4.2. Праводееспособность удельных крестьян в поземельных отношениях
Активизация этого процесса во второй половине XVIII в. связана с проведением в Российской империи Генерального межевания земель в целях уточнения и документального закрепления прав на землю у различных правообладателей — казны, церкви, городов, частных владельцев, общин и корпораций. В период проведения межевания запрещались любые формы операций с землей (купля, продажа, заклад и проч.). Масштабные кадастровые работы проводились в России впервые, их материальная и организационно-кадровая база была весьма ограничена. Правоустанавливающие документы на многие участки отсутствовали, потому очень часто земли казенные, дворцовые и помещичьи земли фиксировались как «общие владения» и в дальнейшем подлежали более точному размежеванию в судебном или административном порядке. Земли дворцовых крестьян, как и крестьян казенного ведомства, также могли измеряться одной окружной межой «по смежности» селений, деревень и пустошей в пределах одной волости, а иногда и целыми волостями70. Межевые планы и книги стали важнейшим юридическим основанием государственной защиты права землевладения императорской семьи и земельных прав сельских обществ удельных крестьян. В момент основания удельного ведомства эти документы послужили основой выделения собственно удельных земель из общего государственного (казенного) земельного фонда.
Учреждение 1797 г. и указ от 25 февраля 1798 г. установили, что «имения, департаменту уделов принадлежащие,., долженствуют состоять на праве имений владельческих, а потому земли, мельницы и прочие хозяйственные заведения, внутри городов и на их окружности находящиеся, департаменту подведомственные,... оставить в принадлежности ему навсегда ненарушимо»71. К удельному земельному имуществу были отнесены и занятые крестьянами земли (пашенные надельные земли крестьян, их усадебные участки, сенокосы, «неудобья»), не занятые крестьянами лесные массивы и оброчные угодья (пашня, пустоши, рыбные ловли и т. п.). Крестьяне обязаны были «своими трудами обрабатывать всю землю, для пашни им определенную», т. е. надельную. Эти земли запрещалось продавать, менять, закладывать, использовать под промышленные постройки, «посторонним в оброк отдавать или оставлять впусте», то есть, распоряжаться ими на праве собственности72.
В хозяйственном обороте удельных крестьян находились также их собственные земли (законно приобретенные индивидуально или группами крестьян). Содержание вещных прав на эти разновидности земельного имущества было различным, но общим признаком крестьянского землевладения было то, что основные производители национального валового внутреннего продукта никогда не обладали свободой распоряжения главным средством производства — землей, даже если дело касалось купленных на их собственные средства участков.
Право владения и пользования «надельной» землей удельных крестьян в первой половине XIX в. самым тесным образом было связано с их податной правосубъектностью (см. Главу 3).
Надельными (тягловыми) землями удельные (как и казенные) крестьяне пользовались издавна, опираясь на обычай и «старину», и зачастую не имея документальных подтверждений своих земельных прав. Эти земли служили главным источником обеспечения воспроизводства крестьянского хозяйства и основанием для обложения крестьян различными податями и повинностями. Еще в 1784 г. сенатским указом было объявлено о намерении правительства «уравнять землями» (т. е. равномерно наделить) все селения казенного ведомства, к которому тогда относились и предшественники удельных крестьян. В 1797 г. была закреплена норма землепользования для крестьян коронных ведомств (8 десятин на ревизскую душу в «малоземельных» и 15 десятин — в «многоземельных» губерниях). В ходе образования удельной земельной собственности была установлена общая норма земли «на тягло», которая равнялась 9 десятинам в трех полях, «кроме усадьбы и покосов, ... в каждом по три десятины»73. Однако эта норма соблюдалась не везде, поскольку удельное ведомство не имело для ее исполнения свободных земельных угодий. Департамент уделов определял общий размер земельных угодий для каждого приказа и селения в зависимости от числа ревизских душ, ориентируясь на установленные законом нормативы. Внутреннюю разверстку земли между крестьянами производило само мирское общество по жребию или иным избранным крестьянами способом.
За время существования удельного ведомства методики расчета тягол менялись несколько раз, но при любом подходе в его основе по-прежнему лежала «ревизская душа» (т. е. «душа мужеского пола»). Распределение земли по числу ревизских душ в семье (так называемая «чистая разверстка», разверстка по числу «наличных душ», разверстка по потребительской норме) практически не применялось самими крестьянами. Для них более справедливой считалась «разверстка» по «силе домохозяйства» или по производительной норме. Составитель Учреждения 1797 г., видимо, учитывал это и установил, что при расчете тягол следует считать «каждого женатого крестьянина целым работником, а холостого с 15 лет половинно-тягловым»74.
Однако и эти нормы часто игнорировались крестьянами на практике, поскольку община при фактическом распределении («разверстке») тягловой земли между крестьянами довольно часто принудительно налагала на некоторых из них больше «тягол» (до трех и более), чем предусматривалось нормами.
В конце 1820-х гг. удельный чиновник Казанской удельной конторы Коваленский, автор записки «Рассуждения о способах введения поземельного сбора», которая должна была служить управляющим удельными конторами пособием при переходе с подушного оброка на поземельный налог, подробно описал крестьянскую практику разверстки тягловой земли внутри общины. Он подчеркивал, что, несмотря на предписание проводить разделение этой земли на участки по числу ревизских душ в семье, «вековой обычай освятил разделение тягол в казенных, удельных и в большей части помещичьих селений на половину против числа ревизских душ, и... каждое семейство, исключая зажиточных крестьян, заботится о том, чтобы в доме всегда был «залипший» человек или «подсобок». При распределении участков крестьяне, «как бы ни была уравнена и выгодна земля, стараются всеми возможными отговорками перед мирским обществом уклониться от принятия на себя именно столько тягол, сколько в доме работников», заявляя, мол, «не исправлю, не подниму, не вытяну, мир же будет за меня платить». Но мир знает, кто в сем случае говорит правду, и кто лжет, и потому налагает тяглы совершенно насильно (выделено нами. — Н. Д.). Когда же таким образом тягло наложено, то крестьянин без ропота покоряется суждению мирского общества, ибо видит, что оно справедливо: русскому крестьянину всего более тяжела одна неправда, неуравнительность, обидность перед своим братом»75.
О решающей роли общины в регулировании крестьянского надельного землепользования спустя много лет сообщал и другой удельный чиновник, проверявший в 1854 г. Тверское удельное имение. Принцип разверстки наделов между крестьянами так и остался для него загадкой. В своем отчете он писал, что крестьяне «в первую половину года разделяют платежи на одно число тягол, а во вторую — на другое по каким-то своим соображениям, основание которых невозможно было понять». Чиновник полагал, что подобная практика, когда «образование тягол основывается на средствах домохозяев: количестве у них скота и числе работников» распространена, «вероятно, и по всем прочим удельным имениям» и является все-таки не результатом произвола сборщиков, а общим соглашением»76. Таким образом, предоставление крестьянам конкретных участков земли на условиях уплаты за это податей в установленных объемах и исполнения повинностей, в решающей степени зависело от самого крестьянского общества.
На выделенные общиной тягловые земельные участки удельные крестьяне имели право пользования. Индивидуальное пользование конкретными наделами носило, как правило, временный характер, поскольку в большинстве удельных селений крестьяне практиковали внутриобщинные переделы надельной земли между собой. Земельные переделы проводились в бывшей дворцовой деревне еще с XVI в., но никогда не были нормативно закреплены как обязательные. С конца XVIII в. эта практика стала широко распространяется и в казенной, и в удельной деревне, особенно в «великороссийских» губерниях, но государство не спешило узаконить переделы, предоставляя самим крестьянам право выбора формы землепользования.
Учреждение 1797 г. разрешало крестьянским обществам в пределах установленной нормы произвольно устанавливать размер конкретного тяглового участка по принципу «сколько каждый возьмет»77. Предполагалось, что выделенных из казенного владения земель будет достаточно для наделения удельных крестьян землей по установленной норме (9 десятин пашни в трех полях и соответствующая часть других угодий), а потому вводить законодательно уравнительные переделы этой земли не требовалось. Однако в силу острой нехватки земли для наделения крестьян по указанной норме78, удельное ведомство вскоре вынуждено было прибегнуть к более детальной регламентации крестьянского надельного землепользования.
По мнению удельных чиновников, распределение надельной земли между крестьянами по принципу «сколько каждый возьмет», поддерживало в них «неправильное» отношение к этой земле (как к своей собственной), усиливало имущественное расслоение среди крестьян, что, в свою очередь, вело к увеличению в удельной деревне прослойки экономически слабых и неплатежеспособных хозяев. Кроме того, индивидуализация крестьянского землевладения подрывала основу традиционного уклада аграрной экономики — крестьянскую общину, которая занимала важное место в системе управления крестьянской империей. Следует отметить, что с теми же проблемами столкнулось и казенное ведомство, искавшее средства стабилизации положения по уплате податей в государственной деревне.
К концу первой четверти XIX в. уравнительные переделы в удельных селениях, расположенных в «малоземельных» губерниях, становятся почти ежегодными и переходят под контроль удельной администрации. Например, в северных губерниях переделы земли, выделенной департаментом уделов приказу или селению, сводились к следующей процедуре. Сначала определялся средиий надел на одну ревизскую душу по приказу, волости и каждому селению. Те деревни, где реальный душевой надел оказывался ниже среднего по общине, получали дополнительные участки пашни вблизи тех близлежащих деревень, где реальный душевой надел превышал средний по общине. После проведения таких «межселенных» или внутриобщинных переделов, уравнительная разверстка земли продолжалась уже внутри отдельных селений или деревень, в ходе которой крестьянами учитывалось не только количество «тягол», рассчитанных для каждой деревни «по силе производителей» (т. е. с учетом трудоспособных членов семьи, количества скота, инвентаря и других индивидуальных условий), но и качество земли79. В результате всех этих операций душевой надел крестьянина в трех полях (паровом, яровом и озимом) составлялся из нескольких полос земли (от 3 до 46), расположенных в разных местах. Выделенное таким образом крестьянскому двору количество душевых тягловых наделов, а не число ревизских душ в конкретном дворе, считалось в понимании крестьян «душами». По этим «душам» и производилась раскладка податей и повинностей80.
Проводя разверстку, крестьяне вынуждены были реагировать и на естественные демографические изменения в общине (отдачу в рекруты, ссылку в Сибирь, естественную смерть, старость, болезнь, сиротство и т. п.) Принцип круговой поруки и непосредственная связь земельного участка с платежом податей заставляла крестьян постоянно перераспределять земельные тягловые участки, остающиеся от «убылых душ» и нетрудоспособных крестьян. Эти участки могли отдаваться миром как принудительно, так и на добровольных началах другим, экономически более сильным общинникам, а если таковых не находилось, то причитающиеся на эти участки платежи раскладывались на всю волость или даже приказ, хотя сами участки могли и оставаться у прежних хозяев81. Таким образом, практика внутриселенных и межселенных переделов земли являлась неотъемлемой частью производственной сферы крестьянской жизни и регулировалась нормами обычного права. Результаты переделов земли закреплялись мирскими приговорами, которые крестьяне могли обжаловать «по начальству». Ведомственные нормативно-правовые акты предоставляли крестьянам определенные гарантии их права на результаты своего труда. Так, например, удельные крестьяне имели право требовать возмещения собственных расходов («вознаграждения за труды и издержки») на устройство ими мельниц, садов и т. п. при переходе земельного участка другому владельцу82.
Неэффективность передельного общинного землепользования понимали наиболее образованные царские чиновники. Например, Ю. А. Гагенмейстер — видный экономист, автор большого числа работ по финансово-экономическим вопросам, служивший в ряде финансовых ведомств — в поданной императору в начале 1852 г. записке «О финансах России» отмечал, что «хозяйственное положение государственных поселян не может улучшиться надлежащим образом, пока не отменится общественное и владение землями и правительство не наделит крестьян отдельными участками. Тогда только можно надеяться на постепенное удобрение земли и на возрастание ее стоимости, чем и казне дана будет возможность возвысить со временем поземельную подать»83.
Право удельных крестьян на пользование надельными землями в условиях аграрной экономики обеспечивало их выживание и социальное воспроизводство, порождая колоссальный объем податных, повинностных и иных обязанностей крестьян перед государством, землевладельцем и общиной (см. Главу 3). Это придавало отношениям землепользования более административный, чем гражданский, характер, и удельный крестьянин как пользователь земли и сельскохозяйственный производитель оказывался в жесточайшей зависимости от государства и ведомственного «начальства».
Право земельной аренды также было известно крестьянам издавна. Однако российское дореформенное законодательство весьма слабо регулировало аренду недвижимости. Максимальный срок аренды («оброчного содержания») не мог без переоценки («переоброчки») превышать 12 лет. В виде исключения разрешалось сдавать в аренду сроком до 30 лет купленные «пустопорожние» (т. е. ненаселенные крестьянами) земли, но при этом строго оговаривалось целевое назначение таких сделок: для организации на этих землях фабрик и заводов или дачных участков в окрестностях обеих столиц на расстоянии 25 верст от них84. Более подробно условия имущественного найма земли закон не прописывал, но допускал заключение произвольных сделок, не противоречащим общим нормам вещного и обязательственного права. Удельное ведомство, бдительно следя за сохранностью и приумножением удельной собственности и доходов, не могло согласиться с существованием таких пробелов в законодательстве и активно занималось собственным регулированием арендных отношений на удельных землях.
Например, уже в первой четверти XIX в. преимущество имела краткосрочная аренда земли на срок не более 4-х лет, после чего должна была состояться переоценка («переоброчка») имущества и повышение арендной платы. Удельное ведомство стремилось к увеличению числа потенциальных объектов аренды («оброчных статей») и повышению их доходности. Однако, в силу слабой конкуренции, ведомство не могло резко повышать арендную плату. Хозяйственные постройки, как правило, сдавались в индивидуальное арендное пользование, а пашня, сенокосы, места для рыбной ловли арендовались целыми селениями. Часто удельные крестьяне были просто вынуждены арендовать удобные земельные участки, поскольку они находились среди их надельных земель, «часто не были отделены межами и включались в общий передел наряду с тягловыми землями»85.
Удельные крестьяне могли выступать в имущественных отношениях и как арендаторы, и как арендодатели. Не имея права отчуждать тягловую землю, крестьяне нередко сдавали ее во временное оброчное содержание86. Еще Учреждение 1797 г. запретило такую практику, но в действительности договоры отдельных крестьян с согласия мира (и даже целых сельских обществ) на «сдачу в оброк» (аренду) неудобной для сельскохозяйственной деятельности земли под жилые и хозяйственные строения, кирпичные заводы, фабрики и т. п. практиковались довольно часто и, в конце концов, утверждались удельным начальством. Департамент уделов 12 апреля 1800 г. обязал удельные экспедиции и приказы сообщать об условиях любых сделок крестьян с землей и давать заключение, «какая может от того последовать казне удельной и крестьянам польза». В 1803 г. ревизор Немчинов сообщал в департамент уделов, что крестьяне Иранского округа Вятской удельной экспедиции «покупают, продают и закладывают земли своих тягловых участков без всякого позволения от начальства, равно как и на покупку земель и другого недвижимого имения даже у посторонних попускаются»87.
Практиковалась и продажа крестьянами своих усадебных построек поначалу — с разрешения сельского общества, а после 1808 г. — только удельного начальства. При этом строго запрещалось «делать продажу и уступку дворовых мест и усадеб, составляющих собственность уделов и не принадлежащих лично крестьянам»88. Покупатель дома мог, по принятым правилам, только пользоваться усадебным местом (землей), но не распоряжаться им, как своей собственностью.
Удельное ведомство, проявляя заинтересованность в развитии арендных отношений на своих землях, во второй четверти XIX в. разработало подробные правила сдачи крестьянами «неудобной» земли в аренду. По-прежнему допускалась только краткосрочная аренда (на 4 года). Арендаторам запрещалось возводить на арендуемой земле каменные постройки. Договоры имущественного найма должны были заключаться только в письменной форме и пройти регистрацию в приказе и удельной конторе. Они не должны были содержать оговорку о возобновлении контракта с тем же лицом по истечении срока найма. Ведомство требовало, чтобы арендные договоры обязательно содержали условие о том, что «земли, отдаваемые... в наем, не составляя их [крестьян] собственности, по первому востребованию начальства, должны быть нанимающими немедленно отданы в его распоряжение»89. Передача в аренду «удобной» земли (сельскохозяйственного назначения) запрещалась90. Этот порядок защищал интересы удельного ведомства как землевладельца, и в целом, арендные отношения в удельной деревне были менее свободными, чем у государственных крестьян, которые могли заключать арендные сделки на срок от 2 до 20 лет в более свободном режиме91.
Частным случаем арендных отношений выступало пользование удельными крестьянами так называемыми билетными землями. В 1820-1821 гг. особыми указами казенным крестьянам Архангельской и Вологодской губерний было разрешено брать участки казенных лесов для разработки под пашню и сенокосы по письменным разрешениям (билетам). Освоенные крестьянами земли поступали в их временное пользование «неотъемлемо, безвозмездно, с правом передачи по наследству в пределах установленного 40-летнего срока». Продажа, заклад и иные способы распоряжения этими землями запрещались. Исключение составляло право крестьян сдавать эти земли в краткосрочную субаренду «в вознаграждение трудов». По истечении 40 лет «билетная» земля поступала в общий передел надельных земель крестьянской общины92. Хотя указы 15 декабря 1820 г. и 26 октября 1821 г. определяли такой порядок пользования лесными расчистками только для казенных крестьян двух северных губерний, они нашли применение и в удельных имениях этой местности93. Так крестьяне российского Севера собственным трудом переводили непригодные для земледелия участки в категорию земель сельскохозяйственного назначения. Государственные органы, очевидно, считали, что, не взимая оброчную плату за пользование этими землями в течение 40 лет, можно в полной мере оплатить труд крестьян, а затем уже обложить ее налогом (оброчной податью).
Как уже отмечалось, в начале 1830-х гг. происходит важное изменение в земельной политике удельного ведомства, связанное с переводом удельных крестьян на поземельный сбор. На надельные тягловые земли крестьян формально распространяется режим «оброчного содержания» (аренды), что, по мнению удельной администрации, должно было прочнее утвердить в крестьянском правосознании соответствующее отношение к этим землям (как к временно арендуемым крестьянами, а не собственным). В 1829 г. в докладе Николаю I министр императорского двора и уделов князь П. М. Волконский прямо назвал одной из главных причин введения поземельного сбора возможность окончательно продемонстрировать крестьянам, «что земля не есть их собственность, но находится у них, так сказать, только в оброчном содержании»94. Но, с другой стороны, режим принудительной аренды при сохранении на данном этапе всех прав земельного собственника за императорской семьей может рассматриваться сегодня и как первый осторожный шаг на пути эволюции земельных правоотношений феодального типа в новые буржуазные.
15 апреля 1831 г. министром императорского двора и уделов были утверждены Правила поземельного сбора. Они четко определили юридическую категорию «тягло»: земельный участок, взятый «крестьянином по жребию из пашенной земли и угодий того селения, в котором он с семейством своим имеет оседлость, и за который он платит поземельный сбор и общественные повинности»95. Также были определены понятия «пашенная (полевая) земля», в состав которой «в обыкновенном трехпольном хозяйстве» входили «три поля: озимое, яровое и пар», а также «угодий», к которым были отнесены усадебная земля, огороды, сенокос и выгон. «Усадьбу» составляли земли, занятые крестьянским двором, жилыми и нежилыми строениями, даже если они находились не во дворе, а «в овощнике, в саду или в коноплянике, на улице, на берегу реки, в поле, на выгоне или в лесу», а также земля, занятая под крестьянские амбары, гумно, склады и т. п. «Огородом» считалась любая, даже не огороженная земля, занятая под посевы конопли, овощей, под фруктовые сады и пасеки96.
Итак, пашня в трех полях, усадьба, огород, сенокос и выгон составляли тягловый надел удельного крестьянина. Все эти категории земель получали однотипный правовой статус имущества, не принадлежавшего крестьянину на праве собственности, и облагались поземельным налогом97. Законодатель определил субъектов правоотношения, возникающего по поводу пользования этим имуществом («тягловым наделом»). Ими являлись: удельное ведомство («удел») как представитель землевладельца и удельный крестьянин как «арендатор» этой земли98. Но правовая связь землевладельца и «арендатора» (взаимные права и обязанности, составляющие содержание поземельных отношений) не имела договорной формы, предполагавшей формальное равенство сторон договора, что в правовой системе России второй трети XIX в. не могло получить легитимацию. Таким образом, эта правовая связь по-прежнему основывалась на административной зависимости феодального типа юридически неравных субъектов права, иными словами, правоотношения между удельным ведомством и удельными крестьянами по-прежнему, несмотря на изменение названия, оставались отношениями властного типа (административно-правовыми), а не гражданско-правовой связью.
Трансформация поземельных отношений феодального типа в буржуазные в удельной деревне была обозначена лишь формально. По-прежнему сохранялись прикрепление крестьянина к земле и община с регулярными переделами во время очередных ревизий (ежегодные переделы запрещались), земельная аренда удельными крестьянами надельных участков носила принудительный характер (как позднее, после 1863 г., и их поземельная собственность), не оформлялась договором и была несколько осовремененной формой традиционной нормированной феодальной земельной ренты99. Вся устройство податной системы империи не позволило бы в одном отдельно взятом ведомстве отказаться от такого феодального пережитка, как подушевой оброк, и в структуре удельных доходов он оставался главным источником вплоть до середины 1860-х гг.100
Удельное ведомство, вводя новую терминологию и модифицируя содержание поземельных и налоговых отношений, надеялось привить крестьянам правильное понимание «истинной» принадлежности их тягловой надельной земли. Вводя поземельный сбор и определяя тягло как юридическое владение, вытекавшее не из категории давности, а из правомочий собственника, оно преследовало цель «вразумления» крестьян, что земля ими обрабатываемая, не является их собственностью, а, «находясь у них как бы в оброчном содержании, принадлежит уделу»101. Термин «оброчное содержание» (аренда) был привычен крестьянам, но издавна употреблялся не в отношении тягловых, а в отношении свободных (не тягловых) удельных земель и имуществ (так называемые оброчные угодья или «статьи»), которые крестьяне могли арендовать у удельного ведомства на короткие сроки, не сомневаясь в том, кому они принадлежат по праву.
Таким образом, большая часть земель, находившихся в хозяйственном обороте удельных крестьян, состояла в юридическом владении крестьянской общины. По русскому праву владение рассматривалось в качестве особого правового института102. К. Д. Кавелин, отличая владение как фактическое обладание от владения как правомочия собственника, считал его правом, поскольку владение есть «в основном своем начале справедливое отношение лица к вещи, признанное государством»103. Фактическое обладание вещью (в данном случае — землей, которой крестьянская община владела «от века») защищалось законом и приобретало свойства юридического владения, закрепленные документально в процессе Генерального межевания. Однако постепенно, в ходе целенаправленной политики удельного ведомства, право юридического земельного владения крестьянской общины из самостоятельного правомочия переросло в правомочие собственника удельной земли. Земельные тягловые наделы удельных крестьян, подлежащие регулярным переделам, рассматривались теперь как находящиеся в их временном индивидуальном пользовании, а земли крестьянского общества в целом получили статус юридического владения, производного от прав собственника, и уже в этом качестве подлежали судебной защите в случае межевых споров или нарушения границ владения соседними владельцами (помещиками, государственными крестьянами и проч.). В условиях общинных переделов тягловой земли и краткосрочной аренды индивидуальный характер владения был выражен крайне слабо. Связь крестьянина как производителя с основным средством производства — землей, продолжала оставаться условной в традициях феодального земельного права.
Право владения и пользования лесами в удельных имениях имело существенные особенности по сравнению с крестьянскими правами лесопользования в казенном секторе. Правовой режим лесопользования в границах удельных имений складывался на протяжении всей первой половины XIX в. и изменялся в зависимости от того, к какому ведомству относилось управление лесными угодьями, расположенными в границах удельных имений.
В мае 1798 г. лесные массивы, расположенные на территории бывших дворцовых имений, были переданы в ведение Адмиралтейств-коллегии. Таким образом, леса, расположенные на территории недавно образованных удельных имений, остались государственной собственностью. Начался длительный период борьбы удельного ведомства за передачу этих лесов в удельное управление, а затем и в удельную собственность. Известно, как ревностно относился император Павел I к сохранению и приумножению лесных богатств России. Одним из направлений этой деятельности стало усиление нормативного правового регулирования режима пользования казенным лесами. Крестьяне, привыкшие свободно пользоваться лесами, не принимали новые правила лесопользования, что приводило к росту правонарушений и судебных разбирательств. Только в 1803 г. к штрафам и телесным наказаниям по этой причине было приговорено 1180 удельных крестьян Шенкурского уезда Архангельской губернии104.
В 1805 г. государство решило урегулировать вопрос о пользовании участками, расположенными при въездах в казенные леса, прибегнув к разграничению правомочий собственников. Этими участками издавна могли пользоваться как помещики, так государственные или дворцовые крестьяне. Казенное ведомство намеревалось навечно закрепить свое право на весь лесной массив («лесную дачу»), пойдя при этом на компромисс с помещиками. Предупреждая осложнения, которые могло вызвать межевание участков въездов в леса, которыми пользовались разные владельцы «от века», законодатель распорядился предоставить коронным крестьянам право временного пользования этими участками (на срок вырубки отведенной лесосеки), а помещикам передать эти участки в собственность, добавив к ним на праве пользования аналогичные по размеру участки. Таким образом, в казенной собственности оставался весь лес, кроме въезда, поступавшего в собственность помещиков105.
По мере реализации этого указа удельные крестьяне также заявляли свои права на пользование въездами в леса, обращаясь в местные межевые конторы. В частности, Симбирская межевая контора в 1812 г. запросила межевую канцелярию, а та — Сенат о том, как поступать в данном случае с удельными крестьянами: как с коронными или как с помещичьими. В первом случае удельные крестьяне получили бы участки въездов в казенный лес на праве пользования, а удельное ведомство не получило бы ничего. Поэтому Сенатский указ от 5 марта 1813 г., ссылаясь в очередной раз на ст. 5 Учреждения 1797 г., постановил выделять удельным крестьянам участки «въезжих лесов» наравне с помещичьими, как было определено указом от 3 июня 1805 г., т. е. право собственности на «въездные» лесные участки переходило императорской семье106. Это был первый шаг к установлению удельной собственности на леса.
Высочайшим указом от 15 января 1808 г. лесные угодья, расположенные в границах имений, купленных удельным ведомством у казны и частных лиц, были переданы из ведения казны в управление департамента уделов, правда, «в единственное временное пользование и в общее пользование с казенными и экономическими крестьянами»107. Передача в 1834 г. лесов, расположенных в границах удельных имений, из ведения казны в удельное управление окончательно закрепила за ними статус удельной собственности108. Это позволило департаменту уделов установить более жесткие правила пользования крестьянами лесными угодьями, существенно отличавшиеся от режима обычного оброчного (арендного) владения109.
Право покупки земли у частных владельцев принадлежало дворцовым крестьянам издавна. До начала Генерального межевания оно распространялось не только на свободные (незаселенные) земли. Приобретая у помещиков небольшие населенные деревни, дворцовые крестьяне могли за счет купленных крепостных освобождать себя от рекрутской очереди и исполнения некоторых других натуральных повинностей110. С началом Генерального межевания подобная практика была прекращена111, но традиция приобретения крепостных общинами дворцовых крестьян была, по-видимому, достаточно устойчивой. Так в августе 1798 г. Московская удельная экспедиция сообщала департаменту уделов об устных просьбах крестьян разрешить им «покупать у помещиков людей без земли для своих работ и приписывать их в подушный оклад к тем селениям и дворам, из которых будут их покупщики». Экспедиция считала, что «удельному имению как вообще, так и частно может произойти от позволения пользоваться сим правом ощутительная прибыль», и просила департамент узаконить подобные сделки удельных крестьян на покупку крепостных для превращения последних в своих домашних работников (холопов)112. Этот пример показывает, насколько глубоко общественное неравенство проникло в правосознание общества, и не только помещики и чиновники, но и сами крестьяне считали правомерной торговлю людьми. Практика продажи крепостных без земли была прекращена только с началом царствования императора Александра I.
Одновременно произошли важные изменения в развитии права собственности на землю. Известный указ от 12 декабря 1801 г. разрешил всем сословиям, включая «свободных сельских обывателей», покупку ненаселенных земель в собственность113. Однако менее известно, что удельные крестьяне получили это право на полтора года раньше — по указу от 21 марта 1800 г.114 Эти нормативно-правовые акты закрепляли давно начавшийся процесс фактической ликвидации монополии дворянства и казны на обладание землей и одновременно открывали возможности для возникновения крестьянской земельной собственности115.
Регулирование права покупки удельными крестьянами земли в собственность и распоряжения ею стало важной частью земельной политики удельного ведомства, которое изначально стремилось контролировать все сделки крестьян по поводу земли. По аналогии с помещичьим правом, указ от 21 марта 1800 г. потребовал оформлять купчие на приобретаемые удельными крестьянами земли на имя департамента уделов по специально установленной Сенатом форме. За крестьянина-покупателя купчую должен был подписывать министр или товарищ министра уделов. Однако значительная удаленность и разбросанность удельных имений от столицы крайне замедляли процесс оформления сделок, и спустя несколько месяцев право подписи купчих крепостей, совершаемых в губернских палатах гражданского суда и расправы, по доверенности от департамента уделов (не от крестьянина!), получили советники удельных экспедиций116. Удельные чиновники совершали подобные сделки по заверенному в удельном приказе заявлению крестьянина, который просил удельное ведомство разрешить ему совершить сделку. Получив заявление крестьянина, удельные чиновники устанавливали, свободен ли предмет сделки от посторонних обязательств, нет ли иных препятствий для покупки, и передавали свое заключение в департамент уделов.
В декабре 1808 г. были составлены более подробные правила покупки крестьянами земли, которые, по мнению департамента уделов, «не нарушая прав собственности крестьян, весьма не сведущих в законах и в большинстве неграмотных, должны были облегчить им покупку земли и защитить от возможных обманов»117. Удельное ведомство запрещало крестьянам начинать оформление покупки, тем более, уплачивать задаток без разрешения удельного начальства, проверявшего через удельные приказы чистоту сделки. При выдаче купчей с нее снимались две копии (для приказа и удельной конторы), а ее подлинник отсылался в департамент уделов на хранение, и уже от департамента крестьянин получал свидетельство о праве собственности на купленную им землю. В этом документе подтверждалось право покупателя земли — крестьянина, группы крестьян — «на непоколебимое и вечное оными владение»118. Сложная процедура оформления купчих была очень неудобной для крестьян, поскольку отнимала много времени и сопровождалась различными злоупотреблениями со стороны удельных чиновников119, но порядок совершения таких сделок неоднократно подтверждался дополнительными законами120. Циркулярное предписание департамента уделов от 29 февраля 1812 г. объявило все сделки о покупке земли удельными крестьянами на свое имя, состоявшиеся до 21 марта 1800 г. незаконными и потребовало от крестьян в срочном порядке переоформить купчие крепости под угрозой лишения их права собственности на купленные земли навсегда121.
Покупку земли могли совершать отдельные крестьяне, их группы или крестьянские общества. Купленные земли приписывались к селению, в котором покупатели числились по ревизии, но не учитывались при земельных переделах. Как правило, эти земли не облагались удельной оброчной податью, но в середине XIX в. в 8 удельных имениях насчитывалось 4218 крестьян, проживавших на собственных землях, не пользовавшихся наделами от удела, но, тем не менее, плативших удельный оброк. Численность таких крестьян по имениям распределялась неравномерно122. Подобная практика свидетельствует о крайностях в применении удельным ведомством норм «права помещичьего» к удельным крестьянам в угоду собственным фискальным интересам. Не случайно, одной из первых мер реформы «удельного быта» на принципах Положений 19 февраля 1861 г. стало прекращение взимания оброка с данной категории крестьян123.
Удельное ведомство контролировало не только процесс покупки крестьянами земли, но и распоряжение ею. Главным ограничением права распоряжения купленной землей было запрещение отчуждать ее кому бы то ни было, кроме удельных крестьян и самого ведомства, о чем делалась запись в свидетельстве о покупке земли, выдававшемся департаментом124. Перепродажа или переуступка права собственности на купленную землю внутри общины удельных крестьян осуществлялась путем составления мирского приговора с регистрацией сделки упрощенным (не крепостным) порядком в удельном приказе. Подписанные сторонами «условия» (договор), скрепленные печатью приказа, представлялись в департамент уделов, который оформлял свидетельство новому владельцу земли. «Условия» могли вообще не содержать пункта о цене договора, а только свидетельствовали «полюбовную» передачу купленной земли «в вечное и потомственное владение»125.
Ограничения права пользования распространялись и на купленные крестьянами лесные участки. 16 июня 1837 г. специальным циркуляром департамента уделов устанавливалось правило определять ежегодную норму лесных вырубок «для домашнего употребления», а также необходимость получать разрешение департамента уделов для вырубок на продажу. Кроме того, департамент ввел крестьянские леса в общий учет удельных лесов, распорядившись составить их статистическое описание и «в предохранение от истребления беспорядочною рубкою», разделить на лесосеки126.
Количество купленной удельными крестьянами земли с момента образования удельного имущественного комплекса к 1858 г. увеличилось с 1349 дес. до 139696 дес., т. е. в 100 раз, а число крестьян-собственников составило 17144 чел. Наиболее интенсивно покупка земли крестьянами проходила во второй трети XIX в. Продавцами земли выступали помещики, священники, государственные крестьяне, казаки, купцы и проч. Купленные земли служили важным подспорьем в крестьянском хозяйстве и, что весьма важно, не облагались налогами (за указанным выше исключением). Чаще покупались покосы и пашня, очень редко — лесные угодья и выгоны, поскольку удельное ведомство требовало при пользовании этими землями соблюдения многочисленных правил и ограничений. Большая часть (68%) купленной земли была приобретена группами крестьян, и только 11,2% — индивидуально127.
Источником ограничения права собственности удельных крестьян на купленные ими земли выступало «право помещичье», целенаправленно применявшееся к удельным крестьянам их «начальством» в первой четверти XIX в. Однако, если право собственности помещичьих крестьян на купленные ими на имя помещика земли ничем не было защищено, в удельном ведомстве была детально разработана процедура оформления и государственной регистрации подобных сделок128. Во многом благодаря опыту удельного ведомства в 1848 г. было реализовано решение одного из Секретных комитетов о предоставлении крепостным права покупки земли в собственность на имя помещика (указ от 3 марта 1848 г.)129.
В 1858 г. удельные крестьяне получили полное право собственности на купленные ими земли и были полностью уравнены в этом отношении с государственными крестьянами. Именной указ, данный министру двора и уделов 20 июня 1858 г., отменил существующие ограничения и предоставил удельным крестьянам право от своего имени заключать сделки на покупку ненаселенной земли и «отчуждать, кому пожелают, собственные земли свои». Тем самым удельные крестьяне получили право «располагать приобретенными таким образом землями и всем, находящимся на поверхности и внутри оных, на правах полной собственности». Тем же указом были сняты ограничения на пользование и распоряжение лесами, приобретенными крестьянами в собственность130. На основании выданных ранее свидетельств департамент уделов вернул удельным крестьянам подлинники купчих крепостей, подтверждавших права крестьян на купленные земли.
Таким образом, до 1858 г. удельные крестьяне пользовались ограниченным правом собственности на купленную землю. Свобода их выбора была поставлена в зависимость от усмотрения удельного начальства. В силу этого права крестьян постоянно находились под угрозой произвола со стороны удельных чиновников.
Право собственности на дома в городах (за исключением столиц) было предоставлено удельным крестьянам по аналогии с государственными на основании высочайше утвержденного 23 ноября 1827 г. мнения Государственного Совета131. В отличие от покупки земли сделки на приобретение городских строений оформлялись на собственное имя крестьянина. Подобная «персонификация» объяснялась сословными особенностями налогообложения. Наличие у крестьян городской собственности не влекло за собой изменение сословного состояния лица, поскольку переход из «крестьянского оклада» в «городской» для удельных крестьян мог произойти только с соблюдением выше описанных процедур (за «выкуп»).
Крестьяне могли проживать в приобретенных домах только при оформлении паспорта132. Уплата казенных податей производилась ими по месту их основной приписки, т. е. б удельном селении. От обязанности вносить удельный оброк такие крестьяне также не освобождались. Но право собственности на городские строения порождало обязанность крестьянина лично исполнять городские (общественные) повинности, возлагавшиеся на городских обывателей (аналогичные обязанности имели лица, не являвшиеся членами крестьянской общины, но «приписанные» к удельным селениям). Натуральные земские повинности эти крестьяне исполняли в городах, а денежные земские сборы уплачивали в удельных селениях по месту их «крестьянской» приписки133. В дореформенный период государство строго охраняло принцип сословности при формировании органов местного самоуправления (межсословные органы местного самоуправления стали создаваться только в ходе реализации земской и городской реформ 1860-70-х гг.), поэтому удельные крестьяне, владевшие домами в городах, не могли поступать на выборные должности в городском самоуправлении, пока юридически являлись сельскими, а не городскими обывателями134.
Сравнение режима права собственности удельных крестьян на землю и городские постройки показывает, что возможность административного регулирования этого права и его ограничений возникала у удельного ведомства в силу царившей в российском обществе замкнутости сословий и повинностно-податных обязанностей «низших» сословных групп. Сословная корпоративность, при которой личность жестко прикреплялась к определенной социально-правовой группе, выступала неизбежным следствием присутствия в механизме правового регулирования общественной жизни крестьянского сословия России крепостного права.
69Маньков А. Г Уложение 1649 года — кодекс феодального права России. — Л., 1980. - С. 103.
70ПСЗ-I. Т. XVII. № 12659, п. 6.
71ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906; Т. XXV. № 18396.
72ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 117, п. 9.
73ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 116, п. 1.
74ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 171.
75Цит. по: В. В. Простая община удельных крестьян // Русская мысль. — 1899. - № 7. - С. 122.
76См.: Там же. С. 123.
77ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 117, п. 2.
78В распоряжении удельного ведомства в начальный период его существования за исключением лесов и уже занятых крестьянами земель находилось всего 150 тыс. десятин так называемой «оброчной» земли, которую оно могло передать крестьянам в надельное пользование. При этом в среднем по всем удельным имениям на ревизскую душу пришлось бы по 0,3 десятины, что, конечно, не могло решить проблемы малоземелья крестьян. Но департамент уделов и не намерен был раздать всю эту землю крестьянам, предпочитая сохранить ее в виде «оброчных статей» или свободных участков, которые можно было сдавать крестьянам за дополнительную плату в аренду. Тем же целям, как правило, служила и покупка удельным ведомством земли у частных лиц. — См.: Голубев П. Удельные земли и их происхождение // Вестник Европы. — 1907. — Кн. 10. - С. 753-755.
793Циркулярное предписание департамента уделов от 29 февраля 1812 г. — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 180.
80Котов П. П. Указ. соч. С. 21.
81В. В. Простая община удельных крестьян // Русская мысль. — 1899. — № 7. - С. 117-121.
82ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 117; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 183.
83Гагенмейстер Ю. А. Записка «О финансах России» // Судьбы России. Доклады и записки государственных деятелей императорам о проблемах экономического развития страны (вторая половина XIX в.) / Сост. Л. Е. Шепелёв. - СПб., 1999. - С. 15.
84СЗРИ. - СПб., 1857. - Т. X. Ст. 1693.
85Котов П. П. Указ. соч. С. 24.
86Удельные чиновники неоднократно в своих отчетах и записках констатировали, что «крестьяне вообще почитают тягло за тягость (разумеется, кроме такого количества земли, которое необходимо для их содержания), и в каждом селении найдется много людей, охотно сдающих свои тягла и особенно таких, на семейства которых наложено миром насильно три и более тягла». — Цит. по: В.В. Простая община удельных крестьян // Русская мысль. — 1899. - № 7 - С. 122.
87История уделов... Т. 2. — С. 499-501.
88В 1800 г. Костромская экспедиция сообщала департаменту уделов, что один из крестьян, «по нерачительности к хозяйству без дозволения приказа, продал лучшее свое строение и остался при ветхом» и просила запретить «крестьянам продажи строений своих, а особливо в посторонние руки». Департамент предписал ей объявить по приказам, «чтобы крестьяне отнюдь, в посторонние руки не осмеливались продавать домов своих; если же которым необходимость будет продать, хотя и одного селения крестьянам, то и тут должно быть крестьянского мира на то согласие». — История уделов... Т. 2. С. 499.
89Нередки были случаи, когда удельное ведомство, поначалу санкционируя сдачу в аренду неудобной для хлебопашества крестьянской надельной земли, после произведенных крестьянами улучшений, превращало ее в собственные «оброчные статьи», которые сдавались в аренду уже по более высокой цене. — См: История уделов... Т. 2. — С. 502, 503.
90Например, в 1834 г. департаменту уделов стало известно, что крестьяне, подведомственные Воронежской удельной конторе не обрабатывали сами надельные земли, а сдавали их в аренду. Управляющему было приказано виновных крестьян «за нерадение и неповиновение начальству наказать при мирской сходке розгами и отдать на месяц в смирительный дом на собственном их содержании», а тем, кто не в состоянии самостоятельно работать на своей земле «по неимению скота или другим уважительным причинам,... делать необходимое пособие со стороны мирского общества». — См.: История уделов... Т. 2. — С. 504.
91Котов П. П. Указ. соч. — С. 25.
92ПСЗ-I. Т. XXXVII. № 28497.
93По данным П. П. Котова к 1840-м гг. удельные крестьяне Архангельской губернии пользовались «билетными землями» в объеме 477 дес. пашни и 595 дес. сенокоса, к 1863 г. их размер возрос до 2137 и 2665 дес. соответственно. — Котов П. П. Указ. соч. — С. 23.
94Цит. по: История уделов... Т. 2. — С. 500.
95Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 131.
96Там же. Ст. 120-122.
97Из расчета поземельного сбора исключались леса, неудобья, земля, купленная крестьянами на собственные средства, а также находящаяся под общественной запашкой. — Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 119.
98Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 115.
99По-прежнему сохранялось правило, согласно которому тягловая земля должна обязательно обрабатываться самим крестьянином, а не сдаваться в наем или пустовать. — Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 140.
100В 1797-1810 гг. феодальная рента (крестьянский оброк) обеспечивала 89,6% удельных доходов, в 1831-1840 гг. — 71,7%. — См.: Горланов Л. Р. Удельные крестьяне России. — Смоленск, 1986. — С. 10.
101Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 112; Ч. III. Ст. 361.
102См.: Развитие русского права в первой половине XIX века. — М., 1994. — С. 146.
103Кавелин К. Д. О теориях владения // Юридические записки. — Т. I. — М, 1841. - С. 234-276.
104Котов П. П. Указ. соч. С. 22.
105ПСЗ-I. Т. XXVIII. № 21779.
106ПСЗ-I. Т. XXXII. № 25346.
107ПСЗ-I. Т. XXX. № 22753.
108ПСЗ-II. Т. IX. № 6814.
109Котов П. П. Указ. соч. - С. 23.
110емевский В. И. Крестьяне дворцового ведомства в XVIII веке // Вестник Европы. - 1878. - Т. 3. - С. 15-16.
111ПСЗ-I. Т. XVII. № 12659, п. 10.
112История уделов... Т. 2. - С. 499-500.
113Указ от 12 декабря 1801 г. был призван «дать новое поощрение земледелию и промышленности народной», но его действие не распространялось на частновладельческих крестьян, которые получили право приобретать землю в личную собственность и оформлять ее на свое имя с согласия помещика только по указу от 3 марта 1848 г. - ПСЗ - I. Т. XXVI. № 20075; ПC3 - II. Т. XXIII. № 22042.
114ПСЗ-1. Т. XXVI. № 19334.
115История крестьянства России... Т. 3. — М., 1993. — С. 275.
116Указ от 5 ноября 1800 г. - ПСЗ-I. Т. XXVI. № 19634.
117Цит. по: История уделов... Т. 2. — С. 497.
118Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 119-126; Мякотин В. А. Указ. соч. - С. 64.
119См.: Горланов Л. Р. Личные и имущественные права удельных крестьян // Социально-политическое и правовое положение крестьянства... — С. 147.
120ПСЗ-II. Т. III. № 2062; Т. XVIII. № 17312.
121Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 30,175,181, 182,183. Так, в 1812 г. крестьяне деревни Клевища Бурегского приказа Новгородской губернии жаловались министру уделов на то, что купленные ими «20 четвертей земли предполагалось разверстать между всеми домохозяевами вместе с 200 четвертей земли казенной». Просители считали, что эта земля «должна была быть предоставлена кому что следует по купчей». Аналогичные случаи были зафиксированы и в других удельных имениях. После введения поземельного сбора «было уничтожено частное владение всеми распашками, находившимися в пользовании некоторых домохозяев». — В. В. Простая община удельных крестьян // Русская мысль. - 1899. - № 7. - С. 113.
122Например, по данным В. И. Вешнякова, такие крестьяне проживали в Орловском имении (1 чел.), в Новгородском имении (254 чел.), в Оренбургском имении (1340 чел.) и в Пермском (2402 чел.). - РГИА. Ф. 911. On. 1. Д. И. Л. 8-8 об.
123РГИА. Ф. 911. On. 1. Д. 11. Л. 8-8об, 10-10о6; Горланов Л. Р. Удельные крестьяне России. — Смоленск, 1986. — С. 47-48.
124Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 137,139, 362, 363.
125Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 138; РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 768, 769.
126См.: История уделов... Т. 2. — С. 504.
127Горланов Л. Р. Указ. соч. - С. 47-48; Котов П. П. Указ. соч. - С. 24; РГИА. Ф. 911. Оп. 1.Д. 11. Л. 8-8об.
128История уделов... Т. 2. -С. 496.
129ПСЗ-II. Т. XXIII. № 22042. Несколько ранее, 8 ноября 1847 г., был издан закон, предоставивший крепостным крестьянам тех имений, которые продавались за долги с публичного торга, право выкупаться всем обществом и таким путем приобретать свободу и право собственности на землю (ПСЗ — II. Т. XXII. № 21689). В этом случае собственником земли считалось сельское общество, а не каждый отдельно взятый крестьянин. — См.: Развитие русского права в первой половине XIX века. — М., 1994. — С. 145.
130ПСЗ-II. Т. XXXIII. № 33326, п. 1.
131СЗРИ. - СПб., 1842. - Т. IX. Ст. 664; Т. X. Законы гражданские. Ст. 1188; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 129.
132Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 449.
133ЗРИ. — СПб., 1842. — Т. V. Устав о податях. Ст. 426; Свод удельн. пост. Ч. II. Ст. 62, 296. С другой стороны, купцы и мещане, проживавшие на удельной земле в собственных домах, обязаны были исполнять наравне с удельными крестьянами данных селений все общественные (мирские) повинности. Работа горожан на общественной запашке исключалась, поскольку эта повинность была связана с формированием внутреннего страхового зернового фонда. — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 110.
134СЗРИ. - СПб., 1842. - Т. III. Устав о службе по выборам. Ст. 347; Свод удельн. пост. Ч. I. Ст. 237 прим. 1.
<< Назад Вперёд>>
