Целитель
В 1912 году в Спале, садясь в лодку, цесаревич сильно потянул ногу, и у него в паху началось сильное внутреннее кровотечение[12]. Несчастный мальчик ужасно страдал. Императрица почти все ночи проводила у его постели. Это было тяжелое зрелище. Беспокойство матери и отца не поддается описанию.
К больному наследнику призвали докторов – Е.С. Боткина, придворного врача, профессора Федорова, придворного хирурга, и доктора Раухфусса, придворного педиатра, за которым послали в Петербург.
Императрица запретила публиковать бюллетени о болезни наследника, но министр двора настоял, чтобы бюллетени писались в его присутствии, а потом передавались в архив. Доктора, после осмотра пациента, собирались обычно в моей комнате и при мне обсуждали ситуацию. Ни одно из предписанных ими лекарств не смогло остановить кровотечение, и положение страдающего мальчика становилось угрожающим.
Однажды профессор Федоров уходил из моей комнаты последним и сказал:
– Я не согласен с мнением моих коллег. Необходимо срочно предпринять самые решительные меры, которые, однако, довольно рискованны. Как вы думаете, надо ли мне довести это до сведения императрицы? Или лучше приступить к более радикальным мерам без ее ведома?
Я ответил, что не могу ему ничего посоветовать по такому деликатному делу. После ухода профессора я рассказал об этом разговоре министру двора.
Говорят, что именно в эту минуту пришла телеграмма от старца[13] Распутина, в которой чудотворец писал, что наследник поправится, вскоре ему станет лучше, и велел не позволять врачам «мучить его».
На следующий день в два часа дня ко мне явились доктора, и первыми их словами были:
– Кровотечение прекратилось.
Когда они ушли, я задержал Федорова и спросил:
– Вы что, применили те средства, о которых говорили мне?
Он вскинул руки в протестующем жесте и, уходя, произнес:
– Если бы я это сделал, то ни за что не признался бы в этом, вы же сами видите, что происходит. – И он поспешно вышел.
Впервые со времени болезни сына императрица вышла к обеду, она сияла оттого, что все закончилось благополучно. Цесаревич, сказала она, больше не мучается, через неделю они уедут в Петербург. Присутствовавшие здесь же врачи были в полной растерянности – с ними даже не посоветовались, можно ли наследнику ехать.
После обеда императрица послала за мной и велела отремонтировать дорогу до станции, чтобы на ней не осталось ни малейшей ямы или ухаба.
Через неделю царская семья уехала. Цесаревич мирно играл в своей постели, не чувствуя никакой боли.
– Старец уже не в первый раз спасает ему жизнь, – сказала мне императрица.
Опираясь на мистицизм Александры Федоровны, Распутин без труда добился, чтобы его слово стало законом. А слова этого хитрого мужика были пророческими. Жизнь Алексея Николаевича, судьба всего дома Романовых и будущее России целиком и полностью зависели от его молитв. Если он умрет, то Россия погибнет.
Так шептались слуги при дворе, когда рядом никого не было.
К больному наследнику призвали докторов – Е.С. Боткина, придворного врача, профессора Федорова, придворного хирурга, и доктора Раухфусса, придворного педиатра, за которым послали в Петербург.
Императрица запретила публиковать бюллетени о болезни наследника, но министр двора настоял, чтобы бюллетени писались в его присутствии, а потом передавались в архив. Доктора, после осмотра пациента, собирались обычно в моей комнате и при мне обсуждали ситуацию. Ни одно из предписанных ими лекарств не смогло остановить кровотечение, и положение страдающего мальчика становилось угрожающим.
Однажды профессор Федоров уходил из моей комнаты последним и сказал:
– Я не согласен с мнением моих коллег. Необходимо срочно предпринять самые решительные меры, которые, однако, довольно рискованны. Как вы думаете, надо ли мне довести это до сведения императрицы? Или лучше приступить к более радикальным мерам без ее ведома?
Я ответил, что не могу ему ничего посоветовать по такому деликатному делу. После ухода профессора я рассказал об этом разговоре министру двора.
Говорят, что именно в эту минуту пришла телеграмма от старца[13] Распутина, в которой чудотворец писал, что наследник поправится, вскоре ему станет лучше, и велел не позволять врачам «мучить его».
На следующий день в два часа дня ко мне явились доктора, и первыми их словами были:
– Кровотечение прекратилось.
Когда они ушли, я задержал Федорова и спросил:
– Вы что, применили те средства, о которых говорили мне?
Он вскинул руки в протестующем жесте и, уходя, произнес:
– Если бы я это сделал, то ни за что не признался бы в этом, вы же сами видите, что происходит. – И он поспешно вышел.
Впервые со времени болезни сына императрица вышла к обеду, она сияла оттого, что все закончилось благополучно. Цесаревич, сказала она, больше не мучается, через неделю они уедут в Петербург. Присутствовавшие здесь же врачи были в полной растерянности – с ними даже не посоветовались, можно ли наследнику ехать.
После обеда императрица послала за мной и велела отремонтировать дорогу до станции, чтобы на ней не осталось ни малейшей ямы или ухаба.
Через неделю царская семья уехала. Цесаревич мирно играл в своей постели, не чувствуя никакой боли.
– Старец уже не в первый раз спасает ему жизнь, – сказала мне императрица.
Опираясь на мистицизм Александры Федоровны, Распутин без труда добился, чтобы его слово стало законом. А слова этого хитрого мужика были пророческими. Жизнь Алексея Николаевича, судьба всего дома Романовых и будущее России целиком и полностью зависели от его молитв. Если он умрет, то Россия погибнет.
Так шептались слуги при дворе, когда рядом никого не было.
<< Назад Вперёд>>
