Ликвидация вражеского десанта
Не теряли напрасно времени и чекисты особого отдела, изучая личный состав и оперативную обстановку в окружении частей дивизии. Но спокойный интервал пролетел, как мгновение. И вот уже, как шквал ветра, как ураган накатывалась волна фашистских войск на наши позиции. Завязался кровавый бой, проходивший с переменным успехом. Нам удалось на своем участке фронта остановить немцев. Но немецкое командование, натолкнувшись на отчаянное сопротивление наших войск, ввело свежие силы и подвергло наши боевые порядки жестокой бомбардировке. С раннего утра и дотемна над нами летали самолеты противника с противным завыванием и буквально гонялись за каждой машиной, огневой точкой и даже за одиночными офицерами и солдатами. Такое моральное давление противника оказало свое действие, тем более, что среди личного состава было немало людей совершенно не обстрелянных.
В этот тяжелый момент немецкое командование выбросило в тыл дивизии группу автоматчиков, которые, замаскировавшись в перелесках, открыли огонь из автоматов.
С возникновением стрельбы в своем тылу среди солдат немедленно поползли слухи: «Мы окружены!». И это полностью надломило психологическое состояние наших войск. Сначала по одиночке, а затем группами начали отходить в тыл наши войны. Находясь на КП, командир дивизии и я с ужасом наблюдали эту картину. Я видел, как напряженно думал Николай Федорович, как он искал решение задачи, но в его распоряжении уже не было никаких резервов. И вдруг он, как бы в отчаянии, сказал: «Толя! Выручай!». Мне этого было достаточно, ибо я и сам понимал - нужны решительные действия. Очень быстро я собрал группу офицеров штаба дивизии, 5-6 чекистов особого отдела, взвод охраны около 20-25 человек с двумя ручными пулеметами и автоматами.
Я поставил задачу: ликвидировать вражеский десант. Через час мы полностью уничтожили группу из 12 человек, 8 человек убили и 4 взяли в плен, вернули бежавших с боевых позиций своих солдат и офицеров.
Когда я доложил об этом комдиву, хотя вся операция проходила у него на глазах, он был крайне взволнован, обнял меня и сказал: «Спасибо! Этого я никогда не забуду».
Спустя некоторое время я решил зайти в расположение штаба дивизии, чтобы узнать о положении дел в наших частях и подразделениях.Около одной из палаток увидел толпившуюся группу солдат и офицеров, подойдя поближе, понял в чем дело. Оказалось, что наши люди, не видевшие никогда в непосредственной близости немцев, рассматривали их с детским любопытством и наивностью, а некоторые добряки совали немцам хлеб, папиросы. Удивительно добр русский народ: даже к врагу, который только что сеял смерть и страх в наших рядах, относились очень добродушно.
Сделав замечание находившимся офицерам и солдатам, я вошел в одну из землянок и увидел, как заместитель начальника штаба подполковник Яковлев вместе с офицером штаба, знавшим немецкий язык, допрашивал одного из взятых в плен немцев.
Немецкий солдат, эдакий «чистокровный ариец», сидел заложив ногу на ногу, нагло отвернувшись от допрашивающего, не
испытывал даже малейшего желания давать какие-либо показания. На все вопросы он отвечал только «нет», «не знаю» и т.п. Посмотрев на эту картину, я был возмущен до глубины души и громко закричал на него. Мгновенно он вытянулся как струна и встал передо мною. Я приказал переводчику задавать ему вопросы. Немец стал четко, как машина, отвечать на них. Получив необходимые данные, я передал немцу через переводчика, что если его данные окажутся ложными, он будет немедленно расстрелян. Подполковник Яковлев почувствовал себя несколько сконфуженным и стал передо мной оправдываться. На это я заметил, что на войне чрезмерная доброта к хорошему не приведет, и покинул землянку.
Рано утром следующего дня мы с комдивом выехали на машине на передовые позиции своих войск. В пути нас атаковала группа самолетов-истребителей «Мессершмитт». Выскочив из машины, мы побежали к стогам сена, а самолеты, все время преследуя нас, бросали мелкие бомбы и вели ураганный огонь из пулеметов. Вблизи комдива разорвалась бомба и он упал на спину. Подползли мы к нему с водителем и установили, что он жив, но тяжело контужен. Мы доставили его в санбат. Когда Николай Федорович пришел в себя, открыл глаза, посмотрел на меня и сказал: «Я слишком мало сделал для победы, отомсти немцам и за меня, если я не вернусь!» И снова потерял сознание. Сердце мое сжималось от боли, когда я, простившись с Николаем Федоровичем, вышел из санбата. Как-то особенно остро почувствовал, какого наставника я потерял.
Но унынию предаваться было нельзя, да и некогда. Обстановка накалялась с каждой минутой.
<< Назад Вперёд>>
