Монголы и Русь. История татарской политики на Руси

Период феодально-родовых смут в Орде и распадение золотоордынского государства. Влияние политических событий в Орде на события в Северо-восточной Руси и в Южной (рост великого княжества Литовского). Сплочение Руси вокруг Москвы и борьба с татарами. О традиционном характере татарской политики: политика Орды до Тохтамыша; политика ближайших преемников Тохтамыша на русском Северо-востоке


«Кочевой феодализм» не создавал благоприятной почвы для сохранения целостности опиравшейся на родовую аристократию империи, долженствовавшей между тем, по мысли ее основателя, завоевать мир. Не способствовала этому и двойственность, лежавшая в основе верховного управления¹. Во второй половине XIII в. империя, основанная Чингис-ханом, начала распадаться на отдельные, фактически самостоятельные уделы-государства. Но и удел, выделившийся из состава империи на западе, также не оказался устойчивым образованием. Признаки неустойчивости золотоордынского государства обнаружились уже в конце XIII в., как мы видели выше (см. гл. III). Покровительствуя городской торговле, монголы Золотой Орды, однако, сами оставались кочевниками по преимуществу². «Кочевой феодализм» не нашел в себе основ для создания устойчивого государственного образования. В начале XIII в. Чингис-хан пытался приспособить протекавший тогда процесс феодализации к интересам военной империи³. Но империя распалась; и правильная система вассалитет, обязанного военной службой, по-видимому, со временем утратила свой первоначальный характер. Во второй половине XIV в. мы наблюдаем небывалое усиление кочевой аристократии в Золотой Орде.

Уже в событиях второй половины XIV в., предшествующих распадению Золотой Орды, первенствующую роль играют «эмиры», «ординские князи» (в числе которых летопись упоминает Муалбугу с его «чадью»), группирующиеся вокруг того или иного «хана» или «сановника» и ведущие междоусобную борьбу; в борьбе партий ордынских князей в течение нескольких лет сменился ряд ханов: Бердибек, Кульпа, Наврус, Хидырь⁴. Хидырь пал на глазах у русских князей⁵. Дмитрий Иванович Московский успел еще выехать до «замятии», но остальные князья были застигнуты ею в Орде. На их глазах были свергнуты один за другим Темир-Хозя и Орду-Мелик; вслед за тем началось побоище: нал Кога и «инѣхъ множество»⁶. Андрей Константинович на пути из Сарая в Русь встретил ордынского князя Аратехозю и был окружен со всех сторон татарами; его с боем пробившись через татарские полки, прибыл на Русь «здравъ». Константин Ростовский, задержавшийся со своими в Орде, был до такой степени ограблен, что на нем и его людях не осталось даже «исподних порт»; они «нази токмо живы приидоша ПѢШИ на Русь». Дмитрий Константинович пересидел в Сарае и «цѣлъ схраненъ бысть». Князь Василий Тверской вернулся с Безделка, а «серебро тамо поклалъ», не доехав до Сарая⁷.

В Сарае, между тем, появились одновременно два царя: во-первых, Амурат, чеканивший монету в «Новом Сарае» и «Белад Гюлистане»⁸; во-вторых, Кильдибек, выдававший себя за сына царя Джанибека и чеканивший монету также в «Новом Сарае», а кроме того в Азаке (т. е. в Азове) и в Мокше (б. Пензенская губ.). Нет ничего удивительного, что русские князья в Орду сами не ехали. Невозможно было даже определить, кто из «царей» будет их сюзереном. Они послали в Орду только своих киличеев: осенью или летом 1362 г. Кильдибек начал наступление на Амурата с правой стороны Волги, был разбит и умерщвлен⁹. Несколько ранее киличеи поехали в Орду, к Амурату. В Сарае от Амурата ярлык на великое княжение Владимирское получил московский киличей Аминь — для Дмитрия Ивановича. Получив из Сарая ярлык. Дмитрий Иванович согнал с великокняжеского стола (зимой 1362/63 г.) суздальского князя, занимавшего великое княжение Владимирское с 1360 г.¹⁰

Переломным моментом в истории «русского улуса» явились события, совершенно изменившие положение Сарая, когда русский Северо-восток оказался от Сарая оторванным.

Дело в том, что события в Орде, предшествовавшие распадению золотоордынского государства, о которых мы только что говорили, заметно не поколебали весьма прочно установившихся отношений, зависимости Руси от ханской власти и значительно не нарушили существовавшего политического положения на русском Северо-востоке. Московский князь не получил преимуществ. Можно только предполагать, что он вознаградил потерю Лопасии, отнятой у Москвы Рязанью в 1353 г., захватом некоторых мест по «сей» стороне Оки. Но Лопасия, во всяком случае, осталась в руках Рязани. С другой стороны, мы знаем достоверно, что вопрос о пограничных с Москвой рязанских землях вызвал прямое вмешательство Орды, и только счастливая случайность позволила московскому князю не пустить посланное из Орды лицо в свою отчину: лицо это (Мамат Хожа) попало в Орде в число «коромольников»¹¹. Когда же Иван Иванович Московский умер, великое княжество Владимирское не было передано малолетнему московскому князю Дмитрию Ивановичу, а поручено суздальскому князю — сначала Андрею, но тот отказался, и великокняжеские полномочия, а вместе с ними и великокняжескую территорию, получил Дмитрий Константинович Суздальский. Великий князь владимирский продолжал быть на Руси ответственным лицом и защитником интересов. Орды. Так, например, когда в Орде узнали об ограблении жукотинцев, Хидырь прислал послов («Уруса, Каирбѣка, Алтанцыбѣа») с требованием поимки разбойников; великому князю владимирскому пришлось тогда созвать съезд в Костроме, и (общими силами, очевидно) разбойников поймали и выдали послам¹². В Орду ездили и князья, мало сочувствовавшие Москве, например Константин Васильевич и Дмитрий Борисович, из которых первый получил в Орде «весь Ростов», а второй был пожалован в Галич¹³. Вообще же, как известно, русские князья ездили в Орду после каждого нового переворота. Так было и со вступлением на престол Вердибека¹⁴ и с воцарением Кульпы (и со смертью великого князя Ивана Ивановича); только но прибытии в Орду князья Кульпы уже не застали: на престоле сидел Наврус¹⁵; в 1360 г. Навруса сменил Хидырь, и в 1361 г. князья поехали в Орду снова. Короче говоря, ни борьба партий в Орде, ни быстрая смена ханов не могли заметно поколебать прочно установившиеся отношения зависимости и значительно нарушить существовавшее политическое положение на русском Северо-востоке. Чтобы поколебать эти отношения, потребовалась катастрофа: распадение золотоордынского государства.

В Болгарах, как известно, засел Булат-Темир, «князь ординьский». Действуя независимо от Сарая¹⁶, он «взял» не только Болгары, но и «все городы по Волзѣ и улусы» и «отня весь Волжскый путь». К юго-востоку от Нижегородского княжества, в «Запъянии», окопался некий Секизбий, также являясь самостоятельным узурпатором¹⁷. Следы татар мы находим в б. Сергачском у. Нижегородской губ. и части б. Симбирской¹⁸. К востоку от Рязанского княжества так называемая «Наручатская страна» с центром на р. Мокше¹⁹ (где еще при Узбеке существовал золотоордынский монетный двор), признававшая ранее власть Кильдибека, не примкнула к Сараю, а перешла во власть князя Татая: и «ту живяше и пребываше» По некоторым данным, Наручатская страна занимала часть б. Пензенской и, может быть, примыкающую к ней территорию б. Тамбовской губ.²⁰ Только южнее оставался свободный проход к Нижней Волге из Рязанского княжества; на пространстве этом, — где, судя по грамотам митрополитов Феогноста и Алексея о пределах Сарайской и Рязанской епархий, в половине XIV в. можно было встретить «караулы» «возлѣ Хопор до Дону»²¹, — о находках золотоордынских монет в южной части б. Тамбовской губ. у меня нет сведений. Южнее же и юго-западнее шли уже пределы Мамаевой Орды. Дело в том, что один из влиятельнейших темников — Мамай объявил «царем» Абдуллаха и бежал за Волгу, на запад, вместе с «царици» и «всей Ордой»²². Территория вошла в сферу влияния Мамая и охватывала пространство на запад от Нижней Волги; в его власти, таким образом, оказался и Крым, занятый им несколько позже — вероятно в 70-х гг. XIV в.²³ На севере кочевья Мамаевой Орды граничили с Рязанским княжеством. Они подымались, судя по находкам кладов с золотоордынскими монетами, до б. Воронежского у.²⁴; вообще же можно, предполагать, что татары заходили и в верховья Дона, в район, где граничили б. Орловская, Тульская и Воронежская губ., откуда, по-видимому, открывался путь на Тулу, которой при Тайдуле «баскаци вѣдали»²⁵. Подымаясь к пределам б. Воронежского у., кочевья Мамаевой Орды близко подходили к границам Рязанского княжества с юга. Когда в 1379 г. Митяй, ехавший на поставление в Царьград, прошел «всю землю Рязанскую», он вошел в «пределы Татарские» и, двигаясь далее, встретил Мамая²⁶.


Итак, русский Северо-восток оказался от Сарая оторванным. Амурат, сидевший в Сарае, находился в открыто враждебных отношениях с Мамаем. Осенью или зимой того же года Мамай посылал на Амурата какого-то «царевича»: столкновение отмечено нашей летописью. Золотоордынское государство распалось. С другой стороны, пределы Орды Мамая непосредственно с юга подходили к русской территории. Вполне естественно при таком положении, что Мамай, имея у себя в Орде «царя» Абдуллаха (Авдулю), вслед за Амуратом заявил свои права на «русский улус».

От Авдули из Орды Мамая приехал посол и привез ярлык для Дмитрия Ивановича Московского. С Москвою, надо заметить, Мамай и ранее имел сношения. Так, весной или в начале лета 1359 г., т. е. в последние месяцы царствования Бердибека, он, согласно одному летописному известию, присылал на Москву посла (тогда великим князем был Иван Иванович)²⁷; есть сведение (из другого источника), что в кратковременное царствование Бердибека Мамай действительно играл влиятельную роль²⁸.

Ярлык, присланный от Авдули, был принят. Сарай был далеко. К тому же в самом Сарае положение Амурата было, кажется, не совсем прочно: в один год с ним в «Новом Сарае» чеканил монету и Мир (Хейр) Пулад²⁹. В положении «русского улуса» наступил, как мы говорили, переломный момент: Москва почувствовала себя более самостоятельной.

Можно было ожидать, что Мамай со временем будет придерживаться той же политики на Руси, что и его предшественники, что он будет препятствовать усилению Москвы. Между тем открывались некоторые возможности московскому князю усилиться, пользуясь борьбой Мамая с ханом, сидевшим в Сарае. Другими словами, прикрываясь интересами Мамая можно было многого добиться, чего ранее достигнуть не удавалось: прежде всего привести в свою волю князей саранской ориентации. Как известно, весть о сношениях московского князя с Ордою Мамая вызвала негодование в Сарае и побудила Амурата возвести на великое княжение Владимирское соперника Дмитрия Ивановича — Дмитрия Константиновича Суздальского (ярлык был передан находившемуся в Сарае князю Ивану Белозерскому, и он привез его в сопровождении 30 татар). Опираясь на полномочия из Мамаевой Орды, Дмитрий Иванович решился на неповиновение Сараю и согнал суздальского князя, вновь занявшего великое княжение, с великокняжеской территории, прошел к Суздалю, а затем привел в свою волю князей, державших сторону суздальского князя: «тако же надъ Ростовьскымъ княземъ. А Галичьскаго Дмитрея из Галича выгнали»³⁰. Надежда фактически сесть на великом княжении Владимирском для Дмитрия Константиновича Суздальского становилась эфемерной, хотя в Сарае его продолжали считать великим князем владимирским³¹. С другой стороны, и Нижний не был в его руках. Там сидел брат его Борис: в 1364 г. из Сарая приезжали послы, «сажавшие его на Нижегородском княжении³². Не надеясь получить Владимирский великокняжеский стол, Дмитрий Константинович заключил с московским князем соглашение: он отказывался от прав на великое княжение Владимирское, с тем, чтобы московский князь помог ему сесть в Нижнем.

Движение московской и суздальской силы вынудило Бориса уступить Нижний Дмитрию Константиновичу и сесть в Городце. Первые же шаги к сплочению Руси вокруг Москвы ознаменовались открытым сопротивлением нашествию татар. В 1367 г. Булат Темир, сидевший в Болгарах, напал на территорию Нижегородского княжества, но встретил отпор, потерпел поражение и бежал в Орду, где был убит Азисом (который в том же году сам утерял власть)³³. Сопротивление татарским нашествиям находило, очевидно, поддержку со стороны масс. Напомним, что ранее против бояр, державших, по-видимому, сторону татар, подымалась ненависть населения. В начале XIV в. в Нижнем «чернь» избила бояр князя Андрея, а сын его, вернувшись из Орды, избил «вечников».

Итак, в Нижнем Новгороде был посажен с помощью московской силы признавший власть Мамая Дмитрий Константинович. Следует заметить, что последнее обстоятельство было использовано Мамаем (в 1370 г.) в целях распространения своей власти на Восток. Булат-Темира, как мы видели, в Болгарах уже не было. Там появился князь Асан (или Гасан), на некоторое время завладевший также и Сараем³⁴. В сопровождении Мамаева посла нижегородский князь выступил на Болгары. Асан сдался без сопротивления, и в Болгарах посадили «Салтан Бакова сына». Под тем же годом, выше, мы читаем, что «Мамай у себе в Ордѣ посадилъ царя другаго Маматъ Салтанъ»³⁵. Может быть, сын его и был посажен в Болгарах³⁶. Что стало в ближайшие годы с Сараем не совсем ясно, но есть сведения, что и он был занят Мамаем³⁷.

Распадение золотоордынского государства, бывшее налицо в 1363 г., открыло новые возможности к расширению великого княжества Литовского на юге. Я разумею военные действия, предпринятые Ольгердом на юге Подолии (на Синих водах и в Белобережьи), и, во-вторых, занятие Коршева, совершившееся в 1363 г. Оба факта, засвидетельствованы двумя летописными сводами, имеющими общий источник, — Никоновской и Рогожской летописями³⁸, причем о первом событии в иной редакции сообщает также Литовская летопись³⁹. Первый факт свидетельствует о том, что татарские князья Хажибей, Кутлубуга и Дмитрей, «отчичи и дедичи Подольской земли», как их называет Литовская летопись, оторвались от Золотой Орды, чем и воспользовался, очевидно, Ольгерд, нанеся им поражение. Второй факт свидетельствует о том, что восточные окраины Черниговщипы были заняты Литвою, близко подошедшей к степям, где хозяйничала Орда, как мы видели также оторвавшаяся от золотоордынского центра⁴⁰.

Итак, с распадением золотоордынского государства, когда Сарай оказался оторванным от русского Северо-востока, в 60-х гг. ХТѴ в., на Руси создалась политическая обстановка, отразившаяся на ее судьбах: некоторые из княжений были приведены «в волю» московского князя, занявшего великое княжение Владимирское. Вероятно, тогда же определилось и отношение московского князя к территории великого княжения как к вотчине, обнаружившееся в последующих событиях. Наступление Москвы не коснулось, пока Рязани и Твери. Но оно коснулось Нижнего-Новгорода, фактически утерявшего свою самостоятельность от Москвы. Этими успехами Москва была обязана соперничеству Мамая с Сараем. И после того как это соперничество на Руси прекратилось не стало прежних условий, благоприятствующих успехам Москвы. Дальнейшее собирание власти московским князем не отвечало интересам Мамая, и он не мог не опасаться усиления Москвы и держать сторону московского князя в его стремлении привести «в свою волю» Тверь и Рязань.

«Того же лѣтѣ, — читаем мы в тверской летописи под 1367 г. — на Москвѣ почали ставити городъ каменъ, надѣяся на свою на великую силу, князи Русьскыи начаша приводити въ свою волю а который почалъ не повиноватися ихъ волѣ, на тыхъ почали посягати злобою. Тако же бышеть посяжение ихъ на князя на великаго на Михаила Александровича, а князь Михайло того ради доехал в Литвоу»⁴¹. Михаил пришел с литовской ратью, и дело кончилось миром. По Дмитрий Иванович своих «посяжений» на тверского князя не оставил. Нет сомнения, что с самого начала у него были какие-то соображения, заставлявшие его опасаться Мамая. Мы знаем, что заставило его освободить в 1368 г. Михаила из-под ареста. Дело в том, что в 1368 г. Дмитрий Иванович и митрополит зазвали великого князя Михаила Александровича «любовию», а «съдумавъ, — прибавляет тверская летопись, — на него съвѣтъ золъ». Тверской князь приехал, а они «чересъ цѣлование» схватили его, лишили свободы, а Городок и часть «отчины княжи Семеновы» отняли⁴². Михаил был посажен на Гавшином дворе, где его держали «въ истомѣ», а «что были бояре его около его», тех всех «поимали и разно разведоша и быша вси в нятьи». В то время из Орды случилось приехать татарам (по Рог. л., — Чарык по Симеон. и Троицк. — «татарове, Корачь»; по Никон. — «татарове, князь Карачь и Ойдаръ и Тѣтекашь»). Появление татар спасло тверского князя: «тѣмъ избави его богъ, князя Михаила, и не дождавъ Чарыка опять покончивъ съ нимъ да отъпустили его въ Тфѣрь»⁴³.

Тем не менее наступление на Тверь продолжается. В том же году московский князь послал рать на Михаила, и Михаил бежал в Литву, откуда прибыл с войском Ольгерда, подходившего к самой Москве. Спустя два года он снова «сложил целование» к Михаилу и начал воевать тверские волости. Михаил бежал в Литву, а оттуда в Орду.

Нет ничего удивительного, что, несмотря на то, что Михаил действовал в союзе с Ольгердом, Мамай принял сторону Михаила и даже передал ему права на великое княжение Владимирское. Заметим, что ранее, когда еще московский князь начал воевать тверские волости, приезжали из Орды татарин Капьтагай да Тюзяк с ярлыком великому князю Михаилу на Тверское княжение. Явно порвать с Мамаем Дмитрий Иванович еще не решился, но он не подчинился в данном случае его воле. Он пытался даже перехватить тверского князя, но тот успел убежать в Литву, откуда пришла рать Ольгерда, вновь подходившая к самой Москве⁴⁴. Мир московского князя с Ольгердом заставил Михаила снова поехать в Орду. Нет сомнения, что Мамай не только на словах хотел поддержать тверского князя. Мы знаем, что он предлагал ему вооруженную помощь, но Михаил отказался. 10 апреля он в сопровождении посла Сарыхожи прибыл в Тверь, откуда двинулся на великокняжескую территорию. Но Дмитрий Иванович привел по городам бояр и «людей» к целованию «не датися князю великому Михаилу, а в землю его на княжение на великое не пустити»; сам же с князем Владимиром Андреевичем стал ратью в Переяславле⁴⁵. Из договорной с Ольгердом 1371 г. видно, что московский князь рассматривал великое княжение Владимирское как свою отчину, тогда как Мамай, согласно летописным сведениям о событиях, не покидал старого взгляда на положение великокняжеской территории, как исключительно связанной с великокняжеским ярлыком, и на свои права в отношении к ней.

Тверская летопись сообщает, что Сарыхожа послал Дмитрию Ивановичу татарина «съ баисою», т. е. с «пайзе»⁴⁶, звать его во Владимир «к ярлыку», но получил отказ («къ ярлыку не еду, а въ землю на княжение на великое не пущаю, a тебѣ послу путь чистъ»). Вместе с тем московский князь приглашал посла «съ великою любовию» к себе. Сарахожа, рассчитывая получить многие дары и «серебро», передав ярлык Михаилу, сам поехал на Москву. С Москвы он, взяв дары, отъехал в Орду. Между тем Михаил отпустил в Орду сына своего Ивашку. В Орду поспешил и Дмитрий Иванович. 15 июля он переехал Оку, распрощавшись с провожавшим его митрополитом Алексеем⁴⁷.

Почему московский князь решился ехать в Орду, хотя в данном случае он не подчинился воле Мамая? Видимо, он искал компромисса. Мы видели, что великое княжение фактически осталось за Дмитрием Ивановичем. Но почему Мамай не устроил «суд» над московским князем? Во-первых, тверской князь отказался от вооруженной помощи татар. Во-вторых, московский князь «многы дары и великы посулы подавал Мамаю и царидамъ и княземъ, чтобы княжениа не отъняли». В-третьих, в Орде не могли не знать через послов о настроении масс на Руси, на территории великого княжения Владимирского. Массы открыто шли за Москвою. Чрезвычайно показательно, что тверской летописец вынужден признаться: «а ко князю къ великому къ Михаилу такъ и не почали люди изъ городовъ передаватися» (Рог., 6879). Но Мамай мог рассчитывать, что Михаил захватит великое княжение Владимирское с помощью Литвы. Он просил передать Михаилу, что великое княжение ему давали, что давали рать, но он не взял, говоря, что сядет «своею силою», и «ти, — прибавлял Мамай, — сяди съ кѣмъ ти любо», намекая на Литву⁴⁸. Михаил имел основания рассчитывать, что ярлык на великое княжение Владимирское ему будет вынесен снова. Его наместники оставались в Новгороде (разрыв с Новгородом произошел только в следующем, 1372 г.), и в договорной с новгородцами грамоте мы читаем: «а вьтнесуть тобѣ изъ орды княжение великое, намъ еси князь великый, или пакъ не выне .. ть то. ѣ княжения велико... Орды, поити твоимъ намѣстиикамъ из Новогорода проць...» Орда, как видно, его обнадежила⁴⁹.

Итак, Мамай поддерживал Тверь против Москвы. Меньше данных относительно Рязани. Но то, что мы знаем, свидетельствует о том же направлении политики Орды. В 1371 г. рязанский князь Олег был разбит Дмитрием Ивановичем Московским, и на столе сел Владимир Пронский. Олег бежал. Но на следующий год, собрав «вой», он пришел ратью на Рязань «изгономъ», прогнал Владимира и снова сел в Рязани. Сохранилось указание, что он сел с помощью татар: его сопровождал ордынец Салахимир с татарской дружиной⁵⁰. Последнее известие (не летописное) требует проверки. Возможно, что Мамай дал ему отряд в помощь, как было позже с Иваном Владимировичем. Предположение об активной роли Мамая подтверждается дальнейшими событиями. Войдя в союз с Дмитрием Ивановичем, Олег навлек на себя гнев со стороны Мамая: татары предали огню «города» и, причинив много «зла», ушли восвояси. Дмитрий Иванович, узнав о набеге, пришел, собрав «всю силу княжения великого», тогда как Владимир Андреевич прибыл из Новгорода (1373 г.).

Итак, попытки московского князя распространить свое влияние и власть на другие княжества (после того как вопрос о соперничестве Сарая на Руси отпал) встречали противодействие со стороны Мамая. Он не мог не опасаться усиления Москвы и поддерживал против нее Тверь и, как можно предполагать, самостоятельность Рязани. Не без успеха тормозил он процесс собирания Руси Москвою. Только великое княжение Владимирское прочно было занято Москвою в качестве «отчины» московского князя. Своей политики не оставил Мамай и тогда, когда положение его в Орде изменилось к худшему. Орду охватила, новая смута, развязавшая руки Москве.

Под тем же (1373) годом летопись сообщает о большом количестве побитых ордынских князей. «Потом перессорились эмиры, которые владели областями Саранскими», — пишет Ибнхальдун; «того же лѣта в Ордѣ замятия бысть, — читаем в Никоновской летописи под 1373 г., — и МНОЗИ князи Ординскиа межи собою избиени быша, а Татаръ безчислено паде». По Ибнхальдуну, «Хаджичеркес, владетель Астраханских уделов, пошел на Мамая, победил его и отнял у него Сарай», что произошло в 776 г. (1374-1375 гг.) или несколько ранее⁵¹. Сведения Ибнхальдуна, таким образом, подтверждаются нашей летописью, а во-вторых — данными нумизматики: мы имеем монеты Черкесбека, чеканенные в Астрахани как раз в 776 г. гиджры, и также его монеты (со сбитыми числами), чеканенные в Сарае. Кроме того, Черкесбек чеканил монету в Ховаризме и в Мокше, т. е. в Наровчатской области. Таким образом, владения Мамая на Востоке (Болгары) оказались слабо связанными теперь с Ордою Мамая, что, конечно, понимали как в Нижнем-Новгороде, так и на Москве. Отсюда понятен и ход дальнейших, событий: «размирье» с Мамаем Дмитрия Ивановича, расправа с Мамаевыми послами в Нижнем (1374 г.) и поход на Болгары с целью завоевания города, организованный московским князем с помощью нижегородско-суздальского (1377 г.). О «размирье» летопись кратко сообщает, что Дмитрию Ивановичу «быгаеть розмирие с Тотары и съ Мамаемъ»⁵². О событиях в Нижнем узнаем, что нижегородцы побили «пословъ Мамаевыхъ, а съ ними Татаръ съ тысящу, a старѣйшину ихъ именем(ъ) Сараику рукама яша и ириведоша ихъ въ Новъгородъ Нижнни и съ его дружиною»⁵³. Из рассказа о походе на Болгары (1377 г.) выясняется, что они оставались еще под властью Мамая, а из рассказа о походе Прокопия не видно, чтобы они были бы объединены с Сараем. Летопись говорит, что в Болгарах сидел Мамат-Салтан вместе с князем Асаном; вместе с тем действия московского князя обнаруживают, что, предпринимая поход на Болгары, он полагал возможным нападение со стороны Мамая: он прошел ратью к Оке, где образовал заслон на случай удара с юга. Одновременно он послал на Болгары князя Дмитрия Михайловича Волынского, выступившего вместе• с войском Дмитрия Константиновича Суздальского. Как известно, Болгары пали. Что было вслед за тем с Мамат-Салтаном, мы не знаем⁵⁴.

Согласно некоторым признакам, Мамай действительно не чувствовал себя сильным. Только в 1378 г. он предпринял первую попытку вернуть московского князя к покорству, а до этого времени лишь собирался с силами, ограничиваясь налетами: в 1375 г. совершил летучий набег на Нижний (побили заставу и поспешно удалились), а два года спустя поведением мордовских князей был вызван второй набег: русские укреплялись в Засурье, как видно из известия под 1372 г.⁵⁵; юго-западнее, где-то к востоку от Рязанского княжества, шли «татарские и мордовские места», которые «отоималъ» Дмитрий Иванович, по свидетельству его сына⁵⁶. Нашествия татар встречало открытое сопротивление русских. В 1377 г. пришла весть, что из Синей Орды перебежал за Волгу царевич Арапша и идет к Нижнему; русские князья выступили к р. Пьяне, где их постигло несчастье: мордовские князья «втаю» привели рать из Мамаевой Орды и застали их врасплох; вслед за тем татары напали на Нижний-Новгород и, предав его огню и мечу, на третий день ушли, опустошая на своем пути селения и забирая полон. Со своей стороны Арапша пограбил Засурье. Вернуть московского князя к прежним отношениям Мамай сделал попытку только в 1378 г. Но и собравшись с силами, чтобы организовать поход на Дмитрия Ивановича и «на всю Русскую землю», Мамай не имел достаточно военных средств, чтобы привести московского князя к покорности. Нечего и говорить, что представление о том, что в годы, предшествовавшие Куликовской битве, Мамай выводил Орду из смуты (мы видели это и выше), совершенно ложно⁵⁷. Битва на р. Боже окончилась, как известно, позорным образом для Мамая (1378 г.). Своей политике Мамай остался верен до конца. Еще собираясь с силами, он не был пассивным зрителем того, что происходило на Руси. Но направлять события с помощью вооруженной силы он по-видимому, еще не мог. В результате Тверь оказалась как бы спровоцированной.

Начала войну Тверь при несколько загадочных обстоятельствах. В 1375 г. в Тверь приехали изменившие Москве Василии Иванович, сын тысяцкого, и Некомат Сурожанин. Михаил послал их в Орду, к Мамаю, а сам поехал в Литву. Мамай передал для Михаила ярлык на великое княжение Владимирское, и в сопровождении посла Ачихожи они вернулись. Послы уговаривали Михаила действовать немедленно, заверяя его, что помощь из Орды последует: «Михайло, има вѣру льсти бесерменьскои ни мала ни пождавъ, того дни послалъ на Москву ко князю къ великому Дмитрию Ивановичу, цѣлование крестное сложилъ, a памѣстники послал въ Торжокъ и на Угличе поле ратию»; и, по словам летописца, во время осады тверичи «надѣялися помочи... оть татаръ»⁵⁸. Мамай не имел, очевидно, возможности оказать тверскому князю вооруженную помощь, но не терял надежды, что Тверь справится с Москвою собственными силами с помощью, быть может, Литвы. Известно, чем кончилась эта «тверская война». Осажденная значительными силами (к осаждавшим присоединились и новгородцы), Тверь принуждена была капитулировать, не дождавшись помощи ни от Ольгерда, ни из Орды. Москва торжествовала победу, а в договоре 1375 г. тверской князь обязывался не брать «великого княжения», если татары будут предлагать ему его, и «сваживать» князей московского и тверского. Мало того: он обязывался итти вместе с Москвою в случае, если татары пойдут на Москву⁵⁹. Дальнейшие события показали, как нетрудно было этот договор разрушить.

В некотором отношении Мамай добился успехов. Осенью, вскоре после своего поражения на р. Боже, он совершил летучий набег на Рязанскую землю. Новому походу предшествовала, по-видимому, дипломатическая подготовка. Олег Рязанский выразил желание быть на его стороне. С Литвой удалось сговориться. Неизвестно, входил ли Мамай в сношения с князьями нижегородскими и тверскими. Древнейшие редакции повести о Мамаевом побоище не упоминают ни тех ни других в числе союзников московского князя на Куликовом ноле⁶⁰. Подъем, охвативший массы, объясняет нам успех в подготовке и проведении операции, завершившейся полным разгромом Мамаевых татар и его вспомогательных наемных войск, набранных в Крыму (генуэзцы), на Кавказе и других местах. В XIII в. татары, как мы говорили, удивляли европейские страны замечательной постановкой военнополитической разведки. Источники, рассказывающие о событиях, предшествующих Куликовской битве, пе оставляют сомнения в том, что в этом отношении в борьбе с Мамаем преимущество было на стороне русских: о Мамае получались все время сведения, но Мамай, по данным, доставленным в армию 5 сентября, о движении русских не знал (см. Синод, сл. «Сказания о Мамаевом побоище»)⁶¹.

После разгрома татар, казалось, открылись новые перспективы в деле сплочения Руси вокруг Москвы: так, в ноябре «вси князи русским сославшеся велию любовь учиниша межу собою»⁶². Нашествием Тохтамыша собирание Руси Москвою было задержано. Смута в Орде кончилась с появлением Тохтамыша, во «власть и господство» которого «благодаря ... распоряжению Тимура», перешел «весь улус Джучиев». Москва приведена была силою к покорности. Однако уже прежний характер господства монголов на Руси вернуться не мог. На великокняжескую территорию прочно установился взгляд как на наследственное владение московских князей, а великокняжеская деятельность в значительной мере утеряла прежнее значение, неразрывно связанное с великокняжеским ярлыком и особым положением земли великого княжения. В равной мере окончательно решена была участь некоторых княжений в смысле личной зависимости их от московского князя.

Эпоха Тохтамыша и его ближайших преемников была эпохой, когда Орда напрягала последние силы, чтобы удержать свое господство над Русью не номинально, но фактически. Путь к этому представлялся один: препятствовать процессу объединения Руси Москвою, ослаблять ее волю и внутреннеполитическое значение, поддерживать местный сепаратизм, противопоставляя Москве княжества Тверское, Рязанское или Нижегородско-Суздальское.

Уже во время похода обнаружилась такая политика. Из событий похода и предшествовавших походу можно заключить, что она имела не только стратегическое значение.

Нижегородских и рязанских князей Тохтамышу удалось привлечь на свою сторону. Когда он двинулся на Москву, сыновья Дмитрия Константиновича Василий и Семен догнали его на Рязани и присоединились к его окружению. Надо сказать, что с самого начала (в год вступления его на царство, после того как он разбил Мамая) Тохтамыш отправил послов не только к московскому князю, но и к другим князьям и, таким образом, установил с ними связь; их киличеи, отправленные в Орду, вернулись «съ пожалованиемъ». Во время рекогносцировки, предпринятой за год до похода, местом, где остановился отряд «царевича» Акхози, послужил Нижний-Новгород. Во время похода он использовал нижегородских князей. Под Москвой они, в качестве парламентеров Тохтамыша, вступив в переговоры с осажденными, заверили их, что царь гарантирует им безопасность, если они встретят его подобающим образом. В равной мере услугу оказал Тохтамышу и князь Олег Рязанский; он «обведе царя около всее своей земли и указа ему броды на Оцѣ», что, однако, не спасло его землю от разорения при обратном движении Тохтамыша. Тверской князь активно Тохтамышу не помогал. Но уже во время похода он выразил полную покорность, и ему прислали «ярликы»⁶³.

Удар 1382 г. был направлен именно на Москву. Покончив с Мамаем, Тохтамыш «возвестил» московскому князю «о своем пришествии на Волжское царство». Дмитрий Иванович послал послов «съ дари и съ номинкы». Рассказывая об их возвращении, летопись не говорит, чтобы послы пришли «с ярликы», «с пожалованием». Можно думать, что речь идет о простом обмене посольствами: борьба за подчинение великого княжества Московского стояла на очереди. Из Рязанской земли войска направились через Серпухов к Москве. Чтобы так или иначе овладеть городом, проявили не мало изобретательности. Опустошению подверглись земли Московского княжества: Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Руза, Дмитров и частью территория, присоединенная к Москве: Переяславль, Волок. Ни тверские, ни нижегородские волости опустошены татарами не были. Москва подверглась страшному разорению. Город был сожжен. Имущество граждан разграблено, а население частью перебито, частью захвачено в плен: «бяше бо дотолѣ видѣти градъ Москва великъ и чюденъ и много людей въ немъ, кипяше богатствомъ и славою, превзыде же вся грады в Руссней земли честию многого, въ немъ бо князи и святителие живяста; въ се же время измѣнися доброта его, и отъиде слава его, и всея чести во единомъ часѣ измѣнися»⁶⁴.

Итак, во время военных операций обнаружилась характеная для Орды политика: препятствовать процессу объединения Руси Москвою, ослаблять ее волю и внутриполитическое значение, поддерживать местный сепаратизм, противопоставляя Москве такие княжества, как Рязанское или Нижегородско-Суздальское. Из событий похода и предшествовавших походу разумеется, что она имела не только стратегическое значение. Дальнейшие события не оставляют в этом сомнения.

По смерти Дмитрия Константиновича великое княжение Нижегородско-Суздальское было им передано не Василию, а старому врагу Москвы князю Борису. Василия Тохтамыш взял к себе в Орду еще в 1382 г., возвращаясь с похода. В 1386 г. пленник бежал из Орды, но с пути его возвратили (и в Орде он принял «за то велику истому»). В этом же году в Орду ездил Борис. Посадив его на Нижегородском княжении, Тохтамыш, как и ранее, поддерживал с ним личную связь и тогда, когда внимание Тохтамыша было отвлечено внешними событиями. И даже в эти годы, когда положение Тохтамыша уже не было столь устойчивым, как прежде, он в первое время поддерживал Бориса (на Нижегородском столе) вопреки намерениям московского князя. Так, в 1388 г. Тохтамыш отпустил, наконец, на Русь томившегося в Орде Василия Суздальского, но посадил его не в Нижнем, а в Городце⁶⁵. Той же зимой произошло следующее: Василий и Семен с помощью московской рати подошли и вынудили Бориса уступить им Нижний в обмен на Городец. Борис поехал в Орду. В это время как раз Тохтамыш тел походом на Тимура (1389 г.). Борис догнал его в пути и 30 дней шел с ним. От Уруктана его хан отпустил и приказал дожидаться своего возвращения в Сарае. По возвращении из похода он восстановил его в прежних правах на великом княжении Нижегородском⁶⁶.
Итак, в противовес Москве Тохтамыш выдвигал Нижегородское княжество, где держал старого врага Москвы князя Бориса. Успехи политики Тохтамыша были налицо уже во время его похода. Но политическое значение его мероприятий особенно ясно выступает в дальнейших событиях. Это же можно наблюдать и на отношениях Тохтамыша к Твери.

Тверского князя Тохтамыш, вероятно, вызвал в Орду во время похода. Михаил поехал в Орду сам. Он полагал даже, что царь, может быть, даст ему великое княжение Владимирское, и пошел «не пряшдами но околицами и не путьмя», опасаясь и «таяся» великого князя Дмитрия Ивановича. Михаил выехал из Орды в 1383 г., но оставил в Орде сына Александра. Можно думать, что Александр удостоился большой чести: не случайно его прозвали, как видно из текста тверской летописи, «ордынцем»: за время своего пребывания в Орде (около трех лет) он успел съездить в Царьград. В 1386 г. он вернулся из Царьграда, но не сразу на Русь, а сначала в Орду, откуда прибыл в Тверь в сопровождении посла⁶⁷. Без преувеличения можно сказать, что для Тверского княжества с 1382 г. начинается эпоха возрождения. Тверь вновь ожила, снова началась местная летописная работа, прерванная с 1375 г., после взятия Твери Москвою⁶⁸. «Царь волжский и всѣх орд высочайший царь», как именует Тохтамыша один из наших сводов, действительно «поустрашил» московского князя («а что неправда предо мною улусника моего князя Дмитреа Московского, и азъ его поустрашилъ и онъ мнѣ служить правдою») и, с другой стороны, помог Твери сохранить самостоятельное по отношению к Москве положение; тверской князь договаривался впоследствии с московским князем (Василием Дмитриевичем, по смерти Донского), как с равным.

Передавали, что в Орде возникала мысль поделить великое княжение между Дмитрием Ивановичем и Михаилом Тверским⁶⁹. Великое княжение Владимирское поделено не было. На великого князя московского (на великое княжение и на Новгород) была наложена какая-то великая «дань тяжкая» (по-видимому, сверх обычных платежей, единовременная: пришлось «по всему княжению великому» платить «всякому безь отъдатка, со всякие деревни по илътинѣ. Тогда же и златомъ даваша въ Орду, а Новъгородъ Великыи даль черный боръ»)⁷⁰.

Политика Тохтамыша, как мы видели, была направлена, в сущности, против объединительных тенденций московского князя. И только тогда, когда положение самого Тохтамыша в Орде уже явно поколебалось, хану пришлось быть более уступчивым в отношении домогательств Москвы.

Легко заметить, что ослабило политическую активность Тохтамыша на Руси. Тохтамыш, поднявший руку против своего покровителя Тимура, в итоге был им разгромлен. Поход 1389 г. навлек угрозу на золотоордынские владения. Тимур начал наступление. Попытки Тохтамыша склонить его к миру остались безрезультатными. Тохтамыш отступил к Волге, где потерпел полное поражение: «бысть бой дарю Тохтамышу съ царемъ Аксакъ Темиремъ и побѣженъбысть царь Тахтамышь и воинство его многое множество избиено бысть отъ Аксакъ Темиря царя»⁷¹. Неудача Тохтамыша послужила на пользу московскому князю. Великий князь Василий Дмитриевич поехал в Орду, стал домогаться расширения территории Московского княжения, и Тохтамыш уступил. С послом он выехал из Орды, с Коломны поехал на Москву, а посла с его татарским окружением и бояр отпустил в Нижний. Борис не хотел уступить своих прав на Нижний, когда татары и москвичи пришли в Нижний, но, как известно, боярин его Василий Румянец изменил ему. Вскоре в Нижний прибыл и Василий Дмитриевич. Владимирский Полихрон сообщает, что великий князь Василий Дмитриевич вторично («въ другий рядъ») ходил в Орду и получил, кроме Нижнего, Муром, Мещеру и Тарусу (По Никон. л. — и Городец). Московский свод 1409 г. не упоминает об этом. Но известие о вторичной поездке великого князя в Орду подтверждается Новгородской I летописью, где читаем, что он пошел в Орду «позванъ царемъ». Судьба Нижегородско-Суздальского княжества была решена. Князь Борис, его княгиня и дети были разведены «по градомъ». Навлек на себя гнев московского князя, почувствовавшего, что руки его развязаны, и князь Василий Суздальский. Борис умер в заточении, а Василий с братом Семеном спаслись бегством в Орду, надеясь еще на помощь Тохтамыша.

Таким образом, Нижегородско-Суздальское княжество отошло во власть Москвы. Но Тверь сохраняла свою самостоятельность. И как раз к началу 90-х гг. (когда со стороны Москвы стала грозить опасность) относятся известия, свидетельствующие о том, что Тверь, получившая независимое от Москвы положение, спешила закрепить его работами по возведению новых укреплений⁷². Сокрушительный удар, нанесенный Тимуром Тохтамышу в 1395 г. на время расстроил политическое состояние Орды. Тохтамыш потерпел полное поражение. Ханом улуса Джучиева был назначен Койраджак, сын Урусхана. Тохтамыш бежал «с несколькими лицами» и «прибыл в страну Буляр в лесистую местность»⁷³. Вероятно, туда же бежал и князь суздальский Семен Дмитриевич. По сведениям нашей летописи под следующим годом, он напал во главе татарского отряда на Нижний. Узнав об этом, великий князь Василий Дмитриевич Московский не остановился перед решением организовать поход на Болгары. Испугавшись «москвичей», татары покинули Нижний. Армия под начальством Юрия Дмитриевича взяла Болгары, Казань, Жукотин и Керемянчук и, повоевав «землю татарьскую», возвратилась «съ многою корыстью»⁷⁴.

Сарай подвергся страшному разгрому (см. у Шериф-ед-дина) от войск Тимура. После 1395 г. Тохтамыш в Сарае монет не чеканил. Он чеканил их в Астрахани и в «Оρду-эль-Муаззам». Судя по житию Стефана Пермского, Тохтамыш кочевал к западу от Волги⁷⁵. На ряду с Тохтамышем, между тем, появился другой «царь», выдвигаемый на престол Едигеем. Сражаясь на стороне Тимура в 1391 г., Едигей, после того как Тохтамыш был разбит, попросил разрешения у Тимура собрать своих людей. Получив ярлык, он собрал своих людей, но в войско Тимура не вернулся, а ушел в степь⁷⁶. В 1396-1397 гг. он напал на Крым и осадил Кафу⁷⁷. Ибнарабшах говорит о 15 сражениях между Едигеем и Тохтамышем⁷⁸. Как видно, еще до поражения и бегства Тохтамыша в 1398 г., он не раз испытывал нападения со стороны Едигея. По житию Стефана Пермского, Едигей обладал «Заволжским, царством»: Стефан умер «въ лѣто 6000 девятьсот 4 (т. е. — 1396 г.)... в шестое надесять лѣто владычества Тактамыша царя иже обладающоу емоу Мамаевою Ордою, Заволжьское царство обдержащоу второмоу царю, именемъ Темирькоутлоую...»⁷⁹. Так продолжалось до 1398 г., когда Тохтамыш был совершенно разбит Тимур-Кутлуком и бежал в Литву⁸⁰.

В эти годы, с 1395 но 1398, в Москве, по-видимому, перестали считаться с Тохтамышем. Летописи не говорят о том, чтобы великий князь ездил в Орду или отпускал кого-либо из московских князей. Судя по отношениям к Орде, в последующие годы дань уплачивалась плохо или даже совсем не уплачивалась. Летописи не сообщают о том, чтобы Тохтамыш присылал на Русь в эти годы своих послов: только в 1398 г., когда казалось, что он «от съпротивныхъ освободишуся», он разослал своих послов «по всѣм странамъ»: это было незадолго до его поражения Едигеем и бегства.

Сделавшись, таким образом, хозяином Орды (ханов он сменял в Орде по своему усмотрению, о чем свидетельствуют и русские летописи), Едигей не мог помириться с теми отношениями, какие установились между Москвой и Ордой. На первых порах он ограничивался тем, что посылал в Москву посольства⁸¹. Но затем мы видим усилия вернуть Москву к тем отношениям, какие существовали в счастливый период царствования Тохтамыша; путь, по которому он шел для достижения своей цели, был именно тот, которым шел в первые годы Тохтамыш: поддерживая местный сепаратизм, он отрывал местные княжества, от Москвы и тем самым ослаблял ее волю и влияние. Именно Тохтамыша брал Едигей себе за образец; недаром в своей грамоте московскому князю он вспоминал про старые времена боярина Федора Кошки, ведавшего при Тохтамыше ордынские дела. Следуя по этому пути, Едигей старался сохранить самостоятельное по отношению к Москве положение княжеств Рязанского и Тверского, а также восстановить самостоятельность Нижегородского княжения.

В 1402 г. великое княжение Рязанское по смерти отца получил в Орде князь Федор Ольгович. Вернувшись из Орды, он заключил с московским князем договор, в котором назывался «молодшим братом» московского князя. Он обязывался «не пристати къ Татаромъ ни которою хитростью». Ему разрешалось посылать в Орду своих киличеев и принимать татарского посла, но, посылая в Орду киличеев, он должен был сообщать о том в Москву; Москву же он должен был уведомлять о том, что слышал «отъ Орды»; если же Орда «отдалится» от московского князя, он, согласно договору, должен был с московским князем «учинити по думѣ»⁸². Едигей не мог с этим помириться. Татары совершили набег на рязанские земли, может быть, даже без ведома Едигея; сам Едигей готовил некоторые шаги. В 1408 г. из Орды от Булат-Салтана приехал князь Иван Владимирович Пронский в сопровождении царева посла. Из дальнейшего выясняется, что ему дали в Орде Булат-Салтана татарский отряд. Вскоре вслед за его приездом в Пронск он напал с татарами на Федора Ольговича и прогнал с Рязани; вместе с ним был и посол. Московский князь оказал было помощь своему союзнику, но потерпел поражение. Таким образом, Федор Ольгович с Рязани был согнан, и там сел на «великом княжении Рязанском» Иван Владимирович. Спустя некоторое время, рязанские князья помирились и заняли свои отчины; Иван Владимирович ушел в Пронск⁸³. Понятно, что при движении Едигея на Москву (в 1408 г.) Рязань сильно пострадала.

Та же политика получила отражение и в отношениях Едигея с Тверью. В 1407 г. из Твери в Москву поехал князь Юрий Всеволодович, «ища великого княженна Тверскаго подъ великимъ княземъ Иваномъ Михайловичемъ Тверскимъ». Заметим, что Иван Михайлович был в ссоре с московским князем, о чем подробно рассказывает нам тверская летопись. С Ордою Едигея он установил связь с самого начала (в 1400 г. посылал своих киличеев). Из Москвы Юрий поехал в Орду; в Орду же поехал («на судѣх Волгою») и великий князь тверской Иван Михайлович. Когда Юрий приехал в Орду, хан отклонил его домогательства, дал ярлык на великое княжение Тверское Ивану Михайловичу и с послом отпустил в Тверь. Не задерживаясь, он поехал на родину. Между тем Юрий получил в Орде весьма решительный отпор: летопись говорит, что после суда «обиниша Юриа» и Юрий бежал в Астрахань. Иван Михайлович вернулся зимой, а весной приехал на Москву и Юрий в сопровождении татарского, посла. Возвращение его на Москву с татарским послом и дальнейшие события были бы совершенно непонятны, если бы мы не знали, что происходило в это время в Орде. Как раз, когда князья поехали в Орду, там произошла «замятия велика»: Едигей согнал с престола Шадибека и посадил Булат-Салтана. Но Шадибек не перестал чеканить монету: только после 1407 г. он чеканил на Кавказе, в Дербенте (и, вероятно, в Шемахе и в Баку). К тому же из слов летописи видно, что переворот прошел не без борьбы: «и князей многихъ ординскихъ посѣкоша»⁸⁴. Таким образом, в то время как в Орде Едигея был посажен на престол Булат-Салтан, Шадибек ускользнул на юг — вероятно, сначала в Астрахань, откуда проехал на Кавказ, где и остался. Ясно, во всяком случае, что когда князь Юрий «бежа» в «Азтороканю», он бежал именно к царю Шадибеку, надеясь от него получить права на княжение, и действительно какие-то права получил и вернулся в Москву в сопровождении посла. Дальнейшие события подтверждают это. Юрий остался в Москве, а посла (Мамант-Дербыша) отпустил в Тверь, как говорит тверская летопись, согласно распоряжению московского князя (Василия). Одна из редакций тверской летописи, по-видимому свод Ивана Михайловича, передает содержание переговоров: посол сообщил, что «царь далъ Юрию Кашинъ и десять волостей Тверскихъ»⁸⁵. Иван Михайлович отклонил его заявление, ссылаясь на то, что он «сам вчера отъ царя приидохъ» и что «посолъ царевъ днесь» у него есть и «ярлыкъ царевъ данъ» ему «есть на всю землю Тверскую и сам Юрьтй в ярлыцѣ царемъ данъ» ему; он сказал послу, что его «не послушает», пока не выяснит дела в Орде. Весьма важно, что одна из редакций тверской летописи (и, кажется, наиболее древняя) сообщает, что «посол царев» Юрия отъехал на Москву, «корму не взявъ, бѣ бо ему ни приказано, а Едигеева посла великий князь честивъ и отпусти». Мы видели, что в Твери был другой посол, приехавший вместе с Иваном Михайловичем. Таким образом, из текста летописи можно заключить, что посол, приехавший с Юрием, не был «Едигеевым», как но ходу событий мы и ожидали⁸⁶.

Итак, Едигей не допустил на Тверской великокняжеский стол московского союзника. Той же политики он придерживался и в отношении к Нижнему-Новгороду; только там задача была сложнее, поскольку дело шло о восстановлении самостоятельности Нижегородского княжения. Анализ материала приводит к предположению, что Данило и Иван были посажены в Нижнем Едигеем во время его нашествия. Из рассказа о набеге царевича Талыча справедливо заключают, что Данило и Иван уже сидели в Нижнем-Новгороде. Летопись говорит, что «князь Данило Борисовичъ Нижняго Новагорода приведе къ себѣ царевичя Талычу» и с ним послал своего боярина Карамышева на Владимир, т. е., как можно думать, князь уже в Нижнем видел, куда привел «къ себѣ» Талыча и откуда послал его вместе со своим боярином на Владимир. Общий протограф Симеоновской и Рогожской летописей говорит о «князьях новгородских», т. е. нижегородских. Ежели появление Талыча последовало в июле 1410 г., т. е. вскоре после Едигеева нашествия (и в год приезда Фотия), то всего вернее думать, что сыновья Бориса Данило и Иван были посажены Едигеем во время его нашествия, когда татары занимали Нижний-Новгород и Городец. Так или иначе, если в Нижнем сели старые враги Москвы, самостоятельность Нижегородского княжения была восстановлена, хотя и не надолго. Предстоящий поход Едигея в ноябре — декабре 1408 г. на Москву держался в тайне. Еще в августе на Москву прибыло от Едигея посольство, и с Москвою сохраняли видимость дружеских отношений⁸⁷. Отсюда понятно, что вопрос о восстановлении самостоятельности Нижегородского княжения до начала военных действий Ордою не подымался. Во время похода Едигей обратился к одному из русских князей с повелением идти на помощь против осажденного города: летопись говорит, что, стоя под Москвой, в селе Коломенском, Едигей послал к тверскому князю царевича Булата и князя Ериклибердея с повелением двигаться к нему на помощь с пушками, тюфяками и самострелами.

Итак, в своей политике Едигей шел по стопам Тохтамыша. Политика эта была направлена к тому, чтобы поддерживать местный сепаратизм, отрывать местные княжества (Рязанское, Тверское, Нижегородское) от Москвы и тем самым ослаблять ее волю и внутриполитическое значение. Но реальное соотношение сил уже было не то: поход на Москву Едигей предпринял только на 11-й год своего господства в Орде. Отношения же Москвы к Орде он получил в наследство от последних лет царствования Тохтамыша, когда с Ордой мало считались. И положение в самой Орде было не настолько устойчиво, чтобы можно было сразу решиться на поход против Москвы. Отсюда понятны неудачи Едигея. Мы видели, что Иван Владимирович добровольно уступил Рязань в обмен на Пронск. Тверской князь не оправдал надежд Едигея во время похода: он прямо не ослушался Едигея, но и не пожелал быть в числе нападавших на Москву. Оп сделал вид, что исполняет приказание, выступил, но «не въ мнозѣ дружинѣ» и с дороги (из Клина) вернулся. Едигей Москвы не взял. Как известно, он должен был снять осаду города, так как «скоропосольници» принесли из Орды тревожную весть: в его отсутствие Орда подверглась нападению одного из «царевичей»; пришлось удовлетвориться «окупом». Нижегородские князья, по-видимому, в 1410 г. ушли в Болгары или на Мордву, откуда выходили в 1411 г. с болгарскими, жукотинскими и мордвинскими князьями. Когда в Орде утвердился Зелени-Салтан, он дал «князьям Нижнего Новагорода» ярлыки на Нижегородское княжение, и они вышли из Орды, пожалованные своей вотчиной (Никон., 1412). Московское княжение было обессилено. Значительная часть центрального района — Переяславль, Дмитров, Серпухов, Верея, а также Ростов, Нижний-Новгород и Городец — была опустошена. От Городца войска Едигея двинулись вверх по Волге, намереваясь дойти до Костромы и Вологды, и только весть из Орды помешала этому плану. Таким образом, значительная часть территории, бывшей фактически под властью Москвы, была опустошена, а оставшееся население терроризировано татарами: «овии сѣчахуть, овии въ плѣн ведяху и тако множество людии бесчислено изгибота... Да аще явиться где единъ Татаринъ, то мнози наши не смѣяхоуть приближитися ему, аще ли два или три мнози Руси, жены и дети мечюще, на бѣгъ обращахоуся... Много же плѣниша распущении Едигѣем Измаильте...»⁸⁸. Когда Фотий прибыл на Русь (1410 г.), он застал картину печального запустения (ср. его духовную: С. Г. Г. и Д., II, № 17)⁸⁹. Опасность опустошений и после Едигеева нашествия не миновала; мы видели, что в июле 1410 г. были опустошены г. Владимир и окрестные «села и волости». Московское княжение было обессилено, и нет ничего удивительного, что московский князь сам поехал к Зелепи-Салтану, опасаясь, кроме того, литовских интриг в Орде. И после Едигея Орда не сразу отказалась от своей старой политики. Зелени-Салтан, как мы видели, успел выдать ярлыки нижегородским князьям; он вызвал также из Твери в Орду тверского князя. Тверское княжество (никогда не входившее в состав великого княжества Владимирского, в отличие от Нижегородского) надолго сохранило свою независимость от Москвы. Но Нижний-Новгород сохранять самостоятельное положение долго не мог. Когда в 1414-1415 гг. Поволжье охватила анархия, московский князь не замедлил очистить Нижний от своих недругов⁹⁰. Только в царствование Улу-Мухаммеда князю Даниле удалось еще раз выйти (из Орды) «великим князем» на Нижегородский стол. Орда не оставляла своих старых притязаний, но политики в прежнем смысле вести не могла, разлагаясь и вырождаясь сама: Разложение и вырождение Орды вносили новые черты в татарско-русские отношения, как было и ранее во второй половине XIV в., в эпоху смут в Золотой Орде, при Мамае и великом князе Дмитрии Донском. А борьба с татарами, оборона страны от нашествий монголов повлияла на ход политического развития Восточной Европы.

Итак, мы видим одну и ту же политику Орды и при Мамае, и при Тохтамыше, и при Едигее. Ее смысл сводится к борьбе против усиления Москвы. Опасность усиления Москвы выросла в эпоху смут, в момент разложения золотоордынского государства, когда началось народное движение за объединение Руси вокруг Москвы и за борьбу с татарами, но опасность усиления Москвы сознавалась Ордою и ранее: традиционная политика Орды в основе своей была выработана до эпохи смут, когда татары стали поддерживать в противовес Москве княжество Нижегородско-Суздальское. Стремление татар «уравновешивать силы князей» заметно и в отношении к Тверскому княжеству, хотя в отношении к Твери Орда соблюдала осторожность, так как недалеко было то время, когда Тверское княжество представляло собою самое сильное на Северо-востоке княжество (в начале XIV в.). Но с началом ордынских смут возникла опасность поглощения Твери Москвою, и политика Орды в отношении к Тверскому княжеству определилась с полной ясностью (Мамай). Орда ведет борьбу против объединения Руси Москвою. Она восстанавливает самостоятельность Нижегородско-Суздальского княжества, Тверского я Рязанского (Тохтамыш) и в дальнейшем тормозит процесс собирания власти Москвою, охраняя самостоятельность Твери, поддерживая сепаратизм Рязани (Едигей) и пытаясь восстановить самостоятельность великого княжения Нижегородского (Зелени-Салтан, Улу-Мухаммед).



Резюмируем наши наблюдения.

Появление первой военно-политической организации на Северо-востоке относится к 1267 г., оно последовало вслед за переписью и стояло в связи с общеимперскими мероприятиями, предпринятыми в царствование императора Менгу; организация эта появилась тогда, когда особенно потребовались средства «охранения» (при переписи за единицу брали не голову, а дом или семейство, подобно тому, как это было принято в Китае; причем, по-видимому, принимали во внимание и имущество плательщика); на должность «даругаци» в Россию был назначен сын каанского зятя (1257 г.), обязанностью которого было, как можно думать, не только наладить дело «исчисления», но и создать военно-политическую организацию: на Руси были «поставлены» баскаческие отряды, причем собственно «поставлен» был командный состав, начиная с десятника (десятники, сотники, тысячники, темники), а младший состав, как есть основания полагать, комплектовался преимущественно из туземного населения; анализ материала позволяет отожествить отмеченную в летописи (под 1257 г.) организацию (темники, тысячники) с баскачеством и тем самым установить, что охрана порядков монгольского владычества была непосредственно в руках монгольской степной аристократии. Главным баскаком был баскак владимирский, называвшийся «великим»; другие баскаки держали баскачество разных княжений. Задачей баскаческих отрядов было держать в повиновении покоренное население. В отношении сбора налогов их обязанностью было не столько сбор, сколько понуждение при сборе, поддержка сборщиков. Но собственно их назначение шире: заменять войска монгольские.

В первые десятилетия владычества мы не видим, однако, желания руководить великим княжением Владимирским или изменить «внешнюю» политику Владимирского стола. Батый даже поддерживал общерусские притязания Владимирского стола, руководясь политическими соображениями; решающее значение имело поведение соперника владимирского князя — князя черниговского: общность в тактике его по отношению к Орде с галицким князем. Опасения вторжений с запада вызвали передвижение Куремсы на запад в конце 40-х-начале 50-х гг. XIII в., с чем, по-видимому, был связан переход окраинных районов Юго-западной Руси под непосредственную власть татар. Равным образом, в связи с западными, неприязненными Орде течениями, в Орде не могли относиться с доверием к митрополиту; а между тем особенно с 1261 г., когда Константинополь был взят Михаилом Палеологом, вопрос о сношениях хана с Византией приобретал серьезное политическое значение. В 1261 г. (1261-1262), когда Константинополь был взят Михаилом, в Сарае была учреждена с особым значением епископская кафедра: на сарайского епископа (б. переяславский) переносились те самые функции, которые лежали на митрополичьей кафедре (сношения с византийским императором и патриархом) в данных условиях (посылался, напр., от хана). Таким образом (и в силу других обстоятельств), город Киев как митрополичья резиденция в значительной мере терял свое политическое значение. И хотя мы не видим попыток со стороны Орды изменить политику Владимирского стола в первые десятилетия владычества, нашествие монголов уже в первые десятилетия произвело решительный сдвиг во внутренней жизни древней Руси. Еще в домонгольскую эпоху сложились условия, благоприятствовавшие образованию сильной княжеской власти на Северо-востоке. В XI в. на южных путях сношения с Востоком были затруднены вследствие нашествия половцев, что на ряду с другими причинами ускорило рост экономического и политического значения Ростово-Суздальской земли, где шло движение на водных путях на Восток, к Каспию. На Северо-востоке создаются экономические условия, способствовавшие развитию сильной княжеской власти, претендовавшей на значение власти общерусской. Монгольское нашествие застало Россию в момент, когда шла борьба за преобладание в пределах русской равнины между Северо-восточным княжеством и Черниговским — двумя княжествами, лежавшими на территории Волжско-Окского бассейна. После татарского погрома Киев, в условиях феодальной раздробленности и в результате татарского нашествия, фактически безнадежно уходил с поля зрения Владимирского стола. Владимир хотели считать центром, столицей «Русской земля», но фактически Владимир был страшно обескровлен: ни Ростов, ни Ярославль, ни Углич, ни Тверь не подверглись, кажется, такому разгромлению, не испытали такого беспощадного избиения своих обитателей. О разгромом и опустошением г. Владимира после татарского нашествия центр жизни Ростово-Суздальской земли передвинулся на север. Средоточием церковной и общественной жизни края сделался Ростов — древний вечевой центр волости. Туда, на территорию Ростовского княжества, потянулось сбитое со своих мест население. И оттуда, со стороны старого Ростова, поднялась в 60-х гг. XIII в. волна вечевых восстаний против порядков ордынского владычества.

Выступление в 1262 г. северо-восточных городов ближайшим образом было направлено против мусульман — откупщиков ордынской дани. Исследование устанавливает, что откупщики приезжали от императора монгольской империи, а не от Берке, не из «Золотой Орды». В начале 60-х гг. XIII в. в империи начались смуты, способствовавшие отделению «Золотой Орды» от империи. Если момент для восстания был благоприятен, то возможно, что сведения о прикосновенности к делу Александра Невского не лишены некоторых оснований. Известия о вечевых восстаниях 1262 г. свидетельствуют об известной согласованности в выступлении городов. Во главе вечевой организации Северо-восточного края стоял «старейший» город волости — Ростов. Естественно, что и в дальнейшем Ростов играет роль очага вечевых волнений. Какие же меры принимала Золотая Орда? Прежде всего, конечно, — меры баскаческого «охранения». Географическая номенклатура края свидетельствует об усиленном баскаческом «охранении» именно на территории Ростовского княжества. Мероприятия, связанные с усилением баскаческого «охранения» в пределах Ростовского княжества, не могли, однако, сами по себе уничтожить самый источник непокорства, коренившийся в укладе местных отношений. Выполнение такой задачи требовало проведения какой-то политической программы. Поскольку баскаки действовали совместно с князьями, надо было сделать местных князей в полной мере татарскими «служебниками»; поскольку непосредственным источником «непокорства» были вечевые выступления, надо было оторвать князей от местной бытовой почвы, сблизить с Ордою и этим самым в значительной мере обезвредить эти выступления и, наконец, использовать князей для борьбы с непокорными (в основе своей прием этот пе был новостью в политической практике монголов).

Важным источником для выяснения истории отношений между Ордою и ростовскими князьями служит «Житие Федора Ростиславовича Ярославского» (в редакциях Антониевой и Степенной книг), известия которого вполне согласуются со сведениями летописных сводов, а также «Повесть об ордынском царевиче Петре».

Летописный материал совместно с указанными источниками позволяет установить, что ростовских князей ставят в Орде в совершенно исключительное положение: на них направлено усиленное внимание как раз с 60-х гг. XIII в. Вообще говоря, начиная с 60-х гг. XIII в. в Волжскую Орду из Северо-восточной России приезжали почти исключительно князья ростовские да их верный союзник князь Андрей Городецкий. Исследование обнаруживает, что отношения между Ордою и ростовскими князьями приобрели большую прочность, коренившуюся в политическом характере их содержания. Сведения о поездках в Орду и о волнениях в разных городах заставляют думать, что боярство шло в данном случае вслед за князем.

Ряд данных характеризует политику Орды и обнаруживает ее конечную цель⁹¹. Служба хану (о ней свидетельствовали и сами ростовские князья) выражалась не только в участии в походах вместе с татарами. Чем более ростовские «служебники» хана сближались с Ордою, тем легче и успешнее они и местное боярство могли быть у себя на родине использованы татарами в интересах ордынского владычества и в конечном счете — для борьбы с непокорными. Тяготясь своей ролью ревностных «служебников», ростовские князья были вынуждены выступать и с официальным оправданием своей деятельности (см. летописный текст), ссылаясь на защиту населения от обид и утеснений. Но уже в конце XIII в. они не смогли бы выступать и с таким оправданием своей деятельности. Когда (в конце XIII и в начале XIV в.) в Ростове и в Ростовском княжестве начались новые волнения, ростовские князья принуждены были выступить на стороне тех, кто оружием подавлял сопротивление города ордынскому владычеству в Ростовском княжестве. Политика Орды в отношении к Ростовскому княжеству была сопряжена с сознательным вмешательством монголов во внутренний политический распорядок Северо-восточного края. Оно имело существенные последствия. Во-первых, вмешательством во внутреннюю политическую жизнь Северо-восточного края Волжская и Орда создала себе в северных провинциях прочную базу на территории именно Ростовского княжества и приобрела себе послушных союзников и верных вассалов в лице ростовских князей. Во-вторых, было окончательно уничтожено значение Ростова как старого вечевого центра всей Ростово-Суздальской волости и задавлена вечевая жизнь в городах Ростовского княжества. В-третьих, наконец, из Ростовского края от ордынских властей и под страхом разорения от татарских ратей, приходивших с юго-востока, население разбегалось и сбивалось на западные окраины Северо-восточной Руси. Эти новые явления русской жизни не замедлили оказать свое действие на ход ближайших событий конца XIII и начала XIV в.

Еще в 70-х гг. XIII в. в Золотой Орде стал намечаться второй на ряду с Поволжьем военно-политический центр, а со смертью Менгу-Тимура (т. е. с 1280-1282 г.) в Золотой Орде прямо образовалось два военно-политических лагеря. Установившееся (до 1299 г.) в Орде двоевластие непосредственно отразилось на политических взаимоотношениях на Руси. В соответствии с двумя военно-политическими центрами в Золотой Орде, в Северо-восточной Руси образовались две взаимно враждебных политических группы.

Одна из них признавала «царем» Ногая: это князь Дмитрий Александрович Переяславский и его соратники; другая — не признавала: прочные связи по родству и «службе» сделали ростовских князей верными вассалами ханов Поволжья; вместе с Андреем Городецким они ориентировались на Волжскую Орду.

В эпоху двоевластия в Орде, в последней четверти XIII в., произошли, по-видимому, некоторые изменения в организации эксплоатации русского Северо-востока, отразившиеся на организации ордынского владычества в последующее время: в эпоху двоевластия великий князь владимирский начал сам собирать ордынскую дань и отвозить ее в Орду.

О баскаках в последней четверти XIII в., в годы двоевластия в Орде, в княжествах, враждебно относившихся к Волжской Орде (Тверском, Переяславском, Московском), мы сведений не имеем. В Ростовском княжестве, признававшем Волжскую Орду, баскак сидел еще (судя по летописному известию 1305 г.), в начале XIV в. К концу XIII в., в результате существования двух политических ориентаций, образовалось два враждебных лагеря: в одном (в союзе) — представители г. Переяславля, князь тверской и князь московский, в другом — князья ростовские, к которым примыкал их верный союзник князь Андрей Городецкий. Еще при жизни Ногая (на исходе XIII в.) волжский хан делал как будто попытку (не без помощи сарайского епископа) примирить первую группу с ростовской группой князей (съезд 1297 г.). С окончанием смут (около 1299 г.) и гибелью Ногая в Волжской Орде встал по новому вопрос об отношении к Твери, Москве и Переяславлю. На первых порах, ограничиваясь дипломатическим мероприятиями, волжский хан, по-видимому, направляет свою политику к тому, чтобы расколоть союз Твери и Москвы, независимо настроенной по отношению к Волжской Орде; далее он ведет наступление на Тверь.


Анализ событий 1317-1318 гг. (поход Кавгадыя на Тверь, убиение Михаила Тверского) показывает, что не московскому князю принадлежала инициатива наступления на Тверь. Поведение Орды в отношении к Твери вытекало из предыдущих событий (знаем, напр., что тверской князь ездил к Погато) и определялось тем, что Тверское княжество было самым сильным на Северо-востоке. Отсюда понятна задача ордынской политики: изолировать Тверь и сделать московского князя своим послушным орудием, что и оказывается на деле: вернувшись из Орды на великое княжение Владимирское, Юрий в своей великокняжеской деятельности действительно играет роль верного слуги хана, блюстителя ордынских интересов; не без успеха на ту же роль татары выдвигают затем брата Юрия — Ивана Даниловича. Но и в отношении к Москве существуют опасения, соблюдается осторожность: по смерти Димитрия, например, великое княжение Владимирское передается Александру (Тверскому), а после восстания в Твери и бегства Александра (1327 г.) особенное внимание обращено на князя суздальского. Как правильно отмечено Марксом, — «для того, чтобы поддержать рознь среди русских князей и чтобы обеспечить за собою их рабское подчинение, монголы восстановили достоинство великого княжения (Владимирского)»⁹². С ярлыком на великое княжение Владимирское были связаны особые полномочия и особая территория. Татары принимали активное участие в образовании состава территории этого княжения и вмешивались во владельческие распорядки на Руси. Земля великого княжения Владимирского определялась известным количеством «темь» («15 темь»). В Орде опасались усиления князя, получавшего ярлык на великое княжение Владимирское. Отсюда понятны разделы земли великого княжения: первый — в 1328 и второй — в 1341 г., когда но воле хана было образовано особое великое княжение Нижегородско-Суздальское. Чрезвычайно характерно, что хан решительно воспротивился попытке московского князя вернуть под свою власть Нижний-Новгород и Городец. В Орде, передавая ярлык на «великое княжение Владимирское» московским князьям, стремились вместе с тем воспрепятствовать их усилению, и «приводить силы князей в равновесие»⁹³.

Ранее, в XIII в., в ведении «дороги» были не только «писцы», но и «даньщики». С конца XIII в. в б. Ростово-Суздальской земле князья, сами собирая дань с помощью своих даньщиков, передавали ее в Орду через великого князя владимирского. В XIV в., с образованием великого княжения Тверского, право передавать «выход» в Орду помимо великого князя владимирского получил великий князь тверской. Вероятно, это право получили и великие князья нижегородско-суздальские с образованием великого княжения Нижегородско-Суздальского. Возможно, оно было дано и некоторым другим князьям. На исходе 30-х гг. XIV в. мы видим, что и рязанские князья непосредственно в Орду передают выход, помимо великого князя владимирского. Теперь князья отдельных княжеств имели дело каждый со своим «дорогой», т. е. московский князь — с «дорогой московским», тверской — с «дорогой тверским» и т. п.

Орда поддерживала в противовес Москве другие княжества, сохраняла их самостоятельность и непосредственно с ними сносилась. Принимая эти меры, Орда устранила или ослабила вредные с ее точки зрения стороны великокняжеской организации.

В первой половине XIV в. баскаки на Северо-востоке исчезают совсем. Деятельностью великого князя владимирского могло в некоторой мере восполняться отсутствие баскаков. Он также оказывал в интересах Орды давление на Великий Новгород. У себя дома, в своем городе, он не выходил, по-видимому, из-под наблюдения особых ордынских чиновников. Усиление Москвы стало реальной опасностью в эпоху смут в Орде, когда на Руси началось народное движение за национальное объединение и за свержение татарского ига.

Покровительствуя городской торговле, монголы Золотой Орды, однако, сами оставались кочевниками по преимуществу. «Кочевой феодализм» не нашел в себе основ для создания устойчивого государственного образования. Вначале XIII в. Чингис-хан пытался приспособить протекавший тогда процесс феодализации к интересам военной империи. Но империя распалась; и правильная система вассалитета, обязанного военной службой, по-видимому, со временем утратила свой первоначальный характер. Во второй половине XIV в. мы наблюдаем небывалое усиление кочевой аристократии в Золотой Орде.

Уже в событиях второй половины XIV в., предшествующих распадению Золотой Орды, первенствующую роль играют «эмиры», «ординские князи», группирующиеся вокруг того или иного хана или «садовника» и ведущие междоусобную борьбу. Эти междоусобия, предшествовавшие распадению золотоордынского государства, заметно не поколебали весьма прочно установившихся отношений зависимости Руси от ханской власти и значительно не нарушили существовавшего политического положения на русском Северо-востоке. Переломным моментом в положении «русского улуса» послужили события (в 60-х гг. XIV в.), совершенно изменившие положение Сарая, когда русский Северо-восток оказался от Сарая оторванным.

Распадение золотоордынского государства в 60-х гг. XIV в., оторванность Сарая привели к соперничеству Мамаевой Орды с Сараем за обладание «русским улусом». В этой обстановке для московского князя открылись некоторые возможности, прежде всего — привести в свою волю князей сарайской ориентации. Таким образом, вначале наступление Москвы не коснулось Твери и Рязани, ограничившись Нижегородско-Суздальским княжеством, фактически утерявшим свою независимость от Москвы. Распадение золотоордынского государства, бывшее налицо в 1363 г., открыло новые возможности к расширению великого княжества Литовского на юге. Я разумею, во-первых, победу Ольгерда на юге Подолии, очевидно оторвавшейся от золотоордынского центра, и, во-вторых, занятие Коршева (тоже в 1363 г.) — факт, свидетельствующий о захвате восточных окраин Черниговщины Литвою, близко подошедшей, таким образом, к степям, где хозяйничала Орда (Мамая), так же оторвавшаяся от золотоордынского центра. На Северо-востоке, в условиях распадения Золотой Орды, определилось отношение московского князя к земле великого княжения (Владимирского), как к своей вотчине, обнаружившееся в последующих событиях.

После того как вопрос о соперничестве Сарая с Ордою Мамая на Руси отпал, не стало условий, благоприятствующих дальнейшему собиранию власти на Руси Москвою. Само по себе собирание власти Москвою не отвечало интересам Мамая, и в дальнейшем попытки московского князя привести в свою волю Тверь и Рязань встретили с его стороны противодействие. Так, в борьбе Москвы с Тверью Мамай явно встал на сторону последней. Не изменил своей политики Мамай и тогда, когда в Орде начались новые неурядицы, позволившие московскому князю пойти на «размирье» с Мамаем и подчинить своей власти Болгары. На Руси началось народное движение за объединение страны и за борьбу с татарами. По свидетельству тверской летописи, население «городов» великого » княжения Владимирского шло за Москвою. Не имея достаточно сил (представление о том, что Мамай в годы, предшествовавшие Куликовской битве, выводил Орду из смуты, — совершенно ложно) привести московского князя к покорности, Мамай все же не оставался пассивным зрителем того, что происходило на Руси, и не изменил своей политики вплоть до событий, связанных с Куликовской битвой.

Смута в Орде окончилась с появлением Тохтамыша, во «власть и господство» которого «благодаря распоряжению» Тимура перешел «весь улус Джучиев». Москва приведена была к покорности. Но уже прежний характер господства вернуться не мог. На великокняжескую территорию прочно установился взгляд, как на наследственное владение московских князей, и великокняжеская деятельность утратила свое прежнее значение, связанное с великокняжеским ярлыком и особым положением земли великого княжения. В равной мере окончательно решена была участь некоторых княжений в смысле личной их зависимости от московского князя.

Эпоха Тохтамыша и его ближайших преемников была эпохой, когда Орда напрягала последние силы, чтобы удержать свое господство над Русью не номинально, но фактически; путь к этому представлялся один: препятствовать процессу объединения Руси Москвою, ослаблять ее волю и внутриполитическое значение, поддерживать местный сепаратизм, противопоставляя Москве княжества Тверское, Рязанское, Нижегородско-Суздальское. Эта политика не была повой. Опасность усиления Москвы выросла в эпоху смут, в момент разложения золотоордынского государства. Но она сознавалась Ордою и ранее: эта политика в основе своей была выработана до эпохи смут (великое княжество Нижегородско-Суздальское было в значительной степени обязано, как мы видели, своим существованием хану). В отношении к Тверскому княжеству тогда еще политика Орды носила двойственный характер, так как недалеко было то время, когда Тверское княжество представляло собою самое сильное на Северо-востоке княжество (в начале XIV в.). Но с началом ордынских смут, когда возникла опасность поглощения Твери Москвою, политика Орды в отношении к Твери определилась с полной ясностью (Мамай). Орда ведет борьбу против объединения Руси Москвой. Она восстанавливает самостоятельность Нижегородско-Суздальского княжества, Тверского и Рязанского (Тохтамыш) и в дальнейшем тормозит процесс собирания власти Москвою, охраняя самостоятельность Твери, поддерживая сепаратизм Рязани (Едигей) и пытаясь восстановить самостоятельность великого княжения Нижегородского (Зелени-Салтан, Улу-Мухаммед).

Итак, исследование позволяет установить факт и методы татарской политики на Руси на протяжении более полутораста лет. В течение всего этого времени татары стремились направлять внутриполитические отношения в завоеванной стране в интересах своего господства. Исследование обнаруживает, что татары не были политически пассивными завоевателями, и, выясняя в исторической перспективе методы их политики, заставляет признать факт значительного воздействия на ход развития нашей родины татар-завоевателей, создавших в Восточной Европе государственное образование, опиравшееся на феодально-родовую (кочевую) знать. Приходится признать, что татары вели активную политику, основная линия которой выражалась в стремлении поддерживать взаимную рознь отдельных политических групп-княжеств и тем препятствовать политической концентрации на Руси.

С упадком Золотой Орды в период смут в XIV и в первой половине XV в. появляются новые черты в русско-татарских отношениях, оказавших большое влияние на ход политического развития Восточной Европы. Политика Орды на Руси теряет направляющую силу, а нашествия монголов встречают отпор и вызывают открытое противодействие. Интересы обороны Руси от нашествия монголов требуют образования централизованного государства, способного противостоять нашествиям и разделаться с остатками ига татар.

---

¹ См. выше, гл. I.
² Ср. Б. Я. Владимиρцов, Общественный строй монголов, монгольский кочевой феодализм, Л., 1934, стр. 44, 86, 126; о том, что ростовой, торговый капитал находился в руках «мусульманских» и китайских купцов см. там же, стр. 127. О покровительстве торговле в Золотой Орде см. А. Якубовский, Феодализм на Востоке, Гос. Эрмитаж; изд. ГАИМК, Л. 1932.
³ Б. Я. Владимиρцов, op.с., стр. 103.
⁴ Об обстоятельствах восшествия Бердибека на престол находим у Ибнхальдуна две разные версии. Согласно одной из них, Джанибек на пути из Тавриза захворал и умер. Тогда сановники государства отправили известие об этом сыну его Бердибеку. Бердибек прибыл в Сарай, когда отца, Джанибека, уже не было в живых. По другой же версии, которую Ибнхальдун передает в рассказе об Увейсе, сыне шейха Хасана, Джанибек на пути был заключен в оковы, а сановники государства написали сыну его Бердибеку, приглашая его на царство ( Τ из., I, 389). Первая версия не совсем точна, так как, по известию русских летописей, Бердибек «отца своего убилъ и братью свою побыгь» (см., напр., Симеон. л. и Троицк, по Карамз., 1357 г.). С другой стороны, указание второй версии на переворот и роль в нем «сановников государства» подтверждается полной редакцией тверского свода (в кашинской обработке) в составе Никон. л. (1357), сообщающей о роли Товлубия (вероятно, того самого Товлубия, который при Узбеке убивал князя Александра и был послан под Смоленск), привлекшего «многихъ князей Ордыньскихъ... къ себѣ въ совѣт, обѣщевающе комуждо что дати». Ср. известие Владимир. Полихрона (Новг. IV и Соф. I лл.; ср. Воскр. л.,). Подтверждение второй версии находим и в персидских текстах. Так (см. персидский текст в неизд. материалах, Τиз., II), в извлечениях из Знбдетут Таварих, соч. Хайдера-ибн-Али, рукоп. Берл. корол. библ. (Fol. 17, В), читаем, что Джанибек «заболел тяжелой болезнью, а эмиры вызвали Бердибека, и когда Бердибек прибыл к отцу, отец стал его упрекать за его возвращение; он (Бердибек) от этих упреков пришел в расстройство, и по его приказу... отца убили». Приведенному рассказу этого автора соответствует запись, сохранившаяся в одной из редакций тверского свода: «того же лѣта, — читаем в Рог. л., — царь Чанибѣкт. взя ЗІпсюрь и посади тоу на царьствѣ сына своего Бердибѣка, а самъ оуверноуся въ свояси и отъ нѣкоего привидѣния на поути разболѣся и възбѣсися. И послаша ряди по Бердебѣка, он же пришедъ отца оудави, а братью поби, а сам сѣде на царство» (Рог., 6865). А далее в той же рукописи соч. Хайдера-ибн-Али читаем, что Бердибек «три года царствовал и за это время многих из своих близких убил».
Двумя годами позднее, как известно, Бердибека и Товлубия «со иными его советниками» убили и на царство сел Кульпа, а по прошествии нескольких месяцев Кульпа вместе с двумя своими сыновьями — Михаилом и Иваном — пал от руки Навруса. Спустя же некоторое время начала действовать партия ордынских князей, враждебная Наврусу. Заговорщики завели тайные сношения с «Заяицким царем Хидырем», вызвали его с войсками на Волгу и, когда он подошел, выдали Навруса и посадили на царство Хидыря; вслед за тем произошло жестокое избиение приверженцев свергнутого хана: были перебиты (кроме Навруса, его сына Темира и царицы Тайдалы) «князя ординстии», остававшиеся верными Наврусу (Рог., Симеон., Никон., 1358-1360). Летопись называете их числе «Муалбузину Чадь» («князи ординьскых Муалбоузиноу чадь множьство оубилъ» (Рог. л.; ср. Никон, л.). Это, по-видимому, тот самый Муалбуга, который упомянут в ярлыке митрополиту Алексею Бердибека, в начале («Бердѣбѣково слово то [а] тарьскымъ оулуснымъ [и ратнымъ] княземъ Моулаг [б] оугы [и] ною мыслию волостным сам[и] мъ дора[о] гамъ» и т. д., см. текст у Πρиселкова, ор. с.) и в конце, при перечислении «головных князей», на первом месте: на Руси, очевидно, его знали более других. Ср. мнение о причинах распадения Золотой Орды Рязановского, Монгольское право, Харбин, 1981, стр. 131 и др.
⁵ Хидырь был убит вместе с меньшим сыном Кутлуем (Никон., л.; то же в Рог. л., без упоминания имени) в конце лета или осенью 1361 г., как видно из Рог. л., т. е. во второй половине 762 г, (11 нояб. 1360-31 окт. 1361 г.); 762 г, датированы и его монеты.
⁶ «... а на царствѣ посадили Хедырева сына болшаго и пребылъ на царствѣ 2 недѣли и они его убили (т. е. Темир-Хозю; он перебежал за Волгу и там был убит; см. Рог. л., ниже), а потомъ Ардемелика посадили на царствѣ, и тотъ царствовалъ мѣсяцъ и онѣ его убили. И бысть в Ордѣ замятия велика и сѣча старый княз[и] Сарая и когуи инѣх множество побита» (Рог. л., П. С. Р. Л., т. XV, в. I). Последнюю фразу следует читать: «и бысть въ Ордѣ замятия велика и сѣча: старый княз[и] Сарая и Когу и инѣх множество побита». Посла Когу Симеон. л. называет под 1347 г. Если и в данном случае под «Сараем» разумеется город, а не область (последнее сомнительно; ср. все же ярлык Тайдулы; ср. известие Вассафа и др.), то Сарай, о котором говорит летопись, следует искать там же, где и монетный двор, чеканивший монеты с легендой «Сарай-эль-Джедид» (Новый Сарай), ибо и Темир-Хозя и Орду-Мелик, несмотря на кратковременность своего царствования, чеканили: Темир-Хозя в «Новом Сарае», Орду-Мелик — в «Новом Сарае» и «Азаке». Чеканка «Нового Сарая» становится преобладающей при Джанибеке (ср. Монеты Узбека). Вопрос о существовании двух Сараев — столиц Золотой Орды — по перенесении столицы из одного Сарая в другой требует дальнейших разысканий. Наиболее серьезными данными в пользу существования двух Сараев на Нижней Волге служат данные Баллода о сравнительном процентном соотношении монет чекана «Сарай-эль-Джедид», найденных в с Селитренном и близ Царева. В персидских текстах мы встречаем выражения как «Сарай Берке», так и «Сарай Бату» (на что я указывал в рецензии на книги Баллода в Zeitschr. f. SI. Phil., В. V. H. 3/4, 1929): эти данные сами по себе, повторяю, могут и не указывать на существование двух Сараев — столиц Золотой Орды. Якубовский полагает, что данные персидских текстов (приводимые им) окончательно решают вопрос: см. его статью «К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая», помещенную в ИГАИМК, т. VIII, в. 2-3, 1931. Известие рукописи Анонима Искандера (ИВ № 566 В. С.) о том, что Тохта возвратился в столицу их Сарай Бату восходит к Рашид-ед-дину (ibid., стр. 6-7). Если мы вспомним, что со времени, приблизительно, Узбек-хана, золотоордынские владения стали называться «землей Берке», «улусом Берке» (см. у Эль-муффа-даля; в летописи шейха Увейса и др.), а Сарай — Сараем Берке (см. у Ибнбатуты), то не найдем ничего удивительного в том, что в той же рукописи Анонима Искандера на ряду с известием, восходящим к Рашид-ед-дину, встретим и выражение «Сарай Берке».
Как известно, в некоторых, сравнительно поздних арабских текстах даже основание Сарая приписывается. Берке (Эломари, Ибнарабшах: там же и о прибавлении к прозванию «Кипчак» прозвания «Берке»; Τиз., I, стр. 460). Равным образом и в летописи шейха Увейса мы встречаем известие о том, что гроб Берке был перевезен в Сарай Бату, которое восходит к Рашид-ед-дину. Вслед за Рашид-ед-дином известие это повторяют и Бенакити и Тарихи Алафи (из рукоп. Брит, музея № 465, содержащей II том Тарихи Алафи; см. Τиз., II, персидский текст) и Зибдетут Таварих, соч. Хайдера-ибн-Али (рукоп. Берл. корол. библ., Fol. 17 В.; ibid.)• Кажется, вариантом того же известия надо считать и известие Тарихи Кипчаки (рукоп. Публ. библ.) о том, что Берке «в городе Сарае около Бату похоронен» (Fol. 340 б; ibid.: переводом персидских текстов, оставшихся непереведенными в неизданных материалах Тизенгаузена, обязан Гуссейну Фахри). Но на ряду с этим в той же летописи шейха Увейса мы прочтем известие с выражением «Сарай Берке», приводимое Якубовским, а ниже — выражение «улус Берке», применительно и к Менгу-Тимуру и к Джанибеку, и о том, что Тохта «воссел на престол Берки и Батыя». Наконец, известие об ос новании Сарая Батыем у Мирхонда списано, как заметил Якубовский, у Джувейни (ср. русский перевод Джувейни у Τиз., II), но к слову Сарай прибавлено — Вату (ср. Якубовский, стр. 7). Таким образом, упоминание на ряду с Сараем Берне Сарая Вату могло и не служить указанием на существование двух Сараев, столиц Золотой Орды, а указывает лишь на следы влияния древних текстов на более поздних авторов. Далее, было бы интересно точно выяснить, когда именно золотоордынские владения стали называться «улусом Берке», «землей Берне». Не восходит ли действительно эта традиция ко временам Узбека, когда после борьбы с непокорными эмирами, не желавшими принять ислам и изменить же Чингис-хана, Узбек утвердил в Золотой Орде мусульманство и когда память Берке, первого золотоордынского властителя, принявшего мусульманство, должна была особенно чтиться, подобно тому как потомки Узбека чтили его память? Много позже в рассказе о событиях XV в. мы встречаем в некоторых персидских текстах выражение «страна Узбека», «улус Узбека» (Абдерреззак, Хондемир: Τиз., II).
⁷ Известие Рог. л. показывает, что прав был Д. Кобеко, когда, возражая Карамзину и Милюкову, доказывал, что Бездеж лежал не к югу от Сарая, а к северу (см. «Где находился город Бездеж?», Ж. Μ. Н. Пр., ноябрь 1892). Василий Тверской «поклал» в Бездеже «серебро», которое он вез в Сарай, так же как везли, вероятно, и Константин Ростовский, и Дмитрий Константинович Суздальский, и др. Вероятно, в Бездеже было какое-нибудь административное лицо, которому он мог передать деньги. «На зимѣ» того же года в Тверь приезжал Урузбуга «Бездѣжьскый» (Рог. л.).
⁸ На его монетах также: «Гюлистан» и «Гюлистан-при-сарайский». Амурат чеканил монеты с 762 до 764 г., гиджры который кончался 10 окт. 1363 г.
⁹ Монеты Кильдебека — 762 и 763 г., который кончался 21 окт. 1362 г. В 764 г он монет уже не чеканил. Судя по летописи, он погиб осенью 1362 г. (Рог. л.; ср. Симеон. л.).
¹⁰ Рог. л. (выше под тем же годом повторяются известия о тех же событиях; ср. Симеон. л.).
¹¹ Рог., Симеон., Никон, лл., 1358.
¹² Рог., Симеон., Никон, лл. 1360.
¹³ Там же. Отчество Дмитрия (Борисович) устанавливается текстом Рог. л. (как и Никон.): ср. Экземпляρский, II (показания родословных). О Константине см. также Рог. л., 6850, 6869 гг. и (также и о Дмитрии) 6871 г.
¹⁴ Рог. и Никон., 1357.
¹⁵ Кульпа, по монетам, сел ранее 23ноября 1359г., но чеканил и после этого временив По тексту летописи, он сел в конце лета или осенью 1359 г. и царствовал всего только 5 месяцев (так в Рог. и Симеон. лл.; ср. Никон. л.). Следовательно, Наврус сменил Кульпу приблизительно в январе-феврале 1360 г. Летопись отмечает воцарение Навруса в 6867 г., т. е. до 1 марта 1360 г. есть монеты Навруса, чеканенные в 760 г., т. е. до 23 ноября 1359 г., на де в Сарае, а в Крыму и в Азове); таким образом, Сарай был им занят в начале 1360 г. Русские князья поехали в Орду после смерти великого князя Ивана Ивановича, последовавшей 13 ноября 1359 г., т. е., очевидно, на исходе 1359 или в начале 1360 г., так как приблизительно в апреле — мае Дмитрий Константинович выехал из Орды (22 июня он уже въехал во Владимир). Весной того же года (т. е. приблизительно в мае — июне) Навруса сменил Хидырь (Рог. л.).
Лэн-Пуль и Zambaur ошибочно отмечают только 760 год как год царствования Кульпы. О Хидыре говорят, что он вступил на престол в 760 г. Но Сарай, во всяком случае, был им занят в 761 г. (760 г. датированы только азакские монеты). Ср. Лэн-Пуль, Мусульманские династии, СПб., 1899; Еcle Zambaur, Manuel de généalogie et de chronologie pour l'Histoire de l'islam. Hannover, 1927. Нумизматический материал см. у Маркова (Инв. катал, мусульм. монет Эрмитажа. СПб., 1896, лит. изд.; Френа, Монеты ханов улуса Джучиева, СПб., 1832); Григорьева (Опис. клада... в Зап. Арх.-нум. общ. т. II, СПб., 1850); Савельева (Монеты Джучидов, СПб., 1857/58); Кроткова (в Тр. Сарат. учен. арх. ком., 1915, в. 32, и в Тр. Нижневолжск. общ. краеведения, в. 37, Саратов, 1930).
¹⁶ В конце 1361 г. или в начале 1362 г. он «Блъгары взялъ пту пребываше»(Рог., Симеон., Никон. лл.). Но возможно, что под 1361 г. помещено известие о событиях 1361-1362 гг.(и после 1 марта), как можно предполагать о бегстве Мамая и, быть может, о движении Тагая из Бездежа на Мокшу, где в 762 г. чеканил монету Кильдибек. Известно, что в 768 г. (7 сент. 1366-28 авг. 1367 г.) Булат-Темир чеканил монеты с именем своим и Джанибек-хана (Пулад Тимур, Пулад Тимур-хану Григорьева: Пулад Тимур, сын Кугана или Тугана, — у Френа, Савельева). Его отношения к Сараю характеризуют также обстоятельства его смерти (см. ниже).
¹⁷ «и обрывся рвомъ ту сѣде» (Рог , 6869).
¹⁸ Я разумею находки кладов с золотоордынскими монетами (в «Запьнии»): в б. Сергачском у., Нижегородской губ., — с. Ветошкино, Б. Уда и Петровки, и в б. Курмышском у., Симбирской губ., — с. Теплый Оган. К ним примыкают находки кладов в Ивановке Княгпнинского у. и в Курмышском у. (см. Отч. Археол. Ком , 1900, стр. 94 и 146; 1895, стр. 69 и 191; 1913-1915, стр. 191 и 258; 1901, стр. 140 и 170; 1909-1910, стр. 204 и 258; 1894, стр. 153; 1883-1884, стр. LVII; Журн. 7-го sac. Симб. учен, архивн. ком. 3 июля 1896 г., стр. 3).
¹⁹ О наровчатском городище см. Тр. Сарат. общ. изуч. арх. и эта. при Сарат. унив., в. 34, 1923, и Изв. общ. обсл. и изуч. Азербайджана,. № 5, 11928, Баку. О собрании монет, собранных в Наровчатском городище в 1926-1928 гг. В. П. Россиным, см. ст. Кроткова в Тр. Нижневолжск. общ. краев., в. 37, Саратов, 1930.
²⁰ По крайней мере, этот район выделяется находками золотоордынских кладов. Он охватывает область по р. Мокше (в Троицке на Мокше, с. Покровском б. Наровчатского у.; Низовках б. Нижнеломовского у.; в Керенске; в Вяземках и Б. Ижморах б. Керенского у., близ границ б. Тамбовской губ.; см. О. А. К., 1909-1910, стр. 207-208 259; 1902, стр. 126 и 168; Зап. Русск. Αρх. Общ., нов. сер., т. III, стр. 279; Тр. Сарат. уч. археогр. ком., 1915, в. 32, стр. 164-168. Ср. Α. Α. Кρотков, К вопросу о северо восточных улусах золотоордынского ханства, Баку, 1928, стр. 3). Возможно, что власть Тагая распространялась и на область по р. Цне (б. Тамбовской губ.), принадлежащую, вероятно, мещерским князьям; здесь находили клады XIV в. (в Новоберезовке б. Шацкого у. и Серповом, в Борках и Пичаеве б. Моршанского у.; см. Отч. Αρх. ком., 1904, стр. 116 и 162; 1886, стр. CLXIV; 1909-1910, стр. 207 и 263 и Изв. Тамб. учен, архивн. ком., 20 ноября 1887 г., стр. 2-3, и в Отчетах Тамб. учен арх. ком. за 1889 г., стр. 54, и за 1905 г., в 50, стр. 76). Впоследствии сюда проникла рука Дмитрия Ивановича: см. С. Г. Г. и Д., 1. О мещерских князьях см. ibid, и также: Любавский, ор. с., стр 90, и ст. М. И. Смирнова в Тр. Ряз. уч. арх. ком. за 1903 г., т. XVIII, в. 2.
Изучая топографию кладов с золотоордынскими монетами, я пришел к предположению, что на русской территории они, за немногими исключениями (напр., Старая Рязань), находимы не были, как, например, в б. губерниях Ярославской, Владимирской, Московской, Костромской. При изучении топографии я пользовался материалом, собранным сотрудниками монетного отделения Эрмитажа. Характер материала заставляет при определении территории сохранять указания на старые административные деления.
²¹ Русск. истор. библ. VI, № 17 и 18; ср. Иловайский, Соч., 1884, стр. 94-95. По словам Рог. л. «гладу же въ нихъ велику належащу и замятнѣ мнозѣ и не строению надлъзѣ пребывающу и не престающе другъ на друга въетающе и крамолующе и воююще собою, ратяіцеся и убивающеся».
²² По монетам судя, он перебежал за Волгу в конце 1362 г.; к этому же времени относится летописное известие о том, что он посылал на Амурата какого-то «царевича». Но известие о том, что он бежал за Волгу, объявив царем Абдуллаха, помещено ранее. Абдуллах начал чеканить монеты с 764 г. (единственная монета, описанная Марковым 762 г., чеканенная реверсным штемпелем, является, очевидно, дефектным экземпляром; от 763 г. его монет не имеется), причем как раз в первый (764) год в Новом Сарае (и Азаке), а затем (в 765,766, 767, 769, 770, 771 гг.) уже в «Орду», в «Янги-Шехр-Эли-Махрусе» и также в Азаке.
²³ См у Эльмухибби (Т и 8 I, 350); также Смирно в, Крымское ханство 1887, стр. 131-136; ср. Врун, Черноморье, I, стр. 300.
²⁴ Находки кладов времени Мамаева «царя» Абдуллаха: в Петровых Будах б. Курской губ., Судженского у.; в д. Шаховцовой б. Курского у.; в с. Семилуки б. Воронежского у. См. Древности, т. III, стр. 175-176: О. А. К., 1868, стр. XXI; 1911, стр. 79 и 104; 1894, стр. 35 и 159.
²⁵ О «краеземных» татарах см. Симеон, и Рог. лл., 6917 г. Материал по топографии золотоордынских кладов см. в Зап. Археол. Общ., II, 426, т. XI, 189; Отч Археол. ком., 1902, стр. 125 и 168; 1904, стр. 116 и 163. Изв. Тамб. уч. археогр. ком.
²⁶ Рог. и Симеон., 6885; ср Д. Кобеко, ор.с.; ср. Изв. Археогр. ком , в. 29, стр. 137. Позже, в 1389 г., Пимен и его спутники, плывя вниз по Дону, встретили впервые татар только на 2-й день после того, как миновали р. Медведицу (см. Никон. л.).
²⁷ Львовская летопись сохранила следующее известие под 6867 г.: «прииде посолъ на Москву отъ царя Мамая от Ахмиявды». Слово «царя» — позднейшее добавление, как и в других местах летописи (см., напр., под 6870 г. в Льв. л. и параллельный текст в других сводах).
²⁸ По словам Ибнхальдуна, «Ханум, дочь Бирдибека, была замужем за одним из старейших монгольских эмиров, по имени Мамай, который в его царствование управлял всеми делами» ( Τиз., I, 389).
²⁹ Имеем монеты Мир (Хейр) Пулада, чеканенные в Новом Сарае в 764 г., т. е. после 21 окт. 1362 г. Летопись не знает его имени. В одном месте, по-видимому, летописец говорит о нем. В Рог. л. под 6869 (1361) г. имеем рассказ о событиях по двум источникам. Из них первый близок к Симеон. л., но не совпадает с ней. Так, в Симеон. л. говорится, что Хидырь был убит сыном Темирьхожей, который сам вскоре погиб. В первом источнике Рог. л. (и в Троицк. л.) говорилось, что Хидырь был убит «отъ своего си брата от Мурута и сѣде на царствѣ Мурутъ», а далее, после рассказа о «царях» Авдуле и Кильдибеке, читаем: «а иные князи ординьскые, затворишась въ Сараи, царя у себе имѣнующи 4-го», тогда как в Симеон. л. читаем: «царя у себе именующе Амурата» (т. е. Мурута). В летописных сводах XV в. видим в разных редакциях вариант Симеон. л. (см. Влад. Иолихрон, свод 1479 г. и др.). Если слова «царя у себе имѣнующи 4-го» не есть искажение (что мало вероятно, заметим, ибо протограф Симеон. л. в Рог. л. дает более древние чтения) текста («...именующе Амурата»), то допустимо, что под 4-м «царем» разумеется Мир Иулад, засевший в Сарае одновременно с Амуратом.
³⁰ Рог. л., см. также Никон. л.
³¹ См. о приезде «отъ царя Азиса» царева посла Урусманды с «ярлыкы» на великое княжение князю Дмитрию Константиновичу Суздальскому (Рог., Симеон., Льв., 6872; Никон., 6873). С ним приехал князь Василий Дмитриевич, следовательно суздальские князья еще в конце 1364 г. поддерживали связь с сарайским ханом. Азис начал чеканить монету с 766 г. (28 сент. 1364-18 сент. 1365 г.). Кто царствовал на Нижней Волге в 765 г. гиджры (после Амурата), мы не знаем. Положение Азиса в Сарае, по-видимому, не было прочным; в тот год (766), когда он чеканил монету в «Гюлистане», в «Новом Гюлистане» чеканил монету Пулад Ходжа. Но с Сараем поддерживались еще церковные связи. Судя по ярлыку Тюляка, Азис выдал ярлык митрополиту Алексею (сарайским епископом в это время был, вероятно, Матфей: Афанасий умер в 1362 г. на Костроме; см. Никон, л., 1362 г., Русск. Истор. Библ., VI, № 19; ср. Рог. л., 1377 г.).
³² По тексту летописи, его сажали посол «от царя» (Байрам-хозя, Байралхозя, Барамхозя) и посол «отъ дарици» (Асан, Осан); см. Соф. I., Новг. IV, Никон, лл.
³³ См. Симеон., Рог. лл. Последний год чеканки монет Азисом («Гюлистан» и «Новый Сарай») — 768.
³⁴ Асан чеканил монету в Сарае в 771 г. Кто в Сарае («Новом Сарае») чеканил монету перед ним (после Азиса), мне не известно (в 769-770 гг. т. е. с авг. 1367 до авг. 1369 г.). И уже в следующем, 772 г., в Сарае чеканил монету не Асан.
³⁵ Рог., Симеон., Никон. лл. Как paз в этом году монеты Абдуллаха кончаются (771 г.) и годом ранее начинаются монеты Мухаммед-Булака (с 770 г.), как полагают — Мамат-Салтана. Об Ачихоже см. Χρамцовский, ор. с., 23; ср. Симеон., Рог., Ерм., Никон. лл. под 1375 г.
³⁶ Позже, в 1376 г., мы видим в Болгарах «Мамат-Салтана» на ряду с Асаном. Асан мог быть оставлен в Болгарахв качестве «болгарского князя» на ряду с «салтан баковым сыном», как добровольно сдавшийся: «Осанъ же посла противу ихъ съ челобитиемъ и съ многыми дары...и т. д. (Рог, л.) и как признавший его власть. По Савельеву, «Салтар баков сын» (предположительно) сын Асана, а Мамат-Салтан (в Войгарах, в 1376 г.) — тот же «Салтан баков сын» (ор. с., стр. 222-223).
³⁷ В 772-773 гг. «в Новом Сарае» чеканил монету Тулунбек-хан (см. Кρотков, ор. с., № 75, стр. 27; Φρен; Марков). Позже Тулунбека (или Тюляка) видим Мамаевым «царем». Кто чеканил монеты в Сарае в 774 г., мы не знаем. Но есть сведения, что как раз в эти годы приблизительно (несколько позже: в 775-776 гг.) Мамай был изгнан из Сарая (Ибнхальдун; см. ниже).
³⁸ См. Никон, и Рог. лл. под 1363 г.; показания Рог. л. позволяют с полной уверенностью и основанием считать указанные записи 1363 г. записями тверского свода, взятыми из литовского летописного источника; см. A. H. Hасонов, Летописные памятники Тверского княжества (ИАН СССР, 1930); его же Летописные своды Тверского княжества (ДАН СССР, 1926, ноябрь — декабрь).
³⁹ См. П. С. Р. Д., т. XVII, стр. 99, 170, 278, 389, 496.
⁴⁰ В списке городов Воскр. л. (П. С. Р. Л., т. VII, стр. 240) в числе «киевских» городов назван «Коршев на Сосне». Напомним, что о Брянске под 1359 г. в Никон., и Рог. лл. читаем: «и по томъ нача обладати Олгѣрд, Брянскомъ» (Рог., 6865). Вопрос о занятии Ольгердом Киева, к сожалению, остается еще не совсем ясным (см. Густ. л. под 1305, 1361 и 1362, гг.; см. Б. Антонович, Очерк истории вел. княжества Литовского, Монографии... т. I, Киев, 1885; М.Грушевский, Історія Украині — Руси, т. IV; И. Дашкевич. Заметки по истории Литовско-Русского государства, Киев, 1885, оттиск из Унив. известий). Не имеем достаточных оснований предполагать, чтобы до 1331 г. включительно, когда князь Федор (киевский) действовал вместе с «баскаками», этот киевский князь стоял в зависимости от литовского князя (Гедимина), был его подручником. Дашкевич (ор. с.) и вслед за ним М. Любавский (Очерк истории Литовско-Русского государства, 1915, стр. 24) приводит известие Новг. I л. под 1326 г. о приезде в Новгород послов из Литвы — брата Гедимина, князя минского, полоцкого князя и князя Федора Святославовича — как указание на известную зависимость Федора Святославовича от Гедимина, предполагая, что Федор Святославович — князь Федор Киевский. Не говоря уже о том, что киевского князя Федора Зотов считает Иоанновичем (ор. с.), следует заметить, что нельзя быть уверенным в тождестве киевского князя Федора с Федором Святославовичем, упомянутым под 1326 г., поскольку нам известен из летописи князь Федор Святославович, принадлежавший к смоленским князьям (по родословным он — дорогобужский и вяземский), а также известно, что великий князь смоленский Иван Александрович находился в известной зависимости от Гедимина, как явствует из грамоты, напечатанной в С. Г. Г. и Д., т. II, под № 8.
О трех татарских князьях Лит. л. (Увар, си.) пишет: «а от них заведали тамани и боискаки приеждаючи от тыхь атамановь, имовали с Подльскои земли данъ» (см. П. С. P. Л, т. XVII, стр. 97; ср. стр. 170, 278, 389, 496). Недостаток данных не позволяет определить положение баскаков в Подольской земле в XIII-XIV вв.
⁴¹ Рог., 6875.
⁴² И посадили в Городке своего наместника с князем Еремеем, еще ранее .(1367) проехавшим в Москву (см. Рог., Никон. лл.).
⁴³ Рог. л.; ср. Симеон. и Никон. лл. И ниже под тем же годом узнаем, что зимой москвичи «отъступилися опять Городка и всее чясти княжи Семеновы князю великому Михаилу Александровичу, а князя Еремѣя отъпустили съ нимъ въ Тфѣрь» (т. е. из Городка; таким образом, по Рог. л., Михаил Александрович приезжал сам в Городок; ср. Никон, л., 1368 г.). Дело было уже после нашествия Ольгерда в том же году.
⁴⁴ Рог., 1370; ср. Симеон. л.
⁴⁵ Рог., 1371.
⁴⁶ О байсе одного из царей Мамаевой Орды (Абдуллаха) см. А. Спицын, Татарские байсы, Изв. Археогр. ком., в. 29, примеч. 132-133.
⁴⁷ Рог., Симеон. лл., 6879.
⁴⁸ Так заставляют думать дальнейшие события (Рог. л., Тв. сб., 6379-6883).
⁴⁹ Шахматов, О языке новгородских грамот, в сб. Исслед. по русск. языку, 1895, стр. 267 (текст) и 233-234. См. также Рог. и Новг. I лл.: 1368 г. (Владимир Андреевич в Новгороде), 1372 г. (разрыв с Михаилом), 1373 г. (Владимир Андреевич в Новгороде).
⁵⁰ Иловайский, Соч., 1884, стр. 109; ссылка: из родословной дворян Вердеревских, Αρх. Ряз. деп. двор, собр.
⁵¹ Τиз., I, 391.
⁵² Рог., 6882.
⁵³ Рог. л.
⁵⁴ Может быть, неслучайно, что как раз после 777 г. гиждры (1375-1376) Мухаммед-Булак (Мамаев «царь» Мамат-Салтан) более монет не чеканил.
Позже, в 1380-1381 гг., появляются его монеты, чеканенные в Астрахани. Но у Мамая сидел уже другой царь (Тюляк), что известно из ярлыка 1379 г
⁵⁵ Рог., 1372; ср. А. А. Э., Г, № 12.
⁵⁶ С. Г, Г. и Д., I, № 36.
⁵⁷ Выше мы говорили, что в 776 г. (или несколько ранее) Мамай, по Ибнхальдуну, был изгнан из Сарая Хаджи-Черкесом. Но и Астрахань не перешла в руки Мамая: там в 776-777 (1376) гг. сидел какой-то астраханский князь Салчей, о котором летопись сообщает, что «лестно» побил дружину Прокопия. Сарай же в последующие годы стал прямо ареной борьбы, смуты. Против Хаджи-Черкеса выступил Айбекхан, занял Сарай и «несколько времени самовластно правил им» (Ибнхальдун). Это было в 777 г. Монеты «Агабекхана» чеканены в Новом Сарае в 777 г. (см. у Френа, ор. с.). По Ибнхальдуну, он «погиб, и после него Сараем правил сьн его Карыхан» (?) (Тиз., I. стр. 391). Знаем, что в том же 777 г. в Сарае чеканил монеты Каганбек. Кроме того, имеются монеты 777 г., чеканенные в Новом Сарае с именем Джанибека. Вслед за тем Сарай стал предметом борьбы между Тохтамышем и сыном Урусхана Тимур-Меликом. Последний, очевидно, чеканил монеты с именем своего отца: мы имеем монеты Урусхана. чеканенные в Новом Сарае в 779 и 782 гг. Судьба Сарая менялась в зависимости от того, какой оборот принимала борьба: сохранились монеты Тохтамыша, чеканенные в Новом Сарае в 777-778 гт. (ср. у Шериф-ед-дина: «оказав поддержку и содействие Токтамыш-оглану, пожаловав ему царство всего Дешт-Кипчака и Джучиева улуса», и т. д. — Τиз., II, рукоп.; ср. франц. перевод Шериф-ед-дина, I, 292-295); монеты Урусхана, чеканенные в Новом Сарае в 779 г. (ср. у Шериф-ед-дина: «по возвращению Тимура из Дешта, Тимур-Мелик-оглан, сев на престол ханский, с огромным войском пошел на Тохтамыш-хана, и после многих стычек и сражений поражение выпало на долю Тохтамыш-хана»; по тексту — в 778 г. — (Тиз., II. рукоп.); монеты Тохтамыша, чеканенные в Новом Сарае в 779 г. (ср. у Шериф-ед-дина: «поражение выпало на долю Тимур-Мелика. Тохтамыш-хан, оставшись победителем, воссел на престол Дешт-Кипчака» — ibid.): монеты Урусхана. чеканенные в Новом Сарае в 7S2 г., и монеты Тохтамыша, чеканенные в Новом Сарае в 782 г. (ср. у Шериф-ед-дина: «Тохтамыш-хан, снарядив бесчисленное войско, двинулся в поход и покорил царство Сарайское и народ[ил] Мамака [Мамая]»Ibid.). Кроме того, в 779 г. в Новом Сарае вновь чеканил монету Араб-шах, появившийся, как мы видели, в 1377 г. Таким образом, представление о том, что в годы, предшествовавшие Куликовской битве, Мамай выводил Орду из смуты (см., напр., Пресняков, Обр. вел. гос., стр. 273-274, 301), совершенно не соответствует действительности,
⁵⁸ Рог. л.
⁵⁹ С. Г. Г. и Д., I.
⁶⁰ Шaхматов, Отзыв о соч. Шамбинаго «Повести о Мамаевом побоище»; в отчете о XII ирис, премий митр. Макария. Пресняков, Обр. вел. гос., стр. 212, 274, 320-321. Сведения об участии псковичей и новгородцев в сражении (см., напр., Сказание по Синод. сп.) требуют проверки. Мамай посылал к Олегу (см. Новг. IV л.). То обстоятельство, что бежал именно Олег, а другие рязанские князья решились приехать к московскому князю, делает вероятным предположение, что Олег самостоятельно вел переговоры с Мамаем, проявившим дипломатическую активность в Рязанском княжестве (ср. Отзыв о соч. Шамбинаго, стр. 125).
⁶¹ Текст напечатан у Шамбинаго, ор. с.
⁶² Никон., 6889.
⁶³ После взятия Москвы Тохтамыш хотел идти на Тверь. Но Михаил прислал к нему своего посла. Когда посол (Гурлень) прибыл, татары, «изымавъ» его, «биша». Но когда об атом узнал Тохтамыш («поставиша Гурлека предъ царемъ»), он повелел «грабежъ изыскати» и отпустил его «съ жалованиемъ къ великому князю Михаилу, съ ярликы» (Тв. сб., 1382).
⁶⁴ Никон., Рог. лл.;ср. Новг. IV, Симеон. лл., 1382,
⁶⁵ «и поручи ему царь, вда ему Городець».
⁶⁶ Симеон., Рог., Никон., 1388-1392.
⁶⁷ Симеон, л., Тв. сб., Никон. л.
⁶⁸ Н. А. Насонов, Летописные своды Тверского княжества (ДАН СССР 1926). Его же, Летописные памятники Тверского княжества (ИАН СССР, 1930)
⁶⁹ Никон., 1384,
⁷⁰ Рог., 1385 (о черном боре см. выше).
Еще ранее, когда старший сын Донского Василий после нашествия Тохтамыша поехал в Орду, царь «приа» его «въ 8000 сребра» и оставил в Орде (Новг. IV л.; ср. Рог., Симеон, лл., 1383 г.). На следующий год во Владимир приехал посол Адаш. В 1385 г. Василий на Орды бежал и в 1387 г. был доставлен на Москву. После смерти Донского (1389 г.) он ездил в Орду снова. Об отношении Москвы к Орде в счастливый период царствования Тохтамыша см. также в письме Едигея к Василию Дмитриевичу. Текст грамоты см. в С. Г. Г. и Д., II, № 15, в Никон. л. под 1409 г. и Новг. IV л. под 1403 г. (в Соф. I л. только отмечено: «приела Едигѣй свою грамоту къ великому князю на Москву»). Сравнивай текст грамоты Никон. и Новг. IV л. с текстом, напечатанным в С. Г. Г. и Д., находим, что тексты Новг. IV и Никон. лл. имели один общий протограф; так, в Никон. и Новг. IV лл. по сравнению с текстом С. Г. Г. и Д. отсутствует: 1) перечисление «старейших» бояр. 2) упоминание об «оброках» Джанибека. «Посажение» не было перенесено в Москву: Василий Дмитриевич был посажен во Владимире (послом Шихматом) в 1389 г.
⁷¹ Никон., 1392; см. также Тв. сб., 1391; Шериф-ед-дин: «и у тех несчастных (бегущих) спереди оказалась река Итиль, сзади губительный мечъ» (Тиз., II, рукоп.).
Карамзин относит к этому походу известие о том, что князь Василий Дмитриевич уехал от царя Тохтамыша «за Яикъ» (V, примеч. 143). Текст Влад. Полихрона относит известие об атом к 1389 г. Так, в Новг. IV и Соф. I лл. оно стоит под 1389 г. и, следовательно, в их общем протографе; в Воскр. л. оно помещено под 1390 г., откуда, по-видимому, попало в Никон. л., где помещено под 1391 г. Таким образом, его можно относить и к событиям 1389 г., что подтверждается как будто известием Шериф-ед-дина, что Тохтамыш в 1389 г. собрал войско, «состоявшее из русских, черкесов, болгар, кипчаков, аланов, (жителей) Крыма, Кафы и Азова да башкирдов и мокши» (Тиз., II, рукоп.).
⁷² Насонов А. Н., Лет. пам. Тверск. княж., стр. 752, и Никон., л.,
⁷³ Шериф-ед-дин (Тиз., II, рукоп.). Буляр-Булгар: см. Вretsсhneider, Méd. res., II, 1910, p. 81.
⁷⁴ Новг. IV и Соф. I, 1395; ср. Никон., 139.6; Воскр. и Никон., 1399.
⁷⁵ В 1396 г.
⁷⁶ Шериф-ед-дин (Тиз., II).
⁷⁷ Элайн и (Тиз., I, стр. 631). , .
⁷⁸ Τизенгаузен, I, стр. 470.
⁷⁹ См. текст жития в изд. Археогр. ком., 1897 г., стр. 85, и в Пам. др.-р. литер., в. IV, стр. 159.
⁸⁰ См. Тв. сб., а также Воскр. и Никон. лл. под 1398 г. Несколько ранее летопись отмечала, что он воевал «Поморскиа грады» (в Никон. и в Троиц. лл.).
⁸¹ Так, в 1403 г. «приходилъ из орды на Русь посолъ, царевичъ Ентякъ, и был на Москве да изъобъилъвилъ Микулу Татарина» (Воскр. л., а также и в Троицк. л.: Карамз., V, примеч. 203); в 1405 г. «приде къ Великому князю от царя Шадибека посолъ, именем Мирза, иже бѣ казначей Цаρевъ (в Троицк, л.: Карамз., ibid.): приезд «царева казначея», очевидно, был связан с требованием денег. Ср. обвинения, предъявленные Едигеем московскому князю в грамоте: «а что еси имал в твоей державѣ со всего улуса з дву сохъ рубль, и то сребро где ся дѣваетъ?»
⁸² С. Г. Г. и Д., I.
⁸³ Тв. Сб., 1408; Воскр., Никон. лл.. 1408.
⁸⁴ Тв. сб.; Никон., л., 1407-1408.
⁸⁵ Тв. сб.; Моск. летописи, кажется, умалчивали или кратко упоминали о неудачных похождениях Юрия. В Троицк. л. 1409 г. упоминалось, что князь Юрий Всеволодович «тферский» пришел из Орды и привел с собою на помощь посла «добиваяся Кашина, да третьей части Тфери: князь же Иван Михайлович (не назван великим князем) не съступися ему; они же возвратишася к царю Булатъ-Салтану»: так читаем в примечаниях Карамзина (V, 213). О бегстве Юрия в Астрахань (от Едигея) в Троицк. л., по-видимому, не упоминалось.
⁸⁶ Юрий снова бежал в Орду, и более о нем летописи не упоминают. В Соф. II л. упомянуто, что Едигей во время похода на Москву посылал «ко князю Ивану на Тфѣрь царевича Булата, да ко князю Юрью Кабердѣя» (так и в Льв. л., Этторовой рукоп.); фраза «да ко князю Юрыо Кабердѣя» произошла, по-видимому, от неправильного чтения фразы «да князя Ериклибердѣя», как в Воскр. л.; Ериклибердей упомянут и в другом месте Воскр. л, (при перечислении князей, а также и в Симеон. л.; в Соф. II л. он также упомянут (Ермоклиберди); Кабердея же при перечислении князей нет и в Соф. II л. Таким образом, о Юрии Всеволодовиче летописи (после известило его отъезде в Орду в 1408 г.) более не упоминают.
⁸⁷ Сведения о намерениях Едигея были получены Василием Дмитриевичем Московским в ноябре (Никон., 1408-1409),
⁸⁸ См. Рог. и Симеон. лл.
⁸⁹ Ср. Рог. и Никон. лл. О «Едигеевом полоне» см. в догов, грамоте, пис. около 1433 г.: С. Г. Г. и Д., I, № 48.
⁹⁰ Как явствует из нумизматического материала, как раз в этот год, т. е. в 817 г. гиджры, Поволжье было охвачено смутой. Так, в течение одного 817 г. в Болгарах чеканили монету, во-первых, Чокре, во-вторых — Кобяк. В Астрахани, во-первых, Чокре, во-вторых — Джеббар Верди, Монеты Сарая известны, чеканенные Чокре, но предыдущего года.
⁹¹ Материал подтверждает, что ростовским князьям приходилось не только часто ездить в Орду, но и подолгу там оставаться; некоторые из них удостаивались при дворе хана высокой чести; их сближали с Ордою и узы родственных связей. Но если с одной стороны положение ростовских князей, как «служебников» хана, в ревностной службе которых ханская ставка была весьма заинтересована, обусловливало особо внимательное отношение Орды, то с другой стороны, то же положение ставило и определенные границы близости ростовских князей к ханскому двору; но хотя потомки царского «корени» «выше честь принимали» в Орде, тем не менее ростовские князья и сами могли (судя по тексту «жития Федора Ростиславовича»), в качестве «служебников» хана получать бояр и даже князей «на послужение».
⁹² Маркс, ор, с., р. 78.
⁹³ Mаρкс, ор. с., р. 80.

<< Назад   Вперёд>>