Николай Богданов, командир взвода разведки
Н.Г. Богданов (Халхин-Гол, 1939 г.)
В середине августа 1939 года, по окончании военно-пехотного училища, я был произведен в лейтенанты и срочно, в составе группы выпускников, направлен в Монголию. Хотя мы прибыли в штаб 1-й армейской группы, располагавшийся на горе Хамар-Даба, ночью, я немедленно получил назначение в разведроту 127-го стрелкового полка, наступавшего на направлении главного удара 57-й стрелковой дивизии в составе Южной группы войск.
Бронеавтомобиль БА-20
Разведку мы вели как на бронемашинах БА-10 и БА-20, так и пешим порядком. Не знаю уж, что было опаснее. При действиях пешими разведгруппами больше полагались на скрытность: перед выходом на задание я всегда приказывал бойцам попрыгать — не лязгает ли оружие и амуниция: малейший шум мог выдать наше присутствие врагу, особенно ночью. Бронеавтомобилями чаще пользовались для активной разведки сильно укрепленных узлов японской обороны, выявления опорных пунктов, ДЗОТов и ДОТов — фактически это была разведка боем: мы сознательно подставлялись под обстрел, чтобы вскрыть огневые точки противника. Честно говоря, БА-20 мы недолюбливали — эта пулеметная бронемашина для серьезного боя была малопригодна; а вот пушечный БА-10 вполне соответствовал требованиям активной разведки, разве что мотор был слабоват и сцепление не всегда надежно, зато мощному вооружению — 45-мм пушка и два пулемета — могли позавидовать даже японские танки.
Сейчас, вспоминая то время, сам не понимаю: как умудрился уцелеть? Я же был тогда совсем пацан — неполных девятнадцати лет — неопытный, отчаянный и дурной: все время лез на рожон. Хорошо, что командиром отделения у меня был А. А. Степанов. Призванный из запаса, почти вдвое меня старше (ему уже исполнилось тридцать шесть), он заботился о моей безопасности куда больше, чем о своей собственной, опекая прямо-таки по-отцовски, умел остудить мой юношеский пыл, вовремя попридержать — его любимой фразой было: «Охолонь, командир». Я по гроб жизни обязан этому добрейшему мудрому человеку истинно русской души. Он отучил меня от глупой бравады, безрассудства и ухарства, показав пример подлинной храбрости — спокойной, зрячей, не напоказ.
Бронеавтомобиль БА-10
Впрочем, и японцам не откажешь ни в мужестве, ни в стойкости. Они дрались на Халхин-Голе упорно, отчаянно, зачастую до последнего солдата, и наносили нам чувствительные потери. Их приходилось выбивать, выжигать буквально из каждого окопа, блиндажа, из каждой щели. Как-то раз, на подступах к высоте 757, в одном из ДЗОТов, мы обнаружили японского смертника, прикованного цепью к тяжелому пулемету «гочкис» — этот самурай вел огонь до самого конца, его заставили замолчать лишь подогнав огнеметный танк и пустив струю горючей смеси прямо в амбразуру. О стойкости врага говорит еще и тот факт, что за четыре месяца боев из всей 75-тысячной японской группировки в плен сдалось меньше 200 человек. А может, они просто боялись за свои семьи — ведь родственники сложивших оружие солдат подвергались в Японии репрессиям, а самих их стращали сказками о нечеловеческих пытках и истязаниях, которые якобы ждут их в советском плену....
Несмотря на ожесточенное сопротивление самураев, наш полк с непрерывными боями продвигался к южному берегу речки Хайластын-Гол, а затем и преодолел ее, перерезав японцам все пути отхода и окончательно замкнув кольцо окружения. Участвовали мы и в ликвидации «котла», добивая остатки вражеской группировки. Самыми тяжелыми, как водится, были последние бои в районе сопки Ремизова. Даже убедившись, что вырваться из окружения им не удастся, самураи все равно не сложили оружия и полегли в рукопашной до последнего человека Все склоны были усеяны их трупами.
Возле этой высоты, названной в честь прославленного командира 149-го стрелкового полка, убитого во время июльских боев, погиб и наш командир майор Грухин. Это случилось 28 августа. Николай Федорович переезжал с одного НП на другой, ближе к линии фронта, когда хорошо замаскированная и до того не замеченная японская пушка прямым попаданием подбила его броневик. Посмертно Н. Ф. Грухину было присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронили его в монгольской земле. Полвека спустя, когда мне вновь довелось побывать на Халхин-Голе во время празднования полувекового юбилея нашей победы, я первым делом поклонился его могиле.
К 31 августа разгром окруженной японской группировки был завершен. Однако и позже нам не раз приходилось участвовать в перестрелках с отдельными группами недобитых самураев и отлавливать одиночек. А война в воздухе продолжалась до середины сентября — я насчитал за полмесяца 6 крупных воздушных сражений, причем наиболее продолжительным и ожесточенным было последнее, состоявшееся 15 сентября и продолжавшееся более трех часов, — в нем с обеих сторон участвовало до 400 самолетов.
На следующий день, когда наконец объявили о перемирии, моему взводу было приказано, прочесав поле боя на участке полка, найти и обозначить белыми флажками непогребённые трупы японцев — артиллерия и авиация так основательно перепахали их позиции, смешав с землей тела убитых, мертвецов было так много, что наши похоронные команды не справлялись, и тут и там из песка торчали обклеванные птицами конечности и фрагменты тел. Смрад стоял ужасающий.
По этим белым флажкам ориентировались японские похоронные команды, допущенные на поле боя по условиям перемирия. Десять таких команд, по 100 человек каждая, десять дней вывозили трупы. До сих пор перед глазами стоит эта картина: самураи в марлевых повязках баграми извлекают из земли своих погибших и наваливают полусгнившие тела в желто-зеленые грузовики. Фупы они вывозили в Маньчжурию, там сжигали, а пепел отправляли родственникам в Японию.
Сбор документов погибших японских солдат
Это был хороший урок. И самураи его усвоили. Даже Когда немцы стояли под Москвой, Япония так и не решилась выступить на помощь своему союзнику Гитлеру — лишком свежи еще были воспоминания о халхингольском разгроме.
<< Назад Вперёд>>
