Заключение. О некоторых особенностях экономических кризисов в России
Рассмотрим прежде всего, как влияли циклические колебания в других странах на движение экономических кризисов в России Уже с середины XIX в развитие торговых и финансовых связей между капиталистическими странами стало приводить к тому, что промышленный кризис, начавшись в одной стране, быстро проявлялся и в других странах, приобретая характер всеобщего мирового кризиса. Кризисы редко оставляли какую-либо из капиталистических стран незатронутой О кризисе 1848 г. Маркс писал, что он вслед за США и Англией охватил весь континент Европы.
Наибольшую всеобщность и глубину мировые кризисы приобрели в эпоху общего кризиса капитализма после первой мировой войны.
В условиях развитого капитализма кризисы одних стран через внешнюю торговлю, вывоз капитала и кредит оказывают влияние на экономику других стран. Падение цен а экспортирующей стране отражается в странах-импортёрах, и, наоборот, кризис в импортирующей стране вызывает сокращение импорта и влияет на рыночные цены и на объём производства в стране-экспортёре. Вместе с тем во время кризисов международный банковский кредит дорожает и сокращается, коммерческий кредит падает, что также приводит к расстройству и застою внешней торговли и т. д.
Особенность внешней торговли России выражалась в том, что влияние кризисов других стран, связанных с ней торговыми отношениями, было незначительным. Система высоких таможенных пошлин, которой придерживалось правительство на протяжении почти всей истории развития капитализма в России, снижала конкуренцию импортных товаров для большинства отраслей российской промышленности. Ослабление системы высокого протекционизма наблюдалось лишь в течение короткого периода 1868—1876 гг., когда фритредерские идеи пользовались в правительственных сферах России значительной популярностью. Протекционизм неизменно усиливался, несмотря на значительные успехи, достигнутые промышленностью в последние десятилетия XIX в. При этих условиях ввоз готовых изделий по пониженным ценам во время кризисов не представлял опасности для русской промышленности, так как ввозилось большей частью то, что в стране не производилось или производилось в недостаточном количестве. Исключение составляли лишь машины, ввоз которых до 1881 г. оставался беспошлинным ввиду неразвитости русского машиностроения, но в 80-х годах и этот остаток фритредерства был отброшен. Однако, несмотря на высокое таможенное обложение, импорт машин в покрытии спроса на оборудование до самой мировой войны играл не меньшую роль, чем отечественное производство.
Иное значение для русской промышленности имели колебания цен на ввозимое промышленное сырьё и полуфабрикаты. Сюда относятся главным образом текстильное сырьё (хлопок, шерсть, шёлк) и пряжа, а также кожи, чёрные и цветные металлы. Мы уже видели из описания отдельных кризисов, что падение мировых цен на хлопок или пряжу, вызванное кризисом в Англии или США, каждый раз отражалось соответствующим снижением цен также и на российском рынке. Но на хлопчатобумажную промышленность это снижение цен на сырьё иногда оказывало известное стимулирующее действие, и она расширяла производство, увеличивая сбыт за счёт снижения цен. Такую картину мы наблюдали во время кризисов на Западе в 1836—1837 гг., 1847—1848 гг., затем в 1858—1859 гг. и в 1874—1875 гг. Падение хлопковых цен после 1890 г. позволило текстильной промышленности России расширить объём производства в 1891—1892 гг., несмотря на то, что страну постигли подряд два тяжёлых неурожая. Отсюда можно сделать вывод, что экономические кризисы западных стран оказывали иногда обратное действие на русскую текстильную промышленность, особенно в начальный период её развития, позволяя ей за счёт снижения цеп ввозимых товаров безболезненно расширять производство даже в те годы, когда страна переживала кризис или депрессию, что зачастую приводило в дальнейшем к затяжке и углублению кризиса в этой отрасли. Аналогичное влияние, хотя менее отчётливо выраженное, можно было наблюдать и в отношении шерстяной промышленности.
С 1867 г. и до введения пошлин в 1887 г. импорт чугуна и железа играл заметную роль в удовлетворении потребностей русского рынка в чёрных металлах. С удешевлением металла в Англии после кризиса 1878 г., совпавшего с подъёмом в России, импорт чугуна и железа значительно усилился и обогнал внутреннее производство. Однако с наступлением депрессии 80-х годов мы наблюдаем обратную картину: несмотря на новое понижение цены чугуна в Англии, ввоз его к нам после 1882 г. снизился, а собственное производство заметно возросло. Падение цен во время депрессии 90-х годов в Англии, совпавшей с началом подъёма и усилением железнодорожного строительства в России, вновь способствует повышению импорта чугуна в страну, но уже без всякого ущерба для внутреннего производства, быстро возраставшего и не поспевавшего за спросом. В 900-х годах роль импорта чёрных металлов по сравнению с ролью собственной продукции была незначительной. Небольшое расширение импорта металла замечается лишь с началом последнего подъёма перед мировой войной. Мы можем поэтому признать, что кризисы в металлопромышленности других стран оказывали незначительное влияние на русскую металлургию. Не останавливаясь на других отраслях, мы можем уже на основании изложенного признать, что импорт иностранных товаров при существовавшей системе таможенных тарифов даже в годы кризиса и депрессии на Западе вызывал мало заметное ухудшение внутреннего рынка для металлических изделий, а в отношении текстильных товаров удешевление импортного сырья оказывало иногда обратное воздействие.
Экспорт промышленных товаров из России сводился в основном к четырём группам: ткани, сахар, нефтепродукты и лесоматериалы. Экспорт хлопчатобумажных тканей и сахара шёл главным образом на Восток. Кроме того, накопившиеся у сахарозаводчиков излишки сахара (сверх установленных контингентов для выпуска на внутренний рынок) время от времени выбрасывались по демпинговым ценам на рынки западных стран. При этих условиях вызываемые кризисами колебания цен на хлопчатобумажные ткани и сахар в капиталистических странах для русского экспорта этих продуктов особого значения не имели. В дореформенный период заметную роль в товарах, вывозимых из России, играли грубые льняные ткани. С переходом флота на паровые двигатели и сокращением парусных судов эта экспортная статья свелась к скромным размерам, и колебания вывоза льняных тканей потеряли своё значение.
Экспорт нефтепродуктов приобрёл в России значительные размеры лишь с середины 80-х годов и в 1898 г. достиг уже 68 млн. пудов; продолжая расти дальше почти без перебоев, хотя и более медленным темпом, экспорт нефтепродуктов, среди которых главную роль играли осветительные масла, достиг максимума в 1904 г. При этом ни депрессия 80-х годов, ни кризис 1890 г., ни кризис 1900 г. не оказали почти никакого влияния на рост вывоза. Сильно снизившись после 1904 г. в связи с падением добычи нефти, экспорт нефтепродуктов в дальнейшем не достигает и половины вывоза 1904 г., но не столько вследствие падения спроса со стороны импортирующих стран, сколько из-за недостатка нефтяного топлива и высоких цен внутри страны. Это показывает, что кризисы на Западе заметного влияния на нефтяную промышленность России не оказали.
Остановимся ещё на вывозе металла. В начале первого десятилетия XX в.металлопромышленность испытывала хроническую недогрузку производственного аппарата вследствие сужения внутреннего рынка после кризиса 1900 г. Это побудило искать выхода в расширении экспорта чёрного металла за границу, чему наблюдавшийся в западных странах в 1906 г. подъём вполне благоприятствовал. В 1907 г. вывоз чёрного металла за границу достиг 15,4 млн. пудов, в том числе 4 млн. пудов чугуна и 5,6 млн. пудов рельсов. Дальнейшему развитию экспорта металла, однако, был положен продел кризисом 1907 г. на Западе, и в 1908 г. вывоз металла упал до 8 млн. пудов, причём почти совсем прекратился вывоз чугуна. Этот случаи после введения пошлин на металл можно считать почти единственным, когда кризис на Западе оказался сколько-нибудь ощутительным для металлической промышленности России; возможно даже, что это ускорило для металлопромышленности наступление нового кризиса, поскольку перспективы на скорое завоевание внешнего рынка рухнули. Единственной отраслью промышленности, благополучие которой всецело зависело от внешнего рынка, была добыча марганцевой руды, так как она в большей своей части служила предметом экспорта. Но удельный вес этой отрасли в русской промышленности был невелик.
На другие отрасли промышленности России кризисы западных стран оказывали незначительное влияние в смысле ухудшения конъюнктуры рынка.
Внешняя торговля, как это было сказано ранее, прямо и непосредственно отражалась незначительно на большинстве отраслей промышленности, связанных с мировым рынком. Вместе с тем мы не должны никоим образом преуменьшать косвенное влияние внешней торговли на развитие российской экономики. Внешняя торговля была одним из источников формирования доходов различных слоев, особенно сельскохозяйственного населения, поскольку предметов российского экспорта в подавляющей части являлись продукты сельского хозяйства.
Проследим, какая зависимость наблюдалась между динамикой экспорта и импорта и фазами цикла в Англии и Германии, с которыми внешнеторговые обороты России были наиболее развиты.
Как можно видеть из приведённой диаграммы, русский экспорт (без зернового) довольно точно следовал в своей динамике за сменами фаз экономического цикла в Англии и Германии, особенно с 80-х годов. Вывоз растёт в годы подъёма быстрее, в годы упадка рост замедляется и даже наблюдается падение вывоза. Особенно тесная связь с Западом обнаруживается у лесоэкспорта России, так как он обслуживал наиболее чуткие к изменениям конъюнктуры отрасли — строительство и горное дело. Так, в период кризиса и депрессии 80-х годов лесоэкспорт снизился с 38 млн. руб. до 20,5 млн. руб., или на 46%. В конце 80-х годов в связи с наступившим оживлением и подъёмом на Западе лесоэкспорт достигает 55 млн. руб., увеличившись за 3 года в 2,7 раза.
Менее отчётливо проявляется зависимость в колебаниях импорта от фаз экономических циклов западных капиталистических стран. Кризисы на Западе, таким образом, хотя и слабо, но отражались на промышленности России непосредственно через импорт и экспорт промышленных товаров.
Более ощутительным для экономики России было воздействие кризисов западных стран на её финансово-кредитную сферу, поскольку Россия являлась страной-дебитором, ввозившей капитал из-за границы и кредитовавшейся в заграничных банках. Так, например, повышение или понижение учётной ставки в Германии известным образом отражалось на движении учётной ставки и в России, причём лишь в период подъёма 90-х годов, а также в последние годы перед войной разница между среднегодовыми ставками Рейхсбанка и Государственного банка была менее 1%. До 90-х годов сближение средних годовых ставок наблюдалось лишь один раз — в 1875 г. Ухудшение состояния денежного рынка в Германии обычно находило отражение в удорожании кредита в России. За период 44 лет — с 1870 по 1913 г.— можно насчитать лишь 11 случаев, когда официальный дисконт в России на короткое время опускался ниже германского; большая часть их падает на периоды подъёма в России. Наибольший отрыв российской ставки от германской наблюдался в период борьбы за повышение курса кредитного рубля, продолжавшейся до середины 80-х годов. После того как политика дефляции была оставлена и особенно с переходом на золотую валюту разница между ставками обеих стран сильно сократилась. Конечно, было бы неправильным думать, что дисконтная политика Государственного банка просто следовала за колебаниями учётного процента в Берлине или Париже,— она определялась прежде всего состоянием внутреннего денежного рынка. В целом ряде случаев повышение ставки за границей не вызывало соответствующего изменения в России, например, повышение в конце 1889 и 1890 гг. дисконта Рейхсбанком сопровождалось снижением ставки в России; то же наблюдалось в конце 1909 г.; но преобладающими были всё же случаи параллельных изменений. Однако в годы кризисов параллелизм в движении учётного процента наблюдается лишь в 1899—1900 гг. и в 1907—1908 гг. В течение же кризисов 1873, 1882 и 1890 гг. ставки в обеих странах изменялись независимо друг от друга.
Таким образом, можно прийти к выводу, что хотя дисконтная политика России и ориентировалась до некоторой степени на Германию, но тесной зависимости здесь не было, и в основном колебания учётного процента определялись факторами внутреннего порядка — состоянием денежного рынка внутри страны, вексельным курсом и пр.
Следует категорически отвергнуть ту точку зрения, которая рассматривает кризисы в России лишь как отражение кризисов за границей. Но это, конечно, не значит, что мировые экономические кризисы вообще не оказывали влияния на промышленные циклы в России. Выше уже отмечалось их влияние на внешнюю торговлю, а также значение циклических колебаний ссудного процента в странах-кредиторах для стоимости кредита внутри страны. Известное значение имели деловые связи буржуазии, так как кризисные потрясения за границей создавали атмосферу неуверенности в торгово-промышленных кругах России и т. д. Можно отметить также и обратное влияние — кризисов в России на экономику западных стран (1873 г., 1900 г.). Всё это говорит о значительном втягивании России в систему мирового капиталистического хозяйства.
Приведённая выше таблица, дающая сопоставление времени смены фаз в России, в Англии и в Германии, также подтверждает этот вывод. Кризис 1873 г. начался в России раньше, чем в Германии, и в то время, когда в Англии ещё продолжался подъём. Кризис 1882 г. также начался во время подъёма в Англии и несколько раньше, чем в Германии, где он вообще проявился очень слабо. Кризис 1900 г. в России обозначился уже в конце 1899 г., тогда как в Германии и в Англии он начался лишь во второй половине 1900 г. Только в отношении кризиса 1908 г. можно сказать, что он последовал за кризисом в Европе и США.
Характеризуя причины внутреннего порядка, оказавшие влияние на течение промышленных циклов в России, следует прежде всего остановиться на сельском хозяйстве, как важнейшей отрасли народного хозяйства, доля которой до самой мировой войны составляла более половины национального дохода страны. Так, в 1913 г. на долю сельского хозяйства приходилось 8 792 млн. руб., или 51,4% всего национального дохода. Происходившие в сельском хозяйстве изменения не могли не отражаться на фабрично-заводской .промышленности и на ходе промышленных циклов. Уже до отмены крепостного права разложение крепостного натурального хозяйства и распространение оброчной системы способствовали притоку рабочих в промышленность и возникновению спроса со стороны крестьянства и помещичьего класса на промышленные товары, прежде производившиеся для собственных нужд в дворянских усадьбах и в крестьянских хозяйствах. Однако крепостное право сильно тормозило и рост пролетариата в.стране и денатурализацию сельского хозяйства; сельский рынок для продукции фабрично- заводской промышленности рос весьма медленно, рабочие руки были относительно дороги. Влияние неурожаев в этот период сильно отражалось на положении промышленности, особенно текстильной, дававшей в то время главную массу фабричной продукции.
Сопоставив колебания урожаев за последние 30 лет до крестьянской реформы (1830—1860 гг.) с изменениями в положении промышленности, поскольку о последних можно судить по движению численности рабочих, получим картину, довольно рельефно показывающую определенную связь неурожаев с понижением промышленной деятельности в дореформенный период. После неурожаев 1832 и 1833 гг. годовой прирост числа рабочих на фабриках и заводах России падает до 1,4 тыс. человек, тяжёлый неурожай 1840 г. сопровождается сокращением численности фабрично заводского пролетариата в 1841 г. на 19,2 тыс. человек, катастрофический неурожай 1848 г. и холерная эпидемия привели к сокращению числа фабрично-заводских рабочих на целый ряд лет. Неурожаи 1850 и 1851 гг. особенно отразились на состоянии текстильного производства.
С 1870 по 1886 г. мы имели статистику сбора хлебов, но не было ещё полной статистики промышленной продукции. Сопоставляя данные о сборе хлебов за этот период с изменениями общей численности фабрично-заводского пролетариата за те же годы (данные, приведённые в «Русской фабрике»), видим, что зависимость промышленности от урожаев стала много слабее. Так, из 5 неурожайных лет за этот период только в одном году имело место уменьшение численности рабочих, а в 4 случаях число рабочих увеличилось, и наоборот — из 8 лет с хорошим или удовлетворительным урожаем 3 года сопровождались уменьшением занятости. Сопоставляя изменения численности рабочих с урожаями предыдущего года, опять видим, что нет соответствия в целом ряде лет: так, годам подъёма —1872, 1880 и 1881 — предшествовали неурожайные годы; после высоких урожаев 1883 и 1884 гг. наблюдались депрессия и сокращение производства.
Для дальнейших лет мы имеем уже возможность сопоставления урожаев непосредственно со стоимостью промышленной продукции, пользуясь данными сводки Варзара. Сравнение темпов прироста продукции лёгкой промышленности за период с 1887 по 1913 г. включительно даёт следующие результаты: из 10 урожайных лет лишь в течение 5 лет наблюдался прирост промышленной продукции выше среднего, а в течение 5 остальных — слабый прирост; из 8 неурожайных лет 3 года сопровождались приростом выше среднего; наконец, из 7 лет со средним урожаем (не считая 1905 г.) в двух случаях имел место высокий рост продукции, а в двух — снижение объёма производства. Таким образом, даже в лёгкой промышленности в пореформенный период нельзя усмотреть прямой связи между урожаями и динамикой продукции. Для тяжёлой промышленности, естественно, связь ещё более отдалённая.
Причину слабой зависимости промышленности от урожаев в аграрной стране надо видеть прежде всего в том, что размеры урожая хлебов далеко не точно отражали изменения в покупательной способности сельского населения, так как, во-первых, значительная часть товарной продукции состояла из животноводческих продуктов или технического сырья, особенно в позднейший период, а во-вторых, в эпоху аграрного кризиса, тянувшегося в России с середины 80-х годов почти до конца 90-х, значение высоких урожаев сводилось на нет падением хлебных цен. Между тем переоценка влияния хороших или плохих урожаев на развитие промышленности была характерна не только для представителей торгово-промышленных кругов, но и для многих буржуазных экономистов XIX столетия.
Помимо колебаний в размерах продукции сельского хозяйства страны, в пореформенный период для развития промышленности, а следовательно, и для экономических циклов имели серьёзное значение рост товарности и связанная с этим денатурализация сельского хозяйства. Эти процессы шли особенно интенсивно в первой половине пореформенного периода, пока аграрный кризис не привёл к упадку торгового земледелия. Они снова усилились после революции 1905 г., когда высокий уровень сельскохозяйственных цен, ускорившийся процесс дифференциации деревни и рост капиталистического сельского хозяйства привели к расширению ёмкости внутреннего рынка за счёт повышения спроса сельскохозяйственного населения, и притом не только на предметы потребления, но и на средства производства.
Неравномерность этих процессов во времени сказалась в том, что влияние спроса населения на ход промышленных циклов было в разные периоды различным: в первое десятилетие после реформы быстро возраставшая товарность сельского хозяйства удлиняла и усиливала подъём; в 80-х годах упадок сельского хозяйства затянул фазу депрессии, а в начале 90-х годов послужил одним из факторов приостановки начавшегося в 1888 г. подъёма, и если деградация деревни не помешала интенсивности промышленного подъёма в 90-е годы, то лишь потому, что действовали другие, более сильные факторы, особенно расширение железнодорожного строительства, принявшее невиданные до того размеры. Отчасти влиянию подъёма в сельском хозяйстве после революции 1905 г. следует приписать и кратковременность кризиса 1908 г.
Аграрное перенаселение, принявшее в России к началу XX столетия особенно острые формы, каких не знало народное хозяйство западных стран, являлось причиной низкого уровня заработной платы, которая не обнаруживала никакого роста до революции 1905 г. Это задерживало рост спроса промышленного населения на предметы потребления. Заметное повышение заработной платы после 1905 г. сыграло некоторую роль в оживлении лёгкой промышленности в 1906—1907 гг.
Крупнейшим фактором промышленной конъюнктуры в России, как и в других капиталистических странах, являлось развитие железнодорожного строительства; его значение в России проявлялось тем сильнее, чем слабее были другие источники повышения ёмкости рынка, а именно спрос со стороны нищавшего крестьянства и низко оплачиваемого пролетариата. Если мы сделаем сопоставление среднегодовых объёмов железнодорожного строительства за отдельные отрезки времени с ростом продукции, то для всего периода российского капитализма, начиная с крестьянской реформы и до первой мировой войны, получим такую картину.
Анализируя приведённую таблицу, можно констатировать, что, как ни велико было влияние постройки железных дорог на промышленный подъём, оно всё же по было решающим фактором в смене фаз промышленных циклов. При больших размерах оно усиливало подъём; по также и в периоды сокращения производства наблюдалось довольно крупное строительство, как это имело место во время кризиса 1873—1876 гг. и 1900—1903 гг. Наоборот, периоды подъёма конца 70-х и конца 80-х годов проходили при минимальном железнодорожном строительстве и, следовательно, вызваны были другими факторами. Бесспорно, что малые размеры строительства были причиной отсутствия широкого размаха подъёма. Упадок промышленности после 1872 и 1882 гг. не был предотвращён довольно значительными размерами строительства в эти годы. Подъём 1910—1913 гг., прерванный войной, приобрёл весьма интенсивный характер ещё до того, как железнодорожное строительство успело развернуться.
Одним из важнейших ресурсов для капиталистической промышленности, позволяющим ей расширять рынок для своей продукции при стабильности и даже снижении покупательной способности населения, является вытеснение ею мелкого производства. Этот момент стал играть в России заметную роль лишь с переходом мануфактуры на механизированное производство и превращением её в фабрику. Процесс этот приобрёл широкие размеры после крестьянской реформы. До того, наоборот, наблюдались нередко случаи разукрупнения мануфактуры и децентрализации производства с переходом к надомной системе. При отсутствии механизации па мануфактуре предприниматели зачастую переходили к надомной системе, которая позволяла повышать эксплуатацию рабочих. Этот факт, как мы уже отмечали ранее, подтверждается падением средней численности рабочих на одно предприятие, наблюдавшимся в течение 30 лет — с 1843 г. до кризиса 1873 г., когда переход на механические двигатели стал быстро стягивать рассеянных по деревням рабочих на фабрику.
Развитие мануфактуры на почве детального разделения труда, приводящего к огромному повышению его производительности, так картинно описанное у Адама Смита, в России в таких размерах, как в Англии, не получило воплощения в жизни. Децентрализация производства в 40-х годах, а затем через 30 лет обратное стягивание рабочих на фабрику не меняли экономической сущности дела, но в то же время в тогдашней крайне несовершенной статистике отражались в первом случае как падение производства, которого на деле могло и не быть, во втором — как слишком быстрый рост, который также не имел места, когда происходила замена одной формы производства другой. В некоторых отраслях, как, например, в обувной промышленности, удельный вес мелкого производства оставался преобладающим в начале XX в. В шёлковой промышленности до конца XIX в. половина производства была кустарного типа. Но, как бы то ни было, в последней четверти XIX в вытеснение кустаря фабрикой шло настолько интенсивно, что оно обеспечило для крупных предприятий в лёгкой промышленности возможности роста даже в кризисные годы.
Последний экономический фактор, на котором мы считаем нужным остановиться,— это денежное обращение. Несмотря на ту несомненно существенную роль, какую этот фактор играл во время отдельных экономических кризисов, большинство наших экономистов, писавших об экономических кризисах, избегают касаться вопроса о влиянии монетарного фактора на течение промышленных циклов. Такая позиция была бы оправданной в том случае, если бы изменения в денежном обращении всецело определялись циклическим движением промышленного производства. На самом деле это далеко не так. Изменение в денежном обращении в конкретной экономической действительности нередко зависит от сторонних для товарооборота факторов — государственного бюджета, войн, расчётного баланса страны и т. д. История показывает многочисленные примеры изменений платёжеспособного спроса, причины которых коренятся в непроизводственной сфере, как то: изменение доходов или расходов населения в результате роста бюджетных расходов или налогового обложения или кредитования потребительских нужд (например, ипотечные ссуды помещикам, продажа в рассрочку автомобилей и других предметов
длительного пользования в США и т. п.), строительство за счёт иностранных кредитов, добыча золота, увеличение военных расходов, обусловленных милитаризацией, инфляция и пр.
Инфляция, связанная с дополнительным выпуском бумажных денег в обращение, при известных условиях вызывает кратковременное расширение производства, однако не всегда в соответствии с размерами дополнительной эмиссии. Поэтому изменения в состоянии денежной массы и в покупательной силе денег, вызванные внешними для промышленности причинами, нельзя игнорировать при анализе влияния разнообразных факторов, которым подвергается течение промышленных циклов в конкретно-исторической действительности. Особенно это важно при бумажно-денежном обращении, которое в меньшей степени способно приспособлять свой объём к реальным потребностям товарооборота, чем золотое обращение.
На протяжении 80-летнего периода — от 30-х годов прошлого столетия до мировой войны — денежное обращение в России пережило следующие этапы:
1. До 1839 г. обращение неразменных бумажных денег с колеблющимся курсом (ассигнации).
2. Реформа Канкрина и переход на серебряную валюту.
3. Период серебряной валюты, кредитные билеты, разменные на серебро и золото по твёрдому паритету.
4. 1856—1860 гг. — военная инфляция, вызванная Крымской войной, прекращение размена, обесценение кредитного рубля и выпадение металла из обращения.
5. 1861—1876 гг. — период неразменных бумажных денег с неустойчивым курсом, в течение которого правительство проводило политику дефляции, стремясь вернуть бумажный рубль к прежнему паритету. Эта политика выражалась в высоком уровне ссудного процента и в сокращении размеров денежной массы при растущем товарообороте. В этот период развивается кредитная система, сильно сократившая потребность в наличных деньгах.
6. 1877—1879 гг. — военная инфляция и новое обесценение рубля.
7. 1880—1885 гг. — период бумажно-денежного обращения с неустойчивым курсом. Возобновление финансовым ведомством политики дефляции и высокого ссудного процента в целях поднятия курса рубля до золотого паритета.
8. 1886—1896 гг. — период бумажного обращения после отказа от возврата к прежнему паритету при относительной стабильности курса рубля и сравнительно дешёвом кредите в банках.
9. 1897—1913 гг. — период золотой валюты.
10. 1914—1917 гг. — расстройство денежного обращения во время войны в результате военной инфляции и внутреннего и внешнего обесценения рубля.
Военная инфляция, порождённая войнами 1854—1856 гг. и 1877—1878 гг., и особенно полное расстройство денежного обращения, наступившее через полтора-два года после окончания Крымской войны, оказали весьма отрицательное влияние на ход промышленных циклов. Подъём промышленности, обозначившийся ещё до Крымской войны, приобрёл к концу войны и в последующие месяцы характер «бума» с учредительской горячкой и биржевой спекуляцией. Последующий период, когда денежное обращение пришло в расстройство, совпал с длительным кризисом и депрессией, тянувшейся до конца крестьянской реформы.
Кризис, слабо проявившийся в условиях крепостного хозяйства в процессе циклических колебаний, порождаемых внутренними для промышленности причинами, был на этот раз усилен и обострён действием монетарного фактора.
Военная инфляция 1877—1878 гг. придала значительную силу промышленному подъёму, последовавшему за кризисом 1873 г.
Наконец, военная инфляция 1914—1916 гг. вызвала чрезвычайное повышение предпринимательской активности и расцвет биржевой спекуляции, хотя этот ажиотаж в силу отвлечения огромного количества населения в армию, расстройства транспорта и оккупации части территории неприятелем и не смог привести к общему росту производства. Дезорганизующее влияние чисто военного фактора в данном случае перевесило стимулирующее влияние инфляционного повышения цен.
Дефляционная политика, которой придерживалось финансовое ведомство как до, так и после турецкой войны, вне всякого сомнения оказывала угнетающее влияние на оборот денег, затягивая депрессию. Россия в последней четверти XIX в. являлась единственной из капиталистических стран, которая в период депрессии годами держала высокий уровень ссудного процента. Напротив, политика низкого учётного процента, продержавшаяся почти до конца 90-х годов, весьма облегчила подъём и, способствуя его большему размаху, отразилась затем и на углублении кризиса.
Переход к золотому обращению, придав товарообороту необходимую для его успешного развития твёрдую металлическую базу, имел существенное значение, во-первых, для внешней торговли, развитие которой быстро пошло вперёд, а, во-вторых, — для получения облигационных займов за границей. Это обстоятельство сильно помогло восстановлению народного хозяйства и после русско-японской войны, так как добрая половина военных расходов фактически была покрыта ресурсами из-за границы, и таким образом инфляции на этот раз удалось избежать. Едва ли в какой другой стране влияние происходивших в сфере денежного обращения изменений для хода промышленных циклов было так велико, как в России. Но и в других капиталистических странах, где металлическое обращение существовало весь период промышленного капитализма, политика центрального банка и эмиссионная система оказывали то или иное влияние на ход подъёмов и кризисов, обостряя или смягчая их.
История кризисов свидетельствует о всё возрастающем влиянии войн на промышленные циклы. История российских кризисов прошла через три войны. Из них первая, Крымская, усилив начавшееся до неё оживление, перешедшее затем в общий подъём, оказала влияние на промышленность главным образом через инфляцию и последовавшее расстройство денежной системы, о чём говорилось выше. Война 1877—1878 гг. также способствовала оживлению и затем подъёму. Оказала влияние на промышленность русско-японская война 1904—1905 гг. Вызвав оживление в одних отраслях, она, в то же время явилась одной из основных причин депрессии в других отраслях, в которых оживление началось ещё до войны. Деформация промышленного цикла, обусловленная революцией 1905 г., ослабила непосредственное влияние войны, которая виной обстановке могла бы привести к значительному подъёму на почве военных поставок. Однако финансовые последствия неудачной войны — истощение казны и усиленное использование внутреннего и внешнего денежного рынков для государственных займов ограничили на ряд лет возможность расширения тяжёлой промышленности за счёт казённых заказов, как и приток частных капиталов в промышленность.
К важным факторам внешнего порядка, оказавшим влияние на промышленные кризисы и подъёмы в России, следует отнести также и непосредственный приток в промышленность иностранных капиталов. Статистика иностранных капиталов показывает следующую динамику ввоза иностранного капитала в Россию в форме инвестиций в акционерные торгово-промышленные и кредитные предприятия за 1888—1915 гг.1.
Хотя приведённые абсолютные цифры недостаточно точны, всё же они дают наглядную картину как движения иностранного капитала, так и изменения его удельного веса в основном капитале российской крупной промышленности за указанные годы. В период 1889—1894 гг. иностранный капитал приливает слабо; с 1895 г., когда промышленный подъём уже не вызывал сомнений, наблюдается усиленный приток, возрастающий с каждым годом; удельный вес иностранного капитала, падавший в предыдущем периоде, значительно повышается и достигает 37,5% в годы кризиса. Далее, в течение 9 лет, начиная с 1902 г., импорт капитала ослабевает, но его удельный вес почти не меняется. Наконец, начиная с 1910 г. иностранные инвестиции в русскую промышленность вновь сильно возрастают, и к началу войны они уже составляют 42% совокупного акционерного капитала промышленности и банков. Отсюда можно сделать следующие выводы: приток иностранного капитала следовал за движением промышленного цикла, а не вызывал сам изменения фаз. Но каждый подъём существенно усиливал в стране покупательную способность. Конечно, не весь вкладывавшийся в русскую промышленность капитал предъявлял спрос на товары на внутреннем рынке — значительная часть оборудования закупалась на рынке страны-инвестора. Тем не менее стимулирующее влияние иностранных инвестиций несомненно. Аналогичное значение имел и приток иностранного капитала в облигационной форме, будь то облигации железнодорожных пли промышленных обществ или государственные займы,— во всех случаях в стране появлялась добавочная покупательная сила, предъявлявшая спрос на промышленные товары или на рабочую силу. Оборотной стороной ввоза иностранных капиталов, помимо роста кабальной зависимости страны от заграничного финансового капитала, были растущие ежегодные платежи России за границей, что в периоды депрессии приводило к отрицательному балансу в расчётах страны с иностранными кредиторами. Такова была роль основных экономических и неэкономических факторов, оказавших то или иное влияние на течение промышленных циклов в России.
В чём же проявлялось действие внутренних для промышленности экономических процессов, обусловливавших неизбежную смену фаз промышленного цикла даже при отсутствии каких бы то ни было внешних воздействий на развитие промышленности? Основное противоречие капиталистического строя — частное присвоение при общественном характере производства, неизбежно порождающее в силу бесплановости производства диспропорциональность между ростом отраслей I и II подразделений и между расширением производства и отставанием платёжеспособного спроса,— являлось и в аграрной России такой же основной причиной кризисов перепроизводства, как и в индустриальной Англии. Но от действия внешних для промышленности факторов зависело начало наступления перепроизводства в каждом промышленном цикле, а следовательно, и продолжительность фаз цикла. Различной была роль производственных факторов при переходе от подъёма к кризису и от депрессии к оживлению: в первом случае они играли решающую роль, во втором преобладало влияние внешних факторов. Если обратиться к истории российских кризисов, то можно определённо установить следующие факты.
Кризис 1873 г. возник в результате назревших внутренних противоречий без влияния каких либо «внешних» факторов — железнодорожное строительство ещё продолжалось, урожаи в 1872 1873 гг. были средние. Осложняющим моментом была пассивность торгового баланса и отсюда — низкий вексельный курс и дороговизна кредита.
Кризис 1882 г. возник в неурожайный год, но после хорошего урожая 1881 г.; а в два следующих года сбор хлебов был рекордным, но кризис не ослабел.
Кризис 1900 г. начался, когда подъёму ещё способствовали все внешние для промышленности факторы: и значительный объём железнодорожного строительства, и крупный прилив иностранного капитала, и активность торгового баланса в течение ряда лет, и дешёвый кредит, предоставляемый банками из низкого процента до середины 1899 г.
В годы —1873, 1882 и 1900 — благоприятная общая конъюнктура для подъёма не помешала наступлению кризисов перепроизводства. Это ясно говорит о том, что последние вызывались обострением внутренне присущих капитализму противоречий и непропорциональным расширением производства при росте нищеты трудящихся.
Гораздо сложнее вопрос о факторах, вызывавших в России переход от депрессии к оживлению. В странах развитого капитализма основной толчок к оживлению даёт начинающийся процесс обновления основного капитала. Этому процессу способствует обстановка депрессии — низкие рыночные цены, побуждающие стремиться к снижению себестоимости путём повышения технического уровня производства, обилие на денежном рынке ссудного капитала и дешевизна кредита. Расширение промышленного спроса на оборудование вызывает оживление производства в металлообрабатывающей промышленности, а последняя тянет за собой другие отрасли I подразделения— металлургию и топливную промышленность. Затем оживление распространяется на производство предметов потребления вследствие повышения доходов лиц, занятых в I подразделении. Таким образом, нормальный ход промышленного подъёма — движение от тяжёлой промышленности к лёгкой. В России во многих случаях подъём развивался нормально, несмотря на то, что машиностроение развилось позже других отраслей, отсутствовало производство многих видов машин, ввоз машин из-за границы нередко превышал собственное производство.
Расширение машиностроения во время депрессии начинало оказывать всё большее действие. Сопоставляя динамику производства машиностроительной промышленности с фазами промышленных циклов, можно отметить следующее.
После кризиса 1873 г. машиностроение обнаруживает быстрый рост в течение 1874—1878 гг., что создаёт материальные предпосылки к переходу от депрессии к оживлению в 1877 г., усиленному началом войны.
Начиная с 1879 г. производство машин в России снижается, так же как и их ввоз. Это снижение продолжается до 1885 г. включительно. С 1886 по 1889 г. наблюдается новый рост машиностроения, что также благоприятствовало наступившему новому подъёму после кризиса 1882 г. Рост машиностроения возобновляется в 1893 г. и открывает полосу нового бурного подъёма промышленности. За 8 лет (1893—1900) машиностроение возросло в 3,8 раза. За дальнейшие годы имеются сведения лишь о металлообрабатывающей промышленности в целом. Эта отрасль после падения в годы кризиса начала расширять выпуск продукции с 1903 г., а затем после кризиса 1908—1909 гг. произошёл новый взлёт — в 1910 г.
Сопоставление данных о развитии машиностроения с фазами промышленных циклов позволяет прийти к выводу, что обновление капитала в промышленности в России как фактор перелома цикла начало играть заметную роль уже во второй половине XIX в.
Рассматривая историю каждого промышленного цикла в отдельности, можно отметить следующие более или менее существенные факторы, оказавшие заметное влияние на толчок к оживлению и подъёму.
1) Русско-турецкая война, вызвавшая перелом в 1877 г.
2) Хорошие урожаи в 1887 и 1888 гг., обманувшие, однако, ожидания вследствие падения хлебных цен.
3) Развёртывание железнодорожного строительства в 1892—1893 гг., давшее основу для длительного подъёма.
4) Японская война, вызвавшая оживление в тяжёлой промышленности в 1904 г.
5) Высокий урожай 1909 г. и резкое увеличение экспорта.
Однако каждый раз поворот к оживлению и подъёму наступал после того, как предыдущая депрессия подготовляла рынок к новому росту производства путём уменьшения товарных запасов, снижения цен и повышения спроса на оборудование для обновления основного капитала, хотя последний момент в России проявлялся несколько слабее, чем в других странах, где машиностроение обслуживало не только внутренний, но и внешний рынок.
Острые экономические кризисы, за которыми следовали продолжительные периоды промышленного застоя, усиливали процесс разорения мелких производителей, ещё более увеличивали относительное и абсолютное обнищание пролетариата.
Крайнее ухудшение положения трудящегося населения в царской России было обусловлено военно-феодальным характером российского империализма.
Аграрная политика царизма, с которой были связаны интересы правительственных партий помещиков и крупной буржуазии, увеличила массовые голодовки крестьян, испытывавших неисчислимые страдания, и громадную растрату производительных сил страны.
Число голодающих крестьян в отдельные годы достигало 20 млн. человек. Голодающая деревня ежегодно выбрасывала в город в поисках работы и хлеба миллионы людей, пополняющих ряды резервной армии труда. Увеличение общего числа голодных и безработных в стране ухудшало экономическое положение работающей части пролетариата.
Военно-хищническая бюджетная политика самодержавия, рост бюрократического, полицейского аппарата увеличивали налоговое бремя рабочих и крестьян, обостряли нужду и лишения широких масс населения.
С развитием производительных сил, усовершенствованием техники, обеспечивающими увеличение производительности труда и рост общественного богатства, усиливались экономические кризисы, росли необеспеченность существования и безработица всё более широких слоев трудящихся масс. Обострялись, таким образом, все противоречия капиталистического способа производства. Вместе с тем росло недовольство трудящейся и эксплуатируемой массы населения, росло число и крепла сплочённость пролетариев, обострялась их борьба с «эксплуататорами.
Недовольство широких масс трудящихся, обострённое продовольственным и экономическим кризисом, дороговизной, бедствиями и разорением, порождёнными империалистической войной, вылилось в пролетарскую революцию 1917 г.
Великая Октябрьская социалистическая революция заменила частную, капиталистическую собственность общественной, социалистической собственностью па средства производства, ликвидировала эксплуатацию человека человеком и создала социалистическую систему хозяйства.
С установлением общественной, социалистической собственности на средства производства в нашей стране потеряли силу, перестали действовать старые экономические законы, присущие капиталистическому способу производства, и возникли новые экономические законы — экономические законы социализма. Потерял силу закон конкуренции и анархии производства, и вступил в действие экономический закон планомерного, пропорционального развития народного хозяйства, обусловивший плановое, бескризисное развитие социалистической экономики. Социалистическая экономика свободна от экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство, наносящих обществу громадный материальный ущерб. В противоположность капитализму, где хозяйство развивается циклически, через периодически повторяющиеся кризисы, социалистическое хозяйство развивается непрерывно, по восходящей линии, не бывало высокими темпами в соответствии с требованиями основного экономического закона социализма и закона планомерного развития народного хозяйства.
Социалистическое плановое хозяйство исключает безработицу, нищету и голод трудящихся. Оно создаёт условия для обеспечения максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества.
1 См. Л. Эвентов, Иностранный капитал в русской промышленности, 1931, стр. 17.
<< Назад Вперёд>>
