Сложные задачи, поставленные армии в XVIII и XIX вв., требовали увеличения вооруженной силы России.
В 1700 г. численность нашей армии достигала 56 000 человек; в 1800-м — 401 000 человек; в 1894-м, в военное время, — до 2 млн человек.
Но постепенность возрастания вооруженной силы в XIX столетии подвергалась большему колебанию, чем в XVIII в.
Недовольство результатами Восточной войны 1853 — 1856 гг. имело следствием большое возбуждение общественного мнения. Освобождение крестьян положило конец этому возбуждению. По отношению к армии, в видах экономии, были приняты крайние меры для ее сокращения. Имея в Европейской России около 600 000 постоянной армии, мы сокращаем этот состав, несмотря на гром орудий под Кениггрецом, в 1866 г. до 373 000 человек. Франко-прусская война открыла нам глаза на возможную опасность с запада. Мы все еще жили традициями прежнего времени, когда войны велись постоянным составом армии без мобилизации всех народных сил, когда все передвижения делались грунтовыми дорогами и между объявлением войны и первыми решительными действиями могло проходить несколько месяцев времени. Германия, быстро собрав в 1870 г. и бросив в пределы Франции огромную армию, этим показала, что она то же самое может повторить и с нами. Между тем западная граница наша была в то время почти беззащитна. Долгое время возведение укреплений на западной границе задерживалось, дабы не давать повода немцам заподозрить нас в недоверии к традиционной дружбе царствующих домов двух соседних государств.
Быстрый разгром Австрии и Франции Германией, огромное ее возвышение, стремление не только к обеспечению приобретенного, но и к упрочению своего преобладания во всей Европе угрожали интересам России. Необходимо было принять решительные меры для защиты этих последних. Мы принялись с этой целью быстро увеличивать свою армию и с 1869 по 1880 г., за 11 лет довели в Европейской России численность войск по мирному составу с 366 000 до 535 000, т. е. увеличили за этот период армию на 169 000 человек кадрового состава, приняв вместе с тем меры, обеспечивавшие при объявлении мобилизации армию в 1 500 000 человек. Но в то же время соседи наши достигли еще больших результатов как по численности выставляемых сил, так в особенности по их готовности (мобилизация, сосредоточение).
От армии постоянного состава в мирное и военное время мы перешли к армии переменного состава, причем во время войны таковая армия по массе призываемых лиц на службу по справедливости могла получить название «народной». Но народная армия в случае войны с сильным врагом при полном напряжении духовных и материальных сил могла достигнуть успеха только в том случае, когда в борьбе участвовал весь народ, другими словами, для успеха борьбы с армией, составленной в большинстве из лиц, призванных лишь на время войны, от народа требовалось чтобы и война получила характер национальный, чтобы вся нация сознавала важность задач, поставленных армии, и всемерно, с полным напряжением патриотизма помогала правительству успешному ведению войны и победному для нации окончанию ее.
Такой национальной войной стала для немцев война 1870—1871 гг. Все слои общества с высоким патриотическим одушевлением относились к расовой борьбе, начатой правительством с французами, высокий дух немецкой армии и ее готовность самоотверженно жертвовать для величия родины жизнью питались и поддерживались высоким подъемом патриотического духа, проявленным всем прусским и за ним всем германским народонаселением от императора, ставшего во главе армии, до бедного крестьянина. Мы неоднократно слышали выражение, что в борьбе немцев с французами победил школьный (немецкий) учитель. Это фигуральное выражение правильнее перевести другим: победил французов не немецкий солдат, а немецкий народ, дружно слившийся с армией и отдавший на службу армии своих сынов и все свои культурные силы, духовные и материальные. Такого единения между императором Наполеоном III, французской армией и французским народом не было, и французы были побеждены.
Боролась против германского народа не Франция, а императорская армия. Народ французский при вторжении в пределы Франции врага, за небольшими исключениями, не проявлял должного патриотизма, не помог в должной мере своей армии вести народную войну, а интеллигентные слои общества во время войны с внешним врагом вели внутреннюю борьбу с правительством и свергли его, как только императорская армия была побеждена, а император очутился в плену.
Наша война с Турцией в 1877—1878 гг. велась тоже в благоприятных для нас условиях. Сербо-турецкая война, предшествовавшая войне 1877—1878 гг., разбудила симпатии русского народа к родственным племена Балканского полуострова. Традиционный враг России, турки, стал врагом России до объявления войны. Масса русских волонтеров и пожертвований стекались в Сербию. Русское общество, подогреваемое русской прессой, волновалось и оказывало давление на правительство в целях объявления войны Турции. Воинские чины рвались в бой. Наконец мобилизация была объявлена, и это объявление было встречено Россией как давно жданное и желанное событие. Мы медленно собирались в Бессарабии, но пользовались этим временем, чтобы обучать армию и сплотить постоянный состав армии с запасными. Старались подобрать и более надежных начальствующих лиц. Эта стоянка в Бессарабии позволила нам двинуть войска в пределы Турции довольно хорошо подготовленными. Подъем духа был большой, и вера в успех безграничная. Но время было упущено, и отпор, данный нам турками, превзошел все наши расчеты. Тем не менее, быстро усилив состав наших действующих армий, мы сломили сопротивление турок и дошли до стен Константинополя. Казалось, на этот раз русские используют полностью самоотверженную службу своей армии и прочно обеспечат свои побережья на Черном море. Но мы замедлили ход военных действий под Константинополем и допустили преждевременное вмешательство в наши военные дела дипломатии. Неверная оценка положения, занятого в 1877 г. в турецком вопросе Англией, недоверие к Австрии, а главное, утомление войной в высших сферах послужили причиной того, что результаты войны собственно для России совершенно не соответствовали принесенным нами жертвам. Когда же Сан-Стефанский договор был заменен Берлинским трактатом, общее недовольство в армии и в России сменило еще так недавно патриотическое возбуждение. В войне 1877—1878 гг. мы вышли победителями в военном отношении, но были побеждены в политическом.
В течение четверти века Россия вела две европейские войны, и обе они окончились преждевременно. В Севастополе в 1855 г. мы признали себя побежденными, когда противник изнемогал в борьбе с нами и успел захватить лишь южную часть севастопольских позиций, а Крым и великая Россия оставались вне ударов союзников. В 1878 г., стоя под стенами Константинополя, мы не заняли столицы Турции и, победив Турцию, признали, что без согласия двух держав мы не в силах обеспечить спокойно развитие русской жизни на принадлежащих нам до войны местностях Черноморского побережья. Но неожиданные для армии и нации результаты 1877—1878 гг. имели и свои выгодные стороны. Берлинский конгресс ясно доказал, что мы были одиноки на европейском материке, и определил необходимость спешно работать на западной границе, чтобы не быть захваченными врасплох уже готовыми к борьбе нашими соседями. Но быстро усилить наше военное положение на западной границе, особенно к стороне Германии, чтобы хотя отчасти уровнять нашу готовность с готовностью Германии, было делом нелегким. Требовался отпуск весьма значительных сумм на возведение новых и усиление существующих крепостей, проведение дорог, образование разных запасов. Между тем война расшатала финансовые средства России, и вместо усиления отпуска кредитов Военному ведомству к нему предъявляли требования об уменьшении отпуска таковых. В своем великодушии контрибуция, взятая с Турции, была настолько мала и так рассрочена, что не могла, подобно контрибуции, взятой немцами с Франции, послужить железным фондом для пополнения всего израсходованного на войне и дальнейшему усилению армии. Тревога за западную границу осложнялась заботами нашими на границах в Азии. В 1878 г. выставлением отряда в Джаме (близ Самарканда) с целью давления на Англию, боровшуюся тогда с Афганистаном, мы в первый раз пытались использовать наше военное положение в Средней Азии в целях общей политики России: с границ Афганистана мы сделали первую попытку остановить Англию, препятствовавшую достижению наших целей на Ближнем Востоке. Надо признать, что попытка эта была неудачной. Посольство Столетова в Кабуле обнадежило афганцев помощью России против Англии, но когда англичане напали на Афганистан, мы от помощи войсками отказались. Эмир Шир-Али умер. В стране началась смута. Бежавший из Самарканда Абдуррахман, подняв некоторые афганские народности для овладения афганским престолом, тоже тщетно искал нашей помощи. Эта помощь была ему подана своевременно Англией, и худо ли, хорошо, но он в течение всего своего царствования помнил оказанную ему услугу и держался по отношению к нам враждебного образа действий. Мы могли в 1877—1879 гг. легко создать из Афганистана дружественный нам буфер к стороне Индии, но несмотря на представления генерала Каймана, мы не воспользовались весьма выгодным своим положением, и этот буфер, образованный англичанами, направлен против нас и ныне.
Благодаря неумелой политике нашей в Афганистане мы поколебали временно престиж свой в Средней Азии. Многочисленные английские эмиссары появились в туркменских степях, возбуждая против нас храбрых туркмен. Результаты скоро сказались. Набеги туркмен на наши владения на восточном берегу Каспийского моря (Красноводское приставство) участились и стали становиться все смелее. Наконец, туркмены напали на нас в Красноводске. Далее терпеть было нельзя, и экспедиция в туркменские степи с целью овладения Геок-Тепе — центром туркмен — была решена. Неудача первой экспедиции в туркменскую степь генерала Ломакина и тяжелые потери, понесенные отрядом генерала Скобелева под Геок-Тепе, указали нам на необходимость и в Средней Азии считаться в будущем с серьезным сопротивлением азиатских племен, что требовало усиления наших войск и, главное, упрочения их связи с родиной.
Абиссинцы в войне с итальянцами тоже доказали, на что способны в борьбе с европейскими регулярными войсками даже патриархального уклада жизни племена, хорошо предводимые и одушевленные патриотизмом.
Оставлять при вновь сложившейся в Средней Азии обстановке эти окраины оторванными от России двумя тысячами верст грунтового пути от Оренбурга представлялось при малочисленности наших войск опасным. Мы начали постройку Среднеазиатских дорог, завершенных лишь 2 года тому назад. Эти дороги потребовали больших денежных средств, которые и были найдены в ущерб нашей боевой готовности на западной границе и на Дальнем Востоке. Своевременность приступа к этой огромной работе была доказана в 1885 г., когда возникли у нас пограничные затруднения с Афганистаном, завершившиеся поражением афганских войск на Кушке16.
После тревожных по своей остроте переговоров с Англией последовало соглашение, и настоящая граница наша с Афганистаном, установленная особой разграничительной комиссией с участием англичан, не нарушается уже 20 лет. По моему глубокому убеждению, как изложено выше, граница эта вполне удовлетворяет нас, и менять ее, например, занятием Герата (лежит в 110 верстах от Кушкинского укрепления) нам совершенно невыгодно.
С проведением этой границы период небольших экспедиций в Средней Азии, имевших результатами постепенное расширение наших границ, окончился. Ныне в Средней Азии мы граничим с двумя государствами — Персией и Афганистаном.
Вооруженные силы последнего настолько значительны, что при вторжении в Афганистан, даже не принимая в расчет помощь афганцам со стороны Англии, мы должны иметь значительную в европейском смысле армию. Но и оборона наших обширных среднеазиатских окраин, особенно вследствие допустимости их пропаганды панисламизма, ныне весьма затруднилась. В случае вторжения в наши пределы афганцев с освободительными целями возможны частичные потери населения. Поэтому мы должны иметь достаточные силы не только для борьбы с врагом внешним, но и для поддержания в крае внутреннего спокойствия. По всем этим причинам наше положение в Средней Азии за последние 40 лет со времени взятия Ташкента весьма затруднилось. Вместо 5—6 батальонов, с которыми мы победоносно действовали в то время, ныне мы содержим в Туркестане два корпуса войск.
Со вступлением на престол государя императора Александра III, как и при вступлении на престол Александра II, была сделана попытка уменьшить военные расходы, не останавливаясь для достижения этой цели даже перед сокращением численности армии. В 1881 г. последовало сокращение кадрового состава армии на 28 000 человек.
Заключение тройственного союза и быстрое возрастание вооружения наших соседей составило серьезную угрозу положению России и вынудило нас увеличивать свои силы и сблизиться с Францией, которой также угрожал тройственный союз. На новые формирования в Германии и Австрии мы отвечали новыми формированиями, передвижениями войск с Кавказа и из внутренних округов к западной границе. «Вооруженный мир» тяжким бременем лег на все государства Европы.
Но при нашей меньшей, чем у западных соседей, культурности и бедности населения нам при всех усилиях невозможно было поспевать за нашими соседями. Не столько в росте вооруженных сил, сколько в их боевой готовности. Современная мобилизационная система только тогда может признаваться законченной, когда мобилизуются все силы и средства государства, могущие облегчить успех при военном столкновении. Мобилизация всех сил глубоко касается и всего народа. Поэтому выдающийся немецкий писатель фон дер Гольц справедливо признал, что при современных войнах борьбу должна вести не армия, а вооруженный народ.
Успех при прочих равных условиях был обеспечен той стороне, которая в кратчайший срок выставит превосходные силы. При этом выставляемые в поле силы, независимо от умелого командования, только тогда могли быть использованы полностью, когда снабжение их всем необходимым для боя и жизни было обеспечено и было организовано быстрое пополнение расходуемых живых сил и материалов.
Вот с этой стороны мы в особенности скоро почувствовали свою отсталость. Путем формирования кадров частью без наличного состава в мирное время или с ничтожным кадром мы благодаря многочисленности населения, большому числу запасных и ратников ополчения действительно в случае мобилизации могли выставить огромное число нижних чинов всех категорий войск: действующих (полевых и резервных), ополчения и запасных войск, но готовность этих частей за недостатком офицерского состава и запасов разного имущества была весьма разнообразная. В то время как передовые войска так же быстро могли быть мобилизованы, как и у наших соседей, войска резервные мобилизировались в то время медленно, запасных войск было вполне недостаточное количество, и, наконец, ополчение формировалось не одновременно с мобилизацией войск, и при формировании предвиделись большие затруднения. Но если людей и лошадей хватало с избытком, то запасы материальные, особенно технические силы и средства, не были достаточны (телеграфы, телефоны, воздухоплавательные парки, голубиная почта, переносные железные дороги, взрывчатые вещества, запасы инструментов, проволоки и пр.). Крепости вследствие частых перемен в росте техники и новых изобретений в области казематированных построек приходилось, не достроив, во многом начинать уже перестраивать (бетонная работа). Изменение артиллерийского вооружения крепостей тоже не могло поспеть за быстрым ростом техники и было частью устарелых типов.
Наша осадная артиллерия, хотя и получила некоторое число хороших, современного типа орудий, но по подвижности и мобилизационной готовности в то время отставала от осадной артиллерии наших соседей. Наши технические силы: саперные, минные, железнодорожные части по численности совершенно не соответствовали потребности в них. Войска вспомогательного назначения (этапные войска) организованы не были ни в мирное, ни в военное время. Запасных войск было решено формировать небольшое число. Укомплектование всех видов войск при мобилизации офицерским составом и врачами не было обеспечено. Но самая главная опасность для нас заключалась в нашей железнодорожной отсталости.
Усиленной с 1882 г. работой нашего Военного министерства мы достигли сравнительно с недавним прошлым огромного результата. В относительно короткий срок мы могли мобилизировать и сосредоточить на границе огромные силы. Но наши соседи, примерно в срок вдвое более короткий, успевали сделать то же самое. Они поэтому могли захватить инициативу действий, обрекали нас, против традиций XVIII и XIX столетий, на оборону и, что весьма тревожно даже при общем превосходстве наших сил, но при их медленном, по частям подходе к районам сосредоточения, эти подкрепления могли поражаться по частям. Мы уже с 1871 г. примирились с мыслью, что нам не догнать германцев в их боевой готовности, но долго утешали себя мыслью, что наша готовность выше австрийской. Примерно 10—11 лет тому назад мы расстались и с этой надеждой. Дружно работая, частью под руководством германского генерального штаба, австрийское военное ведомство достигло огромных результатов по подготовке передового к нам театра к наступлению и обороне, по мобилизации и сосредоточению армии. Карпаты, разрезанные многочисленными железнодорожными путями, перестали составлять опасную для австрийцев преграду. Австрия и в особенности Германия для своей боевой готовности располагали, кроме денежных средств на текущие расходы, еще огромными отпусками на чрезвычайные расходы военного времени, на образование разных запасов, крепостей, дорог и пр. Наш военный бюджет тоже возрастал в значительной степени, но удовлетворение многих потребностей на случай войны, из-за неотпуска необходимых денежных средств, все откладывалось, увеличивая нашу отсталость. Несравненно большая по сравнению с нами культурность Германии и Австрии и рост промышленности всех видов в этих странах облегчали нашим соседям возможность двигать вперед их боевую готовность в такой степени, которая была для нас недостижима. В особенности такой результат сказался на постройке железных дорог. Каждая из нужных Военному ведомству железных дорог вызывала протесты Министерства финансов, признававшего ее недоходность и предлагавшего другие линии, нужные населению по экономическим условиям. У наших соседей военное значение дорог много легче, чем у нас, совпадало и с их экономическим значением, и потому постройка дорог шла значительно быстрее, чем у нас.
Очень сложная и трудная задача Военного ведомства на западной границе и трудная задача на кавказской границе осложнились в конце прошлого столетия еще необходимостью быть готовыми дать отпор нашим врагам внутренним и внешним на обширной среднеазиатской границе. Такая готовность неизбежна и на будущее время, пока не изменится недоверчивое отношение к нам Англии.
Таким образом, Военное ведомство, обязанное прежде всего обеспечить целость владения России, вынуждено было расходовать отпускавшиеся в его распоряжение средства на всем протяжении русских границ в Европе и Средней Азии. Долгое время расходование сих средств на нашу 9000-верстную границу с Китаем было сравнительно ничтожное. Но рост вооруженных сил Японии и пробуждение в военном отношении Китая уже с 1889 г., т. е. 27 лет тому назад, вынудили нас приступить к усилению нашего положения на Дальнем Востоке.
В 1871 г., когда западные провинции Китая (так называемый Восточный Туркестан) были еще охвачены восстанием мусульманских племен, мы, в видах ограждения спокойствия на наших границах, заняли при ничтожном сопротивлении дунганского и таранчинского населения Кульджинский край. Дунгане и таранчиране, вырезавшие китайское и частью калмыцкое население (солонов, сибо, торгоут-калмыков), сложили оружие ввиду данного им обещания принять их в подданство России. Но в то же время, когда воины делали свое дело на месте, в дипломатической канцелярии, без испрошения заключения местных властей (Колпаковского и Кауфмана), признали нужным дать обещание Китаю, что Кульджа будет возвращена, как только китайцы справятся с восстанием и подойдут к пределам Кульджи. Мы, кажется, надеялись, что китайцам не удастся победить Якуб-бека и овладеть Кашгарией. Но мы сами и помогли им в этом. Когда в 1876 г. я в качестве посланца России находился в лагере Якуб-бека близ г. Курля17 и вел переговоры о проведении границы с только что завоеванной нами Ферганской областью, Якуб-бек справедливо с горечью упрекал меня в том, что одновременно с ведением мной переговоров с ним другой офицер Генерального штаба — подполковник Сосновский, с ведома и поощрения некоторых русских властей, поставлял провиант в китайские войска, стоявшие недалеко от Курля против войск Якуб-бека. Помощь эта оказалась действенной.
Когда неожиданно умер в своем стане Якуб-бек, китайцы быстро овладели Кашгарией, восстановили в ней свое владычество, дошли до южных границ Кульджи и предъявили свои права на эту провинцию. Мы тянули это дело. Кауфман упорно советовал Кульджи не возвращать. В 1878 г. в должности начальника азиатской части Главного штаба я подал начальнику Главного штаба генерал-адъютанту графу Гейдену записку, в которой доказывал необходимость для нас в военном отношении владеть Кульджей (представляющей готовый, весьма сильный по местности канонир) и излагал свое мнение, что если бы нам и пришлось ввиду неосторожно данного обещания возвратить Кульджу, то представляется необходимым потребовать с Китая вознаграждение на наши 8-летние расходы по этому краю и за убытки русской торговле с Китаем с 1863 г. в сумме 100 млн руб. золотом, которые и употребить на постройку Сибирской железной дороги. Генерал Кауфман поддерживал это мнение, но представители дипломатии были против моего предложения. Государь император Александр II приказал образовать особое совещание для обсуждения кульджинского вопроса под председательством графа Милютина. В совещании приняли участие министры: иностранных дел — Гирст, финансов — адмирал Грейг, генералы Кауфман, Обручев и я. Министр иностранных дел высказался за передачу Кульджи, адмирал Грейг энергично поддерживал его, противясь мысли моей потребовать от китайцев вознаграждения в 100 млн руб. Он высказался при этом, что для России вопрос денежный не важен, лишь бы обещание, хотя и данное легкомысленно, возвратить Кульджу было выполнено. Данное во время экспедиции 1871 г. обещание дунганам и таранчам, что мы их не вернем в подданство Китаю, русские люди Грейг и Гирст считали возможным забыть, лишь бы выполнить легкомысленно, без сношения с местными властями данное Китаю нашими дипломатами обещание — возвратить Кульджу Китаю. После долгих прений генерал Кауфман вынужден был уступить, и решено было возвратить Кульджу с вознаграждением в нашу пользу лишь 5 млн руб. Возможность приступить к постройке Сибирской железной дороги на 10 лет ранее, чем это было исполнено в действительности, не была принята в серьезное внимание, за что мы и поплатились впоследствии. Министр финансов явился самым энергичным противником солидного денежного вознаграждения.
Китайцы, со своей стороны, очень приподняли тон и грозили, что они сами примут меры, дабы Кульджа стала китайской, и начали стягивать войска к кульджинскому краю, группируя их у Урмии, Манаса, Кун-Турфана и в других пунктах. Мы со своей стороны, начали спешно принимать меры для усиления нашего положения в Приамурском крае. Со стороны Туркестана нам пришлось стянуть к Кульдже резервы из Ташкента. В 1880 г. хребет Барохоринский, отделяющий Кульджу с севера от частей Восточного Туркестана, уже занятых китайцами, нами спешно укреплялся. Я командовал авангардом наших войск в составе 7 батальонов пехоты, казачьего полка и трех батарей и могу свидетельствовать, что дух войск был превосходный, и приказание идти вперед было бы встречено радостно, настолько тяжелой казалась войскам мысль бросить завоеванный нами прекрасный край, где мы уже прожили хозяевами почти 10 лет, и нарушить обещание, данное населению — оставить его в подданстве России. Таранчи и дунгане с тревогой являлись в наш лагерь, не доверяя слухам, что мы их обманули и отдадим на расправу китайцам.
При решении кульджинского вопроса мы имели преувеличенное представление о военных силах и средствах Китая.
После Японо-китайской войны обозначилась слабость Китая.
События на Дальнем Востоке пошли с большой быстротой. Мы начали строить через Маньчжурию железные дороги, заняли Квантунский полуостров, и этим вооружили против себя не только Китай, но и Японию.
Таким образом, за последнюю четверть XIX столетия не только осложнились, вследствие огромной боевой готовности Германии и Австрии, наши задачи на Западе, но осложнились наши задачи по охране границ с Румынией, Турцией, Афганистаном, а за период 1896-1900 гг. к этим тяжелым задачам прибавилась и задача по охране занятого нами положения на Дальнем Востоке. К задачам военного ведомства в последних годах минувшего и в первых годах текущего столетия прибавилась огромной трудности задача — закрепить за Россией быстро и неожиданно для Военного ведомства сделанный нами шаг по выходу к берегам Тихого океана.
Очевидно, что выполнение всех задач по охране 17 000 верст границ и поддержание военных сил России на такой высоте, чтобы мы могли дать отпор не только каждому из 9 государств, соприкасающихся с Россией, но и коалиции их, требовало и отпуска соответствующих трудности задачи денежных средств.
16С нашей стороны участвовало до 200 человек. Дело было незначительное, мы потеряли убитыми и ранеными всего 42 человека.
17Недалеко от исследованного Пржевальским озера Лоб-норм, в которое впадает река Тарим.
<< Назад
Вперёд>>
