Русь: От славянского Расселения до Московского царства

   В XII столетии Русь вступает в этап политического развития, который в дореволюционной историографии было принято именовать «удельным периодом», а в советской – «периодом феодальной раздробленности», и существом которого признается разделение единого государства на ряд фактически самостоятельных политических образований. Датировали это разделение по—разному – от 2–й половины XI в. (время после смерти Ярослава) до середины XII в., но наиболее распространено представление об окончательном распаде государства после 1132 г. – года смерти киевского князя Мстислава Владимировича, сына Владимира Мономаха. Действительно, в двадцатилетний период киевского княжения Мономаха и его сына (с 1113 по 1132 г.) власть Киева над Русью была (после ослабления в предшествующее время, при Святополке Изяславиче, с 1093 по 1113 г.) довольно прочной. Даже Черниговское княжество нельзя определить в это время как независимое; а с обособившимся еще в XI в. Полоцким Мономах и Мстислав обходились весьма жестко, Мстислав в конце 20–х гг. лишил князей полоцкой ветви их столов.^[474] В остальных крупных волостях (в Новгороде, Смоленске, Переяславле, Владимире—Волынском, Турове, Ростове) сидели сыновья и внуки Мономаха. После же смерти Мстислава начались усобицы, и процесс обособления княжеств пошел полным ходом.
   Термины «удельный период» и «феодальная раздробленность», разумеется, условны (понятие «удел» появляется на самом деле только в XIV в.^[475]). Что изменилось в XII столетии, если исходить из понятий, существовавших в ту эпоху?
   Наиболее заметным изменением является то, что термин «земля» с территориальным определением стал применяться к отдельным регионам Руси. Ранее он употреблялся (за единственным исключением, связанным со специфической ситуацией) только по отношению к государству в целом – «Русская земля» (см. Часть II, Очерк 1). Теперь же в источниках появляется целый ряд «земель». Рассмотрим их упоминания в XII–XIII вв. («земли» располагаются в порядке хронологии первого упоминания).
   Полоцкая земля. Под 6636 (1128) г. в летописании СевероВосточной Руси «Полоцкой землей» названы владения Рогволода, полоцкого князя Х в., независимого от Киева: «Рогволоду держанию и владѣющу и княжащю Полотьскою землею».^[476] Нет оснований сомневаться, что здесь ретроспективно использован термин, который прилагался к Полоцкому региону в современную летописцу эпоху.
   Новгородская земля. Новгородская I летопись старшего извода под 6645 (1137) г.: «Святъславъ Олговиць съвъкупи всю землю Новгородьскую… идоша на Пльсковъ прогонитъ Всеволода».^[477] Речь идет о сборе войск с новгородской территории. Позднее в новгородском летописании XII–XIII вв. этот термин не встречается, предпочтение отдается понятию «область» или «волость» Новгородская.^[478] В южнорусском летописании под 6686 г. приводятся слова князя Мстислава Ростиславича перед походом на Чудь: «Братие, се обидять ны погании, а быхомъ узрѣвше на Богъ и на святои Богородици помочь, помьстили себе, и свободилѣ быхомъ Новгородьскую землю от поганыхъ». Говоря под тем же годом о смерти Мстислава, летописец подчеркивает, что «плакашеся по немь вся земля Новъгородьская»^[479] (т. е. все население Новгородской земли).
   Черниговская земля. Южнорусское летописание под 6650 (1142) г.: «Изяслав (князь переяславский. – А. Г.) ѣха ис Переяславля вборзѣ в землю Черниговьскую».^[480] «Слово о князьях» (2–я половина XII в.), говоря о черниговском князе Давыде Святославиче (ум. в 1123 г.), называет его князем «всеи земли черниговьскои».^[481] Под 6766 г. в Галицко—Волынской летописи говорится, что литовский воевода Хвал «велико убиство творяше землѣ Черниговьскои».^[482]
   Суздальская земля. Южнорусское летописание под 6656 (1148) г.: сын Юрия Долгорукого Ростислав «роскоторавъся съ отцемь своимъ, оже ему отець волости не да в Суждалискои земли».^[483] Под 6670 (1162) г. там же сказано, что Андрей Боголюбский изгнал своих родственников, «хотя самовластець быти всѣи Суждалъскои земли».^[484]
   Под 1169 г. к тому же региону в рассказе об изгнании Андреем епископа Федора прилагается термин «Ростовская земля».^[485] Позднее в летописных и иных памятниках разных регионов Руси также встречаются (и довольно часто) оба термина. При этом «Суздальской» земля называется: как объект военных действий – 6 раз,^[486] в связи с «радостью» или «печалью» ее населения – 5 раз,^[487] как территория, находящаяся под верховной властью князя (Ярослава Ярославича, 60–е гг. XIII в.), – 4 раза,^[488] как место приезда церковного иерарха – 3 раза,^[489] как регион, куда был направлен с малолетним князем тысяцкий, – 1 раз,^[490] как объект княжения (Всеволода «Большое Гнездо») – 1 раз,^[491] как объект монгольской переписи 1257 г. – 1 раз.^[492] «Ростовской» земля именуется главным образом тогда, когда речь идет о церковных делах (что естественно, т. к. именно Ростов оставался епархиальным центром Северо—Востока Руси);^[493] при этом в одном известии о поставлении епископа земля названа «Ростовьскои и Суждальскои и Володимерьскои».^[494] Иных случаев три. В 1174 г., во время междоусобной войны между братьями и племянниками убитого Андрея Боголюбского, на Михалка Юрьевича, «затворившегося» во Владимире (городе, который Андрей сделал столицей княжества вместо Суздаля), его противники «приѣхаша же со всею силою Ростовьская земля».^[495] В этой ситуации «Ростовской землей» названа (во владимирском летописании) часть княжества без ее столицы, часть, находившаяся под контролем племянников Андрея, Мстислава и Ярополка Ростиславичей, чьими главными сторонниками были ростовские бояре. После изгнания Михалка старший из братьев Мстислав сел в Ростове, а младший Ярополк – во Владимире; и летописец (владимирский) счел возможным записать, что «сѣдящема Ростиславичема в княженьи земля Ростовьскыя»,^[496] – т. е. изменение роли Ростова, ставшего ненадолго «старшим» столом, повлекло за собой именование по нему земли. В третий раз земля названа «Ростовской» в рассказе об антимонгольском восстании в Северо—Восточной Руси 1262 г., причем города, из которых изгнали сборщиков дани, перечислены в таком порядке: Ростов, Владимир, Суздаль, Ярославль.^[497] Данное известие принадлежит ростовскому летописцу, очевидно поэтому и земля поименована по Ростову.
   Галицкая земля. Южнорусское летописание под 6660 (1152) г.: войска киевского князя Изяслава и венгерского короля Гезы «вшедше в землю Галичкую».^[498] Под тем же годом приводятся слова Гезы, что в случае, если галицкий князь преступит крестоцелование, то «любо азъ буду в Угорьскои земли, любо онъ в Галичкои», «любо голову сложю, любо налѣзу Галичьскую землю».^[499] Позже термин встречается под 1153 г. («плачь великъ по всеи земли Галичьстѣи»),^[500] 1187 г. (князь Ярослав «созва мужи своя и всю Галичкую землю» и заявил, что «азъ одиною худою своею головою ходя, удержал всю Галичкую землю»),^[501] 1188 г. (Владимир Ярославич «княжащу. в Галичкои земли»).^[502] В Галицко—Волынской летописи XIII в. «земля Галицкая» упоминается семь раз – шесть как объект военных действий^[503] и однажды как обозначение населения земли.^[504]
   Волынская (Велынская) земля, она же «Владимирская». В южнорусском летописании под 6682 (1174) г. сообщается: «По сем же приде Ярославъ Лучськыи на Ростиславичь же со всею Велинско (вар.: Волынскою) землею».^[505] Речь идет о войсках Волынской земли. Неясно, названы ли так силы только Луцкого княжества Ярослава Изяславича или термин «вся Волынская земля» употреблен потому, что в походе Ярослава участвовали и войска из Владимиро—Волынского княжества, где правил его племянник Роман Мстиславич. Позже, в Галицко—Волынской летописи XIII в., по отношению к Волыни употребляется термин «Владимирская земля», т. е. земля обозначается по стольному городу. Под 6713 г. говорится, что «бѣда бо бѣ в землѣ Володимерьстьи от воеванья литовьского и ятвяжьскаго»; из контекста видно, что «Владимирская земля» включает в себя г. Червень (где тогда княжил младший брат владимиро—волынского князя).^[506] Под 6791 г. сказано, что татары «учиниша пусту землю Володимерьскую».^[507] Название «Волынская земля» вновь встречаем только в источниках XIV в., причем севернорусских. Митрополит Петр (ум. в 1326 г.), согласно его Житию, исходил «Волыньскую землю, и Киевьскую, и Создальскую землю, уча везде вся».^[508] В Новгородской I летописи говорится о приезде в Новгород послов от митрополита Феогноста «из Велыньскои земли» и последующем поставлении новгородского архиепископа «въ Велыньскои земли» (1331 г.).^[509] Под 6857 (1349) г. в той же летописи сообщается, что поляки «взяша лестью землю Волыньскую».^[510] В редакции Жития митрополита Петра, созданной митрополитом Киприаном (конец XIV в.), упоминается «земля Велыньская», родина героя произведения, и «князь Вельньская земли».^[511] Включает ли понятие «Волынская земля» только Владимиро—Волынское княжество или также и Галицкое, находившееся с конца 30–х гг. XIII в. под властью той же княжеской ветви – волынских Романовичей (что дало историкам основания говорить о «Галицко—Волынской Руси» как едином целом)? Из известий Новгородской I летописи это не вполне ясно, но свидетельства Жития Петра несомненно говорят в пользу второго варианта. «Князь Волынской земли» (бывший инициатором выдвижения Петра в митрополиты) – это Юрий Львович, владевший одновременно и Волынью, и Галичиной. Соответственно автор первой редакции Жития, говоря об учительской деятельности Петра, имеет в виду под «Волынской землей» объединенное Галицко—Волынское княжество, а не только «волынскую половину» владений Юрия.^[512] Следовательно, происшедшее в середине XIII в. объединение «Володимерской» и «Галицкой» «земель» под властью одной княжеской ветви дало основание рассматривать их совокупность как одну «землю».^[513]
   Смоленская земля. Под 6698 (1190) г. в южнорусском летописании говорится, что киевскому князю Святославу Всеволодичу «бяшеть… тяжа с Рюриком и съ Давыдомъ (смоленским князем. – А. Г.) и Смоленьскою землею».^[514]
   Белзская и Червенская земля. В Галицко—Волынской летописи под 6733 г. рассказывается, что владимиро—волынский князь Даниил Романович «воевавшю с ляхи землю Галичькую и около Любачева, и плѣни всю землю Бельзеськую и Червеньскую».^[515] Столы в Белзе и Червене занимал тогда двоюродный брат Даниила Александр Всеволодич, независимый от владимирского князя. Таким образом, данная территория названа «землей» тогда, когда она являла собой самостоятельное княжество.
   Перемышльская земля. В Галицко—Волынской летописи под 6734 г. говорится, что галицкие бояре, боясь расправы со стороны своего князя Мстислава Мстиславича, «отидоша в землю Перемышлескую, в горы Кавокасьския, рекше во Угорьскыя».^[516] Перемышль не был тогда центром отдельного княжества, и термин «земля» в данном случае не несет территориально—политического оттенка: речь идет просто о территории близ Перемышля.
   Рязанская земля. Впервые названа так в разных летописях при описании нашествия на нее Батыя («придоша иноплеменьници, глаголемии татарове, на землю Рязаньскую»;^[517] «бысть первое приходъ ихъ на землю Рязаньскую»;^[518] «и почаша воевати Рязаньскую землю»^[519]); вторично – в летописании Северо—Восточной Руси как объект монгольской переписи 1257 г. («исщетоша всю землю Сужальскую и Резаньскую и Мюромьскую»).^[520]
   Пинская земля. Под 6756 г. в Галицко—Волынской летописи сказано, что литовский военачальник Скомонд «повоева землю Пиньскую».^[521]
   Муромская земля. Названа в летописании Северо—Восточной Руси в числе объектов монгольской переписи 1257 г..^[522]
   Приведенные сведения позволяют сделать ряд выводов. Во—первых, употребление термина «земля» по отношению к составным частям Руси прослеживается со 2–й четверти XII в. Это хорошо коррелирует с тем фактом, что в XI – начале XII в. на Руси «землей» считалось только одно отечественное политическое образование – «Русская земля», т. е. Древнерусское государство в целом. Появление нескольких «земель» хронологически совпадает, таким образом, с обретением отдельными русскими волостями фактической самостоятельности по отношению к Киеву.
   Во—вторых, можно подвести черту в давнем споре, соответствовали или нет «земли» территориям догосударственных общностей – «Славиний», упоминаемых Баварским географом, Константином Багрянородным и ПВЛ.^[523] В этой дискуссии можно было, казалось бы, поставить точку в 1951 г. после выхода в свет работы А. Н. Насонова.^[524] Проведенное им тщательное историко—географическое изучение русских княжеств (земель – «полугосударств», по терминологии автора) сделало ясным, что их границы XII–XIII вв. не совпадали с пределами догосударственных образований.^[525] При этом, помимо мелких расхождений, имеются факты очевидных несовпадений (отмечаемые в историографии еще с позапрошлого века): так, в Киевское княжество вошли бывшие территории двух т. н. «племен» – полян и древлян, а в Черниговскую землю – трех (северян, вятичей и радимичей); территория кривичей оказалась поделенной между Полоцкой и Смоленской землями. Тем не менее тезис о соответствии «земель» и «племенных» союзов не исчез из историографии.^[526]
   Новый шаг в изучении вопроса о «землях» был предпринят недавно В. В. Седовым, попытавшимся «наложить» земли XII в. на составленную им археологическую карту восточного славянства. При этом В. В Седов исходил из тезиса, что «земли» не тождественны княжествам: «. эти термины несут различную нагрузку и их нельзя не разграничивать. Земли – это историко—территориальные образования, в тесном смысле земли. подобными единицами Древней Руси были Новгородская, Ростово—Суздальская, Киевская, Черниговская, Полоцкая, Смоленская, Галичская и Муромо—Рязанская земли» (ниже автор пишет о Муромской и Рязанской землях как отдельных и добавляет к списку Псковскую землю). В. В. Седов пришел к выводу, что «земли» в основе соответствовали догосударственным этнографическим группам восточного славянства: Новгородская земля – территории словен, Псковская – псковских кривичей, Ростово—Суздальская – мери (автор считает, что этот финский этноним в IX–X вв. был перенесен на расселившуюся в Волго—Клязьминском междуречье славянскую группировку), Киевская (в широком смысле, с Волынью и Турово—Пинским княжеством) – дулебов (В. В. Седов полагает, что поляне, древляне, дреговичи и волыняне были потомками дулебов), Черниговская – руси (по мнению автора, так именовалась общность, из которой вышли северяне, вятичи и радимичи), Полоцкая и Смоленская – кривичей, Галицкая – хорватов, Муромская – муромы (как и в случае с мерей, этот этноним В. В. Седов считает перенесенным к последним векам 1–го тыс. н. э. на восточнославянскую группировку), Рязанская – особой группой славян, являвшихся потомками носителей боршевских древностей Верхнего Подонья.^[527]
   Таким образом, спор оказывается фактически сведен к вопросу: совпадали или нет «земли» XII–XIII вв. с тем, что принято в науке именовать «княжествами», т. е. с политическими образованиями? Если на этот вопрос следует положительный ответ, то вопрос о возможном восхождении «земель» к этнополитической структуре славян догосударственной эпохи снимается, т. к. границы княжеств XII–XIII вв. догосударственному этнополитческому делению не соответствовали (к тому же и часто менялись в течение периода).
   Приведенный выше материал источников говорит в пользу тождества «земель» и крупных самостоятельных княжеств. Во—первых, если бы земли были древними этногеографическими образованиями, они бы именовались так и в XI – начале XII в. Между тем, как сказано выше, для этого периода применение термина «земля» по отношению к отдельным частям государства Русь не прослеживается; более того, даже по отношению к термину «волость», которым в эту эпоху именовались составные части Руси, не употреблялись притяжательные прилагательные, образованные от названий их центров (см. Часть II, Очерк 1). Во—вторых, исключая упоминание «Перемышльской земли» 1226 г., термин «земля» в XII–XIII вв. применяется именно и только для фактически самостоятельных политических образований (в том числе того, которое лишь временно являлось таковым, – княжества Белзского и Червенского). В ряде случаев земли фигурируют как объекты княжений конкретных князей (Андрея Боголюбского, Мстислава и Ярополка Ростиславичей, галицких Ярослава Владимировича и Владимира Ярославича, Всеволода Большое Гнездо, Ярослава Ярославича). Изменение статуса столов внутри земли могло повлиять на ее именование («Ростовская земля» как объект княжения Ростиславичей в силу перехода к Ростову «старшинства»). Даже в случае, когда имелось древнее название территории, земля могла определяться (в местных источниках) по стольному городу (Владимирская земля, а не Волынская). В случае объединения двух земель под властью одной княжеской династии они начинали рассматриваться как одна земля (Галицко—Волынское княжество как Волынская земля). Очевидно, термин, обозначавший суверенные государства, был перенесен на русские княжества по мере того, как они начинали рассматриваться современниками в качестве фактически независимых.^[528]
   Соответственно, говорить о непосредственной территориальной преемственности земель XII–XIII вв. по отношению к догосударственным этнополитическим общностям нет оснований. Земли формировались на основе территорий волостей – составных частей единого Древнерусского государства конца Х – начала XII в. – по мере закрепления последних за той или иной ветвью княжеского рода Рюриковичей. Волости, в свою очередь, формировались в Х в. (в основном в конце столетия, при Владимире – см. Часть II, Очерк 1) на основе территорий бывших догосударственных общностей, по мере их перехода под власть Киева. Но в течение XI – начала XII в. состав и пределы волостей менялись в связи с деятельностью князей, усобицами, разделами и дележами территорий, которые осуществлялись без учета прежних, догосударственных этнополитических границ. Поэтому и земли – крупные самостоятельные княжества XII в. – уже мало походили в своей конфигурации на «Славинии» IX–X вв.
   Посмотрим теперь, что происходило с понятием «волость» (заодно продолжим начатую в Части II проверку, насколько соответствует показаниям источников теория о волости как «городе—государстве» общинного типа).
   Упоминания волостей в период со второй трети XII в. по первую треть XIII в. можно разделить на две большие группы. В первую входят те, где волость определяется по князю—владетелю. Таких упоминаний о волостях мною зафиксировано 138 – это 83,1 % от числа всех упоминаний термина. В 16 случаях под волостью имеется в виду все княжество, в других случаях называемое «землей».^[529] В 38 случаях речь идет о конкретных подвластных тому или иному князю территориях внутри «земли»,^[530] в 25 – о «неопределенной», конкретно не ограниченной части «земли» (в основном это упоминания о том, что такой—то князь «повоевал волость» такого—то князя).^[531] 44 раза имеется в виду часть Киевского княжества^[532] (как «земля» в источниках не обозначенного). Еще 4 раза речь идет о Переяславском княжестве^[533] (которое также не именуется «землей»). Наконец, 11 упоминаний говорят об «уряжении» князьями волостей вообще, без территориальной конкретизации.^[534] Из всех известий первой группы 50 прямо указывают на распределение волостей как на княжескую прерогативу.^[535]
   Вторая группа включает в себя упоминания «волостей» с «территориальным» определением, образованным от названия стольного города. Таких упоминаний всего 29. При этом лишь про 17 из них (10 % от всех упоминаний термина «волость») можно сказать, что указание на город предпочтено упоминанию князя—владетеля.^[536] В остальных же 12 случаях определения по городу, а не по князю были вынужденными.
   Когда в южнорусском летописании под 6643 г. говорится, что Всеволод Ольгович, его братья и сыновья Мстислава Владимировича Изяслав и Святополк «поидоша воююче села и городы Переяславьскои власти»,^[537] территориальный эпитет вызван тем, что именно переяславское княжение было причиной конфликта названных князей с правившим в Киеве Ярополком Владимировичем: военные действия начались, когда киевский князь объявил о передаче Переяславля своему брату Юрию (Долгорукому).^[538] В обращении Всеволода Ольговича к Вячеславу Владимировичу – «Сѣдѣши во Киевьскои волости, а мнѣ достоить, а ты поиди в Переяславль, откиноу свою» (6650 г.) – имеется в виду, что Вячеслав занимает Туров, стол в пределах Киевского княжества, владениями в котором распоряжается Всеволод (как киевский князь); в результате Туров был передан сыну Всеволода Святославу.^[539] В приведенном под 6650 г. заявлении братьев Всеволода Ольговича – «мы просимъ у тебе Черниговьскои и Новгороцкои волости, а Киевьскоѣ не хочемъ»^[540] – речь идет о трех видах владений Всеволода: тянущих к Чернигову, Новгороду—Северскому и Киеву. Помещенное под 6666 г. воспоминание о том, что отец жены Глеба Всеславича Ярополк Изяславич (ум. в 1086 г.) «вда всю жизнь свою Небльскую волость, и Дерѣвьскую, и Лучьскую, и около Киева».^[541] Киево—Печерскому монастырю, также говорит о составных частях владений одного князя. Когда Святослав Ольгович говорит (под 6667 г.), что гневался на Изяслава Давыдовича за то, «оже ми еси Черниговьскои волости не исправилъ», но теперь, когда Изяславу грозит опасность, «Бог мя избави волости тоя»,^[542] речь идет о передаче Святославу (княжившему в Чернигове) части владений Изяслава (ранее перешедшего на княжение в Киев) в пределах Черниговской земли: территориальный эпитет необходим, чтобы было ясно, какие владения Изяслава имеются в виду – киевские или черниговские. О черниговских владениях Изяслава речь идет и в приведенных под тем же годом словах Святослава: «всю волость Черниговьскую собою держить и съ своимъ сыновцемъ».^[543] Когда под 6682 г. говорится, что Олег Святославич, князь новгород—северский, во время конфликта со Святославом Всеволодичем Черниговским «во—евашеть Святославлю волость Черниговьскую волость»,^[544] второе определение является пояснением, какие владения Святослава были повоеваны – около Чернигова (Святославу ещё принадлежали территории на северо—востоке Черниговской земли – т. н. «Вятичи»). В указании под 6683 г., что князья—Ростиславичи «роздѣливше волость Ростовьскую»,^[545] определение по князю не могло присутствовать, поскольку речь шла о занятии новыми князьями земли, оставшейся без князя (после гибели Андрея Боголюбского). В упоминании под 6683 г. о «туге во всем Посемьи и в Новѣгородѣ Сѣверьскомъ и по всеи волости Черниговьскои»^[546] после поражения Игоря Святославича от половцев территориальное определение понадобилось, чтобы подчеркнуть, что печаль охватила не только владения Игоря и его ближайшей родни (Посемье и Новгород—Северский), но и всю Черниговскую землю (в данном случае термин «волость» выступает как синоним понятия «земля»). Аналогично следует понимать сообщение под 6695 г., что с того времени Кончак стал часто воевать «в Черниговьскои волости»^[547] – во время набегов страдали владения разных князей, поэтому определение по князю было здесь неуместно. Наконец, упоминание «волости Смоленьскои» в Уставной грамоте Ростислава Мстиславича Смоленской епископии^[548] вызвано законодательным характером документа – ведь действие установления предполагалось и при преемниках Ростислава.
   Итак, сущность понятия волость в середине XII – первой трети XIII в. та же, что и в предшествующую эпоху, – это княжеское владение.^[549] Почти не изменилось и соотношение волости с землей. В небольшом количестве случаев термин волость выступает как синонимичный понятию земля, но, как правило, волость – это, как и в XI– начале XII в., часть «земли». Однако поскольку понятие земля стало «мельче» – «землями» теперь начали именоваться ставшие самостоятельными крупные княжества, соответственно «измельчало» и понятие волость: им стали обозначаться части территорий того или иного крупного княжества – «земли», находившиеся под властью определенного князя. На региональном уровне была воспроизведена структура бывшего единого государства: земля, внутри нее – волости.
   Большинство земель сложилось на основе крупных волостей предшествующей эпохи, закрепившихся за определенными ветвями княжеского рода Рюриковичей. Ранее всех обособилась в династическом отношении Полоцкая земля: еще в конце Х в. она была передана Владимиром своему сыну Изяславу и закрепилась за его потомками.^[550] Галицкая земля сложилась после объединения волостей с центрами в Перемышле и Теребовле, закрепившихся в конце XI – начале XII в. за сыновьями старшего внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича.^[551] С вокняжением в Ростове сына Владимира Мономаха Юрия («Долгорукого») в начале XII в.^[552] берет начало обособление Суздальской земли (Юрий перенес в Суздаль столицу княжества), где стали княжить его потомки. 1127 годом можно датировать окончательное обособление Черниговской земли. В этом году произошло разделение владений потомков Святослава Ярославича, закрепленных за ними Любецким съездом князей 1097 г.71 на Черниговское княжество, доставшееся сыновьям Олега и Давыда Святославичей (с 1167 г., после прекращения ветви Давыдовичей, в нем княжили только Ольговичи), и Муромское, где стал править их дядя Ярослав Святославич.^[553] Позже Муромское княжество разделилось на два – Муромское и Рязанское – под управлением разных ветвей потомков Ярослава.^[554] Смоленская земля закрепилась за потомками Ростислава Мстиславича, внука Владимира Мономаха, вокняжившегося в Смоленске в 20–х гг. XII в..^[555] В Волынской земле стали править потомки другого внука Мономаха – Изяслава Мстиславича.^[556] Во 2–й половине XII в. за потомками Святополка Изяславича закрепляется Туровское княжество, в XIII в. именуемое «Пинской землей» по своей новой столице.
   Что касается Новгородской земли, то здесь в XII в. усилившееся местное боярство стало оказывать решающее влияние на выбор князей, и ни одной из княжеских ветвей не удалось закрепиться в Новгороде.^[557]
   Два княжества XII – начала XIII в., игравшие заметную роль на Руси, не именуются в источниках землями – это Киевское и Переяславское. Причина этого, по—видимому, в существовании в это время понятия «Русская земля» в узком значении: под ней часто понимали Киевское княжество с Переяславским и частью Черниговского (а в некоторых случаях – только территорию, непосредственно подчиненную киевским князьям).^[558] Возможно, Киевское и Переяславское княжества не именовались отдельно «Киевской землей» и «Переяславской землей», т. к. целиком входили в состав «Русской земли» (в то время как Черниговская земля – только частично).^[559]
   Киевский стол номинально продолжал считаться «старейшим», а Киев – столицей всей Руси; князья разных ветвей считали себя вправе претендовать на киевское княжение. При этом Киевское княжество стало объектом «коллективного» владения: представители сильнейших ветвей постоянно претендовали на «часть» (владение частью территории) в его пределах.^[560] Что касается Переяславля, то им на протяжении XII в. владели потомки Мономаха, но представлявшие разные ветви; к началу XIII в. Переяславское княжество теряет свое значение.^[561]