Глава вторая. Как норманисты-«словопроизводители» дискредитировали лингвистику
В российскую науку идею о родстве названий Русь и Ruotsi, рожденную торжеством в Швеции «рудбекианизма», ставшего в науке синонимом баснеплетства и околонаучных фантазий, попытался перенести в 1749 г. Г.Ф. Миллер, но его диссертации «О происхождении имени и народа российского», предназначенной для прочтения на первой в истории Петербургской Академии наук «ассамблее публичной», его коллеги практически единодушно отказали в научности. Диссертация Миллера, к работе над которой он приступил весной 1749 г., в начале сентября была отдана, согласно академическим правилам, на рецензию профессорам (академикам) И.Э. Фишеру, Ф.Г. Штрубе де Пирмонт, В.К.Тредиаковскому, М.В.Ломоносову, адъюнктам С.П. Крашенинникову и Н. И. Попову. И все названные лица (за исключением Тредиаковского) в один голос сказали, что она «предосудительна России».
Штрубе де Пирмонт, например, отмечал, что Академия справедливую причину имеет сомневаться, «пристойно ли чести ее помянутую диссертацию публично читать и напечатавши в народ издать». То же самое говорил Ломоносов: она, поставленная на «зыблющихся основаниях», «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна». После того как Миллер обвинил оппонентов в пристрастном отношении к своему труду, разгорелась острая дискуссия, в ходе которой он был забракован окончательно (Тредиаковский в отзыве 1750 г. уже подчеркивал, что финны «некоторый соседний народ называют россалейнами. Много сходства; онакож сходство сие врассуждении чужаго, и не сих земель народа: а притом, такия сходства весьма недостоверны и обманчивы»).
Факт, что диссертацию не приняли коллеги Ломоносова немцы Фишер и Штрубе де Пирмонт, что позже точно так же поступили немцы А. Л. Шлецер и А.А.Куник, отметает все норманистские домыслы об отсутствии в критике русских ученых и прежде всего Ломоносова каких-либо серьезных оснований, кроме, как только патриотических (начало такому мнению положил Шлецер, стремившийся выставить Ломоносова перед просвещенной Европой, которой очень хорошо были знакомы его исторические труды, в самом неприглядном виде и тем самым нейтрализовать его критику норманской теории). Остается добавить, что устроитель «ассамблеи публичной» немец И. Д. Шумахер назвал диссертацию Миллера «галиматьей» и что сам Миллер в 1773 г., говоря о выходе этого сочинения в Геттингене «уже вторым тиснением» без его участия, с нескрываемым сожалением признал: «Много сделал бы еще в оном перемены».
Такие слова ученый произнес потому, что к тому времени понял, на каком ложном основании он почти четверть века назад возводил русскую историю, выстраивая ее по «Деяниям данов» Саксона Грамматика (1140 - ок. 1208 гг.), повествующим о многовековых войнах датчан с балтийскими русами, проживавшими в западной часть нынешней Эстонии - провинции Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго. И все эти события, имевшие место быть в глубокой древности на Балтийском море и его берегах, Миллер перенес в историю Киевской Руси, в связи с чем в ней появились «российские цари» Олимар, Онев, Даг, Радбард, которых взял под свою защиту датский король Фротон III, живший в третьем веке после рождества Христова, и сын которого Фридлев «в России воспитан... и в России царствовал», утверждалось, что датские и шведские короли часто предпринимали походы «в Россию», что потомки «российского царя» Радбарьда (Рандбарда), женатого на дочери датского короля Ивара Видфадмия, умершего в 600 г., «с отменной храбростию» участвовали в Бравалльской битве и т. д.
И выведя затем разговор на варяжских князей Рюрика и его братьев, Миллер подытоживал, что они «имели над новгородцами владение, не по просьбе, но войною», и что такое завоевание дело обычное: новгородцы «часто были под норвежским и датским владением», «силою и военною рукою в подданстве удержаны», норманны жили в Новгородской земле и имели там свои гарнизоны. При этом ученый убеждал, что нет никакого бесчестья русским в том, что еще до учреждения российского государства новгородцы были покорены норманнами, ибо именно от этого подлинная слава происходит фамилии великих князей, царей и императоров, «преидущей от Рюрика», т. к. «его прадеды за много прежде сим лет часть России в своем владении содержали и потому Рурик имел над новгородцами владение». Миллер также утверждал, что своим именем Русь обязана скандинавам: «Новгородские славяне услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россиянами названы. А потом и сами славяне будучи под владением варягов имя россиян приняли, подобным почти образом, как галлы франками и британцы агличанами именованы»29.
Особенное внимание Ломоносова привлек последний тезис Миллера. И, проанализировав источники, он показал его совершенную надуманность, следовательно, принципиальную ущербность норманской теории, изначально лишающую ее всякой основы: «Имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». Он также отметил и другой ее изъян, столь же принципиального свойства, что «едва можно чуднее что представить, как то, что господин Миллер думает, якобы чухонцы (финны. - В.Ф.) варягам и славянам имя дали»: как это «два народа, славяне и варяги, бросив свои прежние имена, назвались новым, не от них происшедшим, но взятым от чухонцев». И, говоря об исторических примерах перехода имени победителей на побежденных, на которые ссылался Миллер, Ломоносов заключил: «Пример агличан и франков... не в подтверждение его вымысла, но в опровержение служит: ибо там побежденные от победителей имя себе получили. А здесь ни победители от побежденных, ни побежденные от победителей, но все от чухонцев!»30. (Действительно, как то демонстрирует мировая история, «имя страны может восходить либо к победителям, либо к побежденным, а никак не к названиям третьей стороны»31.)
Правомерная критика Ломоносовым норманской теории была проигнорирована шведскими, немецкими, а за ними, естественно, и российскими исследователями. Более того, непреклонная вера в норманство варягов заставляла их постоянно подпитывать эту теорию новыми домыслами и возрождать давно забытые. Так, в 1774 г. швед Ю.Тунманн, констатируя, что шведы никогда не именовали себя русами, выводил из финского названия Швеции Ruotsi форму «русь», уверяя, что шведов восточные славяне стали именовать «русью» посредством финнов, т. к. у славян, отдаленных от моря, были затруднительны отношения со шведами, в связи с чем их настоящее имя не скоро сделалось им известным.
А. Л. Шлецер в «Несторе» вдохнул новую жизнь в другой аргумент шведских авторов XVII в. - в Рослаген, считая, что из этого названия образовались финское «Ruotsi» и славянская «Русь» и что из этого прибрежного округа вышли варяги-русь, давшие славянам свое имя (но при этом он отметил тот факт, который не «замечают» современные норманисты, что летопись различает шведов и руссов). Преподнося свою гипотезу в качестве непреложной истины, Шлецер встал на путь категоричного отрицания исторического бытия черноморской (понтийской) руси, нападавшей на Византию задолго до призвания варягов и их прихода в Киев, многочисленные известия о которой сокрушали норманскую теорию, и отнес ее к «неизвестной орде варваров», не принадлежавшей к русской истории. Н.М. Карамзин своей «Историей государства Российского» закрепил в сознании русского и зарубежного читателя идею Шлецера, что в Швеции «одна приморская область издавна именуется Росскою, Roslagen» и что она была родиной шведской руси. И. Кайданов, в 1829 г. указывая на Рослаген, твердо и с пафосом сказал: «Здесь начало нынешнего государства Российского», ибо это родина отрасли скандинавов - варяго-руссов, «коим отечество наше одолжено и именем своим и главным своим счастием - монархическою властию»32.
Параллельно с тем в науке, в том числе и среди норманистов, начала нарастать волна несогласия с доводами, которые уже ассоциировались только с именами Тунманна и Шлецера. В 1814 г. ученик последнего, Г. Эверс, указал на очень позднее появление названия Рослаген (а оно стало прилагаться к прибрежной части Упланда Роден лишь к XVI в.), после чего сказал: «И потому ничего не может доставить для объяснения русского имени в 9 столетии». К этим словам он добавил, что «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоевывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству».
Говоря, что Тунманн «придавал великую важность» этимологии, Эверс резонно заметил, что, во-первых, «при исследованиях исторических давно уже признано за правило, что этимология некоторых слов порознь может служить только к подтверждению доказанного положения, а основания истины должны быть гораздо прочнее», во-вторых, «мы видим только сходство звука, но самое величайшее сходство не предохраняет от заблуждения. В самых далеких между собою странах звуки по одному случаю часто бывают разительно сходны», в-третьих, кто-то может «писать историю, которой никогда не бывало, и даже может надеяться из труднейших словопроизводств извлечь величайшую пользу, смотря по своим намерениям»33.
В 1816 г. немецкий ученый ГФ. Голлман, ведя речь о «натяжках» Шлецера, подчеркнул, что слово Ruotsi «столь не сходно со словом руссы, что на нем никак нельзя основаться». В 1825 г. М.П. Погодин, абсолютно уверенный в том, что варяги-русь - это одно из норманских племен, так же, как и Шлецер, констатировал, что ПВЛ различает шведов и русь, что Рослаген «ничего не доказывает» в пользу шведского происхождения руси и что «в Швеции неизвестно было название руссов»34.
В 1827-1828 и 1839 гг. Г.А.Розенкампф, отмечая, что берега Упландии в старину именовались Seeland (поморская земля), установил, что слова Ruotsi и Рослаген «не доказывают ни происхождения, ни отечества руссов». Rodslagen (т. е. корабельный стан), продолжал он далее, производно от rodhsi-гребцы, причем буква d в произношении слова Rodslagen «почти не слышна», а затем ее вовсе выпустили, так что оно стало звучать как Roslagen. Розенкампф, обращая внимание, во-первых, на то, что в Упландском своде законов 1296 г. нет понятия Rodslagen, во-вторых, что термин rodhsi употребляется там в смысле профессии, а не в значении имени народа, в-третьих, что в том же значении он используется как в общем Земском уложении середины XIV в., составленном из областных сводов (Ландслаге, и его редакции 1442 г.), так и в уложении 1733 г., заключил: вооруженные упландские гребцы-«ротси» не могли сообщить «свое имя России». В связи с чем, искренне поражался ученый, «еще удивительнее, что Шлецер мог так ошибиться и принимать название
военного ремесла за имя народа»35.
В 1837 г. Н. А. Иванов, констатируя, что «нынешний Рослаген не назывался так в древности», а именовался Роден, заметил, что буква с входит в название Родлагена «только по грамматической форме германских языков для обозначения родительного падежа» и «что росс или русс не означает гребца по-шведски». На следующий год «ультранорманист» О. И. Сенковский с нескрываемым недоумением восклицал: «Если только другие народы давали им название руссов, то очень странно, что нордманны, покорив славянские земли, приняли имя, чуждое своему языку и себе, и основали империю под иностранным и, конечно, обидным для себя прозвищем!»36.
В 1842 г. Н.В. Савельев-Ростиславич, говоря, что шведы никогда не называли себя русами и что в слове «Rod'slagen» буква 5 не принадлежит корню «Rod», а есть знак родительного падежа, резюмировал: Rod'slagen не мог сообщить своего имени Руси (эти же слова ученый повторил в 1845 г.). В 1842 г. С. А. Бурачек заметил, что скандинавы «ни телом, ни душой не виноваты ни в начале, ни в продолжении Русского государства; что скандинавы никогда не назывались русъю, не знали даже этого имени, то и подавно не могли его сообщить нам». Вместе с тем он, как и многие его современники, обращал внимание на то существенное обстоятельство, что слово Род'слаген, «во-первых, не древнее, во-вторых, значит не место сборищ руссов, а пристанище гребцов или корабельный стан. Буква 5 тут в слове Rod's знак родит, падежа: гребца», что византийцы до Рюрика называли Черное море «Русским морем» и что «Нестор очень различает свеев (шведов), урман (норвежцев), англян (англосаксов датских) от варягов».
В 1844 г. норманист А.А. Куник, осознав полнейшую бесперспективность дальнейшего увязывания имени «Русь» с Рослагеном, стал убеждать, неправомерно перенося решение чисто исторического вопроса в область лингвистики, что посредством финского названия Швеции Ruotsi имя «Русь» якобы восходит к шведскому слову rodsen-«гребцы», которое прилагалось к жителям «общины гребцов» Рослагену, и что население этой части береговой полосы могло называться, как он предположил, «Rodhsin» (от Rodhs), «Rookarlar», «Rudermanner». В 1847 г. М.П. Погодин, заключая, что «результаты Шлёцеровы теперь уже ничего не значат», публично отпустил ему, так сказать, научные грехи: «А за шведов с руотси и Рослагеном, за его понятия о вставках, за понтийских руссов, и пр. и пр. - прости его Господи!»37.
Слова Погодина свидетельствовали о глубочайшем кризисе норманской теории, и этот кризис заставил пойти на кардинальную ревизию ее основных положений. Прежде всего это коснулось судьбы черноморской (понтийской) руси, которую Шлецер в большой досаде вычеркнул из русской истории. Но тенденциозность его вывода очень скоро продемонстрировал Г. Эверс, доказавший существование южной Руси в дорюриково время. И этот факт начали учитывать норманисты, хотя «скандинавский догмат», априори принятый ими за абсолютную истину, неудержимо толкал их смотреть на русскую историю только через его призму, а значит, продолжать порождать эфемерные конструкции. Так, в 1821-1823 гг. немецкий востоковед И.С.Фатер, обращая внимание на «столь очевидно бытие росов» на юге, предложил понимать под ними остатки готов, проживавших на северных берегах Черного моря, среди которых разместились значительные колонии варягов-норманнов, ставших прозываться русью. При этом он заметил, что Нестор «сказал весьма ясно, что сии варяги зовутся русью, как другие шведами, англянами: следственно, русь у него отнюдь не шведы».
Н.А.Иванов в 1837 г., также доказывая, апеллируя к византийским и арабским известиям, что черноморская русь - это готы, заключил: руссы обитали по берегам Азовского и Черного морей до Кавказских гор с древности и «были коренные жители княжества Тмутараканского» (в последних десятилетиях XIX в. Е. Е. Голубинский и В. Г. Васильевский возродят готскую теорию, являющуюся разновидностью норманской теории). В 1850-х-1860-х гг. С.М. Соловьев на основе показаний арабских и византийских источников подытоживал, что «название «русь» гораздо более распространено на юге, чем на севере, и что, по всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна прежде половины IX века, прежде прибытия Рюрика с братьями»38.
В 1859 г. В.И.Ламанский показал, что слово «Русь» своею формою не обличает финского происхождения от Ruotsi, ибо имеются греческие, литовские и славянские слова, также оканчивающиеся на ъ (например, скифь, корсь, жмудь, сербь, волынь). Сказав, что славяне познакомились со шведами не через финнов, а непосредственно, он отметил, что летопись отделяет русь и от шведов, и от других норманских племен. А также подчеркнул, что нет названия народа, происшедшего «от его рода занятий или промысла». И весьма, разумеется, сомнительно, чтобы шведы в 839 г. перед Людовиком Благочестивым «на вопрос кто они? что за люди? и какого роду? стали бы отвечать Rodsin - гребцы».
К тому же это слово в IX в. было понятно каждому немцу (как оно понятно ему и сегодня), и Вертинские анналы не преминули бы перевести и объяснить его, «если бы Rhos было бы все одно, что Rodsin». И «если бы русь были Rodsin - гребцы, - задавался Ламанский уместным вопросом, - стали бы немцы называть нас ругами?». Вместе с тем исследователь констатировал наличие в пределах Карпатской Руси до 30 поселений, которые, иронизировал он, «стоят в известном сродстве со шведскими Rodsin (гребцами). Вероятно, в подтверждение этого положения г. Куник указал на деревню Русин, в нынешней Галиции, которая может быть населена норманнами», непонятно каким образом обратившимися «в чистых русаков, которых еще в настоящее время легко поймет русский с Байкала»39.
В 1860 г. Н. И. Костомаров привел заключение шведа Линдстрема, который доказал, что название Русь не было свойственно в древности скандинавам. В 1860-х - 1870-х гг. С. А. Гедеонов, говоря, что норманизм основан на мнении о скандинавском начале имени «Русь», доказал «случайное сходство между финским Ruotsi, шведским Рослагеном и славянским русь». А свое отношение к «этимологическим случайностям и созвучиям», на которых возводят русскую историю, он выразил глубокой мыслью, что «лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического; филолог от историка». Справедливо
заметив, разве могли варяги, если их считать шведами, переменить свое настоящее имя «свей» на финское прозвище Ruotsi, Гедеонов показал, что шведское русь не встречается как народное или племенное, ни в шведских памятниках, ни в западноевропейских источниках, так много и так часто говорящих о шведах и о норманнах.
При этом он подчеркнул, что норманисты не могут объяснить ни перенесения на славяно-шведскую державу финского имени шведов, ни неведения летописца о тождестве имен свей и русь, ни почему славяне, понимающие шведов под именем руси, перестают называть шведов русью после призвания, ни почему свеоны Вертинских анналов отличают себя «тем названием, под которым они известны у чуди», ни почему принявшие от шведов русское имя финские племена зовут русских не русью, а вендами. По причине чего, отмечал ученый, им следует отказаться от изобретенного «Rodhs, да и то еще под несуществующею у норманнов грамматической формой». И как резюмировал Гедеонов, «беспримерному», «этническому несклоняемому» греческому *Рщ «соответствует только одна собирательная, славянская форма русь», одинаковая в единственном и множественном числе, что не характерно для германо-скандинавских языков, а это означает, что греки заимствовали Тюд только из языка славян40.
В 1862 г. А.А.Куник, назвав опровержение Гедеоновым связи Рослагена с русской историей «совершенно справедливым», добавил, что имя «Ropr», «Roden» (вместо чего сейчас употребляется Roslagen) шведы в XVII в. приняли за имя роксолан (русских) по плохому знанию своего древнего языка, что ввело в заблуждение самого Куника. В 1864 г. он сделал показательное признание, что норманская школа «обанкротилась» со своим Рослагеном, в связи с чем должна позаботиться, как Куник, не скрывая своей тенденциозности, прямо ставил четкую задачу перед ее сторонниками, «вновь открыть «природных шведских россов» (в 1878 г. ученый еще раз повторил, желая предостеречь молодых исследователей от этой ошибки, в плену которой пребывало несколько поколений их предшественников, что «сопоставление слов Roslag и Русь, Ros является делом невозможным уже с лингвистической стороны»). В 1864 г. М.П. Погодин признавал, что Гедеонов «судит очень основательно, доводы его убедительны и по большой части с ним не согласиться нельзя: Ruotsi, Rodhsin, есть случайное созвучие с Русью».
Под воздействием все более нарастающей конструктивной критики Куник в 1875 г. аннулировал свое объяснение Руси от rodsen-«гре6цы», выдвинутое в 1844 году. Ибо, уже сам перечислял он признаки его научной несостоятельности, «в 17-м столетии следующее место в Упландском законнике: «Rodhs-ins utskyldir» шведы перевели неправильно: tributa Roxolanorum (русских) вместо Roslagiae, и этим долго вводили других в обман», и что «в Rodhs-ins буква s не основная согласная... а только знак родительного падежа». Следовательно, подводил черту Куник, «по грамматическим причинам необходимо отказаться от всякой мысли о генетической связи между формой множ. ч. Roskarla, Rodsmaen, Ruodspiggana, Rospiggar... и формой 'Pῶς (да финским собирательным именем Rots-i)» (в 1899 г. языковед-норманист Ф.А.Браун, говоря о попытке Куника связать имя «Русь» с rodsen-«гребцы» посредством финского Ruotsi, сказал, что против этой догадки говорит «столько соображений, как по существу, так и с формальной точки зрения, что сам автор ее впоследствии отказался от нее»)41.
В том же 1875 г. Куник, подводя безрадостный итог изысканиям норманистов, а значит, и собственным, пришел к выводу, что невозможно «разрешить варяго-русский вопрос чисто историческим путем» и что «решение его выпадает на долю лингвистики, в области которой, так же как в математике, не могут играть роли ни софизмы, ни сентиментальности». Как ему вторил в 1892 г. Браун, «центр тяжести норманской теории лежит» не в показаниях источников (тем самым невольно для себя и в полном согласии с антинорманистами прямо признавая, что она не имеет в них совершенно никакой опоры), а в данных лингвистики, причем ее «лучшие» доказательства ученый видел в норманистской интерпретации летописных личных имен и «русских» названий днепровских порогов. Хотя, как он тут же подчеркивал, вопрос о происхождении имени «Русь» является одним из «слабейших пунктов норманской позиции»42.
В 1876 г. И.Е.Забелин, напротив, сказал, что в вопросе начала Руси лингвистика «может служить только опорою, иногда вполне надежною, иногда весьма сомнительною». Но, предупреждал далее историк, «поставленное на первое место пред всеми другими средствами добывать историческую истину, это великое орудие становится великим препятствием к познанию истины, ибо оно по самым свойствам своей исследовательности всегда очень способно унесть нашу мысль в облака, переселить ее в область фантасмагорий». И в справедливости слов Забелина убеждает пример самого Куника. Когда в 1875 г. он предложил, отказавшись от выдуманной им же конструкции rodsen- «Русь», другую фантасмагорию: вывод «Руси» от эпического прозвища черноморских готов II—III вв. Hreidhgotar (в древнейшей форме Hrothigutans - «славные готы», где основной первоначальной формой «могла быть Hrodhs», якобы слышимой и в финском Ruotsi и в славянском русь), то Гедеонов не без иронии подчеркнул, что исследователь «является ныне с новооткрытым (пятым или шестым, по порядку старшинства) мнимонародным, у шведов IX века именем русь», и заключил: «С лингвистической точки зрения, догадка г. Куника замечательна по ученой замысловатости своих выводов; требованиям истории она не удовлетворяет».
В 1880 г. Д. И. Иловайский, напомнив, что филологические толкования - это «самый скользкий путь для всех толкователей», заметил по поводу конструкции Ruotsi-Русь: «Можно ли придумать комбинацию более наивную и менее серьезную! Тут не выходит главного: как же сами-то русские славяне стали называть себя русью? Откуда, из каких источников видно, что новгородцы познакомились с норманнами через финнов?». В 1892 г. В.З.Завитневич также указал, что филологические данные представляют в объяснении происхождения слова «Русь» «весьма шаткую почву» и что оно может быть объяснено «только на почве строго исторической». Касаясь «догадки», что имя это образовалось от гребцов-radhsi, он подчеркнул: «только мысль, совершенно потерявшая веру в возможность отыскать хотя сколько-нибудь серьезное решение данного вопроса, может найти успокоение в подобной аргументации», т. к. «между фактом призвания варягов и памятниками, в которых упоминаются названные гребцы, лежит промежуток времени почти в 400 лет»43.
Но западноевропейские и российские ученые, ведомые норманизмом, «почве строго исторической» в конечном итоге предпочли «весьма шаткую почву» филологических исскуственных построений и сделали это под влиянием датского лингвиста В. Томсена. В 1876 г. он прочитал в Оксфорде лекции, посвященные происхождению Русского государства, которые в виде отдельной книги были изданы в 1877-1919 гг. в Англии, Германии, Швеции, России, Дании. Томсен, с одной стороны признавая, что скандинавы «не называли себя русью» и что нет «никакой прямой генетической связи» между Рослагеном и Ruotsi-Русью (к тому же название Roslagen появляется слишком поздно, «чтобы быть принятым в соображение», и в древности эта часть местности именовалась Roper, Ropin), с другой - возродил версию Куника 1844 г. о скандинавской этимологии имени «Русь», отвергнутую автором в 1875 г., убеждая, что название Русь образовалось от Ruotsi (а эта форма, в свою очередь, от Roper).
По его предположению, надуманность которого он и не думал скрывать, шведы, ездившие к финнам, «могли назвать себя - не в смысле определения народности, а по своим занятиям и образу жизни - rops-menn или rops-karlar, или как-нибудь в этом роде, т. е. гребцами, мореплавателями». Со временем в Швеции это слово обратилось в имя собственное, которое финны - в первой его части - приняли за название народа. Восточные славяне, познакомившись со шведами через посредство финнов, дали скандинавам то имя, которое узнали от соседей44.
В 1915 г. швед Р.Экблом выявил несостоятельность версии Томсена о происхождении имени «Русь» от древнего названия Рослагена Roper, т. к. его предположение, что в составных словах с начальным rops- содержится форма родительного падежа rop(er)s, не соответствует действительности. По Экблому, основой Ruotsi стало существительное roper («дорога, или путь, где можно грести на веслах», «морской проход с небольшой глубиной») в родительном падеже rop(er)s, от которого возникла форма rop(r)s, давшая начало составным словам с rops-, означавшим не «гребцов» и «лодочников», как считал Томсен, а прибрежное население, жителей roprar, в связи с чем термин Rop(r)in означал место поселения ropsmaen и ropsbyggiar (как заметил в 1947 г. соотечественник Экблома лингвист и историк Е. Хьерне, трудно предположить, чтобы название какой-то части суши, а также людей, там живущих, могло возникнуть от слова, имевшего значение «пролив», «фарватер». В 1958 г. шведский языковед С. Экбу сказал в отношении составных слов, будто бы происшедших из формы родительного падежа rops от слова roper, что «мы были достаточно долго в трясине гипотез. Нам неизвестно, существовали ли подобные составные слова в VII или VIII вв., и мы не можем решительно утверждать, что подобные составные слова в это время могли быть переданы через прибалтийско-финское "rotsi")45.
Сочинение Томсена было восторженно принято российскими норманистами. Возобладала в их кругах и его интерпретация происхождения имени «Русь». И в придании этой интерпретации статуса бесспорного научного факта огромную роль сыграл академик А.А.Шахматов. Причем «главный» и «решающий», по его характеристике, довод в пользу того, что русь - это якобы древнейший слой шведов, заключался в ссылке на Томсена, что до сих пор западные финны называют Скандинавию «Русью-Ruotsi» (но, коснувшись мнения немецкого исследователя Й. Маркварта от 1903 г., что финское Ruotsi было бы передано в русском языке скорее через Ручь, чем через Русь, ученый признал, что «диалектически могла быть известна передача Ruotsi и через Ручь»).
В послеоктябрьский период авторитетнейшие российские ученые СССР и эмиграции, будучи совершенно уверенными в достоверности норманской теории, ее «незыблемость» подтверждали в первую очередь лингвистическими данными, при этом каждый раз демонстрируя, что с их помощью можно, по примеру О. Рудбека, без затруднений создать любую конструкцию. По причине чего они стали навязывать науке аргументы, от которых отказались их кумиры, крупнейшие историки и лингвисты А. А. Куник, М. П. Погодин и даже В. Томсен, и параллельно с тем создавать новые.
Так, например, в 1923 г. В. А. Брим выступил с окончательно оформленной теорией о независимом существовании на севере и на юге сходных названий «русь» и «рос». Придерживаясь гипотезы, что русью назывались варяжские дружины вообще, а не какое-то скандинавское племя, он поставил имя «Русь» в прямую связь с древнешведским drat (толпа, дружина), которое, по его оценке, «строго» отвечает славянскому «Русь» и финскому «Ruotsi» (как заметил годом ранее археолог А. А. Спицын, версию Брима нельзя принимать «без колебания. Представляется не вполне вероятным, что имя норманнов-руси и литве, и болгарам, и хозарам, и славянам, и грекам стало известным только в произношении суми, маленького невлиятельного племени», и что «Куник не решился выступить с теорией, принятой Бримом и корень drat объединял с «друг»).
В 1925 г. А. Л. Погодин предположил, исходя из другого своего предположения о наличии в Швеции родсов, с которыми были знакомы славяне, возможность или непосредственного перехода древнешведского rods в Русь (с выпадением d перед с), или через промежуточную форму Рудсь. Отрицая в том финское участие, он здраво, кстати, подчеркивал, что «древнефинская среда представляется настолько малокультурной, что трудно себе представить, что название народа, создавшего государственность среди северных славян, к этим последним перешло от финнов»46.
В 1929 г. Н.Т.Беляев, убедившись в справедливости заключения С.А.Гедеонова о полнейшем отсутствии у шведов имени Рюрик, отчего норманская теория зависала в воздухе, возобновил в науке разговор, начатый в 1830-х гг. дерптским профессором Ф.Крузе, о тождестве летописного Рюрика с Рориком Ютландским, якобы приглашенным новгородцами для отражения набегов викингов. С этим датчанином в Новгород прибыли фризы, проживавшие многочисленной колонией в шведской Бирке, самоназвание которых - «fresa» или «fresen» - перешло, посредством финнов, в язык восточных славян как имя «Русь».
В том же 1929 г. В. А. Мошин в отношении идеи о происхождении Ruotsi от Roslagena, в основе которого лежит, как принято считать, древнешведское roper-гребля, напомнил вывод Г.А.Розенкампфа, «что слово rodhsin-гребцы даже в XVIII-м веке имело значение профессии и никогда не употреблялось в значении племенного термина, который мог бы вызвать образование финского и русского термина Ruotsi - Русь». К крайним формам норманизма неумолимо скатывалась и советская историография. Так, в 1930 г. Ю.В. Готье утверждал, что русь в своем наиболее древнем смысле обозначала одно из шведских племен (историческое бытие которого отрицал даже В. Томсен). Б. Д. Греков в 1936 и 1939 гг. растиражировал своей популярной монографией «Киевская Русь» мнение, что северная русь вышла из «Рослагена» и что «эта гипотеза кажется мне наиболее вероятной»47.
Несмотря на тотальное господство норманизма в умах представителей советской и эмигрантской науки в их рядах все же раздавались голоса, протестующие против версии о скандинавской природе имени «Русь». Так, в 1924 г. В. А. Пархоменко заострял внимание на том, что, во-первых, «ни исторически, ни географически имя «Русь» не имеет никакой связи с территорией постоянного поселения скандинавов», во-вторых, нам неизвестны момент и обстоятельства возникновения названия у финнов шведов «руотси» и что оно могло возникнуть, например, в XI веке.
В 1934 г. Е. А. Рыдзевская напомнила коллегам, «что название Русь с норманнами эпохи викингов генетически не связано и что они у себя на родине так не назывались». Через пять лет она подчеркнула, что «Русь» из «Ruotsi» небезупречно в фонетическом отношении».
В 1943 г. крупнейший представитель эмиграции Г.В.Вернадский, говоря, что «никакого племени русов не было известно в Скандинавии и не упоминается в скандинавских сагах», усомнился, что в соответствии с законами лингвистики возможна «трансмутация» ruotsi в Rus». «Возможно ли в действительности, - задавался он резонным вопросом, - что скандинавы, пришедшие на Русь, взяли себе имя в той форме, которая была искажена финнами, встретившимися им на пути?». И если имя «русь» произошло от искаженного финского ruotsi, то как объяснить, завершал Вернадский свои рассуждения, что это название - в форме «рось» - «было известно византийцам задолго до прихода варягов в Новгород?».
В 1955 г. Н.Н. Ильина также напомнила, «что грамматическая форма имени «Русь», одинаковая в единственном и во множественном числе, неизвестна в племенных именах Скандинавии», что общины родсов-гребцов Рослагена не имели никакого отношения ни к имени, ни к племени русов. При этом она, справедливо заметив, что ценность любого «лингвистического вывода для исторического исследования может быть и должна быть проверена сопоставлением его с явлениями жизни», подытожила: «Допущение однозначности Русь и Руотси превращает жизнь IX века, поскольку она связана с русским именем, в цепь невозможностей, несообразных ни с психикой народов, уважающих свои имена, ни с существом исторических событий»48.
Приоритет в корне ошибочного филологического подхода к разрешению важнейшего вопроса нашей истории - варяго-русского вопроса - окончательно закрепил в науке датский лингвист А. Стендер-Петерсен. В своих многочисленных работах 1920-х - 1960-х гг., выходивших на разных языках, он убеждал, что считает «вопрос о происхождении термина Русь окончательно решенным». И это решение ученый видел в «особенном достижении» норманизма - теории А. А. Куника, усовершенствованной В. Томсеном и покоящейся на двух, как он сам же подчеркнул, «предположениях». Во-первых, «термин Русь так или иначе восходит к названию шведского поморского краяi Roslagen, или, вернее, к более древней форме этого названия, а именно Roper». Во-вторых, от этого названия возникло старинное наименование гребцов (моряков) «rops-karlar, rops-mæn, rops-buggiar», от первой части которого финны образовали краткую форму Rotsi (нынешнее Ruotsi), передав ее затем «русским славянам».
Но, говорил Стендер-Петерсен, в данной теории «есть, однако, один серьезный недочет», для ликвидации которого необходимо принять гипотезу шведа Р. Экблома: «Что термины типа rops-buggiar образованы от род. падежа rop(er)s имени существительного, roper, обозначавшего «пролив между островами, защищенное место для плавания», и что первые шведы, встретившись с финнами, «называли себя в отличие от других свеев жителями проливов», rods-karl. После чего заключил, не скрывая гипотетического характера своих утверждений, что «получившееся из этих предпосылок финское *Rotsi приняло среди славян форму имени собирательного женского рода Русь»49.
Надо сказать, что советские ученые, видя в варягах скандинавов, но при этом считая себя антинорманистами, очень хорошо понимали важность неразрывной связи этимологии имени «Русь» с вопросом о происхождении государства и русского народа. Эту же связь прекрасно осознавали и их западноевропейские коллеги, т. к., доказывая связь имени «Русь»,со скандинавами, они стремились, акцентировал внимание И. П. Шаскольский, «сделать неизбежным вывод, что Древнерусское государство было названо по имени норманнов, так как оно было создано норманнами». По этой причине советские исследователи не могли оставить без внимания скандинавскую трактовку имени «Русь», при этом в основном воспроизводя аргументы антинорманистов прошлого и прежде всего С. А. Гедеонова. Так, например, А.Н. Насонов подчеркивал, «что мы не знаем», называли ли финны скандинавов в IX-X вв. «Ruotsi». П.Я.Черных говорил, что непонятно, «каким образом из ст. финского о на древнерусской почве получилось у; неясно, как могло получиться с из тс», т. к. «надо было ожидать ц: ч». В. П. Шушарин отмечал наличие «огромного числа названий с корнем «Рус в Трансильвании, Словакии и Закарпатье», т. е. там, где шведов не было.
И. П. Шаскольский констатировал, что норманисты не могут объяснить «ряд недоуменных вопросов»: почему имя «русь» как название народа присутствует в начале IX в. на юге Восточной Европы и что в данном районе нет следов пребывания норманнов? Почему «при переходе из финского в славянские языки возникли две различные формы - Русь и Росъ - с двумя разными гласными»? Почему «шведы, придя в Восточную Европу, стали сами называть себя там не собственным именем... а именем, подхваченным по дороге» у финнов и почему это имя приняли восточные славяне, знавшие собственное имя шведов «свей»? Почему государство, якобы созданное ими, приняло не «имя шведов и не имя восточных славян, а имя, которым шведов называли прибалтийские финны»? Почему в венгерском языке существует слово orosz - «русский», возникшее «из славянского этнического названия рось-русь ранее, чем могли появиться норманны в Южной Руси»?
Отмечая, что в скандинавских странах термин «Русь» совершенно неизвестен до XIII в., Шаскольский идею о его связи с названием «Рослаген» охарактеризовал как «примитивное построение», от которого давно отказались сами же норманисты, ибо «образование такой области со специальной военной функцией могло произойти только после создания и упрочения государства в Швеции, т. е. не раньше X-XI вв.».
Вместе с тем он подчеркнул, что «ни в одном скандинавском письменном источнике не встречается форма *Rods (Rodhs) как имя жителей Рослагена», что «наибольшую трудность представляет объяснение перехода ts слова *rotsi в славянское с», ибо оно «скорее дало бы звуки ц или ч, а не с, т. е. Руць или Ручь, а не Русь», и что слово Ruotsi точно зафиксировано лишь начиная с XVI-XVII веков. И как в целом заключал Шаскольский, происхождение Руси от Ruotsi из языка собственно финских племен суми и еми представляется «наименее возможным, поскольку северная группа восточных славян позднее всего (не раньше X в.) вступила в контакт с жившей в Финляндии емью (и еще позднее - с сумью)»50.
Но гипнотическая сила норманизма была настолько велика, что советские исследователи, протестуя против официального, марксистского «антинорманизма», который им навязывался, не прислушивались к этим резонным доводам. И их отход от идеологически обветшавшего «советского антинорманизма» был ускорен работами археологов, выдававших варяго-русские древности за норманские, и статьей И. П. Шаскольского «Антинорманизм и его судьбы», опубликованной в 1983 г., в которой автор отказал истинному антинорманизму в научности. После этой статьи археологи Д. А. Мачинский, Г. С. Лебедев, А. Н. Кирпичников, И.В. Дубов, В.Я. Петрухин и филолог Е.А. Мельникова тотчас принялись убеждать коллег в том, что «Русь» производно от финского наименования Швеции Ruotsi (примечательно, что к вопросам чисто лингвистического свойства в основном обратились не имеющие к лингвистике отношения специалисты).
В связи же с тем, что ни в Швеции, ни в Скандинавии вообще не существовало народа «русь» или «рос», то названные лица, пытаясь как-то заполнить эту лакуну, стали утверждать, что имя «Русь» является «этносоциальным термином с доминирующим этническим значением» и что это имя изначально было самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставшим исходным для западнофинского ruotsi/ruootsi, в славянской среде перешедшего в «русь» (по Мачинскому, Ruotsi восходит либо к древнегерманскому drott-«дружи па, вождь», либо к древнескандинавскому roods-«гребцы», либо к Roslagen). Возводя «Русь» к древнескандинавской основе гор, производной от германского глагола *rowan - «грести, плавать на весельном корабле», и говоря, что слово *гоР(е)г означало «гребец, участник похода на гребных судах» (а также и сам поход), они заключают, прямо признавая всю условность своих построений: «Так, предполагается, называли себя скандинавы, совершавшие в VII— VIII вв. плавания в Восточную Прибалтику и в глубь Восточной Европы, в Приладожье, населенные финскими племенами», которые, первыми познакомившись со скандинавами, «усвоили их самоназвание в форме ruotsi, поняв его как этноним», и уже от них восточные славяне заимствовали это имя, которое приобрело в их «языке форму русь»51.
Весьма показательно, что Мачинский, Лебедев, Кирпичников, Дубов, Петрухин, Мельникова начали активно утверждать в науке мысль о скандинавской этимологии имени «Русь», тем самым подготовив ее сегодняшнее, по словам И. В. Ведюшкиной, «триумфальное шествие», тогда, когда выдающиеся лингвисты Запада, убежденные норманисты, разуверились в ней совершенно. Так, в 1973 г. Ю.Мягисте (Швеция), столкнувшись с «непреодолимыми» историко-фонетическими трудностями, отказался от мысли о скандинавской основе названия «Русь». В 1982 г. Г. Шрамм (ФРГ) предложил выбросить скандинавскую этимологию как слишком обременительный для «норманизма» балласт» и сказал, что он «от такой операции только выиграет». В 2002 г. этот же ученый, охарактеризовав идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесову пяту», т. к. не доказана возможность перехода ts в с, с нажимом подчеркнул: «Сегодня я еще более решительно, чем в 1982 г. заявляю: уберите вопрос о происхождении слова Ruotsi из игры! Только в этом случае читатель заметит, что Ruotsi никогда не значило гребцов и людей из Рослагена, что ему так навязчиво пытаются доказать»52.
В унисон со своими западноевропейскими коллегами говорили и наши лингвисты, также не сомневающиеся, надлежит сказать, в истинности норманской теории. Так, в 1980-2002 гг. А. В. Назаренко показал на основе данных верхненемецкой языковой традиции, что этноним «русь» появляется в южнонемецких диалектах не позже рубежа VIII—IX вв., «а возможно, и много ранее». А этот факт, как специально он заостряет внимание, усугубляет трудности в объяснении имени «Русь» от финского Ruotsi. Вместе с тем Назаренко, опираясь на византийские свидетельства, констатирует, что «какая-то Русь была известна в Северном Причерноморье на рубеже VIII и IX вв.», т. е. до появления на Среднем Днепре варягов. В 1997 г. О. Н. Трубачев, подытоживая, что «затрачено немало труда, но племени Ros, современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти не удалось», подчеркнул: «Разумнее будет согласиться... скандинавская этимология для нашего Русь или хотя бы для финского Ruotsi не найдена».
Напомнив мнение польского ученого Я. Отрембского, высказанное в 1960 г., что норманская этимология названия «Русь» «является одной из величайших ошибок, когда-либо совершавшихся наукой», Трубачев заключил: «Сказано сильно, но чем больше и дальше мы вглядываемся к этому «скандинавскому узлу», тем восприимчивее мы делаемся и к этому горькому суждению». И свое научное неприятие этой версии он завершал словами: нас долгое время пытаются уверить, «что и название какой-то части Швеции или шведов (?), и свое собственное имя (?) мы получили от финнов, как-то при этом даже не дают себе труда задуматься над социологическим и социолингвистическим правдоподобием этого ответственного акта. Ведь к заимствованию побуждает престиж дающей стороны, а был ли он тогда (более тысячи лет назад!) в нужном размере у небольших и вынужденно малочисленных и небогатых во всех отношениях племен примитивных охотников и рыболовов, которыми были на памяти истории (и археологии) так и не поднявшиеся до уровня собственной государственности финны (XX век - не в счет)»53.
В 2006 г. К.А.Максимович пришел к выводу, что скандинавская версия совершенно не обоснованна лингвистически и «остается не более чем догадкой - причем прямых лингвистических аргументов в ее пользу нет, а косвенные нейтрализуются таким же (или даже большим) количеством контраргументов». Так, во-первых, «северная» этимология Руси в интерпретации Томсена в настоящее время отвергнута германистами, поскольку в скандинавских источниках сложные rodsmaen и rodsbyggiar не встречаются вообще, а термин rodskarlar 'жители Рослагена' засвидетельствован лишь с XV в. - при этом данный тип сложения, содержащий s, по соображениям исторической фонетики, не может быть древнее XIII в.». Следовательно, справедливо подытоживает Максимович, «даже если фин. Ruotsi было заимствовано от шведов, это не могло произойти ранее XIV в., когда этноним Русь уже насчитывал как минимум пять веков письменной истории».
Во-вторых, помимо того, что гипотетическая праформа rop(e)R («гребля») Экбу, якобы существовавшая в VI-VII вв. и к которой якобы восходит финское Ruotsi, «экстраполирует в глубокую прагерманскую древность ситуацию современного финского языка, настораживает обилие разного рода допущений и насилий над логикой, которые при этом приходится делать». Отмечая, что такое объяснение наталкивается «на трудности историко-фонетического характера», Максимович констатирует, что оно «маловероятно и по соображениям семантики, поскольку это привело бы к системному смешению сигнификатов», т. е. «к отождествлению в речи действия (гребля) с названием народа или социальной группы» (при этом автор обращает внимание на то обстоятельство, что отсутствуют типологические параллели «для семантического перехода занятие (или предмет)' —> 'название народа'»). В целом, как подводит он черту, гипотеза Экбу «представляет собой очевидный продукт кабинетной этимологии - иными словами, лексический фантом, не оставивший следов ни в одном скандинавском языке».
В-третьих, скандинавская версия происхождения имени Русь не объясняет, почему древнейшие варианты ее названия «в немецких источниках, начиная с IX в. (Ruzara, Ruzzi, Ruzi)», происходят с юга Германии и, «как показывает наличие в корне и, заимствованы из славянского (древнерусского) языка, хотя более естественным было бы заимствование данного слова на севере Германии непосредственно из древнешведского (но тогда с корневым о, как в *rdps)». В-четвертых, она не объясняет то «странное обстоятельство», «что восточные славяне, имевшие непосредственные контакты со скандинавами, почему-то заимствовали основу *rods- опосредованно, через финнов». В-пятых, в рамках этой версии не находят удовлетворительного ответа вопросы, поставленные еще С. А. Гедеоновым, и ей противоречат многочисленные сообщения византийских и арабских авторов о «русах», локализующие ее в Северном Причерноморье. Указал исследователь и на тот факт, что обозначение шведов как ruotsi наблюдается в центре финского ареала (территории чуди, веси, суми), тогда как на его периферии (территории саамов, волжских и пермских народов) так именовали русских. А согласно, заключает Максимович, «языковому закону «инновационного центра», именно значения 'шведы' и 'финны' в центре ареала должны считаться поздними и вторичными, тогда как периферийное значение 'славяне, русские' - исконным»54.
К словам норманистов-лингвистов Ю. Мягисте, Г. Шрамма, А. В. Назаренко, О. Н. Трубачева и К. А. Максимовича, закрывающим все лазейки для лингвистических выдумок норманистов-нелингвистов, дискредитирующих самою лингвистику, и показывающим, как очень далеко от науки отстоит норманская теория, следует добавить заключение крупнейшего английского скандинависта П. Сойера. В 1962 г. он, говоря, что историками «была сфабрикована эпоха викингов», непреднамеренно показал всю нелепость главного «лингвистического аргумента» норманизма о связи имени «Русь» со шведскими «гребцами». Рассматривая знаменитый гокстадский корабль, сохранившийся до наших дней в своем первозданном виде, в качестве типового морского корабля викингов IX-X вв., Сойер констатировал: «Судно могло двигаться на веслах. ... Скамеек для гребцов не существовало, и у последних могли быть какие-то съемные сидения, которыми, очень возможно, служили их морские сундуки. Эта особенность подсказывает, что основным способом передвижения гребля не являлась (здесь и далее выделено мною. - В.Ф.). Разумеется, весла использовались в критические моменты, когда корабль попадал в полосу штиля или когда ему приходилось маневрировать в узких водных пространствах, например, фьордах или гаванях, но, как правило, судно двигалось под парусом: оно и задумано было как парусное судно»55.
Несостоятельность главного аргумента норманистов демонстрируют многочисленные памятники (Иордан, Псевдо-Захарий, Бал'ами, Ибн Хордадбех, жития святых Стефана Сурожского, Георгия Амастридского, Кирилла и др.), фиксирующие присутствие руси в Прикаспийско-Черноморском регионе в IV-IX вв., т. е. до призвания варягов и варяжской руси в 862 г. племенами Северо-Западного региона Восточной Европы. О давнем пребывании руси на берегах Черного моря свидетельствует и такой не задействованный в науке источник, хотя он и был опубликован более ста лет назад, как схолия к сочинению Аристотеля «О небе», где констатируется, что «мы, говорят, заселяем среднее пространство между арктическим поясом, близким к северному полюсу, и летним тропическим, причем скифы-русь и другие иперборейские народы живут ближе к арктическому поясу...». И все эти известия преимущественно связаны с Русью Прикаспийской и с Русью Приазовской (Черноморской), которые были (как, кстати сказать, две Болгарии - Дунайская и Волжская) реальными политическими образованиями, оставившими яркий след в памяти византийского и арабо-персидского мира, в археологии и лингвистике. И существование которых доказали антинорманисты и норманисты Л.В.Падалко, В.А. Пархоменко, Д.Л.Талис, О.Н.Трубачев, А.Г.Кузьмин.
Но таковыми были и другие Русии: несколько Русий на южном и восточном побережьях Балтийского моря (из числа которых собственно и прибыли варяги и варяжская русь в 862 г.), Русь Прикарпатская, Русь Подунайская (Ругиланд-Русия-Русская марка), Русь Пургасова. К этим этнически неоднородным Русиям самое непосредственное отношение имели аланы-русь, связанные с иранским миром, и руги, имя которых почти повсюду было вытеснено именем «русь». Кузьмин отмечает, что руги-русь не были связаны ни со славянами, ни с германцами (Иордан, противопоставляя готов и ругов, не считает последних германцами56), и относит их к вендо-герульским племенам, ассимилированным славянами примерно в VI-IX веках57. И своим бытием в истории аланы-русь, руги-русь и все названные Русии говорят как об отсутствии связи имени «Русь» со скандинавами и о полнейшей несостоятельности норманистов доказать обратное, так и о том, что, как точно обрисовал эту безрадостную ситуацию в 1876 г. С. А. Гедеонов, «полуторастолетний опыт доказал, что при догмате скандинавского начала Русского государства научная разработка древнейшей истории Руси немыслима»58.
В столь горестно памятном для России 1837 г. Н. И. Надеждин, предложив на суд читателей свой «Опыт исторической географии русского мира», подчеркнул одно очень важное обстоятельство, которое необходимо напомнить современным любителям объяснять начало Руси, исходя не из исторических источников, а из фантастических лингвистических допусков. Говоря о важности изучения географических названий, он, заметив, что «так естественно чувство, что земля есть книга, где история человеческая записывается в географической номенклатуре», вместе с тем подчеркнул: «Но это чувство также естественно подало повод к злоупотреблениям. Нигде не может быть столько раздолья произволу, мечтательности, натяжкам, как при звуках. Слово в нашей власти. Оно беззащитно. Из него можно вымучить всякий смысл этимологическою пыткою. Это заметили давно умы строгие и взыскательные. Еще блаженный Августин ставил этимологию имен наравне с толкованием снов... в новейшие времена, когда критика вступила во все свои права, этимология испытала всю тяжесть ее разрушительных ударов. Она объявлена фокус-покусом, которым можно только тешить легковерие детей. И в школьных учебниках первым правилом критической осторожности предписывается избегать этимологии как огня, не давать географическим именам никакого исторического весу».
Надеждин, объясняя причины «справедливой недоверчивости к этимологии» («здравомысленные критики объявили этимологию недостойным, жалким шарлатанством»), указал на то, что она «брала на себя слишком много, отыскивала не то, чего должна была искать, находила больше, нежели сколько можно находить в географической номенклатуре. В каждом названии предполагался не только определенный смысл, но и смысл в собственном смысле исторический, - память лица, намек на происшествие. Это давало обширное поле изобретательности». И что в конец этимология осрамилась тем, что «по малейшему, ничтожному созвучию, часто еще основанном на искаженных звуках, она соединяла самые несовместимые факты, мешала времена, скакала через расстояния»59. Как с нынешнего дня списано! И особенный пример тому, как осрамилась современная этимология, дают «конструкции» филолога-скандинависта Е.А.Мельниковой, с легкостью фантазера шведа О.Рудбека переиначивающей русские слова в шведские и также, как он, уносящей русскую историю «в область фантасмагорий».
27Куник АЛ. Известия ал-Бекри... С. 039, 047, 054; Замечания А. Куника. (По поводу критики г. Фортинского). С. 4.
28Розенкампф Г.Л. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. Изд. 2-е. - СПб, 1839. С. 259; Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 10. Л., 1967. С. 132, примеч. 13.
29См. подробнее о диссертации Миллера и его полемике с Ломоносовым: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 79-108; его же. Ломоносов. С. 226-337, 366-440.
30Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию Г.Ф.Миллера «О происхождении имени и народа российского» // Фомин В.В. Ломоносов. С. 401,408,410-411,414.
31Кузьмин А.Г. История... С. 73.
32Thunmann J. Op. cit. S. 374-377; Шлецер А. Л. Указ. соч. Ч. I. С. XXVIII, 258, 315-317, 327-328, 330, 342-343, примеч. *; то же. Ч. И. С. 86, 107, 109-110, 114, 172; Карамзин Н.М. Указ. соч. Т. I. С. 57; Кайданов И. Начертание истории государства Российского. 2-е изд. - СПб, 1830. С. VI-VII.
33Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории. Кн. 1-2. - М., 1826. С. 18, 71, 105-106, 111, 133, 140-141,148-153.
34Голлман Г.Ф. Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его. - М., 1819. С. 17, 28-29; Погодин М.П. О происхождении Руси. - М, 1825. С. 97, 110-116,118-119, 177.
35Розенкампф ГЛ. Объяснение некоторых мест в Нестеровой летописи. - СПб, 1827. С. 11-22; его же. Объяснение некоторых мест в Нестеровой летописи в рассуждении вопроса о происхождении древних руссов // ТЛОИДР. Ч. IV. Кн. 1. - М., 1828. С. 145-155,166; его же. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. С. 249-259.
36[Иванов Н.А.] Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях. Ч. 3. - СПб, 1837. С. 8-10, примеч. * на с. 8; Сенковский О.И. О происхождении имени руссов // Его же. Собрание сочинений. Т. VI. - СПб, 1859. С. 152.
37Савельев-Ростиславич Н.В. Варяжская русь по Нестору и чужеземным писателям. - СПб, 1845. С. 19, 27, 53, 55; Славянский сборник Н.В.Савельева-Ростиславича. - СПб, 1845. С. XXIII, XLII, примеч. 54; Бурачек СЛ. История государства Российского Н.М.Карамзина. История русского народа. Сочинение Н. Полевого // Маяк. Т. 5. № 9-10. СПб, 1842. С. 85, 87, 89-90, 126; Kunik Е. Ор. cit. Bd. I. S. 163-167; Погодин М.П. О трудах гг. Беляева, Бычкова, Калачева, Лопова, Кавелина и Соловьева по части русской истории // Москвитянин. Ч. 1. М., 1847. С. 169-170.
386. Фатер И.С. О происхождении русского языка и о бывших с ним переменах // BE, № 2. М., 1823. С. 113-128; там же. № 3-4. С. 252-261; там же. № 5. С. 39-51; [Иванов Н.А.] Россия в историческом... С. 23-29, 31, 322-335; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1. Т. 1-2. - М., 1993. С. 87-88, 100, 198, 248, 250-253, 276, примеч. 142,147,148, 150,173 к т. 1.
39Ламанский В.И. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. - СПб, 1859. С. 38-83.
40Костомаров Н.И. Заметка на возражения о происхождении Руси // Современник. Т. LXXX. № 4. СПб., 1860. С. 415; его же. Последнее слово г. Погодину о жмудском происхождении первых русских князей // То же. № 5. С. 78; Гедеонов СЛ. Варяги и Русь. В 2-х частях / Автор предисловия, комментариев, биографического очерка В.В.Фомин. - М, 2004. С. 168, 288-305, 345-346,383- 384, 393, примеч. 22.
41Предисловие А. Куника к «Отрывкам из исследований о варяжском вопросе С.Гедеонова» // ЗАН. Т. I. Кн. II. Приложение № 3. СПб, 1862. С. IV; Замечания А. Куника к «Отрывкам из исследований о варяжском вопросе С. Гедеонова» // Там же. С. 122; Замечания А. Куника // Погодин М.П. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси. - СПб, 1864. С. 64; Замечания А. Куника. (По поводу критики г. Фортинского). С. 6; Погодин М.П. Г. Гедеонов... С. 6-8, 30; Браун Ф.А. Русь (происхождение имени) // Энциклопедический словарь / Брокгауз Ф.А, Ефрон И.А. Т. XXVII. - СПб, 1899. С. 366-367.
42Дополнения А. А. Куника. С. 452, 457, 460; Браун Ф.А. Варяжский вопрос // Энциклопедический словарь / Брокгауз Ф.А, Ефрон И.А. Т. Vа. - СПб, 1892. С. 573.
43Гедеонов С.Л. Указ. соч. С. 290; Забелин И.Е. Указ. соч. Ч. 1. С. 44-45, 192- 193; Иловайский Д.И. Начало Руси. - М, 2006. С. 364, 381; Завитневич В.З. Происхождение и первоначальная история имени Русь // Труды Киевской духовной академии. - Киев, 1892. № 12. С. 553-554, 570, 582.
44Томсен В. Указ. соч. С. 3-5, 18-20, 80, 82-90, 115.
45Ekblom R. Ruset varegdans les noms de lieux de la region de Novgorod. - Stockholm, 1915. P. 8-10; Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь... С. 140,143.
46Спицын А.А. Археология в темах начальной русской истории // Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф.Платонову. - Пг, 1922. С. 2, примеч. 1; Брим В Л. Происхождение термина «Русь» // Россия и Запад. Вып. 1. - Пг, 1923. С. 5-10; Погодин АЛ. Вопрос о происхождении имени Русь // Сборникъ въ честь на Василь Н. Златарски. - София, 1925. С. 269-275.
47Беляев Н.Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи // Seminarium Kondakovianum recueil d'etudes archeologie, histoire de l'art, etudes Byzantines. Т. III. - Prague, 1929. C. 225, 233, 242-243, 245-253, 261; Мошин B.A. Главные направления в изучении варяжского вопроса за последние годы // Sbornik praci I sjezdu slovankych filologu v Praze 1929. Svarek II. - Praha, 1931. C. 610-625; Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. - М., 1930. С. 248, 258-262; Греков Б.Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. - М., Л., 1936. С. 169-170; его же. Киевская Русь. - М, Л, 1939. С. 226-227.
48Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII—XI вв.). - Л, 1924. С. 54-56; его же. Норманизм и антинорманизм // ИОРЯС. Т. XXVIII. Л., 1924. С. 71-74; Рыдзевская Е.А. К варяжскому вопросу. (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси) // И АН СССР. Отделение общественных наук. VII серия. № 8. - Л, 1934. С. 609-610, 614, 616, 618, 626, 629-630, примеч. 1 на с. 628; ее же. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. // ДГ. 1978 г. М., 1978. С. 140-141; Вернадский Г.В. Древняя Русь. - Тверь-М, 1996. С. 126-127, 267-271, 275-286, 289, 340; Ильина Н.Н. Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки. - Париж, 1955. С. 44-46, 56, 58.
49Stender-Petersen A. Die Varagersage als Quelle der altrussischen Chronik. - Aarhus, 1934. S. 48-49, 52-53, 56, 62; idem. Varangica. - Aarhus, 1953. S. 67, 79-81, 91, 242-245, 255-256; idem. Anthology of Old Russian Literature. - New York, 1954. P. 9, note c; idem. Varaegersporgsmalet // Viking. Bd. XXIII. - Oslo, 1959. S. 43-55; idem. Der alteste russische Staat // Historische Zeitschrift. Bd. 191. H. 1. - Munchen, 1960. S. 11-13; Стендер-Петерсен А. Ответ на замечания В. В. Похлебкина и В. Б. Вилинбахова // Kuml. 1960. - Aarhus, 1960. S. 151.
50Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. - М, 1951. С. 39; Черных П.Я. Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период. - М, 1956. С. 110; Шушарин В.П. Современная буржуазная историография Древней Руси. - М., 1964. С. 249, 251-252, 262; Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной историографии // «История СССР», 1960, № 1. С. 234-235; его же. Современные норманисты о русской летописи // Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 3. - M.-Л, 1961. С. 349; его же. Норманская теория в современной буржуазной науке. - М., Л., 1965. С. 51-54, 64; его же. Вопрос о происхождении имени Русь... С. 128-176, примеч. 11, 15, 114,168.
51Шаскольскш И.П. Антинорманизм и его судьбы // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Генезис и развитие феодализма в России. Вып. 7. - Л, 1983; Мачинский Д.А. О месте Северной Руси в процессе сложения Древнерусского государства и европейской культурной общности // Археологическое исследование Новгородской земли. - Л, 1984. С. 10, 15-20; его же. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. - Л, 1986. С. 24-26; Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. - Л., 1985. С. 189-190, 195-197, 224-227; Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. - М., 1986. С. 202-205; Петрухин В.Я. Комментарии // Ловмяньский X. Русь и норманны. - М, 1985. Коммент. * к с 179 на с. 279, коммент. * к с 180 на с. 280; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Славяно-финно-скандинавские этноязыковые контакты в раннее средневековье // X Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. 1. - М., 1986. С. 129; тс лев. Название «Русь» в этно-культурной истории Древнерусского государства (IX-X вв.) // ВИ, 1989, № 8. С. 24-38; иос лее. Скандинавы на Руси и в Византии в X-XI веках: к истории названия «варяг» // «Славяноведение», 1994, № 2. С. 56-68; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. - Смоленск-М, 1995. С. 109, 242-243; его же. Скандинавия и Русь на путях мировой цивилизации // Путь из варяг в греки и из грек... - М., 1996. С. 9, 12; его же. «Из варяг в греки»: начало исторического пути России // Славянский альманах. - М, 1997. С. 64-65; его же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). - М., 2000. С. 79-80, 86,106-107,116, 120; Петрухин В. Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. - М, 1998. С. 252, 271, 283; Мельникова Е.А. Зарубежные источники по истории Руси как предмет исследования // Древняя Русь в свете зарубежных источников: Учебное пособие для студентов вузов / Под ред. Е.А. Мельниковой. - М., 1999. С. 12-13; ее же. Варяжская доля // «Родина», 2002, № 11-12. С. 30-32; Константин Багрянородный. Об управлении империей (Текст, перевод, комментарий). – М., 1989. С. 295, 297-299, 300, 305-307.
52Назаренко А.В. Goehrke С. Friihzeit des Ostslaventums // Unter Mitwirkung von U.Kalin. Darmstadt, «Wissenschaftlche Buchgesellschaft», 1992 (=Ertrage der Forschung. Bd. 277) // Средневековая Русь. Вып. I.- M, 1996. С. 177; Schramm G. Altrusslands Anfang. Histo- rische Schliisse aus Namen, Wortern und Texten zum 9. und 10. Jahrhundert. - Freiburg, 2002. S. 101,107.
53Назаренко А.В. Об имени «Русь» в немецких источниках IX-XI вв. // ВЯ, 1980, № 5. С. 46, 50, 54-57; его же. Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах (IX-XIV вв.): Бавария-Австрия // ДГ. 1982 г. М., 1984. С. 88, 93, 96, 104-106; его же. Докиев- ский период истории Восточной Европы в «Handbuch der Geschichte Russlands» (ФРГ) // To же. 1983 r. M., 1984. С. 241; его же. Происхождение др.-русск. «Русь»: состояние проблемы и возможности лингвистической ретроспективы // X Всесоюзная конференция... С. 127- 128; его же. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков (тексты, перевод, комментарий). - М, 1993. Коммент. 48 на с. 41, коммент. 38 на с. 83; его же. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII вв. - М., 2001. С. 49; его же. Две Руси IX века // «Родина», 2002, № 11- 12. С. 20; Nazarenko A. Rus' // Lexikon des Mittelalters. Bd. VII. - Munchen, 1995. S. 1112-1113; Трубачев O.H. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. - М., 1997. С. 241-243.
54Максимович К.А. Происхождение этнонима Русь в свете исторической лингвистики и древнейших письменных источников // KANIΣKION. Юбилейный сборник в честь 60-летия проф. И.С.Чичурова. - М., 2006. С. 14-56.
55Сойер П. Эпоха викингов. - СПб., 2002. С. 110.
56Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о скифах и Кавказе. Т. I. Греческие писатели. - СПб., 1890. С. 385; Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica). - СПб., 1997. С. 65.
57Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ, 1970, № 10. С. 28- 55; его же. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) // ВП, 1974, № И. С. 54-83; его же. Одоакр и Теодорих // Дорогами тысячелетий. Сборник исторических очерков и статей. Кн. 1. - М., 1987. С. 103-129; его же. Падение Перуна: (Становление христианства на Руси). - М., 1988. С. 4-5, 12, 129-138; его же. Руги и русы на Дунае// Средневековая и новая Россия. - СПб., 1996. С. 130-147; его же. От моря до моря // «Мир истории». М., 2002. № 4/5. С. 32-47; его же. Два вида русов в юго-восточной Прибалтике // Сб. РИО. Т. 8 (156). Антинорманпзм. - М., 2003. С. 192-213; его же. История... С. 77, 93 106,163-165; его же. Начало Руси. С. 93 - 94, 160-161, 242-313, 333-335; Фомин
В. В. Варяги и варяжская русь. С. 430- 431, 438; его же. Пургасова Русь // ВИ, 2007, № 9. С. 3-17; его же. Народ и власть в эпоху формирования государственности у восточных славян // ОИ, 2008, № 2. С. 170-189; Королев А.С. Можно ли ставить точку в изучении проблемы Приазовской Руси? // Сб. РИО. Т. 10 (158). С. 88-102; Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X / Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г.Кузьмина. Кн. 1. - М., 1986. С. 16-17,477, 546-552, 664-682; то же. Кн. 2. - М., 1986. С. 545-548; Славяне и Русь. С. 12-13, 209-481.
58Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 56.
59Надеждин Н.И. Опыт исторической географии русского мира // Библиотека для чтения. Т. 22. - СПб., 1837. С. 28-29, 31, 33-34.
<< Назад Вперёд>>
