Толочин. Плану маршала Тимошенко, при всех описанных выше трудностях в его реализации, нельзя отказать в определенной цельности. Опасность подтягивания противником новых соединений через Березину была очевидна. Поэтому был принят ряд мер, призванных предотвратить такое развитие событий. Осложнялась ситуация тем, что переправы через Березину уже были потеряны и с целью изоляции района грядущего сражения нужно было их разрушать или даже отбивать у противника.
В Директиве № 16 Военного совета Западного фронта от 4 июля было сказано: «1-й мотострелковой дивизии, усиленной танковым полком, развивать удар на Борисов с целью захвата переправы через р. Березина». К тому моменту «пролетарка» перешла в подчинение штаба 44-го стрелкового корпуса и отошла на рубеж реки Бобр. Мосты через Бобр были взорваны. Более того, в журнале боевых действий XXXXVII корпуса мы находим апокалипсическую картину разрушений: «В долине Бобра шоссейный мост в результате взрыва рухнул на протяжении примерно 60 м. К более узкому и менее глубокому месту для возможной наводки моста в деревне Бобр ведет труднопроходимая песчаная дорога». Попытки немцев нащупать другие переправы успеха с ходу не принесли. Далеко к югу от шоссе, у Выдрицы, боевая группа 18-й танковой дивизии встала у взорванного моста через Бобр.
Однако вместо очередного раунда борьбы за переправы «пролетарке» предстояло перейти в наступление. Командир 44-го корпуса в 21.00 4 июля приказал: «После тщательной разведки к утру 5.7.41 быть готовыми к наступлению на Борисов». Однако это наступление было упреждено противником. В ночь с 4 на 5 июля немецкие части форсировали реку Бобр в районе южнее магистрали Минск — Москва, у железнодорожного моста. Днем немцы нащупывают брод и пересекают реку Бобр севернее шоссе. На следующий день немецкое наступление развивается на восток. Утром 6 июля центральная колонна 18-й танковой дивизии выходит к Будовке, а около полудня — к шоссе Минск — Москва в 3 км западнее Толочина. Дивизия Крейзера и отряд Сусайкова сумели удержать позиции на Бобре южнее шоссе и собственно на шоссе. Однако глубокий охват флангов заставил 1-ю моторизованную дивизию отходить на восток, к реке Друть и Толочину. Однако немцы вышли к Толочину фактически за спиной дивизии Крейзера. Ввиду изменившейся обстановки, задача 44-го корпуса меняется с наступательной на оборонительную: «Не допустить противника восточнее р. Друть».
Ключевой точкой на рубеже реки Друть был город Толочин. Через него проходило шоссе Минск — Москва. Толочин дает нам еще один пример стихийно созданной «группы». Как обычно, ее ядром стал энергичный командир. Толочинский гарнизон возглавлял даже не комиссар (как это было в случае Борисова), а… интендант 1 ранга Маслов. К сожалению, автор не располагает никакими биографическими сведениями об этом человеке. Однако, несмотря на далекую от передовой должность и звание, он развернул кипучую деятельность по организации обороны города. Было мобилизовано 6 тыс. человек местного населения на оборонительные работы, было сколочено три бригады для сбора неисправных автомашин на шоссе Минск — Москва, шоссе также очищалось от разбитых бомбардировкой остовов машин. Вскоре Маслов подписывал свои донесения как «начальник заградительного отряда Западного фронта». В отличие от Сусайкова, в распоряжении которого были курсанты училища, у Маслова никаких собственных ресурсов не было. Однако к 5 июля «заградительный отряд» уже состоял из 57 командиров и 415 рядовых. Он был набран исключительно из отступающих и отставших от своих частей бойцов и командиров. «Заградительный отряд» Маслова останавливал одиночек, группы и даже целые части. Так им был «обнаружен в лесу» саперный батальон, немедленно поставленный на оборудование оборонительной полосы. Был возвращен на фронт зенитный дивизион из трех орудий. Одним словом, к началу боев за Толочин в городе и окрестностях был наведен относительный порядок.
В журнале боевых действий LVII танкового корпуса отмечалось: «Отягчающим образом на ведение боев влияет также то обстоятельство, что в результате дождя все дороги за пределами шоссе так ухудшились, что передвижение по ним невозможно либо возможно с большим трудом. Кроме того, противник взорвал или сжег все переправы даже через мелкие водные преграды». Последнее было несомненной заслугой интенданта Маслова, он в течение нескольких дней контролировал минирование переправ в районе Толочина.
Предназначенный для фронтового контрудара 115-й танковый полк в итоге был использован как «пожарная команда». Однако традиционный для таких ситуаций ввод в бой с марша не принес желаемого результата. Крейзер вспоминал: «Подход 115-го танкового полка и ввод его в бой на левом фланге дивизии осуществлялся без авиационного прикрытия. Противник нанес по нему мощные бомбовые удары и контратаковал его крупными силами танков. Полк понес большие потери и уже на четвертый день был выведен из боя».
Интересно отметить, что противники довольно смутно представляли себе, кто находится по другую сторону фронта. В советских разведсводках и донесениях наступавшая на Толочин 18-я танковая дивизия немцев проходит как «4-я моторизованная». В свою очередь, немцы считали, что им противостоит советская «57-я танковая дивизия», что было верно лишь частично — «пролетарка» была лишь усилена танковым полком из этой дивизии.
Крейзер позднее писал: «Особенно ожесточенные бои велись за город Толочин, где 1-я моторизованная дивизия добилась значительного успеха. Когда гитлеровцы овладели Толочином, было принято решение ударом с ходу по сходящимся направлениям выбить их из города. На другой день, 8 июля, началась атака дивизии, занявшей охватывающее положение этого пункта своим боевым порядком. Вдоль шоссе наносил удар 12-й танковый полк, с севера — 175-й мотострелковый, а с юга — 6-й мотострелковый. Наш удар был неожиданным для противника. В результате короткого ожесточенного боя противник был выбит из Толочина». Здесь Крейзер вновь ошибается на сутки. Если судить по журналу боевых действий фронта и 44-го корпуса, удачная контратака на Толочин была не 8 июля, а 7 июля 1941 г.
Однако документы группы армий «Центр» и XXXXVII корпуса не подтверждают факт потери Толочина в результате советской контратаки. Версия Крейзера однозначно не подтверждается. В вечернем донесении группы армий за 8 июля относительно 18-й танковой дивизии указывалось: «Основные силы дивизии в Толочин». На уровне корпуса также не отмечалось каких-то серьезных проблем и потерь захваченных населенных пунктов. Относительно действий 18-й танковой дивизии было сказано только, что она, «отразив мощные атаки противника, медленно движется к Коханово». Так что, скорее всего, контратака «пролетарки» если и имела место, то ее успех был мимолетным.
Так или иначе, замысел маршала Тимошенко захватить переправу через Березину у Борисова и предотвратить продвижение немцев вдоль шоссе на Москву не был проведен в жизнь. Действия 1-й моторизованной дивизии, частей 44-го корпуса и отряда Сусайкова свелись к сдерживанию наступления противника вдоль шоссе. Предотвратить прорыв через Борисов немецкой 17-й танковой дивизии они не смогли.
Жлобин. Как уже было сказано выше, плану маршала Тимошенко нельзя отказать в цельности и последовательности. Размахивание «мечом» двух мехкорпусов перед «щитом» обороны 22-й и 20-й армий дополнялось рядом мер по изоляции района битвы мехсоединений. Волна контрударов должна была прокатиться практически по всей линии обороны Западного фронта. Сила и цели ударов, разумеется, сильно различались.
Все в той же общей Директиве № 16 Военного совета Западного фронта было сказано: «21-й армии в прежнем составе прочно оборонять рубеж р. Днепр. В ночь на 5.7.41 г. смелыми действиями отрядов в направлении Бобруйск уничтожать отдельные группы танков и мотопехоту противника восточнее Бобруйск, подорвать все мосты и зажечь леса в районе действий танков противника»[267].
То есть по замыслу командования фронта 21-я армия В.Ф. Герасименко должна была разрушить переправу и тем самым замедлить накопление противником подвижных сил между Березиной и Днепром. Прорвавшиеся в этот район мехчасти могли развернуться на север и нанести чувствительные удары во фланг выдвинутым вперед мехкорпусам. Поставленная в достаточно общем виде задача была детализирована начальником штаба фронта Маландиным в распоряжении, направленном в 21-ю армию в 21.00 4 июля. В нем наряд сил и цели отрядов были детализированы:
«Из частей, находящихся в районе Жлобин, 61, 117, 167-й сд подготовить 3–4 сильных отряда в составе до полка каждый. Отрядам иметь в виду, в ночь на 5.7, действуя на Бобруйск с задачей сжечь мосты на коммуникациях, уничтожить танки и мотопехоту противника»[268].
При благоприятных условиях предписывалось захватить Бобруйск. Командарму-21 Герасименко приказ был сообщен только в 23.45 4 июля. Точно так же, как и в случае механизированных корпусов, начало контрудара естественным образом сдвинулось на 6 июля. В приказе командующего 21-й армией, отданном в 1.55 5 июля, командиру 63-го стрелкового корпуса приказывалось «в ночь с 5 на 6.7.41 перейти в частное наступление». Для наступления выделялся один стрелковый полк 117-й стрелковой дивизии, усиленный двумя дивизионами противотанковой артиллерии, саперами, бронепоездом и танковой ротой 50-й танковой дивизии. Эта «боевая группа» должна была ударом из Жлобина прорваться к Бобруйску, сжечь переправы через Березину у Бобруйска, «окружить и уничтожить противника, действующего в направлении Рогачев». Указание «окружить и уничтожить» силами одного полка было явным преувеличением. Однако сам по себе прорыв к Бобруйску угрожал коммуникациям наступающей от него на Рогачев группировке. Столь же неспешно продолжилось движение приказа штаба фронта вниз, к непосредственным исполнителям. В 6.30 последовал приказ 117-й стрелковой дивизии от комкора-63 Петровского, который в целом повторял указания штаба армии. Второй дивизион ПТО дивизия получила из соседней 61-й стрелковой дивизии того же корпуса. Приказ был получен в 117-й стрелковой дивизии в 11.45 5 июля, временем начала наступления были назначены два часа ночи 6 июля. Так «в ночь на 5 июля» в штабе фронта плавно сменилось на «в ночь на 6 июля» для непосредственных исполнителей.
117-я стрелковая дивизия полковника Чернюгова прибыла в район Жлобина только 3 июля. Она заняла оборону по восточному берегу реки на фронте 25 км с сохранением небольшого плацдарма на западном берегу реки в районе собственно Жлобина. Полковник Спиридон Сергеевич Чернюгов командовал дивизией с момента ее развертывания из «тройчатки» в августе 1939 г.
Если при прохождении приказа от штаба фронта до штаба корпуса сменилось время наступления, то в дивизии была «откорректирована» сама задача. Позднее полковник Чернюгов писал в своем отчете: «Уясняя полученную задачу, я приходил к выводу, что ее надо выполнять всей дивизией и поскольку на моем участке обороны сохранились стратегические мосты через р. Днепр, значит, с утра 6.7 армия подвижными средствами переходит в наступление…»[269]. Надо отдать должное командиру дивизии — он звонил и начальнику штаба армии Гордову, и самому командарму Герасименко. Последний подтвердил решение Чернюгова наступать пятью стрелковыми батальонами (из девяти) при поддержке двух дивизионов ПТО и трех дивизионов артиллерии. Оставшимися частями Герасименко приказал оборонять Днепр.
Тем временем в штабе фронта выяснили, что «в ночь на 5 июля» никто в 21-й армии в наступление не перешел. Герасименко был немедленно снят с должности командарма. Как было записано в журнале боевых действий Западного фронта: «Согласно директиве Ставки командующим 21-й армией назначается Маршал Советского Союза Буденный Семен Михайлович». Генерал Герасименко стал его заместителем. За оргвыводами последовали меры по исправлению ситуации. В 13.30 в штаб 117-й дивизии позвонил начальник штаба 21-й армии генерал-майор Гордов и потребовал немедленно перейти в наступление. Чернюгов резонно возразил, что у него приказ выступить в 2.00 ночи 6 июля и его дивизия еще разбросана по широкому фронту вдоль Днепра. Гордов настаивал на скорейшем переходе в наступление, как последний срок были назначены 16.00. Заметим, кстати, что это общение шло через голову командира корпуса, которому подчинялась дивизия.
В итоге в 16.00 5 июля в бой выступил отряд, близкий по составу к «усиленному полку», запрошенному командованием фронта: четыре стрелковых батальона, несколько дивизионов артиллерии и 12 танков БТ. Командир дивизии Чернюгов отправился вместе со своими частями в рейд на Бобруйск. В 17.00 отряд перешел мост через Днепр у Жлобина и вышел на Бобруйское шоссе. В соприкосновение с противником он вступил в 2.30 6 июля. Поначалу советским частям сопутствовал успех: в 4.00 немцы были выбиты из деревни Зеленая Слобода. Примерно треть пути от Жлобина до Бобруйска была пройдена. Однако с рассветом ситуация стала изменяться в худшую сторону. По двигающимся к Бобруйску советским частям открыла огонь немецкая артиллерия. Ее огонь корректировался самолетом и поэтому был исключительно точным. Сначала выбивались тягачи, потом запряжки, вслед за ними — орудийные расчеты.
Поначалу немцы действовали только вдоль шоссе Бобруйск — Жлобин. Советская атака была для них неожиданной. Полковник в отставке Хорст Зобель, в июле 1941 г. — танкист 3-й танковой дивизии, вспоминал: «10-я моторизованная дивизия […] встретила крупные силы противника у Жлобина ночью 6 июля, несмотря на сообщение нашей собственной разведки за час до этого, что этот район чист. […] Во время советской атаки 10-я моторизованная дивизия понесла тяжелые потери»[270].
Но вскоре немецкая тактика изменилась. В отличие от двигающихся пешком пехотинцев 117-й стрелковой дивизии на стороне противника были подвижные соединения. Это были части XXIV корпуса 2-й танковой группы. Атака советского отряда произвела достаточно сильное впечатление на немцев. В журнале боевых действий 3-й танковой дивизии указывалось:
«В 3.45 на правом фланге послышался шум боя, главным образом от артогня. Корпус проинформировал о том, что передовой отряд 10-й моторизованной дивизии под Поболово подвергся удару превосходящих сил противника, подходящего с юга. Чтобы вмешаться в бой с юга, из состава дивизии был приведен в готовность II батальон 6-го танкового полка, а затем и I батальон и штаб полка».
Немецкий танковый полк был поднят по тревоге. Так, для борьбы с отрядом из четырех стрелковых батальонов немцами были привлечены главные силы танков идущей к Днепру 3-й танковой дивизии. Если бы этот выпад 21-й армии не был воспринят всерьез, то, скорее всего, дело ограничилось бы пассивным удержанием позиций. После нескольких часов боев на подступах к Бобруйску отряд 117-й дивизии просто откатился бы назад к Жлобину. Однако контрудар был оценен германским командованием как серьезная угроза. Поэтому идущие на Бобруйск части Красной армии ждала жестокая расправа.
У продвинувшегося довольно далеко от Жлобина советского отряда были открыты фланги. Немецкие части начали обтекать отряд справа и слева, стремясь окружить и отрезать от Днепра. К 11.00 инициатива полностью перешла к противнику. Отряд 117-й дивизии оказался охвачен с флангов и полуокружен. Для отступления назад оставался узкий коридор, пролегавший через торфяные болота. Это привело к большим потерям техники, которая вязла в болоте, а интенсивный обстрел не давал возможности ее вытаскивать.
Однако нельзя сказать, что этот простой на карте маневр оказался легким в выполнении. Описание охвата отряда 117-й дивизии немецкой стороной выглядит отнюдь не радужно. В истории 3-й танковой дивизии написано следующее: «4-я рота 6-го танкового полка (обер-лейтенант фон Бродовски) по дороге, не обозначенной на картах, на максимальной скоростью подъехала прямо к Жлобину. Рота прорвала противотанковый заслон, поскольку не имела возможности съехать с дороги. Так танк за танком катились во все усиливавшийся огонь противника, на Жлобин. Русские орудия почти невозможно было обнаружить, к тому же отдельные танки были так хорошо замаскированы в высокой ржи, что они вели огонь по 4-й роте с минимального расстояния. Вот застрял первый немецкий танк, второй наскочил на мину, следующие три были подбиты русскими танками. Пехота отстала, ее продвижение затруднялось из-за огня русской дальнобойной артиллерии. Русские сосредоточили огонь на вырвавшиеся вперед танки 4-й роты. Утром перед началом наступления рота насчитывала 13 танков. Теперь один за другим они застывали в огне и дыму. […] Только три наших танка вернулись из этого смертельного марша 4-й роты 6-го танкового полка!»
Против танков были задействованы 152-мм гаубицы артполка 117-й дивизии. Дивизион этих гаубиц заявил об уничтожении 11 немецких танков. Всего же отряд отчитался о 30 выведенных из строя танков. Как ни странно, эта цифра достаточно хорошо стыкуется с данными противника. Потери немцев в танках были по их меркам значительными. В истории 3-й танковой дивизии сказано: «I батальон 6-го танкового полка к полудню этого «черного» дня потерял 22 танка, половину своего состава! Эти потери не покрывало и уничтожение или захват 19 русских танков, 21 орудия, 2 зенитных и 13 противотанковых пушек».
Так или иначе, теряя технику, отряд 117-й стрелковой дивизии отходил к Жлобину. К западу от города был подготовлен оборонительный рубеж с опорой на железнодорожную насыпь. Полковник Чернюгов стремился выйти на него и остановить здесь продвижение противника. Однако гораздо быстрее отходящих пешим маршем пехотинцев к Жлобину рвались немецкие танки. Это был II батальон 6-го танкового полка, пробивавшийся к городу к востоку от железной дороги. Они расстреляли выделенный для наступления на Бобруйск бронепоезд № 16 и ворвались в город. Отходящие части 117-й стрелковой дивизии были упреждены в выходе на рубеж обороны по железнодорожной насыпи. Более того, им пришлось пробиваться через этот рубеж из окружения. Кроме того, создалась реальная угроза захвата мостов через Днепр. В этот момент в Жлобине уже находился командир 63-го корпуса комкор Петровский. По его приказу мосты были взорваны.
Командир 117-й дивизии в своем отчете позднее писал об этом эпизоде: «По мосту успело отойти много подразделений, однако много материальной части по мосту не прошло, мост взорван рано, один-два часа его еще можно было упорно оборонять оставленными сильными гарнизонами, что дало бы возможность переправить технику и личный состав на восточный берег р. Днепр»[271]. Сам Чернюгов переправился через Днепр на лодке.
Взрыв двух мостов через Днепр у Жлобина сразу привел к утрате интереса немцев к этому направлению. В журнале боевых действий 3-й танковой дивизии указывалось: «16.45. 6-й танковый полк после успешно решенной задачи покинул 10-ю моторизованную дивизию и возвращается в прежний район дислокации». К тому же на тот момент у Гудериана были совсем другие планы по форсированию Днепра. Он собирался наступать намного севернее Жлобина. В утреннем оперативном донесении от 7 июля штаба группы армий «Центр» указывалось: «На участке действия 2-й танковой группы 10 пд (мот.), усиленная 6-м танковым полком, отбросила назад за р. Днепр вторгшегося вечером 6.7 у Жлобин противника силою до дивизии и, перейдя в контратаку, достигла Жлобин»[272]. Интересно отметить, что четыре советских батальона, т. е. меньше, чем половина дивизии, были оценены противником в целую дивизию. В свою очередь, Гудериан в своих мемуарах писал: «6 июля крупные силы русских переправились у Жлобина через Днепр и атаковали правый фланг 24-го танкового корпуса. Атака была отбита 10-й мотодивизией». Налицо редкое единодушие немецкого командования в оценке отряда дивизии Чернюгова как «крупных сил».
Однако высокая оценка задействованных под Жлобином сил Красной армии обернулась жесткими ответными мерами со стороны XXIV корпуса. В итоге 117-я стрелковая дивизия в Жлобинской операции 5–6 июля 1941 г. понесла достаточно чувствительные потери. Дивизия потеряла 2324 человек личного состава, или 19,3% к штатной численности. В эту цифру входили 427 убитых, 311 раненых и 1586 человек, пропавших без вести. Было также потеряно 81 орудие, в том числе четыре 37-мм пушки, двадцать семь 45-мм пушек, семнадцать 76-мм орудий (в том числе 4 зенитных), двадцать четыре 122-мм гаубицы и девять 152-мм орудий (7 корпусных и 2 дивизионных). Также было потеряно 49 минометов всех калибров, 2 бронемашины, 29 тракторов и другая техника.
Тогда, в июле 1941 г., результаты Жлобинской операции были оценены, мягко говоря, критически. В документах по ее итогам звучали такие обороты, как «срыв боевой операции», «серьезное поражение» и другие подобные им. Было сказано немало резких слов относительно ведения разведки армией и корпусом. Однако с позиции знаний сегодняшнего дня о тех событиях приходится переставить некоторые акценты. Рассматривая планирование и результаты жлобинской операции 21-й армии, следует отметить грамотное комплектование командиром 117-й стрелковой группы Чернюговым «боевой группы» для выполнения поставленной задачи. В нее были включены пехота, саперы, танки и артиллерийские части, включая противотанковые. Именно это сочетание, скорее всего, привело к переоценке противником сил атакующего из Жлобина отряда.
Собственно, неудача операции была следствием чрезмерного риска, заложенного в сам план командованием Западного фронта. Сам по себе рейд полковой «боевой группы» на немалое расстояние, разделяющее Днепр и Березину, был сопряжен с большой опасностью для нее. Для подвижных соединений немцев такая «боевая группа» была легкой жертвой, что и было продемонстрировано в бою 6 июля. Расчет мог быть только на то, что немецкие танковые и моторизованные дивизии уйдут дальше на восток и оставят на Березине под Бобруйском лишь слабое прикрытие. Этот расчет не оправдался. Претензии же к работе разведки звучат тем более забавно, что сами немцы подготовки отряда Чернюгова к бою и его выдвижение вечером 5 июля попросту не заметили.
С позиций сегодняшнего дня 117-я стрелковая дивизия приняла активное участие в решении задачи № 1 Красной армии летом 1941 г. — выбивании наиболее опасных и ценных соединений противника, танковых и моторизованных дивизий. Собственно, XXIV корпус двигался мимо Жлобина, его целью были переправы через Днепр выше по течению. Соответственно 117-я стрелковая дивизия была законной добычей следующей за танковой группой пехоты. Однако отряд Чернюгова сумел навязать бой немецким мотопехоте и танкам и нанести им существенные потери. Это само по себе было достижением.
По итогам работы комиссии по расследованию боев 117-й стрелковой дивизии были сделаны выводы о «несостоятельности» и «неумении руководить дивизией» со стороны ее командира. В выводах отчета комиссии даже было сказано: «Полковник Чернюгов решением Военного совета армии отстранен от занимаемой должности. Дело передано на расследование прокуратуре». Однако полковник С.С. Чернюгов избежал трибунала. Уже в середине июля 1941 г. он был назначен командиром другой стрелковой дивизии. Более того, в октябре 1942 г. он получил звание генерал-майора и позднее командовал знаменитой 8-й гвардейской стрелковой дивизией («панфиловской»). Весьма замысловатой была судьба начальника штаба 21-й армии генерала Василия Гордова. Он в ходе войны успел побывать и командармом, и командующим Сталинградским фронтом, и вновь командармом. Уже после войны генерал Гордов был арестован и расстрелян. Звездный час командира корпуса Петровского в первые дни июля был еще впереди. Но об этом — немного позже.
<< Назад Вперёд>>
