Внутренний рынок России во второй половине XVIII - первой половине XIX в.

Внутренний рынок России в течение 1750-1850-х гг. не представлял собой застывший организм с косной структурой и организацией. Он развивался (хотя имевшие место изменения носили преимущественно количественный характер), и факторы, обусловившие развитие рынка, заслуживают специального рассмотрения, которое начнем с анализа факторов динамики ярмарок и базаров.

При общей тенденции роста числа ярмарок, неизменно действовавшей в течение столетия, развитие ярмарочной сети в отдельные периоды происходило далеко не равномерно (см. табл. 2). Это особенно хорошо видно при сравнении среднегодовых темпов прироста числа ярмарок. Наиболее интенсивное развитие ярмарочной сети имело место в 1760-е гг., когда каждый год число ярмарок увеличивалось на 10%. Затем наблюдалось постепенное снижение темпов роста ярмарочной сети, которые, однако, до конца XVIII в. оставались высокими — 3-3,3% прироста в год. В первой трети XIX в. темпы еще более замедлились — в 1800-1830 гг. они составляли 0,7%, — а после 1830 г. увеличение числа ярмарок было весьма незначительным — 0,3% в год. Во многом сходные результаты дает и анализ динамики численности базаров. Быстрое развитие базарной сети в России во второй половине XVIII в. (среднегодовой прирост в 1760-1790-е гг. составлял 4.8%) сменяется замедленным ее развитием в первой половине XIX в. (среднегодовой прирост в 1800-1857 гг. — 0,6%). При общности тенденции в развитии базарной и ярмарочной сети базарная сеть во второй половине XVIII в. расширялась медленнее, чем ярмарочная, зато в первой половине XIX в. она развивалась быстрее; соответственно уменьшение темпов роста базарной сети в течение 1750-1850-х гг. происходило медленнее. В замедлении в первой половине XIX в., в особенности с 1830-х гг., темпов развития периодической торговли, обслуживавшей преимущественно деревню, сказались, вероятно, ухудшение конъюнктуры на мировом и российских рынках, сокращение темпов роста внешнеторгового оборота страны, в особенности слабое увеличение экспорта хлеба, а также кризис крепостнического способа хозяйствования, который со всей очевидностью проявился в 1830-1850-е гг. XIX в., достигнув наибольшей остроты к середине XIX в.¹

Стационарная торговля, так же как и периодическая, неуклонно развивалась в течение столетия, по темпы ее роста в XVIII - первой трети XIX в. уступали темпам роста периодической торговли, а со второй трети XIX в., наоборот, их превосходили. Следовательно, уже в дореформенный период возникла тенденция опережающего развития стационарной торговли, в еще большей степени проявившаяся в пореформенное время. Это было связано, вероятно, с ростом буржуазных отношений в экономике России, которые отчетливее всего обнаруживались в городах и в области промышленного производства.

В стационарную форму постепенно переходила и оптовая торговля. В течение почти всего XVIII в. в России действовала только одна товарная биржа в Петербурге, открытая еще в 1703 г. по указу Петра I. Ярмарочная форма оптовой торговли, вероятно, вполне справлялась с потребностями рынка, поэтому указание Регламента Главного магистрата 1721 г. об открытии бирж «в больших приморских и прочих купеческих знатных городах но примеру иностранных купеческих городов»² не реализовывалось вплоть до 1796 г., когда была создана вторая русская биржа в Одессе. К 1861 г. начали действовать еще 4 биржи. По лишь после реформы 1861 г. биржевая оптовая торговля стала быстрыми темпами вытеснять ярмарочную оптовую торговлю и превращаться, таким образом, в стационарную: за 1860-1899 гг. открылись 24 биржи, а за 1900-1912 гг. — более 60 бирж, всего же к 1913 г. в России функционировали 90 бирж³.

Чем же можно объяснить указанные особенности развития внутреннего рынка России во второй половине XVIII — первой половине XIX в.? Причин несколько. Одна группа причин носит экономический характер: это развитие общественного, в особенности географического, разделения труда, товарно-денежных отношений в городе и деревне и повышение производительности труда в земледелии и промышленности, ведущие к росту товарности народного хозяйства; это процесс развития в сфере ремесла и промышленности, рост городов и городского населения. Экономические причины целесообразно отнести к факторам интенсивного порядка, поскольку они в отличие от причин экстенсивного порядка способствовали интенсификации торговых отношений. Под влиянием экономических факторов в России происходили модернизация, модификация структуры, существенные изменения в тенденциях развития внутреннего рынка.

Ко второй группе причин относятся факторы социального, политического и правового порядка. Здесь можно указать на изменение прав и обязанностей отдельных сословий, связанных с рынком, на изменение характера и степени феодальной эксплуатации крестьянства, торгового законодательства в отношении как внутренней, так и внешней торговли. Эта группа факторов по своему происхождению и в особенности по результатам тоже была тесно связана с экономикой. Вместе с тем эти факторы обладали отчетливой спецификой, и поэтому при анализе они выделяются в самостоятельную группу.

Третья группа причин связана с увеличением территории и населения страны — это факторы экстенсивного порядка. Под их влиянием происходило как бы простое распространение рыночных связей в прежнем качестве на новые поселения. Но если бы действовала только данная группа причин, торговая сеть просто расширялась бы в прямом отношении с ростом числа новых поселений и населения.

Анализ влияния экономических факторов на изменение структуры российского внутреннего рынка начнем с важнейшего из них — общественного и географического разделения труда. Дореволюционные и советские исследователи много сделали в изучении как специфики отдельных хозяйственных районов, так и экономического районирования России XVIII-XIX вв. в целом⁴. Однако развитию территориального разделения труда еще не давалась количественная оценка, хотя именно подобная оценка уровня и динамики географического разделения труда поставит обсуждение этого вопроса на прочный фундамент массовых статистических данных. Ниже предпринимается попытка такой оценки для XVIII-XIX вв., которая необходима для анализа влияния экономических факторов на изменение структуры российского внутреннего рынка, так как территориальное разделение груда входит в число этих факторов.

Территориальное разделение труда означает хозяйственную специализацию районов, а последняя прежде всего связана со специализацией населения на производстве определенных товаров или услуг. Для XVIII — первой половины XIX в. профессиональные переписи не производились. Однако имеются данные о сословной структуре населения но районам, которая косвенно указывает на хозяйственную специализацию района. Трудно сомневаться в том, что концентрация торгово-промышленного населения страны в определенном районе свидетельствует о его торгово-промышленной специализации, напротив, немногочисленность торгово-промышленного элемента в районе указывает на его сельскохозяйственную ориентацию. Поэтому одним из показателей географического разделения труда может служить отношение процента городского населения (точнее городских сословий) в данном районе к среднему проценту городского населения в стране — будем условно называть это отношение показателем промышленной специализации (условность данного показателя объясняется тем, что значительная часть сельского населения не занималась сельскохозяйственным трудом, в то время как значительная часть городского населения им занималась)⁵. Несмотря на это, можно однако полагать, что район, где это отношение больше единицы, имеет торгово-промышленную ориентацию, где меньше единицы — сельскохозяйственную (табл. 9).

Данные табл. 9 показывают, что в течение всего XVIII - первой половины XIX в. между районами России существовала определенная хозяйственная специализация, поскольку не было пи одного района, где бы показатель специализации равнялся единице. Обращает на себя внимание и другой примечательный факт: до отмены крепостного права черноземная и нечерноземная зоны страны не различались между собой сколько-нибудь существенно в отношении промышленной специализации (показатель специализации для нечерноземной полосы и целом составил в 1719-1795 гг. 0,98, в 1811-1857 гг. — 0,98, для черноземной соответственно — 0,99 и 1,01). Зато внутри каждой зоны, в целом по России, различия показателей промышленной специализации были весьма значительны. Это свидетельствует о том, что географический фактор уже не играл решающей роли в определении хозяйственного профиля района. Колебания показателя промышленной специализации по районам могут быть оценены также и с помощью коэффициента вариации, который в нашем конкретном случае показывает, во-первых, степень различия районов в отношении хозяйственной ориентации вообще и промышленной в частности и, во-вторых, уровень территориального разделения труда в целом по стране и зоне. Чем больше коэффициент вариации, тем выше уровень географического разделения труда и, наоборот, чем он меньше, тем степень территориального разделения труда ниже. Динамика коэффициента вариации свидетельствует о тенденции к увеличению уровня территориального разделения труда в России: в 1719-1796 гг. коэффициент в целом по стране равнялся 0,41, в 1811-1857 гг. — 0,48, в 1913 г. — 0,51. Как видим, уровень географического разделения труда уже на рубеже XVIII и XIX вв. был довольно высок, даже если его сравнивать с уровнем, достигнутым к началу XX в., когда хозяйственная специализация районов достигла своего максимума в дореволюционной России.

Другим показателем территориального разделения труда может служить отношение доли данного района в общем производстве зерна и картофеля в России к доле района в общем количестве населения России — это отношение будем называть показателем сельскохозяйственной специализации района. Если это отношение превышает единицу, можно полагать, что район специализируется на земледельческом производстве, если оно меньше единицы, то район имеет промышленную ориентацию⁶ (табл. 10).

Таблица 9. Хозяйственная специализация районов России в 1719-1857 гг. (отношение процента городского населения в районе к проценту городского населения России)^а


Динамика показателя сельскохозяйственной специализации в течение XIX - начале XX в. оказалась в целом такой же, как и динамика показателя промышленной специализации. Из данных табл. 10 следует, что отношение доли сбора хлебов и картофеля к доле населения уже в начале XIX в. сильно варьировало по отдельным районам — от 0,54 в Северном районе до 1,36 в Центрально-черноземном. Общий уровень вариации этих отношений по 13 районам Европейской России, измеренный с помощью коэффициента вариации, оказался равным в 1802-1811 гг. 0,27, в 1851-1860-х гг. – 0,25, в 1883-1887-гг. – 0,26, в 1909-1913 гг. – 0,36. Значит, с начала XIX в. и до 1880-х гг. территориальное разделение труда находилось примерно на одном уровне, специализация районов уже в начале XIX в. была достаточно четко выраженной и лишь к началу XX в. достигла нового, более высокого рубежа.

Сходство сельскохозяйственной и промышленной специализации регионов далее обнаруживается в том, что во второй половине XIX в. наряду с углублением порайонной сельскохозяйственной специализации определеннее проявилась специализация зональная, которая в первой половине XIX в. была выражена недостаточно четко, хотя и значительнее, чем зональная промышленная ориентация. Развитие территориального разделения труда, судя по показателю сельскохозяйственной специализации, тоже проходило противоречиво. Общая динамика показателя по стране свидетельствует о постепенном углублении хозяйственной специализации районов (коэффициент вариации в целом по стране растет), а динамика того же показателя по зонам — о нивелировании хозяйственных различий между районами в пределах черноземной и нечерноземной зон (зональный коэффициент вариации снижается). Этот процесс обнаруживается и при сравнении зональных коэффициентов вариации и общего по России коэффициента вариации за 1880-е и 1910-е гг.: зональные коэффициенты становятся меньше общего коэффициента, и разница между ними со временем растет (см. табл. 10).

Таблица 10. Хозяйственная специализация районов России в 1802-1913 гг. (отношение доли сбора хлебов и картофеля к доле населения)^а


Анализ территориального разделения труда с помощью показателей промышленной и сельскохозяйственной специализации выявил важный факт: специализация промышленная между районами между зонами была выражена четче, чем специализация сельскохозяйственная, поскольку коэффициенты вариации показателя промышленной специализации превосходят по абсолютному значению коэффициенты вариации показателя сельскохозяйственной специализации. Вместе с тем различие черноземной и нечерноземной зон в сельскохозяйственном отношении оказалось более существенным, чем их различие в отношении промышленном. Если показатели зональной промышленной специализации в России стали заметно различаться лишь к началу XX в. (на 40%), то показатели зональной сельскохозяйственной специализации ощутимо (па 10%) отличались уже в начале XIX в., а к началу XX в. различие между ними достигло 200% (см. табл. 10). На основании этих данных можно предположить, что развитие территориального разделения труда в промышленности во второй половине XVIII — первой половине XIX в. проходило преимущественно между районами, а не между зонами, а в сельском хозяйстве оно шло сразу в двух направлениях: и в межрайонном, и в межзональном⁷.

Подводя итоги измерения уровня географического разделения труда, полученные указанными выше двумя способами, следует согласиться с Л. Н. Рубинштейном, что именно в XVIII в., в особенности во второй его половине, произошел качественный скачок в территориальном разделении труда в России, которое стало с этих пор, во-первых, в своей основе не географическо-демографическим, а экономическим, а во-вторых, более четким и определенным, чем прежде.

К отчетливо определившимся экономическим районам страны во второй половине XVIII -первой половине XIX в. относились: Центрально-нечерноземный промышленный; Северо-Западный — промышленный и торгово-промысловый; Северный — промысловый и скотоводческий; Центрально-черноземный и Юго- Западный — земледельческие; Средне-Волжский — земледельческий и торгово-промысловый; Приуральский — промышленный и скотоводческо-земледельческий; Юго-Восточный, Украинский, Западный, Новороссийский, Сибирь и Предкавказье — скотоводческо-земледельческие; Прибалтика — земледельческо-скотоводческий и промышленный. Система водных и гужевых дорог связывала воедино все экономические районы огромной Российской империи⁸. Эти районы вместе образовали единый народно-хозяйственный организм, систему всероссийского значения, которая могла существовать лишь при условии правильного функционирования каждого района, т. е. при условии выполнения им своей особой экономической роли, определившихся хозяйственных «обязательств» перед другими районами и системой в целом.

Несомненно, подобный народно-хозяйственный организм мог существовать в России при наличии соответствующего внутреннего рынка, достаточно разветвленного и мощного, способного обеспечить правильный межрайонный обмен, жизненно необходимый для успешного функционирования всего народного хозяйства в целом. Отчетливо обозначившиеся промышленные и промысловые районы страны (Центрально-промышленный, Северо-Западный, Урал, Прибалтика) нуждались в сырьевых ресурсах преимущественно земледельческих районов (Украинского, Новороссийского, Центрально-земледельческого, Западного, Юго- Западного, Юго-Восточного, Предкавказья и Сибири), а последние — в промышленной продукции первых. Успешное освоение новых территорий Юга и Востока могло осуществляться лишь при поддержке людскими и материальными ресурсами со стороны районов старого освоения (особенно Центрально-промышленного и Центрально-земледельческого), а последние в свою очередь испытывали потребность в реализации избытков рабочей силы, товарной продукции и капитала. Таким образом, рациональное распределение труда и капитала, экономически целесообразное и необходимое перераспределение товарных избытков по всей территории России стало со второй половины XVIII в. насущной задачей экономики страны. Реализация этой новой задачи и привела к громадному по своим масштабам увеличению товарообмена, торговли, что потребовало в свою очередь соответствующего расширения торговой сети в особенности расширения ярмарочной и базарной сети, поскольку именно ярмарка и базар на протяжении 1750-1850-х гг. являлись главными формами торгового обмена.

К экономическим факторам интенсивного порядка, определившим изменение структуры российского внутреннего рынка второй половины XVIII — первой половины XIX в., следует отнести и рост городов и промышленности, в чем также находило свое выражение развитие общественного разделения труда.

Городское население России в течение 1750-1850-х гг. увеличивалось не только абсолютно, но и относительно. Количественный и качественный рост городов свидетельствовал об углублении разделения между трудом земледельческим и промышленным, об относительном повышении роли промышленно-торговой деятельности населения и об относительном понижении значения сельскохозяйственного труда. Этот вывод подтверждается данными о развитии российской промышленности.

В рассматриваемое время в России получило широкое распространение сначала крупное мануфактурное, а затем и фабричное производство, что привело к ускорению темпов промышленного развития. Только в обрабатывающей промышленности численность рабочих увеличилась до 56 тыс. к 1767 г., до 83 тыс. к 1799 г., до 211 тыс. к 1825 г. и до 565 тыс. к 1860 г., т. е. за столетие возросла в 10 раз⁹. Объем производства обрабатывающей промышленности в постоянных ценах в 1767 г. составил приблизительно 2,1 млн. сер. руб., в 1799 г. — 4,8, а в 1858 г. — 180,1 млн. сер. руб.¹⁰, т. е. за 1767-1799 гг. он вырос в 2,3 раза, а за 1800-1858 гг. — в 37,5 раза, всего же за 1767-1858 гг.— в 86 раз. На одного жителя России в ценах 1767 г. обрабатывающая промышленность произвела товаров в 1767 г. примерно на 9 коп., в 1799 г. — на 13 коп., в 1858 г. — на 3 р. 4 к. сер., т. е. среднедушевое потребление промышленных изделий за 1767—1858 гг. увеличилось почти в 34 раза.

Поскольку быстрое увеличение душевого потребления промышленных изделий, особенно в первой половине XIX в., не сопровождалось столь же быстрым расширением торговой сети, то возникает вопрос: как же реализовывалась промышленная продукция? Ответ кроется, вероятно, в росте оборотов ярмарочной, базарной, стационарной торговли и росте российского экспорта. Систематические данные об оборотах, имеющиеся, правда, только но ярмаркам да и то лишь с конца 1820-х гг., свидетельствуют об их постоянном росте. Если в начале 1830-х гг. средний оборот ярмарки по продаже равнялся в текущих ценах 99 тыс. асс. руб., то в 1868 г. он составил 47 тыс. кред. руб., в переводе на золотые рубли — соответственно 26 тыс. и 46 тыс. руб., т. е. увеличился в 1,7 раза номинально, а в постоянных ценах — в 1,3 раза (см. табл. 18). Если в начале 1830-х гг. привоз товаров на все российские ярмарки составлял около 150 млн. зол. руб., то в начале 1860-х гг. — 350 млн. зол. руб., т. е. возрос в 2,3 раза. С учетом же повышения общего индекса цен потребительских товаров на 33% и увеличения населения на 22% обороты ярмарочной торговли на душу населения только за 30 лет возросли примерно на треть. Нет сомнения, что обороты ярмарок росли и во второй половине XVIII — начале XIX в. Так, обороты Макарьевской (впоследствии Нижегородской) ярмарки — первой ярмарки России — за 1720-1830 гг. увеличились номинально с 244,6 тыс. сер. руб. до 30,4 млн. сер. руб. — в 124 раза, с учетом же падения курса рубля и в постоянных ценах 1800 г. — примерно в 33 раза; обороты Ирбитской ярмарки — второй по значению в империи — за 1706-1830 гг. возросли с 25,9 тыс. сер. руб. до 4,9 млн. сер. руб., соответственно в 189 и в 32 раза; обороты Курской коренной ярмарки — третьей по величине в стране — за 1791-1830 гг. возросли с 3 млн. сер. руб. до 5,8 млн. сер. руб., соответственно в 1,9 и в 2 раза¹¹. Следует также учесть, что промышленные изделия являлись важнейшими товарами в ассортименте стационарной торговли, которая достигла значительного развития в течение первой половины XIX в., и в большом количестве шли на экспорт¹².

А кто и на что покупал промышленные изделия? Главным потребителем изделий российской промышленности в 1750-1850-е гг. могло быть сельское население, потому что городское население было малочисленным, экспорт промышленных товаров из России относительно внутреннего потребления был невелик, богатые слои городского населения предпочитали пользоваться импортными мануфактурными изделиями. Чтобы деревня могла покупать непрерывно возраставшую массу мануфактурных товаров, она должна была поставлять на рынок в обмен на эти товары столь же быстро возраставшее количество сельскохозяйственной продукции за счет роста как производства, так и товарности сельского хозяйства. (Действительно только за два последних десятилетия XVIII в. в 20 российских губерниях посевы зерновых культур, а значит, и их сборы увеличились примерно на 60%¹³, на душу населения — на 14%. В первой половине XIX в. прогресс в земледелии продолжался. Сбор зерновых и картофеля на душу населения за 1802-1863 гг. увеличился с 4,1 до 4,4 четверти, т. е. еще на 7%¹⁴. Рост сельскохозяйственной продукции повлек за собой повышение товарности, которая к началу XIX в., согласно подсчетам В. К. Яцунского и И. Д. Ковальченко, достигла 9-12%, а к 1860 г.— 17-18% валового сбора зерна¹⁵, а последнее обстоятельство в свою очередь определило возрастание товарной массы на российском внутреннем рынке за счет земледельческих продуктов. Так произошла, пользуясь купеческим языком XIX в., «развязка» промышленного и сельскохозяйственного производства¹⁶. А одновременное возрастание промышленной и сельскохозяйственной продукции явилось тем существенным фактором, который способствовал расширению торговой сети и оборотов на российском внутреннем рынке.

Развитие общественного разделения труда в 1750-1850 гг., выражавшееся в росте географического разделения труда, в углублении разделения между трудом земледельческим и торгово-промышленным, в повышении специализации в сферах промышленности и сельского хозяйства, имело следствием повышение производительности труда, а в конечном счете увеличение товарности всех отраслей народного хозяйства России и как результат этого рост товарной массы на внутреннем рынке. За вторую половину XVIII — первую половину XIX в. производительность труда в промышленности возросла примерно в 8,6 раза (это следует из сопоставления сведений о росте рабочей силы и объема производства, приведенных выше), а в земледелии, по данным С. Г. Струмилина, — на 14%. Товарность ремесленного и промышленного производства на протяжении исследуемого периода вряд ли сколько-нибудь заметно изменилась: и ремесло, и промышленность по природе своей отличались высокой товарностью, поскольку работали почти исключительно на рынок. Зато товарность земледелия — важнейшей сферы народного хозяйства России, где производилось даже в 1913 г. около 65% валового продукта страны¹⁷, — как было указано выше, только в дореформенное время возросла примерно на 67%. В результате общая товарность российской экономики в дореформенный период увеличилась примерно на 43%¹⁸. Товарная же продукция России на душу населения в постоянных ценах, согласно данным С. Г. Струмилина, увеличилась за 1749-1888 г. с 14,1 до 31,4 зол. руб., или в 2,2 раза¹⁹. Следовательно, за 1750-1850 гг. она возросла примерно в 1,8 раза при условии, что темпы роста товарной массы в 1860-1888-е гг. были равны темпам предшествующего периода. Благодаря быстро возраставшей денежной массе увеличившийся товарооборот имел и соответствующие средства для циркуляции на внутреннем рынке. По нашим расчетам, количество денег, находившихся в обращении с 1740-1751 гг. по 1861-1870 гг., увеличилось с 278 до 813 зол. коп. на душу населения, т. е. почти в 3 раза.

Таким образом, экономические факторы должны были оказать существенное влияние на изменение структуры российского внутреннего рынка. Совокупное их влияние может быть определено после анализа географо-демографических факторов, среди которых бесспорно важнейшим является расширение пределов России и вследствие этого увеличение населения²⁰. На изучаемой территории страны в границах 1760 г. за 1760-1790-е гг. число ярмарок возросло на 449%, базаров — на 84%, а в целом по России — соответственно на 645 и 124% (см. табл. 2). Следовательно, значительная часть прироста ярмарок и базаров может быть отнесена на счет увеличения территории и населения империи вдоль западной, юго-западной и южной границ. После 1809 г. и до конца исследуемого периода владения России на изучаемой нами территории не увеличивались и влияние данного фактора прекратилось. Однако следует принять во внимание, что некоторый прирост числа ярмарок и базаров в первой половине XIX в. может быть объяснен естественным приростом населения и соответственным увеличением торговой сети на территориях, присоединенных до 1796 г., где за 1796-1857 гг. население увеличилось на 41%. Поскольку на присоединенных к России землях проживала почти четверть всего населения страны, то на счет прироста населения на этих землях относится еще некоторая доля общего увеличения численности ярмарок в первой половине XIX в.

Второй существенной причиной роста торговой сети можно считать освоение районов старого заселения — Центра, Севера и Северо-Запада, но в особенности южных, восточных, северных окраин России и Сибири с богатыми и неиспользованными природными ресурсами. Вовлечение в хозяйственный оборот целинных земель, промысловых угодий, минеральных богатств, естественно, потребовало налаживания межрайонного обмена, жизненно необходимого как для районов старого освоения с более развитым ремеслом и промышленностью (в которых к тому же природные ресурсы в 1750-1850-е гг. стали несколько истощаться), так и для вновь осваиваемых районов с избытками хлеба, рыбы, соли и других сырых продуктов. Хозяйственное освоение новых и старых районов осуществлялось, как известно, прежде всего крестьянством. В основе этого освоения в рассматриваемое время лежал прирост сельского населения, проходивший весьма быстрыми темпами (среднегодовой прирост населения в России в границах 1-й ревизии за 1719-1857-е гг. составлял 0,81%). Поэтому увеличение населения в районах старого освоения, приведшее к возникновению новых поселений, к укрупнению старых и к миграции в колонизуемые районы, с одной стороны, и к расширению коммуникаций, росту потребности в торговых связях и новых торговых центрах — с другой, объясняет значительную часть прироста числа базаров и ярмарок. В 1760-1857 гг. ярмарочная сеть на территории России в границах 1-й ревизии возросла на 743%, базарная — на 194%, а население — на 118%. Отсюда следует, что определенная часть увеличения торговой сети может быть отнесена на счет прироста населения на территории старого освоения.

Мы проанализировали в общем виде влияние двух групп факторов — экономических и географо-демографических — на развитие структуры российского внутреннего рынка в 1750-1860-е гг. Представляет большой интерес выяснение относительного влияния каждой из этих групп. Эта оценка с большим приближением и только ориентировочно может быть сделана с помощью индексного метода²¹. Согласно ей, роль экономических факторов в развитии внутреннего рынка России во второй половине XVIII — первой половине XIX в. уже несколько превалировала. Это позволяет согласиться с мнением большинства советских исследователей, согласно которому со второй половины XVIII в. обозначился новый этап в развитии не только внутреннего рынка, но, по-видимому, и всего хозяйственного уклада России, поскольку рынок являлся важнейшей составной частью экономики страны. Усиленное проникновение во все сферы народного хозяйства товарно-денежных отношений, приведшее в конечном итоге к утверждению капитализма, являлось главной отличительной чертой данного этапа в социально-экономическом развитии России²².

Следует принять во внимание, что глубинные экономические факторы, определившие динамику внутреннего рынка России второй половины XVIII - первой половины XIX в., реализовывались также в законодательных актах, деятельности правительства, в экономическом поведении людей и что, будучи отражением и проявлением действии экономических законов, политические и правовые нормы и учреждения России в свою очередь оказывали определенное влияние на динамику внутреннего рынка страны, в одних случаях замедляя, в других ускоряя его развитие.

До отмены в 1754 г. внутренних таможен правительство, опасаясь, что при расширении торговой сети трудно будет следить за собиранием пошлин, склонно было препятствовать возникновению новых торговых центров, стремилось ограничить число пунктов, где разрешалась правильная торговля, в особенности в сельской местности. Подобная торговая политика, уходившая корнями еще в XVI в.²³, очень сильно тормозила развитие внутреннего рынка²⁴. Поэтому некоторое расширение торговой сети в первой половине XVIII в. происходило в основном под давлением чисто экономических факторов — в результате прогресса мелкотоварного и мануфактурного производства, развития сельского хозяйства и усиливавшегося отделения промышленности от земледелия, роста географического разделения труда — и редко поддерживалось соответствующими мероприятиями правительства. Причем новые торговые центры возникали преимущественно в городах, так как купечеству до поры до времени удавалось не выпускать торговлю в значительных размерах за границы городов. Лишь в 1745 г. дворянство добивается от правительства разрешения для крестьян на розничную торговлю сельскими произведениями и «мелочными товарами», т. е. товарами ценой до 20 коп., «в больших селениях вдали от городов и на больших дорогах, где для крестьян и проезжающих необходим был торг»²⁵. Конечно, нельзя упускать из вида, что ограничение до 1745 г. торговли в сельской местности являлось правилом с довольно многочисленными исключениями. Известны как ярмарки, так и базары, происходившие в сельской местности и до 1745 г.²⁶ Крупнейшие в России в первой половине XVIII в. Важская Благовещенская, Курская Коренная и Макарьевская ярмарки не были городскими.

Разрешение стационарной торговли в сельской местности, даже в ограниченных масштабах, вместе с отменой внутренних таможен можно рассматривать как сильный толчок к расширению в России торговой сети, в особенности на селе. Новое торговое законодательство вывело наружу острую потребность деревни и всей экономики страны в целом в расширении торгового оборота, придало ей законную силу, сообщило организационные формы. В той большой скорости, с которой расширялась торговая сеть в следующее после таможенной реформы двадцатилетие, проявились, вероятно, не только новые экономические потребности в торговом обороте, возникшие в 1750-1770-х гг., но и устранение постоянного сдерживания естественного роста внутреннего рынка торговой политикой правительства в предшествующие 1750-м гг. десятилетия.

Правительственная политика в отношении внутренней торговли России после таможенной реформы 1753-1757 гг., продолжая оставаться — в основной своей тенденции — преимущественно либеральной и поощрительной, в отдельных своих аспектах отмечена колебаниями и противоречиями. Правительство предпринимало определенные меры к улучшению путей сообщения и обеспечению безопасности торгового движения, к расширению спроса на земледельческие произведения за счет развития промышленности и городов и к поощрению занятий торговлей со стороны как купечества, так и дворянства и крестьянства, к развитию кредита и биржевой торговли²⁷.

Царское правительство в лице Коммерц-коллегии, призванной руководить российской торговлей, было достаточно хорошо осведомлено о состоянии дел на российском и заграничных рынках и предпринимало необходимые меры к устранению препятствий в развитии внутренней торговли. В основе поощрительного отношения правительства к торговле вообще и внутренней в особенности лежала озабоченность хорошей организацией сбыта сельскохозяйственной продукции. От этого в значительной мере зависело исправное поступление налогов, надлежащее удовлетворение потребностей армии в питании и фураже, благосостояние социальной опоры самодержавия — дворянства (жившего почти исключительно доходами от земледелия), по также и главной производительной силы России XVIII-XIX вв. — крестьянства, которое деньги для уплаты налогов и повинностей получало посредством продажи результатов своего труда на рынке. Зависимость между ходом торговых дел и благополучием государства отлично сознавали люди, определявшие внутреннюю политику правительства. Так, министр финансов Е. Ф. Канкрин указывал в 1825 г.: «По недостатку городов не может усилиться мена всех прочих, различных потребностей между городским жителем и землепашцем, от коей единственной происходит внутреннее богатство разных классов людей, но сей благодетельной цели нельзя достигнуть, доколе в каждом уезде не будет довольно значительного города и несколько торговых местечек»²⁸.

Осознание зависимости между возможностью реализации продуктов земледелия и удовлетворительным состоянием государственного бюджета и благосостоянием правящего класса и заставляло правительство проводить покровительственную политику в отношении торговли. Поэтому всякий раз, когда возникали трудности со сбытом земледельческих товаров или неурядицы на внутреннем рынке — вроде неумеренного повышения или понижения хлебных цен, — правительство учреждало специальные комитеты и комиссии, которые собирали соответствующую информацию о состоянии дел на местах и принимали меры для выхода из кризисной ситуации. Когда в 1760-е и 1780-е гг. на внутреннем рынке произошло повышение цен на сельскохозяйственные товары, нарушившее привычное равновесие между спросом и предложением хлеба, власти забили тревогу. В 1767 г. сам Сенат, а в 1787 г. специально созданная Комиссия собрали посредством анкет необходимую информацию и приняли ряд мер, направленных к стабилизации положения на рынке: в столицах были введены таксы на цены, временно сокращался экспорт и др. Наоборот, в 1820-е гг., когда произошло понижение цен на сельскохозяйственные товары, приведшее к затовариванию внутреннего рынка, правительство создало ряд комиссий для отыскания и принятия мер к повышению цен и налаживанию сбыта земледельческих «произведений». Принятые меры были направлены ни развитие экспорта, городов и отечественной промышленности как от этого зависело улучшение конъюнктуры, увеличена сбыта сельских продуктов и повышение цен на них²⁹.

В плане поощрения сбыта земледельческой продукции целесообразно рассмотреть и внешнеторговую политику правительства за 1750-1850-е гг. Провозглашение свободы хлебной торговли в 1762 г. — важнейший шаг правительства Екатерины II имевший целью поощрить сбыт продуктов сельскохозяйственного производства за границу, улучшить конъюнктуру внутреннего рынка, который по узости своей не в состоянии был поглотить возросшую массу сельскохозяйственных товаров³⁰. С известными колебаниями либеральный курс в отношении экспорта сельских продуктов просуществовал и в последующем, вплоть до первой мировой войны. Этот курс соответствовал и видам правительства — поддержать государственный бюджет, и вожделениям дворянства, желавшего иметь средства для устройства своей частном жизни на европейский лад.

Напротив, в отношении импорта промышленных товаров правительство во второй половине XVIII - первой половине XIX в, повлияло, опять же при известных колебаниях, обусловленных внешнеполитическими обстоятельствами, в основном сдержанную позицию, склоняясь к запретительной системе. Одним из мотивов запретительной политики являлось стремление правительства способствовать развитию отечественной промышленности и городов для расширения круга потребителей сельскохозяйственных продуктов, для обеспечения последних рынками сбыта и для повышения хлебных цен³¹. Характерно, что запретительная таможенная система после временного от нее отступления была принята в 1822 г., в момент резкого ухудшения конъюнктуры на внутреннем рынке, и просуществовала с незначительными изменениями до 1850 г., когда конъюнктура за счет увеличения сельскохозяйственного экспорта заметно улучшилась. Таким образом, внутренний рынок постоянно находился в центре внимания правительства, которое заботилось о его развитии и принимало для того соответствующие меры.

Покровительственно относилось правительство во второй половине XVIII - первой половине XIX в. и к расширению торговой сети страны. Оно неизменно шло навстречу пожеланиям помещиков и местной администрации об открытии новых ярмарок и базаров как в городах, так и в селах, справедливо считая их главными каналами для сбыта продуктов сельскохозяйственного производства. Подобная позиция, преследовавшая ту же цель — улучшить сбыт сельских товаров, — наблюдалась в правительственных кругах еще в 1760-1770-е гг.

В 1779-1780 гг. Комиссия о коммерции, собрав обширные сведения о состоянии ярмарочной торговли в стране — главной формы торговли, по ее мнению, - представила Екатерине II доклад, в котором сформулировала точку зрения по этому вопросу, ставшую впоследствии определяющей в отношении правительства к ярмаркам. Поскольку ярмарки возникают в силу естественной необходимости, то, но мнению Комиссии, нет нужды в учреждении новых ярмарок силой правительственной власти, сверху. Комиссия предложила: местная администрация, прежде всего генерал-губернаторы, должна внимательно изучать местные потребности и в случае необходимости учреждения новых больших ярмарок доносить об этом в Сенат, который эти предложения будет рассматривать и удовлетворять; малые же ярмарки, считала Комиссия, генерал-губернатор может устанавливать по своей инициативе³². Предложения Комиссии о коммерции в отношении ярмарочной торговли были одобрены, и установленный с тех пор порядок учреждения новых ярмарок просуществовал без изменения до отмены крепостного права, а с небольшими отклонениями вплоть до 1917 г.³³

Понимая, что ярмарки являлись важнейшей формой торговли, правительство в целях ее поощрения наделило ярмарки определенными привилегиями. С 1754 по 1774 г. и с 1814 по 1882 г. все участники ярмарочной торговли освобождались от платежа всяких пошлин. В течение же 1775-1813 гг. за право торговли на ярмарках платили небольшие пошлины только мещане и купцы 3-й гильдии, да и то лишь в том случае, если они приезжали на ярмарки «чужих» уездов, где они не были прописаны³⁴. Практически ярмарочная торговля в отличие от стационарной в течение 1754-1881 гг. освобождалась от всякого рода поборов, что, конечно, не могло не способствовать ее развитию.

Аналогичную покровительственно-либеральную позицию правительство занимало и в отношении базарной торговли, осуществлявшей экономическую связь города с деревней. Учреждать базарные дни местному начальству разрешалось как в городских, так и в сельских поселениях, «кои... от городов расстоянием не далее пяти верст»³⁵. Правда, периодичность базаров ограничивалась обычно 1-3 днями в неделю и находилась в зависимости от торгового значения данного пункта. Но, как показала критика, 1-3 базарных дней в неделю хватало для удовлетворения потребностей как сельских, так и городских жителей. И тех же случаях, когда базарных дней для горожан было недостаточно, разрешался ежедневный приезд уездных крестьян для продажи своих товаров внутренние часы. При этом базарная торговля тоже не облагалась пошлинами. Местная администрация делила представления правительству или самостоятельно учреждала ярмарки и базары, порой не исследуя глубоко вопрос, соответствуют ли эти пожелания или представления истинным нуждам в торговом обороте или являются отражением интересов узкой группы торговцев, отдельных влиятельных лиц. Ярмарки и базары, учрежденные без учета действительных потребностей и торговом обороте, как правило, не действовали. Поэтому в источниках нередко встречаются указания на ярмарки и базары, голыш числящиеся на бумаге, но фактически не функционирующие. «Годовые ярмарки хотя по открытии Ярославского наместничества и назначены две: первая 29 июня, а вторая 6 декабря, — пишет в 1796 г. о г. Любиме автор Топографического описания Ярославской губернии, — но как издревле их не было, но на оные ниоткуда съезду не бывает»³⁶. Аналогичные свидетельства встречаем и в последующем. «Некоторые ярмарки и торжки, будучи учреждены правительством с целью развития торговли без соображения с местными потребностями и обстоятельствами, существуют с самого своего учреждения только на бумаге, — отмечал автор описания Пермской губернии в 1864 г. X. Мозель. — В доказательство можно привести 2 ярмарки и г. Верхотурье и из трех 2 — в г. Перми. В первом из этих городов привозу вовсе не бывает и ярмарки вовсе не открываются, по втором местные купцы и торговцы выносят в построенные дли ярмарки балаганы из лавок свои залежалые товары и, что не успеют сбыть в течение законного срока, снова переносят в постоянные лавки»³⁷.

Наличие недействовавших ярмарок и базаров при свободе и легкости их открытия дает основания для заключения о том, что фактическая торговая сеть ярмарок и базаров, существовавшая и России в течение 1750-1850-х гг., полностью удовлетворяла местные потребности в торговом обороте и по ее масштабам можно судить о действительных потребностях в торговом обороте, а значит, и об уровне товарно-денежных отношений в стране.

В несколько ином положении была стационарная торговля, которая находилась преимущественно в руках гильдейского купечества. После отмены в 1754 г. внутренних таможен и до 1769 г. купечество вносило множество мелких торговых платежей, общая сумма которых доходила до 2,5 млн. сер. руб. в год³⁸. Их запутанность и стеснительный способ взимания сильно тормозили развитие стационарной торговли. С 1769 г. вместо множества торговых сборов вводятся частно-промысловые сборы, которые собирались по разным основаниям с разного рода торгово-промышленных предприятий и достигали в отдельных случаях 10% с прибыли. В 1775 г. происходит новая реформа — купечество освобождается от подушной подати, и вместо нее вводится гильдейский налог в размере 1% с объявленного капитала. Налог постепенно повышается и к 1812 г. достигает 3,75%. Система процентного гильдейского сбора с объявленного капитала просуществовала до 1824 г. и была заменена затем сословно-патентной системой обложения. В соответствии с ней гильдейский налог обращался в неизменный оклад, взимавшийся за свидетельства на право торговли. Этот оклад устанавливался в зависимости от двух факторов: рода торговли (заграничная, оптовая, розничная, мелочная, развозная и разносная) и географического коэффициента (местности по степени выгодности ведения в них торговых операций разделялись на 3 класса). Размеры оборотов торговых предприятий, капитала, прибыльности, т. е. сам объем торговой деятельности, по-прежнему в расчет не принимались, поскольку оклад зависел исключительно от вида торгового свидетельства и местности. Подобный способ налогообложения стационарной торговли был несовершенным и затруднял ее развитие, что признавалось и купечеством, и официальными властями³⁹.

Однако несовершенство организации обложения и сбора торговых пошлин — одна сторона положения стационарной торговли. Вторая сторона — уровень этого обложения. С 1775 и до 1812 г. уровень обложения купечества, а значит, и стационарной торговли повышался. Гильдейский сбор в 1798 г. достиг 1,25%, в 1812 г. — 3,75%, т. е. всего за 37 лет увеличился втрое. В 1813-1823 гг. уровень обложения торговли оставался неизменным. В 1824-1862 гг., за 38 лет, ежегодные налоговые поступления со стационарной торговли возросли на 2,5 млн. руб., достигнув в 1862 г. 5,2 млн. сер. руб.⁴⁰ Среднегодовые темпы роста стационарной торговой сети в эти годы составляли примерно 1,65%, а налог со стационарной торговли увеличивался ежегодно на 1,75 %. Можно считать поэтому, что тяжесть налогообложения в 1824-1862 гг. повышалась, но несущественно, так как обороты стационарной торговли увеличивались, вероятно, в прямо пропорциональной зависимости от увеличения числа торговых заведений.

Таким образом, с точки зрения тяжести налогообложения, вторая половина XVIII в. и первая четверть XIX в. оказались менее выгодными для развития стационарной торговли в городе, чем вторая четверть XIX в. Вероятно, этим отчасти можно объяснить ускоренное развитие городской стационарной торговли именно со второй четверти XIX в. В целом же более благоприятные финансовые и правовые условия для существования ярмарочной торговли в 1750-1850-е гг. являлись, видимо, фактором, способствовавшим относительному преобладанию ее на российском внутреннем рынке в этот период. Сосредоточение же стационарной торговли преимущественно в городах обусловливалось отчасти правовым запрещением горожанам заводить постоянные торговые заведения на селе, но главным образом недостаточным развитием купеческого капитала и товарно-денежных отношений в деревне. В этом плане торговая политика правительства лишь в слабой степени тормозила развитие сельской стационарной торговли.

Таким образом, социально-экономические и политико-правовые условия в целом благоприятствовали развитию в России второй половины XVIII — первой половины XIX в. всех видов торговли, по периодической торговли в несколько большей степени. В этом сказался и классовый характер политики самодержавия, учитывавшего прежде всего пожелания и требования дворянства, а потом уже интересы и другого привилегированного сословия — гильдейского купечества.

Говоря о политике правительства в отношении торговли, не следует забывать ни ее противоречивости, ни консервативно-охранительного характера экономической политики в целом, поскольку рынок не являлся автономным организмом, а находился в теснейшей зависимости от уровня развития производительных сил и производственных отношений в стране. Поэтому получалось так: с одной стороны, царское правительство поощряло развитие торговли, а с другой стороны, в своей политике в области финансов, промышленности, по земельному и крестьянскому вопросам оно пыталось сохранить крепостнический базис, тем самым — сознательно или бессознательно — препятствуя развитию российского внутреннего рынка.

При либерально-покровительственном отношении правительства к ярмарочной и базарной торговле ее развитие все же в большей степени ставилось в зависимость от требований господствующих классов и потребностей фиска. Поэтому представляет интерес выяснение вопроса о том, на чьей земле, в каких поселениях— казенных, удельных, экономических или владельческих — торговая сеть была более развита. Ответ на этот вопрос позволит получить дополнительные сведения о том, кто и почему проявлял заинтересованность в расширении торговой сети.

Таблица 11. Распределение сельских ярмарок по группам населенных пунктов^а


В табл. 11 приведены данные о распределении сельских ярмарок по категориям населенных пунктов. Они свидетельствуют о том, что на 1750 г. почти половина сельских ярмарок (47%) действовала в государственных селениях, немногим более трети (36%) — в помещичьих и 11% — в удельных и монастырских селениях. С учетом же городских ярмарок, которые сплошь были «казенными», всего в государственном секторе действовало 63% всех ярмарок. К 1800 г. положение радикально изменилось: более половины сельских ярмарок (51%) стали собираться на помещичьих землях и лишь 36% — на землях казенных. Даже с учетом городских ярмарок (в подавляющей массе «государственных») видно, что на долю государственного сектора приходилось не более половины общего числа ярмарок. На землях удельных и экономических проходило всего 7% ярмарок. Подобное соотношение ярмарок сохранилось до реформы 1861 г. Незначительное увеличение (на 8%) доли сельских ярмарок в государственных селениях объясняется исключительно тем, что экономические земли перешли в разряд государственных, и те ярмарки, которые устраивались в экономических селениях, стали «казенными». Этим же объясняется и увеличение удельного веса «государственных» ярмарок (с учетом городских) в общем числе российских ярмарок до 58%.

На основании вышеприведенных данных можно сделать предположение, что заинтересованность и соответственно активность помещиков в деле организации ярмарок резко возросла после 1760 г. она ослабла вплоть до отмены крепостного права. Благодаря этому помещичьи селения в отношении ярмарочной сети уже в первой половине XIX в. догнали селения государственные, и экономические, что хорошо видно из сравнения доли ярмарок разных категорий с долей крестьянства соответствующих категорий. В 1760 г. на долю государственных крестьян приходилось 28% сельского населения, а в их селениях проходило 47% всех ярмарок, в удельном ведомстве — соответственно 5 и 2%, в монастырском — 11 и 9%, в помещичьем секторе — 56 и 36%. Отсюда следует, что лучше всех в 1760 г. были обеспечены ярмарками, а следовательно, и возможностью сбыть сельские товары и купить городские промышленные изделия крестьяне казенные, затем монастырские, помещичьи и удельные. К 1800 г. государственные селения по-прежнему лучше других были обеспечены ярмарками, за ними следовали селения удельные, помещичьи и экономические. Но за 40 лет помещичьи селения заметно расширили ярмарочную торговлю, а к 1857 г. они по относительному и абсолютному числу ярмарок вышли на первое место, опередив государственные: на долю первых приходилось в сельском населении 47%, а в общем количестве ярмарок —50%, в то время как в государственном ведомстве — соответственно 49 и 44%.

Аналогичные результаты получаются при анализе распределения сельских базаров по категориям владельцев населенных пунктов, где они собирались. До 1760 г. абсолютное большинство базаров принадлежало государственным селениям, затем помещичьим, монастырским и удельным. По относительной же обеспеченности базарами первыми были также казенные селения, вторыми — монастырские, третьими — помещичьи, последними — удельные. К 1857 г. по абсолютному и относительному числу базаров на первое место вышли селения помещичьи, затем казенные и удельные.

Вышеприведенные данные позволяют предположить, что помещики стремились вовлечь своих крестьян в товарно-денежные отношения и играть активную роль в торговле. В достижении этой цели они достаточно преуспели. Лишь стационарная торговля осталась вне сферы их влияния.

Чем же можно объяснить изменения в соотношении численности действовавших в селениях ярмарок и базаров разных категорий за столетие? Здесь было несколько причин. До отмены внутренних таможен в 1754 г. на ярмарках с торговцев собирались пошлины в пользу государства.⁴¹ Сбор пошлин легко было осуществить в селениях казенных, где всегда обязательно находились представители власти. По этой же причине в государственных селениях гарантировалась и большая, чем во владельческих селениях, безопасность продавцам и покупателям. Следует принять во внимание также, что Петр I создал определенную традицию активного правительственного вмешательства в промышленно-торговую жизнь страны с целью ее стимулирования.

Осуществить подобное вмешательство в казенных поселениях у правительства было больше прав и возможностей. Здесь, вероятно, кроется еще одна причина большего распространения ярмарок на государственных землях в XVIII в., в особенности до 1760-х гг.

Во второй половине XVIII в. положение существенно изменилось. После отмены внутренних таможен фискальный интерес правительства к ярмаркам пропал, поскольку ярмарочная торговля перестала облагаться пошлинами, а указами 1762 и 1775 гг. правительство провозгласило свободу предпринимательства⁴² и в соответствии с этим несколько ослабило свое вмешательство в экономическую жизнь страны. Однако почти одновременно с этими указами и манифестом 18 февраля 1762 г. дворянству была дарована вольность. Освобождение дворянства от обязанностей службы вместе с разрешением им продавать оптом и в розницу «домашние свои товары, которые в собственных их деревнях у них и у крестьян родятся»,⁴³ способствовало развитию дворянского предпринимательства, вызывало рост крепостной эксплуатации крестьян, в результате чего в одних случаях появилась, а в других усилилась потребность в рынках сбыта сельскохозяйственной продукции. Товарность земледелия в помещичьем хозяйстве к середине XIX в. достигла 45—50%.⁴⁴ Рост торговой сети в помещичьих селениях начиная с 1760-х гг., по-видимому, и отразил усилившуюся экономическую заинтересованность дворянства в сбыте своих и крестьянских «произведений», с одной стороны, и увеличившуюся потребность в покупке промышленных и ремесленных изделий — с другой.

Последнее обстоятельство находит объяснение в том, что финансовые ресурсы дворянства в течение второй половины XVIII— начала XIX в. существенно возросли. Кроме усиления эксплуатации крестьянства, здесь существенное значение имела также выгодная рыночная конъюнктура благодаря провозглашению и реализации принципа свободной торговли. Но особенно серьезную роль сыграло перераспределение прибавочного продукта, создаваемого трудом крепостных, в пользу помещика за счет государства. Дело в том, что рост государственных повинностей с помещичьих крестьян отставал от роста ренты и цен на сельскохозяйственные товары. Подушная подать с 1725 по 1860 г. увеличилась с 70 до 95 коп. сер. (в 1818—1860 гг. она не изменялась)⁴⁵ — на 36% (с учетом же изменения денежной стопы — содержания серебра в рубле — всего на 18%), хлебные цены за это время возросли на 287% (в сер. коп.). Следовательно, реальное значение подушной подати понизилось в 3.3 раза. Весь выигрыш от этого в конечном счете присвоили помещики, поскольку (если степень помещичьей эксплуатации оценивать по росту денежного оброка) рента за 1760—1780-е гг. возросла в 1.5—2 раза,⁴⁶ а за 1780—1850-е гг. — в 2.2—3.5 раза⁴⁷ (в сер. коп.), всего за столетие примерно в 3.3—7 раз. Рост ренты опережал и рост цен, и рост подушной подати. Доходы помещика поэтому возрастали и за счет понижения реального значения подушной подати, и за счет роста цен на сельскохозяйственные продукты, а в некоторых случаях и за счет роста эксплуатации крестьянства. Все это чрезвычайно повысило платежеспособную силу помещиков, их заинтересованность в развитии торговли, причем не только ярмарочной и базарной, посредством которой они преимущественно сбывали «свою» сельскохозяйственную продукцию, но и городской, стационарной, обеспечивавшей их промышленными изделиями, экспортными товарами и предметами роскоши.

Важным фактором развития внутреннего рынка служил также растущий интерес к развитию городской и особенно сельской торговли и со стороны крестьянства, что особенно существенно, поскольку крестьяне составляли более 90% населения России во второй половине XVIII—первой половине XIX в. Этот интерес обусловливался несколькими обстоятельствами. Рост ренты и налогов, с одной стороны, и товарно-денежных отношений в деревне — с другой, заставлял крестьян все чаще иметь дело с рынком для реализации своей продукции. По расчетам Н. Л. Рубинштейна для второй половины XVIII в. и И. Д. Ковальченко для первой половины XIX в., главным поставщиком сельскохозяйственной продукции на российский рынок выступало крестьянское хозяйство, товарность которого в 1850-х гг. в разных районах колебалась от 11 до 17 %.⁴⁸ Поскольку поездка в город требовала много времени, а также и дополнительных средств, земледельцы предпочитали, чтобы в их собственных селениях действовали ярмарки и базары. Стимулировало обращение крестьянства на рынок, но уже с целью покупки недорогих мануфактурных "красных товаров" проникновение в деревню городской культуры и в особенности появление в среде крестьянства богатой верхушки, имевшей определенные денежные накопления. Описание одежды зажиточной части сельского населения, которое дает, например, автор «Топографического описания Владимирской губернии» 1784 г., позволяет получить некоторое представление о том, какие товары покупала деревня уже в конце XVIII в. «Девки носят сарафаны или ферези китаецные или кумашные, перепоясываясь или шелковыми астраханскими поясами, или покромами от тонких сукон, а ноги обувают в коты с медными скобами... зажиточные же крестьяне для праздников и выездов одеваются в суконные синие и прочих цветов кафтаны, надевая на ноги сапоги с медными скобами, а на голову с высокою тулиею шляпу, обложенную по тулье разными лентами».⁴⁹ По сведениям этнографических описаний, собранных в середине XIX в. Русским географическим обществом, в промысловых деревнях той же Владимирской и других губерний «не редкость видеть дома, построенные со вкусом, в четыре-пять окон, на каменных фундаментах, с мезонинами, а внутри оклеенные шпалерами, с порядочной мебелью»; у крестьян «праздничные наряды жен и дочерей не уступали городским щеголихам»; «из богатых крестьян у некоторых есть даже довольно порядочные библиотеки» и т. п.⁵⁰

Повышению заинтересованности в рынке способствовал и общий рост платежеспособного спроса крестьянства. Этот рост не был одинаковым для всех категорий крестьянства, но в той или иной мере коснулся большей части земледельцев. Главными факторами увеличения платежеспособного спроса сельского населения являлись рост производительности и интенсивности труда в земледелии, развитие отходничества, более высокие темпы роста цеп на сельскохозяйственные товары сравнительно с ценами на промышленные товары и с темпами роста налогов и повинностей. Так, повинности государственных крестьян с 1724 по 1797 г. номинально возросли в 3.6 раза, а цены сельских «произведений» — в 5 раз, с 1798 по 1860 г. повинности государственных крестьян «на оброчном положении» (в 1857 г. они составляли почти 90% всех государственных крестьян) благодаря переводу их с ассигнаций на серебро в 1839 г. понизились примерно на 20%,51 а цены повысились на 50%. Повинности удельных (до 1797 г. дворцовых) и экономических крестьян изменялись примерно в той же пропорции, что и государственных (во второй половине XVIII в. несколько опережая их, а в первой половине XIX в. отставая), доходность же их хозяйств по крайней мере не сокращалась⁵². Поскольку на долю данных трех категорий приходилось в 1762 г. 44% всего крестьянского населения, в 1795 г. — 40, а в 1857 г. — 53%, можно полагать, что примерно у половины сельского населения платежеспособный спрос увеличился.

Сложнее дело обстояло с помещичьими крестьянами и с той, незначительной правда, частью государственных крестьян, которые в первой половине XIX в. находились «на хозяйственном положении». В целом за 1760-1850-е гг. рост крестьянских платежей отставал от роста сельскохозяйственных цен. Однако во второй половине XVIII в., если основываться на данных, обобщенных В. И. Семевским и Н. Л. Рубинштейном, рост повинностей помещичьих крестьян отставал от роста цен⁵³, а в первой половине XIX в., по данным В. А. Федорова⁵⁴ и И. Д. Ковальченко, опережал его. Однако, по мнению последнего, «у зажиточной прослойки земледельческого крестьянства, а также в промысловой и промыслово-земледельческой деревне в целом и частично в оброчной земледельческой деревне преобладала тенденция к сохранению и даже повышению уровня хозяйства и положения крестьян»⁵⁵. Суммируя эти данные, можно, по-видимому, с большой вероятностью предполагать, что в целом уровень платежеспособного спроса российской деревни за счет роста производительности, главным образом интенсивности, крестьянского труда в течение 1750-1850-х гг. возрос⁵⁶, что повышало интерес крестьян к рынку, способствуя развитию товарно-денежных отношений на селе.

Однако личная заинтересованность дворянства и в особенности крестьянства в расширении торговой сети, как правило, оканчивалась желанием увеличения численности ярмарок и базаров. Крестьянские хозяйства даже в первой половине XIX в. в массе своей в основном обеспечивали себя всем необходимым, да и помещичье барщинное хозяйство, несмотря на высокую товарность, тоже вполне самостоятельно справлялось со своими лавными потребностями⁵⁷. Нужда в рынке у тех и других носила преимущественно временный, периодический характер: сбыть урожай и закупить на полгода-год, до следующего урожая, некоторое количество мануфактурных, ремесленных и других «городских» товаров. Вследствие этого и ярмарки в одних и тех же пунктах происходили, как правило, 1-3 раза в год — этого было большей частью достаточно, чтобы удовлетворить потребности деревни в торговом обороте. В случае крайней необходимости в сбыте и закупке необходимых товаров крестьянин, а тем более помещик могли съездить в город на базар. Периодическая форма торговли, обусловленная комплексом экономических факторов, находилась, таким образом, в полном согласии с субъективными стремлениями и желаниями земледельцев. На этом в значительной мере и покоилось длительное относительное преобладание ярмарочной и базарной форм торговли на российском внутреннем рынке.

Если деревня второй половины XVIII — первой половины XIX в. проявляла преимущественный интерес к торговле периодической и развозно-разносной, то город был заинтересован в большей степени в торговле стационарной. Рост городского населения и числа крупных городов, сокращение числа аграрных городов и начало становления городов промышленно-капиталистического типа, в которых фабрично-заводской пролетариат превращался в главную категорию населения, — вот ведущие социальные процессы городской жизни России рассматриваемого времени⁵⁸. Они с неизбежностью приводили к расширению стационарной торговли, так как численность городского населения, имевшего свое подсобное хозяйство, сокращалась; наоборот, удельный вес горожан, вынужденных ежедневно покупать продукты и другие потребительские товары на рынке, возрастал. Заинтересованность подавляющей массы горожан в стационарной торговле становилась важным фактором, стимулирующим увеличение постоянных торговых заведений в городах. К этому следует добавить, что платежеспособный спрос городского населения, по-видимому, тоже возрастал в течение 1750-1850-х гг. благодаря общему увеличению численности населения, развитию ремесла, промышленности и торговли, а также вследствие перехода богатого крестьянства в городские сословия. Этот двуединый процесс — рост потребности в стационарной форме торговли и увеличение платежеспособного спроса городского населения способствовал расширению сети постоянной торговли в городе. И не случайно, конечно, что именно в первой половине XIX в., в особенности в 1830-1850-е гг., он обнаружился наиболее ощутимо (см. табл. 2).

Таким образом, вся совокупность социально-экономических, политико-правовых и географо-демографических факторов в целом способствовала развитию российского внутреннего рынка в 1750—1850-е гг. При этом в наиболее выгодном положении в течение всего периода находилась периодическая сфера рынка, в то время как для развития стационарной сферы рынка относительно благоприятные условия создались лишь со второй трети XIX в. в связи с ускорением процесса урбанизации. Отсюда и различие в темпах развития разных сфер рынка. Здесь сказались и продворянское направление экономической политики правительства, и аграрный характер экономики страны (нуждавшейся больше в периодической торговле, чем в постоянной), и континентальность ее территории и соответственно внутренней торговли (при невысокой плотности населения и необъятных просторах), и почти непрерывное расширение внутреннего рынка за счет присоединения к Российской империи Белоруссии, Литвы, Финляндии, Крыма, Северного Кавказа, Закавказья и Казахстана.

На изменение структуры внутреннего рынка во второй половине XVIII — первой половине XIX в. экономические факторы оказывали большее влияние, чем географо-демографические. Это объясняется повышением роли товарно-денежных отношений в экономике России, зарождением в ее экономическом базисе капиталистического уклада. Сравнительно высокий и непрерывно возраставший в течение исследуемого периода уровень территориального разделения труда явился важнейшей предпосылкой развития внутреннего рынка вширь и вглубь, складывания единого народнохозяйственного организма как системы экономических регионов, которые могли успешно функционировать лишь в системе единого всероссийского рынка.

Поскольку на состоянии внутреннего рынка отражался весь ход социально-экономического развития России, то в замедлении темпов развития рынка в первой половине XIX в., в особенности с 1830-х гг., вероятно, следует усмотреть одно из проявлений стагнации феодально-крепостнической системы хозяйства, которая во всей полноте и остроте обнаружилась со второй четверти XIX в., достигнув наибольшей глубины и размаха к середине века⁵⁹. Темпы роста периодической сферы рынка, обслуживавшей преимущественно деревню, замедлились в большей степени, чем темпы роста стационарной сферы, обслуживавшей в основном город. Отсюда можно предположить, что стагнация в большей мере затронула сельскохозяйственное, а не промышленное производство, что в городе условия для развития капиталистических отношений были несравненно более благоприятными, чем в деревне.

Анализ материалов о структуре внутреннего рынка второй половины XVIII - первой половины XIX в. приводит к выводу о наличии уже в этот период тесной взаимосвязи между отдельными его сферами — периодической, стационарной и развозно-разносной — и отдельными региональными рынками страны. Согласованность в развитии региональных рынков и всех сфер внутреннего рынка в целом свидетельствует, по нашему мнению, о сложившемся к концу XVIII в. общероссийском рынке.

Характер структуры российского внутреннего рынка, где в последнее столетие перед реформой 1861 г. все еще преобладали периодическая и развозно-разносная формы торговли, указывает на относительно невысокую степень распространения товарно-денежных отношений в экономике страны в целом в этот период. Географическая структура рынка раскрывает разные уровни развития товарно-денежных отношений в различных регионах. Именно в тех районах России, где рост промышленного производства, городов, общественного разделения труда был особенно значительным и заметным, где товарно-денежные отношения достигли к середине XIX в. наиболее высокой степени прогресса — в Центрально-промышленном, Северо-Западном и некоторых других, — плотность торговой сети оказалась выше, а наиболее прогрессивная форма торговли — стационарная — достигла наибольшего по стране для того времени уровня. В районах же с земледельческой специализацией, с нижесредним уровнем развития товарно-денежных отношений — в Юго-Западном, Центрально-земледельческом, Юго-Восточном и др. — плотность торговой сети была минимальной, обороты торговли наименьшими и стационарная форма торговли развивалась замедленно.

Таким образом, российский внутренний товарный рынок 1750-1850-е гг. прогрессировал в русле общего хода социально- экономического развития страны, обусловливался им и в свою очередь оказывал на него заметное влияние, способствуя разложению феодально-крепостнического уклада и утверждению в России капиталистических отношений.

---

¹ Опарин Д. И. Схематический анализ развития внешней торговли России за 175 лет (1742-1917 гг.). — В кн.: Методологические вопросы в статистических исследованиях. М., 1968, с. 114; Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России. Т. I. СПб., 1902, с. 2-5; Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в. М., 1967, с. 380.
² ПСЗ I, 1721, т. VI, № 3708, с. 301.
³ Филиппов Ю. Д. Биржа. Ее история. Современная организация и функции. СПб., 1912, с. 161—164.
⁴ Вольская Б. А. Обзор опытов районирования России с конца XVIII в. по 1861 г. — В кн.: Вопросы географии. Сб. 17. М., 1950, с. 139—201.
⁵ См., например: Водарский Я. Е. Промышленные селения Центральной России в период генезиса и развития капитализма. М., 1972, с. 198-202; Милов Л. В. О так называемых аграрных городах России XVIII в. — Вопросы истории, 1968, № 6, с. 54-64; Яцунский В. К. Некоторые вопросы методики изучения истории феодального города в России. — В кн.: Города феодальной России. М., 1966, с. 83-89.
⁶ Идея данного показателя принадлежит И. Д. Ковальченко. Однако он рассматривает такой показатель уже — только как показатель районной специализации земледелия. Кроме того, он не придает значения вариации этого показателя по районам, сосредоточивая главное внимание на различии этого показателя между группой черноземных и нечерноземных губерний, и потому не считает коэффициент вариации. См.: Дробижев В. 3., Ковальченко И. Д., Муравьев А. В. Историческая география СССР. М., 1973, с. 212-214.
⁷ Конкретно-эмпирическая сторона территориального разделения труда отражена в ряде работ, в том числе в обобщающем труде: Дробижев В. 3., Ковальченко И. Д., Муравьев А. В. Историческая география СССР, с. 205-262.
⁸ Там же, с. 211—223, 233-240, 252-262; Рубинштейн Н. Л. Территориальное разделение труда и развитие всероссийского рынка. — В кн.: Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958 с. 88-100.
⁹ Дробижев В. 3., Ковальченко И. Д., Муравьев А. В. Историческая география СССР, с. 233. — В горнозаводской промышленности в 1860 г. было занято 250 тыс. рабочих (там же, с. 233). Для XVIII в. численность этой категории рабочих не поддается точному учету, так как в горной промышленности работали приписные крестьяне, занятые на предприятии неполный рабочий день.
¹⁰ Там же, с. 233; Очерки экономической истории России первой половины XIX в. М., 1959, с. 217; Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII-XIX вв. М., 1973, с. 99. — О динамике цеп см.: Миронов Б. Н. Революция цеп в России XVIII в. — Вопросы истории, 1971, № 11, с. 51-52; Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966, с. 380.
¹¹ Кафенгауз Б. Б. Очерки внутреннего рынка России первой половины XVIII в. М., 1958, с. 189 (оборот Макарьевской ярмарки 1720 г.); Александров В. А. Начало Ирбитской ярмарки. — История СССР, 1974, № 6, с. 41 (оборот Ирбитской ярмарки 1706 г.); Архив ЛОИИ, ф. 36. оп. 1, д. 1161, л. 194 об. (оборот Курской Коренной ярмарки 1791 г.); Список существующих в Российской империи ярмарок. СПб., 1834, с. 212, 242, 156 (обороты ярмарок в 1831 г.).
¹² Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России, т. I, с. XXVI—XXXII, XXXIV; таблицы, с. 58-62. — С 1802-1804 гг. по 1896-1898 гг. экспорт промышленных изделий из России возрос в текущих ценах в 13,6 раза, а с учетом понижения цен на промышленные товары — примерно в 27,2 раза.
¹³ Подсчитано по данным: Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. М., 1957, с. 320-331. — Некоторые исследователи считают, что рост посевов, по данным И. Л. Рубинштейна, преувеличен (Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII-XIX вв., с. 282-284; История СССР, 1958, № 3, с. 237 — рецензия Н. М. Дружинина на книгу И. Л. Рубинштейна).
¹⁴ Яцунский В. К. Изменение в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII в. до первой мировой войны. — В кн.: Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М., 1961, с. 130-131.
¹⁵ Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII-XIX вв., с. 104; Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 96-98, 340.
¹⁶ Следует иметь в виду, что в этой торговой «развязке» активная роль принадлежала внешней торговле, обороты которой достигали в 1751-1760 гг. 19,2 млн. зол. руб., в 1791-1800 гг. — 66,1, в 1851-1860 гг. — 235,6 млн. зол. руб., т. е. возросли за весь исследуемый период в 12.3 раза, с учетом изменения цен только с 1791-1800 по 1851-1860 гг. — в 4,5 раза. Подсчитано по данным: Опарин Д. И. Схематический анализ развития внешней торговли России за 175 лет (1742—1917 гг.), с. 120-125.
¹⁷ Там же, с. 160. — Согласно весьма условным и приблизительным оценкам доли сельского хозяйства в валовом или чистом национальном продукте России для второй половины XVIII-XIX вв., сделанным разными авторами, она колебалась от 60 до 70%. См.: Вайнштейн Альб. Народный доход России и СССР. История, методология исчисления, динамика. М., 1969, с. 33, 37-38, 41-42, 45-48, 68.
¹⁸ Если товарность земледелия, производившего более 04% валового продукта, увеличилась на 67%, а товарность ремесла и промышленности, дававшей менее 36% валового продукта, даже осталась прежней, то общее увеличение товарности составит более 43%.
¹⁹ Струмилин С. Г. Очерки экономической истории. с. 160.
²⁰ Арсеньев К. И. Статистические очерки России. СПб., 1848, с. 29-48; Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII — первой половине XIX в. М., 1963, с. 164-165.
²¹ Суть его применительно к нашему случаю состоит в следующем: относительное значение отдельных факторов (или групп факторов) в расширении торговой сети пропорционально динамике этих факторов за данный отрезок времени. Исходные данные для оценки таковы: численность ярмарок за 1760-1857 гг. возросла на 796%, базаров — на 445%; индекс прироста абсолютного значения группы географо-демографическнх, экстенсивных, факторов, выраженный через прирост населения за этот период времени, составил 155%; индекс прироста абсолютного значения группы экономических, энтеисивных, факторов, выраженный через увеличение товарной массы на душу населения, — 180%. Отсюда получаем, что географо-демографическне факторы обусловили примерно 368% [796: (155 + 180)-155] расширения ярмарочной сети, а экономические — 428% [796: (155+180)-180] и соответственно 206 [445 : (155+180)• 155] и 240% [445: (155 + 180) • 180] расширения базарной сети. Другими словами, на долю экстенсивных факторов приходится всего около 46% [(368:796) = (206:455)] общего влияния двух групп факторов, а на долю интенсивных — 54% [(428:796) = (240:445)].
²² Дружинин Н. М. Генезис капитализма в России. — В кн.: Десятый международный конгресс историков в Риме (сентябрь 1955 г.). Доклады советской делегации. М., 1956, с. 215-216; Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII—XIX вв., с. 96.
²³ Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях. — Собр. соч. Т. 20. СПб., 1905, с. 234, 315.
²⁴ Покровительственное отношение к торговле Петра I и его преемников имело в виду преимущественно внешнюю торговлю, а также торговлю в пограничных районах. Организация же внутренней торговли привлекала несравненно меньшее внимание. Так, по данным И. К. Кирилова (хотя и неполным), в России в 1727 г. действовали только 42 ярмарки в 25 пунктах (Кирилов И. К. Цветущее состояние всероссийского государства. М., 1977, с. 84, 88, 97, 98, 163, 167, 170, 176, 181, 196, 197, 221, 224, 237, 241, 243), по другим сведениям (тоже неполным) — 54 ярмарки и 27 пунктах (Сборы поступающие в казну с ярмарок в 1720-1743 гг. — ЦГАДА. ф. XIX, on. 1, д. 265, л. 1-14). В обоих случаях сведения, видимо, относятся только к крупным ярмаркам.
²⁵ Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 г. Ч. I. СПб., 1859, с. 120. — Указ был подтвержден в 1755 г. Новый таможенный устав 1755 г. разрешал крестьянам вести постоянную торговлю значительным ассортиментом товаров «в знатных селах и деревнях по большим дорогам», пе далее пяти верст от ближайшего города, «ради проезжающего народа и их крестьянских необходимых нужд» (ПСЗ I, т. XIV, № 10486, п. 4).
²⁶ Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй четверти XVIII в. М., 1957, с. 157.
²⁷ Кудрявцев А. С. Очерки истории дорожного строительства в СССР (дооктябрьский период). М., 1951, с. 151-153, 313; Оппенгейм К. А. Россия в дорожном отношении. М., 1920, с. 7-11, 19, 34, 38-40, 59-65, 109-115; Боровой С. Я. Кредит и банки России (середина XVII в.- 1861 г.) М., 1958, с. 124-127; Министерство финансов. 1802-1902. Ч. 1. СПб., 1902, с. 44; Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М., 1956, с. 143-148, 262-263, 270; Очерки экономической истории России первой половины XIX в., с. 359-379; Лященко П. И. Очерки аграрной эволюции России. Т. I. Л., 1924, с. 101—108; Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма. М., 1965, с. 61-101, 110-113.
²⁸ Цит. по кн.: Очерки экономической истории России первой половины XIX в., с. 374.
²⁹ Там же. с. 375.
³⁰ Миронов Б. Н. Экспорт русского хлеба во второй половине XVIII - начале XIX в. - Ист. зап., 1974, т. 93, с. 173-178.
³¹ Очерки экономической истории России первой половины XIX в., c. 370-375.
³² Архив ЛОИИ, ф. 36, on. 1, д. 546, л. 286-295.
³³ Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России. СПб., 1893, с. 184-185.
³⁴ Фабрично-заводская промышленность и торговля России. СПб., 1893, с. 238-239.
³⁵ ПСЗ I, 1755, т. XIV, № 10486, Таможенный устав 1755 г., гл. X, ст. 4. — До 1755 г. расстояние от города, далее которого разрешалось открывать торги и торжки, составляло 10, 20, а иногда и более верст. См.: Молков М. Я. Таможенная реформа 1753-1757 гг. — Ист. зап., 1902, 1971, с. 152.
³⁶ Топографическое описание Ярославской губернии, сочиненное в Ярославле в 1798 году. — ЦГВИА, ф. ВУА, № 19178, л. 33 об.
³⁷ Мозель X. Пермская губерния. Ч. 2. СПб., 1864 г., с. 387. — По обследованию ЦСК в 1894 г., когда учет был налажен достаточно хорошо, недействовавших ярмарок и торжков в Европейской России насчитывалось 115, что составляло всего 0,8% от общего числа ярмарок — 14 048 (Статистика Российской империи. XI. Сборник сведений по России. 1896. СПб., 1897, с. 232—235).
³⁸ Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России, с. 92.
³⁹ Там же, с. 103, 131.
⁴⁰ Там же, с. 91, 111, 117, 147, прил. 1.
⁴¹ Осокин Е. Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850, с. 139—142.
⁴² ПСЗ I, 1762, т. XVI, № 11630, Указ об отмене торгово-промышленных монополий 1762 г.; т. XX, 1775, № 14275, Манифест о свободе предпринимательства 1775 г.
⁴³ Там же, т. XIV, № 10486, Таможенный устав 1755 г., гл. II, ст. 1),
⁴⁴ Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 338.
⁴⁵ Новый энциклопедический словарь. Брокгауз и Ефрон. Т. 24. СПб., 1898, с. 123—124.
⁴⁶ Семовский В. И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. I. СПб., 1881, с. 49, 54; Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в., с. 156—160.
⁴⁷ Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 290—292.
⁴⁸ Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство в России во второй половине XVIII в., с. 315; Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 339. — В. К. Яцунский оспорил положение Н. Л. Рубинштейна в отношении преобладания на рынке крестьянского хлеба, сославшись на мнение экономистов первой половины XIX в., но, однако, не привел достаточных фактических аргументов в пользу своей точки зрения (Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII—XIX вв., с. 295—296). Важно, однако, отметить, что все авторы признают факт роста товарности крестьянского хозяйства.
⁴⁹ ЦГВИА, ф. ВУА, № 18628, Топографическое описание Владимирской губернии, л. 10.
⁵⁰ Цитировано по кн.: Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 374.
⁵¹ Чечулин Н. Д. Очерки по истории русских финансов в царствп-вапие Екатерины II. СПб., 1906, с. 122—123, 139; Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. I. М.—Л., 1946, с. 48-49
⁵² История уделов за столетие существования. 1797-1897. Т. 2. СПб., 1901, с. 26-33, 87-88.
⁵³ Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в., с. 156-160, 414.
⁵⁴ Федоров В. А. Помещичьи крестьяне Центрально-промышленного района России (конца XVIII — первой половины XIX в.). М., 1974, с. 249.
⁵⁵ Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в., с. 309.
⁵⁶ Pындзюнский П. Г. Об определении оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII — первой половине XIX п. — История СССР, 1966, № 6, с. 52—53; Литвак Б. Г. Русская деревни в реформе 1861 г. Черноземный центр 1861-1895 гг. М., 1972, с. 146-151.
⁵⁷ Литвак Б. Г. О степени распространения товарно-денежных отношений в предреформенной деревне черноземного центра. - В кн.: Проблемы социально-экономической истории России. Сб. статей к 85-летию со дня рождения акад. Н. М. Дружинина. М., 1971, с. 52-68; Яцунский В. К. Социально-экономическая история России XVIII—XIX вв.. с. 293—296; Хромов Н. А. Экономическое развитие России. Очерки экономики России с древнейших времен до Великой Октябрьской революции. М., 1967, с. 185-187.
⁵⁸ Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М., 1956, с. 151—165; Очерки экономической истории России первой половины XIX в., с. 276-358; Рындзюнский П. Г. Изучение городов России первой половины XIX в. — В кн.: Города феодальной России. М., 1966, с. 65—74.
⁵⁹ История СССР. Первая серия. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. IV. М., 1968, с. 55, 242—243.

<< Назад   Вперёд>>