Уже в ходе поверхностного анализа событий в Белоруссии в июне и в первые дни июля 1941 г. в глаза бросается одна деталь. Разнообразные «котлы» 1941–1942 гг. всегда собирали обильный урожай пленных из рядов высшего командного состава Красной армии. В уманском «котле» это командующие 6-й и 12-й армиями генералы Музыченко и Понеделин. В киевском «котле» это командующий 5-й армией Потапов. В мелитопольском «котле» погиб командарм-18 Смирнов, Под Вязьмой попали в плен командарм-19 генерал Лукин, командарм-20 генерал Ершаков, командарм-32 Вишневский, погиб командарм-24 генерал Ракутин. Под Харьковом в мае 1942 г. погибли сразу несколько прославленных генералов, включая вырвавшегося из киевского «котла» Костенко. Помимо него погибли командующий 6-й армией генерал Городнянский, командующий 57-й армией Подлас, командующий армейской группой Бобкин. При окружении 2-й ударной армии под Любанью в плен попал небезызвестный генерал Власов. В случае с белостокским и минским «котлами» это правило не работает. Управления 3-й и 10-й армий благополучно избежали и плена, и гибели. При этом дело обошлось без вывоза командующих самолетами. Более того, некоторые попавшие в плен генералы, командовавшие соединениями 3-й и 10-й армий, попали в плен уже много позднее описываемых событий. Например, командир 4-й танковой дивизии Потатурчев попал в плен уже в гражданской одежде аж в августе 1941 г. Из неплотного «котла» под Минском ему удалось ускользнуть. То же можно сказать о командире 21-го стрелкового корпуса генерале Закутном. Уже одно это заставляет задуматься.
При внимательном изучении событий в полосе группы армий «Центр» не оставляет чувство, что немецкое командование сделало все, чтобы окружение войск 3-й и 10-й армий не состоялось. Гудериан, фактически игнорируя приказы сверху, рвался на восток, оставив под Минском слабое прикрытие. Более того, именно кто-то из его непосредственных подчиненных умудрился утратить карту, заставившую советское командование бросать все и прорываться. Верховное командование заставило фон Бока повернуть в тыл Западного фронта пехотные дивизии, стремясь образовать «малый котел» под Белостоком. Побочным эффектом этого было снижение плотности заслона под Минском. Если бы не сложные условия местности, вставшие на пути отходящих 3-й и 10-й армий болота, у них был бы неплохой шанс прорваться. Если же рассматривать ситуацию с точки зрения немцев, то пропуск значительной части окруженных войск в район Новогрудка из «бутылочного горла» трудно назвать успехом.
Шутки шутками, а выдвижение немецким командованием против прорывающейся 10-й армии и остатков 6-го мехкорпуса одного армейского корпуса за другим оставляет весьма странное впечатление. В операции на окружение в Белоруссии нет изящества и лихости, которую обычно приписывают германской военной школе. В сущности, успех был достигнут немцами в первую очередь за счет подавляющего превосходства в силах, а не за счет их продуманного использования. Напротив, командование окруженных армий достаточно хорошо держало войска в руках и энергично принимало меры к прорыву. Несмотря на изначально слабые силы, имевшиеся в его распоряжении.
Может возникнуть закономерный вопрос: а стоило ли вообще немцам заботиться о плотном окружении советских войск под Минском? 29 июня фон Бок с досадой писал в своем дневнике:
«Это не работа, а какое-то дьявольское наваждение! Если мы задействуем для этого в районе Минска танки ударных групп, они будут скованы там до тех пор, пока не будет ликвидирован весь белостокско-минский «котел». А я хочу как можно быстрей выйти к Днепру или по крайней мере захватить мосты через Березину — чтобы не драться за эти мосты позже. Так что придется заниматься этим сейчас. Надо было замыкать кольцо окружения не у Зельвы и Минска, а на Березине!»
Перед нами новый виток метаний относительно глубины «клещей» окружения. Половинчатая политика, когда одна танковая группа рвалась вперед, а вторая стояла стеной на западном фасе «котла», только вредила дальнейшему развитию операций. Оптимальным было бы единообразие: или все идут вперед, или все стоят стеной. Собственно, такая политика («все стоят стеной») вовсе не мешала захватить переправу у Борисова. Только это можно было сделать одной из дивизий 3-й танковой группы.
Разумеется, сами по себе метания командования группы армий «Центр» были в первую очередь следствием осознания скудости добычи в Белостокском выступе. Сколько бы потом не заявлялось сотен тысяч пленных в итоговых сводках. Задачей «Барбароссы» было уничтожение войск Красной армии. Упрежденный в развертывании Западный особый военный округ был, прямо скажем, не пределом мечтаний на этом поприще. Возможно, более подходящей для немцев формой операции в Белоруссии было бы что-то вроде советской Висло-Одерской операции. Другими словами, следовало прорываться как можно дальше вперед, не обращая внимания на развалившуюся линию обороны противника. Тогда, в январе 1945 г., советские войска продвинулись вперед почти на 500 км, не утруждая себя операциями на окружение. Тем не менее итогом операции стали многочисленные пленные, почти 150 тыс. человек. Удар немецких танковых групп сразу на большую глубину в июне 1941 г. мог улучшить условия вступления их в бой с армиями внутренних округов на рубеже Зап. Двины и Днепра.
В какой-то мере германское командование стало заложником своей стратегии использования самостоятельных механизированных соединений в рамках специальных объединений — танковых групп. Это тоже было своего рода уничтожением видового разнообразия в использовании танковых войск. Наличие у 4-й и 9-й армий своего собственного эшелона развития успеха в лице одной-двух танковых дивизий в каждой армии дало бы им большую самостоятельность. Гот и Гудериан могли бы рваться вперед без существенного ущерба для проведения операции на окружения. Полевые армии были бы в состоянии сами замкнуть «котел» выдвижением собственных механизированных соединений. Без всевозможных импровизаций со сколачиванием передовых отрядов из подвижных частей пехотных дивизий. Импровизированные отряды чаще всего были обречены на провал при столкновении со сколь-нибудь сильным и энергичным противником. Белостокский «котел» дал тому несколько показательных примеров. В случае же использования собственных механизированных эшелонов развития успеха немецкие 4-я и 9-я армии могли и не пропустить в район Новогрудка крупных сил Красной армии, с которыми пришлось сражаться до начала июля.
К слову сказать, в Красной армии второй половины войны была практика подчинения общевойсковым армиям отдельных танковых и даже механизированных корпусов (эквивалента танковой дивизии). Это позволяло проводить операции на окружение даже без участия танковых армий, которых было всего шесть на все фронты.
Однако при всей резкости оценок метаний немецких командующих нельзя не отметить серьезных промахов их советских оппонентов. Генерал Мостовенко позднее писал в отчете о действиях своего корпуса: «К нашему стыду следует сказать, что мы, даже высший комсостав, своего театра не знали и не использовали его особенности»[205]. К безусловным промахам следует также отнести потерю штабом 10-й армии управления войсками в критический момент прорыва у Зельвы. Штабу Голубева целесообразно было бы остаться в районе Зельвы и координировать действия стрелковых и танковых частей в ходе прорыва. Возможно, в этом случае прорыв был бы более организованным. Хотя в условиях поворота к Зельве XII корпуса шансы на его успех были, прямо скажем, призрачными.
Важную роль в разгроме войск Западного фронта сыграла немецкая авиация. Отходящие колонны были лакомой целью для бомбардировщиков. К слову сказать, то же самое наблюдалось летом 1944 г., во время проведения операции «Багратион». Многие взятые в плен немецкие генералы говорили о том, что судьбу группы армий «Центр» предопределил разгром отступающих дивизий с воздуха советской авиацией. Также авиация всегда оказывалась самым маневренным резервом. Она активно использовалась под Зельвой и Деречином в критический момент прорыва «55-тонных танков», у плацдарма Кароле и в других точках.
Отдельным, увлекательнейшим жанром военно-исторической и мемуарной литературы являются рассказы на тему «Если бы директором (командующим) был я». Спустя много лет делается попытка найти правильное решение возникшей когда-то оперативной задачки. Мысли и рассуждения на эту тему часто бывают небезынтересными. Вдвойне интересны такие оценки из уст непосредственных участников изучаемых событий. Окружение Западного фронта не избежало этой участи, разбора возможных вариантов более эффективных действий войск. Версия бывшего начальника штаба 4-й армии Л.М. Сандалова выглядела следующим образом:
«Одним из правильных решений могла явиться организация совместной круговой обороны войск 10-й и 3-й армий в районе Белосток, Беловежская Пуща, Волковыск под единым командованием находившегося в войсках заместителя Народного комиссара обороны Г.И. Кулика и заместителя командующего фронтом генерала И.В. Болдина или, наконец, одного из командующих армиями, рассчитанной на длительные бои в условиях окружения. Сил для организации такой обороны имелось еще достаточно. Такая оборона при четком управлении войсками, при жесткой дисциплине и при экономном расходовании средств могла надолго приковать к себе основные силы группы армий «Центр», что позволило бы выдвинуть на тыловые оборонительные рубежи отмобилизованные войска фронта и войска из глубины страны»[206].
При всем уважении к товарищу Сандалову этот план нельзя назвать иначе как утопией. Несомненно, он базируется на последующем опыте войны, в первую очередь немецких «фестунгах» («крепостях») ее заключительного периода. Во-первых, чаще всего ядром «крепости» был крупный город с каменными постройками. Бетонные и каменные постройки становились импровизированной линией обороны. Окруженная 6-я армия Паулюса под Сталинградом оперлась на старую советскую линию обороны к западу от города. Ничего подобного у войск 3-й и 10-й армий не было, они не могли занять какие-либо фортификационные сооружения. «Линия Молотова» была оставлена при отступлении от границы, «линия Сталина» была еще далеко к востоку от Волковыска. Также одним из основных условий существования «фестунга» является наличие крупных запасов или же относительно регулярное снабжение по воздуху. Эти варианты в той или иной степени сочетались. Обеспечить снабжение окруженных под Волковыском войск по воздуху ВВС Красной армии не могли. Прежде всего ввиду отсутствия парка транспортных самолетов, способных снабжать почти многотысячную группировку двух армий. Местных ресурсов было явно недостаточно. Наконец следует помнить, что окруженные войска подвергались атакам с разных направлений еще в ходе отступления на восток. У немцев было вполне достаточно сил, точнее даже достаточное численное превосходство, для разгрома советских войск под Волковыском «грубой силой». Собственно, так оно и произошло в реальности. Кроме того, странно было бы ждать от людей повального самопожертвования. Немецкие «крепости» в той или иной степени согревала перспектива деблокирования. При исчезновении такой перспективы чаще всего следовал прорыв. Одним словом, крупный «фестунг» был в реалиях 1941 г. нереализуем. В масштабах одного города «фестунг по-русски» был еще возможен, далее будет рассмотрен пример такой «крепости» в узле коммуникаций.
Подводя итог вышесказанному, можно сказать следующее. «Котлы» под Минском и Белостоком (Волковыском), конечно, не могут быть поводом для гордости. Как, впрочем, и любое поражение. Однако они должны остаться в памяти как пример организованного, упорного и во многих аспектах профессионально организованного сопротивления горстки соединений мирного времени превосходящей их по численности группировке противника. Шансов на выживание у двух советских армий практически не было. Они лишь максимально дорого продали свою жизнь и выиграли время на организацию сопротивления на рубеже Западной Двины и Днепра.
<< Назад Вперёд>>
