сравнению же с 1913 г. отмечен рост в 1,5 раза, то есть превышение среднего (73,3%) показателя по всей крупной промышленности вдвое. По оценкам же Воробьева, стоимость валовой продукции в металлообработке возросла с 1913 г. в 3 раза, но в 1917 г., в сравнении с 1916 г., тем не менее, сократилась на 36%⁸⁸.

Определенную позитивную динамику отрасли с 1913 г. отметил и Кафенгауз. «Металлообрабатывающая промышленность, — писал он, — вышла из войны обогащенной более мощным оборудованием и новым техническим опытом»⁸⁹. Особенно значимым был рост отечественного станкостроения, ввиду проблем с импортом станков: к началу войны 58% машин для промышленности покрывал их импорт, который в 1914—1917 гг. сократился по отношению к 1913 г. в 2,3 раза⁹⁰. Выпуск металлообрабатывающих станков, по данным переписи 1918 г., вырос с 1913 по 1916 гг. в 10 раз⁹¹. Впрочем, станки предназначались в основном для предприятий, работающих «на оборону», и большая часть их представляла простейшее оборудование для снарядного производства. Производство станков для деревообработки, резинового и табачного производств, напротив, с 1913 по 1916 гг. в среднем сократилось на 2/3, ткацких, мельничных, маслобойных машин — на 1/3⁹². Производство некоторых других видов «невоенной» продукции в 1917 г. по сравнению с 1913 г. также значительно уменьшилось: плугов — в 13,3 раза, пассажирских вагонов — в 3,4 раза, грузовых — на 8%. До 1916 г. в выпуске вагонов наблюдался некоторый рост, сменившийся затем заметным сокращением, причем в 1917 г. производство их оказалось ниже уровня 1913 г. (притом недогруз производственных мощностей в производстве вагонов в 1914—1917 гг. составил 40%, паровозов — 50%⁹³). Похожая картина складывалась также в паровозостроении, которое опустилось ниже уровня 1913 г. уже в 1916 г, и паровых двигателей — на 36%⁹⁴. В целом, доля «предметов мирного строительства» в продукции отрасли, по подсчетам П.А. Кюнга на основе переписи 1918 г., составила в 1913 г. 73,8%, при 34,4% в 1916 г. (21,7% — по предварительным подсчетам Воробьева по тому же корпусу источников)⁹⁵ и 44,3% (24,4%, по Воробьеву) в 1917 г.⁹⁶

То есть подъем отрасли в годы войны в значительной степени был обеспечен ускоренным производством военной продукции, в ущерб «гражданской»: за это же время производство самолетов увеличилось в 6,8 раз, моторных двигателей — в 7—10 раз⁹⁷, электротехники (электромоторов, радио-, телефоно-, телеграфо-аппаратуры) — примерно в 5 раз⁹⁸, артиллерийских орудий — вдвое⁹⁹, снарядов — в 4,2 раза¹⁰⁰. В 1917 г., по оценкам Воробьева, в абсолютных цифрах выпуск военной продукции отрасли начал сокращаться, упав по сравнению с 1916 г. на 33,5%. По наиболее важным ее видам падение выработки в 1917 г., впрочем, было менее значительным. Так, производство артиллерийских снарядов, по данным А.А. Ма-никовского, даже выросло по сравнению с 1916 г. на 14%¹⁰¹, артиллерийских орудий — сократилось на 13%, причем наиболее существенное снижение ежемесячного выпуска отмечалось в феврале, июне и ноябре—декабре 1917 г.¹⁰² Схожая динамика в 1917 г. наблюдалась и в производстве трехлинейных патронов: падение производства по отношению к 1916 г. на 18,4% (при росте в сравнении с 1914 г. — в 1,8 раза), с наибольшим снижением выпуска продукции в те же месяцы¹⁰³.

Однако даже производство продукции военного назначения, несмотря на рост в 1916 г. по отношению к 1913 г., далеко не покрывало выявленные потребности. Так, например, по данным Особого совещания по обороне государства на 1916 г. — первую половину 1917 г., согласно размещенным заказам, потребности армии в аэропланах могли быть удовлетворены за данный период лишь на 36%, в том числе 1/5 — за счет поставок из-за границы¹⁰⁴. Причем, как отметил В.В. Поликарпов, в значительной части русские показатели и по моторам, и по самолетам относятся к сборке из заграничных готовых деталей и узлов¹⁰⁵. Потребность в автомобилях покрывалась на 25,7% (в том числе 61% — заграничного производства; хотя в действительности в 1917 г. ни один из строящихся 6 автомобильных заводов так и не был введен в строй, в основном из-за затруднений с получением оборудования¹⁰⁶), в моцотиклетах — на 7% (на 100% — иностранных), в винтовках — на 62,9% (при 71,5% — иностранных¹⁰⁷), в винтовочных патронах — на 59,4% (55,7% — иностранных), предусматривалось полностью покрыть потребности в пулеметах, однако 70,4% из них должно было поступить из-за границы¹⁰⁸, импортировалась также тяжелая артиллерия и снаряды к ней. Существенная зависимость от иностранных поставок, наряду с дороговизной производства на российских частных заводах — способствовали выработке в конце 1916 г. запоздалой, ориентированной более на послевоенное укрепление мощи российских вооруженных сил программы строительства 37 казенных заводов, выполнение которой потребовало значительных расходов, не принесших видимой отдачи в ходе войны¹⁰⁹.

Увеличению производства препятствовали проблемы с эвакуацией промышленности, как и потеря в ходе войны западных территорий, где было сосредоточено значительное число машиностроительных предприятий. Так, по данным А.Л. Сидорова, через год после начала эвакуации было пущено в строй лишь около 20—25% эвакуированных крупных предприятий¹¹⁰. Проблема потери и эвакуации ведущих предприятий была существенной и для химической промышленности, значительный потенциал которой базировался в Прибалтике и Польше. Если не включать в подсчет предприятия на оккупированных территориях, в этой отрасли в 1915—1916 гг. наблюдался рост как валовой продукции, так и числа заводов и количества задействованных рабочих. Численность последних продолжала расти и в 1917 г. (на 29,6% по сравнению с 1916 г. и в 2,2 раза по отношению к 1913 г.), однако их производительность, по данным Кафенгауза, с 1916 г. снижается на 20,7%, хотя и оставалась несколько большей (105,7 %) уровня 1913 г.¹¹¹ «Локомотивом» роста в данной отрасли выступало производство взрывчатых веществ (составлявшее, по оценкам Воробьева, около 40% валовой выработки отрасли в 1916—1917 гг.¹¹²), где число рабочих в 1917 г. по отношению к 1913 г. увеличилось 5,7 раз, валовая продукция — в 2,4 раза, при росте первого показателя по отношению к 1916 г. на 59,6% и тем не менее снижении второго — на 6,2%¹¹³. Оно породило существенный прорыв в развитии производства их компонентов: строились новые и расширялись старые заводы по производству серной кислоты (при росте его производства с 1913 по 1916 гг., в границах СССР до 1939 г., в 1,7 раза)¹¹⁴, были найдены новые способы для промышленного производства азотной кислоты (при росте его производства в 3 раза), возникали новые производства по химической переработке нафталина¹¹⁵, газообразного и жидкого хлора, практически с нуля была рождена отечественная коксобензольная промышленность¹¹⁶, что позволило наконец освободиться от заграничной зависимости в выработке бензола (при росте его выработки с 1913 по 1916 гг. — почти в 14 раз)¹¹⁷.

Однако, несмотря на значительную государственную поддержку, даже в этой сфере не удавалось выйти на необходимые объемы производства. Самым слабым местом боевого снабжения оставалось производство пороха, 70—80% которого в 1915—1916 гг. доставлялось из-за границы, и даже строительство в 1917 г. двух пороховых казенных заводов было направлено на ликвидацию лишь части дефицита¹¹⁸. Тем более проблематичным было положение с продукцией «невоенного спроса». В годы войны наблюдалось её резкое сокращение: суперфосфатов в 1917 г. вырабатывалось 7,8% от уровня 1913 г., кальцинированной соды (необходимого компонента для текстильной отрасли) — 64,6%¹¹⁹. Снижались и масштабы нефтепереработки (примерно на 15% с 1913 по 1916 гг., при снижении в Баку на 25% и росте в Грозном)¹²⁰, при увеличении доли выработки неквалифицированных продуктов (росте мазутности), обусловенной резким сокращением экспорта нефтепродуктов и снижением спроса на продукты квалифицированные¹²¹.

Таким образом, поддержание общих валовых показателей промышленности на уровне 1913 г. достигалось прежде всего за счет роста военного сектора — химической, машиностроительной, металлообрабатывающих и ряда других отраслей. В «гражданских» же секторах, и прежде всего в топливно-металлургическом комплексе, ключевом с точки зрения обеспечения ресурсами для нормального функционирования остальных отраслей — кризисные явления (снижение объемов производства, падение производительности труда, недогруз производственных мощностей и др.) проявились уже до Февраля 1917 г. Что не могло в итоге не привести к спаду всей промышленности и не сказаться негативно на экономике в целом, в особенности — на сокращении товарообмена между «городом и деревней». В 1917 г., судя по динамике производства в ряде ведущих отраслей промышленности (металлургической, угольной, нефтяной)¹²², рубежным стало начало лета этого года. Примечательно, что летние же месяцы 1917 г. становятся переломными и в плане падения темпов хлебозаготовок (при массовых отказах крестьян сдавать хлеб по твердым ценам)¹²³, роста бумажно-денежной эмиссии¹²⁴ и розничных цен¹²⁵.

При дискуссионности вопроса о динамике российской промышленности в годы войны и некотором оптимизме части современной историографии касательно сравнений динамики спада в других воюющих странах и значительного роста военного сектора отечественной промышленности — нельзя не учитывать её изначальное отставание относительно ведущих западных держав (за исключением, пожалуй, Австро-Венгрии) по целому ряду ключевых показателей развития экономики (причем не только в количественном плане, но и в качественным), технологическую¹²⁶ и инвестиционную зависимость от западных экономик. Например, по доле в мировом промышленном производстве Россия к 1913 г. уступала Англии и Германии приблизительно в 3—5 раза, США — в 7, лишь на 20% отставая от Франции¹²⁷. Почти вдвое Россия отставала от среднеевропейских данных по доле промышленности в структуре занятости рабочих в основных секторах экономики, как и по уровню индустриализации на душу населения (отставая от ведущих держав — в 2,6— 6,6 раз)¹²⁸.

Схожее положение наблюдалось и по ключевым отраслям для развития промышленности и военной экономики, в целом: например, в добыче угля Россия отставала от Германии в 5,3 раза, Англии — в 8,1 раз, находилась на уровне Франции и вдвое превосходила Австро-Венгрию. По чугуну доля России составляла соответственно — 44%, 27%, 89% и 194%¹²⁹, причем в Германия и Англии почти половина годового производства чугуна шла на экспорт (в последней та же ситуация складывалась и по углю)¹³⁰, что смягчало негативные последствия от спада производительности в годы войны. В цветной металлургии, несмотря на огромные природные богатства, только по меди внутреннее потребление удовлетворялось в основном за счет собственного производства, занимавшего хоть сколько-то весомую долю в мировом производстве (около 3%)¹³¹, выработка же других цветных металлов в России, как до, так и в ходе войны находилась, по-сути, в зачаточном состоянии¹³². Германия же, напротив, была среди мировых лидеров по совокупному производству свинца, цинка, олова, меди, алюминия — в среднем — 12% мирового производства данных продуктов в 1913 г. (подтянувшись с 1,4% в 1913 г. до 12% в 1917 г. и в производстве алюминия, ранее заметно отстававшем), доля США составляла около 1/3 мирового производства данных продуктов, Франции — 5,6% (за счет производства свинца, цинка и алюминия), в Англии вырабатывались все перечисленные продукты, но значимую роль она играла только в выплавке меди (5,3% мирового производства) и алюминия (10,5%)¹³³.

По серной кислоте, основному продукту химической промышленности — Англия превосходила Россию примерно в 9 раз, Франция — в 4, Германия — в 5; при почти монопольном положении последней в мировом производстве органических красителей — другого важнейшего компонента для выработки взрывчатых веществ¹³⁴. Традиционно весомой для России была доля импорта в продукции машиностроения, так как по значительному спектру продукции внутреннее производство в России было развито слабо (например, «оборудование российской промышленности было преимущественно иностранным», в отличие от транспортного оборудования)¹³⁵.

Кроме того, у Англии и Франции было больше транспортных и финансовых возможностей для импорта недостающих материалов, что сказалось в годы войны: например, с 1913 по 1916 гг. физический объем импорта в Россию сократился почти втрое, в то время как в Англии — лишь на 17%¹³⁶. Касательно транспорта, Россия была на одном из последних мест в Европе по обеспеченности железными дорогами на единицу территории или относительно численности населения (несмотря на второе место в мире по длине эксплуатируемых железных дорог), существенно уступая и в доле неодноколейных дорог¹³⁷. По тоннажу торгового флота Россия из ведущих держав превосходила только Австро-Венгрию, уступая Великобритании в 16 раз, Германии — в 4, Франции — в 2¹³⁸.

Таким образом, по исходной посылке — уровню развития промышленности, и транспортной инфраструктуры — Россия находилась далеко не в самом выгодном положении (за исключением определенного преимущества в продовольственном вопросе¹³⁹), что сокращало её шансы продержаться более других ведущих держав в своеобразном марафоне военных экономик.

В результате, несмотря на достигнутые в годы войны успехи в области оборонной промышленности и, кроме того, значительные зарубежные поставки — по технической оснащенности основными боевыми средствами Россия заметно уступала ведущим западным державам (см., например, таблицу 7¹⁴⁰). По оценкам Гэтрелла и Харрисона, в России ежегодно (за 3 года 8,5 месяцев её участия в войне) производилось основных видов вооружений (при следующем расчете сопоставимости «весов»: 1 самолет = 1 танк = 5 артиллерийских орудий = 100 пулеметов = 500 винтовок) — в 3,9 раз меньше, чем в среднем в Англии, Франции и США, и в 4,7 раза меньше, чем в Германии¹⁴¹.

Таблица 7
Техническая оснащенность боевыми средствами армий главнейших держав к концу Первой мировой войны

Источник: Мировая война в цифрах. М., 1934. С. 31.

Притом России предстояло вооружить наибольшую по численности в мире армию, первенствуя, в частности, по абсолютному числу мобилизованных¹⁴⁵. С учетом наименьшей, среди ведущих держав, доли России в общемировом промышленном производстве, это демонстрирует, насколько перед российской промышленностью стояла более сложная задача: например, индекс отношения доли в мировом производстве к общему числу мобилизованных (см. таблицу 8) в России — в 4 раза меньше Франции, в 7 — Германии, в 9 — Англии, в 50 раз — США.

Таблица 8
Индекс отношения доли в мировом производстве к числу мобилизованных в вооруженные силы в крупнейших державах в период Первой мировой войны

Источники:
строка 1: Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М., 2001. С. 88— 89; см. также: Минц И.И. Указ. соч. С. 40;
строка 3: Россия и СССР в войнах ХХ в. М., 2001. С. 106; Россия в мировой войне 1914— 1918 года (в цифрах). М., 1925. С. 63— 64;
строка 4: Урланис Б.Ц. История военных потерь. М., 1999. С. 499.

Данную задачу приходилось решать путем перевода с 1915 г. отечественной промышленности на военные рельсы, достигшего пика уже в 1916 г., а также за счет дорогостоящего импорта, что негативно сказывалось на росте внешней задолженности страны.

Финансирование военного бюджета

Финансирование войны — острая тема для всех воюющих держав, и бремя военных расходов для российского бюджета было далеко не наибольшим¹⁴⁶. Однако Россия изначально находилась в невыгодном положении, будучи чуть ли не единственной из крупнейших мировых держав с внешней задолженностью, причем крупнейшей в мире¹⁴⁷, а также страной с отрицательным платежным балансом¹⁴⁸. Из каких источников осуществлялось финансирование военных расходов в России можно судить по данным таблицы 9.

Таблица 9
Источники для покрытия бюджетного дефицита в России

Примечание.
* Рост внешнего долга России за годы войны П. Гэтреллом преувеличен: более обоснованной представляется цифра не 8,4 млрд. руб., а 7,2 млрд. руб. (см., например: Голицын Ю.П., Петров Ю.А. Финансовое положение, февраль 1917 - осень 1918 г. // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 400- 401).
** Данные П. Гэтрелла скорректированы по: Шмелев К.Ф. Денежное обращение в России в годы войны и революции (1914-1921 гг.) // Денежное обращение и кредит. Т. 1. Пг., 1922. С. 12-13.
Источник: Gatrell P. Russia’s First World War. P. 134, 139, 145. Динамика в процентах подсчитана мной.

Позаимствования из внешних источников в 1917 г. были сокращены (при происходившем уже до революционных событий сокращении золотого запаса, резком ухудшении торгового и платежного балансов, падении обменного курса рубля), но даже при том Россия оставалась одним из крупнейших получателей международных займов военных лет и — со значительным отрывом — крупнейшим в мире внешним «чистым» должником на момент окончания войны¹⁴⁹, что ограничивало возможности новых внешних займов. В условиях бедности России капиталами¹⁵⁰, а также прогрессирующей инфляции — со всё большими трудностями сталкивалось и размещение долгосрочных внутренних займов¹⁵¹, также в 1917 г. по сравнению с предреволюционным годом сократившихся. По подсчетам Я.М. Букшпана, в годы войны в российскую казну поступало от внутренних займов¹⁵² значительно меньше средств, чем в Германии, Англии, Франции, США¹⁵³. Хотя, как отмечает Ю.А. Петров, резервы внутреннего денежного рынка были далеко не исчерпаны, о чем, в частности, свидетельствует прирост вкладов в банках в 1916 г. в 5,3 млрд. руб.¹⁵⁴ В сложившейся ситуации выход был найден в наращивании выпуска краткосрочных облигаций государственного казначейства (который, впрочем, в 1917 г. незначительно превзошел рост 1916 г.), а также в бумажно-денежной эмиссии: количество кредитных билетов в обращении уже к 1 ноября 1917 г. почти вдвое превзошло совокупный их выпуск предыдущих военных лет. Впрочем, «аномальным» прирост бумажно-денежной массы стал только со второго квартала 1917 г.: во второй половине 1914 г. он составил 65,4% и 9,2% (в 3-м и 4-м квартале соответственно), в 1915 г. — 12,4%, 13,3%, 30,3%, 14,8%, в 1916 г. — 8,2%, 9,0%, 14,5%, 20,0%, в 1917 г. — 19,1%, 19,5% и 32,2% (за первые три квартала)¹⁵⁵. Кроме того, уже в 1916 г. Россия¹⁵⁶ была лидером среди ведущих воюющих держав по размерам бумажно-денежной эмиссии¹⁵⁷.

Таблица 10
Индескы цен в России в период Первой мировой войны


Источник: Gatrell Р. Russia’s First World War. R 146; Шмелев К.Ф. Денежное обращение в России в годв1 войнв1 и революции (1914- 1921 гг.). С. 24- 25;. Кохн М.П. Русские индексы цен. М., 1926. С. 12- 19. Подсчеты мои.

Ставка на эмиссионное финансирование военных расходов, наряду с сокращением товарной массы¹⁵⁸ — подстегнули резкий скачок цен, пиковые значения прироста которых пришлись на 1917—1918 гг. (см. таблицу 10). Но и до 1917 г. Россия по данному показателю была лидером (по бюджетному индексу — вслед за Австро-Венгрией) среди других ведущих воюющих держав¹⁵⁹. Уже со второй половины 1916 г. рост товарных цен стал опережать рост бумажно-денежной эмиссии¹⁶⁰.

Впрочем, индексы цен, возможно, недооценивают рост дороговизны в России в конце 1916—1917 гг., так как дискуссионным является вопрос, насколько полно ими учитывается дефицит продуктов и цены «черного рынка» (как это отметил по многим странам ещё Л.А. Мендельсон)¹⁶¹. Особенно это касается промышленных товаров, слабо представленных в бюджетных индексах (ключевого показателя для оценки динамики реальной заработной платы¹⁶², потребления городского населения в годы войны), а в индексах оптовых цен отраженных лишь на этапе «локо-фабрика», то есть без учета транспортных расходов и прибыли торговцев, существенно увеличивавших цены при транспортном коллапсе и росте государственного вмешательства в сферу сбыта/распределения «стратегических» товаров.

Была ли альтернатива ставке на эмиссионное финансирование военных расходов в условиях сокращения производства/товарной массы и при ограниченных возможностях для долгосрочных займов? По мнению Ю.П. Бокарева, она заключалась в «пересмотре части союзнических обязательств..., переходе к оборонительной стратегии на фронте, сокращении армии и военных расходов»¹⁶³. Но возможен ли был столь резкий поворот, с учетом того, что даже при текущей численности армии и уровне её финансирования, немалая часть российской территории уже была захвачена противником? В итоге, при Временном правительстве лишь был приостановен рост численности армии, доли военного сектора обрабатывающей промышленности, сократились правительственные закупки продовольствия¹⁶⁴. Но этого оказалось недостаточно.

Таким образом, мы далеки от мысли снимать с Временного правительства ответственность за экономический коллапс 1917 г. Однако, на наш взгляд, динамика российской экономики в годы войны, при сравнительном изначальном её отставании, делала подобное развитие событий весьма вероятным (пусть и при, возможно, несколько меньшей глубине экономического спада) и при ином сценарии февральских событий.

Библиография

Baten J, Schulz R. Making Profits in Wartime: Corporate Profits, Inequality, and GDP in Germany during the First World War // The Economic History Review. New Series. Vol. 58. № 1 (Feb., 2005). P. 34- 56.

Broadberry S., Harrison M. The economics of World War I: an overview // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 3-40.

Galassi F.L., Harrison M. Italy at War, 1915-1918 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 276- 309.

Gatrell P. Poor Russia, Poor Show: Mobilising a Backward Economy for War, 1913-1917 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. Р. 235- 275.

Gatrell P. Russia’s First World War: a social and economic history. Harlow, 2011.

Gatrell P., Harrison M. The Russian and Soviet economies in two world wars: a comparative view // Economic History Review. Vol. XLVI. № 3. 1993. P. 425- 452.

Hardach G. The First World War, 1914-1918. Los Angeles, 1977.

Hautcoeur P.-C. Was the Great War a Watershed? The Economics of World War I in France // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005.

Nutter G.W. The Growth of Industrial Production in the Soviet Union. Princeton, 1962.

Ritschl A. The Pity of Peace: Germany’s Economy at War, 1914-1918 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 41-76.

Schulze M.-S. Austria-Hungary’s economy in World War I // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 77-111.

The Economic Transformation of the Soviet Union, 1913- 1945 / Ed. by R.W. Davies, M. Harrison, S.G. Wheatcroft. Cambridge, 1994.

Бакулев Г.Д. Черная металлургия Юга России. М., 1953.

Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений: к изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1988.

Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М., 2001.

Бокарев Ю.П. Рубль в эпоху войн и революций // Русский рубль. Два века истории. XIX-XX вв. М., 1994. С. 175- 198.

Бокарев Ю.П. Темпы роста промышленного производства в России в конце XIX - начале XX в. // Экономическая история. Обозрение. Вып. 13. М., 2007. С. 170- 179.

Брейтерман А.Д. Цветные металлы // Богатства СССР / Под ред. А.Ф. Арского. Вып. V. М.; Л., 1925. С. 3-61.

Букшпан Я.М. Военно-хозяйственная политика: формы и органы регулирования народного хозяйства за время мировой войны 1914-1918 гг., М.; Л., 1929.

Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962.

Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года) // Вестник статистики. Кн. XIV. Апрель-июнь 1923 г. № 4-6. М., 1923. С. 115-154.

Воронкова С.В. Автомобильная промышленность // Россия в Первой мировой войне. 19141918: Энциклопедия: В 3 тт. Т. 1. М., 2014. С. 36- 38.

Воронкова С.В. Заводское строительство в России в годы Первой мировой войны (к проблеме развития промышленного потенциала) // Экономический журнал. 2002. № 2 (5). С. 6-44.

Голицын Ю.П., Петров Ю.А. Финансовое положение, февраль 1917 - осень 1918 г. // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 384- 453.

Грегори П. Поиск истины в исторических данных // Экономическая история. Ежегодник. 1999. М., 1999. С. 471- 500.

Громан В.Г. Народное хозяйство СССР. Упадок и возрождение. М., 1928.

Грузинов А.С. Металлургия // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 т.: Т. 2. М., 2014. С. 371- 380.

Грузинов А.С. Российская индустрия в 1917 г.: динамика и структура производства // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 225- 248.

Гухман Б.А. На рубеже // Плановое хозяйство. 1929. № 5. С. 164- 193.

Гухман Б.А. Производительность труда и заработная плата в промышленности СССР. М.; Л., 1925.

Дихтяр Г.А. Внутренняя торговля в дореволюционной России. М., 1960.

Дьяконова И.А. Нефть и уголь в энергетике царской России в международных сопоставлениях. М., 1999.

Загорулько М.М., Булатов В.В., Косторниченко В.Н. «Виккерс» в России: материалы для разработки проблематики иностранного капитала и государственно-частного партнерства в военной, нефтяной и электротехнической отраслях промышленности России и СССР. Волгоград, 2012.

Иголкин А.А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917- 1920 гг. М., 1999.

Караваева И.В. Российское промышленное производство в годы Первой мировой войны // Военная экономика России в первой половине XX столетия. М., 2006. С. 67- 92.

Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства России (последняя треть XIX в. - 30-е годы XX в.). М., 1994.

Кембриджская экономическая история Европы Нового и Новейшего времени. Т. 2: 1870 -наши дни. М., 2014.

Кирьянов Ю.И. Социально-политический протест рабочих России в годы Первой мировой войны (июль 1914 - февраль 1917 гг.). М., 2005.

Китанина Т.М. Война, хлеб и революция. Л., 1985.

Китанина Т.М. Россия в Первой мировой войне 1914-1917 гг.: экономика и экономическая политика. Курс лекций. СПб., 2016.

Китанина Т.М. Хлебная торговля России в 1875- 1914 гг. Л., 1978.

Коломиец А.Г. Государственные финансы и попытка формирования мобилизационной экономики в России в условиях Первой мировой войны // Военная экономика России в первой половине XX столетия. М., 2006. С. 106-131.

Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны // Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М., 2002. С. 40- 340.

Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1922.

Кондрашин В.В. Сельское хозяйство и крестьянство в 1917 г. // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 318- 356.

Корелин А.П., Кюнг П.А. Российская промышленность накануне и в годы войны // Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. М., 2014. С. 265- 286.

Кохн М.П. Русские индексы цен. М., 1926.

Кюнг П.А. Трансформация экономики Российской империи в период Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны, 1914-1918: материалы междунар. науч. конф. (Москва, 30 сентября - 3 октября 2014 г.). М., 2014. С. 407- 416.

Лельчук В.С. Создание химической промышленности СССР. М., 1964.

Лизунов П.В. Санкт-Петербургская фондовая биржа и российский рынок ценных бумаг (17031917 гг.). Л., 2004.

Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. Т. 1. М.; Л., 1930.

Маркевич А.М., Харрисон М. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход России в 1913- 1928 гг. М., 2013.

Маслов П.П. Критический анализ буржуазных статистических публикаций. М., 1955.

Мау В.А. Реформы и догмы. Государство и экономика в эпоху реформ и революций (1861- 1929). М., 2013.

Мендельсон Л.А. Теория и история экономических кризисов и циклов. Т. 3. М., 1964.

Минц И.И. История Великого Октября. Т. 1. М., 1967.

Минц Л.Е. Трудовые ресурсы СССР. М., 1975.

Назарова И.А. Проблемы промышленных кризисов (экономико-исторический опыт анализа). М., 2014.

Нефедов С.А. История России. Факторный анализ. Т. II. От окончания Смуты до Февральской революции. М., 2001.

Петров А.Ю. Внешняя торговля // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 тт.: Т. I. М., 2014. С. 376- 379.

Петров Ю.А. Финансовое положение до февраля 1917 г. // Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. М., 2014. С. 379- 389.

Полетаев А.В. Экономические кризисы в России в ХХ в. (статистическое исследование) // Истоки. Вып. 3. М., 1998. С. 186- 256.

Поликарпов В.В. Русская военно-промышленная политика. 1914-1918. Государственные задачи и частные интересы. М., 2015.

Прокопович С.Н. Война и народное хозяйство. М., 1918.

Рабочий класс России 1907 - февраль 1917 г. М., 1982.

Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. М., 2014.

Россия и СССР в войнах ХХ в. М., 2001.

Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914-1917). М., 1960.

Сидоров А.Л. Экономические предпосылки социалистической революции в России // История СССР. 1957. № 4. С. 9-39.

Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. М., 1973.

Смирнов С.В. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССР и России, 1861- 2012. М., 2012.

Струмилин С.Г. Заработная плата и производительность труда в русской промышленности за 1913- 1922 гг. М., 1923.

Струмилин С.Г. Очерки советской экономики: ресурсы и перспективы. М.; Л., 1930.

Урибес Э. Коксобензольная промышленность России в годы Первой мировой войны // Исторические записки. Т. 69. М., 1961. С. 46- 72.

Урланис Б.Ц. История военных потерь. М., 1999.

Фалькнер С.А. Послевоенная конъюнктура мирового хозяйства. М., 1922.

Фролов В.И. Война и нефтяная промышленность // Война и топливо 1914-1917 гг. М.; Л., 1930. С. 91-125.

Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX-XX веках. 1800- 1917. М., 1950.

Шелякин П. Война и угольная промышленность // Война и топливо 1914-1917 гг. М.; Л., 1930. С. 25- 90.

Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л., 1973.

Шмелев К.Ф. Денежное обращение в России в годы войны и революции (1914-1921 гг.) // Денежное обращение и кредит. Т. 1. Пг., 1922. С. 11-29.

Грузинов Алексей Станиславович - кандидат исторических наук, Институт российской истории РАН.

---

¹ «ВВП» и «национальный доход» (далее - НД) в данной статье зачастую употребляются в качестве синонимов, ввиду невозможности, по состоянию источников, их «исторической» реконструкции соответственно классическим «формулам».
² За исключением данных по СССР за 1941- 1942 гг.
³ Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1922. С. 201; Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX-XX веках. 1800- 1917. М., 1950. С. 426; Минц И.И. История Великого Октября. Т. 1. М., 1967. С. 323- 340; Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. М., 1973. С. 362, 379, 498- 499, 564, 625; Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений: к изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1988. С. 137- 142; Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства России (последняя треть XIX в. - 30-е годы XX в.). М., 1994. С. 213; Павел Васильевич Волобуев. 1923- 1997. Интервью с академиком // http://iriran.ru/sites/default/files/volobuev_interview_2.pdf С. 118. В постсоветской литературе, при изменившихся исследовательских парадигмах, взгляд на экономический кризис как предпосылку революционных событий 1917 г., тем не менее, по-прежнему актуален - см., например: Нефедов С.А. История России. Факторный анализ. Т. II. От окончания Смуты до Февральской революции. М., 2001. С. 585, 592; Коломиец А.Г. Государственные финансы и попытка формирования мобилизационной экономики в России в условиях Первой мировой войны // Военная экономика России в первой половине XX столетия. М., 2006. С. 106- 107, 131; Мау В.А. Реформы и догмы. Государство и экономика в эпоху реформ и революций (1861- 1929). М., 2013. С. 155- 157; Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. М., 2014. С. 957. Корелин А.П., Кюнг П.А. Российская промышленность накануне и в годы войны // Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. С. 286. Кюнг П.А. Трансформация экономики Российской империи в период Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны, 1914-1918: материалы междунар. науч. конф. (Москва, 30 сентября - 3 октября 2014 г.). М., 2014. С. 415; Поликарпов В.В. Русская военно-промышленная политика. 1914-1918. Государственные задачи и частные интересы. М., 2015. С. 371; Китанина Т.М. Россия в Первой мировой войне 1914-1917 гг.: экономика и экономическая политика. Курс лекций. СПб., 2016. С. 304- 312.
⁴ Об этом см., например, историографический обзор в книге: Поликарпов В.В. Русская военно-промышленная политика. 1914-1917.
⁵ Мендельсон Л.А. Теория и история экономических кризисов и циклов. Т. 3. М., 1964. С. 283 и др.
⁶ Как и ряд других подобных расчетов.
⁷ Полетаев А.В. Экономические кризисы в России в ХХ в. (статистическое исследование) // Истоки. Вып. 3. М., 1998. С. 215, 222.
⁸ Маркевич А.М., Харрисон М. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход России в 1913- 1928 гг. М., 2013. С. 6, 26, 31- 33, 99.
⁹ Там же. С. 31.
¹⁰ Там же. С. 33, 99.
¹¹ Кембриджская экономическая история Европы Нового и Новейшего времени. Т. 2: 1870 -наши дни. М., 2014. С. 70; http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm.
¹² Подсчитано по: http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm См. также: Broadberry S., Harrison M. The economics of World War I: an overview // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. Рисунок 1.1.
¹³ У А.М. Маркевича и М. Харрисона они основываны на заявлении турецкого исследователя С. Памука, без детализации в цифрах.
¹⁴ RitschlA. The Pity of Peace: Germany’s Economy at War, 1914-1918 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 44.
¹⁵ Schulze M.-S. Austria-Hungary’s economy in World War I // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 83, 85, 86.
¹⁶ Подсчитано по: http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/data.htm , а также: Galassi F.L., Harrison M. Italy at War, 1915-1918 // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 306, 308.
¹⁷ Hautcoeur P.-C. Was the Great War a Watershed? The Economics of World War I in France // The economics of World War I / Ed. by S. Broadberry, M. Harrison. Cambridge, 2005. P. 172- 173, 202. Автор отмечает, что оккупированные территории отличались высокопродуктивным сельским хозяйством (20% производства пшеницы во Франции в 1913 г., 25% - овса, 12% - картофеля, 50% - сахарной свеклы), занимали значимую долю в металлургии (по стали - 80%, железной руды - 90%), в выработке электроэнергии (43%), угля (55%), шерстяного и льняного текстиля.
¹⁸ При сравнении экономического положения ведущих воюющих держав необходимо также учитывать, что Германия, напротив, использовала промышленно-сырьевые ресурсы оккупированных ею територий Польши, Франции, Бельгии.
¹⁹ См., например: Broadberry S., Harrison M. The economics of World War I: an overview. P. 12. Таблица 1.4. Рисунок 1.1.
²⁰ В Германии, впрочем, по альтернативному подсчету Ж. Батена и Р. Шульца, резким падением ВВП отличается также 1917 г. (См.: Baten J, SchulzR. Making Profits in Wartime: Corporate Profits, Inequality, and GDP in Germany during the First World War // The Economic History Review, New Series, Vol. 58, No. 1 (Feb., 2005). P. 51).
²¹ Schulze M.-S. Austria-Hungary’s economy in World War I. P. 83, 85, 86.
²² Baten J., Schulz R. Making Profits in Wartime: Corporate Profits, Inequality, and GDP in Germany during the First World War. P. 51.
²³ Мировая война в цифрах. М., 1934. С. 12.
²⁴ Подсчитано по: Маркевич А.М., Харрисон М. Указ. соч. С. 24. Таблица 6.
²⁵ У Маркевича и Харрисона водные перевозки учтены только за 1913 и 1917 гг., что увеличивает глубину спада в перевозках в сравнении с 1916 г.
²⁶ См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 607. Иные цифры приводит И.Д. Михайлов, при том же, однако, выводе о «переломе» в 1916 г. (См.: Михайлов И.Д. Железные дороги // Народное хозяйство в 1916 году. Вып. 4. Пг., 1921. С. 22).
²⁷ Шелякин П. Война и угольная промышленность // Война и топливо 1914-1917 гг. М.; Л., 1930. С. 53, 58. Схожие данные см.: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 602.
²⁸ Гухман Б.А. На рубеже // Плановое хозяйство. 1929. № 5. С. 191.
²⁹ См., например: Китанина Т.М. Война, хлеб и революция. Л., 1985. С. 20- 24.
³⁰ Китанина Т.М. Хлебная торговля России в 1875- 1914 гг. Л., 1978. 41.
³¹ Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1922. С. 44- 46, 58; Китанина Т.М. Война, хлеб и революция. С. 26; и др.
³² См.: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 368371.
³³ Большинство рядов данных рассчитывалось в ценах 1913 г. и без учета мелкой, кустарной промышленности - в виду отсутствия надежных и сопоставимых источников о ней.
³⁴ Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года) // Вестник статистики. Кн. XIV. Апрель-июнь 1923 г. № 4-6. М., 1923. С. 135; Всероссийская промышленная и профессиональная перепись 1918 года. М., 1920. С. IV-X и др.
³⁵ См.: Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887- 1926 гг.). Т. 1. Ч. 1. М.; Л., 1929. С. 22, 27- 28.
³⁶ Один вариант такого рода индекса составлен на основе «весов» отдельных видов продукции, расчитанных по числу задействованных в их производстве рабочих, другой - по валовой стоимости. Полученные показатели за период 1913-1918 гг. различаются в пределах менее 10%. Наиболее значимые расхождения относятся к 1918 г., когда снижение числа задействованных рабочих значительно отставало от падения уровня производства, но в целом отмечается схожесть выявленных трендов.
³⁷ Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 288. Критику индексов Л.Б. Кафенгауза см: Бокарев Ю.П. Темпы роста промышленного производства в России в конце XIX - начале XX в. // Экономическая история. Обозрение. Вып. 13. М., 2007. С. 170- 179; Грегори П. Поиск истины в исторических данных // Экономическая история. Ежегодник. 1999. М., 1999. С. 471- 500.
³⁸ См., например: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 359- 360 (примечание 43).
³⁹ Ещё 3 ряда в его индексе относятся к продукции сельского хозяйства (см.: Маслов П.П. Указ. соч. С. 460- 462).
⁴⁰ В.Е. Варзара, Л.Б. Кафенгауза, У. Наттера, а также А.М. Маркевича и М. Харрисона.
⁴¹ Выделенных в таблице подчеркиванием.
⁴² Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 117-118.
⁴³ Подсчитано по: Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 123.
⁴⁴ Подсчитано по: Фабрично-заводская промышленность в период 1913- 1918 гг. С. 162.
⁴⁵ Подсчитано по: там же.
⁴⁶ См, например: Экономическая история России (с древнейших времен до 1917 г.): Энциклопедия: в 2-х т.: Т. 2. М., 2009. С. 414.
⁴⁷ Рабочий класс России 1907 - февраль 1917 г. М., 1982. С. 327- 328; Кирьянов Ю.И. Социально-политический протест рабочих России в годы Первой мировой войны (июль 1914 - февраль 1917 гг.). М., 2005. С. 183- 184.
⁴⁸ Рабочий класс России 1907 - февраль 1917 г. С. 246; Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 413; GatrellP. Poor Russia, Poor Show... Р. 252.
⁴⁹ См.: Минц Л.Е. Трудовые ресурсы СССР. М., 1975. С. 39.
⁵⁰ Подсчитано по: Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 194, 206, 212.
⁵¹ Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С. 295.
⁵² См.: Шелякин П. Указ. соч. С. 39; Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 210.
⁵³ Бакулев Г.Д. Черная металлургия Юга России. М., 1953. С. 170.
⁵⁴ Хромов П.А. Указ. соч. С. 319.
⁵⁵ Там же. С. 332.
⁵⁶ Сравнение только с 1913 г. было бы некорректным, т.к. он был рекордным по динамике учредительства.
⁵⁷ Подсчитано по данной таблице, а также: Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л., 1973. С. 224- 226.
⁵⁸ Там же; а также С. 229.
⁵⁹ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 341.
⁶⁰ См: Хромов П.А. Указ. соч. С. 368.
⁶¹ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 343.
⁶² Лизунов П.В. Санкт-Петербургская фондовая биржа и российский рынок ценных бумаг (1703- 1917 гг.). Л., 2004. С. 470.
⁶³ См.: Воронкова С.В. Заводское строительство в России в годы Первой мировой войны (к проблеме развития промышленного потенциала) // Экономический журнал. 2002. № 2 (5). С. 6-44.
⁶⁴ См., например: Чарновский Н. Машинострительная промышленность // Народное хозяйство в 1916 году. Вып. 4: Годовые обзоры важнейших отраслей народного хозяйства. Пг., 1921. С. 56- 57.
⁶⁵ Струмилин С.Г. Очерки советской экономики: ресурсы и перспективы. М.; Л., 1930. С. 100.
⁶⁶ Поликарпов В.В. Указ. соч. С. 109-113.
⁶⁷ В литературе существует мнение, что затраты на новое оборудование машиностроительных предприятий только с начала войны и до 1916 г. составили 350 млн руб. (см.: Чарновский Н. Машиностроительная промышленность. С. 49), но оно не сопровождается более детальными выкладками.
⁶⁸ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 413.
⁶⁹ Подсчитано по: Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 175; Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 345.
⁷⁰ Об общем снижении прибыли на 28% в 1917 г. по сравнению с 1916 г., при 323,8% относительно 1913 г., свидетельствуют, например, приведенные П.А. Кюнгом данные промышленной переписи 1918 г. по обследованным 224 предприятиям - металлообрабатывающей (соответственно со снижением на 35,3% к 1916 г. и 272,3% к 1913 г.), машиностроительной (на 70,3% и 142,6%), химической (на 43,6% и 250,2%), пищевой (на 3,6% и 390,7%), льняной (на 20,7% и 387,6%), хлопкообрабатывающей (на 32,5% и 331,5%) и шерстяной (рост на 17,7% и 433,6%) отраслям промышленности (см.: Кюнг П.А. Указ. соч. С. 411-414).
⁷¹ См., например: Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 210.
⁷² При трудностях в кредитовании, а также при нарастании ситуации, когда «цены на сырье» обгоняли «цены на готовую продукцию» (см.: Назарова И.А. Проблемы промышленных кризисов (экономико-исторический опыт анализа). М., 2014. С. 114).
⁷³ Волобуев П.В. Указ. соч. С. 286.
⁷⁴ Лизунов П.В. Указ. соч. С. 483.
⁷⁵ Подсчитано по: Маркевич А.М., Харрисон М. Указ. соч. (см. источник к рисунку 1); Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 162.
⁷⁶ Подсчитано по: Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 200.
⁷⁷ Подсчитано по: Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 162.
⁷⁸ Подробнее см.: Грузинов А.С. Металлургия // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 т.: Т. 2. М., 2014. С. 371- 380; Грузинов А.С. Российская индустрия в 1917 г.: динамика и структура производства // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 237- 239.
⁷⁹ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 377.
⁸⁰ При росте объемов перевозок менее чем в 1,5 раза, но при ухудшении качества угля и большего его расходования в этой связи..
⁸¹ Шелякин П. Указ. соч. С. 68.
⁸² В 10 раз - в 1917 г. по отношению к 1913 г. (см.: Петров А.Ю. Внешняя торговля // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 тт.: Т. I. М., 2014. С. 378).
⁸³ Сидоров А.Л. Экономические предпосылки социалистической революции в России // История СССР. 1957. № 4. С. 30.
⁸⁴ Подсчитано по: Сравнительные статистические данные о Бакинской нефтяной промышленности за период 1911- 1920 гг. Б.м.: Б. и., 1921. С. 1, 94, 213, 223.
⁸⁵ По самым приблизительным подсчетам (затруднительным в том числе из-за того, что на экспорт шла не сырая нефть, а продукты её переработки - керосин, бензин и проч.), прекращение экспорта нефтепродуктов компенсировало лишь около % «внешнеторгового» «топливного фонда», «изъятого» вследствие потери польского и импортируемого угля (см., например: Ка-фенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 175).
⁸⁶ Иголкин А.А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917- 1920 гг. М., 1999. С. 48.
⁸⁷ Дьяконова И.А. Нефть и уголь в энергетике царской России в международных сопоставлениях. М., 1999. С. 70.
⁸⁸ Подсчитано по: Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 152.
⁸⁹ Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 189. См. также: Чарновский Н. Машинострительная промышленность. С. 76- 77.
⁹⁰ Караваева И.В. Российское промышленное производство в годы Первой мировой войны // Военная экономика России в первой половине XX столетия. М., 2006. С. 70. Гриневицкий В.И. Послевоенные перспективы русской промышленности. М., 1922. С. 16.
⁹¹ Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 188.
⁹² Подсчитано по: Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 189.
⁹³ Караваева И.В. Указ. соч. С. 75.
⁹⁴ Маркевич А.М., Харрисон М. Указ. Соч. С. 92. Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 188. См., например, также: Шелякин П. Указ. соч. С. 42.
⁹⁵ Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 127- 128. Изделия, «могущие быть использованными одновременно и для мирной жизни и войны», относились автором в графу «изделий мирного строительства».
⁹⁶ Кюнг П.А. Указ соч. С. 409.
⁹⁷ Воронкова С.В. Заводское строительство в России в годы Первой мировой войны. С. 18.
⁹⁸ Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 187.
⁹⁹ Подсчитано по: Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. Т. 1. М.; Л., 1930. С. 267- 268.
¹⁰⁰ Маниковский А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 361, 386, 390, 397. Всего 78% поступивших в войска снарядов за годы войны были изготовлены в России (Там же. С. 398).
¹⁰¹ Маниковский А.А. Указ. соч. Т. 1. С. 397. При расчете - по общему количеству произведенных снарядов (без поправки на коэффициент, в зависимости от калибра) - упало по сравнению с 1916 г. на 21,2% (там же. С. 361, 386, 390).
¹⁰² Подсчитано по: Маниковский А.А. Указ. соч. Т. 1. С. 267- 268.
¹⁰³ Подсчитано по: Маниковский А.А. Указ. соч. Т. 1. С. 294.
¹⁰⁴ По оценкам Д.А. Соболева - импорт иностранных самолетов в годы войны составил менее половины парка (Поликарпов В.В. Указ. соч. С. 269).
¹⁰⁵ Поликарпов В.В. Указ. соч. С. 268. Например, на 01.11.1916 г. 73% отправлении в армию самолетов было российской сборки, при том, что 77,5% поступивших авиамоторов были заграничного производства (см.: Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 187- 188; Мухин М.Ю. Авиационная промышленность // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 т.: Т. 1. М., 2014. С. 23).
¹⁰⁶ См.: Поликарпов В.В. Указ. соч. С. 242- 263; Воронкова С.В. Автомобильная промышленность // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 тт. Т. 1. М., 2014. С. 36- 38. Существовали также проекты строительства тракторных заводов, но они не были осуществлены.
¹⁰⁷ Внутреннее производство винтовок в России выросло с 1914 г. к 1917 г. в 2,5 раза; однако, в целом, по оценкам Маниковского, в 1915-1917 гг. около половины поступивших ружей были иностранного производства (См.: Поликарпов В.В. Указ. соч. С. 66- 67).
¹⁰⁸ Подсчитано по: Россия в мировой войне 1914-1918 года (в цифрах). М., 1925. С. 52- 53.
¹⁰⁹ См.: Воронкова С.В. Заводское строительство в России в годы Первой мировой войны. С. 15.
¹¹⁰ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 251.
¹¹¹ Подсчитано по: Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 431. Впрочем, согласно индексу производства, используемого в труде А.М. Маркевича и М. Харрисона, в 1917 г. в сравнении с 1913 г. фиксируется спад в 15%.
¹¹² Воробьев Н.Я. Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 года). С. 129.
¹¹³ Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 190.
¹¹⁴ Лельчук В.С. Создание химической промышленности СССР. М., 1964. С. 28.
¹¹⁵ Там же. С. 192.
¹¹⁶ Урибес Э. Коксобензольная промышленность России в годы Первой мировой войны // Исторические записки. Т. 69. М., 1961. С. 46- 72.
¹¹⁷ Лельчук В.С. Указ. соч. С. 29.
¹¹⁸ Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. С. 144- 145.
¹¹⁹ Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 191-192.
¹²⁰ Караваева И.В. Указ. соч. С. 86- 87; Сравнительные статистические данные о Бакинской нефтяной промышленности за период 1911- 1920 гг. С. 94- 95. По данным Кафенгауза, общее снижение нефтепереработки составило в 1916 гг. 11% по сравнению с 1913 г. и 21% - с 1915 г. (см.: Кафенгауз Л.Б. Указ. Соч. С. 178).
¹²¹ Фролов В.И. Война и нефтяная промышленность // Война и топливо 1914-1917 гг. М.; Л., 1930. С. 103.
¹²² См., например: Грузинов А.С. Российская индустрия в 1917 г.: динамика и структура производства. С. 238, 241, 243.
¹²³ Кондрашин В.В. Сельское хозяйство и крестьянство в 1917 г. // Российская революция 1917 года: власть, общество, культура / Отв. ред. Ю.А. Петров. В 2 т. Т. 1. М., 2017. С. 354.
¹²⁴ См. об этом далее.
¹²⁵ См.: Кохн М.П. Русские индексы цен. М., 1926. С. 160.
¹²⁶ В том числе в оборонной промышленности - см., например: Загорулько М.М., Булатов В.В., Косторниченко В.Н. «Виккерс» в России: материалы для разработки проблематики иностранного капитала и государственно-частного партнерства в военной, нефтяной и электротехнической отраслях промышленности России и СССР. Волгоград, 2012.
¹²⁷ Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М., 2001. С. 89.
¹²⁸ Кембриджская экономическая история Европы Нового и Новейшего времени. Т. 2. С. 95, 107.
¹²⁹ Там же. С. 113.
¹³⁰ Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны // Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М., 2002. С. 86, 89.
¹³¹ См.: Брейтерман А.Д. Цветные металлы // Богатства СССР / Под ред. А.Ф. Арского. Вып. V. М.; Л., 1925. С. 13; Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. / Под ред. Н.Д. Кондратьева. М., 1926. С. 67.
¹³² Накануне войны - 85% потребления меди в России обеспечивалась за счет внутреннего производства, по цинку -1/3, по свинцу 3-4%. В годы войны внутреннее производство данных металлов не увеличилось, причем выработка меди - и вовсе постепенно падала, сократившись в 1917 г. вдвое от 1913 г. Другие цветные металлы почти исключительно импортировались, и в годы войны, по-сути, шли лишь разведочные изыскания или начальные этапы постройки заводов (См.: Брейтерман А.Д. Цветные металлы. С. 3-61; Грузинов А.С. Цветная металлургия // Россия в Первой мировой войне. 1914-1918: Энциклопедия: В 3 тт. Т. 2. М., 2014. С. 379- 380).
¹³³ Подсчитано по: Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 67- 69.
¹³⁴ Лельчук В.С. Указ. соч. С. 20- 23.
¹³⁵ Караваева И.В. Указ. соч. С. 70.
¹³⁶ Петров А.Ю. Внешняя торговля. С. 377; Мендельсон Л.А. Указ. соч. С. 271.
¹³⁷ Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 119; Караваева И.В. Указ. соч. С. 72.
¹³⁸ Кембриджская экономическая история Европы Нового и Новейшего времени. Т. 2. С. 119.
¹³⁹ Впрочем, проигрывая по показателю производства продукции сельского хозяйства на душу населения - даже такой зависимой от импорта продовольствия, индустриально-аграрной стране, как Германия (см.: Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. С. 90).
¹⁴⁰ При всей приблизительности данных цифр, они всё же демонстрируют общие тенденции. См. также сравнение по оснащенности (относительно общего числа мобилизованных) армий шести держав пятью видами вооружений, согласно которому Россия была сопоставима только с Австро-Венгрией, в книге: Broadberry S, Harrison M. The economics ofWorld War I: an overview. Р. 17. Рисунок 1.4.
¹⁴¹ Gatrell P, Harrison M. The Russian and Soviet economies in two world wars: a comparative view // Economic History Review. Vol. XLVI. № 3. 1993. P. 431.
¹⁴² Всего произведено винтовок в годы войны: в России - 3,3 млн шт., во Франции - 3,85 млн шт., Англии - 3,85 млн шт., в Германии - 8,5 млн шт., в Австрии - 3,5 млн шт. (Мировая война в цифрах. С. 39).
¹⁴³ Всего произведено пулеметов в годы войны: в России - около. 28 тыс. шт., во Франции -312 тыс. шт., Англии - 239 тыс. шт., в Германии - 280 тыс. шт. (Мировая война в цифрах. С. 40).
¹⁴⁴ Всего произведено самолетов (в скобках - авиамоторов) в годы войны: в России - 3,5 (1,4) тыс. шт., во Франции - 52,15 (92,4) тыс. шт., Англии - 47,9 (52,5) тыс. шт., в Германии -47,3 (44) тыс. шт., в Австрии - 5,4 (4,3) тыс. шт., (Мировая война в цифрах. С. 41).
¹⁴⁵ Россия и СССР в войнах ХХ в. М., 2001. С. 106.
¹⁴⁶ См.: Россия в мировой войне 1914-1918 года (в цифрах). С. 63- 64; Gatrell P, Harrison M. The Russian and Soviet economies in two world wars: a comparative view. P. 432.
¹⁴⁷ Мировая война в цифрах. С. 71; Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений: К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1988. С. 132.
¹⁴⁸ Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. С. 92; Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 175.
¹⁴⁹ Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 162- 163; Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны. С. 160; Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. С. 92. В данный подсчет не включены обязательства Германии по Версальскому договору. Непосредственно по полученным в годы войны внешним кредитам - наибольшая чистая задолженность была у Италии -827 млн ф.ст., при 766 млн у России, 708 млн у Франции и 268 млн у Бельгии (Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны. С. 103).
¹⁵⁰ Например, по общему числу действоваших акционерных компаний и сумме их капиталов -Россия примерно вдвое отставала от Германии и соответственно в 29 и 5 раз - от Англии (см.: Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. С. 232).
¹⁵¹ См., например: Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914-1917). М., 1960. С. 159- 165.
¹⁵² По-видимому, в его подсчет входят не только долгосрочные займы.
¹⁵³ Букшпан Я.М. Военно-хозяйственная политика: формы и органы регулирования народного хозяйства за время мировой войны 1914-1918 гг., М.; Л., 1929. С. 43.
¹⁵⁴ Петров Ю.А. Финансовое положение до февраля 1917 г. // Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис. М., 2014. С. 384.
¹⁵⁵ Шмелев К.Ф. Указ. соч. С. 12-13.
¹⁵⁶ Наряду с Англией - если учитывать не только банкноты Банка Англии, но и казначейские билеты, как это сделано авторами из Конъюнктурного института (см.: Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 148- 149). Но в Англии, в отличие от России, параллельно рос золотой запас (см., например: Букшпан Я.М. Указ. соч. С. 50; Петров Ю.А. Финансовое положение до Февраля 1918 г. С. 382; Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 148- 152; Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны. С. 104- 106).
¹⁵⁷ Подсчитано по: Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 148- 150.
¹⁵⁸ Определенным индикатором «бестовария» служит положение дел на крупнейших ярмарках: на Нижегородской ярмарке с 1913 по 1916 гг. число выбираемых промысловых свидетельств снизилось вдвое, количество прибываемых грузов с 1914 по 1916 гг. сократилось на треть; причем, например, кожаной обуви в 1916 г. на ярмарку прибыло лишь 15% от довоенного привоза, привоз хлопчатобумажных тканей с 1915 по 1916 гг. сократился более чем вдвое (подсчитано по: Дихтяр Г.А. Внутренняя торговля в дореволюционной России. М., 1960. С. 206; Внутренняя торговля // Народное хозяйство в 1916 году. Вып. 4: Годовые обзоры важнейших отраслей народного хозяйства. Пг., 1921. С. 24- 32). На Ирбитской ярмарке физический объем доставленных товаров сократился с 1915 по 1916 гг. на 60%.
¹⁵⁹ См.: Мировое хозяйство: статистический сборник за 1913- 1925 гг. С. 137- 141, 156; Мировые экономические кризисы. 1848- 1935. Т. 1. М., 1937. С. 348, 368; Мендельсон Л.А. Указ. соч. С. 273, 510, 514, 518; Кохн М.П. Русские индексы цен. С. 20; Фалькнер С.А. Послевоенная конъюнктура мирового хозяйства. М., 1922. С. 10. Hardach G. The First World War, 1914-1918. Los Angeles, 1977. P. 172.
¹⁶⁰ Шмелев К.Ф. Указ. соч. С. 25.
¹⁶¹ Мендельсон Л.А. Указ. соч. С. 273.
¹⁶² По расчетам С.Г. Струмилина, реальная денежная оплата труда фабрично-заводских рабочих России по сравнению с 1913 г. снизилась на 15% к началу 1917 г. (при том, что на предприятиях оборонной промышленности оплата, напротив, увеличилась) и на 37% - к 1918 г. (подсчитано по: Струмилин С.Г. Заработная плата и производительность труда в русской промышленности за 1913- 1922 гг. М., 1923. С. 17-18; см. также: Рабочий класс России 1907 - февраль 1917 г. С. 261- 274). Наибольший за время войны спад по полугодиям пришелся на вторые половины 1917 г. (29% относительно первой половины года), 1916 г. (14%) и 1914 г. (7%).
¹⁶³ Бокарев Ю.П. Рубль в эпоху войн и революций // Русский рубль. Два века истории. XIX-XX вв. М., 1994. С. 185. А.Г. Коломиец отмечает принципиальную возможность осуществить мобилизацию российской экономики в годы войны «на базе рыночных отношений», но при условии «поддержания сбалансировнной структуры народного хозяйства страны, своевременного формирования гибкой и охватывающей все виды доходов налоговой системы, организации государственных заимствований, опирающихся на реальное движение капитала». Однако, по мнению исследователя, российская экономика шла в «совершенно ином направлении», в результате чего уже «к началу 1917 г. созидательные рыночные механизмы оказались парализованными, а директивные - неработоспособными. Оставалось наращивать объемы учета Госбанком казначейских обязательств и печатать деньги» (см.: Коломиец А.Г. Указ. соч. С. 129, 131).
¹⁶⁴ См.: GatrellР. Russia’s First World War. Р. 165, 245, 250.

Просмотров: 4008

Источник: А. С. Грузинов. Экономический коллапс в 1917 г.: последствие длительной войны или результат революции? // Экономическая история: ежегодник. 2016-2017. М.: Институт российской истории РАН, 2017. С. 201-240

statehistory.ru в ЖЖ: