АЛЕКСАНДРОВ Георгий Васильевич (1897 — после 1928)
Показания АЛЕКСАНДРОВА Г.В. 06.02.26 г.
Осенью 1920 г. я поступил в кинотехникум (Сергиевская ул. д. 28), где был зачислен в 4-ю группу. Через несколько дней по моем вступлении я познакомился с Бобом ВАТСОНОМ, работавшем в той же группе. ВАТСОН в это время был кумиром всех женщин группы, но, насколько сейчас помнится, особенно тесная связь у него была с Татьяной Александровной ГАРЯЗИНОЙ, которая училась, если не ошибаюсь, в одной из других групп. Женщины нашей группы весьма ревниво относившиеся к Бобу ВАТСОНУ, заметили чрезвычайно характерные их совместные пропуски, которые у обоих совпадали. Об этих пропусках ВАТСОН и ГАРЯЗИНА говорить не любили, и ежели говорили, то с нарочитой таинственностью. Летом 1921 г. ВАТСОН вдруг воспылал ко мне симпатией и много раз наводил разговор на оккультные темы, причем говорил весьма величаво и таинственно. Получалось впечатление, что говорит некто всемогущий и всеведающий, только лишь снисходя до человечества принявший свой настоящий облик и попустивший себя дойти до профессии киноактера (к чему у него, кроме наружности, не было ни малейших данных).
Я чрезвычайно боюсь всяких шарлатанов и ни с кем из оккультистов не был знаком; таким образом, приставания ВАТСОНА еще более меня испугали и я пытался (всегда с успехом) от них постоянно увильнуть. Осенью того же года у меня с ВАТСОНОМ произошла первая размолвка на почве экзаменов и зачетов, когда он попытался ни с того ни с сего повысить на меня голос. С этого времени я всегда держался с ним как бы настороже.
Зимой 1922 г. я с ним окончательно переругался, режиссируя маленькую постановку и назначив ВАТСОНА на очень незначительную роль, которую он так и не мог сделать. Летом 1922 г. он вышел из киноколлектива (ныне не существующего вовсе), и я знал его, если можно так выразиться, лишь «шапочно». Весной 1924 г. мы совместно с Н.Г.СВЕРЧКОВЫМ (с которым весьма дружен) решили организовать киноэкспериментальную мастерскую для создания нового вида фильма-агитки «Киноплакат». Как только пошли о наших намерениях разговоры, Н.Г.СВЕРЧКОВ получил от ВАТСОНА письмо, в котором ВАТСОН предлагал себя в качестве одного из инициаторов-организаторов. Таковое его предложение было мною своевременно отклонено, да и сам Н.Г.СВЕРЧКОВ нелестно отзывался о ВАТСОНЕ как о киноработнике.
В этот период я узнал, что ВАТСОН носит и другую фамилию — АСТРОМОВ. Я знал, что он часто бывает у СВЕРЧКОВЫХ и, видимо, дружен с ними, и был в это время поражен, что СВЕРЧКОВ как-то небрежно сообщил мне, что с АСТРОМОВЫМ видится ныне только случайно. Сам я АСТРОМОВА у СВЕРЧКОВЫХ никогда не встречал. В это же время я, зная, что СВЕРЧКОВ работает в мистицизме, неоднократно приставал к нему с расспросами и предложениями принять меня в работу, на что получал много уклончивых ответов и даже прямых отказов. Но все же удалось получить от СВЕРЧКОВА обещание при случае вспомнить о наших разговорах на сей предмет.
Осенью СВЕРЧКОВ уехал из города. И вдруг, совершенно неожиданно, я получил от АСТРОМОВА письмо с просьбой зайти к нему по чрезвычайно важному делу. Это было в первых числах ноября 1924 г. Я направился и в тот же день с места был ассоциирован в масонскую «цепь». Немного читав о масонстве, я таковое «ассоциирование» нигде не встречал упомянутым. Далее АСТРОМОВ заставляет меня называть себя «учителем», целовать себе руку и, что самое главное, возмутившее меня, начинает всячески натравливать меня на уехавшего СВЕРЧКОВА.
8-го ноября состоялось мое посвящение в ученическую степень, когда АСТРОМОВ предварительно закатил мне сцену, что я не величаю его «учителем». На таковом событии присутствовал ДРИЗЕН (отчества не знаю, кажется, бывший барон). Вся процедура носила явно балаганный характер.
Встретив меня, АСТРОМОВ забрал принесенные мною по его поручению две бутылки вина и закуски, спросил меня, принес ли я еще денег (три рубля, якобы в кассу взаимопомощи, и пять рублей за «истребу» посвящения), и получив отрицательный ответ, с ярым негодованием отвел меня в ванную комнату и предложил подумать о совершаемом. За стеной я слышал покашливание и шепот. Видимо, ДРИЗЕН торопился закусить и все время спрашивал, не довольно ли мне сидеть и думать, на что АСТРОМОВ ворчал и отвечал отрицательно. Наконец, ДРИЗЕН вошел ко мне, сказал «Ах!» и вернулся обратно в комнату АСТРОМОВА. Войдя во второй раз, он принес с собой шелковую повязку, заставил меня раздеться, отобрал у меня кошелек и повел в соседнюю комнату. Там провел меня шагов десять кругом и остановился. АСТРОМОВ задал мне несколько вопросов, содержание коих я сейчас запамятовал, больно уколол в грудь, начал что-то говорить и тут заметил на моих руках обручальное и памятное колечки. Опять шепот, оба пытаются снять кольца, и при моей помощи (я слюню пальцы) это им удается. АСТРОМОВ ударяет меня два раза по горлу и, приказав снять с глаз моих повязку, читает молитву, видимо, переделку «Отче наш...» Далее следует вручение мне знака ученика, сиречь маленького брелока-сердечка на голубеньком бантике, поздравления и торжественная речь. Затем меня опять выводят в ванную, где одеваюсь, а АСТРОМОВ тем временем откупоривает бутылки (слышно) и накрывает стол.
Вернувшись в комнату, я вместе с ними приступил к закуске. Так происходило мое посвящение.
Я ждал, что теперь мне откроют весьма многозначительные оккультные тайны, научат гипнозу или что-либо подобное, но взамен этого мне было предложено заняться переписыванием бесконечных экземпляров различных тетрадей и «совершенствоваться этически».
Натравливания на Н.Г.СВЕРЧКОВА не только не прекращались, но даже усилились. Кончилось тем, что АСТРОМОВ запретил мне даже рассказывать СВЕРЧКОВУ о моем посвящении. (Натравливания его на СВЕРЧКОВА в общих чертах сводились к следующему: СВЕРЧКОВ имеет на всех вредное, растлевающее влияние, семья у СВЕРЧКОВА развратна, СВЕРЧКОВ способен через мою голову получить кинопостановку, СВЕРЧКОВ материально непорядочен и прочее.)
Все это чрезвычайно меня удивило. Не того я ждал и не то искал, разговаривая со СВЕРЧКОВЫМ об оккультизме и метафизике. Все это побудило меня думать, что АСТРОМОВ, привлекая меня к работе, имеет какую-то скрытую цель. С этого момента я начинаю осторожно его выспрашивать и собирать о нем сведения.
Дабы не прерывать события, я отношу собранные мною сведения и прочее к дальнейшему. Приехал СВЕРЧКОВ. Я немедленно рассказал ему все, что говорилось и происходило у меня с АСТРОМОВЫМ. СВЕРЧКОВ взамен сообщил мне, что он и КИСЕЛЕВ (ни отчества, ни имени, ни адреса не знаю) находятся у АСТРОМОВА в опале, и что он уходит от работы с Бобкой, как мы его за глаза называли.
Я первое время хотел порвать с АСТРОМОВЫМ вовсе, но затем, заинтригованный собранными сведениями, решил уговорить Н.Г.СВЕРЧКОВА некоторое время повременить с уходом, свел его вновь на Михайловскую (сам не входил, т.к. АСТРОМОВ скрывал от меня этот адрес) и заставил его помириться.
СВЕРЧКОВ сообщил мне, что КИСЕЛЕВ уходит и оставаться с АСТРОМОВЫМ никак не желает. АСТРОМОВ перед тем передал меня для работы КИСЕЛЕВУ, с которым мы встретились однажды (в назначенный час, адреса не помню, на Лермонтовском проспекте, первый или второй дом от моста) и вели непродолжительную беседу, из которой я вывел (между слов), что КИСЕЛЕВ работать со мной не собирается.
В сочельник 1924 г. я был у СВЕРЧКОВА, и он просил меня отнести КИСЕЛЕВУ для передачи АСТРОМОВУ кой-какие книги. Я направился по тому же адресу и застал там КИСЕЛЕВА и пару незнакомых мне весьма простоватого вида юношей. КИСЕЛЕВ был взволнован и, видимо, кого-то ждал. Действительно, появился АСТРОМОВ в черной сутане, подвязанный веревкой, и объявил, что группа, работавшая с КИСЕЛЕВЫМ, распускается; прочел какую-то молитву и удалился совещаться с КИСЕЛЕВЫМ (слышно было, что они прощаются) в соседнюю комнату. Тем временем все разошлись. АСТРОМОВ величал себя при этом «братом Василием» и имел вид и тон завзятого игумена.
Когда я вернулся, СВЕРЧКОВ сообщил мне, что это есть следствие выхода КИСЕЛЕВА из работы.
Далее я и СВЕРЧКОВ были очень заняты в «основной своей профессии» — кино, и с АСТРОМОВЫМ не виделись почти до весны, что не мешало мне собирать о нем сколь можно было кой-какие сведения (см. далее). Весной мы оба навестили его, и он предложил нам организовать спиритические сеансы, указывая, что современные женщины страшно медиумичны. СВЕРЧКОВ и я, несмотря на его настаивания, все же отказались. В противовес мы предложили ему позволить нам работать самостоятельно и снабдить необходимым литературным материалом. АСТРОМОВ отказался и стал увиливать. Мы наседали. Тогда АСТРОМОВ объявил, что он уезжает, передает работу в другие руки, дает мне сейчас посвящение в «товарищи», а осенью даст в «мастера».
Надеясь на его отъезд, мы решили обождать. Меня вновь посвящали, но уже с глазу на глаз, также на Московской. Все было так скоро, что я об этом посвящении ничего почти не помню (мне кажется, что у АСТРОМОВА нет ритуалов на товарищеское посвящение, происходило какое-то импровизированное мартинистическое действо), кроме того, что АСТРОМОВ захмелел с первой же рюмки принесенного мною вина (портвейн) и начал молоть всяческую ерунду. Было весьма смешно.
Вскоре после этого балагана СВЕРЧКОВ и я уехали. Я вернулся раньше СВЕРЧКОВА в начале сентября (или в конце августа) и недели две скрывался от АСТРОМОВА пока не встретил его на улице. Не знаю, видел он меня или нет, но я принужден был на всякий случай явиться к нему. Он объявил, что намерен ехать в Москву, где думает «легализировать Русское Автономное масонство», читал мне длинный доклад и новый катехизис. Когда я намеревался критиковать и то, и другое, он запретил мне об этом заикаться, ибо я еще ничего в масонстве не понимаю. Я промолчал.
Тут стороной до меня дошли слухи о поведении АСТРОМОВА за время нашего отсутствия, и я так вознегодовал на него, что готовился через одного своего друга (ЭРМЛЕР Ф.М., кинорежиссер, ранее работал в ГПУ) сообщить, кому следует, о подобном «посвятителе», как приезд Н.Г.СВЕРЧКОВА остановил мое намерение. СВЕРЧКОВ пожалел уйти без материалов от АСТРОМОВА, предложил мне уйти мирно и не спеша, захватив материалы и предоставив разыграться скандалу с женщинами без нашего участия, уверенный, что такой скандал будет и АСТРОМОВУ несдобровать. Что меня удерживало от решительного шага и разговора с ЭРМЛЕРОМ — это боязнь огласки моего участия во всей «астромовщине».
Через несколько времени по приезде СВЕРЧКОВА АСТРОМОВ решил дать мне мастерскую степень, заломил за нее кучу денег (сейчас не помню, но в общей сложности расход по посвящению и покупке кожи, лент, перчаток и прочего обходился около 25-30 рублей). Денег я сейчас дать ему отказался, потащил СВЕРЧКОВА к В.Ф.ГРЕДИНГЕРУ и там объявил, что рву и с АСТРОМОВЫМ, и с работой. ГРЕДИНГЕР (живет на Михайловской, угол Итальянской) ранее никогда меня в частной обстановке не видал (мы один раз встретились с ним этой же осенью у АСТРОМОВА, где и познакомились) и, естественно, услыхав от меня целый короб новостей про АСТРОМОВА, прямо опешил.
Теща АСТРОМОВА, О.Е.НАГОРНОВА (живет там же) еще ранее меня рассказала ему все, что сама знала об АСТРОМОВЕ, и ГРЕДИНГЕР, вполне естественно, вознегодовал на АСТРОМОВА страшно. В тот же вечер решено было окончательно выгнать с позором АСТРОМОВА, и ГРЕДИНГЕР решил взять все это на себя. Как мне передавал СВЕРЧКОВ, они ездили к учителю АСТРОМОВА в оккультизме Г.О.М. (Григорий Оттонович, фамилию не помню, кажется, МЕБЕС), где проверяли, действительно ли АСТРОМОВ имеет право на оккультную работу и посвящения других. Г.О.М. утверждал, что это так, но вообще отзывался от АСТРОМОВЕ с большой иронией. АСТРОМОВУ стало известно об уходе. Он первый момент защищался как мальчишка, но одумавшись, перешел в наступление и стал стараться выставить остальных ничего не смыслящими идиотами, но тут был обвинен ГРЕДИНГЕРОМ в непристойностях и принужден был сдаться.
Вот все мое знакомство с АСТРОМОВЫМ.
Есть ли и была ли у АСТРОМОВА какая-либо организация?
Нет, таковой не было. Дело представляется так: АСТРОМОВ ушел от Г.О.М., где был «мастером стула» (председателем ложи). Если бы не ушел — его бы выгнали. Он находит некоего ВОЛЬСКОГО (Малая Посадская, 16) и встречается с ДРИЗЕНОМ, который, по словам АСТРОМОВА, его друг детства и родственник. Этих двух простаков он пользует, как аксессуары своих посвятительных выступлений. ВОЛЬСКОМУ, по его словам, в пять минут дана была 18-я степень, а другому, вероятно, тоже. С помощью этих «старших братьев» АСТРОМОВ производит первые свои посвящения и, таким образом, у него образуется небольшая горсточка. Ходят слухи (узнал от СВЕРЧКОВА), что был еще какой-то ПЕТРОВ, фигурировавший вначале. Далее АСТРОМОВ пользуется в работе, если так можно выразиться, «проходным составом», т.к. долго никто у него не работает, все бегут.
К моменту прихода СВЕРЧКОВА (АСТРОМОВ долго убеждал СВЕРЧКОВА, что он секретарь Г.О.М., тогда как был уже выбывшим; СВЕРЧКОВ, идя в посвящение, шел именно к Г.О.М.) у АСТРОМОВА имелся еще КЮН (Рудольф, уехал в Америку).
К моменту распада и даже раньше, весною сего года, у АСТРОМОВА как-то натянулись отношения и с ВОЛЬСКИМ, и с ДРИЗЕНОМ, и, фактически, кроме СВЕРЧКОВА и меня у него никого не было. Так как мы все время порывали и делали ему неприятности, он вызвал к себе ГРЕДИНГЕРА. В это же время он познакомился с СЕВАСТЬЯНОВЫМ (я ни лично, ни понаслышке его не знаю; говорят, писал раньше в журнале «Изида»), вот и все. Из этих-то лиц и составлялись четыре ложи и главная — «Астрея». Может быть, были кто-либо еще со стороны, но это маловероятно, т.к. АСТРОМОВ не преминул бы ими похвастать или показать их кому-нибудь из нас.
Личность АСТРОМОВА весьма неприятная: чрезвычайно лжив и страдает манией величия. Совокупность этих качеств нетерпима, невыносима при всяком с ним соприкосновении. Далее, он немного нечист на руку, т.е. любит «зажать» данную ему вещь или книгу. Лживость его вышла прямо в поговорку. Одним он говорит, что живет на Московской, другим — в Лесном, третьим — на Михайловской, четвертым (мне вначале), что ночует у знакомых. Когда встретятся три лица и заговорят о словах АСТРОМОВА, то редко когда два из них сойдутся в своих показаниях. Лично мне он часто путал данные о себе, но порой это делалось вероятно умышленно, т.к. он повесил у себя (на Московской; на Михайловской я не имел чести быть ни у него, ни в ложе) портрет Калиостро, для которого сам позировал, и от прямых вопросов, чего ради он так дал себя рисовать, он отделывался туманными выражениями о ничтожности времени; то же бывало и при упоминании его сходства с Наполеоном. Было такое впечатление, что он старается предоставить думать о своих предшествующих существованиях в этих образах.
Вообще он старался дать понять, что он вовсе не то, чем является на самом деле, а личность весьма и весьма знаменательная для бедных нас «человеков». Путался он и когда его спрашивали, где он учился. Он старался делать вид, что кончил Пажеский корпус и университет в Италии, где и получил звание доктора. Вообще же, сколь мне удалось вывести, он в Пажеском корпусе и не был. Кроме того, он нежно любил клеветать одному на другого — СВЕРЧКОВУ на меня, ГРЕДИНГЕРУ на СВЕРЧКОВА, мне на обоих сразу, причем, видимо, сам не замечал, что все его слова, вся ложь шита белыми нитками.
Он был чрезвычайно любезен с женщинами, да это и понятно: не имея никаких доходов, он принужден был часто бывать у них для подкармливания. А если женщина шла на его мистические увещевания, то отношения их становились очень интимны. Я никогда не видел его ухаживаний, а потому и не берусь о них судить, но слышал, что всех встреченных им женщин можно разделить на две категории: одни его ненавидят, другие подпадают немедленно под его влияние, и он вьет из них веревки.
Весьма вероятно, что пользуясь мистикой, как профессией, он и существовал вообще. За посвящение платили; за вещи, знаки, ленты и прочее тоже через него платили. Существовала мнимая «касса взаимопомощи», куда тоже, вероятно (т.к. я, всего-навсего, один раз переслал ему через СВЕРЧКОВА пять рублей и больше платить отказался) платили; существовали особы, которые кормили его, поили и оставляли ночевать; он бывал у многих (а последнее время зачастил к ГРЕДИНГЕРУ) как раз к обеду, так что и тут питался. Вообще же, доходы его последнего времени были очень скудны. В Пажеском корпусе он, конечно, не был, т.к. страдая легкими был еще очень юным отправлен в Италию, а до этого времени никто из окончивших этот корпус, как пажа, его не знает. Версия, что он учился в последнем, уже сокращенном выпуске, тоже не подтверждается. Все пажеские листочки и памятки, которые он развешивал на стенах своих двух квартир, собраны им у разных лиц, которые их выбрасывали (так мне говорил ВОЛЬСКИЙ о себе).
АСТРОМОВ любит вмешиваться в семейные дела всех, кто подпадает под его влияние, особенно его «волнуют» дела семьи СВЕРЧКОВЫХ. Он чрезвычайно против женитьбы СВЕРЧКОВА, очень недолюбливает его жену, и в прошлом году, когда СВЕРЧКОВА ждала сына, а сам СВЕРЧКОВ, как я уже указывал, уехал, он настаивал на аборте, являлся к СВЕРЧКОВОЙ чуть ли не со скандалами и был в конце концов выгнан ею вон. Сейчас я не помню всех подробностей этой истории, но сохранил впечатление, что все разговоры, которые АСТРОМОВ вел со СВЕРЧКОВОЙ на эту тему, носили чрезвычайно мерзкий с его стороны характер. Теперь же мне кажется, что АСТРОМОВ предполагал (если этого не было) предложить свои услуги и сделать ей аборт лично. Вероятно, что-нибудь в этом роде было, т.к. СВЕРЧКОВА с этого времени не может слышать его имени без содрогания.
Недавно НАГОРНОВА мне сообщила, что АСТРОМОВ таковые аборты с успехом проделывал ее приемной дочери.
Как только я, так неожиданно для меня, был ассоциирован, я спросил АСТРОМОВА об отношении правительства Республики к масонству, и АСТРОМОВ заверил меня, что правительству «мы» известны, к нам оно относится так же, как к любой секте. Я указал ему, что это определение весьма относительное, на что он предложил мне, ежели выйдут какие-либо разговоры о моей принадлежности к масонству, направлять всех к нему или вызывать его, и тогда он все уладит, т.к. у него, якобы, имеются на сие какие-то бумаги.
АСТРОМОВ в мое короткое время не выражал ничем желание связаться с иностранными масонскими организациями, но от НАГОРНОВОЙ я слышал, что задолго до меня таковая попытка была им проделана, а именно: он послал кому-то, кажется, ЛАМФОРТУ или ЛОМБАРТУ письмо, в котором он просил принять русских масонов под покровительство иностранного центра. Но, кажется, таковое письмо принято не было; во всяком случае, Астромовскую организацию никто не признал и сношения не завязались.
После ассоциирования, в которое я попал так неожиданно, я прежде всего постарался узнать не связан ли АСТРОМОВ с эмиграцией или иными контрреволюционными кругами, указав ему, что являюсь ярым ненавистником эмиграции, и, несмотря на все происшедшее, немедленно порываю с ним, если такая связь имеется.
АСТРОМОВ рассыпался в изъяснениях лояльности своей к совреспублике, а в конце концов заявил, что, собственно говоря, нет ни эмиграции, ни совстроя, — есть только мир и масоны, и что последние должны созерцать жизнь, а не принимать в ней участие; таков был смысл его ответа. Вообще же он меня всячески заверял, что масонство в России — это почти коммунизм, разница только в том, что масонство идет эволюционным путем, а коммунизм — революционным. На это я мог только усмехнуться.
Недавно НАГОРНОВА мне рассказывала еще об одном письме АСТРОМОВА за границу. По ее словам, дело происходило так. Вошел к ней АСТРОМОВ и сообщил, что некто (ЛИПСКИЙ, кажется) просит подтвердить, что он — граф. АСТРОМОВ написал, якобы, таковое подтверждение и отправил (кажется, в Америку), рассчитывая, что когда он будет за границей, он сможет этого «графа» держать в своих руках. Далее, НАГОРНОВА говорит, что этот «граф» женился на какой-то американской богачке, обокрал ее и бежал с ее сестрой. По ее словам, АСТРОМОВ собирается по приезде в Италию целовать Папе Римскому туфлю, перейти в католичество и принять графский титул, т.к. якобы у него были родственники какие-то графы в Италии.
Это была бы новая фамилия у Боба ВАТСОНА, сиречь Б.В.АСТРОМОВА, сиречь КИРИЧЕНКО. Вообще, все его фамилии весьма странные, и которая из них настоящая — неизвестно. Так, брат его, находящийся в Тифлисе, носит фамилию ни АСТРОМОВ и ни КИРИЧЕНКО.
Сей брат, фамилию которого я не знаю, приехал в Ленинград и встретился с АСТРОМОВЫМ. Братья в минуту откровенности сознались в своих мистических взглядах, и АСТРОМОВ немедленно посвятил его в какую-то высшую степень. Так АСТРОМОВ говаривал, что брат его держит ныне в Тифлисе ложу.
Что же касается до ложи в Америке, которую держит КЮН, то происходит следующее. КЮН — адъютант коменданта города, КЮНА можно использовать для ночных пропусков, КЮН тоже обучается киноискусству в техникуме. АСТРОМОВ находит случай и сходится с КЮНОМ. КЮН — в АРА. АСТРОМОВУ перепадают посылки и пайки, и даже в таком размере, что он дарит кое-что и кое-кому из знакомых: банку молока, рис, сахар и прочее. КЮН уезжает в Америку. АСТРОМОВ дает ему предписание открыть ложу в Нью-Йорке, снабжает его 18-й степенью и письмом к указанному ранее ЛОМБАРТУ. КЮН или не был у ЛОМБАРТА, или тот его не принял, но с письмом полное фиаско. В Америке не легче. КЮНА никто из американских масонов не признает и ничего с ним общего иметь не желает, ложа не открывается или влачит весьма жалкое состояние, о чем КЮН пишет АСТРОМОВУ слезные письма. Я не знаю, через кого происходит эта переписка, но мне думается, что через ближайшего приятеля КЮНА, которого АСТРОМОВ тоже думал сделать масоном, некоего КРАСНОБОРОДОВА М.Я., по сцене — РУДАНОВА, служившего в журнале «Кинонеделя» экспедитором. При мне эта переписка, по всем видимостям, уже прекратилась.
АСТРОМОВ не брезгует никогда подписаться и чужим именем. Всех посвятительных его имен я не знаю. Мне известно только «брат Василий», «учитель Эфроах» и «Великий» — не то «секретарь», не то — «мастер», не помню, «Сароах». Но когда этих подписей недостаточно, то он прибегает к помощи ДРИЗЕНА и ВОЛЬСКОГО. Недавно в разговоре с ВОЛЬСКИМ ГРЕДИНГЕР и я выяснили (что мы давно уже предполагали), что ВОЛЬСКИЙ совсем не в курсе «астромовщины». Даже более: предпоследние бумаги АСТРОМОВА об исключении некоего КАНЕВСКОГО, где в копии, показанной ГРЕДИНГЕРУ, была подпись ВОЛЬСКОГО, последний вовсе никогда не видел. По его словам, он подписывал только две-три бумаги, а мы знаем, что подписанных бумаг было много. Теперь же, когда АСТРОМОВА все бросили, он занялся организацией спиритических сеансов. По словам Н.Г.СВЕРЧКОВА на одном из них перед своим уходом от АСТРОМОВА был СЕВАСТЬЯНОВ. АСТРОМОВ весьма увивался за медиумом, молоденькой блондинкой. СЕВАСТЬЯНОВ не выдержал, нагнулся к нему и тихо спросил: «Скоро благословлять будешь?» АСТРОМОВ вскипел и ответил, что предоставляет это СЕВАСТЬЯНОВУ. Перед окончательной ликвидацией ложи АСТРОМОВ ее снимает и последний снимок делает двойной съемкой: первой — без себя, второй со своим присутствием, так что получается призрачный АСТРОМОВ-дух. С какой целью это сделано, неизвестно, но заставляет предполагать многое.
Как раз перед поездкой своей в Москву для «легализации» АСТРОМОВ усиленно советовал ГРЕДИНГЕРУ, СВЕРЧКОВУ и мне находить для работы лиц или богатых, или с хорошим служебным положением, на что первые два ответили отказом, а я вступил в полемику. После своего возвращения АСТРОМОВ уже о приеме новых членов и не помышлял или, во всяком случае, не разговаривал.
Особенно подробно со слов жены Н.Г.СВЕРЧКОВА — Н.А.СВЕРЧКОВОЙ, сказанных моей жене, Е.А.АЛЕКСАНДРОВОЙ, мне известен следующий, весьма знаменательный случай. Этим летом АСТРОМОВ, несмотря на явную неприязнь хозяйки, был у СВЕРЧКОВЫХ на каком-то семейном торжестве. Играли в фанты. АСТРОМОВ долго уговаривал и наконец уговорил всех, что он будет исповедником, удалился в соседнюю комнату и ждал. Первой к нему направилась жилица СВЕРЧКОВЫХ (кажется, ШУЛЬЦ). Пробыв там очень недолго, вышла красная и ушла к себе. Говорят, АСТРОМОВ пристал к ней с поцелуями. Второй отправилась жена СВЕРЧКОВА. АСТРОМОВ кинулся на нее, стал ее целовать и вообще вел себя весьма непристойно. Ей удалось отделаться от него, только оттолкнув его и воскликнув: «Что, у масонов всегда так полагается?» или что-то в этом роде. Третьей вошла в комнату Катя ЮРГЕВИЧ. Он прямо набросился на нее. Половой орган в это время был у него уже вынут из брюк. АСТРОМОВ разодрал ей платье, укусил в руку или плечо, и только когда она, спасаясь, упала на пол, оставил ее в покое. В этот вечер его выгнали. Через несколько дней он явился объясняться, и объяснял свое поведение тем, что Н.А.СВЕРЧКОВА — «такая интересная женщина», а он — «ведь мужчина».
Интересно, что извиняясь перед СВЕРЧКОВЫМ в происшедшем (после того, как его выкатили из масонства), он приводил и иное оправдание — говорил, что он был натощак в этот день, и выпитое вино бросилось ему в голову.
Со СВЕРЧКОВОЙ разговор этим не кончился. Он перешел к угрозам и объявил, что ежели она скажет что-либо мужу, он испортит ей всю остальную жизнь и сумеет сделать несчастной, доказывая, что СВЕРЧКОВ поверит, конечно, больше ему, чем ей.
Видимо, этот случай положил начало связи АСТРОМОВА с К.ЮРГЕВИЧ. У последней уехал человек, которого она любила. ЮРГЕВИЧ страшно скучала и была уверена, что он ее бросил. АСТРОМОВ вызвался приворожить его обратно. Для этого он заставлял ее чуть ли не дуть в печку и плевать через уголек. Однажды, по словам Н.А.СВЕРЧКОВОЙ, он явился к ней и угрожая вызвать смерть любимого, заставил ее войти с ним в неестественные половые сношения — сделать ему минет. В это время пребывал во всех своих знаках (на голове цветная шапочка, на груди пятиконечная звезда, как после выяснилось, принадлежащая НАГОРНОВОЙ и кое-как переделанная АСТРОМОВЫМ). По окончании всей процедуры АСТРОМОВ с достоинством удалился, а ЮРГЕВИЧ тошнило, и вообще она чувствовала себя нехорошо. Через некоторое время она все же сошлась с АСТРОМОВЫМ и до последнего времени благоденствовала и с ним, и с приехавшим своим другом. Когда этот случай был в благовидных формах упомянут на последнем свидании ГРЕДИНГЕРА и СВЕРЧКОВА с АСТРОМОВЫМ, то АСТРОМОВ укорял всех в незнании магии и говорил, что на какой-то высокой степени это разрешается, как магическая операция.
Отчаявшись получить от него какие-либо материалы по оккультизму, я прочел летом «Энциклопедию» Г.О.М., о чем по возвращении упомянул АСТРОМОВУ, то он яростно набросился на меня, заявил, что я не имел права этого делать, что мне рано это знать, и что Н.Г.СВЕРЧКОВУ, ездившему со мной, весьма нагорит, как он, мастер, попустил подобное мое ослушание. Все мои доводы, что я могу читать все книги, которые печатаются и издаются для публики, наравне со всякими покупателями, остались безуспешными.
Все прошедшее время АСТРОМОВ частенько напоминал мне о долгах и весьма возмущался моей в деньгах небрежностью, т.к. кроме вышеозначенных пяти рублей, я ни за ученическое, ни за товарищеское посвящение не платил, а за мастерское и подавно не намеревался.
Все здесь изложенное собрано было мною за год моего близкого соприкосновения с АСТРОМОВЫМ, причем главные источники моих сведений были О.Е.НАГОРНОВА, Н.Г.СВЕРЧКОВ, Н.А.СВЕРЧКОВА, В.Ф.ГРЕДИНГЕР и очень немного (лично до него касающееся) — ВОЛЬСКИЙ.
06.02.26 г. Ленинград Г.Александров
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 81 — 87об]
Показания АСТРОМОВА-КИРИЧЕНКО Б.В. 08.02.26 г.
В дополнение к изложенному в предыдущем протоколе показываю:
Патент на открытие и управление ложей выдан КЮНУ Р.А. не только по выраженному им желанию, но и главным образом потому, что он имел на это право как член Генеральной ложи «Астрея».
Попутно вспоминаю еще одного ассоциата, ученика КЮНА, а впоследствии СВЕРЧКОВА, некоего КРАСНОБОРОДОВА Михаила Яковлевича, по национальности еврея, служившего в редакции газеты «Кинонеделя» под литературным псевдонимом «РУДАНОВ».
Для подготовки ассоциата к посвящению в ученики имелся теоретический материал в виде 13 заповедей масонства (собственно, десять заповедей и три заповеди специально для родителей) и две молитвы: одна, расположенная по четырем каббалистическим животным и развивающая в человеке гармоничность и незлобивость, и вторая большая, читаемая обычно при закрытии ложи.
В вопросе об отношении Автономного Масонства к политике считаю нужным добавить, что занятия философией и метафизикой вырабатывают некоторую пассивность, исключающую занятия политикой; ибо когда умом постигаешь весь механизм мироздания, понимаешь управляющие им непреложные железные законы эволюции, то отходит даже мысль о каком-то насильственном изменении этих законов. Все равно это бесцельное, заранее обреченная на неуспех работа. Например, я убежден вместе с немногими своими друзьями, что Запад и белая раса приходят к концу и на их смену на мировой арене выступает Восток, т.е. желтая раса (см. мою статью о расах при основном докладе). Что бы ни предпринимали против этого народы Западной Европы и Америки, это наступает и ничто не сможет задержать колесо истории, точно так же, как смешны усилия помешать пятиконечной звезде занять место креста. Недаром в индусских пророчествах эпоха, идущая за Крестом, отмечена Пятиконечной Звездой. Благодаря занятиям оккультной метафизикой в людях развивается незлобивость и гармоничное спокойствие.
По вопросу о допустимости подчинения Автономного русского масонства заграничному дополняю, что практически это было бы нецелесообразно и не нужно. Могло бы быть наоборот, т.к. интеллектуально в смысле знаний мы сильнее, мы занимаемся каббалой, герметизмом и другими оккультными науками, у них же потеряны все ключи к знанию (поэтому и Г.О.М. в 1912 г. отделился от заграничного и организовал Русский Автономный Мартинизм) и осталась идеология грубого эгоизма сегодняшнего дня, который толкает их на занятия политикой. Приведу сравнение: мы внимательно стараемся понять механизм машины, а они суетятся над заменой или перекраской покрышек, скрывающих этот механизм. Сообщаю, что среди бумаг, взятых у меня, имеются документы, относящиеся к тайным степеням мартинизма. Хотя я и ушел из Автономного русского мартинизма, но я связан обетом молчания и не могу об этих документах подробно рассказывать, пока не получу разрешения на это от моего посвятителя Г.О.М. Своим же братьям-масонам я заранее дал разрешение говорить все, что они знают о масонстве представителям соввласти.
Вышеизложенное записано со слов моих правильно, в чем и подписываюсь.
Б.Астромов
08.02.25 г.
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 89-90]
Продолжение показаний АСТРОМОВА-КИРИЧЕНКО Б.В. 08.02.26 г.
Из организаций, занимающихся оккультизмом, мне известен, главным образом, Русский автономный мартинизм, где я сам был с 1918 по 1921 г. членом. История Ордена такова. В 1910 г. Верховным советом Ордена мартинистов, находящегося в Париже, был прислан в качестве генерального представителя в Россию некий Чеслав фон ЧИНСКИЙ, поляк, небезызвестный гипнотизер и хиромант, но человек с уголовным прошлым. Он основал в Петербурге Генеральную делегацию Ордена мартинистов, Генеральным секретарем которой сделался Григорий Оттонович МЕБЕС. ЧИНСКИЙ привез с собой посвятительные тетради и ритуалы, которые были переведены с французского языка на русский.
Орден мартинистов ставил своей целью пропаганду и распространение оккультных идей в России путем привлечения и объединения интересующихся этими идеями.
Вскоре деятельность ЧИНСКОГО возбудила против него неудовольствие среди мартинистов, а также привлекла внимание тогдашнего правительства, которое выслало ЧИНСКОГО из столицы.
После этого во главе Ордена стал Г.О.М., который расширил и дополнил посвятительный материал, привезенный ЧИНСКИМ из Парижа, и в конце концов объявил русский филиал мартинизма — автономным, что вызвало большое недовольство в Париже, и Верховный совет прервал отношения с Г.О.М. Капитул Русского автономного мартинизма во главе с Г.О.М. мотивировал свое решение поверхностностью и недостаточностью знаний парижских мартинистов, а также властолюбивыми попытками управлять Орденом мартинистов в России из Парижа.
Первым Генеральным секретарем капитула мартинистов был АНТОШЕВСКИЙ Иван Казимирович, бывший одновременно редактором оккультного журнала мартинистов «Изида». Со смертью АНТОШЕВСКОГО (1916-17 г.) Генеральным секретарем (вернее, Инспектором) стал БОГДАНОВ Василий Васильевич, работающий и сейчас у Г.О.М.
В годы войны, точной даты не помню, в Петрограде на Крестовском острове появилась Мария Альфредовна НЕСТЕРОВА, дочь одного из компаньонов фирмы ЭРЛАНГЕР в Москве, и основала в своем особняке «Общество чистого знания». Особняк был прекрасно оборудован для занятий практикой оккультизма, усиленно посещался, и НЕСТЕРОВУ принимали, по слухам (которые тогда о многих распространялись), за германскую шпионку. Это «Общество чистого знания» имело издательство под названием «Китеж».
В 1917-18 гг. Г.О.М. возвратился из Вологды, где был преподавателем физики в течение около двух лет, а может и меньше, и присоединился к НЕСТЕРОВОЙ, причем «Общество чистого знания» было закрыто, а некоторые члены его вошли в Орден мартинистов, который за время отсутствия Г.О.М. был в законсервированном состоянии.
Вскоре Орден мартинистов во главе с Г.О.М. переехал на Греческий проспект, угол 5-й Рождественской улицы, где пребывает и в настоящее время.
Во время моего там пребывания в 1919 г., когда Г.О.М. получил место председателя Педагогического совета Сельскохозяйственного училища на ст. Березайка, бывш. Николаевской ж.д., он разделил Орден мартинистов на два: Орден мартинизистов — строгого восточного послушания, где Наместником поставил НЕСТЕРОВУ, а Генеральным секретарем был я, и собственно Мартинистов восточного послушания, где Наместником был назначен БОГДАНОВ Василий Васильевич, Генерального же секретаря у них не было, благодаря малочисленности (всего четыре человека).
Внешне мартинизм в обоих течениях имеет три степени (ассоциата А, ассоциата В, инициатуса и супериор инкогнитуса). Каждая степень имела свои посвятительные имена, свои посвятительные тетради (см. мой архив). Основные цвета мартинизма — красный (плащи и маски) и белый (ленты знака, представляющего собой металлический круг с шестиконечной звездой внутри).
Посвящаемый видит без маски только председателя, своего посвятителя и Генерального секретаря, которого обязаны знать все члены Ордена, а остальные присутствуют в красных плащах и масках. Посвящаемый прочитывает отрывки из посвятительной тетради своей степени, председательствующий делает резюме этой тетради, после чего вновь вступающим приносится клятва (читаемая Генеральным секретарем), заключающая указание на направление его работы в данной степени, а также обет молчания о всем, касающемся Ордена. Ритуал посвящения общий для всех степеней, но при посвящении присутствуют братья посвящаемой степени и старшие.
За время моего пребывания в мартинизме велись следующие занятия: Г.О.М. читал лекции по арканам (см. его «Энциклопедию оккультизма»); по истории религий читала лекции НЕСТЕРОВА; кроме того Г.О.М. читал лекцию о «Зогаре» (часть Каббалы) и отдельные монографические лекции; я читал лекции о масонстве.
В Ордене были установлены взносы два рубля в месяц в кассу взаимопомощи, но т.к. этих денег не хватало на расходы, то приходилось иногда делать дополнительные сборы с членов. Кассой взаимопомощи ведал казначей (в мое время доктор МАРКЕВИЧ), дела коего ревизовало особо назначаемое ежегодно лицо.
При посвящении взималась плата себестоимости степенного знака.
Помимо теоретических занятий велась и практическая работа «цепью» по развитию в себе психических способностей телепатии и психометрии.
В отдельной группе велись занятия хиромантией, а также по составлению гороскопов, писали письменные работы на заданные темы, различные для каждой степени.
Из лиц, работавших в разное время у Г.О.М., мне известны: АНТОШЕВСКИЙ Иван Казимирович, НЕСТЕРОВА Мария Альфредовна, РОДЫНСКИЙ Михаил Антонович, БОГДАНОВ Василий Васильевич, КОМАРОВ, ЕФРЕМОВ Николай Васильевич, КЛИМЕНКО Алексей Викторович, ОВСЯННИКОВ Николай Сергеевич, КОЛОКОЛЬЦЕВА, БАРЕСКОВ Андрей Петрович, доктор ПЕТРОВ, ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ, ЛЕОНОВИЧ Михаил, СЕМИГАНОВСКИЙ Антоний Николаевич1 , ПОЛИСАДОВ Сергей Владимирович, РОССОВСКАЯ Вера Александровна, МОЛЧАНОВ Николай Петрович, ГОЛУБИН, АЗАНЧЕВСКАЯ, ПЕТРОВ Михаил Михайлович, КОЗЫРЕВ Петр Дмитриевич, ЛАТЫНИН Всеволод Александрович, ЛАТЫНИН Борис Александрович, БРУНИ Георгий Юльевич, ПАТЦНЕР Агнесса Николаевна, БУДАГОВА Вера Михайловна, ДЕМЧЕНКО Екатерина Георгиевна, ДЕМЧЕНКО Олег Владимирович, ГАРЯЗИНА Татьяна Александровна, ДОЛЬСКА Елена, ВАСИЛЬЕВ, ШТЕЙНБЕРГ Мария Владиславовна, ШТЕЙНБЕРГ Мария (дочь), ТРОПИЦЫН Валентин Иванович, ТРОПИЦЫНА Зинаида Степановна, САНДАЛОВА Мария, ГОЛОВИНА-ЖУКОВА Юлия Митрофановна, ПЕСТКОВСКАЯ, КУРИЛЕНКОВ Сергей Александрович, ПЯСТ Владимир, МАРКЕВИЧ Михаил Семенович, СЛОБОДОВА Софья, ЛЕОНТОВСКАЯ Неонилла.
ВОПРОС: Почему уходили люди от Г.О.М.?
ОТВЕТ: Разочаровывались в работе и в руководителях, а некоторых исключали.
Из других оккультных организаций мне известны:
1. Группа ЛОБОДЫ Георгия Осиповича, образовавшаяся из оккультного общества «Сфинкс», легально существовавшего до 1918 г. Как велико Общество и состав его — мне не известно. Полагаю, что состав женский и занимаются там больше столоверчением или молитвословиями.
2. Остаток эзотерического Ордена восточного послушания СЕМИГАНОВСКОГО под названием «Внутренняя (эзотерическая) церковь». Руководят кружком священник ЛАРИОНОВ Сергей Дмитриевич и КИСЕЛЕВ Борис Львович. У них ведутся лекционные занятия по истории оккультизма. Состава кружка я не знаю.
3. Кружок КЛОЧКОВА Григория Владимировича с антихристианским направлением; он работает вместе с женой ПАЦНЕР. Знаю, что после ухода из Ордена мартинистов у КЛОЧКОВА бывал ТРОПИЦЫН с женой, который читал там лекцию по истории буддизма.
4. «Орден рыцарей Грааля» под руководством некоего ГОШЕРОНА де ла ФОСС. Занимаются они оккультизмом, придерживаются чрезвычайно пышного ритуала. Предполагаю в них христианское направление.
5. Кружок доктора БАРЧЕНКО Александра Васильевича. В свое время он бывал в обществе «Сфинкс» и пытался с ним соединиться, но безуспешно. Из членов кружка БАРЧЕНКО знал ШАНДАРОВСКОГО Петра Сергеевича и КОНДИАЙНА А.А. Среди оккультистов БАРЧЕНКО не пользуется хорошей репутацией. Как на пример могу указать на распространение им среди учеников рукописи, выдаваемой им за свою, которая есть ничто иное, как плохой перевод с французского одной из книжек Элифаса Леви.
6. Знавал группу ЛЕМАНА (жил на Адмиралтейском канале), занимающуюся также оккультизмом и принадлежащую к направлению антропософов, т.е. учеников Рудольфа Штейнера.
7. Из одиночек-оккультистов знаю:
а) НАУМОВА Александра Адельфиевича, ушедшего из кружка ЛАРИОНОВА и занявшегося магнетическим лечением знакомых;
б) ХЛЕБНИКОВА Михаила Владимировича (?), у коего на квартире в свое время помещалось общество «Сфинкс»;
в) БЕКЛЕМИШЕВА Николая Николаевича, который, думаю, за старостью оккультизмом уже не занимается;
8. Из одиночек-масонов Великого Востока Франции знаю: ЗАРУДНОГО А.С., МОРОЗОВА Николая Александровича, ГРУЗЕНБЕРГА Семена Оскаровича2 , ГЕНКЕНА Вениамина Григорьевича, НЕКРАСОВА.
Вышеизложенное записано со слов моих правильно, в чем и подписываюсь.
Б.Астромов
08.06.26 г.
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 92 — 94об]
1 Семигановский (Семигановский-Диальти) Антоний Николаевич, род. в 1888 г. в Париже, из почетных граждан, отец — московский инженер. Окончил в 1905 г. в Москве реальное училище, учился в Археологическом институте в Москве и в Константинополе (1909/1910 г.), занимался на медицинском ф-те в университете Бейрута в 1912 г. С 1914 по 1921/1922 г. в Петрограде служил в Управлении телеграфа и в Наркомате связи; в 1923 г. переехал в Сибирь (Ново-Николаевск и Нижнеудинск), где работал в обновленческой церкви и рукоположен в епископы. В 1924 г. делегирован на Предсоборное совещание в Москву, где оставлен епископом и профессором Академии. В апреле 1925 г. вышел из церкви и снял сан. Первая жена — Прохорова Юлия Александровна, в Ленинграде, с дочерью Семигановской Ириной Антониевной; вторая жена — Брусилова Варвара Ивановна, в Москве. Адрес: Арбат, Старо-Конюшенный пер. 43, кв. 1. Арестован 14.09.25 г., освобожден 31.10. 25 г. [ЦА ФСБ РФ, Р-25868 (преж. 34018, 44495)].
2 Судя по всему, речь идет о Грузенберге Семене (Соломоне) Осиповиче (1875-1938), историке философии.
<< Назад Вперёд>>
