В первых четырех главах настоящего труда мною перечислены задачи, которые выполнились русской военной силой в течение XVIII и XIX столетий, и указаны достигнутые результаты.
Об этих задачах необходимо было напомнить, чтобы с достаточной определенностью выяснить:
1) Какие задачи были поставлены Военному ведомству в последних годах XIX и первых XX столетий.
2) В какой преемственной связи находились эти задачи с задачами, уже выполненными русской военной силой.
Главные задачи, поставленные нашей армии в XVIII и XIX столетиях, заключались в расширении границ на северо-западе с целью выхода к морям Балтийскому и Черному и в овладении Каспийским морем. Задачи эти были выполнены, но для сего потребовалось огромное напряжение всех сил русского народа.
В течение XVIII и XIX столетий с расширением территории мы изменяли наши государственные границы на всем протяжении, за исключением большей части границы с Китаем, которая от долины р. Катуни до устья р. Шилки оставалась неизменной в течение двух столетий. Усилиями армии западная граница, сравнительно с 1700 г., отодвинута от Москвы вместо 450 верст более чем на 1000 верст.
На северо-западе и юге мы дошли за два столетия до естественных рубежей — морей Балтийского и Черного.
В то же время со стороны Кавказа и Средней Азии мы выдвинули свои границы далеко вперед. Море Каспийское стало нашим внутренним.
Веденные нами в целях выхода к Балтийскому и Черному морям внешние войны сопровождались следующим напряжением сил:
По выходу к Черному морю, в борьбе с Турцией, участвовало 3,5 млн борцов, и мы потеряли из них убитыми, ранеными, больными 750 000 человек.
По выходу к Балтийскому морю, в борьбе со Швецией, участвовало 1 800 000 человек, и мы потеряли 700 000 человек.
Уже эти цифры указывают, каких жертв мы должны были ожидать при стремлении прочно стать на берегах Великого и Индийского океанов, если бы на русскую армию возложены были эти задачи в XX в.
Относительно вероятных задач для русской вооруженной силы в XX в., мною во всеподданнейшем докладе военного министра в 1900 г. высказано мнение, что в ближайшие к нам годы XX столетия вопрос о государственных границах России должен быть поставлен на первом плане. Отсюда вытекала необходимость выяснить основной важности вопрос: довольны ли мы в настоящее время своими границами и если недовольны, то на каких участках и почему.
Тот же самый вопрос надлежало исследовать и для соседей наших по отношению к границам с нами. При этом мною был сделан вывод, что если мы в настоящее время довольны своими границами и не имеем стремлений к дальнейшему их отодвиганию в ту или другую сторону, то, вероятно, и новых наступательных войн в течение XX в. с нашей стороны ведено не будет. Если же мы ценой страшных усилий и огромных жертв в течение двух столетий достигли границ, которые, удовлетворяя нас, поставили в то же время тех или других из наших соседей в такое положение, что они задачей своей в течение XX в. будут ставить отторжение от России приобретенных ею земель, то опасность новых войн для нас не устранится, но войны получат характер оборонительный.
В главе 2-й и рассмотрен вопрос о соответствии наших государственных границ нуждам России.
Ниже изложенные заключения представлены мною еще в 1900 году.
Исследование вопроса о границах по отношению к самому могущественному из наших соседних государств — Германии — привело меня к выводу, что как Германии, так и, в особенности, нам не представляется выгодным вести войну с целью изменения существующих границ. Такой же вывод сделан и по отношению к Австрии.
Относительно Турции сделан вывод, что если нас и удовлетворяет настоящая граница с нею, то необходимо иметь в виду, что Турция при благоприятных обстоятельствах может сделать попытку возвратить отторгнутые от нее области. Средствами для обеспечивания нашего положения на турецкой границе признавалось мною успокоение и устройство Кавказа и упрочение нашего господства на Черном море.
Относительно Персии сделан вывод, что ни политические, ни военные условия не вызывают необходимости в каких-либо изменениях на обширной границе нашей (2000 верст) с Персией.
Относительно границы с Афганистаном высказано мнение об опасности и невыгоде менять нашу границу.
Еще в 1878 г., занимая должность начальника Азиатской части Главного штаба, я уже был убежденным приверженцем идеи о необходимости мирной, совместной с Англией, работы России в Азии и противником всяких наступательных планов к стороне Индии.
Граница с Китаем в продолжении почти 200 лет отвлекала для ее охраны ничтожное число сил и средств России.
Японо-китайская война, возрастание сил Японии и вторжение наше со своими предприятиями в Маньчжурию резко изменили это положение. Тем не менее еще в 1900 г. я признал возможным дать относительно нашего положения на китайской границе следующее заключение:
«Несмотря на более активные действия с нашей стороны и совершившийся захват в сферу нашего влияния всей Маньчжурии, надлежит признать, что мы ныне вполне довольны нашей государственной границей с Китаем, и изменение этой границы, например, присоединение к России той или другой части Маньчжурии, представляется вполне нежелательным».
В том же докладе 1900 г. высказано мнение, что по отношению к Китаю политика наша должна ставить себе целью в ближайшие годы: 1) не допускать усовершенствования и увеличения в Китае, особенно Северном, вооруженных сил, не допускать в северной части иностранных инструкторов, 2) развивать возможно больше экономические и торговые сношения, первоначально в северных провинциях и 3) избегать, насколько возможно, столкновения в Китае с европейскими нациями.
С Кореей мы граничим всего на 16 верстах. Тем не менее с вторжением нашим в Маньчжурию мы вошли в соприкосновение с Кореей на протяжении всей обширной границы между Маньчжурией и Кореей по долинам р. Ялу и Тумень-ула.
Относительно нашего положения на корейской границе мною в докладе 1900 г. высказано следующее заключение: «В настоящее время мы совершенно еще не готовы к сколько-нибудь активной роли в Корее и должны всеми мерами избегать столкновения из-за корейских дел с Японией».
Наконец, относительно Японии в докладе 1900 г. помещены следующие строки: «В стремлении овладеть корейским рынком (хотя только экономически и политически) мы неизбежно встретим энергичный отпор со стороны Японии. С этой державой, по всей вероятности, нам придется уже в начале XX в. иметь вооруженное столкновение, если таковое не будет заблаговременно отстранено».
Силы России в течение XVIII и XIX столетий хотя и возросли в значительной степени, но рост сил наших соседей, особенно в железнодорожном отношении, шел в еще большей степени. Поэтому наше положение на границах не только не становилось с течением времени все прочнее, но мы в конце XIX века по отношению к Германии и Австрии оказались в худшем положении, чем были в конце XVIII в. (большая готовность Германии и Австрии к вторжению в наши пределы, чем наша).
Поэтому в докладе 1900 г. я сделал вывод, что наша западная граница находится в еще небывалой в истории России опасности в случае европейской войны, и что поэтому главное внимание Военного ведомства в первые годы нового столетия должно быть обращено не на внешние предприятия, а на усиление нашего положения на Западе.
Военное ведомство обязано прежде всего обеспечивать целость владений России. В расходовании отпускавшихся Военному ведомству средств, при постоянном недостатке их, приходилось удовлетворять прежде всего те нужды, которые были неотложны, и усиливать наше положение на тех участках государственной границы, на которых мы были наиболее угрожаемы.
В последнюю четверть XIX в. не только осложнились, вследствие огромной боевой готовности Германии и Австрии, наши задачи на Западе, но весьма осложнились и наши задачи по охране границ с Румынией, Турцией, Афганистаном, а за период 1898-1900 гг. к этим тяжелым задачам прибавилась и задача по охране занятого нами положения на Дальнем Востоке, необходимо было приготовиться защищать быстро и неожиданно для Военного ведомства сделанный нами шаг по выходу к берегам Тихого океана.
Выполнение всех задач по охране 17 000 верст границ и поддержание военных сил России на такой высоте, чтобы мы могли дать отпор не только каждому из 9 государств, соприкасающихся с Россией, но и коалиции из них, требовали и отпуска соответствующих трудности этой задачи денежных средств.
В главе 4-й настоящего труда приведены выводы из деятельности русской армии в XVIII и XIX вв., которые и должны были послужить основанием для деятельности нашей армии в начале XX в.
Из обзора наших границ, изложенного во 2-й главе, сделан был в 1900 г. в высокой степени важный и успокоительный вывод, что Россия не нуждается в дальнейшем увеличении территории на всем огромном протяжении границ ее.
Главные выводы, помещенные в 4-й главе, заключаются в следующем:
1) наша армия со второй половины XIX в. начала отставать от европейских армий в готовности (железные дороги), в технических силах и средствах;
2) последние из веденных Россией войн указали на неудовлетворительность командного состава армии;
3) в этих же войнах выказалась недостаточная тактическая подготовка армии;
4) для достижения победы над серьезным противником требовалось с нашей стороны превосходство в силах;
5) задачи войск по охране целости империи осложнились в последнее время заботами по поддержанию внутреннего спокойствия;
6) огромная боевая готовность наших соседей при нашей отсталости на западной границе вызывала необходимость ограничиться обороной наших пределов, не налагая на живущее поколение в начале наступающего века выполнения наступательных задач;
7) наша отсталость на западной границе, особенно в железнодорожном отношении, представляла такую опасность, что обязывала нас главной задачей армии в начале наступающего века поставить усиление наше на западной границе;
8) наконец, одним из важнейших выводов из деятельности армии в XVIII и XIX столетиях надлежало признать, что при отсталости нашей от вероятных противников, успех в случае войны достигался нами при двух условиях: а) цели для войны ставились определенные и б) для достижения этих целей проявлялось огромное упорство. Боролись по много лет, невзирая на жертвы и трудности, пока не достигали победы.
С введением всеобщей воинской повинности к этим основным условиям для успеха на войне прибавилось третье: для успеха действий армии современного состава требовалось, чтобы война была популярной, с приподнятым чувством патриотизма во всех слоях общества. Другими словами, «вооруженный народ» мог успешно вести борьбу с могущественным противником только в том случае, если война становилась «народной», а не правительственной.
Эти ценные выводы из двухсотлетней деятельности нашей армии и должны были служить указаниями при составлении планов мероприятий по Военному ведомству в конце прошлого и начале настоящего столетия.
Указанная выше наша неготовность на западной границе и усложнение наших задач по другим участкам государственной границы, а также обнаруженные в Русско-турецкую войну наши недочеты по Военному ведомству — все это вызвало усиленную деятельность Военного ведомства тотчас после Русско-турецкой войны. Много в 20 лет и было исполнено. Но нужды все росли, особенно вследствие непрекращавшегося роста боевой готовности наших соседей.
В 1897 г., до моего вступления в управление Военным министерством, бывшим военным министром генералом Ванновским, совместно с генералом Обручевым, был разработан в общих чертах план мероприятий по Военному ведомству, выполнение которого требовало прибавки к предельному бюджету (нормальному) 455 млн руб. в течение 5 лет.
И эта огромная, на первый взгляд, сумма далеко не исчерпывала наших нужд, даже имевших важное значение.
Уже по вступлении в управление Военным министерством, мне пришлось предъявить министру финансов требование об отпуске вышеозначенных 455 млн руб. на пятилетие 1899-1903 гг. сверх сумм, которые отпускались по предельному бюджету. Вместо этой суммы, ссылаясь на состояние Государственного казначейства, министр финансов признал возможным отпустить лишь 160 млн руб. Таким образом, мы еще в 1898 г. были обречены на боевую неготовность вследствие неудовлетворения неотложных военных нужд примерно на сумму около 300 млн руб. Полный недостаток средств для удовлетворения наших боевых нужд вынудил отнестись с особой осторожностью к составлению плана расходов на пятилетие 1899—1903 гг. После всестороннего рассмотрения вопроса, каким из многочисленных нужд дать предпочтение, государю императору благоугодно было, как то изложено в 5-й главе, поставить на первую очередь следующие из них:
1) продолжение усиления нашего положения на Дальнем Востоке;
2) улучшение положения офицеров в целях улучшения командного состава армии;
3) улучшение положения нижних чинов;
4) перевооружение артиллерии.
Эта последняя задача была признана настолько важной, что для выполнения ее были отпущены особые средства, сверх вышеупомянутых 160 млн руб.
В главе 5-й указано, что исполнено по этим задачам.
Собственно по усилению нашего положения на Дальнем Востоке исполнено следующее.
Еще в 1884 г. в Приамурском военном округе находилось всего 12 батальонов пехоты. В 1894 г., через 10 лет, мы довели число батальонов лишь до 20. С 1895 г. усиление наше пошло быстрее. За время управления мною министерством, за пять лет с 1898-1903 гг., силы на Дальнем Востоке еще возросли на 31 батальон, 15 эскадронов и сотен, 32 орудия. Всего за это время на Дальнем Востоке прибавлено 840 офицеров и 37 000 нижних чинов. По плану 1899 г. мы намеревались в ближайшие годы довести состав войск, выставляемых на Дальнем Востоке из округов Приамурского, Сибирского и Квантуна до 48 стрелковых, 48 резервных батальонов, 57 эскадронов и сотен, 236 орудий и 3 саперных батальона, сведенных в три корпуса. Эти силы и могли составить достаточный авангард, под прикрытием которого должно было производиться сосредоточение подкреплений из Европейской России. Подкрепления могли исчисляться многими сотнями тысяч бойцов, но для успеха борьбы требовалась возможно быстрая перевозка их. Поэтому все становилось в зависимость от силы железной дороги. Между тем в 1900 г. наша железнодорожная связь с Дальним Востоком была еще очень слаба. Во всеподданнейшем докладе военного министра в 1900 г. помещены следующие строки:
«Для доведения войск Дальнего Востока до 96 батальонов, 57 эскадронов и сотен и 236 орудий потребуется около 6-7 лет. Это обстоятельство, а равно и неготовность железной дороги обязывает нас в ближайшие годы к крайней осторожности в наших внешних сношениях, дабы не быть вовлеченными в войну при обстановке вполне для нас невыгодной и силами недостаточными и крайне медленно собираемыми».
В 1903 г., при сохранении полной надежды на поддержание мира, мы усилили наши войска на Дальнем Востоке на 38 батальонов и приступили к сформированию третьих батальонов во все Восточно-Сибирские стрелковые полки, что давало еще 32 батальона.
Насколько усиление войск Дальнего Востока находилось в прямой зависимости от силы и готовности железной дороги, видно из того факта, что в июле 1903 г., за полгода до начала военных действий, наши планы могли составляться только на две пары воинских поездов слабого состава (менее 25 вагонов и платформ в одном поезде). Очевидно, при такой слабости железной дороги собрать быстро сильную армию на Дальнем Востоке было невозможно.
Таким образом, железнодорожная неготовность составляла главную причину нашей военной неготовности на Дальнем Востоке. При сильных железных дорогах, даже содержа на Дальнем Востоке незначительные силы, мы могли быстро собрать там нужное число корпусов.
И несмотря на все эти трудности военное Ведомство успело весной 1904г. создать на Дальнем Востоке и в Сибири силу в 172 батальона80, из коих 108 батальонов могли быть назначены для действий в поле. Этот заслон был создан, вследствие отпуска недостаточных средств, в ущерб нашей боевой готовности на других участках государственной границы.
Но удовлетворение наших нужд по Военному ведомству в 1898 г. вместе с ростом военных вооружений наших соседей вызвало приостановку усиления нашего положения на западной границе и тревожное накопление неудовлетворенных, весьма важных и неотложных нужд по многим отделам боевой готовности армии. На основании настойчивых ходатайств командующих войсками в округах мною было предъявлено, при обсуждении вопроса об отпуске кредитов на новое пятилетие 1904 — 1908 гг., требование на дополнительный отпуск к предельному бюджету 825 млн руб. на пять лет. Министр финансов, снова ссылаясь на состояние государственного казначейства, признал возможным отпустить только 130 млн руб. Пришлось, составляя план мероприятий, в зависимости от отпущенных средств, вновь отложить настоятельные мероприятия, не получившие удовлетворения более чем в течение 10—15 лет, за неотпуском необходимых денежных средств.
Между тем средства государственного казначейства совсем не были так скудны, чтобы мы вынуждены были отказываться от удовлетворения важнейших военных нужд. В то время, когда не находилось средств для Военного ведомства, на мероприятия Министерства финансов находились и расходовались сотни миллионов. Секрет между прочим заключался в особом способе исчисления ожидаемых доходов. Эти исключения хронически за 12 лет с 1894 по 1905 г. включительно составлялись с таким расчетом, чтобы образовать значительную так называемую свободную наличность. В течение 8 лет из 12 ошибка в исчислении превышала 100 млн руб. ежегодно, а в течение двух лет превысила 200 млн руб. за каждый из этих годов.
В заключении 5-й главы значится, что главной причиной нашей недостаточной боевой готовности следует признать недостаточность отпусков денежных средств, каковая происходила: 1) от огромного увеличения отпусков на военный флот, 2) от производства огромных отпусков на предприятия на Дальнем Востоке, 3) от неправильной системы исчисления ожидаемых доходов.
В тех же пределах, в кои Военное ведомство было поставлено в 1898—1903 гг., расходы велись по строго определенному плану и достигнуты особо заметные результаты по усилению нашего военного положения на Дальнем Востоке, что видно из следующих данных.
Мы имели в Приамурском крае, в Маньчжурии и на Квантуне:
в 1884 г. — 12 батальонов
в 1894 г. — 20
в 1903 г. — 63
в 1904 г. — 140
В 6-й главе изложено с достаточной подробностью мнение военного министра в 1900-1903 гг. по маньчжурскому и корейскому вопросам, а также, что им исполнено, дабы избежать разрыва с Японией. Как было выше изложено, наша неготовность к войне так определенно сознавалась, а цели, которые мы преследовали на Дальнем Востоке, были настолько не настоятельны для жизни России, что по мнению военного министра надлежало даже принести весьма серьезные жертвы, только бы избежать разрыва с Японией. Когда переговоры с Японией затянулись, а во взглядах на средства, кои надлежало принять, чтобы избежать разрыва с Японией, проявилась большая разница, военный министр предложил решительный способ для избежания не только разрыва с Японией, но и для восстановления добрых отношений с Китаем. Мною, как значится в 6-й главе, было предложено передать обратно Китаю Квантун с Порт-Артуром и Дальним и продать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги, выговорив при этом особые права на Северную Маньчжурию. Такое решение маньчжурского вопроса не только предотвратило бы войну на Дальнем Востоке, но и успокоило бы остальные заинтересованные державы, которые не могли без тревоги взирать на некоторые шаги России в Маньчжурии, находившиеся в противоречии с договором с Китаем 1902 г.
В главе 7-й рассмотрены причины успеха японцев в войне с нами. Наиболее важной из этих причин признается та, что мы не оценили в должной степени материальные и духовные силы Японии и отнеслись к борьбе с недостаточной серьезностью.
Силу Японии составляло полное единение народа с армией и правительством. Это единение дало победу японцам. Мы вели борьбу только армией, ослабляемой при этом настроением народа, против всего вооруженного народа.
В заключении 7-й главы указано, что главная причина успехов японских войск заключалась в их высоком нравственном духе и готовности на все жертвы для достижения победы и в упорстве, с которым все чины армии, от солдата до главнокомандующего, добивались успеха. Японская армия была патриотично настроена, она чувствовала поддержку всей нации, все чины армии сознавали огромную важность начатой борьбы — и все это вместе взятое давало японским войскам большое преимущество перед нашими войсками.
В главах 8-11-й рассмотрены причины наших неудач в войне с Японией. Эти причины могут быть разделены на три группы:
независящие от деятельности Военного министерства;
зависящие от деятельности Военного министерства, но независящие от деятельности чинов действующей в Маньчжурии армии;
зависящие от деятельности чинов действующей армии в Маньчжурии.
В первую группу относятся:
отсутствие дипломатической подготовки для свободного расходования своих сил в борьбе с Японией (подобно той, которая позволила в 1870—1871 г. пруссакам двинуть все свои силы против Франции);
весьма малая роль во время войны с Японией нашего флота;
слабость Сибирской магистрали и Восточно-Китайской железной дороги;
внутренние волнения в России, повлиявшие на дух армии.
Во вторую группу относятся:
запоздалая мобилизация подкреплений, назначенных на Дальний Восток;
увольнение во время войны из округов Европейской России в запас отлично подготовленных нижних чинов, еще обязанных по закону действительной службой, и направление одновременно к нам в армию запасных старших сроков службы, мало подготовленных в военном отношении;
весьма несвоевременное укомплектование наших войск на Дальнем Востоке (причина эта находится в зависимости и от слабости железной дороги);
замедление в продвигании вперед отличившихся на войне; многие представления не были вовсе уважены;
недочеты в технической части (не было снарядов с достаточным разрывным действием, не было пулеметов, не было достаточно телеграфных средств, полевых железных дорог и пр.);
недочеты организационного характера (отсутствие войск сообщения, транспортов, громоздкость организаций армий и корпусов);
недочеты личного состава офицерского и нижних чинов.
В третью группу относятся:
отсутствие военного воодушевления в войсках;
недостаточное упорство в боях некоторых частей войск;
недостаточное упорство в достижении поставленных целей начальствующими лицами всех степеней;
нарушение во время боев организации войск.
В главе 4-й сделаны выводы из деятельности русской армии в XVIII и XIX столетиях с целью иметь основание для деятельности армии в начале XX в.
Слабые стороны нашей армии, которые были отмечены в результате войн, веденных во второй половине прошлого столетия, оказались не устраненными за 50-летний период (со времени Восточной войны 1853-1856 гг.) и повторились в войну Русско-японскую, а именно:
в технических силах и средствах мы отстали от японцев;
командный состав был неудовлетворителен;
армия не имела достаточной тактической подготовки;
для одержания победы над японцами требовалось значительное превосходство в силах.
Добавим, что, как и во время войн XVIII и XIX столетий, главная тяжесть борьбы легла на сухопутную армию.
В заключении 4-й главы значится, что одним из важнейших выводов из деятельности армии в XVIII и XIX столетиях надлежит признать, что, при нашей отсталости от вероятных противников, успех в случае войны мог быть достигнут лишь при соблюдении следующих двух условий: 1) если цели для войны поставлены определенно и 2) если для достижения этих целей проявилось огромное упорство. Мы боролись в XVIII и XIX столетиях по многу лет, невзирая на жертвы и трудности, пока не достигали победы.
Выше перечислено такое большое число причин, препятствовавших нам одержать успех в борьбе с Японией, что естественно является вопрос: на чем же были основаны мои заявления, разделяемые лучшей частью бойцов в действующей армии, что если бы мы не поспешили заключить мир, а продолжили борьбу, то мы достигли бы победы над японцами?
Моя уверенность, что мы могли и должны были выйти из начатой не нами борьбы победителями, основывалась:
на непрерывном росте наших материальных сил;
на росте наших духовных сил;
на начавшемся ослаблении японцев в материальном и духовном отношении.
1
Мы видели, какое огромное и пагубное для нас значение имела железнодорожная неготовность наша. За полгода до начала войны мы располагали лишь двумя парами слабого состава поездов. Ко времени заключения мира мы располагали 10 и даже 12 парами поездов в сутки и притом более сильного состава.
Таким образом, сила дороги за время военных действий возросла в четыре раза. Предвиделось и еще некоторое дальнейшее усиление. Подвоз войск и запасов совершался в четыре раза быстрее. Несмотря на постигшие нас неудачи, армия все росла численно и, наконец, ко времени заключения мира, стала миллионной. Более 2/3 этой силы еще не участвовали в военных действиях (считая прибывшие укомплектования, новые корпуса и войска Приамурья). Благодаря принятым мерам по пользованию местными средствами и более успешному подвозу запасов по железной дороге наша армия была ко времени заключения мира обеспечена всем необходимым для боя и жизни, как не была обеспечена за все время войны. К армии прибыли пулеметы, горные орудия, начали прибывать гаубицы, прибыли запасы полевых железных дорог, прибыло несколько станций беспроволочного телеграфа, запасы проволоки, инструментов и пр. Мы построили три сильные оборонительные линии: Сипингайскую, Гунчжулинскую, Куанчензинскую. Наш тыл был вполне обеспечен этими линиями. Почти каждый корпус получил свою тыловую дорогу, многочисленные мосты обеспечивали переправы через Сунгари и другие реки.
Боевой состав наших рот, полков, дивизий, корпусов был значительно усилен. Были дивизии, например, 7-я, где можно было выводить в бой по 250 штыков в роте. Ресурсов для продолжения войны в великой России имелось больше, чем в Японии. Наша гвардия, гренадеры еще не были тронуты. Большая часть нашей армии еще оставалась в Европейской России.
2
Рост в нашей армии духовных сил не так легко учитывается, как рост материальных сил. Но для лиц, близко стоявших к войскам, этот рост был несомненен. Быть может, только русский человек обладает такими скрытыми духовными силами, которые, правда, проявляются весьма медленно, но и уничтожить эти силы нельзя, как бы тяжки ни были испытания. Напротив того, эти духовные силы у наших войск развивались и крепли при неудачах. Для исследователей войны станет несомненным факт, что наши войска по мере хода военных действий проявляли все большее и большее упорство. В первых боях, например, под Вафангоу, Ташичао, на позициях 3-го Сибирского и 10-го армейского корпусов мы до сражения под Ляояном отступали при относительно незначительных потерях. По Ташичао отступили два корпуса войск, а под Янзелином — корпус войск, потеряв менее, чем потерял в бою под Мукденом 1-й Восточно-Сибирский стрелковый Его Величества полк. Под Ляояном наши войска дрались упорнее, чем в предыдущих боях, на р. Шахе дрались упорнее, чем под Ляояном, под Мукденом многие части дрались упорнее, чем на Шахе. Для нас всех не было сомнения, что на Сипингайской позиции и при переходе с нее в наступление мы будем драться упорнее, чем под Мукденом. В первых трех томах моего отчета изложены многие примеры высокосамоотверженного поведения многих полков. Войсковые части, в первых боях не обнаружившие достаточной стойкости, в боях последующих дрались прекрасно. В особенности многому научило пребывание наших войск на позиции на р. Шахе в непосредственной близости от противника. Резервные войска, которые в первых боях под Ляояном и на Шахе не обнаруживали необходимого упорства, в боях под Мукденом дрались храбро и стойко. Достаточно упомянуть подвиги 71-й пехотной дивизии и подвиги полков 54-й дивизии. Позже прибывшие резервные части 55-й и 61-й дивизий под Мукденом при обороне порученных им позиций действовали самоотверженно.
Многие полки армейских корпусов 10, 17-го и 1-го сражались в каждом новом бою все с большим упорством и даже после огромных потерь продолжали бой. Восточно-Сибирские стрелковые полки и полки 4-го Сибирского корпуса все время составляли надежду нашей армии и при новых боевых испытаниях явились бы во всеоружии приобретенного ими огромного боевого опыта.
Верховный вождь нашей армии в приказе по армии и флоту 1 января 1905 г. прозорливо оценил указанный выше рост духовной силы армии, несмотря на наши неудачи. В памятных для всей армии словах приказа эта вера в духовную силу армии была выражена так: «Сокрушаясь и болея душой о наших неудачах и тяжелых потерях, не будем смущаться. В них русская мощь обновляется, в них русская сила крепнет, растет».
Наша тактическая подготовка за время военных действий значительно двинулась вперед. Мы научились наступать, пользуясь местностью, и обращаться с артиллерией. Выучились оставлять сильные резервы. На Сипингайской позиции только в 1-й Маньжчурской армии было расположено в резервах 80 батальонов.
Мы выучились собирать сведения о противнике, и ко времени заключения мира наши знания о расположении японских войск были полны, как никогда. Мы знали отлично точное расположение не только крупных частей, но и многих полков (главным образом, беря пленных).
На укомплектование армии прибыло до 300 000 человек срочнослужащих (большей частью пошедших на войну охотниками) и молодых солдат срока 1905 г. Эта молодежь шла весело навстречу опасности. С пением и пляской они приезжали к нам, и душу веселил их бодрый вид и желание идти в огонь. Запасные старших сроков службы были в значительной степени пристроены в тыл. Среди срочнослужащих и запасных младших сроков уже обозначились истинно военные люди, которые любили опасность, рвались к ней.
За время стоянки на Сипингайских позициях мы в 1-й Маньчжурской армии произвели много рекогносцировок и мелких нападений, и для участия в этих делах всегда была масса охотников.
Но главное, чем мы усилились духовно, — это лучшим, чем то было ранее, подбором начальствующих лиц в полках, бригадах и, отчасти, в дивизиях. Много штаб-офицеров стало выделяться несомненными высокими военными достоинствами.
В Мукденских боях обозначилось и несколько генералов, которым можно было доверить в последующих боях и вполне самостоятельное командование.
Добавлю, что, непрерывно готовясь к переходу в наступление, войска на Сипингайских позициях с радостью приняли бы весть о переходе в наступление японцев.
Относительно готовности собственно 1-й Маньчжурской армии к новому боевому испытанию после сражения под Мукденом в моем отчете по командованию этой армией помещена следующая заключительная страница:
«С занятием Сипингайской позиции армии предстояло выполнить громадную работу.
Карт местности не было. Сведения о противнике отличались полной неопределенностью. В тылу не было ни подготовительных путей, ни складов на них, обеспечивающих жизненные потребности армии. Наконец, ожидаемый весной разлив р. Сунгари грозно напоминал об отсутствии переправ на этой реке.
Дружная работа всех чинов армии, однако, скоро утвердила ее положение на Сипингайской позиции. Укрепленная линия от станции Сипингая до с. Хоушулинза с возведенными на ней сооружениями стала неодолимой, а в основание группировки войск строго проведена была идея накопления сильных резервов. В мае, за левым флангом расположения, в резерве расположено было уже до 80 батальонов, т. е. половина сгруппированных здесь 5 корпусов.
Росла 2-верстная карта, постепенно охватывая не только тыловые районы, но и полосу вплоть до соприкосновения с противником.
Рекогносцировка войск, деятельность лазутчиков постепенно уточняли сведения о противнике, получились сведения сначала о расположении армии, далее дивизий и, наконец, мелких частей противника.
Соответственно этому энергично двигались тыловые работы. Разрабатывались тыловые пути, строили мосты через Сунгари, закладывались магазины.
Уже в конце июня армия была готова к наступлению, недоставало только средств для устройства конно-железных дорог, без которых наступление в значительных массах невозможно.
В течение последних месяцев конножелезная дорога протянулась до Ямузыза. Подвоз запасов для наступления был обеспечен.
Целым рядом рекогносцировок закончилось изучение полосы путей предстоящих активных действий.
Армия, получив укомплектование и усиленная новыми частями, была доведена почти до полных штатов.
В августе боевая подготовка армии была закончена, и испытанные боевыми трудами корпуса ее, отдохнувшие, укомплектованные, ждали только приказания, чтобы перейти в наступление с полной верой в успех».
Командовавший 2-й Маньчжурской армией, наиболее пострадавшей в Мукденских боях, генерал барон Бильдерлинг так заканчивает свой отчет по 2-й Маньчжурской армии:
«После Мукденских боев армия стала на Сипингайскую позицию ослабленная и расстроенная предыдущими боями, но чрезвычайно быстро снова пришла в полный порядок. С прибытием молодых солдат и запасных все части доведены до полного штата военного времени, только в офицерах и теперь еще ощущается большой недостаток.
Конский состав освежен маршевыми эскадронами и лошадьми из артиллерийского запаса; потерянные или пришедшие в негодность орудия и повозки заменены новыми. В армию, в каждую дивизию, прибыли пешие и конные пулеметные команды, сформированы гаубичные батареи. Вдоль всей позиции и в тылу проведена переносная железная дорога с конной тягой. Пользуясь недавно вынесенными из опыта указаниями, войска основательно подготавливались на ученьях и маневрах. Таким образом, ко времени заключения мира армия по своей численности, материальному составу и обучению оказалась более подготовленной к бою, чем была перед началом военных действий, и снова представляет грозную силу для врага».
3-я Маньчжурская армия, составлявшая резерв 1-й и 2-й армий и включавшая в себя корпуса, позднее прибывшие и еще не бывшие в деле, под начальством генерала Батьянова тоже представляла большую и надежную силу.
Конечно, в такой огромной семье, какую представляли из себя три армии, «не без урода». Так и у нас находились лица среди нижних чинов и даже офицеров, ослабевшие духом, не верившие в возможность успеха, но и они с первым даже небольшим успехом нашим воспрянули бы духом и стали бы работать самоотверженно.
С приезда в армию я неизменно твердил каждой части войск, которую встречал или осматривал, что война может окончиться только после победы нашей, что никто из нас ранее этой победы домой не попадет, что победа наша с подходом достаточных подкреплений несомненна. И это твердое верование проникло в душу простого солдата и офицера. Мне не раз приходилось и до Мукдена и после Мукдена уже от самих солдат, в особенности в госпиталях, слышать, что до победы над японцами они не могут пойти домой: «бабы засмеют», повторяли они.
Другое могучее средство, которое на русского человека действует успокоительным образом, в какой бы тяжкой обстановке он ни находился, — это непрестанная любовная забота о нем, забота о его жизненных нуждах, забота о его здоровье. Во всех своих помощниках я нашел в этом важном деле полную и сознательную отзывчивость. Трудно себе и представить, не бывши на войне, какое огромное нравственное влияние имеет на войсковую часть, расстроенную тяжким боем, когда, собравшись после боя в угнетенном состоянии духа, она неожиданно находит готовую горячую пищу, подвезенные патроны, вещевые запасы и прочее. Проведенная спокойно ночь, удовлетворение голода, пополненные патроны, спокойный расчет поредевших рядов фельдфебелем, спокойствие офицеров и начальствующих лиц, все это приводит к тому, что наш чудный офицер и солдат снова готовы в бой.
Относительно нравственного духа в армии надлежит еще прибавить, что чем ближе войска стояли к противнику, тем сильнее духом они были, тем менее было разных лишних в военном деле разговоров и рассуждений. Газеты читать было некогда. При посещениях мною авангардных частей 1-й армии: 2, 3-го и 4-го Сибирских и 1-го армейского корпусов, находившихся под начальством полковника князя Трубецкого, полковника Тихомирова, полковника Редькина и генерал-лейтенанта Кашталинского, я всюду встречал полную готовность двинуться вперед, заботу о войсках, твердый внутренний порядок и спокойное бодрое настроение войск и их начальников.
Но по мере удаления от боевых линий, удаления от непосредственного соприкосновения с противником находилось много времени и для всяких толков и пересудов. В тылу, особенно в Харбине, вместе с пьянством, картежной игрой велись и разговоры, позорящие армию. Там собирались даже во время военных действий (уходя под разными предлогами из армии) лица наиболее слабые духом, от которых высокого нравственного настроения нельзя было и ожидать.
К сожалению, некоторые корреспонденты судили о настроении армии со слов и по поведению завсегдатаев Харбина, судили о нас по этой мерке и в России. Много начальствовавших лиц и офицеров, не выдержавших боевого экзамена, проживали в России и, конечно, не от них можно было на нашей родине получить правильное мнение о самоотверженной готовности армии продолжать борьбу до победы. На нашу беду даже в Совет Государственной обороны проникли два генерала из действующей армии: один — бросивший армию, другой — отставленный от командования корпусом.
Очевидно, такие члены не могли помочь этому новому государственной важности учреждению твердо отстаивать необходимость продолжения войны до победы над врагом.
Третья мера из числа принятых мною для поддержания и улучшения духа в армии заключалась в быстром продвигании вперед наиболее выдающихся штаб- и обер-офицеров армии. Мы получили массу отличных штаб-офицеров, произведенных из капитанов и, что еще важнее, поставили в голову полков многих выдающихся штаб-офицеров, не стесняясь их малым старшинством, даже в чине подполковника. Эти начальники в самое короткое время сделали некоторые полки неузнаваемыми в боевом отношении и на деле доказали, какое огромное значение в военное время имеет хороший подбор командиров полков. Наконец, как выше указано, продвинув вперед в чины генерал-майора наиболее выдавшихся боевой деятельностью полковников, мы получили во главе бригад вполне надежных во всех отношениях начальников и отличных кандидатов на дивизии и корпуса.
Четвертой из принятых мною мер для обеспечения успеха нашего в борьбе с Японией я считаю гуманное отношение к китайцам, населявшим Маньчжурию. С неослабной строгостью я и мои помощники охраняли, в возможной на войне степени, китайское население от излишних тягостей войны и, главное, охраняли материальные интересы китайцев (что имеет особо важное по складу их натуры значение). Мною настоятельно требовался быстрый расчет наличными деньгами за все поставленные населением продукты. Несмотря на самые тяжелые дни, я выдержал это отношение за все время войны и ни разу не разрешил производства реквизиций для сбора жизненных продуктов или перевозочных средств и не разрешал также насильственный сгон рабочих.
Результаты превзошли мои ожидания.
Несмотря на усиленные старания японцев поднять против нас китайское население, несмотря на недоброжелательное к нам отношение многих китайских властей, масса китайского населения оценила наше к нему отношение, осталась спокойной и, поставляя нам свои продукты, спасла нас от голодовки. Имея полную возможность при слабости охраны тыла непрерывно тревожить нас в тылу нападениями на одиночных воинских чинов и мелкие команды, порчей телеграфа, дорог, китайское население, за ничтожными исключениями, вполне мирно проживало на театре военных действий и в некоторых случаях само помогало нам бороться с хунхузскими шайками.
Таким образом, при определенном плане войны, по которому предвиделась, в зависимости от роста наших и японских сил в материальном и духовном отношениях, возможность отступления наших войск даже за Харбин, главные средства, принятые мною для победы над японцами, заключались в следующем:
в твердом, неизменном ни на минуту веровании, что война может окончиться только нашей победой, и внушение всем войскам, что до достижения победы ни для кого из нас нет возврата домой;
в непрерывной отеческой заботливости со стороны начальствующих лиц всех степеней об увеличении в возможной на войне степени жизненных удобств войск и о сохранении их здоровья;
в совершенствовании боевой готовности и годности войск, в особенности путем продвигания вперед, наиболее отличившихся вне всякого старшинства лиц;
в гуманном отношении к китайскому населению, проживавшему во время войны в Маньчжурии.
3
Ослабление материальных и духовных сил японцев можно было усмотреть в нижеследующем.
Оттеснение нашей армии к северу до Сипигайских позиций потребовало от японской армии чрезвычайных усилий и стоило им огромных жертв. В главе 7-й указано, что, по сведениям нашего Главного штаба, весь мирный состав японской армии определялся в ПО 000 человек, но из них до 13 000 находилось в постоянном отпуске. В запасе и в территориальной армии числилось 315 000 человек. Таким образом, первоначально весь запас нижних чинов составлял, по нашим расчетам, лишь 425 000 человек. Между тем по расчетам, сделанным на основании опубликованных данных японского главного санитарного управления, видно, что за время войны было всего призвано под знамена свыше одного миллиона людей, что потребовало крайнего напряжения сил населения. Пришлось во время войны изменять законы, чтобы привлечь к службе в действующей армии лиц, уже отслуживших свой срок в запасе, пришлось поставить в ряды армии в 1904 и 1905 гг. не только новобранцев 1905 г., но и новобранцев 1906 г. При медленном физическом развитии японцев, среди пленных стали попадаться почти мальчики и рядом с ними почти старики. Потери убитыми и ранеными были весьма велики: только на почетном кладбище в Токио было похоронено около 60 600 человек, убитых в сражениях, к ним надо прибавить около 50 000 умерших от ран. Японцы, таким образом, потеряли только убитыми и умершими от ран до ПО 000 человек, т. е. цифру, равную всему составу армии в мирное время. Наши потери сравнительно с миллионной армией были в несколько раз меньшие, чем у японцев. Во время войны в японских лечебных заведениях пользовалось около 554 000 человек, в том числе 220 000 раненых. Вместе с умершими от болезней японцы потеряли убитыми и умершими от ран и болезней 135 000 человек.
В особенности японцы несли сильные потери в офицерах.
При упорстве, с которым японцы дрались, как изложено в 2-м и 3-м томах моего отчета, в нескольких случаях полки и бригады японских войск уничтожались нами почти полностью. Так было в бою у Путиловской сопки 2 октября, так было во время февральских боев перед позицией 3-го Сибирского корпуса на Гаутулинском перевале, в бою 22 февраля у с. Юхуалтунь и в других пунктах. В боях под Ляояном и под Мукденом большинство японских войск, при их атаках на наши позиции с фронта, несли тяжелые потери и не достигали успеха. Участь боя решали обходящие части. В боях на р. Шахе японцы тщетно пытались отбросить нас к Мукдену. Весьма многие японские части, многократно отбитые от наших позиций, занимали позиции только после очищения их нашими войсками без напора на них со стороны японцев. Для этих войск, не видевших успеха, достигнутого их собственными усилиями, не было причин приподнимать свой нравственный дух. Все возраставшее упорство в боях наших войск не могло также не влиять на настроение духа японских войск. Срочнослужащие в значительной части выбыли из строя, а наскоро обученные, набранные из населения новобранцы не могли в последующих боях развить ту же силу сопротивления и тот же порыв вперед, которым обладали японцы в первую кампанию. Мы осязательно чувствовали это в период боев на позициях впереди Мукдена и особено стоя на Сипингайских позициях. В то время, когда наши охотничьи команды и находящиеся на передовых позициях части войск все смелее нападали на японцев, с их стороны мы не замечали прежней предприимчивости, отваги и даже бдительности. Южный темперамент сказывался утомлением войной. Целые шесть месяцев японцы дают время нам укрепляться и усиливаться без попытки атаковать нас, прижать к р. Сунгари, нанести решительное поражение.
За время стоянки на Сипингайских позициях число пленных японцев стало возрастать, и многие из них уже не проявляли того фанатизма, который замечался у пленных в 1904 г. Многие из пленных откровенно признавались, что тяготятся войной. Во многих письмах с родины, находимых нами у убитых и пленных, тоже ясно сказывалось утомление войной: сообщалось о тяжелых налогах, которые возросли во время войны в чрезвычайной степени, о дороговизне предметов первой необходимости, об отсутствии заработков. Напротив расположения 1-го Сибирского корпуса однажды в плен сдалась японская рота полного состава, чего ранее не было. Храбрый генерал-адъютант Мищенко со спешенными казаками атакует и берет японские укрепления против правого фланга нашего расположения.
Английский писатель Норригорд, присутствовавший в японской армии во время осады Порт-Артура, свидетельствует о наступившем в Японии переломе в патриотическом настроении, с которым японцы вели войну. По его свидетельству, резервисты одних из главнейших в Японии округов: Иокагамы, Кобе, Осака — высказывали ему желание скорее окончить войну. Он же упоминает, что один из полков японской армии, комплектуемый из этих округов, отказался идти в атаку (Разведчик, 1905, № 820).
В отношении материальном японцы тоже не почивали на розах. Деньги доставались все труднее и труднее, а нужды армии, возраставшей в числе, все росли. В особенности, по-видимому, японцы затруднялись в своевременном пополнении артиллерийских патронов. Особенно в боях на Шахе был заметен недостаток у них этих патронов.
Но что не могло не озабочивать японцев, это начавшееся охлаждение к их успехам со стороны европейских держав и Америки.
Первоначально казалось весьма выгодным для усиления положения Германии и Англии втянуть Россию в войну с Японией и, ослабив эти две державы, связать им руки: одной — в Европе, другой — в Азии. Но вовсе не в интересах европейских держав было допустить полное торжество японцев на маньчжурских полях сражений. Соединившись с Китаем, победоносная Япония еще выше поставила бы на своем знамени клич: «Азия для азиатов».
Крушение всех европейских и американских предприятий в Азии было бы первой целью действий новой великой державы, а конечной целью ставилось бы изгнание европейцев из Азии.
Европе тесно на ее маленькой территории. Без рынков всего мира Европа жить не может. Торжество идей «Америка для американцев», «Азия для азиатов», «Африка для африканцев» грозит Европе тяжкими потрясениями. Надвигается опасность настолько серьезная, что перед нею европейские державы должны бы забыть взаимные счеты, дабы, соединившись вместе, дать отпор молодым нациям, стремящимся загнать старушку Европу домой, в ее узкую раковину, давно треснувшую по всем швам.
Мы могли воспользоваться поворотом общественного мнения и прежде всего затруднить снабжение японцев деньгами. Требовался один крупный успех наших войск, чтобы в Японии и в японских войсках реакция проявилась в сильной степени. Вместе с истощением денежных средств, при упорном продолжении нами войны, мы скоро могли бы поставить Японию в необходимость искать почетного и выгодного для нас мира.
Наша армия в сражении под Мукденом боролась не имея боевого состава в 300 000 штыков. Мы начали борьбу с ничтожными силами, вели ее при самых неблагоприятных условиях, без поддержки с родины, напротив того, ослабляемые внутренней в России смутой, связанные с Россией лишь одной линией слабой железной дороги, и при этих небывало трудных условиях выбили из рядов врага убитыми и ранеными почти 300 000 человек, а на Сипингайских позициях уже имели 600 000 штыков, когда японцы начали видимо ослабевать.
Можно ли при этих результатах признать, что наша сухопутная армия сделала мало? Можно ли продолжать повторять легкомысленно пущенные в обращение слова «позорная война»?
Нельзя, конечно, отвергать, что наши войска и их начальники по сложным причинам, изложенным выше, дали в предоставленный им период войны много менее, чем могли дать при поддержке их с родины. Японские войска, подкрепленные всем японским народом, напротив того, дали много более, чем могли сами ожидать. Но уже летом 1905 г. обстановка стала складываться в нашу пользу.
Побежденные всегда строго судимы, а вожди войск всегда должны первые нести ответственность за неудачи вверенных их командованию войск. Наше оправдание может заключаться только в той готовности продолжать борьбу до победного конца, которая создалась и крепла в армии, несмотря на неудачи. Мы верили в возможность и неизбежность нашей победы, и если бы не тяжкие внутренние непорядки в России, то, несомненно, нашли бы в себе силу доказать эту веру на деле.
Даже население Москвы, откуда во все тяжкие годины, пережитые Россией, всегда раздавался твердый и мужественный голос в защиту целости, чести и достоинства России, на этот раз проявило упадок духа. Мы в армии с недоумением и горечью прочли в агентских депешах, что 25 мая 1905 г. в Москве в Городской думе обсуждался вопрос о созыве народных представителей для рассмотрения в первую очередь вопроса о прекращении войны.
Под впечатлением этого известия, которое произвело во всей действующей армии весьма тяжелое впечатление, я послал предводителю московского дворянства князю Трубецкому следующую депешу:
«Тяжелое впечатление в армии производят доходящие из России известия о стараниях многих маломужественных деятелей скорее заключить мир. Забывается при этом, что мир, заключенный до победы, не может быть почетным, потому не будет и прочным. Между тем наша армия никогда еще не была так сильна и готова к самому упорному бою, как теперь. Победа много ближе к нам, чем это кажется издали. Войска относятся с полным доверием к новому своему главнокомандующему. Войска прочно обеспечены всем необходимым, и их санитарное состояние отличное. Мы радостно встретим весть, что японцы двинулись на нас, и сами готовы, когда последует на то приказ, с верой в свои силы двинуться на них. Войска закалились в боях. Даже части войск, которые по разным причинам не оказали в первых боевых столкновениях должной стойкости, ныне представляют вполне надежные части. Массы раненых офицеров и нижних чинов спешат вернуться в свои части с еще незажившими ранами. Мы лишились флота, но наша армия в Маньчжурии сохранена и, повторяю, более сильна, чем когда бы то ни было. Наше положение относительно японских армий, сравнительно с положением, которое мы занимали под Ляояном и Мукденом, значительно более выгодное. Напротив того, японцы уже не имеют прежнего охватывающего нас положения. Их армии, правда, растут, как и наши, но масса признаков указывает, что крепость японских войск не увеличивается. В их ряды уже призваны лица, прежде признавшиеся к службе совершенно не способными. Дух японских войск тоже не прежний. Пленные попадаются чаще. Артиллерия и конница слабее наших. В снарядах недостаток. Захватываемые нами письма японским солдатам с родины указывают, что в населении растет недовольство войной, все вздорожало и население терпит большие лишения. И вот при таких-то обстоятельствах я прочитал сего числа в агентской депеше, что 25 мая в Москве в Городской думе обсуждался вопрос о созыве народных представителей для рассмотрения в первую очередь вопроса о прекращении войны. В феврале прошлого года, вы, князь Петр Николаевич, от лица всех представителей Москвы напутствовали меня на войну словами, полными твердости и доверия к мощи России. Считаю поэтому своей обязанностью именно к вам обратиться с этой депешей. Если москвичи не чувствуют себя по прежним примерам в силах послать нам на помощь для скорейшего одоления врага своих лучших сынов, то пусть они по крайней мере не мешают нам исполнить свой долг на полях Маньчжурии до победного конца.
Хотя содержание этой депеши не составляет тайны, но появление ее в печати за моей подписью представляется вполне нежелательным».
В ответ князь Трубецкой прислал мне 1 июня следующую депешу:
«Глубоко взволновавшую меня телеграмму вашу передал городскому голове, земству. Сообщаю ее, кому могу, сделаю все возможное, чтобы она воздействовала. Думаю, если по воле Всевышнего Россия должна будет заключить мир, говорить об этом прежде всего в собраниях не следует. Помоги вам Бог. Всем сердцем с вами».
Но усилия отдельных лиц не могли уже остановить ход печальных для России событий. Тяжкие внутренние непорядки, враждебное, в лучшем случае равнодушное отношение населения к войне вызвали преждевременное заключение мира.
Последствия преждевременного заключения мира, которым Япония была признана победительницей России на Азиатском материке, несомненно будут тяжкими не для одной России, но и для всех держав, имеющих владения или промышленные интересы в Азии. «Желтая опасность», появление которой еще недавно только предвиделось, ныне наступила.
, Япония, несмотря на победный для нее исход войны, лихорадочно увеличивает свои силы. Китай под руководством японских офицеров формирует многочисленные войска по японскому образцу.
В самое короткое время Япония и Китай будут иметь возможность выставить в Маньчжурии армию свыше полутора миллионов вооруженных людей. Эти силы при направлении их против России могут задаваться целью отторгнуть от России значительную часть Сибири и низвести нашу родину на степень второстепенной державы81.
Мы видели выше, что отсутствие дипломатической подготовки перед войной заставило нас большую часть своих вооруженных сил держать во время войны в Европейской России, что составило одну из причин наших неудач (гвардия и гренадеры остались в России, а резервные войска дрались в Маньчжурии).
Минувшая война принесла нам утешение в сознании, что наши западные соседи не имеют по отношению к России завоевательных планов, ибо при желании изменить существующую на Западе государственную границу года 1905-1906-й были вполне для сего благоприятны. Позволительно поэтому надеяться на возможность прийти к такому соглашению с европейскими державами, при котором России будет предоставлена возможность в случае нового нападения на нас на Дальнем Востоке распорядиться для борьбы с Японией или с Японией и Китаем всеми вооруженными силами России.
Вторая причина наших неудач заключалась в том, что мы не могли быстро воспользоваться для борьбы с Японией даже теми силами, которые были предназначены для сего, вследствие слабости железнодорожной связи России с Маньчжурией.
Очевидно, что при создавшейся ныне на Дальнем Востоке обстановке проложение второй колеи на Сибирской дороге и железнодорожного пути вдоль р. Амур, составляют настолько жизненные для России предприятия, что для выполнения их нельзя терять ни одного дня. Проложение только железной дороги вдоль р. Амур мало поможет нашему положению. Но и двухколейный железнодорожный путь, даже при 48 поездах в сутки, не может, конечно, удовлетворить потребности огромной армии, которую нам придется выставить на Дальнем Востоке в случае новой войны. Рассчитывать на большие продовольственные запасы Маньчжурии в будущем мы можем только в слабой степени. Придется главную массу не только боевых, но и жизненных запасов подвозить к армии из Европейской России и Сибири. Настоятельно поэтому необходимо для означенной цели использовать водные пути. Попытка в 1905 г. подвезти запасы по Ледовитому океану и р. Енисей не может считаться неудачной. Организация движения по мощным сибирским рекам в направлении от запада к востоку сильно поможет армии. Но особая мощь армии будет оказана увеличением населения Сибири и увеличением вместе с сим местных средств, нужных армии. Богатые запасы в Сибири металлов, каменного угля и леса позволяют приблизить к Дальнему Востоку не только продовольственную, но и боевую базу (оружие, патроны, взрывчатые вещества и пр.).
Наконец, в числе главных причин наших неудач надлежит отметить равнодушное, даже враждебное отношение населения к минувшей войне.
Ныне опасность, угрожаемая России с Дальнего Востока, стала настолько очевидной, что все слои русского населения должны вполне сознательно готовиться в случае нового нападения на Россию со стороны Японии или Китая встать, как один человек на защиту целости и величия нашей родины.
Таким образом, для успеха в будущей вероятной войне на Дальнем Востоке мы должны работать, дабы получить возможность:
1. Располагать свободно всеми своими вооруженными силами;
2. Располагать сильной железнодорожной связью Приамурья с Европейской Россией;
3. Подготовить водные пути Сибири для передвижения больших грузов с запада на восток;
4. Передвинуть по возможности базу армии из Европейской России в Сибирь;
5. Приготовиться вести новую войну не одной армией, а всем патриотически настроенным русским народом.
По историческим судьбам, очевидно, России предназначено было пережить в 1904-1906 гг. тяжелое испытание как на полях Маньчжурии, так и внутри России. Наш великий народ выходил и из испытаний еще более тяжких обновленным и окрепшим. Не будем сомневаться, что и ныне Россия, призываемая своим монархом к новой жизни, быстро оправится от постигших ее временных потрясений и не сойдет с подобающего великому народу места среди других народов всего мира. Что касается нашей армии, то тяжелые уроки, пережитые ею, не должны на этот раз пропасть даром. Самое правдивое, безбоязненное изучение всех наших недочетов должно лишь послужить к обновлению армии, к укреплению ее. Наши офицеры и масса нижних чинов при самых тяжких для них условиях вели себя самоотверженно — это главное. Все остальные недочеты можно относительно быстро пополнить, но прежде всего надо не бояться открыто признать их.
В правде — сила.
В той важной обновленной работе, которая ныне начинается в России на пользу народа и армии, необходимо неизменно помнить высокие слова державного вождя русской армии и русского народа, обращенные к армии и флоту почти два года назад: «Россия могуча. В тысячелетней ее жизни были годины еще более тяжелых испытаний, более грозной опасности, и каждый раз она выходила из борьбы с новой славой, с новой мощью.
Сокрушаясь и болея душой о наших неудачах и тяжелых потерях, не будем смущаться. В них русская мощь обновляется, в них русская сила крепнет, растет».
17 ноября 1906 года,
с. Шешурино
808 Восточно-Сибирских стрелковых дивизий — 96 батальонов, 1, 2-я и 3-я Сибирские резервные дивизии — 48 батальонов, бригады 31-й и 35-й пехотных дивизий — 16 батальонов, отдельных резервных батальонов — 12. Всего — 172 батальона. Из них в составе Маньчжурской армии было включено лишь 108 батальонов, сосредоточившихся только летом 1904 года.
81Не располагая официальными сведениями о том, что ныне происходит в Японии и Китае, укажу на прекрасную, горячо и талантливо написанную князем А. М. Волконским статью: «Гроза с Востока». (Новое время, 1906, № 11012, 8 ноября).
<< Назад
Вперёд>>
