На земле, в небесах и на мореНаш напев и могуч и суров:Если завтра война,Если завтра в поход,Будь сегодня к походу готов!Полетит самолет, застрочит пулемет,Загрохочут могучие танки,И линкоры пойдут, и пехота пойдет,И помчатся лихие тачанки.Песня предвоенных лет
Планы прикрытия. В период сосредоточения и развертывания войск, в период расстановки фигур на доске для грядущей шахматной партии границу предполагалось прикрывать от возможных вылазок противника быстро мобилизуемыми дивизиями приграничных армий. Задачами этих соединений было:
«а) упорной обороной полевых укреплений по госгранице и укрепленных районов: не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа; прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа;
б) противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить нормальную работу железных дорог и сосредоточение войск;
в) всеми видами и средствами разведки округа своевременно определить характер сосредоточения и группировку войск противника;
г) активными действиями авиации завоевать господство в воздухе и мощными ударами по основным жел[езно]дорожным узлам, мостам, перегонам и группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение и развертывание войск противника;
д) не допустить сбрасывания и высадки на территории округа воздушных десантов и диверсионных групп противника»
Не следует думать, что планы прикрытия как таковые были изобретением последних предвоенных недель. Ранее они были частью общего плана округа (будущего фронта). До определенного момента прикрытие границы и план первой операции совмещались в одном документе, но незадолго до войны было решено выделить их в отдельный документ. Суть дела это, разумеется, никак не изменило. Например, в апрельской директиве наркома обороны и начальника Генштаба в адрес Д.Г. Павлова указывалось:
«В период отмобилизования и сосредоточения войск — упорной обороной, опираясь на укрепленные районы, прочно прикрывать наши границы и не допустить вторжения противника на нашу территорию»[42].
Это вовсе не означает, что незадолго до войны советское командование вдруг опомнилось и разработало оборонительный план первой операции. План прикрытия по-прежнему ограничивался периодом от объявления мобилизации или формального начала военных действий до развертывания главных сил.
Интересной особенностью плана прикрытия ЗапОВО является использование автотранспорта для развертывания соединений. Так, в нем указывается: «24-я и 100-я стр[елковые] дивизии перевозятся в первую очередь по-эшелонно автотранспортом». Это были не единственные соединения, для выдвижения которых планировалось задействовать автомашины. Помимо них в плане присутствовала «55-я стр[елковая] дивизия перебрасывается автотранспортом и по жел[езной] дороге». Возможно, такие своеобразные решения были следствием «автобронетанкового» прошлого Павлова.
Позднее, уже после войны, бывший начальник штаба 4-й армии Западного фронта Сандалов написал: «Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность». Однако это уже апостериорная оценка составленного до войны плана. С точки зрения сценария «внезапное нападение всеми силами» они действительно были нереальными. Если же примерять их к сценарию «война начинается, а главные силы сторон вступают в бой только спустя две недели», то планы прикрытия ЗапОВО вполне ему соответствовали.
Сандалов также пишет: «Особенно неудачно был назначен район сосредоточения по тревоге для 22-й танковой дивизии, которая дислоцировалась в Бресте, в южном военном городке южнее р. Мухавец». Здесь он опять же исходит из оценки апостериори, исходя из того развития событий, которые произошли в реальном июне 1941 г. Тогда действительно случилась катастрофа, которую описал бывший начальник штаба 4-й армии: «Неудачная дислокация 22-й танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии в район Жабника привели в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и к уничтожению большей части техники и запасов дивизии».
В предвоенном докладе о ходе укомплектования танковых корпусов мы находим совсем другие оценки. Относительно упомянутой Сандаловым дивизии сказано: «22 ТД расквартирована Брест в в/городке на базе 29 лтбр, размещение в каменных казармах и отепленных парках — хорошее и обеспечивает нормальный ход боевой подготовки»[43]. Про 33-ю танковую дивизию 11-го мехкорпуса на той же странице доклада сказано, что ее личный состав размещен в «домах, сараях и конюшнях». Далее в отчете о размещении 22-й дивизии говорилось: «Красноармейцы размещены в казармах на двухъярусных нарах. Размещение удовлетворительное». У дивизии были даже учебные классы. Про другие соединения в докладе звучали такие слова: «Остальной состав располагается в землянках» или «Красноармейцы размещены стесненно». Нередкостью при таком размещении были трехъярусные нары. Для размещения других танковых частей ЗапОВО использовались конюшни, манеж, синагога и даже «бывшая тюрьма».
Если бы план прикрытия вводился в том варианте, для которого он изначально предназначался, то 22-я танковая дивизия благополучно вышла бы на исходные позиции. Просто потому, что немецкая артиллерия по сценарию использования планов прикрытия еще не должна была выйти на позиции и тем более оказаться в готовности к открытию огня. Аналогом этой ситуации может быть объявление войны и ввод в действие планов прикрытия сразу после сообщения ТАСС от 14 июня 1941 г. Реальным 15 июня 22-я дивизия могла без помех проделать тот путь, на который сетовал Сандалов.
Однако события развивались совсем не так, как планировали в штабах особых округов и Генеральном штабе Красной армии. Приняв решение напасть на СССР, немецкое командование приложило все усилия для обеспечения внезапности нападения. Предназначенные для проведения «Барбароссы» войска были разбиты на шесть эшелонов. В первых четырех эшелонах на Восток перебрасывались только пехотные дивизии. Крупные массы пехоты без бронетехники выглядели как безобидный заслон на Востоке для прикрытия готовящегося вторжения в Англию. Советскому руководству не предъявлялось никаких ультиматумов и однозначного вывода о планах противника из донесений разведки весной 1941 г. не просматривалось.
Нарушения границы. Одной из важных частей театра абсурда последних предвоенных месяцев были нарушения воздушного пространства СССР немецкими самолетами. В частности, скандально известный советский историк 1960-х годов А. М. Некрич[44] пишет:
«С апреля 1940 г. не только пограничным войскам, но и частям Красной армии запрещалось открывать огонь по нарушителям советских воздушных границ. Германское правительство было официально об этом информировано. […] Нарушения советской воздушной границы с каждым месяцем принимали все большие масштабы. Советское правительство неоднократно заявляло германскому правительству протест. С января 1941 г. и до начала войны немецкие самолеты 152 раза нарушали советскую границу»[45].
СССР и Красная армия выступали в роли кролика, загипнотизированного удавом который парализованный страхом смотрит на своего мучителя и позволяет ему делать все, что тому заблагорассудится. Однако при этом деликатно замалчивался вопрос о том, имелись ли такие нарушения воздушного пространства Германии с советской стороны. Проще говоря, не имелось ответа на вопрос, как ситуация выглядела с другой стороны границы. На данный момент есть документы, позволяющие уверенно сказать, что границу перелетали в обе стороны. Например, 26 мая 1941 г. в суточном донесении отдела разведки и контрразведки 4-й немецкой армии сообщалось:
«Русский самолет войсковой авиации (истребитель И-16) — ясно видны русские государственные опознавательные знаки — 26.5.41 г. в 11 час. 40 мин. перелетел границу между Нарев в направлении Остроленка на высоте около 2000 м, пролетел над казармами в Войцеховице…
Русский истребитель (ясно виден советский государственный опознавательный знак) в 12 час. 10 мин. пролетел над германской территорией в районе Остров-Маз[овецкий], опустился до 50 м над городом и на высоте около 500 м перелетел через границу в районе Угниево. Время пребывания над территорией Германии составило около 5 мин.»[46].
Понятно, что это могли быть добросовестные потери ориентировки советскими летчиками в процессе выполнения учебных полетов. Отмеченные случаи, скорее всего, были заурядными ошибками в прокладке курса. Снижение же было попыткой сориентироваться. Однако летавшие над СССР немецкие самолеты-разведчики выдвигали ту же версию — потеря ориентировки.
В июне такие полеты продолжились. Так, 6 июня 1941 г. отдел разведки и контрразведки 4-й немецкой армии докладывал:
«1) 5.6.41 г. в 11 час. 58 мин. русский самолет, подойдя с севера, на большой высоте перелетел через Буг в направлении Сарнаки (40 км восточнее Седлец);
2) 6.6.41 г. между 10 час. 15 мин. и 10 час. 30 мин. 2 русских биплана типа Р-5 или P-Z на высоте около 500 м вторглись в воздушное пространство Германии на участке Коморово — Остров-Маз[овецкий] — Угниево. Время пребывания от 3 до 7 мин.»[47].
Не всегда наблюдатели могли разглядеть опознавательные знаки:
«10.6.41 г. в 10.00 час. 3 самолета из России перелетели границу рейха между Биркенберг и Штайнен и через короткое время под Биркенберг возвратились в Россию. Высота полета 1500 м. Одномоторный моноплан»[48].
Иной раз вторжения были довольно продолжительными по времени. 8 июня 1941 г. немецкий крепостной штаб «Блаурок» докладывал:
«В 12 час. 05 мин. перелетел границу русский моноплан. Направление полета: Кольно — Винчонта — Турау. В 13 час. 05 мин. самолет перелетел границу в обратном направлении»[49].
Интересно отметить, что в последних случаях речь явно идет об истребителях. Причины частой потери ориентировки пилотами-истребителями очевидны. Когда пилот не только занят пилотированием, но и вынужден прокладывать курс, ошибки неизбежны. Достоверных (по опознавательным знакам) вторжений в свое воздушное пространство советских двухмоторных самолетов немцы не отмечают.
Также немцами фиксировалась активность советской разведывательной авиации, действовавшей без нарушения границы соседа. В донесениях мелькают сообщения типа «два самолета-разведчика барражировали вблизи границы» или «5 русских самолетов-разведчиков пролетели вдоль границы на высоте около 1000 м».
Один из последних отмеченных немцами перед войной случаев пересечения германской границы советскими ВВС был в последний мирный день. В суточном донесении крепостного штаба «Блаурок» указывалось: «21.6 в 3 час. 30 мин. вторжение 3 русских истребителей над районом Яновка, 10 км северо-западнее Августов».
Соответственно претензии относительно нарушения советского воздушного пространства наталкивались на встречные претензии о нарушении воздушного пространства «Генерал-губернаторства». Приказ стрелять по нарушителям обернулся бы шквальным огнем «эрликонов» по «одномоторным монопланам» над Остров-Мазовецким с непредсказуемыми последствиями.
На земле. В то время как на территории «Генерал-губернаторства» (оккупированной немцами Польши) происходило накопление германских войск, части Западного особого военного округа вели боевую учебу и получали новую технику. Если в руках немецкого командования были танковые группы численностью в 130–200 тыс. человек, то в Красной армии крупнейшим подвижным соединением был механизированный корпус численностью около 30 тыс. человек. Несмотря на штатную численность в тысячу танков, мехкорпус не шел ни в какое сравнение с танковой группой по своим боевым возможностям.
В Красной армии формирование танковых соединений нового поколения началось с приходом на пост наркома обороны маршала С.К. Тимошенко. В конце мая — начале июня 1940 г. нарком обороны и начальник Генштаба представили в Политбюро и СНК несколько вариантов предложений, в которых предлагалось сформировать принципиально новые механизированные соединения — танковые дивизии. Однако догоняющий лидера, даже если бежит изо всех сил, не может достичь за год-полтора того же результата, что и начавший бежать несколькими годами ранее. По отношению к германским танковым войскам мехкорпуса РККА 1940 г. все равно оказывались вчерашним днем. Во-первых, по опыту первых кампаний немецкие танковые дивизии были сбалансированы, приведены к примерно равному числу танковых и мотопехотных батальонов. Советские мехкорпуса были перегружены танками в ущерб мотопехоте. Во-вторых, имеющаяся на вооружении техника, которая вынужденно пошла на формирование мехкорпусов (за отсутствием альтернатив), была создана, исходя из более простых задач.
В первую очередь это касалось мехтяги артиллерии. Еще на совещании руководящего состава РККА в декабре 1940 г. командир 6-го механизированного корпуса ЗапОВО Михаил Георгиевич Хацкилевич говорил: «…мы имеем в артиллерии трактора СТЗ-5, которые задерживают движение. Наша артиллерия, вооруженная этими тракторами, имеет небольшую подвижность и отстает от колесных машин и от танковых соединений. (Из президиума: 30 км в час). М. Г. Хацкилевич: Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает»[50]. Транспортный трактор СТЗ-5 действительно был не лучшим образцом для подвижных соединений. Имея мощность двигателя всего 50 л. с, он существенно уступал полугусеничным тягачам немецких танковых дивизии, оснащенных двигателями в 100–140 л. с. В результате артиллерия мехкорпусов в ходе их маневрирования во время сражения отставала от танков. Кроме того, юный возраст советских танковых соединений накладывал отпечаток на их использование. Командиры и командующие далеко не всегда понимали принципы использования мехкорпусов, привычно раздергивая их на мелкие части для решения узких задач. Иногда это было обусловлено обстановкой на фронте, иногда — нет.
Одним из ключевых показателей боеготовности округов перед войной было количество бронетехники новых типов. В связи с этим любопытно отследить темпы поступления танков Т-34 и КВ в Западный особый и Киевский особый округа соответственно в последние предвоенные месяцы[51]. В период с января до апреля безусловным лидером по получению новой техники было юго-западное направление. Киевский особый и Одесский округа получили за первые четыре месяца 1941 г. 187 КВ и 102 Т-34. За этот же период Западный особый военный округ получил всего 2 КВ и 74 Т-34. Однако с мая ситуация резко изменяется. С 1 мая по 21 июня 1941 г. Киевский особый округ получил 40 КВ и 101 Т-34 а Западный особый округ — 20 КВ и 292 Т-34. Как мы видим, в Белоруссию было отправлено почти в три раза больше «тридцатьчетверок», чем на Украину. Причем из этого числа 138 Т-34 поступили в округ Д.Г. Павлова только в июне 1941 г. В этом месяце Киевский особый округ вообще не получал «тридцатьчетверок», 100% поступления с заводов шло в Белоруссию. Отчетливо просматривается активная «накачка» западного направления новой бронетехникой в последние предвоенные недели. Распределение техники по округам находилось на личном контроле начальника Генерального штаба КА Г К. Жукова. Это заставляет выдвинуть предположение, что Георгий Константинович, чувствуя приближение войны, решил усилить опасное направление, хотя бы за счет новых танков.
Поданным на 1 июня 1941 г., в Западном особом военном округе было 97 танков КВ (75 КВ-1 и 22 КВ-2) и 228 Т-34 (203 линейных и 25 радийных)[52]. В июне к ним прибавились 20 КВ-2 и 138 Т-34. 20 КВ-2, или, как его тогда называли, «КВ с большой башней», были отгружены 17 июня в адрес 29-й танковой дивизии. Но, скорее всего, далеко не все эти машины добрались до соединения. Из 138 «тридцатьчетверок» июньской отгрузки 24 танка получила 29-я танковая дивизия 11-го механизированного корпуса и 114 танков — 6-й механизированный корпус. На 22 июня 1941 г. в последнем числилось 238 Т-34, т. е. почти половину своих «тридцатьчетверок» он получил буквально в последние предвоенные недели. Более того, большую часть Т-34 корпус Хацкилевича получил только в мае — июне 1941 г. На 1 апреля 1941 г. в 4-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса уже было 63 КВ и 70 Т-34, в 7-й танковой дивизии — 29 КВ и ни одного Т-34. За апрель корпус получил только 24 Т-34. Понятно, что такие темпы поступления матчасти не лучшим образом отразились на освоении новых танков личным составом. Справочные данные об укомплектованности мехкорпусов, ставших главными игроками разыгравшегося вскоре сражения, см. в Приложении.
Знаковым мероприятием предвоенного периода стало формирование специальных противотанковых бригад. Не в последнюю очередь это было связано с осознанием ограниченных возможностей широко распространенной в РККА 45-мм противотанковой пушки. По замыслу командования противотанковые бригады должны были стать высокоподвижными резервами, способными быстро выдвинуться на направление главного удара противника и усилить оборону стрелковых и танковых частей. Также они могли использоваться для прикрытия фланга собственного наступления — за счет подвижности могли не отставать от вырвавшихся вперед мехкорпусов. Формировались бригады в большой спешке, и их состояние к июню 1941 г. было далеко от идеального.
Иначе как чудовищным состояние противотанковых бригад ЗапОВО назвать не получается. Как по численности личного состава, так и по численности транспортных средств они сильно не дотягивали до штата. Фактически их подвижность можно охарактеризовать как нулевую. Для противотанкового подразделения это ключевая характеристика. Его задачей является быстрое выдвижение на выявившееся направление удара вражеских танков. Не имея транспортных средств, бригады не могли этого сделать чисто физически. Приходится констатировать, что формирование противотанковых бригад в Западном особом округе было провалено.
Таблица 2. Состояние противотанковых бригад ЗапОВО на 13 июня 1941 г.[53]
| Личный состав | Автомашины | Трактора | Артиллерия | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 107-мм | 85-мм | 76-мм | 37-мм | ||||
| Штат | 5309 | 707 | 189 | 12 | 24 | 24 | 8 |
| 6 птабр | 2504 | 23 | 5 | - | 40 | - | |
| 7 птабр | 2766 | 16 | - | - | 40 | - | |
| 8 птабр | 2673 | 61 | 4 | 18 | - | 24 | - |
Надо сказать, что в очередном донесении начальниц Генерального штаба Г. К. Жукову от 13 июня 1941 г. о ход новых формирований Военный совет округа никак к комментировал ситуацию по боеспособности противотанковых бригад. Все было очевидно из прилагавшей» к донесению ведомости об их укомплектованности личным составом и материальной частью. Было лишь отмечено, что «низкий процент укомплектованности рядовые составом объясняется медленным поступлением nризывного контингента»[54]. Видимо, какие-то надежды возлагались на поступление транспорта по мобилизации. Однако тягачами из сельскохозяйственных тракторов противотанковые бригады не могли удовлетвориться.
К чести Военного совета округа нужно сказать, что Павлов и его непосредственные подчиненные не стал ждать милостей от Генштаба. Позднее бывший член Военного совета ЗапОВО корпусной комиссар А.Я. Фоминых писал Л.З. Мехлису:
«…у нас были организованы 3 противотанковых бригады. Но в бригады не было дано ни одного трактора. Лошади им не положены. Что же это за часть, которая имеет матчасть, но не может ее передвигать! И только в последнее время было разрешено по нашему ходатайству взять трактора из стрелковых дивизий, а артиллерию стрелковых дивизий перевести на конную тягу (там, где брались трактора). Перекантовка тракторов из стрелковых дивизий происходила в июне месяце самым энергичным порядком, и к началу войны ПТБр были в основном тракторами укомплектованы»[55].
Однако в любом случае лучшее, что можно было изъять из стрелковых дивизий для укомплектования противотанковых бригад, это все тот же СТЗ-5, он же СТЗ-НАТИ. Соответствующей задачам подвижности он противотанковым бригадам дать не мог.
В небесах. В начале 1940 г. ВВС Западного особого округа насчитывали 23 авиаполка и 15 отдельных разведывательных эскадрилий. Больно ударившая по престижу РККА «зимняя война» заставила оголить даже жизненно важное Западное направление. В январе — феврале 1940 г. из состава ВВС округа убыли 15 авиаполков и 5 разведэскадрилий. Положительным моментом таких «командировок» стало получение авиасоединениями боевого опыта. На этом фоне в 1940 г. развернулась масштабная реорганизация авиации Красной армии. Авиация была приоритетным направлением развития Вооруженных сил СССР в предвоенные годы. Задачей, которую поставил Сталин наркому обороны и начальнику Генштаба, было «доведение до 20 000 самолетов в строю» ВВС Красной армии. В феврале 1940 г. Военно-воздушные силы СССР насчитывали 149 авиаполков. К 1 января 1941 г. их было уже на сотню больше — 249. Значительный рост авиачастей заставил перейти на дивизионную структуру авиации. Создавались истребительные (ИАД), бомбардировочные (БАД) и смешанные (САД) авиадивизии.
В рамках этой амбициозной программы усиления авиации с февраля по октябрь 1940 г. в ЗапОВО было сформировано 23 новых авиаполка и 3 окружных школы пилотов. К 1 мая 1941 г. округ располагал 13 авиаполками старого формирования и 23 — нового формирования. В их числе было 13 истребительных полков, 13 бомбардировочных, 2 разведывательных и 2 резервных. Кроме того, еще 6 бомбардировочных полков было в составе 3-го авиакорпуса Дальней авиации. Как мы видим, при общем возрастании числа авиаполков в 1,7 раза в ЗапОВО 60% авиачастей были из числа новых формирований.
Если же взять лупу и посмотреть на конкретные авиасоединения, то картина получается еще ярче. В 9-й САД — один истребительный полк старого, три — нового формирования — единственный бомбардировочный полк был старым, участвовавшим в боевых действиях на финском фронте. Новые полки имели нумерацию больше сотни: 124, 126 и 129-й. В 10-й САД три полка старых, один истребительный авиаполк — «сотый», формирования 1940 г. В 11-й САД два полка были сформированы в 1940 г., один полк бомбардировщиков — старый, участник Финской кампании. В 12-й БАД из шести полков только один был старого формирования, воевавший на P-Z в финскую. В 13-й БАД из пяти полков четыре формировали с 1940 г. Недостатки столь стремительного роста авиации округа были очевидны еще до войны. Как отмечалось в майском докладе 1941 г., по ВВС ЗапОВО формирование за счет внутренних ресурсов округа «привело к разжижению кадров, выдвижению молодых, малоопытных и слабо подготовленных летчиков на командные должности»[56].
Подготовка командного состава авиасоединений ЗапОВО также была различной. Оценка командиров дивизий по подготовленности перед войной была следующей:
полковник Аладенский (12 БАД), полковник Белов (10 САД), полковник Ганичев (11 САД) — хорошо;
генерал-майор Черных (9 САД), генерал-майор Полынин (13 БАД), полковник Туренко (59 АД) — удовлетворительно;
генерал-майор Захаров (43 ИАД), полковник Татаношвили (60 АД) — слабо.
Почему большинство хорошо подготовленных командиров были полковниками, а генералы, напротив, не блистали, объяснить трудно. Тем не менее это так.
Слабым местом новых формирований также был авиапарк. Учебных УТИ-4, УСБ не хватало для обучения большого числа пилотов. Вместе с тем нельзя не отметить, что новые формирования ЗапОВО были неплохо обеспечены вспомогательной техникой. Укомплектованность бензозаправщиками, компрессорами, стартерами и подъемными кранами была около 100% и даже иногда превышала эту цифру. При том речь шла о сотнях машин, одних бензозаправщиков в авиачастях ЗапОВО было свыше 300 штук.
Помимо организации важнейшим элементом, определяющим эффективность действий ВВС, является система базирования. Формально аэродромная сеть ЗапОВО включала 230 аэродромов, в том числе 180 аэродромов для современной скоростной авиации. Однако по состоянию на 22 июня авиачасти ЗапОВО не были размазаны по 230 (или даже 180) аэродромам на большую глубину. Ситуация же с аэродромной сетью у границы была достаточно напряженной. Еще по итогам инспекторской проверки аэродромов округа в апреле 1941 г. было сказано: «В летний период будет временно выведено из строя 61 аэродром, на которых намечено строительство взлетно-посадочных полос, в том числе 16 основных аэродромов, на которых сосредоточены запасы частей округа. В Западной Белоруссии (западнее меридиана Минск] из 68 аэродромов под строительство полос занимается 47 аэродромов, из них 37 полос строится на существующих аэродромах, 13 аэродромов занимаются для работы на летний период (лагеря) и остаются свободными 13 аэродромов»[57].
Таким образом, маневр авиации ЗапОВО был изначально сужен еще по принятым к исполнению весной 1941 г. планам строительства бетонных ВПП. Для чего их строили? В период осенней и весенней распутицы грунтовые аэродромы раскисали и нормальная учеба пилотов становилась почти невозможной. Зимой 1940/41 г. было принято решение построить на ряде аэродромов приграничных и внутренних округов бетонные полосы. Начало строительства в ЗапОВО сделало кошмар реальностью:
«Несмотря на предупреждения о том, чтобы ВПП строить не сразу на всех аэродромах, все же 60 ВПП начали строиться сразу. При этом сроки строительства не выдерживались, много строительных материалов было нагромождено на летных полях, вследствие чего аэродромы были фактически выведены из строя. В результате такого строительства аэродромов в первые дни войны маневрирование авиации было очень сужено и части оказывались под ударом противника»[58].
Весной 1941 г., когда начали работы по переоборудованию аэродромов под бетонные полосы, политическая обстановка еще не оценивалась как однозначно угрожающая. Никаких предупреждений Зорге еще не было. Когда же стало ясно, что война на пороге, аэродромы уже были выведены из строя.
Помимо объективных факторов имелись и субъективные. Как отмечалось в отчете штаба ВВС Западного фронта, написанном по итогам боев: «На дислокацию авиации ЗапОВО к началу войны сильно повлиял испанский опыт, который усиленно насаждал тогдашний командующий ВВС округа Копец, растыкивая истребительную авиацию по всей границе, без глубины»[59]. В условиях статичного, малоподвижного фронта, характерного для Испании, это, может быть, было неплохим решением. В условиях маневренного сражения, навязанного советским войскам в Белоруссии группой армий «Центр», приближение аэродромов к границе было злом.
Завершая разговор об авиасоединениях Западного особого округа, хотелось бы остановиться на системе управления и подчинения полков и дивизий. К началу войны советская фронтовая авиация, предназначенная для совместных действий с сухопутными войсками, была представлена собственно фронтовой, армейской и войсковой авиацией. В современном понимании этого термина к «фронтовой авиации» относятся все три группы. Поэтому целесообразнее называть фронтовую авиацию 1941 г. фронтовой группой авиации. Армейская авиация в составе смешанных авиационных дивизий подчинялась непосредственно армиям, точнее, командующим ВВС общевойсковых армий. Фронтовая группа авиации, состоявшая из истребительных и бомбардировочных авиационных дивизий, подчинялась командованию фронта. Войсковая авиация — это корректировочные эскадрильи и эскадрильи связи на самолетах У-2.
В приложении к конкретному Западному особому военному округу это означало следующее. Три авиасоединения (9, 10 и 11-я смешанные авиадивизии) находились в подчинении командующих 10, 4 и 3-й армиями соответственно. В прямом подчинении командования фронта оставались 12-я и 13-я бомбардировочные дивизии, 43-я истребительная авиадивизия, 3-й авиакорпус (двухдивизионного состава) Дальней авиации и ряд отдельных полков.
Подобная схема фактически распыляла силы ВВС фронта, размазывая половину боевых самолетов по армиям. Командование фронта не имело возможности осуществить массирование ВВС в своих руках на важнейшем направлении. В отражении удара противника или в поддержке контрудара могла принять участие авиация армии, в полосе которой происходили эти события, и авиация фронта. В это же время на более спокойных участках фронта подчиненная армиям авиация бездействовала или занималась решением малозначительных задач. От этого ушли только в мае 1942 г., когда были созданы воздушные армии. Они объединяли все авиадивизии фронта в одну организационную структуру и облегчали маневр авиацией и в наступлении, и в обороне.
Так сложилось, что во времена «холодной войны» соревнование между двумя системами проходило, к счастью, не на поле боя, а в конструкторских бюро и в заводских цехах. Производилось вооружение, которое вскоре становилось политическим аргументом в противостоянии сверхдержав. Достаточно вспомнить хрущевское высказывание: «Мы производим ракеты, как сосиски». Новые средства нападения порождали новые средства защиты — перехватчики, ракеты и радиоэлектронные средства. Напряженное соперничество в технической сфере порождало ревнивую и скрупулезную систему защиты своих секретов. Все это привело к выдвижению ВПК на передовую линию «холодной войны». Побочным эффектом этого явления стал весьма своеобразный взгляд на события прошлого. Соперничество сегодняшнее требовало воспевания успехов в этом соперничестве вчера.
За примерами далеко ходить не надо. Академик Самсонов писал в изданной в 1980 г. 50-тысячным тиражом книге о войне: «В 1940 г. начался выпуск тяжелых танков КВ и средних танков Т-34, лучших тогда в мире по своим боевым качествам»[60]. Ему вторит В. А. Анфилов: «Танк Т-34 на протяжении всей войны был лучшим танком в мире»[61]. Вопрос о том, как с такими замечательными танками мы дошли до катастрофы 1941 г., повисал в воздухе.
Однако еще осенью 1940 г. по результатам испытаний танка Т-34 были сделаны следующие малоутешительные выводы:
«В представленном на испытания виде танк Т-34 не удовлетворяет современным требованиям к данному классу танков по следующим причинам:
а) огневая мощь танка не может быть использована полностью вследствие непригодности приборов наблюдения, дефектов вооружения и оптики, тесноты боевого отделения и неудобства пользования боеукладкой;
б) при достаточном запасе мощности двигателя и максимальной скорости динамическая характеристика танка подобрана неудачно, что снижает скоростные показатели и проходимость танка;
в) тактическое использование танка в отрыве от ремонтных баз невозможно вследствие ненадежности основных узлов — главного фрикциона и ходовой части».
Также серьезным недостатком как Т-34, так и КВ был недостаточный ресурс двигателя В-2. Гарантийный срок в 100 часов для маневренных сражений был явно недостаточен.
Помимо танков безудержному восхвалению подверглась авиатехника. В 12-томной «Истории Второй мировой войны» утверждалось:
«Новые советские боевые машины по своим летно-техническим данным были на уровне требований времени, а некоторые — лучшими в мире. Например, МиГ-3 превосходил по боевым характеристикам самолеты такого же типа Англии, США и Германии»[62].
Заметим, что сравнивается самолет не только с авиацией тогдашнего противника, Германии, но и с потенциальными противниками «холодной войны» — США и Англией. Реактивные МиГи были основой ВВС СССР, и репутация КБ Микояна должна была быть безупречной. Можно даже сказать, что ВПК в целом был священной коровой советской историографии. Однако одновременно возникали трудности с объяснением неудач лета 1941 г. Появилась легенда о «спящих аэродромах», на которых прекрасная техника была уничтожена одним ударом.
Более очевидный тезис «Может быть, новые самолеты не были так хороши, как нам рассказывают?» оказался обойденным. Пора признать, что в действительности продукция советских военных заводов 1941 г. была далека от идеала.
Западного особого военного округа проблемы с самолетами новых типов касались самым непосредственным образом. В докладной записке начальника 3-го отдела ЗапОВО П.Г. Бегмы секретарю ЦК КП (б) Белоруссии П.К. Пономаренко от 17 июня 1941 г. указывалось:
«Истребительные авиационные полки 9-й смешанной авиационной дивизии — 41, 124, 126 и 129-й — для перевооружения получили 240 самолетов МиГ-1 и МиГ-3.
В процессе освоения летно-техническим составом самолета МиГ-1 — МиГ-3 по состоянию на 12.6.41 г. произошло 53 летных происшествия. В результате этих происшествий полностью разбиты и ремонту не подлежат 10 самолетов, 5 требуют заводского ремонта и 38 самолетов требуют крупного ремонта в авиационных мастерских. Итого выведено из строя 53 самолета.
По различным заводским дефектам самолета и мотора временно непригодно к эксплуатации свыше 100 самолетов. Таким образом, в настоящее время на все полки 9-й смешанной авиадивизии имеется исправных 85–90 самолетов на 206 летчиков, вылетевших на самолетах МиГ-1 и МиГ-3»[63].
Такая, прямо скажем, неприглядная картина требовала разъяснений. Один из ответов читатели уже могут дать с ходу — в 9-й САД три истребительных полка из четырех были нового формирования. При этом учились они на И-16 и И-153, по состоянию на 1 октября 1940 г. в 9-й САД не было ни одного нового самолета. Однако также новые машины преследовали серьезные технические проблемы. Товарищ Бегма не поскупился на их описание. Неисправности были в основном следствием производственных дефектов моторов «мигов». Они же были причиной ряда аварий в воздухе. Однако помимо промахов производственников сама конструкция нового истребителя оставляла желать лучшего. «Миги» были отнюдь не подарком даже для не избалованных легкими в управлении самолетами пилотов ВВС РККА. Бегма привел мнение одного из опытнейших летчиков округа, летавшего на истребителях 11 лет, командира 124-го полка майора Полунина. Он высказался о «мигах» следующим образом:
«Самолет на пилотаже требует большого внимания, т. к. при малейших нескоординированных действиях летчика самолет немедленно срывается в штопор, а вывод из штопора сложен и для этого понадобится много высоты. На посадке самолет не терпит даже малейших ошибок летчика в технике пилотирования. Самолет держится только на моторе, а мощность мотора АМ-35а для этого самолета недостаточна.
[…]
Опыт освоения и выполнения задач на боевое применение показывает, что самолет МиГ-1 — МиГ-3 рассчитан на летчика, имеющего оценки техники пилотирования на самолете И-16 не ниже «хорошо». Среднему летчику овладеть техникой пилотирования на самолете МиГ-1 — МиГ-3 трудно и не без риска для жизни».
Сложность пилотирования новых истребителей и многочисленные производственные дефекты порождали недоверие к самолету. Причем это касалось как рядовых летчиков, так и командиров соединений. На момент написания доклада сам командир 9-й авиадивизии генерал-майор Черных вылетал на «миге» всего два раза, в марте 1941 г. Одна из двух посадок генерала-летчика граничила с поломкой. Имея такой, безусловно, отрицательный опыт, что он мог требовать от своих подчиненных? Тем более из новых полков.
Так или иначе, боевой потенциал 9-й авиадивизии был существенно снижен «детскими болезнями» новой техники. Возможно, часть вышедших из строя истребителей была отремонтирована к началу войны. С другой стороны, список летных происшествий также мог пополниться новыми случаями. Таким образом, формально многочисленная авиадивизия генерала Черных могла выставить в случае войны менее сотни новых истребителей.
По состоянию на середину мая 1941 г. к изучению боевого применения «мигов» 9-я САД еще не приступала. Когда же началась боевая учеба, они преподнесли немало неприятных сюрпризов. Неважные пилотажные качества новых истребителей усугублялись недостатками вооружения. В том же докладе П.Г. Бегмы отмечалось: «При пристрелке пулеметов БС в апреле — мае месяцах с.г. большинство пулеметов по различным заводским дефектам совершенно не стреляли». У «мига» оставались еще 7,62-мм пулеметы ШКАС, но и с ними не все было в порядке. Так, еще до войны в докладе о состоянии 9-й САД в качестве серьезного недостатка новой матчасти указывалось: «Установки пулеметов ШКАС заводом № 1 не отлажены, в результате пулеметы не стреляют или дают сплошные задержки»[64]. Предвоенные оценки были вскоре подтверждены опытом войны. В отчете штаба ВВС Западного фронта за 1941 г. прямо указывалось, что стрелковое вооружение новых самолетов давало большое количество отказов. В отношении истребителей Микояна отмечалось: «На самолетах МиГ-3 на первых сериях были плохо подогнаны головки питания к пулеметам ШКАС, рукава питания к головкам и не отработана синхронная передача». Вкупе с проблемами с 12,7-мм БС неотработанная подача на 7,62-мм ШКАС делала «миги» «голубем мира». В связи с этим трудно осуждать генерала Черных за накопление на аэродромах двух комплектов самолетов — старых и новых. В случае войны выбор между скоростным «голубем мира» и медлительной, но способной стрелять «чайкой» был однозначен. К тому же за время формирования с 1940 г. летчики «100-х» авиаполков 9-й САД старую матчасть все же освоили, в том числе боевое применение.
Впрочем, со старой матчастью тоже были свои проблемы. В 33-м авиаполку 10-й САД остались пожилые «ишачки» — истребители И-16 тип 5 выпуска 1936–1937 гг. Они постоянно выходили из строя из-за сильной изношенности. О «чайках» 123-го авиаполка той же авиадивизии было сказано: «Самолеты И-153 М-63 — в хорошем состоянии: из-за конструктивных недостатков мотора М-63 боевое применение ограничено»[65]. Пожалуй, самых добрых слов перед войной заслужили бомбардировщики СБ. Также полки СБ авиадивизий ЗапОВО в большинстве своем имели боевой опыт Финской войны.
Вообще, читая сухие формулировки «совершенно не стреляли», «дают сплошные задержки» и «трудно и не без риска для жизни», остается только позавидовать мужеству тех, кто воевал на этой технике.
В предполье. Самым амбициозным предвоенным проектом стали не бетонные ВПП на аэродромах и даже не перевооружение армии на самозарядные винтовки. Им стало строительство укреплений на новой границе, получивших неофициальное наименование «линия Молотова». УРы (укрепленные районы) на новой границе начали строиться с 1940 г. Рекогносцировка границы на предмет строительства УРов началась под руководством лучших советских инженеров-фортификаторов, в том числе генерала Д.М. Карбышева, уже осенью 1939 г. Как правило, укрепрайон по фронту достигал 100–120 км и состоял из 3–8 узлов обороны. Каждый узел обороны состоял из 3–5 опорных пунктов. Узел обороны укрепрайона занимался отдельным пулеметно-артиллерийским батальоном. Система УРов на новой границе получила неофициальное наименование «линия Молотова». Она должна была стать созданной по последнему слову тогдашней фортификационной техники системой линией обороны, надежной опорой приграничных армий. ДОТы на «линии Молотова» были защищены стенами толщиной 1,5–1,8 м, с толщиной перекрытий до 2,5 м. Если лишь небольшая часть ДОС «линии Сталина» на старой границе была артиллерийскими, то на «линии Молотова» орудиями калибра 76,2 и 45 мм предполагалось вооружить почти половину сооружений. Артиллерийское вооружение имелось не только в большем количестве, но и в лучшем качестве. Высокую оценку немцев впоследствии получили шаровые установки 76,2-мм капонирных орудий Л-17, эффективно защищавшие гарнизоны артиллерийских ДОТов от огнеметов. Кроме того, УРы «линии Молотова» помимо 45-мм и 76,2-мм орудий, установленных в ДОТах, имели и собственные артиллерийские части с гаубичной артиллерией.
«Линия Молотова» могла сыграть важную роль в начальный период войны при выполнении двух условий. Во-первых, она должна была быть достроена, а во-вторых, УРы должны были быть заняты войсками, а не только гарнизонами сооружений. Однако хотя УРы ЗапОВО были в достаточно высокой степени готовности, число построенных и боеготовых сооружений было невелико (см. таблицу). Также не все из построенных ДОС успели вооружить.
Таблица 3. Укрепленные районы ЗапОВО.
| Фронт, км | Число узлов обороны | Количество ДОС | |||
|---|---|---|---|---|---|
| строящиеся | построенные | боеготовые | |||
| Гродненский(68) | 80 | 9 | 606 | 98 | 42 |
| Осовецкий(66) | 60 | 8 | 594 | 59 | 35 |
| Замбровский(64) | 70 | 10 | 550 | 53 | 30 |
| Брестский(62) | 120 | 10 | 380 | 128 | 49 |
Хотя по плану Брестский УР не должен был быть самым сильным, фактически в июне 1941 г. он был лидером по числу построенных сооружений. Однако не все построенные ДОТы были обсыпаны и замаскированы. Отсутствие земляной обсыпки не только маскировало бетонные коробки, но и закрывало трубы подходивших к ним кабелей. Впоследствии трубы коммуникаций стали «ахиллесовой пятой» многих ДОТов, позволявших немцам подрывать их или вводить внутрь сооружений огнеметы.
<< Назад Вперёд>>
