Его отец и мать
Александр III, сын императора Александра II и императрицы Марии Александровны, принцессы Гессен-Дармштадтской, получил домашнее образование, как было принято в те годы, и не посещал никаких школ. Он твердо усвоил одну мысль – необходимо всячески поддерживать престиж самодержавной власти императора. В этом последнем пункте традиция, унаследованная им от его августейшего отца Александра II и деда Николая I, соблюдалась им со всей возможной пышностью. Будущему императору постоянно внушалась мысль, что сам Бог поручил русским царям управлять Россией с ее безграничными просторами. Царь – хранитель своей страны и символ национального единства, оплот отеческой заботы и рыцарской справедливости.
Мать Александра научила его ценить брак и семью. В равной степени она заботилась и о том, чтобы ее сын умел вести себя в обществе, соблюдая все тонкости этикета и церемониала.
Личные пристрастия Александра III имели больше сходства с пристрастиями деда, Николая I, чем с либеральными взглядами отца, Александра II. Он считал, что русское общество должно изменяться медленно и постепенно – слишком быстрое развитие его политических учреждений приведет к усилению анархических тенденций, присущих славянской душе. Он боялся, что поспешные реформы могут вызвать беспорядки, и был уверен, что они не отвечают интересам России.
Хорошо известно, что консервативные взгляды царя нашли свое отражение в талантливом творении князя Трубецкого, скульптора исключительного дарования, которому было поручено водрузить в Санкт-Петербурге конную статую великого царя. Железной рукой отец Николая II туго натягивает поводья своей тяжелой и внушительной лошади. Всякий раз, проходя мимо этой величественной статуи на Знаменской площади, я, будучи генералом от кавалерии, говаривал про себя: «Нельзя так сильно натягивать поводья – конь может встать на дыбы».
Второй особенностью характера Александра III, о которой стоит сказать несколько слов, была его страсть ко всему типично русскому. При дворе Александра II слишком большим влиянием пользовались император Вильгельм I и некоторые мелкие германские князья, что вызывало протест в душе Александра III. Он испытывал отвращение ко всему немецкому. Он старался быть русским в мельчайших деталях личной жизни, поэтому его манеры казались менее привлекательными, чем манеры братьев; он заявлял, не утруждая себя обоснованием, что истинно русский человек должен быть несколько грубоват, слишком изящные манеры ему не нужны. Уступая требованиям дворцового этикета, в узком кругу друзей он отбрасывал всякую неестественность, считая церемонии необходимыми только для германских князей, которые не имеют других средств для поддержания авторитета и защиты своих прав на существование.
Супруга Александра, принцесса Датская, мать Николая II, воспитывалась при одном из самых патриархальных европейских дворов; она внушила своему сыну незыблемое уважение к семейным традициям, а также передала ему то огромное личное обаяние, которое сделало ее столь популярной в России. Все дети принцессы Дагмар были меньше ростом, чем их дяди и тети. Великолепие осанки, отличавшее поколение Александра II, не передалось последним Романовым. Именно поэтому граф Фредерикс, министр двора, советовал Николаю II никогда не появляться на публике верхом на коне. Я помню, как император заметил по этому поводу со смехом:
– Графу нравится гарцевать перед толпой. Уверен, поэтому он и настаивает, чтобы я ездил в экипаже.
Несмотря на свой небольшой рост, царь был отменным всадником; его посадка в седле внушала уважение.
Двое из моих друзей, генерал-адъютант Васильковский и мистер Хит, обучавший наследника престола английскому языку, поделились некоторыми подробностями образования детей Александра III. По их словам, дети императора не отличались примерным поведением. Можно даже сказать, что их манеры во многом напоминали манеры мелких провинциальных дворян. Даже обедая в присутствии родителей, они не стеснялись бросаться друг в друга шариками из хлебного мякиша, если были уверены, что их за этим занятием не поймают. Все они обладали крепким здоровьем и много времени уделяли спорту, за исключением Георгия Александровича, который был слаб легкими и умер в раннем возрасте.
Особое внимание уделялось обучению детей языкам, и учителя старались добиться правильного произношения. Все дети обладали отменной памятью, особенно на имена и лица. Хорошая память позволила Николаю Александровичу приобрести глубокие познания в истории. Когда я впервые познакомился с ним, он был уже определенно высокообразованным человеком. Что касается его братьев и сестер, то на их образование родители обращали мало внимания.
Воспитателя будущего императора звали Данилович, и ему было присвоено звание генерал-адъютанта. Мой друг Васильковский называл его не иначе как «этот выживший из ума иезуит». В начале своей карьеры Данилович возглавлял военное училище, где и получил это прозвище. Он полностью отвечал за воспитание Николая II и научил его непоколебимой сдержанности, что являлось главной чертой его собственного характера. Александр III был беспощаден даже по отношению к собственным детям и презирал все, что носило хотя бы малейший намек на «слабость». Детям и даже самой императрице приходилось скрывать от него не только собственные ошибки, но и промахи людей из своего окружения. Таким образом, дух притворства и скрытности был врожденным в этой семье, и со смертью отца он никуда не делся. Не раз слышал я от Николая Александровича недобрые слова в адрес людей, не сдержавших своего обещания и разболтавших какой-нибудь секрет.
Став царем, Николай II сразу дал понять, что положение монарха не мешает ему поступать по своему усмотрению. Свою роль в этом сыграла его природная застенчивость. Он ненавидел наводить справки, жаловаться и спорить. Следуя своему правилу, он никогда не проявлял беспокойства или волнения, даже в ситуациях, когда взрыв эмоций был бы вполне естественным. Если он обнаруживал чью-либо неправоту, то обращал на это внимание непосредственного начальника спорщика и делал это в самых мягких выражениях и ни в коем случае не проявлял ни малейшего недовольства по отношению к тому, кто был не прав.
Уроки «иезуита» Даниловича не прошли даром.
Я могу засвидетельствовать, что царь был не только вежлив, но также чуток и внимателен ко всем окружавшим его людям. Он обращался одинаково вежливо к министру и лакею; он проявлял уважение ко всем, независимо от возраста, положения или социального статуса.
Он мог с легкостью расстаться даже с теми, кто прослужил ему долгое время. Одного осуждающего слова в адрес какого-нибудь человека, оброненного в его присутствии, часто даже совсем без основания, было для него достаточно, чтобы расстаться с этим человеком; хотя обвинение могло быть и ложным. Царь делал это без малейшего сожаления, даже не пытаясь установить факты, что, по его мнению, было делом начальников уволенного лица или, если необходимо, прерогативой суда. Еще реже ему приходило в голову защищать кого-либо или изучить мотивы клеветника. Как все слабые личности, он был недоверчив.
Был ли он хорошим человеком?
Очень трудно проникнуть в глубины чужой души, особенно если это душа императора России. Посещая военные госпитали во время войны, царь проявлял трогательную заботу о судьбе раненых. На кладбищах, где над братскими могилами высились тысячи крестов, он молился с неподдельным рвением.
Сердце императора наполняла любовь, но это была коллективная любовь, если можно так выразиться, которая очень сильно отличалась от того, что вкладывают в понятие «любовь» простые люди.
Он искренне и страстно любил императрицу и своих детей. Я вернусь к этой теме позже.
Любил ли он своих дальних родственников? Сомневаюсь. Фредерикс лично рассматривал ходатайства и просьбы членов императорской семьи. Царь редко в чем-либо отказывал. Однако граф много раз говорил мне, что царь раздавал почести, деньги и недвижимое имущество, не испытывая от этого ни малейшего удовольствия. Это было простым исполнением долга монарха. Это было досадной помехой, а порой и прямо противоречило государственным интересам, но это «надо было делать». Не могло быть и речи о том, чтобы обидеть какого-нибудь дядюшку или племянника. Кроме того, царь надеялся, что пройдет какое-то время, прежде чем получивший дар вновь обратится с какой-либо новой просьбой.
Большую заботу проявлял он о двух своих сестрах и брате Михаиле. Искреннюю нежность выказывал он к племяннику Дмитрию Павловичу, который рос на его глазах и чья молодость так трогала его. Что касается остальных, то он проявлял ровно столько внимания, сколько нужно было, чтобы оставаться в рамках приличия и не вызывать никаких ненужных осложнений.
Мать Александра научила его ценить брак и семью. В равной степени она заботилась и о том, чтобы ее сын умел вести себя в обществе, соблюдая все тонкости этикета и церемониала.
Личные пристрастия Александра III имели больше сходства с пристрастиями деда, Николая I, чем с либеральными взглядами отца, Александра II. Он считал, что русское общество должно изменяться медленно и постепенно – слишком быстрое развитие его политических учреждений приведет к усилению анархических тенденций, присущих славянской душе. Он боялся, что поспешные реформы могут вызвать беспорядки, и был уверен, что они не отвечают интересам России.
Хорошо известно, что консервативные взгляды царя нашли свое отражение в талантливом творении князя Трубецкого, скульптора исключительного дарования, которому было поручено водрузить в Санкт-Петербурге конную статую великого царя. Железной рукой отец Николая II туго натягивает поводья своей тяжелой и внушительной лошади. Всякий раз, проходя мимо этой величественной статуи на Знаменской площади, я, будучи генералом от кавалерии, говаривал про себя: «Нельзя так сильно натягивать поводья – конь может встать на дыбы».
Второй особенностью характера Александра III, о которой стоит сказать несколько слов, была его страсть ко всему типично русскому. При дворе Александра II слишком большим влиянием пользовались император Вильгельм I и некоторые мелкие германские князья, что вызывало протест в душе Александра III. Он испытывал отвращение ко всему немецкому. Он старался быть русским в мельчайших деталях личной жизни, поэтому его манеры казались менее привлекательными, чем манеры братьев; он заявлял, не утруждая себя обоснованием, что истинно русский человек должен быть несколько грубоват, слишком изящные манеры ему не нужны. Уступая требованиям дворцового этикета, в узком кругу друзей он отбрасывал всякую неестественность, считая церемонии необходимыми только для германских князей, которые не имеют других средств для поддержания авторитета и защиты своих прав на существование.
Супруга Александра, принцесса Датская, мать Николая II, воспитывалась при одном из самых патриархальных европейских дворов; она внушила своему сыну незыблемое уважение к семейным традициям, а также передала ему то огромное личное обаяние, которое сделало ее столь популярной в России. Все дети принцессы Дагмар были меньше ростом, чем их дяди и тети. Великолепие осанки, отличавшее поколение Александра II, не передалось последним Романовым. Именно поэтому граф Фредерикс, министр двора, советовал Николаю II никогда не появляться на публике верхом на коне. Я помню, как император заметил по этому поводу со смехом:
– Графу нравится гарцевать перед толпой. Уверен, поэтому он и настаивает, чтобы я ездил в экипаже.
Несмотря на свой небольшой рост, царь был отменным всадником; его посадка в седле внушала уважение.
Двое из моих друзей, генерал-адъютант Васильковский и мистер Хит, обучавший наследника престола английскому языку, поделились некоторыми подробностями образования детей Александра III. По их словам, дети императора не отличались примерным поведением. Можно даже сказать, что их манеры во многом напоминали манеры мелких провинциальных дворян. Даже обедая в присутствии родителей, они не стеснялись бросаться друг в друга шариками из хлебного мякиша, если были уверены, что их за этим занятием не поймают. Все они обладали крепким здоровьем и много времени уделяли спорту, за исключением Георгия Александровича, который был слаб легкими и умер в раннем возрасте.
Особое внимание уделялось обучению детей языкам, и учителя старались добиться правильного произношения. Все дети обладали отменной памятью, особенно на имена и лица. Хорошая память позволила Николаю Александровичу приобрести глубокие познания в истории. Когда я впервые познакомился с ним, он был уже определенно высокообразованным человеком. Что касается его братьев и сестер, то на их образование родители обращали мало внимания.
Воспитателя будущего императора звали Данилович, и ему было присвоено звание генерал-адъютанта. Мой друг Васильковский называл его не иначе как «этот выживший из ума иезуит». В начале своей карьеры Данилович возглавлял военное училище, где и получил это прозвище. Он полностью отвечал за воспитание Николая II и научил его непоколебимой сдержанности, что являлось главной чертой его собственного характера. Александр III был беспощаден даже по отношению к собственным детям и презирал все, что носило хотя бы малейший намек на «слабость». Детям и даже самой императрице приходилось скрывать от него не только собственные ошибки, но и промахи людей из своего окружения. Таким образом, дух притворства и скрытности был врожденным в этой семье, и со смертью отца он никуда не делся. Не раз слышал я от Николая Александровича недобрые слова в адрес людей, не сдержавших своего обещания и разболтавших какой-нибудь секрет.
Став царем, Николай II сразу дал понять, что положение монарха не мешает ему поступать по своему усмотрению. Свою роль в этом сыграла его природная застенчивость. Он ненавидел наводить справки, жаловаться и спорить. Следуя своему правилу, он никогда не проявлял беспокойства или волнения, даже в ситуациях, когда взрыв эмоций был бы вполне естественным. Если он обнаруживал чью-либо неправоту, то обращал на это внимание непосредственного начальника спорщика и делал это в самых мягких выражениях и ни в коем случае не проявлял ни малейшего недовольства по отношению к тому, кто был не прав.
Уроки «иезуита» Даниловича не прошли даром.
Я могу засвидетельствовать, что царь был не только вежлив, но также чуток и внимателен ко всем окружавшим его людям. Он обращался одинаково вежливо к министру и лакею; он проявлял уважение ко всем, независимо от возраста, положения или социального статуса.
Он мог с легкостью расстаться даже с теми, кто прослужил ему долгое время. Одного осуждающего слова в адрес какого-нибудь человека, оброненного в его присутствии, часто даже совсем без основания, было для него достаточно, чтобы расстаться с этим человеком; хотя обвинение могло быть и ложным. Царь делал это без малейшего сожаления, даже не пытаясь установить факты, что, по его мнению, было делом начальников уволенного лица или, если необходимо, прерогативой суда. Еще реже ему приходило в голову защищать кого-либо или изучить мотивы клеветника. Как все слабые личности, он был недоверчив.
Был ли он хорошим человеком?
Очень трудно проникнуть в глубины чужой души, особенно если это душа императора России. Посещая военные госпитали во время войны, царь проявлял трогательную заботу о судьбе раненых. На кладбищах, где над братскими могилами высились тысячи крестов, он молился с неподдельным рвением.
Сердце императора наполняла любовь, но это была коллективная любовь, если можно так выразиться, которая очень сильно отличалась от того, что вкладывают в понятие «любовь» простые люди.
Он искренне и страстно любил императрицу и своих детей. Я вернусь к этой теме позже.
Любил ли он своих дальних родственников? Сомневаюсь. Фредерикс лично рассматривал ходатайства и просьбы членов императорской семьи. Царь редко в чем-либо отказывал. Однако граф много раз говорил мне, что царь раздавал почести, деньги и недвижимое имущество, не испытывая от этого ни малейшего удовольствия. Это было простым исполнением долга монарха. Это было досадной помехой, а порой и прямо противоречило государственным интересам, но это «надо было делать». Не могло быть и речи о том, чтобы обидеть какого-нибудь дядюшку или племянника. Кроме того, царь надеялся, что пройдет какое-то время, прежде чем получивший дар вновь обратится с какой-либо новой просьбой.
Большую заботу проявлял он о двух своих сестрах и брате Михаиле. Искреннюю нежность выказывал он к племяннику Дмитрию Павловичу, который рос на его глазах и чья молодость так трогала его. Что касается остальных, то он проявлял ровно столько внимания, сколько нужно было, чтобы оставаться в рамках приличия и не вызывать никаких ненужных осложнений.
Вперёд>>
