ШТЕЙНБЕРГ Мария Николаевна (1901 — после 1926)
Показания ШТЕЙНБЕРГ М.Н. 15.04.26 г.
С М.А.НЕСТЕРОВОЙ и Г.О.МЕБЕСОМ я познакомилась в сентябре 1918 г. по приезде из г. Полтавы, где я провела около года. Познакомила меня с ними моя мать, которая с ними познакомилась во время моего отсутствия и уже в письмах мне много о них писала. Первое время я к ним отнеслась совершенно безразлично, занялась работой в Педагогическом институте и совершенно к ним не появлялась. В ноябре 1918 г. умер мой отец. Материальное положение и чисто моральные переживания мои были тогда очень тяжелы. Мне пришлось бросить тогда Педагогический институт и искать службы. В этот именно период, кажется, в январе 1919 г., я, по поручению матери, какому не помню, как-то раз поехала к М.А.НЕСТЕРОВОЙ. Она отнеслась ко мне очень тепло и участливо, что, ввиду моего в высшей степени мрачного настроения, произвело на меня большое впечатление, и с этого момента я всецело подпала под ее влияние. Вообще, М.А.НЕСТЕРОВОЙ нельзя отказать в очень большой обаятельности и умении подойти к каждому человеку с нужной для него стороны, что и заставляет очень многих слепо ей подчиняться.
С января 1919 г. я стала бывать на Греческом раз в неделю, по вторникам, когда там бывали общие беседы, касавшиеся различных сторон оккультизма. Руководил этими беседами Г.О.М.
Первые разговоры о «цепях» я услышала уже летом 1919 г., когда мне предложили готовиться к посвящению в первую степень associe мартинистской цепи. Перед самым моим посвящением НЕСТЕРОВА сообщила мне, что «цепь» раскалывается на две части: одна, мартинистская, остается под руководством Г.О.М., а вторая будет под ее руководством, вследствие чего я должна решить, в какую именно из них я желаю вступить. Я, конечно, пожелала быть под ее руководством и очутилась в Ordo Martinesisti Strictae Oboedientiae Orientalis. Над значением «строгого восточного послушания» я тогда слишком много не раздумывала, т.к. слепо верила НЕСТЕРОВОЙ. Г.О.М. ко мне, вообще, имел мало отношения; его влияние на меня исключительно определяется теми лекциями и беседами, которые мне приходилось там слушать.
Ядро учеников, состоявших в то время в «цепи» O[rdo] M[artinesisti] S[trictae] O[boedientiae] Or[ientalis], было очень невелико. Насколько я помню, там состояли: моя мать, С.А.КУРИЛЕНКОВ (более известный под наименованием «дядя Сережа»), инженер С.КОПЫТКИН, Б.В.АСТРОМОВ, А.Г.СИДОРОВА, М.С.МАРКЕВИЧ и, если не ошибаюсь, больше никого. Собрания цепи посещала еще старый друг НЕСТЕРОВОЙ, А.М.ЮРКОВСКАЯ (тетя Саша). Из данного состава на Греческом больше никого не осталось.
Занятия цепи состояли из предварительной молитвы и работы в цепи, где при помощи пассивного и активного сосредоточения мы должны были добиваться чего-то вроде ясновидения, т.е. видеть в темноте какие-то астральные явления. После конца работы все опрашивались о виденном. Надо сказать, что я работала в этой цепи около трех лет, но никогда ничего не видела, несмотря на все желание, да и большинство из нас тоже. Многие, думаю, просто внушали себе, что они что-то видели. Мне же лично, в конце концов, неловко стало сознаваться в своей полной бездарности в этом отношении, почему я и нашла более целесообразным докладывать о том, что видела что-нибудь из того, что до меня говорили, или ограничивалась просто какой-то «туманностью». Думаю, что и остальные в большинстве случаев к этому прибегали; ежели кто-нибудь и действительно что-нибудь видел, то это, по-моему, следует отнести к общему расстройству нервной системы, которая от таких занятий еще больше расстраивалась.
Орден мартинистов, который остался в ведении Г.О.М., как потом выяснилось, состоял лишь из В.В.БОГДАНОВА, М.А.РОДЫНСКОГО и И.Я.КОМАРОВА. Насколько из этого явствует, общий состав цепи был по количеству ничтожен, что, однако, не мешало НЕСТЕРОВОЙ и Г.О.М. распространяться об исключительной могущественности цепи, об огромном количестве неизвестных нам членов и отделениях в различных городах СССР.
Надо сказать, что в то время НЕСТЕРОВА и Г.О.М. стояли в наших глазах на очень большой высоте, и, по крайней мере, внешне всецело осуществляли преподаваемый ими идеал «Учителя», как человека, отрекшегося от всех земных благ, работающего лишь для общей духовной эволюции, как своей, так и всего человечества. Ничем, не имеющим отношения к этой цели, они, как будто бы, не интересовались.
В учении Г.О.М., относившемся к тому времени, я усматриваю два опасных пункта. 1) Человек, преследующий какую-либо идею, может во имя этой идеи сделать все, что угодно, и ничто, сделанное им, отнюдь не является злом. Человек может сделать что угодно, если он только в глубине души ни разу не усумнится в том, что он хорошо поступает, причем иллюстрировалось это такими примерами: «Если я, например, очутюсь в пустыне и буду умирать с голоду и мне повстречается какой-нибудь негр, я имею полное право сжарить из него бифштекс, т.к. это нужно для поддержания моей жизни и поступок этот не будет злом»; «Если я голоден и мне это необходимо для поддержания жизни, я имею право взять чей-нибудь кошелек, который мне почему-либо попался на глаза». 2) Ученики должны всецело и слепо идти к Учителю, хотя бы Учителю и вздумалось, например, совершенно изменить «пантакль» (т.е. идею, к которой он стремится). Другими словами, это означает, что на ученика отнюдь не падает ответственность за то, к чему он идет и что он делает, если его на это посылает Учитель: что бы он ни делал, все ведет к эволюции его души; если же он порвет со своим Учителем, то это — инволюция. Учитель же в это время может менять цели, к которым он стремится, сколько угодно, за это отвечает, в смысле эволюции его души, только он один, т.е. ученик должен быть всегда слепым орудием в руках своего учителя. В конце 1919 г. или в самом начале 1920 г. Г.О.М., ввиду общего тяжелого материального положения и для поправки здоровья, взял службу в какой-то школе в Березайке, куда и уехал. НЕСТЕРОВА оставалась здесь одна в отчаянных материальных условиях. Надо сказать, никаких намеков о возможности или необходимости получения какой-нибудь помощи от учеников не было. Если ей и немного помогали, то исключительно по своей инициативе, причем часто приходилось ее упрашивать принять то немногое, что ей приносили.
Приблизительно в марте 1920 г. НЕСТЕРОВА была вызвана на допрос в ЧК и арестована. Просидела она недели три и была выпущена после явки из Березайки Г.О.М., который, кстати, тоже вызывался один раз (а может быть и больше) в ЧК на допрос. После этого Г.О.М. в Березайку больше не поехал и с этого времени начался расцвет Общества. Появилось много новых членов: БУДАГОВЫ, мать и дочь, З.С. и В.И.ТРАПИЦЫНЫ, Н.А.ЛЕОНТОВСКАЯ, А.Н.ПАТЦНЕР, А.В.КЛИМЕНКО, Ю.М.ГОЛОВИНА, Е.ДОЛЬСКА, В.П.ЯКОВЛЕВ, Н.Д.ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ (его я встречала там и в 1919 г., но он на год куда-то уезжал), Б.А.ЛАТЫНИН, Б.А.МЮНЦЕР, В.А.МЕКСИКАНЕР и несколько других второстепенных личностей, которых я уже и не помню, тем более, что они появлялись ненадолго и скоро исчезали.
Из этого состава в настоящее время, насколько мне известно, на Греческом остались лишь КЛИМЕНКО, ЛЕОНТОВСКАЯ и МЕКСИКАНЕР. Начались очень таинственные разговоры о каких-то «заручках» в ЧК, о каких-то неназываемых «Никодимах», тайных учениках из ЧК, к которым Г.О.М. иногда отправлялся, и каких-то даваемых им заданиях. Насколько это соответствовало действительности — не знаю.
В мае 1920 г. я получила вторую степень — initie O[rdo] M[artinesisti] S[trictae] O[boedientiae] Or[ientalis]. Как раз с осени 1920 г. НЕСТЕРОВА и Г.О.М. начинают получать довольно значительную материальную поддержку от учеников. Осенью же 1920 г. начинаются разговоры об открытии масонских лож.
Мужская ложа «Stella Nordica» поручается Б.В.АСТРОМОВУ. Что у него там делалось — не знаю, из членов этой ложи знаю лишь А.В.КЛИМЕНКО и Б.А.ЛАТЫНИНА, остальных он вербовал вне Греческого. Ложа помещалась где-то на Михайловской площади.
Женская ложа «Prometea» была под руководством НЕСТЕРОВОЙ. В ложе было три степени: 1 — мастер, 2 — товарищ, 3 — ученик. Я в означенную ложу вступила на степень «товарища», имела должность секретаря ложи. Состав ложи был следующий: викарий «Прометея» НЕСТЕРОВА, надзирательницы в степени мастеров — моя мать и ПАТЦНЕР, в степени товарища — секретарь — я, и в степени учеников Е.Г. и В.М.БУДАГОВЫ, З.С.ТРАПИЦЫНА, Ю.М.ГОЛОВИНА, Л.ОБИДЕЙКО, Н.А.ЛЕОНТОВСКАЯ, В.А.МЕКСИКАНЕР. Занятия состояли из молитвы и поучения на какую-либо тему этического характера.
Вскоре же НЕСТЕРОВА просто стала читать нам по книжке историю древнегреческой философии.
Заседания ложи были обставлены с крайней театральностью: был особый ритуал, были у нас облачения, вроде простыней и разноцветных ленточек для всех степеней. Так для мастера — красная ленточка со словами «INRI», для товарища — оранжевая с изображением факела, для ученика — зеленая с изображением костра. Вообще, насколько мне сейчас кажется, вся эта балаганщина была приспособлена для того, чтобы возбудить к себе интерес, как к чему-то таинственному и чем-то занять публику.
Надо сказать, что такой же театральностью отличались и ритуалы посвящения в O[rdo] M[artinesisti] S[trictae] O[boedientiae] Or[ientalis]. Там не было лишь облачений, и то лишь потому, что должны были бы дать лиловые плащи, шпаги и маски, но не было средств их сделать.
Женская масонская ложа становится главной базой материальной поддержки. Поддержка эта уже начинает приниматься как нечто должное и, наконец, перед Рождеством 1920 г. я уже получила от НЕСТЕРОВОЙ задание, якобы от себя намекнуть «сестрам по ложе», что из продуктов они должны принести на Рождество, причем, чтобы я не забыла, мне даже вручен был список.
Этот факт является первым толчком к моему, хотя пока и незаметному, разочарованию в личности НЕСТЕРОВОЙ. С тех пор она начинает, хотя пока и очень редко, давать поручения чисто экономического свойства: главным образом, меня, якобы от себя и по собственной инициативе, начинает отправлять к БУДАГОВЫМ и ГОЛОВИНОЙ, как к наиболее обеспеченным.
Летом 1921 г. моя мать и я, по настоянию НЕСТЕРОВОЙ, переехали на Греческий и с этого времени все более и более ясно начинает проступать оборотная сторона медали. НЕСТЕРОВА стремится всецело оградить меня от всяких других влияний, кроме ее собственного.
Осенью 1921 г. я бросила службу и поступила в университет. Первые столкновения начинаются по поводу университета. НЕСТЕРОВОЙ не нравится, что я занимаюсь чем-то посторонним Греческому, от чего страдают мои занятия там. В конце концов она добивается того, что я бросаю университет. Режим для меня создается чисто монастырский: ко мне никто не смеет придти, иначе как с особого разрешения и предупреждения НЕСТЕРОВОЙ; я не могу вернуться домой позже одиннадцати часов, да и вообще куда-нибудь пойти без больших разговоров на эту тему. На меня взгружается всякая черная домашняя работа вроде мытья посуды, колки бесконечного количества щепок, носки воды, продажи на рынке всяких ненужных вещей и продуктов, хождение то к той, то к другой ученице за деньгами или продуктами, и т.д., и т.д.
Мария Альфредовна становится все более и более мелочной, совершенно распоясывается с нами и перестает церемониться.
Невзирая на все свое «учительское достоинство», она оказывается способной устроить необыкновенный скандал по какому-нибудь мельчайшему поводу, вроде того, что накоптил примус или что-нибудь в этом роде. По отношению ко мне и моей матери она начинает относиться с редким бессердечием. Были случаи, когда меня с флюсом и повышенной температурой посылали в метель на рынок продавать селедки и потом, в тот же день, еще по каким-то поручениям; или когда у меня болели оба глаза в продолжении месяца, меня заставляли часа по два в день колоть щепки, постоянно попадая себе по пальцам, т.к. я ничего не видела.
Ореол «оторванных от земной жизни Учителей» довольно быстро меркнет. Г.О.М. представляется мне человеком крайне эгоистичным, требовательным, очень любящим сыто покушать, до такой степени, что когда у него к обеду нет мяса или чего-нибудь вкусного, у него скверное настроение, и это отзывается на его работе. Откуда же все это взять — ему нет никакого дела, он в это не входит и этим не интересуется; он представляет из себя крупную величину и ему должен быть предоставлен соответствующий комфорт, а как, какими жертвами и на чьи средства — ему нет дела.
НЕСТЕРОВА — человек в высшей степени деспотичный. Для нее, главным образом, нужно как-то повелевать, играть какую-то роль, общий комфорт для нее преобладающего значения не имеет: он ей нужен, поскольку его от нее требует Г.О.М., и поскольку он за его неимением приходит в дурное настроение. Постепенно настает такой период, когда в глазах НЕСТЕРОВОЙ достоинства учеников начинают расцениваться по тому, сколько они дают. Таков случай с Е.Г.БУДАГОВОЙ. Она была в большом фаворе, пока она в состоянии была много давать. Когда же ее материальное положение стало скверным, НЕСТЕРОВА стала относиться к ней гораздо холоднее и мне иногда высказывала мнение о том, что она удивлена поведением Е.Г.БУДАГОВОЙ, которая в свое время тратила столько денег на свои удовольствия и не могла додуматься до того, чтобы купить золотых вещей, которые могли бы служить фондом про черный день для Учителей. Также было и с Ю.М.ГОЛОВИНОЙ, которой, наконец, надоело давать столько, сколько она ранее давала, и которая после этого тоже впала в немилость.
Общее экономическое положение НЕСТЕРОВОЙ и Г.О.М. было приблизительно таково: Г.О.М. имел двенадцать часов занятий в бывшей «Анненшуле» и получал половину ставки тогдашнего крайне низкого оклада Губоно. Оплата же за квартиру, отопление, освещение и дополнительные расходы на питание и тому подобное шла за счет учеников, которых уже в 1922 г. было около сорока человек.
Из учеников позднейшего состава помню очень немногих, т.к. мне пришлось сталкиваться с ними уже довольно мало времени.
Знаю только С.В.СЛОБОДОВУ, доктора ПЕТРОВА, ГАБАЕВА, БАРЕСКОВА, БЕРШАДСКУЮ-ВАРТАПЕТОВУ, ГАРЯЗИНУ, которая, кстати, уже была в первом составе ложи, и несколько других, фамилий которых уже не помню.
Забыла упомянуть, что в конце 1921 или в начале 1922 г. произошел большой скандал с Б.В.АСТРОМОВЫМ, который сначала был отпущен «в отпуск», а потом и совсем ушел (точных причин этого скандала не знаю), и мужская масонская ложа была переименована в ложу «Agni» и поручена А.В.КЛИМЕНКО.
С лета 1922 г. начинается мой резкий отход от НЕСТЕРОВОЙ. У нас все время происходят очень резкие столкновения, и осенью 1922 г. меня отпускают в «бессрочный отпуск» по всем цепям. До февраля 1923 г. мне приходится еще жить на Греческом, а затем мы с матерью оттуда переехали. Знаю, что летом 1923 г. Г.О.М. ездил в Крым на средства учеников, думаю, что далеко не добровольных, т.к. знаю, как последнее время туго приходилось с вытягиванием из учеников денег. Эта поездка была ознаменована большим уходом с Греческого большей части центрального ядра его, а именно: БУДАГОВЫХ, ДОЛЬСКА, ЯКОВЛЕВА, ТРАПИЦЫНОЙ, вследствие чего Г.О.М., кажется, был в срочном порядке вызван из Крыма.
После нашего отъезда на Греческом осталась жить очень преданный и старинный друг НЕСТЕРОВОЙ А.И.ЮРКОВСКАЯ, женщина уже очень пожилая и болезненная, на которую по моем отъезде взвалили всю черную работу, и пользуясь тем, что ей некуда было деться, так ее там содержали, довели до такого состояния, что она бросила все и вся и уехала в Ташкент к племяннице.
В настоящее время все тяготы на Греческом выносит на себе М.А.КОЛОКОЛЬЦЕВА (тоже одна из масонок) и некая Вера Николаевна1. Как они себя там чувствуют — не знаю. Насколько я слышала, в последнее время работа там сильно сокращена, на Греческий пускают лишь особо испытанных и верных, набор новых членов ведется на стороне у учеников с очень большими предосторожностями, количество собраний и заседаний сокращено до минимума.
Показания писала собственноручно.
М.Штейнберг
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 348-353]
1 Фрейтаг В.Н.
<< Назад Вперёд>>
