3. В Сибирь на десять лет
Относительно археологических памятников отряд имел четкую инструкцию от Сената:
«всякого рода камения, или развалины здания, или палаты, старые гробы или кладбища, статуи, сосуды скульптурные или глиняные, ветхие и новые, идолы или болваны, славнейших градов виды и положения места крепости и прочие иные нарисовать прилежно должен, а иные, ежели можно будет, и сюда привезти подобает» (Мартынов 1983: 41).
В начале августа академический отряд выехал из Петербурга, в октябре он был в Казани, в январе 1734 г. прибыли в Тобольск. Летом 1734 г. ученые двигались на 65 подводах через Омск и Семипалатинск на Кузнецк.
«В то время, — запишет Миллер потом в рукописи о путешествии, — были мы еще в первом жару, ибо неспокойствия, недостатки и опасности утрудить нас еще не могли. Мы заехали в такие страны, которые от натуры своими преимуществами многие другие весьма превосходят, и для нас почти все, что мы ни видели, новое было. Мы подлинно зашли в наполненной цветами вертоград, где по большей части растут незнаемые травы; в зверинец, где мы самых редких азиатских зверей в великом множестве перед собой видели; в кабинет древних языческих кладбищ и тамо хранящихся разных достопамятных монументов» (Пекарский 1970: 323-324).
Как видим, он отмечает в числе захватывающих достопримечательностей и археологичекие памятники.
Около Усть-Каменогорска Миллер начал археологические исследования, раскапывал курганы. Затем на лодках проплыли по реке Томи до Томска, обследовали Томскую писаницу. Вот как он ее описывал:
«Скала состоит из какого-то ломкого камня тальковой породы, внутри зеленоватой, снаружи грязноватой, которую многократно пересекают поперечные жилы другого, более мягкого пластующего камня из талька и кварца. Самая нижняя часть скалы, покрытая изображениями, возвышается над поверхностью реки приблизительно на две сажени и имеет внизу некоторый выступ, соприкасающийся с рекой, взобравшись на который не без труда, можно прекрасно видеть главную часть фигур. Фигуры выступают как бы на одной доске вверх сажени на три, причем среднее пространство занимает одна из вышеозначенных жилок, идущая горизонтально. Вблизи, направо, на таком же расстоянии от реки, видна другая группа фигур, имеющая только треть вышины предыдущих и вместе с ними простирающаяся на семь саженей в ширину. Отсюда по трещинам между обеими передними частями писаной скалы есть очень трудный проход к более отделенному углу верхней части, который совершенно таким же образом, как и передние места, украшен фигурами и обращен также к югу. Фигуры иссечены каким-то резцом так, что внутренняя зеленоватая окраска камня совершенно ясно обрисовывает их очертания. Большая часть представляет оленей, серн, козлов, лосей, лошадей и других животных этих мест. Некоторые же дают изображения людей, но все они даны только наружными очертаниями и довольно грубо. Более других замечательна на правой нижней части фигура человека, у которого голова окружена лучами; на верхней передней части — два человека, держащие друг друга за руки. В более отделенном углу — человек со стадом животных, привязанных одно к другому; в одном месте фигура рыбы, какой нигде больше не удавалось встречать. В нижней части многие фигуры, вследствие чьей-то шалости, сильно обезображены, нередко к старым фигурам прибавлены новые. В верхней же части и в упомянутом дальнем углу, куда никто не мог проникнуть или по трудности пути лишь немногие отваживались пробраться, все уцелело и не осквернено» (Миллер 1750/1999: 526-527).
Это описание не очень отличается от современных археологических описаний.
В 1735 г. ученые вели изыскания в окрестностях Красноярска, Нерчинска и Читы, и так год за годом. Летом 1739 г. они проводили раскопки курганов в долинах Енисея и Абакана. Множество курганов осмотрели возле деревни Абакано-Перевозной. Там они встретили старика отшельника Серенгу, который 30 лет жил в хижине среди курганов, раскапывал их и этим кормился. Его сведения об устройстве могил и о вещах, в них находимых, очень пригодились Миллеру. Все металлические вещи этих курганов состояли исключительно из меди, железа там не было.
Раскапывали Миллер и его соратники курганы и по Иртышу. Они оказались по устройству и вещам беднее енисейских. Миллер решил, что они принадлежали не столь богатому населению.
Миллер неустанно трудился в архивах и на природе, с неутомимостью переносил тяготы многолетнего путешествия, с запальчивостью преодолевал бюрократические рогатки и нерадивость местных властей. Даже на таком здоровом человеке, каким он был, это не могло не сказаться. Осенью 1737 г. он почувствовал себя больным. «Сия его болезнь, — писал в Петербург Гмелин, — еще прошлого году в Якутске началась... Сия болезнь состоит в жестоком биении сердца и превеликом страхе, который по переменам приходит, а иногда три и четыре дня не перестает с таким движением пульса, что я часто обмороков опасался...» (Пекарский 1970: 327). Судя по симптомам, это была «грудная жаба» — стенокардия, ишемическая болезнь сердца.
Поскольку Миллер заболел, на Камчатку отправили Крашенинникова, а сами профессора сначала проследовали на север до Мангазеи, а потом проплыли вверх по Енисею до Саянского острога.
Осенью 1739 г., после шести лет путешествия, решено было возвращаться домой, но следуя не старой дорогой, а по-иному, чтобы затронуть исследованиями новые местности. Это продолжалось еще четыре года. В 1740 г. Миллер встретился в Сургуте с посланными им в помощь и на смену адъюнктами Георгом Вильгельмом Стеллером и с Иоганном Эдгаром Фишером, которому Миллер передал свой архив и составленную им инструкцию для продолжения исследований. Сам же по дороге домой проводил исследования на Урале.
Инструкция эта, перепечатанная Радловым в «Сибирских древностях» (MAP 15), содержала шесть разделов с 1347 пунктами, пятый раздел был о древностях (т. е. охватывал археологические материалы), шестой — о нравах и обычаях (этнографический). Этнографический был для Миллера важнее — включал 923 вопроса. Археологический был развернут в сто статей. Когда Миллер был уже в экспедиции, аналогичные анкеты с вопросами, включающими материальные древности, составлял В. И. Татищев, но инструкция Фишеру была гораздо подробнее.
От преемника требовалось вести журнал всего путешествия, не пропуская ни одного дня пути, «чтобы не осталось не вписанным в журнал ни одно дорожное наблюдение». Излагались принципы описания, зарисовывания, функционального определения вещей по сопоставлению с современными («нынешними вещами различных народов»). Об этой инструкции Формозов (1961: 34) отметил: «Миллер различает до десятка типов сибирских погребальных сооружений и предписывает Фишеру исследовать множество вопросов. Надо выяснить и число погребений, и глубину их, и ориентацию, и есть ли при погребениях костяки овец и коней. Надо записать, где лежат вещи — в ногах или в головах... Блеск сибирского золота не затмил для Миллера значения рядовых находок». Формозов и Лебедев цитируют по Радлову указание Миллера: «Глиняные сосуды при этом не следует оставлять без внимания». В круг источников вводилась керамика, ставшая потом одной из важнейших категорий массового археологического материала (Радлов 1894:114; Лебедев 1992: 57-58).
Инструкция предназначалась не только для Фишера — было предусмотрено, что она «и впредь при таких же случаях основанием служить может». Подлинник ее Миллер отправил в Академию Наук.
В 1742 г. в Туринске Мюллер захворал «простудною горячкою», которая тогда свирепствовала по всему востоку России как повальная болезнь (видимо, грипп). Когда он свалился, за ним ухаживала вдова умершего немецкого хирурга. На ней он и женился.
В Петербург он возвратился в феврале 1743 г., проехав 31 362 версты (Пекарский 1870: 332, хотя Мирзоев указывает 33 025 верст — Мирзоев 1970: 77), Гмелин и Крашенинников — в том же году; Фишер же и Стеллер вернулись только в 1746-м.
<< Назад Вперёд>>
