Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII в.

Официальной дорогой из Европейской России в Сибирь на протяжении всего XVII столетия считалась Бабиновская (Соль Камская — Верхотурье). По этой дороге учредили ямскую гоньбу, поставили таможенные заставы для взимания пошлин с товаров и проезжих людей. Кроме финансовых заставы преследовали полицейские цели, будучи призванными не пропускать через Урал людей, не имевших проездных документов, т. е. беглых по принятой терминологии. Однако уже в 1654 г. верхотурский воевода получил сигнал, что помимо установленной дороги для проезда в Сибирь существует другая, «неуказная»— на слободы, минуя Верхотурье. Этим путем ездили не только торговые и промышленные, но также служилые люди. Последние особо свирепствовали, насильно забирая подводы у слободских крестьян. В числе нарушителей оказался «даурской посол» Дмитрий Зиновьев, которому понадобилось 35 подвод. Но не эти факты встревожили власти. Гораздо беспокойнее они отнеслись к тому, что неуказной дорогой пользовались торговцы, не платя пошлин; проходили ею и все прочие, кому нужно было пробраться в Сибирь или выбраться из Сибири. Донося обо всем этом в Сибирский приказ, верхотурский воевода писал: «Да степными же объезжими дорогами с Руси и с Казани и с Сылвы в Сибирь [и] к Русе... ездят торговые и промышленные и всякие люди и иноземцы, бухарцы и тотаровя с русскими и с сибирскими со многими товары и с лошадьми, а на Верхотурье и Верхотурского уезду в слободах не являютца и заставы объезжают и твоих, государевых, никаких проезжих пошлин не платят». Такого рода вести в Верхотурье получали с Исетской и Чусовской застав, из Краснопольской слободы⁴³⁷.

В 1659 г. тобольский воевода князь Иван Андреевич Хилков наказывал туринскому воеводе, чтобы тот запретил выдачу подорожных до Москвы минуя Верхотурье. Основанием послужила царская грамота от 16 декабря 1659 г., выданная в ответ на отписку верхотурского воеводы. Этот последний сообщал в Москву, что «наложена де из Сибири мимо Верхотурскую заставу вновь окольная дорога по слободам через Утку и Кунгур на Каму реку в разные города». По ней ездят «летним и зимним путем беспрестанно». В Сибирском приказе отнеслись к данному известию не слишком встревоженно. Решительного пресечения поездок новой дорогой царская грамота не предусматривала, так как в ней кроме указания пользоваться дорогой на Верхотурье была оговорка, разрешающая ездить новой дорогой по особо срочным служебным делам (при наличии «самых их, великих государей, нужных дел и скорых гонцов»)⁴³⁸. С большой строгостью стало относиться правительство к запрещению недозволенных дорог в Сибирь позже, в годы второй Крестьянской войны и после нее. Резко усилился надзор за движением через Уральские горы в 1671 г⁴³⁹. В июле 1673 г. вновь зазвучала тревожная нота, которую можно почувствовать по грамоте, полученной аятским «ссадчиком» Фролом Араповым из Верхотурья, и распоряжению в Чусовскую слободу⁴⁴⁰. Через два года приказчик Чусовской слободы Прокопий Тонков прислал под отпиской сказку оброчного крестьянина Федота Алексеева. «Был де я сего лета,— рассказывал Алексеев,— в Тобольском уезде в новой слободе на Сыгранском городище. И видал де я: проложена де новая русская дорога с Кунгура в Сибирь полем в новую слободу на Сыгранское городище. И ездядь де всяких чинов люди верхами и телегами. А мимо Чюсовскую заставу с Кунгура в Сибирь с такова числа люди не пошли». Вследствие этого приказчик счел удобным оправдаться перед начальством за недобор таможенных пошлин: «...и таможенного збору мало и государева казна не копитца и собирать не с ково». Верхотурский воевода известия о новой дороге велел сообщить в Сибирский приказ⁴⁴¹. Неоднократные напоминания последовали насчет закрытия неуказных дорог в 1679 г. Их получали верхотурские правители, наставляя в этом же духе слободских приказчиков. Понятно, что по-прежнему больше всех тревожились приказчики Чусовской слободы. Иван Крюков, сидевший тогда в судной избе этой слободы, доложил по команде в канцелярию воеводы, что «проложили с Руси, с Кунгура зимную дорогу вновь, окольную, не хватая Чюсовской слободы из Верхотурского уезда сверх Бисертских татарских юрт». Отмечая оживленное движение по этой дороге, Крюков так определял ее дальнейшее направление: «А та де новая окольная дорога проложена в тобольские в новую Арамашевскую (вероятно, надо Арамильскую — А. П.) и Колчеданскую и в Катайскую слободы», причем она расположена от Чусовской «верст за 40 и больши»⁴⁴². Через четыре месяца, в марте 1680 г., крестьянин Чусовской слободы Яков Соколов стал добиваться разрешения на заведение новой слободы на реке Бисерть. Его аргументация заинтересовала верхотурские власти, так как прямо касалась докучливой темы о запретной дороге. Убеждая начальника уезда в целесообразности своего предложения, Соколов писал: «А ныне де из русских городов в Сибирь всякие торговые и промышленные и гулящие люди и семейщики ездят по тому месту, не хватая Чюсовской слободы, Тобольского уезду в Арамильскую слободу, из сибирских городов с товары и с рыбою на Кунгур ездят». Доводы ходатая возымели действие, он получил разрешение стать слободчиком ⁴⁴³. Не далее как в октябре 1681 г. по отписке из Верхотурья была дана грамота Сибирского приказа, повелевавшая закрыть дорогу на Арамильскую слободу и Катайский острог⁴⁴⁴. Опираясь на ранее полученные указания из Москвы, тобольский воевода князь Алексей Андреевич Голицын послал в Верхотурье распоряжение ввести самый строгий режим на всех путях, ведущих в Утяцкую слободу. Эта слобода прославилась тем, что в нее устремились отовсюду раскольники. По сведениям тобольского «игемона», там «заводитца де пустыня такая ж, что и преж сего збирывалась вверх по Тоболу реке на Березовке речке, на прелесть православным христианом». Сомнительно, чтобы такая изоляция от внешнего мира имела эффект, но на дорогах усилили караулы и с особым пристрастием допрашивали всех, кто проезжал через Утяцкую слободу или ехал туда. Суть этого тобольского указа, как тогда водилось, была почти дословно передана слободским приказчикам (в данном случае краснопольскому)⁴⁴⁵.

Пожалуй, самым «урожайным» по части издания указов о запрещении иных дорог кроме верхотурской был 1683 год. Это не удивительно, так как в 1683 г. принимались широкие меры по сыску беглых, и усиление внимания к дорогам в Сибирь составляло одно из звеньев разработанной тогда системы борьбы с бегством. Выяснилось, что дорога через Кунгур была далеко не единственной, которой пользовались для проезда и прохода, минуя заставы. Правительству «ведомо учинилось, что из Усольского уезду с Обвы и с Инвы, также из Чердынского уезду и из иных розных поморских городов... многие тяглые крестьяне, покиня свои тяглые жеребья, с женами и с детьми бегут в Сибирь, не займуя Соли Камской и Кунгура, мимо Чусовские вотчины нашего имянитого человека Григорья Строганова новою дорогою, которую дорогу проложили». Верхотурский воевода получил указание провести расследование, что это за дорога, и позаботиться о задержке беглых⁴⁴⁶.

Одновременно был усилен контроль на Кошайской заставе, по дороге из Верхотурья в Пелым⁴⁴⁷. Тогда же кроме Верхотурья повеление о заставах и непропуске беглых получили власти Чердыни⁴⁴⁸.

Наказная память приказчику Аятской слободы предусматривала «смотреть и беречь накрепко, чтоб торговые и промышленные и гулящие и беглые никакие люди из сибирских городов в русские городы лесными и степными дорогами, около Аятской слободы, украдом, не проходили и лесных и степных дорог не прокладывали». Русским и ясачным людям запрещалось указывать новые дороги проезжим⁴⁴⁹.

С неудовольствием и даже тревогой в Сибирском приказе в 1683 г. узнали, что «на верхотурском волоку поселились многие деревни, а какова чину люди и по какому указу селятца, того в Сибирском приказе неведомо». В связи с этим верхотурский воевода получил выговор, так как ранее «по сибирской дороге на верхотурском волоку, опричь Ростесу, иных никаких русских деревень не было и из русских городов в Сибирь, также и из сибирских городов в русские городы беглым и никаким прохожим людем проходить было нельзя, потому что... было все пусто и нигде тем прохожим и беглым людем пристанища не было»⁴⁵⁰. Воевода вынужден был оправдываться тем, что «на верхотурском... волоку русские деревни и в них люди поселились до нашего... на Верхотурье приезду в прошлых давних годех»⁴⁵¹.

Шло время, а практический результат запретительных мер на неуказных дорогах был, по-видимому, не очень заметен. Нечто членораздельное смог сообщить в Москву отпиской 1690 г. верхотурский воевода Григорий Нарышкин. Он писал, что в 1685/86 г. по указу из Москвы «велено засечь дорогу, которая на Строгановы вотчины, чтоб конным проезду, а пешим проходу не было, для беглых людей и заповедных товаров поставить заставы. И по тому... указу и по грамотам та дорога засечена и застава на той дороге в Копчиковых юртах поставлена, с Верхотурья сын боярской и стрельцы посланы»⁴⁵². Усилия властей в конечном счете не принесли успеха. «Неуказные» дороги продолжали существовать, их роль росла. В середине XVIII в. путь в Сибирь через Кунгур — Екатеринбург был, наконец, узаконен, что вполне отвечало изменениям в размещении населения по обоим склонам Уральского хребта и успехам хозяйственного освоения этих краев

---

⁴³⁷ВПИ, оп. 1, стб. 146, ч. 1, лл. 33—36.
⁴³⁸ДАИ, т. IV, № 70, стр. 185—186.
⁴³⁹Подробнее см. об этом раздел 3 данного очерка.
⁴⁴⁰ВВИ, карт. 21, № 6, л. 24; № 12, лл. 1—3.
⁴⁴¹ВВИ, катр. 23, № 1, лл. 1—2 об.
⁴⁴²ДАИ, т. VIII, № 65, стр. 257—258.
⁴⁴³Там же, № 70, стр. 271—272.
⁴⁴⁴ВВИ, карт. 28, № 25, ЛЛ. 13—18.
⁴⁴⁵Там же, карт. 29, № 20, лл. 1—2.
⁴⁴⁶АИ, Т. V, № 113, стр. 181—182.
⁴⁴⁷ВВИ, карт. 30, № 7, Л. 111.
⁴⁴⁸АИ, т. V, № 108, стр. 175—177.
⁴⁴⁹Там же, № 133, стр. 230.
⁴⁵⁰СП, стб. 878, ЛЛ. 149—150.
⁴⁵¹Там же, лл. 151—152.
⁴⁵²ВПИ, оп. 1, стб. 19, л. 54. По всей вероятности, здесь разумелась отписка, отправленная воеводой Сибирскому приказу в ноябре 1685 г., об устройстве засек на дорогах к строгановским вотчинам (там же, стб. 257, ч. 3, лл. 314— 323).

<< Назад   Вперёд>>