Глава 4. Психологическая война партизан с коллаборационизмом
На начальном этапе кампания следовала плану, сформулированному Гитлером и другими представителями высшей нацистской иерархии, которые резко противились вооружению советских граждан. Стойкие возражения в германских правительственных кругах полностью соответствовали нацистским идеям о Советской России и войне. Убежденность в том, что немецкие армии добьются победы после короткой и решительной кампании, представление о русском как о недочеловеке и цель безраздельного использования экономических ресурсов России без учета интересов ее народа были основаны на идеях, не оставлявших места политическим стимулам, которые можно было бы предложить потенциальным коллаборационистам. Осознание немцами своей огромной недооценки советской мощи, совпавшее с подъемом партизанского движения, которое слабые тыловые части немцев оказались не способны усмирить, вызвало изменения в политике. Организация небольших воинских подразделений из бывших советских солдат, проводившаяся в качестве эксперимента осенью 1941 года, была значительно расширена, достигнув своего пика в 1943 году. К весне 1943 года подразделения коллаборационистов, в большинстве своем численностью до батальона, представляли собой значительную часть тыловых сил немцев, действовавших против партизан1. Однако, несмотря на это, в нацистской среде всегда сохранялись стойкие возражения против полномасштабного использования воинских подразделений коллаборационистов.
По официальным советским меркам военное сотрудничество с немцами, разумеется, являлось предательством. Тем не менее Советская армия превратила коллаборационистов в главную мишень своей психологической войны, прилагая значительные усилия к тому, чтобы взять их под свой контроль и воспрепятствовать немцам использовать этот источник живой силы. По вполне понятным причинам партизаны играли важную роль в этом процессе. Само существование подразделений коллаборационистов представляло для партизан вызов, поскольку большинство таких подразделений сражалось против партизан. Партизаны, чья организационная структура не была предназначена для наступательных действий, не могли рассчитывать на уничтожение своего противника путем военной силы Кроме того, учитывая возникавшие в подразделениях коллаборационистов трения, психологический подход выглядел значительно более многообещающим; предполагалось даже, что на завершающем этапе он должен полностью заменить собой военные операции. Помимо военной опасности коллаборационисты даже в большей степени представляли собой психологическую угрозу. Они являлись наглядным примером отсутствия сплоченности и единства в советском обществе в условиях ослабления контроля. Вместе с тем они стремились нейтрализовать результаты психологического воздействия партизан на местное население, которому предлагали альтернативный канал действий. И наконец, что было наиболее важным, своим существованием они изобличали советскую пропаганду, твердившую о солидарности русских, в то время как очевидная готовность немцев «брать в союзники» русских явно противоречила советским утверждениям о том, что немцы считают славянские народы неполноценными.
Особо следует упомянуть об отдельной группе коллаборационистов. В нее входили служащие набранной из коренного населения полиции (Ordnungsdienst, или OD), первоначально организованной на местах и выполнявшей ограниченные функции. По мере подъема партизанского движения, с которым немецким тыловым частям становилось все труднее справляться, полицию начинали лучше вооружать и широко использовать в военных действиях против партизан. Полицаев набирали из местного населения, и потому они в большей степени могли испытывать на себе влияние партизанской пропаганды и оказывались более уязвимы перед карательными мерами партизан, чем лучше вооруженные и более сплоченные подразделения коллаборационистов регулярных вооруженных сил немцев. Кроме того, их семьи часто становились объектами мести партизан. Вместе с тем полицаи были лучше знакомы с местными условиями и могли информировать немцев о контактах местного населения с партизанами, а там, где пользовались уважением, были способны противодействовать партизанской пропаганде.
Военные коллаборационисты почти с самого начала существования их подразделений оказывались уязвимы перед советской пропагандой. Особо чувствительными местами при воздействии на них были мотивы, заставившие сотрудничать их с врагом, и их реакция на сотрудничество с немцами. Можно провести разграничения между тремя группами их. Во-первых, это те, кто, не имея твердых политических убеждений оказывался в частях коллаборационистов ради того, чтобы просто обрести свободу и избавиться от страданий в лагерях военнопленных. Во-вторых, кто изначально уверовал в победу Германии и стремился присоединиться к побеждающей стороне в надежде обрести более высокий статус и поправить свое материальное положение; и, наконец, кто сотрудничал с немцами в силу своих антисоветских убеждений и веры в то, что победа Германии станет благом для России. Все три группы вскоре постигло разочарование, и в результате полученного личного опыта отношений с немцами значительное число элементов каждой группы становилось легкой добычей для советской пропаганды. Те, кто вступил в подразделения, спасаясь от лагеря, добились свой цели и не были глубоко преданы новым хозяевам. Решившие воспользоваться предоставляющейся возможностью часто утрачивали свой энтузиазм, осознав трудности, связанные с продвижением по службе и обретением престижа на стороне немцев, и становясь свидетелями увеличивающихся военных поражений Германии. Исповедующие антисоветские взгляды патриоты часто приходили к выводу, что методы правления даже при советском режиме являются меньшим злом по сравнению с вопиющими преступлениями захватчиков.
Советская и партизанская пропаганда постоянно обращалась с призывами ко всем трем группам коллаборационистов. Партизаны создавали условия, позволявшие сравнительно легко дезертировать от немцев, а их пропаганда, подобно катализатору, ускоряла принятие коллаборационистами решения перед тем, как совершить трудный шаг и изменить присяге во второй раз. Главной предпосылкой, способствовавшей усилению дезертирства коллаборационистов, стало заверение в том, что они не понесут наказания за измену. Страх наказания за предательство являлся основным препятствием. По-видимому осознавая эту проблему, советское руководство в 1942 году приняло важное решение, предоставлявшее воевавшим на стороне немцев возможность «искупить свои ошибки» и загладить вину, вступив в партизаны.
В первые месяцы войны проблема воевавших на сторон противника коллаборационистов остро не стояла; несколько казацких и украинских подразделений, сформированных главным образом на местах полевым немецким командованием, не имели столь важного значения для принятия существенных контрмер. Нет указаний на то, что в 1941 и начале 1942 года проводились различия между сотрудничавшими с противником гражданскими лицами и бывшими военнослужащими Красной армии; в каждом случае советские войска и партизаны обращались с ними как с предателями и расстреливали. Основные пропагандистские усилия партизан были направлены в первую очередь на предотвращение сотрудничества с противником, а не на призывы коллаборационистов к дезертирству.
Изменения в подходе произошли в 1942 году, когда проблема коллаборационистов стала серьезным вызовом для советского режима. Пленные партизаны на допросах утверждали, что существовал особый приказ Сталина, предоставлявший коллаборационистам право «искупления вины» своим вступлением в ряды сражающихся с немцами; к сожалению, обнаружить этот приказ не удалось2. Наверняка подобное важное политическое решение было принято на высшем политическом уровне. С этого момента оно становится краеугольным камнем партизанской пропаганды в отношении коллаборационистов: представить убедительные аргументы, способные вызвать дезертирство и ослабить страх перед наказанием.
1 По вопросам использования коллаборационистов в военных действиях см. также: Фишер Дж. Советская оппозиция Сталину. Кембридж: Изд-во Гарвардского университета, 1952; Кляйст П. Между Гитлером и Сталиным. Бонн: Atheneum-Verlag, 1950; Даллин А. Бригада Каминского. Алабама, 1951. В дальнейшем - Каминский.
Алабама, 1951. В дальнейшем — Каминский.
2 Возможно, что после нескольких месяцев «проб и ошибок» таким приказом стала особая директива от декабря 1942 года, затрагивавшая различные аспекты психологической войны партизан. Однако напечатанные еще осенью 1942 года листовки с призывами к коллаборационистам обещали им неприкосновенность в случае перехода на сторону партизан.
<< Назад Вперёд>>
