Н. А. Горская. К вопросу о крестьянском землевладении в промысловых монастырских селах второй половины XVII в.
Имеющиеся в распоряжении автора материалы извлечены из архивов Иосифо-Волоколамского и Покровского-Суздальского монастырей. Это крестьянские челобитные, сыскные дела и донесения представителей монастырской администрации властям монастырей, касающиеся Осташковской рыбной слободы на озере Селигер (Ржевский уезд) и волжского села Трофимова (Курмышский уезд).
Судя по челобитным, подававшимся крестьянами Осташковской рыбной слободы на озере Селигер властям Иосифо-Волоколамского монастыря, в этой слободе уже, видимо, в середине XVII в. сложился порядок отдачи крестьянам земли под «хоромное строение» «безотнимочно», «в оценку вечно», «в куплю»1. Крестьяне Гриша и Проня Ивановы, дети Чечулины, бившие челом властям в 1680 г. об отдаче им земли «в оценку вечно», «а не из оброку, чтоб на той земле хоромное строение заводить мочно было», ссылались на то, что «преж сего вы, государи, пожаловали тою землею в оценку многих крестьян вечно: отца нашего Ивана, и Семена Грешникова, и Киприяна Филашина». Власти распорядились землю «оценить в правду вечно» и выдать крестьянам на нее «даную»2. Процедура оценки и написания «данной», или «ценовной», в январе 1681 г. осуществилась приказным слугой вместе с представителями мира: старостой Аникеем Друбицыным, целовальником Терентьем Суворовым и мирскими людьми Семеном Грешниковым, Зеновьем Лининым и Львом Опашыковым. Земля, на которой жили челобитчики (7 сажень с локтем X 60 сажень), была оценена в 2 руб. К «ценовной» приложены руки старосты и двух мирян3.
Более ранние, 1667 г., документы (челобитные и сыск) показывают переходные формы, приведшие к такому порядку закрепления двора за отдельными крестьянами. Речь идет о 1,5 дес. земли в Осташкове, на берегу Селигера. В течение многих лет половиной этой земли (0,75 дес.) — «чистой землей» с огородом — владел «из оброку» крестьянин Михайло Сивков; после него, в 1662—1665 гг. этой землей, также «из оброка» (по 2 руб. на год), владели крестьяне Федор и Карп Шишкины, после чего они покинули ее «в пусте, потому што у нас взята на три годы» (оставив на ней свой овин). Однако в 1666 и 1667 гг. братья пускали из найму на эту землю поочередно двух крестьян, один из которых на ней «делал струги», а другой молотил гречу в принадлежавшем Федору и Карпу овине. Сыск в отношении всего этого земельного участка проводится в связи с челобитьем осташковского монастырского крестьянина Макушки Иванова, сына Пушкарева, который в 1667 г. бил челом властям о половине этой земли, бывшей ранее на оброке за перечисленными крестьянами, «...чтоб вы, государи, пожаловали мне в куплю, и вы, государи, в куплю мне не изволили дать... пожалуйте мне тое сивковскую землю в оброк везчно без отниму, а мне на той земле дворишко построить...»4. В процессе сыска выяснилось, что вторую часть участка (тоже 0,75 дес.) «староста со крестьяны, кои имена в сей росписи сыскной написаны», «обложили... оброком по полтине на год, и тое... земли половина в прошлом 175 (1666 г.) продана впрок, взята 8 руб. у Ивана Шестепера с товарищи (струговщики,— Н. Г.), и опись и купчая у них взята на тое землю». «Продать впрок» в данном случае — отдать из оброка по расчету за 16 лет. После сыска и повторной челобитной Макушки Иванова сына Пушкарева, другие 0,75 дес. этого участка отданы ему на тех же условиях, что и Ивану Шестеперу с товарищами: «оброку имать по оценке старосты с мирскими людьми по полтине на год или цену взять». «Взять цену» вперед почти на два десятилетия и значит «оброк вечный без отниму».
Такой порядок закрепления дворовой земли за отдельными крестьянами приводил к значительной видимой свободе распоряжения монастырских крестьян подобными участками — продаже и закладе их друг другу, однако ни в коем случае не на сторону, за чем внимательно следил мир. В челобитной монастырского осташковского крестьянина Евдокима Колуянова (1670 г.) содержится жалоба на монастырского же крестьянина Кирилла Тимофеева, сына Мостюгина, «который в прошлых годах заложил чюдотворцовой земли огород свой, не слушая вашего властелинского указу, патриарши Осташковской слободы крестьянину... с детьми, и в крепость тот свой огород написал, не выкуплю на срок огорода, и тово огороду лишон. А крепость он, Кирила, на тот огород не дал тому заволосному крестьянину и купчею обыменовал за своею рукою», то есть без ведома мирских людей5. Точно так же поступил Кирилл Тимофеев и со своим двором, который в 1670 г., не будучи им выкуплен, перепродан патриаршим крестьянином «за волость» князю Б. Д. Путятину. Челобитчик же купил у патриаршего крестьянина «просрочной» огород Кирилла Тимофеева, «чтоб заволостныи люди тем огородом не завладели и чюдотворцова вотчинная земля даром не пропала». Жалоба челобитчика связана с тем, что Кирилл Тимофеев не дает ему «тем огородом... владеть». В обоснование своих прав Евдоким Колуянов ссылался на «властелинский» указ, согласно которому «за волость дворов и земли чюдотворцова в крепости закладныи писать не велено»6. Сохранился аналогичный указ монастырских властей от 1675 г. «монастырским нашим Осташковой слободы крестьянам... чтобы они никто ныне и впред монастырскою старинною домовою вотчинною землею дворяном и всяких чинов люием и патриаршим крестьяном и никому за волость не поступались и не продавали и под заклад пе закладывали и по душах своих в поминок к церквам божиим не отдавали, а за волость бы они продавали и под заклад закладывали и церквам божиим по душах своих в поминок давали своего строенья хоромы без земли или иного чево нибуди своего пожитку, и против сего о том заказать накрепко з большим подкреплением». Ослушников предписывалось «сыскивать, а сыскав с нарочными проводниками... сковав присылать к нам в монастырь»7 — так недвусмысленно реагировал монастырь на угрозу потерять часть своей феодальной земельной собственности.
Таким образом, даже получив землю «в оценку вечно» или «в куплю», крестьянин мог распорядиться всем, что им возводилось на этой земле, но только не самой землей — она могла перейти на таких же условиях только к другому члену мира — иосифовскому же крестьянину.
В то же время такой порядок закрепления дворовых участков за отдельными членами мира, исключавший возможность их передела, свидетельствует о значительном имущественном расслоении в общине промысловых монастырских сел XVII в. Такое же положение существовало, по-видимому, и в промысловом волжском селе Трофимове — населенной рыбаками вотчине Покровского-Суздальского монастыря. Практика временной «продажи» дворов и тягол внутри крестьянского мира в этом селе известна для 90-х годов XVII в.8.
Вотчинная переписка Иосифо-Волоколамского монастыря с приказными слугами в Осташковской слободе сохранила свидетельства об отсутствии «совету меж себя» внутри крестьянского мира в момент составления переписи 1646 г.: «Крестьян... переписали стара и мала, а убавить, государи,— пишет слуга в монастырь,— не смели пи единого для страху». Оказывается, писец Яков Иванович Загрясский был очень недоволен тем, что росписи крестьян но дворам не были «изготовлены» до него. «А я, государи, крестьяном говорил,— оправдывается слуга,— што до него все изготовить, и в них, государи, совету меж себя нету, не то што без него, ина и при нем не мог на двор призвать, в совет не идут...». В результате всех крестьян, записанных в росписи при нем, писец «ставил налицо»9 — обстоятельство для монастырских властей крайне невыгодное.
В отписях монастырского слуги от сентября 1652 г. распри в «мире» отражены еще более определенно: «а миряня, государи, которые и сойдутца на двор, и у них меж собою совету нет опричь брани, а многие, государи, и на совет не ходят и друг друга ни в чом не слушают, а старосте опричь брани тож послушанья не творят... а в брани на уем не даютца». Крестьяне жалуются при этом, что «добрым людям задолжали... а в мире... у мирских людей промыслы стали худы, и скудость постигла великая многих от податей великих, от кабацких недоборов, и в свинцовщине, и по кабалам, и по записемь торговым, что на рыбных ловчищах, стоят на правеже». Слуга сетует, что крестьяне «смотря друг на друга, нихто не плотит» и грозятся «только де бы нам до монастыря добраться, мы де и хоромы сроем»10. К марту 1653 г., по словам слуги Псайки Веревкина, «в мире стало великоя смута меж мирян, востали друг на друга, востали на прежние головы и на лоречные и на целовальники на кобацкие всем миром середине и мелкия, который в данях обложены, и в дани в зборь деняг довать не стали»11. Миряне добивались от тех голов — Петра Туницына с товарищами — обещания не выдавать их в «недоборных деньгах», для чего держали их «в смиренье в чепи». Сверх этого, «всем миром» придя на монастырское подворье, крестьяне отказали слуге и старосте и в сборе очередных «тридцати даней». При этом монастырские крестьяне ссылались на патриарших крестьян, у которых «указ учинен на их на головах и на леречных» доправить все недоборные (видимо, кабацкие) деньги12. Слуга предвидел, что у монастырских крестьян «недоборных денег в платеж не будет... ни единой деньги, а многие от того правежу разбредутца врознь, пометав свои дворы з женами и детми, а иные ходят и перед нами, говоря де, хотят из монастырской вотчины по розным городом от великих убытков и от староних людей от обид врознь бресть, а совету в мире не ста опричь брани меж собою у них»13.
Таким образом, несмотря на сетования монастырского слуги вообще на отсутствие «совета в мире», монастырские крестьяне Осташковской слободы в середине XVII в. «всем миром» восстают против верхушки мирской администрации — кабацких голов и целовальников и оказываются единодушны (кроме старосты) в других вопросах, связанных с выполнением государственных и владельческих повинностей.
О гораздо более отчетливой дифференциации мира свидетельствуют документы, относящиеся к конфликтной ситуации между приказчиком и крестьянами села Трофимово Покровского-Суздальского монастыря, возникшей 40 годами позже — в 1692 г.14. Поводом для конфликта послужили притеснения и вымогательства, чинимые приказчиком Василием Радионовым, главным образом, видимо, но отношению к «прожиточным» крестьянам («опричь скудных и бедных»). В результате эти крестьяне во главе с выборным Григорием Герасимовым и старостой 5 июня 1692 г. пришли к монастырскому двору «скопом и заговором мпоголютством», обвиняя приказчика в воровстве. «Возмутя мир», Григорий Герасимов с товарищами написали челобитье властям на приказчика. В этом челобитье были заинтересованы прожиточные крестьяне (прежде всего выборные и их родственники) — именно их имена стоят в приложенной к челобитной росписи крестьян, обиженных и обобранных приказчиком. В декабре того же года выборные Спиридон и Яфим с товарищами во время организованной ими пьяной драки унесли из избы приказчика коробью с деньгами и письмами, а староста не дал приказчику «бунтовщиков сковать до властелинского указу». После этого староста с дьячком написали «составную» челобитную на имя властей, заставив многих крестьян угрозами приложить к ней руки. 16 января 1693 г. староста с выборными «ночью на сход всех крестьян наряжали... часы в два». На этом-то ночном сходе от имени другой части крестьян выступил Лева Васильев с отказом поддерживать составные челобитные на приказчика и «в ходоки и в убытки денег давать... и на приказщика де мы не челобитчики»15. Староста Моисей Сафонов последовательно оказывался на стороне «бунтовщиков» (в разных контекстах названы девять человек «с товарищи», в том числе не менее четырех выборных), которым противостояли «многие скудные крестьяне» (поименованы восемь человек «с товарищи»)16, «извещающие» одновременно на выборных «в деньгах, что выборные збирают и отчету будто не дают». Староста, впрочем, оспаривал это обвинение и утверждал, что «скудные крестьяне заскудали и задолжали не от частых поборов и не от приказщиковых нападок, заскудали и задолжали от хлебного недороду»17.
По-видимому, в этом промысловом рыболовецком селе конца XVIТ в. гораздо ярче, чем в Осташковской рыбной слободе середины столетия, проявлялась имущественная дифференциация крестьян-дворовладельцев, которой в монастырских промысловых селах на протяжении второй половины XVII в., несомненно, в значительной степени способствовал практикуемый монастырскими властями и освещаемый решениями мира порядок закрепления дворовых участков за отдельными членами общины на длительйый срок со значительной свободой распоряжения землей (продажа, заклад), но лишь в границах земельной собственности данного феодала.
1 ЦГАДА, ф. 1101 (Иосифо-Водоколамский монастырь), он. 1, д. 1313 (1048 г.);см. так же д. 1067 (1667 г.), 1075 (1680 г.).
2 Там же, д. 1075, л. 1—2 (здесь и далее разрядка автора.— //. Г.).
3 Там же, л. 3. «К сей ценовной Ларка вместо отца своего Оникея руку приложил. К сей ценовной Дмитрейка Пляев вместо Семена Гришникова по его велению руку приложил. Вместо Зиновья Линина тож руку приложил Дмитрей».— Интересное свидетельство грамотности крестьянских детей Осташковской слободы XVII в. О грамотности осташковских крестьян в 30—40-х годах XVII в. см.: Там же, д. 1304, 1316.
4 Там же, д. 1067, л. 1—2, 5.
5 Там же, д. 2861. Отметим здесь же, что мир в селе Осташково участвует и в решении вопроса о сдаче на оброк пустых дворов на сторону — патриаршим крестьянам.— Там же, д. 1307, 1646 г.
6 Там же, д. 1307.
7 Там же, д. 1329, л. 67—68. Продажа в 1680 г. дворов крестьянином Емельяном Шишкиным воскресенскому церковному дьячку Осташковской слободы оформляется особой записью, данной дьячком на имя архимандрита в марте 1681 г. и предусматривающей при отходе «к иному приходу» продажу двора обратно иосифовским крестьянам. Так же должны поступить после его смерти и его дети.— Там же, д. 1300.
8 ГИМ ОНИ, ф. 17 (Уваровых), карт. 16, д. ЗО, л. 3 и след.
9 ЦГАДА. ф. 1191, он. 1, д. 1307, л. 69.
10 Там же. д. 1061, л. 19, 26, 43.
11 Там же. л. 60
12 Там же, л. 60 об. (Патриарший голова «с товарищи» «у мирян стоял на правеже и теперьва двор свой и животы свой продает и закладывает, а недоплатные деньги на нем миром правят»),
13 Там же.
14 ГАНО. ф. 575 (Покровский-Суздальский монастырь), д. 272, л. 1—62.
15 Там же, л. 46.
16 В 1695/96 г. в селе Трофимове числилось 129 крестьянских дворов. См.: ГАВО, ф. 575, д. 40.
17 Там же.
<< Назад Вперёд>>
