Распри в семье Романовых
Первый удар по семье Романовых нанес царь Александр II. Он заключил морганатический брак с юной прелестной княжной Долгорукой (после этого брака она стала княгиней Юрьевской). Это был второй морганатический брак, заключенный в нарушение Уложения об императорской фамилии, фундаментального кодекса дома Романовых. Первым был брак Константина[2], брата Николая I. Этот союз стал косвенной причиной восстания декабристов в 1825 году.
Женитьба Александра II вызвала протесты всех членов семьи; они были тем неприятнее, что раздавались за его спиной.
Мне особенно запомнились в этой связи два случая. Весной 1877 года император попросил цесаревича (впоследствии Александра III) дать большой бал в Петергофе в честь приехавших в гости германских принцев. По желанию царя была приглашена и княжна Долгорукая. Я помню, как поразила меня величественная фигура императора, стоявшего в ожидании под колоннадой, ведущей в бальный зал; недалеко от государя во всем своем великолепии стояла княжна. После ужина объявили котильон. Царь покинул зал и в сопровождении цесаревича направился к своему экипажу. Когда цесаревич вернулся в зал – никогда не забуду, каким жестким, даже злобным, было его лицо, – минуя танцующих, он пересек зал и, подойдя к эстраде, на которой оркестр Преображенского полка играл веселый мотив, громко крикнул:
– Спасибо вам, преображенцы, теперь можете расходиться!
Танцующие, среди которых была и жена цесаревича, резко остановились. Наследник ушел вместе со своей женой; гости в спешке разошлись по домам.
Вторая сцена произошла у гроба Александра II, павшего за несколько дней до этого жертвой террористов. В вестибюле Салтыковского входа в Зимний дворец, у подножия монументальной лестницы, собрались придворные для участия в похоронной процессии и ждали появления их величеств. Справа я заметил великого князя и великую княгиню, слева, в углу, стояла небольшая группа, включавшая княгиню Юрьевскую и троих ее детей, двух девочек и мальчика; все они были облачены в траур. Прибыв, их величества подошли к группе справа. Затем царь сделал несколько четко отмеренных звонких шагов по направлению к княгине Юрьевской, которая приподняла свою вуаль. Императрица тоже сделала несколько шагов в ее сторону, но остановилась чуть поодаль. Обменявшись несколькими словами с царем, княгиня Юрьевская обратилась к Марии Федоровне.
Некоторое время, показавшееся мне вечностью, обе женщины стояли лицом друг к другу. Если бы Мария Федоровна протянула ей свою руку, то княгиня обязана была бы сделать глубокий реверанс и поцеловать ее[3]. Но внезапно княгиня упала в объятия своей свекрови, и обе женщины разрыдались. Память о мужчине, обожавшем свою морганатическую жену, смела прочь все правила этикета.
Это длилось недолго. Их величества покинули здание в сопровождении великих князей. Княгиня Юрьевская и трое ее детей маленькой группой остались стоять в углу залы. Похоронная обедня для тех, кто не принадлежал к императорской фамилии, должна была состояться через час.
Женитьба Александра II вызвала протесты всех членов семьи; они были тем неприятнее, что раздавались за его спиной.
Мне особенно запомнились в этой связи два случая. Весной 1877 года император попросил цесаревича (впоследствии Александра III) дать большой бал в Петергофе в честь приехавших в гости германских принцев. По желанию царя была приглашена и княжна Долгорукая. Я помню, как поразила меня величественная фигура императора, стоявшего в ожидании под колоннадой, ведущей в бальный зал; недалеко от государя во всем своем великолепии стояла княжна. После ужина объявили котильон. Царь покинул зал и в сопровождении цесаревича направился к своему экипажу. Когда цесаревич вернулся в зал – никогда не забуду, каким жестким, даже злобным, было его лицо, – минуя танцующих, он пересек зал и, подойдя к эстраде, на которой оркестр Преображенского полка играл веселый мотив, громко крикнул:
– Спасибо вам, преображенцы, теперь можете расходиться!
Танцующие, среди которых была и жена цесаревича, резко остановились. Наследник ушел вместе со своей женой; гости в спешке разошлись по домам.
Вторая сцена произошла у гроба Александра II, павшего за несколько дней до этого жертвой террористов. В вестибюле Салтыковского входа в Зимний дворец, у подножия монументальной лестницы, собрались придворные для участия в похоронной процессии и ждали появления их величеств. Справа я заметил великого князя и великую княгиню, слева, в углу, стояла небольшая группа, включавшая княгиню Юрьевскую и троих ее детей, двух девочек и мальчика; все они были облачены в траур. Прибыв, их величества подошли к группе справа. Затем царь сделал несколько четко отмеренных звонких шагов по направлению к княгине Юрьевской, которая приподняла свою вуаль. Императрица тоже сделала несколько шагов в ее сторону, но остановилась чуть поодаль. Обменявшись несколькими словами с царем, княгиня Юрьевская обратилась к Марии Федоровне.
Некоторое время, показавшееся мне вечностью, обе женщины стояли лицом друг к другу. Если бы Мария Федоровна протянула ей свою руку, то княгиня обязана была бы сделать глубокий реверанс и поцеловать ее[3]. Но внезапно княгиня упала в объятия своей свекрови, и обе женщины разрыдались. Память о мужчине, обожавшем свою морганатическую жену, смела прочь все правила этикета.
Это длилось недолго. Их величества покинули здание в сопровождении великих князей. Княгиня Юрьевская и трое ее детей маленькой группой остались стоять в углу залы. Похоронная обедня для тех, кто не принадлежал к императорской фамилии, должна была состояться через час.
<< Назад Вперёд>>
