Любовь, брак... и преступление
Для многих корыстолюбцев, карьеристов, растратчиков и гуляк женитьба «на деньгах» представлялась блистательным решением жизненных проблем. Но законодательство подстраивало ловушку искателям богатых невест. Муж мог распоряжаться имуществом жены (в том числе приданым) по доверенности; в случае развода или (что случалось много чаще) раздельного жительства супругов жене возвращалось все ее добро до копейки. Да и при совместном жительстве жена могла просто-напросто отказать мужу в деньгах.
С этим связана трагикомическая история женитьбы одного молодого князя, представителя известного рода Щербатовых, на вдове генеральше Барышниковой. Аристократу-Рюриковичу было двадцать восемь лет, а его невесте — семьдесят семь. Князь был гол как сокол и при этом страстный игрок и любитель пожить красиво. Свое состояние он промотал; за долги (около 300 тысяч, колоссальная сумма) ему грозила тюрьма. Генеральша слыла богатой старухой; она была скупа, но мечтала о княжеском титуле. Князь посватался, невеста согласилась. На пути «молодых» возникли трудности: закон запрещал вступать в брак после восьмидесяти лет, а так как метрического свидетельства у генеральши не оказалось, священник не хотел ее венчать. Хитрая старуха заявила на исповеди (ΝΒ!: двойное преступление — обман на исповеди и разглашение ее тайны), что ей сорок пять лет, и венчание состоялось.ъ
Свадьба. Фото. Начало XX в.
Своеобразие ситуации заключалось и в том, что новоиспеченная княгиня не умела ни читать, ни писать. В детстве (еще до нашествия на Москву французов!) она сбежала из дому, встретила помещика, которому понравилась; помещик этот на ней женился. Овдовев, вышла замуж за генерала. Овдовела вторично. Грамоте не обучилась; умела подписывать лишь фамилию — на документах, которые ей читали вслух доверенные слуги.
Надеждам князя не суждено было сбыться: супруга оплатила часть его долгов, но, так как он продолжал беспутничать, отказала ему в средствах. Его посадили в долговую тюрьму, где он и умер. Вскоре умерла старуха. Богатства после нее осталось гораздо меньше, чем ожидали. Так что князь Щербатов дважды ошибся в своих расчетах. Радоваться мог разве что другой титулованный аристократ, барон Энгельгардт, соперник князя и тоже отпрыск известного и разветвленного рода, в свое время неудачно сватавшийся к семидесятисемилетней Мессалине.
Юридическая зависимость жены от мужа в сочетании с материальной зависимостью мужа от жены — благоприятная почва для преступлений. Пример — бракоразводное дело другого аристократа, князя Бориса Голицына. История, сплетенная из коварства и любви, наподобие современных мыльных опер.
В свое время, будучи в стесненных обстоятельствах, а отчасти и по любви, князь женился на прелестной богатой наследнице. Лет десять супруги прожили сравнительно мирно, не мешая друг другу. Князь, игрок и бонвиван, проводил время на курортах Франции, а тем временем его супруга княгиня Мария утешалась в Петербурге в обществе неотразимого итальянца маркиза Инбоктри. Под его-то влиянием она решила добиться развода. И обвинила мужа в неверности, дабы отсудить состояние: по закону супруг, на коего была возложена вина за развод, терял право на свою долю в совместно нажитом имуществе. А поводом для расторжения брака мог быть засвидетельствованный очевидцами факт супружеской неверности. Если свидетелей не было, их следовало отыскать. За деньги, разумеется.
Княгиней и маркизом были отысканы «мастера бракоразводных дел» — один бывший полицейский и два мещанина. Эти «свидетели» заявили, что видели аристократа Голицына в гостинице «Москва» (угол Невского и Владимирского пр.), «шумной и довольно-таки грязной», по выражению современника. Князь якобы играл на бильярде, проигрался и обратился к одному из «свидетелей» с просьбой дать денег под вексель. А когда, спустя некоторое время, «друзья» вошли с обещанными деньгами в номер князя, то застали его там в постели с неизвестной женщиной. Делу был дан ход; в 1870 году оно рассматривалось в консистории. Князь доверил представлять свои интересы малоизвестному адвокату Ностичу, и зря: тот вступил в сговор с противоположной стороной и быстро проиграл дело. Брак был расторгнут с возложением вины на князя. Такое решение не только влекло потерю имущества, но и лишало князя возможности когда-либо вновь жениться. Голицын, узнавший обо всем в Ницце, кинулся искать милости у государя, отдыхавшего тогда в Эмсе. Александр II выслушал жалобщика, НО Александр II. Фото от вмешательства уклонился. (Надо полагать, император был изрядно недоволен: он сам был неверным супругом, в августейшей семье царил плохо скрываемый разлад. Со стороны князя бестактно было искать у замученного семейными и государственными неурядицами царя «мужской солидарности».) Голицын вынужден был обратиться в суд. Возбудили дело о лжесвидетельстве. Два года ушло на розыск обвиняемых. Два лжесвидетеля были отысканы; третий, темная личность, к тому времени погиб (его нашли мертвым в петле; полиция предпочла констатировать самоубийство). Факт лжесвидетельства был установлен, решение о расторжении брака отменено. Как доживали супружеский век князь и княгиня Голицыны — можно только догадываться.
Но богатым аристократам со связями жилось легче: у них были средства на бракоразводные дела. Тех же, у кого таких возможностей не было, стремление сбросить узы Гименея иногда толкало на совершение тяжких преступлений. За два года до голицынской истории в Петербургском окружном суде за покушение на убийство судили отставного прапорщика Разнатовского. Он стрелял из револьвера в свою жену и, к счастью, лишь легко ранил ее в ухо. Брак Разнатовских, заключенный по любви, оказался неудачным. Любящий муж стал пить; жена ринулась в омут развеселой жизни столичной полусветской богемы. Она изменяла, он ревновал и напивался... Они разъехались, потом помирились, снова стали жить вместе. Как это часто бывает, заложниками отношений между взрослыми стали дети, из-за которых между супругами Разнатовскими шла настоящая война. В конце концов супруги опять разъехались. Страдая от ревности и от разлуки с детьми и выпив по привычке «для храбрости», Разнатовский как-то явился на квартиру жены. Там он застал веселое общество фатоватых молодых людей и был встречен насмешками. В кармане Разнатовского лежал револьвер. Несчастный муж выхватил его и открыл беспорядочную пальбу...
Супружеская пара. Фото. Начало XX в.
Через несколько лет петербургское общество было взбудоражено еще одним уголовным делом. В 1875 году актриса Каирова совершила покушение на убийство жены антрепренера Великанова. Талантливая, привлекательная, импульсивная Каирова поступила актрисой в труппу Великанова и вскоре с ним сошлась. Великанов был не прочь получать удовольствия от этой связи, но у него была жена, с которой он не собирался разрывать отношения. Великанов лгал и той и другой женщине, периодически то ссорился, то опять сходился со своей любовницей. Каирова терпела, надеясь на развод между Великановыми. Лето любовники проводили «в счастливом угаре» на даче в Ораниенбауме, которую Каирова снимала на свои денежки. Вернувшись как-то вечером из Петербурга на дачу, она обнаружила, что Великанов дома не один, что он с законной женой в постели—в ее, Каировой, постели! Ворвавшись в комнату, она схватила бритву и нанесла сопернице несколько ран, оказавшихся неопасными. Суд освободил ее от наказания.
Но в иных случаях подобные коллизии заканчивались трагически. Вот — чтобы не было обидно сильному полу — обратный пример: несчастный обманутый муж убивает жену, предавшуюся пороку. Речь идет о деле Андреева, имевшем громкий резонанс в Петербурге тогда, когда его жители уже перестали ужасаться пролитию невинной крови: на исходе первой русской революции, в 1907 году.
По своему социальному положению и образу жизни Михаил Андреев менее всего подходил на роль Отелло. Биржевой маклер, практичный делец из купцов, он вел скучную жизнь обеспеченного обывателя; у него была жена и дети, состояние и дом... И вот, на тридцать шестом году жизни, во время гулянья в Лесном, он повстречался с юной, экзотичной и страстной красавицей Саррой Левиной. Репутация барышни была, правда, двусмысленная; про нее шепотом говорили: «из швеек!», что в тогдашнем Петербурге служило обозначением общедоступности. Но Андреева это не остановило: говоря словами Ильфа и Петрова, он влюбился в нее со всей решительностью, на которую способен человек в последнем приступе молодости. Она же, по словам адвоката С. А. Андреевского, «почуяла в нем нечто прочное — и отдалась». Вскоре связь их окрепла настолько, что ее невозможно было скрывать от жены Андреева; да, впрочем, Сарра и не стремилась ничего скрывать; напротив, как вспоминали на суде свидетели, встречая законную супругу своего любовника на улице, она показывала ей язык и вообще всячески оскорбляла прилюдно. Понятно: девушка всеми силами стремилась извлечь выгоду из любовной связи, а для этого ей нужно было любой ценой развалить семейное гнездо Андреевых. Не прошло и двух лет, как Андреев оформил раздельное жительство с супругой и поселился вместе с Саррой. Тут же у них родился ребенок, дочь, а Сарра крестилась и стала Зинаидой Николаевной.
Прошло ни много ни мало пятнадцать лет. Развод Андреевых был наконец оформлен официально. Вслед за этим пятидесятилетний однолюб обвенчался с тридцатипятилетней подругой. Не знал он, стоя под венцом, что в голове у суженой вызревают уже новые матримониальные планы. Пользуясь занятостью своего дельца-содержателя, Сарра-Зинаида вела довольно-таки вольную жизнь, бывала в театрах, в ресторанах, не отказывала себе в удовольствии блеснуть восточной красотой и купленными на деньги Андреева бриллиантами на загородных гуляньях. Где-то там она познакомилась с великосветским аристократом генералом Пистолькорсом. И немолодой генерал увлекся ею, как мальчишка. Самое интересное, что Зинаида быстренько уверила его в своей несчастной доле: она, мол, любит только его, Пистолькорса, и мечтает уйти от этого противного деляги Андреева... Но развод... Это так сложно.
Около трех лет коварная обольстительница ловко балансировала между двумя своими сожителями, водя их обоих за нос и получая подарки от обоих. Мужа уверяла, что смеется над ухаживаниями глупого старика генерала; Пистолькорсу твердила, что нужно подождать еще месяц-другой, подготовить дурака-мужа к сознанию необходимости расставания, получить согласие на развод, а там они заживут в любви, как голубок и горлица. Все это время Зинаида решала, с кем же выгоднее ей быть — с дельцом или с генералом. И сделала выбор в пользу последнего. (Заметим в скобках: на выбор Левиной-Андреевой могло повлиять одно обстоятельство. В свое время в императорской семье наделал шуму скандальный роман великого князя Павла Александровича с некой госпожой Пистолькорс. Роман этот — вопреки воле государя — завершился браком. Долгое время супруги вынуждены были проживать за границей. В конце концов Николай II признал их брак, хотя и лишил некоторых великокняжеских привилегий. Родство с женой великого князя было бы весьма лестным для бывшей «швейки» из черты оседлости.)
И вот в один прекрасный день Зинаида Николаевна за завтраком как бы между делом сообщила мужу: «А знаешь, Миша, я выхожу замуж за Пистолькорса». Миша был потрясен, хотя и пытался держать себя в руках. Но теперь жена требовала уже развода (естественно, с возложением вины на мужа), требовала со скандалами, бранью и угрозами. Наконец, когда супруга, которую он, как говорится, вытащил из грязи, стала грозить ему своими связями и высылкой из Петербурга (прямо по принципу: «Я тебя выживу из твоего собственного дома!») — взыграло ретивое. Андреев схватил жену за руку, потащил в кабинет, где на столе лежал, словно дожидаясь своего часа, финский нож... Раздался душераздирающий крик — и Левиной-Андреевой не стало.
Характерен приговор суда. Андреев, как совершивший преступление в состоянии крайнего раздражения и запальчивости, вызванном поведением потерпевшей, был освобожден от наказания. Как и в деле Палем, не последнюю роль в формировании настроений суда сыграл национальный мотив. Но если в 1895 году публика и присяжные сочувствовали интересной еврейке Палем, то в 1907 году, после революционных передряг, общественное мнение было настроено совсем по-иному. Что и сказалось на отношении к покойнице Левиной и на решении дела в пользу «запальчивого» убийцы.
Но, пожалуй, самое необычное из любовных убийств — когда Отелло и Дездемона объединились против соблазнителя и зарезали его! Что-то в этом духе случилось 26 ноября 1873 года в доме на Захарьевской улице. Отставной штабс-капитан Непенин с супругой ворвались в квартиру отставного коллежского асессора Чихачева и убили его двумя ножевыми ударами в грудь. Обстоятельства, предшествующие убийству, таковы. Чихачев — помещик, человек сластолюбивый и легкомысленный, как-то, будучи в гостях у соседа-помещика, познакомился с его сестрой, юной институткой. И, как тогда выражались, «соблазнил ее невинность». Прошли годы; случившееся оставалось тайной; девушка вышла замуж по любви за молодого, энергичного земского деятеля Непенина; брак их был счастлив... пока однажды жена не призналась мужу в давнем грехопадении. Реакция Непенина была мучительна и ужасна. Бесконечными упреками, перемежающимися пароксизмами ненависти и страстной любви, он довел себя и жену до грани безумия. Бросился разыскивать «виновника греха». Разыскал, пытался принудить к дуэли; получив отказ, поклялся убить. Напуганный до смерти Чихачев бежал, скрываясь от преследователя, за границу. Непенин вместе с женой, которая целиком подчинилась кровожадному неистовству мужа, несколько лет гнались за ним по пятам и наконец настигли в Петербурге. Кровавая клятва была исполнена.
Этап в Сибирь. Рисунок Э. Тейлора. 1861
Суд оправдал ее, а его приговорил к ссылке. Жена последовала за мужем на поселение в Сибирь. Там Непенины жили счастливо, поддерживали переписку с прокурором А. Ф. Кони, выступавшим по их делу в суде обвинителем (весьма редкий случай дружбы осужденного с прокурором!). Впоследствии им было разрешено вернуться в Европейскую Россию; супруг был даже принят на службу и умер, по словам Кони, «пользуясь уважением окружающих».
<< Назад Вперёд>>
