Либерализм против демократии
Слово «демократия» понималось (да и сейчас понимается) в самых разных смыслах. Это — социально-политическая система, обеспечивающая власть народа, участие людей в принятии решений, которые их касаются; это и система представительной власти, парламентаризма; это и коалиция сил, выступающих за расширение прав народа. Наиболее сущностное понимание — первое. Наиболее распространенное — второе, хотя парламентская система или выборы президента обеспечивают лишь власть элиты, манипулирующей массовым сознанием и голосами избирателей. В начале века было принято называть «демократией» также то, что теперь обычно называют «демократические силы», поскольку считалось, что они опираются на трудящиеся классы, представляют интересы большинства. Лишь позднее выяснится, что политики, выступающие от имени классов, могут действовать и против их интересов.
Отношение к демократии сплошь и рядом меняется, когда политик приходит к власти. Пока он в оппозиции — нет более последовательного сторонника демократии и защиты прав меньшинства. Но стоит политику припасть к рычагам управления страной, он начинает с раздражением реагировать на давление снизу — со стороны «непросвещенных», ничего не понимающих масс, «безответственной» оппозиции и того самого парламента, где сам недавно произносил речи, обличающие предыдущий авторитарный режим.
События Февральской революции воспринимаются как социальный взрыв и свержение самодержавия. Но, как мы видели, за кулисами революции произошел тихий, незаметный переворот — создав новое правительство от имени Думы, лидеры парламентского большинства саму Думу фактически распустили. Действовал только Временный комитет Государственной Думы во главе с Родзянко. Но на деле с Временным комитетом считаться не стали. 2 марта Временное правительство забрало всю полноту власти себе.
Чтобы как-то уравновесить это возвращение к диктатуре, 9 марта министры решили, что законодательные постановления будут приниматься ими коллективно. С возникновением коалиции нескольких партий это сделает процесс законодательства крайне затруднительным, так как правая и левая части правительства парализуют законодательные инициативы друг друга.
Весной 1917 г. авторитет Думы в стране был все еще высок. Но политические элиты в большинстве своем выступали против возобновления ее деятельности как монархического органа, избранного по авторитарному «третьеиюньскому» закону. В то же время и Советы не могли еще восприниматься как представительство народа, так как часть общества в них никак не была представлена. В итоге правительство решило вообще ни перед кем пока не отчитываться.
Беда Думы заключалась в том, что ее не собирались защищать сами депутаты. Монархическая часть депутатов была деморализована и в обстановке революции потеряла всякое влияние. А либералы активно включились в работу аппарата Временного правительства. Именно депутаты составили высший слой нового чиновничества. Так что им было не до парламентских прений.
Правительство, сформированное Г. Львовым, состояло из известных думских деятелей-либералов (в основном прогрессистов и кадетов). Министром иностранных дел стал П.Милюков, министром юстиции — А. Керенский.
Если Керенский на первых порах готов был считаться с Советом (чтобы иметь право выступать от его имени), то кадеты были готовы держать ответ перед идеально избранным Учредительным собранием, а пока править по своему разумению. Правительство считалось временным, потому что должно было существовать до Учредительного собрания. Никакие народные представители пока не должны мешаться под ногами.
На деле это привело к тому, что правительство повисло в воздухе. Его надежной опорой были только кадеты. Оно держалось на доброй воле социалистов, доминировавших в Совете, который пока согласился терпеть либеральный кабинет. Но кадеты и тем более октябристы противостояли низовой демократии, боялись ее и стремились от нее избавиться.
Либеральные политики пытались установить контроль над массами с помощью создания политической мифологии, иррациональных ритуалов, «эмоционального воздействия на массовое сознание»1. Если бы сознание масс было архаичным (как полагают некоторые нынешние либеральные историки), это дало бы результат. Но общество уже не было архаичным, рациональные мотивы проникли в сознание населения. И лучшим способом заручиться поддержкой масс было предложить им конкретные меры решения социальных вопросов.
***
Очень быстро правительство столкнулось с проблемой, характерной для авторитарных режимов, — приходилось решать самые разнообразные, разнокалиберные вопросы от войны и мира и до «учреждения в составе Саратовского университета факультетов физико-математического, историко-филологичес кого и юридического»2. Это создавало перегрузку, невозможность на чем-то сосредоточиться. Но если деспотические режимы хотя бы обладали реальной силой для того, чтобы осуществить свое решение, то Временное правительство не имело пока рычагов власти. Оно было авторитарным, но слабым.
Либералов и советских демократов роднило представление о необходимости немедленного расширения гражданских прав (советские лидеры были радикальней, предлагая распространить их и на армию). Но проблема социальных реформ была куда сложнее.
Н. Некрасов, лидировавший среди левых либералов и обеспечивавший их связку с «масонской партией», говорил в марте: «Не будем уподобляться старому режиму, который говорил: сначала упокоение, а потом реформы. Меньше всего можно говорить: сначала политика, а потом социальные вопросы»3. В зале раздались аплодисменты. Не то чтобы бурные, так — оживленные. Кадеты разделяли надежды министра на реформы, но, может быть, они лучше его понимали — для реформ нужно согласие всех социальных сил или подавление несогласных. Чтобы провести существенные реформы, нужно отказаться от политики компромиссов, которая составляла сущность стратегии «масонской партии».
Прежде чем принимать решения, правительство создавало совещания, которые подробно и иногда очень долго обсуждали вопрос. По идее, это позволяло заручиться поддержкой разных общественных сил. Но правительство оставляло решение за собой, что вызывало раздражение тех, чье мнение было проигнорировано.
Правительство пошло по пути удовлетворения наиболее очевидных, уже реализованных явочным порядком требований рабочих. 6 марта были отменены наказания за стачки, 10 марта введен 8-часовой рабочий день, и так уже установленный явочным порядком. 23 апреля правительство приняло положение о «рабочих комитетах», пытаясь ограничить их функции чисто профсоюзными задачами.
Одно из мифологизированных мероприятий правительства — амнистия. Она считается чуть ли не главной причиной разгула преступности в 1917 г. На деле она была достаточно осторожной. Никто не собирался выпускать на свободу всех уголовников. Амнистия заменяла смертную казнь 15-летними каторжными работами, снижала сроки наказания4. Так что если бы это решение, подготовленное Керенским, было полностью осуществлено, массы уголовников еще несколько лет провели бы в местах заключения.
Но социально-экономический кризис, развал уголовной полиции и системы исполнения наказаний в ходе более поздних революционных событий привели к безудержному всплеску преступности.
После первых решительных мероприятий социал-либерального содержания наступила пауза. Либералы не были готовы углублять социальные преобразования.
22 марта было создано юридическое совещание, через которое должны были проходить все проекты решений. Это был лучший способ затормозить любое решение, не соответствующее взглядам либеральных политиков. Летом совещание станет главным заслоном на пути любых покушений на помещичью собственность.
***
Правительство либералов в условиях войны и нараставшей разрухи было вынущено приступить к мерам регулирования экономики, более характерным для социалистов и позднее — даже для коммунистов. Правда, делалось это без энтузиазма.
Уже первое Временное правительство, находившееся в руках либералов, пошло по пути усиления государственного регулирования хозяйства, закладывая основы политики, которую позднее большевистское правительство будет проводить с помощью грубой силы.
Важнейшим вопросом, лихорадившим Россию, был продовольственный. Продолжая политику царского министра А. Риттиха и предвосхищая меры большевиков, 25 марта Временное правительство приняло решение о передаче хлеба в распоряжение государства. Что характерно, это «социалистическое» решение было принято по инициативе министра-кадета А. Шингарева. Такою было требование дня, и страна восприняла его с пониманием. Этот факт иногда воспринимается как алиби большевиков — они ведь тоже огосударствили распределение продовольствия. Но было и различие. Временное правительство закупало хлеб через систему заготовительных организаций, а не отнимало его. При Временном правительстве деньги еще имели цену, хотя их покупательная способность упала в 3—6 раз с начала войны.
Большевики позднее изымали хлеб силой, фактически — безо всяких стимулов со стороны крестьян расставаться с продовольствием и, соответственно, выращивать его в следующем году.
Кадетский министр предвосхитил и коммунистические идеи государственного регулирования распределения. 28 марта правительством было принято представление «О планомерной организации сельского хозяйства и труда», которое предусматривало создание государственных органов по снабжению сельского хозяйства металлом, средствами производства, семенами, удобрением, рабочими силами и кредитом5. Но где все это взять? Планируя распределение промышленных продуктов, либералы не решились покуситься на «священное право частной собственности». Для поиска путей решения этой сложной задачи 21 апреля был учрежден Главный земельный комитет, который включал представителей губернских комитетов, правительства, крупнейших крестьянских организаций, одиннадцати партий, а также делегатов экономических обществ и специалистов. Создав очередную бюрократическую надстройку, Временное правительство и здесь не придумало, как заставить общество ей подчиняться.
24 апреля, развивая эти идеи, Шингарев предложил организовать снабжение населения промышленными продуктами широкого потребления. В результате правительство создало очередную комиссию «для выяснения вопроса»6. Предстояло подсчитать нужды и возможности предприятий, но по-прежнему было неясно, каким образом заставить собственников поставлять продукцию в нужных количествах по государственным ценам. Принцип создания комиссии был уже отработан — в нее включили представителей ведомств, Советов, кооперативных организаций, Земгора.
Главной идеей Временного правительства было согласование всевозможных интересов. Для регулирования хозяйства создавались органы, в которые включались «все заинтересованные стороны». Дело хорошее, если четко обозначены время и порядок принятия решения. В случае с Временным правительством торопиться было некуда, ждали Учредительного собрания. А с его созывом не торопились, ожидая, пока народ «остынет», научится мыслить более здраво, чем в февральские дни, согласится с аргументами либералов. В условиях нарастающего социального кризиса происходило прямо обратное. А инициативы правительства выливались в бесконечную согласовательную говорильню, которая раздражала народ, собравшийся на улице и занятый все более эмоциональной митинговой говорильней.
Признав необходимость вторжения в отношения собственности, общественного регулирования хозяйства, либералы расписались в неспособности сделать это самим и тем поставили в повестку дня приход к власти социалистов.
Таким образом, первоначально социальные преобразования были парализованы либералами, которые то готовились к созыву Учредительного собрания, то согласовывали интересы «волков» и «овец». Вскоре перспектива созыва собрания запустила еще один механизм, который стал определять поведение партий — они вступили в предвыборную борьбу. Учредительное собрание, которое сначала ожидалось «вот-вот», теперь переносилось на несколько месяцев под предлогом того, что нужно все как можно более тщательно подготовить. Чтобы ни один голос не пропал, и все согласились с «волей народа». Пока готовили списки избирателей, партии стали охотиться за голосами, как всегда в таких случаях не смущаясь популизма. Добиться согласования и так плохо согласуемых интересов в этих условиях становилось все труднее.
***
Важнейшим фактором, оказывавшим воздействие на ход революции, оставалась война. Открытая демократическая система новой России должна была сосущестювать с продуктами распада авторитарного милитаризованного общества. Огромную роль стала играть выходящая из-под контроля солдатская масса, стремящаяся к скорейшей демобилизации. Особую силу приобретали тыловые гарнизоны, и прежде всего петроградский. Объявляя себя гарантом революции, солдаты петроградского гарнизона активно воздействовали на политические события в своих собственных интересах.
Одной из важнейших задач новой власти было поддержание дисциплины на фронте и в тылу: «Революционная интеллигенция, стоявшая в то время во главе советских организаций, только благодаря своей мирной программе, отвечающей стремлениям масс на фронте и в тылу, пользовалась доверием армии... она использовала это доверие не только для политической кампании в пользу всеобщего мира, но и для того, чтобы восстановить дисциплину в армии и предохранять фронт от распада»7, — отвечает И.Церетели критикам справа, обвинявшим социалистов в «развале» армии.
С. П. Мельгунов, рассмотрев этот вопрос, заключает: «В конце концов, реальных данных, свидетельствующих об увеличении в революционное время дезертирства по сравнению с тем, что было до переворота, нет»8. В первой половине года и братания на фронте были сравнительно редким явлением.
Посетив в апреле Гельсингфорс, который к осени станет оплотом большевиков, депутаты А. Александров и В. Степанов констатировали: «Отношения между солдатами и офицерами можно считать налаженными», дисциплину поддерживают сами матросы и их комитеты9. По примеру Петрограда солдатские комитеты возникали по всей стране и брали военную силу под свой контроль. После февральского всплеска ненависти к офицерам ситуация стабилизировалась. «Разложение армии» возобновилось позднее, когда выяснилось, что революция не ведет ни к победам, ни к миру.
Позднее в «разложении армии» винили большевистскую пропаганду. Но вот 24 апреля, когда влияние большевиков на фронте еще стремилось к нулю, генерал Брусилов требует присылки на фронт опытных патриотических агитаторов, так как началась «разрушительная пропаганда мира», которая «пустила глубокие корни»10. Не большевики развернули «разрушительную пропаганду мира», а сторонники скорейшего мира стали позднее большевиками и левыми эсерами.
Впрочем, еще не «разложенная» армия, измученная войной, имела слабую боеспособность, что показало поражение на Стоходе в марте 1917 г.
Чтобы как-то повысить боевой дух войск, правительство решило закрепить права солдат, провозглашенные Советом. 11 мая была принята разработанная Керенским «Декларация прав солдата», которая закрепляла за ним большинство гражданских прав, но давала офицерам право применять силу к солдатам, не подчиняющимся боевыми приказам.
***
Революционно-демократические силы, осознававшие невозможность немедленного и радикального выхода из кризиса, но противостоящие реставрации авторитарного режима, были представлены социалистическими партиями: партией социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократами меньшевиками. Весной 1917 г. именно революционно-демократические партии стали лидирующей силой в Советах.
Авторитет этих течений был приобретен ими в годы борьбы с царизмом и укреплялся способностью революционно-демократической интеллигенции убедительно обосновать свою позицию в тот период, когда массы рабочих и солдат еще были готовы «потерпеть» в надежде на относительно быстрый выход из кризиса после революции. Первоначально такая позиция была продиктована не масонами, а взглядами самих социалистов, которые опасались брать власть в условиях, когда придется решать «буржуазные задачи», когда у социалистов еще нет административного опыта и не вернулись из эмиграции и из ссылки наиболее известные вожди. Социалисты были готовы искать компромисс между радикальными массами трудящихся и либеральными «цензовыми элементами» — состоятельной интеллигенцией и предпринимателями, без которых эффективное функционирование экономики представлялось сомнительным. Именно социалистическая интеллигенция взвалила на себя задачу консолидации общества в тяжелых условиях 1917 г. Разделяя цели радикализированных революцией масс, социалистическая интеллигенция сдерживала их, разъясняя утопизм стремления к немедленному воплощению этих целей в жизнь. Грамотность и социальная близость к народу, «народничество» обеспечивало социалистам сохранение их авторитета даже тогда, когда им приходилось агитировать за непопулярные меры. Но постепенно, по мере затягивания преобразований, этот авторитет таял.
У нового правительства не было прочной опоры в массовых организациях, сотнями возникавших или выходивших из подполья после революции — партиях, профсоюзах, Советах. Эту опору могла дать только связка с социалистами. Меры принуждения были невозможны, поскольку войска в столице подчинялись Совету.
Поэтому в принятой Временным правительством 26 апреля декларации говорилось: «В основу государственного управления оно (Временное правительство. — А Ш.) полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти. Оно ищет опоры не в физической, а в моральной силе»11. Здесь использована масонская идея морального, а не властного воздействия. Но его было явно недостаточно в условиях, когда обострялись социальные противоречия, и представления о добре у «цензовиков» и радикалов из рабочих кварталов были диаметрально противоположны. Так что мораль моралью, а требовалось что-то еще для удержания власти. Требовалась или сила (на что надеялся Милюков), или умение манипулировать политическими партнерами и массовым сознанием (что до поры лучше других умел делать Керенский и его друзья с масонской подготовкой). Временное правительство не было демократическим. Оно не могло быть авторитарным (хотя к этому стремились правые кадеты и Гучков). Оно было манипулятивным.
1 Архипов И. Л. Указ. соч. С 143-147.
2 Архив новейшей истории России. Т. 9.С.50.
3 Съезды и конференции Конституционно-демократической партии. Т. 3. Кн. 1.С. 474.
4 Архив новейшей истории России. Т. 7. С 111—121.
5 Архив новейшей истории России. Т. 7. С. 189.
6 Архив новейшей истории России. С. 344.
7 Церетели И.Г. Кризис власти. M. 1992. С. 51.
8 Мельгунов С.П. Указ. соч. С 356.
9 Архипов И.Л. Указ. соч. С 187.
10 Цит. по: Архипов И. Л. Указ. соч. С 232.
11 Церетели И.Г. Указ. соч. С. 45.
<< Назад Вперёд>>
