За годы жизни на Урале я побывал почти во всех его городах и крупных населенных пунктах, в той или иной мере связанных с началом боевой деятельности моего отца в рядах вооруженных защитников молодого Советского государства.
Дорог мне Кунгур. Здесь, по выходе из вражеского окружения, главком Сводного Уральского отряда впервые встретился с командующим 3-й армией Восточного фронта Р. И. Берзиным.
— Таиться нечего, — приступил к прямому разговору командарм. — Положение критическое. Враг теснит наши части. Резервов у штаба армии не было никаких. Начдивы давно требуют подкреплений, Я отвечал им: «Мы бессильны вам чем-либо помочь. Много надеюсь на части Блюхера»47. И вот вы с нами. РВС армии принял решение о слиянии партизанских отрядов с частями 4-й Уральской дивизии. Начальником дивизии утверждаем вас.
Этот разговор состоялся в пятницу, а следующий, субботний, день 21 сентября 1918 года был объявлен в Кунгуре днем митингов и манифестаций. «Сегодняшний день, — извещала дивизионная газета «Часовой революции», — город Кунгур посвящает Красной Армии, Праздник совпал у нас с приходом героев революции — уральских рабочих и трудовых казаков с товарищем Блюхером во главе… Все на улицу! Все на праздник в честь наших красных боевых молодцов, в честь цвета Красной Армии — блюхеровских отрядов».
Коротким был праздничный отдых. В тот же вечер новый начдив подписал свой боевой приказ.
«Товарищи красноармейцы! — обращался он к соратникам по партизанским боям и походам. — ...Вы имели законное право, прорвавшись на соединение с нашими товарищами по оружию, рассчитывать на отдых, но, к сожалению, к нашему подходу в район г, Кунгура обстановка для наших войск, действующих в этом районе, сложилась крайне неблагоприятно... Вот почему, не считаясь с усталостью, во имя спасения завоеваний революции нам приходится выступать на позиции... Какой бы боевой экзамен ни готовил нам враг, мы выдержим его с честью...»
Были в этом приказе и слова, обращенные к 1-му и 2-му Красноуфимским полкам, из которых, по существу, и состояла дотоле вся дивизия: «Уверен и в том, что боевые товарищи, вступающие в нашу семью из состава былой 4-й дивизии, несколько упавшие духом под неудачами последних дней, забудут тяжелые дни и в дружном натиске сломят зарвавшегося врага и разобьют наемников буржуазии...»48
Особую любовь питаю и к Красноуфимску. То был первый город, который отбили на северном участке Восточного фронта у неприятеля после сдачи Екатеринбурга молодые красноармейские полки. И принесла эту славную победу 4-я Уральская дивизия, ставшая с включением в нее партизанских частей полнокровным и по-настоящему боеспособным соединением РККА.
Начало положил 1-й Красноуфимский полк Ивана Кенсориновича Грязнова. Его бойцы пробили брешь в боевых порядках белогвардейцев. В первый же день наступления вчерашние партизаны, конники 1-го Оренбургского социалистического казачьего полка имени Степана Разина под командованием Александра Ермолаевича Карташова, проникнув в тылы противника, освободили поселки Верхне — и Нижнесерпинских заводов и намного облегчили продвижение стрелковых частей к Красноуфимску.
До поры до времени в резерве находилась Петроградская коммунистическая самокатная рота. Начдив ввел ее в бой в тот момент, когда потребовалось оседлать линию железной дороги. Исполнив приказ, самокатчики более суток отбивали яростные атаки врага, а затем снялись с позиций и внезапно появились на восточных окраинах города. Одновременно с ними с запада ворвались бойцы-пехотинцы.
2 октября 1918 года Красноуфимск вновь стал советским. Весть об этом облетела всю Советскую Россию, задыхавшуюся в железном кольце фронтов гражданской войны и интервенции.
...В Центральном государственном архиве Советской Армии, в библиотеке имени В. И. Ленина, на Урале и по сей день хранятся подшивки газет, напечатавших сообщение о взятии Красноуфимска. И на тех же первых полосах многих из них я встречал постановление ВЦИК о награждении отца только что учрежденным орденом Красного Знамени № 1.
И снова Кунгур. Здесь 11 ноября 1918 года, согласно приказу РВС Республики о единой нумерации частей РККА, 4-я Уральская получила название 30-й стрелковой дивизии, с этим именем она и вошла в историю как одно из прославленных соединений Советских Вооруженных Сил.
Минуло три дня. 14 ноября дивизия заняла село Урманское и вплотную подошла к Молебскому заводу. Упорные бои за него продолжались двое суток. Противник не выдержал натиска.
«С радостью мы узнали, что соединенными усилиями 1-го Уральского и Богоявленского полков противник раздавлен и Молебский завод взят, — говорилось в приветствии РВС армии. — Орлы Урала! Вы с гордостью можете сказать, что исполнили свой долг перед революцией. Ваши мужество и стойкость послужат примером для других частей армии.Именем революции Военный совет объявляет вам свою сердечную благодарность!»49
Приветствие, направленное всей дивизии, относилось прежде всего к частям 3-й бригады, командовал которой герой партизанского рейда Иван Степанович Павлищев.
Отец намеревался лично передать старым боевым товарищам поздравления свои и Реввоенсовета армии. Кони шли наметом. И вдруг начдив покачнулся, едва не выпал из седла. Обессилевший, побледневший, он в сопровождении ординарца с трудом вернулся в штаб дивизии.
Опять открылись старые раны. От госпитализации начдив отказался, упросил командарма предоставить ему краткосрочный отпуск для поездки в Барщинку, где не был столько лет...
А в 1979 году и мне довелось впервые вступить на родную землю отца. Вместе с профессором Э. Л. Дубининым я тогда находился по делам службы в Ярославле и товарищи из областного комитета партии пригласили нас непременно побывать в той самой Барщинке, где 19 ноября (но старому стилю) 1890 года родился будущий Маршал Советского Союза.
Стоял промозглый октябрь. Дороги развезло. Проехать из Рыбинска в глубинку района смогли лишь на вездеходе... Добрая половина Барщинки продолжает носить нашу фамилию. Много Блюхеров и на погосте. Склонил голову перед могилой деда, Константина Павловича, взял землицы с нее на память. А в доме двоюродной своей тетки Анны Павловны увидел давнишнюю хабаровскую фотографию, на которой между дедом и отцом сказалась моя детская личность. Затем посетил центральное село Середнёво. Там еще сохранилось строение церковноприходской школы, давшей отцу все его официальное образование...
Но вернемся вновь в боевой восемнадцатый. На фронт отец вернулся в середине декабря. Ни отдохнуть как следует, ни подправить здоровье не удалось. Дома оставил стареющих родителей. Им одним кормить-поднимать младших — сестер Александру и Елизавету, братишку Павла.
И в дивизии тревожно. Перешел в наступление новоявленный враг — колчаковцы. Имея почти двойной перевес в силах, они вынудили наши части оставить Кунгур, Пермь.
Однако уже во второй половине января 1919 года 30-я стрелковая нанесла противнику ряд сокрушительных ударов. 1-я бригада Ивана Грязнова смяла гвардию Колчака в бою под Очерским заводом. Следом ринулась 3-я бригада Ивана Павлищева и, овладев Нытвинским заводом, отбросила колчаковцев за Каму. Затем пошли вперед полки бригад Ивана Каширина и Николая Темина. Белогвардейский фронт был прорван.
«Братский привет славным бойцам вашей дивизии, разгромившим штурмовые батальоны врагов родной России», — так отметили геройский порыв 30-й стрелковой дивизии члены специальной комиссии ЦК РКП (б) и Совета обороны, находившиеся в то время в войсках 3-й армии.
31 января 1919 года отца назначили помощником командующего 3-й армии. Перед отъездом он побывал в Нытве, в штабе 3-й бригады. Проводы начдива были отмечены торжественным обедом, состоявшим из каши и морковного чая. Больших речей не произносили. Невелик городок Нытва, но и в нем отыскался профессионал-фотограф. После обеда все вышли на улицу и расположились перед камерой.
Отец занял место в центре, по правую руку от него были комбриг И. С. Павлищев, командиры полков В. А. Зубов, М. В. Калмыков, вторым с левой стороны оказался командир 1-й Красноуфимской бригады И. К. Грязнов, а прямо у ног нового помкомандарма прилег М. Д. Голубых, ставший после партизанского рейда начальником штаба 3-й бригады дивизии. Он-то и сохранил до наших дней ту памятную нытвепскую фотографию, которой ныне уже шестьдесят пять лет.
* * *
Киров (в прошлом г. Вятка) помню с тридцатых годов. Когда ехали с Дальнего Востока в столицу пли из Москвы обратно, поезд надолго застывал у старого одноэтажного вокзала в ожидании смены паровозных бригад. Прогулки на этой станции мне нравились больше, чем на всех других. На главном перроне торговали знаменитыми дымковскими игрушками. От расписных киосков с пустыми руками никогда не уходил...
Ныне старый русский город, отметивший свое шестисотлетие, переживает вторую молодость, но и в сегодняшнем бурно растущем Кирове бережно хранится многое из того, что осталось от былой — деревянной — губернской Вятки, помнящей Герцена и Салтыкова-Щедрина, Короленко и Грина... Уцелел на бывшей Орловской, ныне Коммунистической, улице и особнячок, обозначенный номером шестнадцать. На его фасаде укреплена мемориальная доска, извещающая: «В этом доме жил и работал выдающийся полководец Маршал Советского Союза Василий Константинович Блюхер».
«Жил и работал...» Для того сурового времени это, пожалуй, не совсем точные слова. Вернее было бы сказать: «Здесь изредка отдыхал...» Жизнь и работа помкомандарма, а с апреля одновременно исполнявшего и обязанности коменданта Вятского укрепленного района, протекали главным образом там, где возводились полосы глубокоэшелонировапной обороны, где шла подготовка для фронта свежих маршевых рот и резервных частей. А март вообще почти целиком прошел по-бивуачному.
Сибирская армия генерала Гайды нанесла внезапный удар в стык между позициями 2-й и 3-й советских армий. Отец срочно отбыл на фронт. Энергичными и решительными действиями он приостановил отступление частей 29-й стрелковой дивизии, а затем обеспечил выход из окружения бригад Николая Томипа и Ивана Павлищева, собрал воедино остальные полки родной 30-й и полностью восстановил ее боеспособность.
Была в те дни у отца и еще одна часть, за боевыми действиями которой он следил с большим вниманием и на которую волновался как за свое кровное детище.
В начале февраля с верховьев Волги, из глубокого по тогдашним понятиям тыла, прибыл в Вятку 61-й стрелковый полк, формировавшийся в Рыбинске. По морально-политическим качествам он был крепок, устойчив. Это отмечал и командующий Ярославским военным округом, инспектировавший новую красноармейскую часть в конце восемнадцатого года. В своем отчете о пребывании в Рыбинске он писал: «В 61-м полку настроение вполне приличное. Дело организовано за последнее время достаточно крепко благодаря тому, что дан был новый политический комиссар и усиленно работали три товарища, вернувшиеся с курсов, организованных окружным военным комиссариатом»50.
Помкомандарма лично встретил эшелон земляков. Сердечно поприветствовав их, объявил, что некоторое время полк будет находиться в армейском резерве.
— Знаю, рветесь на фронт. Знаю, что сильны своей рабоче-крестьянской сознательностью, — сказал он рыбницам. — Это замечательно, но только одного этого теперь уже недостаточно. Нужно, чтобы и по своей боевой выучке вы были лучшими в армии. Потому и даем вам в шефы красных орлов.
1-й Крестьянский коммунистический (впоследствии 253-й) стрелковый полк сыграл главную роль при обороне Нижнего Тагила. От его стойкости зависела участь не только дивизии, в которую он входил, но и всего фронта. Полк не дрогнул, выстоял. И в воздаяние выдающихся его заслуг перед пролетарской революцией он первым в войсках 3-й армии был награжден Почетным революционным Красным знаменем ВЦИК. После вручения этой высокой награды и закрепилось за воинами полка громкое и славное имя — Красные орлы.
Общение рыбинцев с обстрелянными в боях героями дало хорошие результаты. Боевое крещение они приняли в конце февраля — начале марта 1919 года. Произошло это при таких обстоятельствах.
Командующий 3-й армией, видя безуспешность наступления на противника силами левофланговой Особой бригады, 25 февраля передал из своего резерва в распоряжение ее командования 61-й Рыбинский полк.
На следующий день рыбинцы были на переднем крае и к вечеру 26 февраля выбили колчаковцев из двух деревень юго-восточнее села Воскресенское. В первом бою они потеряли около ста человек убитыми и ранеными, но их боевой дух не был сломлен. 61-й Рыбинский стрелковый полк продолжал наступление. Утром 5 марта его бойцы овладели сильно укрепленными позициями противника южнее села Кравец.
«Действиями стрелкового полка, его доблестью, лихими атаками и железной стойкостью восхищаюсь, — телеграфировал Блюхер рыбинскому военкому. — Все это несомненный результат вашей плодотворной работы, за которую шлю вам как земляк-рыбинец и как помощник командующего армией сердечную благодарность и земляческий привет»51.
«Оперативно-тактическое значение февральско-мартовских наступательных боев Особой бригады в Коми-Пермяцком крае заключалось в том, что они дали возможность отвлечь значительные силы противника с главного направления Пермь — Вятка, задержать его на месяц, обеспечить оборону открытого фланга 3-й армии и отразить попытку обхода этого фланга...
Для всей 3-й армии наступательные бои Особой бригады были своего рода показателем больших возможностей наших войск, их активности и способности наносить поражения врагу, несмотря на недостаток сил и средств. Это укрепляло части Красной Армии морально, готовило их к грядущим боям»52.
В один из приездов в город Киров я познакомился там с воспоминаниями В. Ф. Сивкова. Член партии с 1908 года, Владимир Федорович после Февральской революции вошел в состав штаба Красной гвардии Чусовского завода, а в декабре восемнадцатого года возглавил отряд Особого назначения Уральского областного Совета. Новое наступление колчаковцев весной 1919 года вынудило РВС Республики позаботиться об организации в тылу Восточного фронта глубокоэшелопнровапных оборонительных полос. Тогда и состоялось решение о создании Вятского укрепрайона. Во главе его был поставлен Военный совет из трех человек: В. К. Блюхера — председателя и членов — С. А. Новоселова и В. Ф. Сивкова.
«На первую встречу с Василием Константиновичем, — рассказывал Владимир Федорович, — я шел с какой-то необъяснимой настороженностью. Думалось: заместитель командующего армией, герой... Как-то встретит? Как сложатся отношения при совместной работе? Но через несколько минут от моих тревог не осталось и следа. Мы сидели за стаканом чая и, как давние друзья, вели задушевную беседу. Простота и непринужденность в отношениях сопутствовали нам и в дальнейшем»53.
За городом сооружались окопы, оборудовались артиллерийские и пулеметные позиции, а площади Вятки превратились в строевые плацы, где стар и млад маршировали, постигали приемы действий с оружием, учились стрельбе, мастерству штыкового боя.
В делах командных, как свидетельствуют ветераны, отец чувствовал себя уверенно. Но этого было мало, требовалось показать себя и знающим, умелым фортификатором. Пришлось снова учиться. Комендант укрепрайона зачастил в публичную библиотеку, набирал там книги по военно-инженерному делу и просиживал над ними до глубокой ночи. А с рассвета взлетал на коня и часов по десять — двенадцать не покидал седла. Разъезжал по участкам возведения рубежей обороны, все проверял лично, требовал лучше использовать командные высоты, заботился о хорошем обзоре, широких секторах обстрела, о надежной и искусной маскировке.
Но и в этой напряженной и суровой будничности выдался особый, праздничный день. В Вятку по фельдпочте прибыла необычная посылка. В ней находился знак ордена Красного Знамени с номером «1». И мая 1919 года по войскам 3-й армии был издан приказ в связи с вручением В. К. Блюхеру ордена Красного Знамени за беспримерный рейд по тылам врага летом и в начале осени 1918 года.
«После вручения Василию Константиновичу ордена, — вспоминает В. Ф. Сивков, — мы, члены Военсовета укрепленного района С. А. Новоселов и я, зашли в служебный кабинет В. К. Блюхера и, еще раз поздравив его с высокой наградой, высказали свою похвальную оценку его подвига, а заодно предложили пойти к нам на квартиру (мы с Новоселовым жили вместе и хозяйствовали лучше, чем Блюхер) поужинать... Василий Константинович первые минуты после нашего предложения казался в смущении или нерешительности, потом он покраснел и не совсем приветливо сказал:
— Вот что, друзья-товарищи, не нужны мне восхваления… Мы ведь не на митинге… Имейте это в виду! — И уже мягче: — Ваш ужин следовало бы перенести в Пермь или Екатеринбург, да боюсь, продукты испортятся... Пусть будет по-вашему.
И снова перед нами был симпатичный, располагающий к себе человек, с ясными глазами и доброй улыбкой»54.
* * *
В Пермском областном краеведческом музее среди экспонатов далеких времен гражданской войны демонстрируется старенький, с потемневшими латунными деталями телеграфный аппарат системы Юза. В 1919 году он находился и безотказно действовал в штабе 3-й армии. Узнав об этом, я подумал: с ним наверняка хорошо был знаком помкомандарма и комендант Вятского и Пермского укрепрайонов. Аппарат принимал срочные депеши, шли они из Москвы, шли из штаба Восточного фронта — Симбирска. Многие из них заканчивались подписью: «Предсовобороны Ленин». Блюхер, как и командарм, читал эти ленинские распоряжения, требования, указания, советы прямо с телеграфной ленты, понимая, что все они — важнейшие из самых важных и подлежат немедленному исполнению.
1 июля 1919 года аппарат Юза отстучал слова еще одной телеграммы за подписью Председателя Совета Обороны Владимира Ильича Ленина, адресованной одновременно частям 3-й и 2-й армий Восточного фронта:
«Поздравляю геройские красные войска, взявшие Пермь и Кунгур. Горячий привет освободителям Урала. Во что бы то ни стало надо довести это дело быстро до полного конца. Крайне необходимо мобилизовать немедленно и поголовно рабочих освобождающихся уральских заводов. Надо найти новые революционные способы тотчас включать этих рабочих в войска для отдыха уставшим...»55
Руководствуясь новыми указаниями вождя, командарм С. А. Меженинов в целях укрепления тылов стремительно наступавших частей 3-й армии и быстрейшей подготовки для них боевых резервов незамедлительно приступил к организации на берегах Камы Пермского укрепленного района, возложив руководство им на своего ближайшего помощника В. К. Блюхера.
В Перми с приездом отца развернулось всеобщее военное обучение рабочих. В ответ на призыв РВС 3-й армии: «Под ружье! На борьбу! На бой сомкнутыми рядами!» — началась массовая запись добровольцев в Красную Армию.
Комендант нового укрепрайона с присущей ему высокой личной требовательностью добросовестно и честно исполнял свои прямые обязанности, но душой и сердцем он был там, на востоке, на острие наступления частей первого эшелона армии, сетуя наедине с собой на то, что оказался в такое неповторимое время в глубоком тылу, строит укрепления, которые теперь уже для обороны, пожалуй, и не понадобятся.
Чтобы не растерять качества боевого командира, помкомандарма, как рассказывали мне ветераны, с большим пристрастием и тщанием изучал, анализировал все стороны развития Кунгурско-Пермской наступательной операции советских войск. Он понимал, что самым сложным ее этапом было форсирование Камы. И в том, что оно завершилось столь блистательно, 3-я армия обязана прежде всего высокому наступательному духу красноармейских масс, возросшему искусству командиров, боевому взаимодействию, мастерству и инициативе подчиненных им частей и подразделений.
Главная заслуга здесь принадлежала 29-й стрелковой дивизии, освободившей Пермь, но не меньшую роль сыграли также полки 30-й дивизии и Особой бригады, которые своими решительными и самоотверженными действиями на флангах обеспечили успех боев за быстрое и полное изгнание колчаковцев со всего Западного Урала.
И вновь отличились земляки-рыбитщы. 61-й полк Особой бригады, выйдя на реку Чусовую западнее деревни Косогор, завязал тяжелые бои с арьергардными частями противника, поддержанными речной флотилией. На этом рубеже и столкнулись красные батальоны с так называемой «британской» дивизией морских стрелков.
В период боев за Пермь белое командование, чтобы устрашить красноармейцев, стало усиленно распространять слухи о прибытии на фронт большого количества английских войск, оснащенных новейшей боевой техникой.
Для «подтверждения» этого несколько колчаковских полков были переодеты в английские мундиры с английскими знаками различия, посажены на пароходы и направлены в качестве десантников на решающие участки фронта.
На рассвете 6 июля 61-й полк, заняв Верхнечусовские Городки, создал угрозу выхода в тылы белых, оборонявшихся по берегам реки Сылва. Парируя этот неожиданный удар, колчаковцы спешно двинули на Чусовую несколько батальонов «англичан». При поддержке артиллерийского огня речной флотилии морские стрелки перешли в контратаку и вынудили малочисленные красноармейские роты отойти к селу Косогор.
Узнав об этом, комбриг Особой Макар Васильевич Васильев приказал 22-му Кизеловскому полку выступить в район Верхнечусовских Городков на помощь рыбницам, остановить продвижение морских стрелков, а затем и отбросить их к городу Чусовому. Атака развернулась на участке шириной почти в 10 километров. Важную роль сыграл своевременный ввод на левом фланге резервного батальона 61-го полка, что и обеспечило решающий перелом в нашу пользу.
На второй день разгром «британской» морской дивизии был завершен. Справедливости ради следует сказать, что английские войска в сибирской армии Колчака все же были, но в незначительном количестве. В составе Камской речной флотилии белых действовали лишь два вооруженных судна: «Кент» и «Суффол», которые были укомплектованы английскими офицерами и матросами. Среди них находился и корреспондент британской газеты «Тайме». Он, конечно же, был посвящен в маскарадную затею белого командования и после разгрома дивизии морских стрелков оставил для истории такое свидетельство:
«Как ни звучит это парадоксально, прекрасные британские мундиры, в которые были одеты некоторые белые части, способствовали тому, что красные дрались более ожесточенно, чтобы захватить их владельцев»56.
Части Особой бригады одному за другим возвращали свободу горным заводам Среднего Урала. Полки родной 30-й неудержимой лавиной пробивались к сердцу рабочего края — Екатеринбургу. Победы на фронте радовали, воодушевляли, но помкомандарма сознавал, что на данном этапе борьбы делается еще далеко не все для того, чтобы довести «дело быстро до полного конца». Он досадовал на то, что весеннее наступление колчаковцев помешало завершить организационную перестройку, провести которую Совет Обороны Республики предписывал еще в начале 1919 года. В армии продолжали существовать самостоятельно оперирующие части наподобие Особой бригады и Особого Северного экспедиционного отряда. В период оборонительных боев они оправдывали свое назначение, но теперь, когда уже в полной мере вырисовывалась необходимость подготовки к освободительному походу по безбрежным просторам Зауралья и Сибири, все очевидней становилась необходимость слияния их для обеспечения четкости и эффективности боевого управления в более крупные войсковые соединения.
Еще в Вятке отец познакомился с приказом PBG Восточного фронта от 5 июля 1919 года, который предписывал и ему принять непосредственное участие в формировании повой, 51-й стрелковой дивизии. Помкомандарма сразу же заявил членам Реввоенсовета армии о своей готовности принять на себя обязанности начальника вновь организуемого соединения, но его просьба тогда не была уважена.
Почти месяц новая дивизия числилась в штабных документах, и лишь 27 июля армия узнала, что ее рождение стало официальной реальностью. С. А. Меженинов в тот день объявил приказ РВС фронта о назначении начальником 51-й стрелковой своего помощника Василия Константиновича Блюхера.
Стосковавшийся по жаркой боевой работе, отец с радостью выехал из Перми, ставшей к концу июля 1919 года глубоко тыловым городом, в столицу Среднего Урала.
* * *
В ночь с 14 на 15 июля того же девятнадцатого года в Екатеринбург первыми вступили полки 28-й и 21-й стрелковых дивизий Владимира Азина и Георгия Овчинникова. Дороги 30-й оказались более долгими. Ее части прошли парадным маршем перед зданием Верх-Исетского народного театра 30 июля. В тот же день, утром, в город прибыл вновь назначенный начдив 51-й, где он стал свидетелем незабываемого парада родных ему полков на площади у московской заставы57.
В Екатеринбурге и началось формирование нового соединения РККА — 51-й стрелковой дивизии. Под штаб было отведено несколько комнат в здании на углу Покровского проспекта и Тихвинской улицы58. Здесь отца встретил старый знакомый, бывший вятский губернский военком С. И. Малыгин, назначенный теперь комиссаром дивизии. Он доложил общую обстановку на фронте 3-й армии, сделав главный упор на боевых действиях ее левофланговых частей — Северного экспедиционного отряда и Особой бригады.
— Хорошо идут полки отряда и бригады, — подчеркнул Малыгин. — Считанные версты остаются им до Тюмени. Там, видно, и нагоним их...
Начдив хорошо знал историю зарождения, фронтовые пути-дороги и боевые качества всех частей, входящих в Северный экспедиционный отряд и Особую бригаду. Отряд состоял из 1-го Северного полка, укомплектованного добровольцами и мобилизованными гражданами Вятской губернии, и 9-го Особого железнодорожной охраны полка, бойцы которого зимой обеспечивали бесперебойность движения эшелонов на участке Вятка — Котлас. В Особой бригаде действовали четыре закаленных боевых полка: 21-й Мусульманский, 22-й Кизеловский горный и 23-й Верхнекамский вобрали в себя шахтеров пермских рудников и копей, рабочих и крестьянскую бедноту Усольского и Чердынского уездов, а в период боев в районе Кудымкара в них влилось и много коми-пермяков.
Ну а про четвертый полк бригады — 61-й Рыбинский — и говорить нечего. Земляки были стойки в обороне, с самой лучшей стороны показали себя и в наступательных боях.
Время, проведенное в Екатеринбурге, рассказывали мне боевые соратники отца, было во многом похоже на те дни, которые пережил он годом ранее по выводе из окружения десятитысячного Сводного Уральского отряда. Ходил по различным инстанциям, «выбивал» у несговорчивых начальников управлений и инспекторов армии боеприпасы и обмундирование, продовольствие и медикаменты. Но к ночи усталость хлопотных дней как рукой снимало. Целительным средством служил телеграф. Сводки и донесения с фронта дарили радостное, ни с чем не сравнимое волнение. Части армии продолжали победное движение на восток. По всему чувствовалось — Тюмень колчаковцам не удержать, и первыми «ворота» в Сибирь наверняка откроют полки новой дивизии.
6 августа начдив целый день провел на воинской площадке станции Екатеринбург. Один за другим прибывали из Перми эшелоны, в которых следовали 10-й Московский, 1-й и 2-й Вятские крепостные полки, направленные на укомплектование дивизии до полного штата. Приказа на разгрузку они не получили. Начальник дивизии загодя договорился с железнодорожниками об их немедленной отправке в сторону Тюмени. Погрузив в теплушки и вагоны все полученные припасы, с последним эшелоном и сам покинул главный город Среднего Урала...
* * *
Во время работы в Среднеуральском совете народного хозяйства мне часто доводилось ездить по служебным делам в Тюмень. На скорые поезда попадал не всегда, а пассажирские останавливались в ту пору на всех полустанках. Не сетовал. Напротив, радовался этому.
На станции Поклевская (ныне Талица) 15 августа 1919 года отец подписал приказ № 1 по частям 51-й стрелковой дивизии, которым определялась ее организационная структура: три бригады, девять стрелковых полков, получившие номера от 451-го до 459-го. Основой нового соединения РККА явилась Особая бригада. Она дала дивизии не только самые боеспособные и проверенные в боях стрелковые части, но и батальоны связи, инженерный, легкую артбатарею и автобронеотряд. Тем же приказом штаб, политический отдел, отдел снабжения и другие спецслужбы бригады без каких-либо особых изменений были преобразованы в соответствующие органы и учреждения 51-й стрелковой дивизии. Это вселяло уверенность в том, что новое соединение относительно легко сумеет перенести организационный период.
Три станции — Юшала, Тугулым, Подъем — явились пунктами, в районе которых группировка белых, действовавшая в полосе железной дороги, совместными усилиями частей 1-й и 2-й бригад дивизии была разгромлена и отброшена далеко на юго-восток, что позволило красным полкам уже к вечеру 8 августа 1919 года вступить на улицы Тюмени. Труженики города, пережившие 384 дня и ночи дикого разгула белогвардейщины, со слезами радости встретили своих освободителей.
А на другой день, 9 августа, в армейских газетах было опубликовано письмо-рапорт Красной Армии Восточного фронта Владимиру Ильичу Ленину. Оно начиналось такими словами:
«Дорогой товарищ и испытанный верный наш вождь! Ты приказал взять Урал к зиме — мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идем теперь в Сибирь... Больше Урал не перейдет в руки врагов Советской Российской Республики. Мы это заявляем во всеуслышание всему миру»59.
За последние два десятилетия неузнаваемо преобразилась Тюмень, ставшая центром Западно-Сибирского нефтяного края. Благоустроилась, поднялась ввысь современными красавцами зданиями ее центральная магистраль — улица Республики и двухэтажный дом на ней под номером 18, считавшийся в былые времена одним из самых представительных, выглядит теперь заштатным провинциалом. Но своей историко-революционной славы он не утратил. Внимание гостей города привлекает мраморная доска, сообщающая о том, что здесь в августе 1919 года находилась тюменская штаб-квартира начальника 51-й стрелковой дивизии. В настоящее время тюменцы организовали в этом доме первый в стране мемориальный музей В. К. Блюхера.
* * *
Еще на станции Поклевская начдив получил от командующего армией первую боевую задачу — выйти к реке Тобол и подготовиться к ее форсированию. Начдив оставил 3-ю бригаду в эшелонах, перепоручив руководство ею начальнику штаба, а сам в сопровождении конных ординарцев поскакал в Тюмень. Авангардные бригады дивизии далеко за город уйти не успели. Воспользовавшись этим, начальник дивизии лично познакомился с комбригами, командирами полков, комиссарами и начальниками штабов, побывал во многих батальонах, узнал настроения и запросы личного состава и 20 августа подписал приказ по 51-й стрелковой дивизии, призывавший все Части сплотить свои ряды для окончательного разгрома Колчака.
Главные надежды начдив и комиссар возлагали на железное ядро дивизии:
«На вас, товарищи комиссары и коммунисты дивизии, лежит особая ответственность за всякое отступление от общепринятой в данный момент линии Советской власти. На ваше содействие к поднятию дивизии на должную высоту мы рассчитываем и надеемся в каждом из вас встретить достойного сотрудника»60
Приступив к выполнению своих боевых задач, бригады, словно гигантский веер, начали расходиться в стороны, уходя день ото дня все дальше и дальше друг от друга. Полки 2-й бригады двинулись на северо-восток, в направлении Тобольска, 1-я бригада, форсировав Тобол в районе Ялуторовска, повела наступление в сторону Ишима по лесным дорогам и тропам. А 3-я после выдвижения к линии фронта поступила в оперативное подчинение начальнику 29-й стрелковой дивизии.
До недавнего времени первый, один из труднейших периодов боевых действий 51-й стрелковой дивизии, оставался для меня досадным «белым пятном». Сперва все как-то не удавалось избрать такой маршрут поездок, чтобы пролегал он по тем местам, где приняла славное боевое крещение легендарная 51-я. Только зимой 1979 года собрался наведаться в эти края, чтобы все сравнить, сопоставить и получить более полное представление о том, как действовала 51-я дивизия после своего официального рождения.
Выкроив время на поездку в Тобольск, я взял билет на пассажирский поезд «Свердловск — Сургут». За Тюменью прильнул к стеклу вагонного окна в надежде, что проследую через станции, возникшие близ населенных пунктов, за которые в 1919 году шли жестокие бои. Но известных названий так и не встретил. Новая железнодорожная трасса прошла по наикратчайшей прямой, И здесь, как и на Всесоюзной ударной стройке Белорецк — Карламан, ни тайга, ни топи не остановили комсомольцев наших дней. Их трудовые дни и ночи с полным правом могут быть приравнены к ратным подвигам героев 51-й стрелковой, шагнувших в новые легенды с первых же своих боев и походов.
В научной библиотеке Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника я с интересом посмотрел подшивку газет, изданных в 1919 году. В одной из них — передовая статья с броским заголовком: «Красные орлы».
«Не ищи их, товарищ, на небе, — говорилось в ней, — ищи на земле, ибо они — это солдаты нашей славной Красной Армии.Они прилетели к нам на Сибирский Север с отрогов Урала... Грозная Мотовилиха, Кыштым, Уфалей, Тагил, Каслинский завод — вот пути перелета к нам Красных орлов.
...Не ищи их, товарищ, на небе, ищи на земле. Они все такие же, как ты, такие же рабочие и крестьяне — учись у них, бери с них пример, всегда будь готов стать воином Красной Армии — армии труда»61.
Газета «Тобольская коммуна» — орган местного военно-революционного комитета и организации РКП (б) — начала выходить уже на шестые сутки после изгнания колчаковцев из города. Изо дня в день в ней под рубрикой «На Красном Сибирском фронте» печатались оперативные сводки. Правда, из-за несовершенства связи публиковались они почти с двухнедельным опозданием.
«Наше наступление... успешно развивается, — сообщалось в сводке за 26 августа, появившейся в газете лишь 12 сентября 1919 года. — В районе трактовой дороги Тюмень — Тобольск наши части заняли ряд деревень в 70 верстах от г. Тобольска.На реке Тавда нами захвачен пароход противника «Александр Невский» с одним 3-дюймовым орудием, 3 пулеметами и командой».
Решительно и инициативно действовали части 2-й бригады. 456-й Рыбинский полк, выиграв тяжелые бои на обоих берегах Тобола, у Березовского Яра и Иевлево, стал быстро продвигаться вниз по реке. Когда рыбинцы приустали, их сменили батальоны 454-го полка. К 1 сентября они заняли Бачелино, Байкалово, Худяково, Кутабаринку и Тоболтуринские юрты. Далее на острие наступления оказался 455-й стрелковый полк. 2 сентября он выбил колчаковцев из сел Кремнево, Таратухино, Шишкине и в ночь на 4 сентября начал форсировать Иртыш близ устья Тобола. Тогда же подошел к Иртышу и 454-й полк под командованием И. В. Боряева. Он переправился через реку на более близком расстоянии от Тобольска и первым ворвался на его улицы.
Начдив горячо поздравил части 2-й бригады:
«Благодарю красноармейцев и лиц командного состава за первую крупную победу новой 51-й дивизии. Бесконечно рад, что эта победа получена от старых, родных для меня уральцев»62.
Листая газетную подшивку, дошел я до номера «Тобольской коммуны», датированного 25 сентября. Перевернул его последнюю страницу и... что такое? Скачок сразу в конец октября. Может, газеты почти за целый месяц не сохранились? Нет, по номерам никаких расхождений. Значит, газета в это время не выходила. И причина тому непростая: с 27 сентября по 22 октября 1919 года хозяевами Тобольска вновь стали колчаковцы.
- Владимир Литтауэр. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920
- Евгений Кочнев. Секретные автомобили Советской Армии
- Василий Ульяновский. Смутное время
- С. Д. Охлябинин. Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн
- Артём Драбкин. Я дрался на Ил-2. Нас называли «смертники»
