Каширская десятня 1556 г.: к вопросу о становлении «служилого города» в Русском государстве
Десятни выступают в качестве одного из наиболее важных источников по истории «служилого города» Русского государства XVI–XVII вв., в которых содержится широкий круг информации о военно-служилой иерархии, величине поместного оклада, денежном жаловании и «посылках» служилых людей по отечеству. Именно десятни служили в качестве наиболее авторитетного и признаваемого московским правительством документа, подтверждающего «честное» происхождение в раз- личных судебных спорах. Соответственно, именно повсеместное распространение десятен выступает в качестве одного из наиболее четких критериев окончания процесса формирования уездных корпораций — «служилого города». В этой связи большое значение приобретает вопрос о структуре и времени появления первых десятен, как делопроизводственных источников, а также вопрос об особенностях их трансформации в процессе последующего развития.
К сожалению, подавляющее большинство десятен, дошедших до нашего времени, начинает свой отсчет уже с конца XVI в., представляя собой к этому времени вполне сформировавшийся тип делопроизводственной документации. Свидетельства же, приводимые в «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна («Каждые два или три года государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у каждого лошадей и слуг»), не дают сколько-нибудь полного представления о структуре и принципах комплектации «служилого города» первой половины XVI в.1
Тем не менее, существует вполне реальная возможность восполнить этот пробел на основе ретроспективного анализа текстов ранних десятен с привлечением составленного составленного в XVIII в. комплекса справочно-генеалогических документов Канцелярии Разрядно-Сенатского архива: выписки и алфавиты (полистные макеты) десятен. Сопоставление этих материалов с другими источниками XVI в., в первую очередь, писцовыми книгами, Тысячной книгой и Дворовой тетрадью, в ряде случаев позволяет достаточно точно восстановить исходную структуру десятен.
Наиболее плодотворными оказываются результаты такого подхода применительно к каширской десятне 1556 г. «смотру» бояр князя Д. И. Курлятева, Д. Р. Юрьева и дьяка Д. Ф. Вылузги, наиболее ранней из дошедшего до нашего времени комплекса десятен. Ее текст по неизвестной копии был опубликован Н. В. Шапошниковым в начале прошлого века и неоднократно привлекал к себе внимание исследователей2.
Несмотря на ряд критических замечаний, высказанных относительно полноты опубликованного источника, принципиальное соответствие публикации первоначальному тексту каширской десятни 1556 г. было доказано М. Г. Кротовым на основе его сопоставления с полистным алфавитом из Канцелярии Разрядно-Сенатского архива. Незначительные сокращения коснулись только последних листов, где были записаны новики, принятые на службу. Сама же структура каширской десятни 1556 г. была передана в списке Н. В. Шапошникова верно3.
Сопоставление десятни 1556 г. с именами «каширян», погибших во время взятия Казани в 1553 г., актовыми источниками, материалами Тысячной книги и Дворовой тетради, показывает, что этот документ в достаточно полном объеме передает состав каширских служилых людей середины XVI в. Отдельные «пропуски» лиц и фамилий объясняются, по всей видимости, переходным характером каширского служилого города этого времени. То есть, скорее всего, существовала ситуация, когда «переведенные» в Каширу лица продолжали служить в составе своих прежних корпораций.
Например, братья И. и А. Б. Блудовы, числившиеся среди тысячников 3 статьи по Кашире, в Дворовой тетради были записаны уже по Козельску. Сын погибшего под Казанью М. И. Вальцова Ивашка в 1578 г. служил по Коломне4. Список собственно каширских детей боярских в Дворовой тетради показывает большое число пересечений с коломенской рубрикой. Из присутствовавших здесь имен 26 встречались также в коломенской рубрике Дворовой тетради, Нелюб и Б. Т. Зачесломские — в галичской. В то же время, Ф. А. Писемский был тысячником по Костроме, а И., Г. А. и Шестак Ф. Васильчиковы — по Москве5.
Значительное число лиц, переведенных, таким образом, на службу в Каширу из центральных уездов страны не удержались (а, скорее всего, и не стремились удержаться) здесь надолго. Принимая во внимание степной характер Каширского уезда, постоянные угрозы со стороны крымских татар, в этом обстоятельстве не было ничего удивительного.
Более «уважительное» отношение к каширской корпорации проявляли дети боярские из соседних уездов: Коломенского, Тульского, Серпуховского, Тарусского, Рязанского. Для них степная угроза была достаточно привычным явлением, и не превалировала над стремлением получить дополнительные поместные наделы, хотя и в этом случае процесс перехода из одной корпорации в другую не обходился без определенных сложностей.
Учитывая достаточно длительный характер использования Дворовой тетради в делопроизводственной среде, и, как следствие, внесение в ее текст приписок и дополнений на протяжении 50-х гг., некоторые из известных в каширской рубрике лиц могли получить поместья в Каширском уезде уже после смотра 1556 г. Скорее всего, среди них был «нововыезжий» М. И. Черноморского6.
С другой стороны, некоторые из каширских детей боярских могли перейти в это время на службу «по выбору». Среди учтенных в десятне 1556 г. лиц не было князей Ю. и В. И. Токмаковых, Н. К. Голохвастова, А. Ф. Щепотева, В. Л. Степанова, А. К. Колтовского, И. В. Большого Мясоедова, П. И. Таптыкова, В. Ф. Палицына, Нелюба Т. Зачесломского, служба которых прослеживается по разрядным книгам 50-х гг. Все они присутствовали в каширской рубрике Дворовой тетради7.
Еще одной причиной неполноты десятни 1556 г. был «смотренный» характер этого источника. Она составлялась во время общего смотра служилых людей, в котором, по вполне объективным причинам, многие каширские дети боярские не могли принимать участие. Так называемая, «боярская книга 1556/57 гг.» достаточно часто приводила лаконичные пометы дьяков: «у смотра не был», свидетельствующие об определенной ограниченности самих «смотренных списков»8.
Всего в опубликованном тексте перечисляется 407 имен каширских детей боярских (нумерация издателя в ряде случаев опускает некоторые имена), разделенных в соответствии с их поместным окладом. Присутствует в тексте также выделение дворовых и городовых детей боярских. Сделанные пометы показывают достаточно активное использование этого списка десятни в делопроизводственной среде в 50-60-е гг. XVI в. Последняя из помет относится к 1578 г.9
Существуют вполне определенные основания предполагать, что каширская десятня 1556 г. отразила в своей структуре целый ряд реликтовых характеристик в организации службы, которые были свойственны первой половине XVI в. В значительной степени это обстоятельство было обусловлено затянувшимся процессом формирования территории Каширского уезда.
Каширский уезд был создан, как административная единица, только в конце XV в. В документах XIV в. Кашира упоминается один единственный раз — в качестве одной из деревень, «тянувших» к Коломне по завещанию великого князя Ивана Ивановича10. В дальнейшем вплоть до начала XVI в. (завещание Ивана III) этот топоним отсутствует в комплексе духовных и договорных грамот московских князей. С другой стороны, некоторые центры будущих каширских станов имели более длительную, и более богатую историю. Многие из них были основаны еще в XII-XIII вв. и представляли собой черниговские (тарусские) и рязанские крепости. Например, Тешилов упоминался в летописи в 1147 г. в связи с поездкой в Москву новгород-северского князя Святослава Ольговича, в конце XIV в. этот городок был назван среди рязанских городов в «Списке русских городов дальних и ближних».
Земли за Окой, на «рязанской стороне», из которых впоследствии был сформирован Каширский уезд, начали попадать под власть московских князей еще в первой трети XIV в. Духовная грамота князя Ивана Калиты упоминает, в частности, волости Лопасню и Ростовец, передаваемые в удел его младшему сыну Андрею. Некоторые территории за Окой, включая «уезд Мстиславль», в середине XIV в. были приобретены князем Федором Святославичем, тестем князя Семена Гордого, у тарусских князей и затем «потягли к Москве». Заокские владения, и, в первую очередь, Лопасня, неоднократно становились «яблоком раздора» между Московским и Рязанским княжествами. Этот вопрос был урегулирован соглашением 1381 г., по которому все они передавалась князю Олегу Рязанскому. Такое положение вещей сохранялось вплоть до середины XV в. Докончание Ивана III с князем Иваном Васильевичем Рязанским 1483 г. зафиксировало новые приобретения Василия Темного в Рязанской земле: «А что купля отца нашего, великого князя Василья Васильевича, за рекою за Окою, Тешилов, и Венев, и Растовец, и иная места». Завещание Ивана III позволяет установить, что в составе этих «иных мест» были также Заречье (Безпуцкий стан) и Мстиславль11.
Трудно сказать, когда и в каком объеме из этих территорий был создан собственно Каширский уезд. Четкое, поуездное разграничение территорий «за Окою» отсутствовало как в упомянутом завещании Ивана III, так и в договоре с великим княжеством Литовским 1494 г., где перечисляются те же волости: Тешилов, Рославль, Венев, Мстиславль. Вполне вероятно, что в это время связь между различными каширскими станами и волостями была еще достаточно непрочной, а сами они сохраняли определенную обособленность друг от друга. Сохранилось упоминание о писцовом описании, осуществленном князем Д. Д. Хромым Ярославским, на территории Каширского уезда в самом начале XVI в.12.
В 1497 г. Кашира была пожалована казанскому царю Магмет-Амину. Это пожалование стало первым, но далеко не последним в общем ряду. На протяжении конца XV - первой трети XVI в. Каширский уезд был своеобразной «разменной картой» в руках московского правительства, периодически переходя в руки очередному татарскому царевичу. В частности, жалованные грамоты каширскому Троицкому Белопесоцкому монастырю выдавали Магмет-Амин, Абдул-Летиф, Шигалей (Шах-Али). Трудно определить реальный объем их прав, равно, как и состав территорий, переданных под их юрисдикцию. Одновременно с Каширой Магмет-Амин в 1497 г. получил Серпухов и Хотунь, а Шигалей в 1532 г. — Серпухов. Скорее всего, речь шла о праве распоряжения определенными станами и волостями. Применительно к Каширскому уезду Шигалей подтверждал льготы на владения Белопесоцкого монастыря в Ростовском стане, Мстиславле и в Туровской волости. При этом здесь сохранялись поместья, выданные служилым людям Иваном III и Василием III, продолжавшим находиться на великокняжеской службе13.
Вполне вероятно также, что какими-то суверенными правами здесь могли обладать и служилые князья, получавшие в кормление Каширу. Так, например, князь Ф. М. Мстиславский, выехавший на службу к Василию III в 1526 г., получил от него «в вотчину» Малый Ярославец, Кременск, Суходров, а в кормление — Каширу и волость Мышегу. Разрядные записи подтверждают службу князя Ф. М. Мстиславского в Кашире на протяжении 1527-29 гг. А. А. Зимин, анализируя процесс постепенного изменения статуса служилых князей в первой трети XVI в., считал, что пожалование кормлений вместо «отчин» является показательным на пути превращения князей-суверенов в обычных наместников. Вполне вероятно, однако, что речь в данном случае шла о самом городе Кашире. Отдельные же каширские волости могли быть переданы князю Ф. М. Мстиславскому на более привычных правовых основаниях. Впоследствии, в 60-е годы князь И. Ф. Мстиславский был пожалован крупными вотчинами в Веневском уезде.
Духовная грамота Ивана IV содержит применительно к Каширскому уезду целый ряд архаичной терминологии. Своему сыну Ивану он передавал «город Каширу, и с Заречьем, и со всеми пошлинами, и с волостми за Окою рекою, Тешилово, Ростовец, Рославль, Венев, Мстиславль, и иные места по Резанской рубеж». Перечисление каширских станов здесь почти полностью копирует аналогичное место в завещании Ивана III, а также предшествующие докончания с рязанскими князьями. Среди станов отсутствовала Туровская волость, Заречье давно было известно под именем Безпуцкого стана, а Венев выделился к этому времени в отдельный уезд14.
Возможно, некоторые из каширских станов действительно могли долгое время рассматриваться как самостоятельные административные единицы. Подобная дробность была характерна и для многих других приокских городков, где уездная организация сформировалась достаточно поздно. Вполне вероятно, что она отразилась и в структуре каширской десятни 1556 г. В частности, обращает на себя внимание выделение среди названных в ней имен городовых детей боярских Ростовецкого стана. Одним из первых этот факт был замечен Л. М. Сухотиным, который, однако, не придал ему должного значения, рассматривая его как возможное доказательство неполноты дошедшего списка15. Каширская десятня 1570 г., сохранившаяся только в виде полистного алфавита, содержала упоминания о станах «Беспута» и «Мстиславль». Очевидно, «географическое» деление изначально присутствовало каширских десятен. Соответственно, при ретроспективном анализе каширской десятни 1556 г. особое внимание следует обратить на это обстоятельство.
Если попытаться проследить расположение имен в «шапошниковском» списке каширской десятни, то можно заметить несколько случаев нарушения общей закономерности в перечислении окладных групп детей боярских. В нескольких одиночных примерах речь могла идти о позднейших приписках, либо изменениях текста. В остальных случаях — отражало изменение структуры этого документа.
Применительно к списку дворовых детей боярских можно отметить постепенное уменьшение окладов от уровня 600 четвертей у А. Д. Таптыкова и до уровня 100 четвертей у И. Т. Меньшого Мясоедова. Только в одном случае выявленная закономерность была нарушена. Г. Злобин-Петров с окладом 600 четвертей был записан между А. А. Колтовским и В. Г. Злобиным, каждый из которых обладал окладом 250 четвертей. В данном случае подобный разрыв объясняется пометой «в выборе», стоящей возле имени Г. Злобина-Петрова. Очевидно, уже после составления исходного текста десятни он был взят в число выборных дворян, что привело к значительному увеличению его поместного оклада. Стоит отметить, что еще в 1550 г. Г. Злобин-Петров попал в число тысячников. В 1550/51 г. он был одним из воевод в Мценске, то есть выполнял свойственные выборным дворянам службы за несколько лет до указанного 1556 г.16.
Значительное число дворовых в верхней части десятни было записано без упоминания об их окладе, равно как и о характерных здесь описаний вооружения и приведенных боевых слугах. Тем не менее, сопоставление каширской десятни 1556 г. и синхронной ей по времени, так называемой, «боярской книги» 1556/57 г. показывает соответствие отмеченной закономерности. В «боярской книге» 1556/57 г. значатся, например, А. С. Лихарев и князь И. Ф. Горчаков Перемышского с окладами 400 и 300 четвертей, соответственно. Оба они в десятне были помещены после уже упомянутого А. Д. Таптыкова (оклад 600 четвертей) и перед Я. Т. Мясоедовым, имевшим оклад 250 четвертей. При этом А. С. Лихарев был записан выше князя И. Ф. Горчакова Перемышского17.
Таким образом, можно отметить однородность списка дворовых детей боярских. В этом отношении верхняя часть каширской десятни 1556 г. достаточно серьезно отличается от нижней — списка городовых детей боярских.
Среди городовых детей боярских также шло постепенное уменьшение поместных окладов: от первого в списке Ф. Л. Губастого с окладом 400 четвертей до самых рядовых служилых людей с окладом в 100 и 50 четвертей. Как и в случае с дворовыми детьми боярскими в этом списке также был отмечен один выборный дворянин — И. И. Большой Алексеев Уваров, чей поместный оклад, 400 четвертей, превышал оклады соседствующих с ним И. И. Мишенина-Хотяинцова и А. Д. Иванова Александрова (оба по 300 четвертей)18. Однако присутствовали здесь нарушения общей закономерности, вызванные, очевидно, другими причинами.
В частности, после целой группы детей боярских с окладом 100 четвертей (Несвитай Ширяев Срезнев, Мовка М. Антоников) и 13 лиц без упоминания оклада был назван Ю. Г. Тутолмин с нетипичным окладом 230 четвертей. Его оклад и, соответственно, разрыв в ряду предшествующих имен, нельзя считать позднейшими вставками. Несмотря на то, что следовавшие за ним несколько лиц были перечислены без дополнительной информации, можно понять, что их оклады были выше 100 четвертей. Третьяк И. Безпятого (через 5 имен после Ю. Г. Тутолмина) в десятне был отмечен с также нетипичным окладом — 125 четвертей. Этот оклад находит соответствие в писцовой книге Каширского уезда конца 70-х гг. В частности, такой же оклад принадлежал Мишке Савлукову Костяеву, служившему «с отцова». Савлук Костяев упоминался как раз после Ю. Г. Тутолмина (через 2 имени) и непосредственно перед Третьяком Безпятого. Очевидно, имя Ю. Г. Тутолмина открывало собой особую группу служилых людей, отличавшуюся от предыдущей19.
Обращение к писцовой книге Каширского уезда 1578 г. позволяет выявить причины подобного выделения. Ю. Г. Тутолмин, в отличие от предшествующих ему имен, которые как это и было означено в начале рубрики городовых, служили из «Ростовецкого стану», владел в 1578 г. поместьем в Безпуцком стане. Анализ землевладения большинства следовавших за ним лиц, их потомков и ближайших родственников подтверждают предположение об их связи с Безпуцким станом20.
Несмотря на определенную условность подобного отожествления, очевидно, в этом случае можно говорить о наличии в тексте каширской десятни 1556 г. особой рубрики «Безпуцкий стан» или «Беспута», по аналогии с позднейшей десятней 1570 г. Аналогичным образом в десятне 1570 г. рубрика «стан Беспута» начиналась с оклада 300 четвертей, в то время как предшествующие имена, очевидно, помещиков Ростовецкого стана, имели более скромные оклады.
Особенностью отмеченной группы имен, является значительная вариативность их окладов. Их величина зачастую отличается от традиционного 50-кратного деления. Уже был отмечен оклад 230 четвертей Ю. Г. Тутолмина, а также 125-четвертные оклады Савлука Костяева и Третьяка Безпятого. Оклад в 125 четвертей имел И. Ф. Фофанов. Кроме того, с окладами в 70 четвертей отмечены Салтанко И. Чефаров, Л. Гневышев и А. Н. Пилютины, а также Б. И. Тевяшев. Наконец, Черныш И. Глазов обладал окладом в 80 четвертей, в то время как С. Первова Болотова вообще был записан с очень странным окладом в 36 четвертей. Вполне вероятно, что в ряде подобных случаев отражение получил фактический, а не номинальный размер поместий, известный составителю десятни из источника, генетически связанного с писцовыми книгами (выписки, земляные списки и т. д.).
Это предположение находит определенное подтверждение в данных писцовой книги конца 70-х гг. Фактический земельный оклад Ю. Г. Тутолмина (номинальный 500) складывался из нескольких владений: сельца Климовского (192 четверти), пустошей Шибасеевой (50 четвертей), починок Шюнинской (7 четвертей) и Трубниково (7 четвертей), жеребья слц. Котенева (49 четвертей). Последнее владение прежде принадлежало ему совместно с Булгачком Колединым. Очевидна вторичность приобретения Ю. Г. Тутолминым пустошей. Без их учета общий размер его земель составлял 233 четверти — число, близкое к окладу, названному в десятне 1556 г.21
Таблица 1
Соотношение имен землевладельцев Безпутского стана с землевладельцами, упоминаемыми в Каширской десятне 1556 г.
Другая группа, выделяемая в десятне 1556 г., связана со станами «Туров» и «Тешилов» (известными по писцовой книге 1577-1579 гг.). Правда, границы и принадлежность поместий выявляются не без затруднений. В частности, порозжее поместье Ю. Горбатого фиксируется составителями писцовой книги в Туровом стане, а поместный оклад Ю. И. Горбатого — 350 четвертей, несмотря на отмеченную хаотичность, серьезно превосходил предшествующий ему уровень22. К сожалению, говорить о четкой связи с Туровым станом можно только в этом единичном случае. В ряде других случаев землевладение потомков названных в десятне лиц не дает уверенности в такого рода отожествлении. Впрочем, Туров стан был самым незначительным из всех станов Каширского уезда, что, отчасти, объясняет эту ситуацию. Последующие же имена определенно составляли новую группу — помещиков Тешилова стана23.
Таблица 2
Землевладельцы Тешиловского стана и их соотношение с землевладельцами, упоминаемыми в Каширской десятне 1556 г.
Вслед за рубрикой «Тешилов», скорее всего, располагалась рубрика «Мстиславль». Возможна, эта рубрика начиналась с имен братьев И. К. и Репчука (Репею-на) К. Карповых. Известно, в частности, что в 1577-1579 гг. выборный дворянин Репчук К. Карпов обладал крупным окладом в 600 четвертей24.
Окончание этой, очевидно, последней из территориальных рубрик каширской десятни, теряется среди имен недавних новиков, принадлежавших к различным станам Каширского уезда. Как и в предыдущих случаях, внутри этой группы присутствовал «разнобой» при перечислении окладов. Наблюдаются и нетипичные оклады. Например, Митя Аксентьев Хотяинцова, имел оклад 112 четвертей25.
Таблица 3
Землевладельцы Мстиславльского стана и их соотношение с землевладельцами, упоминаемыми в Каширской десятне 1556 г.
Подводя итоги, стоит отметить, что, с одной стороны, в каширской десятне 1556 г., очевидно, были представлены городовые дети боярские всех каширских станов. С другой стороны, обращает на себя внимание неоднородность списка этих служилых людей. Стройной и упорядоченной, в соответствии с общей структурой текста, выглядит группа городовых детей боярских Ростовецкого стана, описание которой, равно, как и описание дворовых детей боярских, очевидно, присутствовало в более ранних делопроизводственных документах, относящихся к каширскому «служилому городу».
От этой группы отличаются, и достаточно существенно, группы детей боярских из других каширских станов: Безпуцкого, Турова, Тешилова и Мстиславского, что позволяет предположить характер приписки указанных станов к основному тексту.
Для этих станов напрашивается аналогия с писцовыми материалами: как по «нетипичным» окладам, так и по сбивчивой структуре расположения имен. Вполне вероятно, что составители десятни, формируя объединенный городовых детей боярских список, опирались на какие-то выписки из писцовых книг.
Возможно, именно эта особенность придавала большое значение писцовым книгам, которые использовались не только по своему прямому назначению, но и включали в себя ряд сведений чисто служебного характера. Каширская писцовая книга конца 70-х гг. XVI в., например, содержала достаточно большое число «избыточной» информации, уделяя внимание, как номинальным и фактическим размерам, так и условному месту (стану) описания оклада для каждого отдельного помещика. В этом качестве писцовые книги вполне могли не только служить источниками для составления десятен, но и в какой-то мере подменять их на ранних этапах развития комплекса делопроизводственной документации по каждому служилому городу.
Подводя определенные итоги, хотелось бы поставить вопрос о допустимости использования понятия «служилый город», как совокупности большей части служилых людей того или иного уезда, к ситуации первой половины - середины XVI в. Пример каширской корпорации говорит о том, что структура и пофамильный состав этого «города» были сформированы московским правительством только в середине века, объединив в единое целое каширских дворовых и городовых детей боярских разных станов, имевших различные традиции службы.
Сам по себе факт существования обособленных корпораций, в том числе, межтерриториального характера, а также имевшее место разделение на дворовых и городовых детей боярских, приводили к тому, что многие уездные группы служилых людей напоминали своеобразный, неоднородный по своему составу, «слоеный пирог». Каждая из подобных групп имела собственные традиции службы и служила по отдельному списку, часто не смешиваясь друг с другом.
Списки дворовых детей боярских велись в специальных дворовых тетрадях, упоминание о которых содержится в большом числе дворянских родословных. Ретроспективный анализ перечисления территориальных рубрик в Тысячной книге, Дворовой тетради, записи о приеме литовских послов 1542 г. позволяет предположить, что подобные «тетради» велись, начиная, по крайней мере, со второго десятилетия XVI в. Собственно Дворовая тетрадь показывает наследственный принцип комплектования дворовых детей боярских, когда отдельные фамилии записывались целыми «гнездами» с нередким включением в основной текст несовершеннолетних недорослей26.
Возможно, именно это обстоятельство предопределило, отсутствие упоминаний о десятнях в делопроизводственной среде вплоть до середины XVI в. Их место в ряде случаев могли занимать списки отдельных обособленных корпораций, основанные на наследственном принципе комплектации. Выделение в структуре каширской десятни 1556 г. «становых отрядов», отчасти, подтверждает это предположение.
К середине XVI в., однако, с разрастанием численности Государева двора, разница между дворовыми и городовыми детьми боярскими все больше сходила на нет. Уже разряд казанского похода 1549 г. показывает, что, зачастую, дворовым и городовым детям боярским из одних уездов приходилось служить вместе.
С другой стороны, сохранение реликтовых по своему характеру обособленных корпораций, часто крайне немногочисленных и «отягощенных» своими традициями службы, в середине XVI в. вообще потеряло всякий смысл. Проводимая в это время реформа военной организации русского войска требовала создания принципиально иной системы. Единая, унифицированная структура уездных корпораций, «служилый город», должна была создать основы для упорядочения службы.
Фиксацией подобного объединения и стали десятни. Составление десятен для каждого отдельного «служилого города», как новый вид делопроизводственной документации должно было, в свою очередь, опираться на какие-то сводные базы данных. В этом отношении писцовые книги, составлявшиеся для каждого уезда в целом, а не для отдельных категорий служилых людей, оказались бесценным источником информации.
Присутствовавший в тексте десятни 1556 г. определенный «разнобой» и нетипичность некоторых поместных окладов, очевидно, были отражением этого процесса. В дальнейшем все известные десятни были выстроены по более правильным принципам, в соответствии с утвердившейся чиновной структурой каждого отдельного «служилого города».
1 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 113.
2 Каширская десятня 1556 г. // «Heraldica»: Исторический сборник. СПб., 1900. Т. 1. Отд. 4. С. 28-44; Мятлев Н. Тысячники и московское дворянство // Летопись Историко-родословного общества в Москве. 1912. Вып. I (29). С. 62-63; Кротов М. Г. Провинциальное дворянство и «государев двор» в середине XVI века. // Феодализм в России: Юбилейные чтения, посвященные 80-летию со дня рождения Л. В. Черепнина: Тез. докладов. М., 1985. С. 97-98; Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992.С. 87-88.
3 Кротов М. Г. Десятни XVI - начала XVII вв. как исторический источник: Дипломная работа. М., 1982 (Режим доступа: http://krotov.info/yakov/5 hist/desyatni/dipl 1 .html (последнее посещение 22 февраля 2011 г.)).
4 По родословной Блудовых, их предок, Б. И. Блудов, был переведен на службу из Суздаля в Козельск (Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в.: Опыт исторического исследования. СПб., 1888. С. 442-443); Десятни XVI века // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1891. Кн. 8. С. 23).
5 ТКДТ. С. 65, 69, 158-164.
6 ТКДТ. С. 164; Назаров В. Д. К источниковедению Дворовой тетради // Россия на путях централизации. М., 1982. С. 166-175; Павлов А. П. Государев двор... С. 88-89.
7 РК. С.123, 147, 151, 154, 157, 162, 165, 166, 168-170, 180, 185, 187, 202, 218; ТКДТ. С.161-163.
8 «Боярская книга» 1556/57 года // РД. М. 2004. Вып. 10. С. 79-117.
9 Например, пометы: «убит в 7067», «7069 марта в 17 день дана выпись Кутриму», «7069 сентября 29 дана в Поместную Избу выпись», «7086 марта сказал сын его Федька, что его в животе не стало».
10 ДДГ. С. 7. № 1.
11 Темушев В. Н. Приобретения московских князей в середине XIV в. «Иная места Рязаньская» // Славянский мир и славянские культуры в Европе и мире: Место и значимость в развитии цивилизаций и культур (история, уроки, опыт, современность): Материалы международной научно-теоретической конференции. Витебск, 2002. С. 60-62; ДДГ. С. 15. № 4; С. 29. № 10; С. 285. № 76; С. 354. № 89.
12 Сб. РИО. СПб., 1882. Т. 35. С.126; АГР. Киев, 1860. Т. 1. С. 96. № 57.
13 АГР. Т.1. С. 97-99. № 57.
14 ДДГ. С. 285. № 76; С. 354. № 89; С. 435. № 104.
15 Сухотин Л. М. Замечания о десятне 1574 г. // ЖМНП. 1914. Новая серия. Ч. 54. Декабрь. С. 248.
16 Каширская десятня 1556 г. С. 29; РК. С. 132.
17 «Боярская книга» 1556/57. С. 86-87; Каширская десятня 1556 г. С. 28.
18 Каширская десятня 1556 г. С. 30.
19 Каширская десятня 1556 г. С. 38; ПКМГ. СПб., 1895. Ч. 1. Отд. 2. С. 1457, 1458.
20 ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С. 1436-1467.
21 Каширская десятня 1556 г. С. 38-40; ПКМГ Ч. 1. Отд. 2. С. 1438.
22 ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С.1533.
23 Там же. С. 1488-1505, 1529-1532.
24 Каширская десятня 1556 г. С. 42; ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С. 1475.
25 Каширская десятня 1556 г. С. 42.
26 Бенцианов М. М. Государев двор и территориальные корпорации служилых людей Русского государства в конце XV - середине XVI в.: Автореф. ... дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000. С. 13; Павлов А. П. Государев двор. С. 89
Просмотров: 469
Источник: Бенцианов М. М. Каширская десятня 1556 г.: к вопросу о становлении «служилого города» в Русском государстве - 12 стр Источник: Петербургские славянские и балканские исследования, 2011 г., N1. С. 201-213
statehistory.ru в ЖЖ:
