11 и 12 сентября 1942 года в Ставке Верховного Главнокомандования в Москве у Сталина обсуждались первые наметки крупнейшей наступательной операции, которая должна была коренным образом изменить весь ход войны и вырвать стратегическую инициативу из рук немецкого командования. Боям в городе в этой разработке придавалось огромнейшее значение по уничтожению живой силы противника.
12 сентября в Виннице, в своем бункере, Гитлер устроил разгром своим генералам и потребовал от командующего группой армий «Б» генерал-полковника фон Вейхса в течение ближайших дней полностью овладеть Сталинградом. На совещании присутствовал и командующий 6-й немецкой полевой армией фон Паулюс. Приказ, естественно, относился и к нему. В опубликованных документах после войны указания Гитлера выглядели таким образом: «Русские на грани истощения сил. К ответным действиям широкого стратегического характера, которые могли бы быть для нас опасными, они больше не способны. Кроме того, северный фланг на Дону получит значительное подкрепление со стороны союзников... В остальном надо заботиться о том, чтобы скорее взять город в свои руки, а не допускать его превращения во все пожирающий фактор на длительное время».
Начало «решающего» штурма города было назначено на 14 сентября. 13 сентября Паулюс начал разведку боем по всей линии обороны 62-й армии.
В ночь на 13 сентября Крылов и Чуйков прилегли отдохнуть перед самым рассветом, их ночная беседа затянулась. Но поспать не пришлось. Подняли их близкие разрывы бомб. И командарм, и начальник штаба сразу же оказались на ногах.
— Это что, обычная музыка на рассвете? — спросил Чуйков.
— Не совсем обычная! — ответил Крылов и поспешил к ведру с водой освежить после дремы лицо. Чуйков шагнул к выходу из блиндажа. Крылов догадался, что он поспешил к стереотрубам, что были прикрыты у входа в блиндаж земляной крышей.
Крылов сразу отметил, что самолетов было значительно больше, чем накануне. Обработке подверглась вся линия обороны армии. Особенно жестоким был налет на Мамаев курган, где размещался КП армии.
Самолеты еще продолжали обработку переднего края, начался артиллерийский и минометный обстрел.
— Ну как, Николай Иванович, — спросил Чуйков, — начинается испытание азинцев?
— Надо ждать атаки! — подтвердил Крылов. — Несколько дней было сравнительно тихо, они перегруппировались, похоже, что день будет горячим.
Но горячий день — это еще не понятие генерального штурма. Командование 62-й армии в этот день имело право рассчитывать, что на генеральный штурм фон Паулюс не решится, ибо еще не прекращались удары по его флангам с севера 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий, и еще не погасла надежда, что им удастся прорваться к Сталинграду.
На 13 сентября самое большое удаление от переднего края немецких войск до Волги не превышало 10–12 километров. Сам город имел протяженность обороны 35–40 километров. Его наибольшая ширина достигала всего лишь пяти километров. Можно понять гнев Гитлера на своих генералов. Прошли тысячи километров, осталось всего лишь пять километров, а пройти не могут.
Немецкое наступление началось около семи часов утра сразу на нескольких участках. Удары последовали в районе Городищ, Песчанки, Садовой и Разгулявки. Из Разгулявки двинулось до полусотни танков, поддерживающих удар целой дивизии на Мамаев курган.
С Мамаева кургана и Крылов и Чуйков могли видеть в стереотрубы всю картину развернувшегося сражения. Чуйкову еще было трудновато ориентироваться, боевые позиции войск он знал еще только по карте, Крылов везде побывал и все видел своими глазами. Он знал каждую высотку, каждый овраг, каждое здание, которое могло войти в систему оборонительного рубежа. Он все промерил, где шагом, а где ползком.
— Вот что, — сказал Чуйков. — Сегодня боем тебе руководить! Некогда рассуждать и советоваться, а я погляжу, мне привыкнуть надобно...
И он был прав, карта не могла дать полное представление об обстановке. К городу из степи подходили овраги, балки, они были удобны противнику для накопления войск, да и сама местность имела понижение к городу.
Сражение разворачивалось довольно странно. И Чуйков и Крылов единодушно пришли к мнению, что противник задействовал всю свою авиацию, очень сильной была артиллерийская подготовка, но к середине дня стало очевидно, что свои пехотные части он придерживает.
— Не нравится мне малая активность немцев... — заметил Чуйков. — Не ведет ли он всего лишь разведку боем? Не прощупывает ли, куда ему нанести удар завтра?
Крылов с удовлетворением отметил, что новый командующий, еще как следует не познакомившись с обстановкой и впервые увидев армию в бою, точно ухватил главную особенность развернувшихся боев. По многим признакам угадывалось, что Паулюс ищет слабые места в обороне, чтобы на другой день бросить в наступление все свои силы.
Еще и еще раз предстояло взвесить, что можно противопоставить немецкому наступлению.
На правом фланге стойко обороняется так называемая северная группа полковника Горохова в составе двух стрелковых бригад и полка 10-й стрелковой дивизии НКВД. Район Орловки, который во всех оперативных документах значится как Орловский выступ, удерживает 115-я стрелковая бригада полковника Андрюсенко. В центре армейской полосы, в междуречье Мокрой Мечетки и Царицы, прикрывают подступы к городу 112-я стрелковая дивизия полковника Ермолкина, 23-й танковый корпус генерала Попова, 38-я мотострелковая бригада полковника Бурмакова и 42-я морская стрелковая бригада полковника Батракова. И, наконец, на левом крыле от Царицы до Купоросного пока не отступили ни на шаг 244-я и 35-я стрелковые дивизии, 10-я стрелковая бригада и полк той же дивизии НКВД. Так что разведка боем немцам нужного результата может и не принести.
Крылов высказал свои соображения командарму и добавил:
— Вчера составлял сводку в штаб фронта, так пока перечислил все дивизии и бригады армии, рука устала. Кто-нибудь незнающий, прочитав все это, сказал бы, наверное, ну и силища. А на самом-то деле ведь едва тысяч двадцать пять людей наберем да сотню танков.
— Ты, Николай Иванович, с первого дня в этом котле варишься, а я только заступил летом... Чувствую, что большую беду несет эта цифирь с наименованием дивизий, бригад и полков. Для того чтобы понять, что они на самом деле собой представляют, надо увидеть, а на бегу, те, кто прочитывает эти сводки, тот как бы мимо глаз пускает их подлинную численность, а то и похуже. Одолевает иных мыслишка, что командир прибедняется... Расскажу я тебе очень чудное дело. У Чан Кайши я состоял его заместителем. Заместитель главнокомандующего. Казалось бы, ничего от меня не должно быть скрыто в армии. А вот что получилось. Японцы предприняли широкое наступление и зарвались. Можно было учинить им сильный разгром. Я составил план операции. Ну. конечно, опираясь на данные штаба. Где и сколько размещено дивизий. Пришел к Чан Кайши. Докладываю. А он взял черный карандаш и перечеркнул все мои расчеты. Что ты, господин Чуйков, нарисовал? С чем ты против японцев собрался воевать? Эти дивизии только на бумаге. Каждый генерал у нас старается преувеличить число своих войск, чтобы побольше ему отпускали продовольствия... Тогда надо все пересчитать! — заметил я ему. А он в ответ: кто это даст? Генералы от твоего пересчета попрячутся. Не суетись. Япония не может завоевать Китай. И никто не может завоевать Китай. Вот триста лет тому назад считалось, что маньчжуры завоевали Китай. Ведь официальный язык был принят маньчжурский. А ну найди мне сейчас хотя бы одного китайского чиновника, который знал бы этот язык, а в Китае хотя бы одного кровного маньчжура. Растворились, как капля пресной воды в океане. А у нас наоборот. Доносишь в сводке, что дивизия едва доходит численностью до полка, а в иных штабах ее по-прежнему продолжают считать дивизией. Но мы, Николай Иванович, знаем, что такое наша дивизии. И не отрываясь от реальности, скажу, и Паулюс знает, какими мы располагаем силами. Вот и примеряется к завтрашнему дню. Но есть бои, когда, и ты это прекрасно знаешь, Николай Иванович, когда простая арифметика становится совсем не простой. Все зависит от настроя солдата. И особенно — в обороне! Если человек не захочет сойти с места и знает, что сойти нельзя, — его ничем не сдвинешь. В полевом сражении все учесть довольно сложно, в городе на линиях обороны солдат всегда сможет даже в кризисном положении свою жизнь отдать за две, и это не так-то много... Но всякая оборона, Николай Иванович, — продолжал Чуйков, — тогда действенна, когда она активна. Паулюс считал наши дивизии и знает об их составе, он уверен, что мы парализованы, а контратака удивит его. А удивить противника, этому еще Суворов учил, — значит, победить!
И здесь Николай Иванович отметил совпадение взглядов на ведение боя с новым командующим, Все говорило о том, что они сработаются.
Мамаеву кургану в тот день изрядно досталось от бомбовых ударов и от артналетов дальнобойной артиллерии. Беспрестанно рвалась связь с частями. Эту болезнь надо было срочно лечить. Проводная связь по городу явно не годилась, она попадала в зону разрыва бомб и в трудную минуту грозила прервать управление войсками. К концу дня атаки прекратились, не прекратились налеты и бомбовые удары.
— Надо искать новый КП! — сказал Чуйков. — Этот курган станет самым жарким местом. Надо отодвинуться ближе к берегу, чтобы и подразделения могли иметь маневр со своими КП. Мы же сами запретили размещать их позади армейского...
Пока управление штаба переводило командный пункт армии в Царицынское подземелье, на Мамаевом кургане в последний раз на этой высоте собрался Военный совет. Обсуждались возможности контратаки на утро, хотя никто не сомневался, что и противник готов завтра перейти в наступление.
— Упреждающий удар очень много давал нам в Севастополе, — сказал Крылов. — Обстановка та же. Сил для контратаки мало, но и малости хватало, чтобы сорвать если и не наступление, то хотя бы его график.
— Ты скажи, Николай Иванович, — спросил Чуйков, — куда, по твоему мнению, будет завтра наносить свой главный удар противник?
— Тут двух мнений быть не может! — ответил Крылов. — Мамаев курган! Господствующая высота и через него на Центральный вокзал. Не овладев Мамаевым курганом, город не взять!
— Я того же мнения! — сказал Чуйков. — Потому и приказал перенести командный пункт. Отсюда и задача на контратаку. Утром до рассвета ударить во фланг наступающей группировке...
Ближе к рассвету на новый командный пункт поехали командующий и начальник штаба. И ночью над городом кружили самолеты противника. В отблесках пожаров они искали выборочную цель. Пока машины пробирались через завалы, по ним был нанесен бомбовый удар. Но обошлось.
Царицынское подземелье было надежным укрытием. Пожалуй, в Сталинграде и не было надежнее. Блиндаж-туннель был разделен на десятки отсеков еще в то время, когда здесь размещался командный пункт Сталинградского фронта до его перебазирования на левый берег Волги. Потолки и стены обшиты тесом. Толщина верхнего земляного перекрытия достигала десяти метров. Блиндаж имел два выхода: нижний к руслу реки Царица, верхний на Пушкинскую улицу.
Прежде всего командарм и Крылов проверили работу связи. Связисты поработали добросовестно. Связь была восстановлена со всеми частями и с Заволжьем. Проверяя связь с командным пунктом фронта, Крылов соединился с начальником штаба фронта генералом Г. Ф. Захаровым. Крылов и не решился бы заговорить о подкреплениях, хотя и успел подробно доложить свои соображения о подготавляемом штурме города. Захаров выслушал его и сказал:
— Вам готовится серьезное подкрепление. Пусть Чуйков соединится с Еременко.
Командующий фронтом сообщил Чуйкову, что в армию передается полнокровная 13-я гвардейская дивизия под командованием Героя Советского Союза генерал-майора А. И. Родимцева. Использовать дивизию Еременко разрешил только для обороны города. Комфронта и не догадывался, что это указание на другой день будет излишним...
Чуйков распорядился, чтобы были подготовлены все средства для переправы дивизии и для ее встречи. На переправе она должна была появиться к вечеру 14 сентября, стало быть, планировать ее ввод в бой можно было на утро пятнадцатого...
На бывшем командном пункте армии на Мамаевом кургане остался со своими помощниками начарт Пожарский для того, чтобы руководить централизованным огнем артиллерии. К этому времени в систему огня включалась и дальнобойная артиллерия фронта. Начальник артфронта генерал-майор артиллерии В. Н. Матвеев установил оперативную связь с Пожарским.
В ночь на 14 сентября особой заботой Крылова была артподготовка планируемой контратаки и ее авиационное прикрытие. Фронт выделил все свои резервы истребительной авиации.
Приказ о контратаке подписан, к середине ночи были скоординированы все средства ее поддержки, а перед командующим и начальником штаба армии все еще стоял сложный теоретический вопрос.
Матвей Захарович Герман, начальник армейской разведки, только что доложил о последних своих данных. Пленные на допросах себя вели нагло и вызывающе. Один из них даже заявил, что его плен будет недолгим, что его не успеют переправить за Волгу, как Сталинград будет взят, и всем, кто его сегодня допрашивает, завтра «капут». Столь откровенная наглость полностью подтверждала показания других пленных, что есть приказ 14 сентября полностью захватить Сталинград.
— И все же, — говорил Чуйков, — контратаку отменять не будет!
— Не будем! — согласился Николай Иванович. — Главное сейчас — сбить их с темпа...
Это действительно было главным. Только что закончившийся Военный совет армии на Мамаевом кургане пришел к единодушному выводу, что город к оборонительным боям не подготовлен, что намеченный план строительства оборонительных сооружений не выполнен и наполовину.
Николай Иванович дал полный анализ сложившейся обстановки. Даже Одесса, хотя и в меньшей степени, чем Севастополь, была более подготовлена к оборонительным боям, чем Сталинград.
Мощные береговые батареи, надежно укрытые от огня противника, были большим подспорьем. Можно было бы, если бы на то оказалось достаточно времени, превратить в Сталинграде заводы и ключевые здания в неуязвимые опорные оборонительные пункты. Виновных искать бесполезно, их не было. Обстановка на фронте все время колебалась. Если в Одессе заранее было предопределено, что враг достигнет черты города, то здесь уповали на то, что противник к Волге не прорвется. До последнего времени, даже и в эти суровые дни сентября командование фронтом еще рассчитывало, что удары по северным фасам армии Паулюса дадут результаты и три армии прорвутся к городу.
Много было положено сил сталинградцами на сооружение оборонительных рубежей по Дону, тогда никто, конечно, и в мыслях не держал, что враг прорвется к городу. Когда же в мрачный августовский день 23 августа танки прорвались к Волге, а город загорелся «с края на край» под непрерывными ударами с воздуха, очень трудно было сооружать внутренний обвод и городской. А внутренний и городской обводы стали оборонительными рубежами до того, как они были укреплены.
На Военном совете армии обратились к примеру Ленинграда. Но Крылов тут же раскрыл разницу в обороне этих двух городов. Ленинград опять же имел поддержку флота, мощных фортов, и сама его конфигурация более сложна для захвата города и облегчала оборону. Много воды, много каналов, и на какое-то время советским войскам удалось под Ленинградом стабилизировать фронт. К Сталинграду немцы прорвались с ходу. Для обороны город совсем непригоден. Если бы не крайние обстоятельства, если бы не его стратегическое и политическое значение, то оборонять город с такой конфигурацией не имело бы смысла. Растянутый до 40 километров, почти в линейку, он не создавал глубины для уличных боев. Вместе с тем раскидывал на огромную протяженность силы обороняющихся.
Все это, конечно, не значило, что город нельзя отстоять, но, отстаивая его, надо было искать новые тактические решения. И создавать оборонительные точки в ходе боев.
И все же, надо здесь отметить, что никто тогда из членов Военного совета армии даже и не предполагал, что бои перекинутся внутрь города, к его центрам. И контратака, и возросшая активность в обороне, и близкие уже подкрепления вселяли надежду, что врага удастся не пустить на городские улицы...
В 3.00, еще в темноте, началась артподготовка контратаки. Огонь вели все стволы армейской и фронтовой артиллерии по заранее разведанным и скорректированным целям.
Через полчаса, еще затемно, войска ударной группы на центральном участке поднялись в контратаку.
Контратака явилась полной неожиданностью для тех немецких частей, которые накануне сумели продвинуться вперед, и хотя и закрепились на новых позициях, но не очень-то думали об обороне, ибо знали, что 14 сентября вся их армия переходит в решительное наступление. Фактор внезапности сыграл свою роль. Противник попятился, отдавая то, что было захвачено накануне.
Контратака имела целью подрубить клин немецких войск, врезавшихся накануне в оборону 62-й армии. На обоих флангах клина обозначился заметный успех.
Когда рассвело, на позиции сталинградцев обрушились самолеты противника, но на этот раз, несмотря на их пятикратное превосходство, действия для них оказались не столь безнаказанными, как раньше. Командование фронтом подняло в воздух всю истребительную авиацию. Над городом завязались жестокие воздушные бои.
Противник вынужден был подтянуть резервы на направлении контрударов 62-й армии, чем ослабил свои главные силы. Потери в этих резервах при их переброске на фланги клина были огромны. На них обрушилась всей своей мощью заволжская дальнобойная артиллерия.
Но в штабе у Паулюса не собирались менять планы. Общий штурм города, а точнее, удар по его центру контратака отсрочила, но остановить, конечно, не могла. Сначала возросло сопротивление противника на направлениях контратаки, затем на какое-то время установилось что-то похожее на равновесие, но в бой были введены новые контингенты войск, и все, что было возвращено в первые часы боя, пришлось отдать. Паулюс ввел в бой крупные группировки на узком участке фронта: целил на Мамаев курган и на Центральный вокзал. Путь войскам прокладывала авиация ковровой бомбежкой, на отдельных участках прорыва немцы сосредоточили до тысячи орудийных стволов. Таранный удар остановить было нечем. Противник ворвался в Купоросное, в кварталы пригорода Минина, пересек городскую черту и двинулся по долине Царицы. Главный же удар, как и предполагалось, был нанесен в направлении на Мамаев курган. Там завязалось ожесточенное сражение, оно положило начало многим боям за эту высоту во все время обороны Сталинграда. Курган переходил из рук в руки. В четырех километрах южнее острие немецкого клина достигло вокзала Сталинград-1. Вокзал переходил из рук в руки в течение полного дня.
14 сентября начались городские бои, которые не прекращались до середины ноября. Началась борьба за отдельные здания, за руины, за перекрестки, за переходы через овраги и балки, пересекающие город. Как ни пытались операторы в штабе армии хотя бы приблизительно провести на карте линию обороны, она ломалась, получался слоеный пирог. Рвалась связь, были задействованы не только все офицеры связи, эти обязанности пришлось выполнять всем штабным офицерам и офицерам политотдела.
Казалось бы, все было кончено, немцы — хозяева в городе, но это казалось только им. В тылу у них держали круговую оборону не только отдельные группы, но и целые батальоны.
Никто не ждал, что город на Волге будет превращен в поле боя, что в нем развернется грандиознейшее сражение. Это событие было воспринято советским народом как трагедия. Ликовали немецкие солдаты, ликовали офицеры, ликовало командование 6-й армии, ликовали в гитлеровском бункере. Но пора бы было и немецкому командованию обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Перевес в силах на их стороне. Город обложен по дуге. Его связывает с тылом всего лишь переправа через Волгу. Штурм начался с выгоднейших позиций, с высот, отделивших город от степи. Город — узкая полоса — не более пяти километров, а местами и меньше. Город насквозь простреливался всеми калибрами артиллерии. И все же огромная ударная сила не смогла преодолеть эти километры, она не пробила город, а лишь местами врезалась в него. Даже танки не смогли пройти до берега.
Уже после войны немецкий генерал Ганс Дерр, участник боев на Волге, признал в своей книге «Поход на Сталинград»: «Начавшаяся теперь на улицах, в домах и развалинах позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности».
Несмотря на то, что рвалась проводная связь, управление армией не было потеряно. Сказался севастопольский опыт. Оборона города заблаговременно была разбита по инициативе Крылова на три сектора: северный, центральный и южный. Каждый из секторов имел возможность действовать автономно, каждый сектор обеспечивался противотанковой, противовоздушной и противо-артиллерийской обороной. Каждый сектор мог вызвать усиление артиллерийского огня армейского подчинения и фронтового.
Все дни политработники вели огромную работу в частях, разъясняя важность обороны Сталинграда. Каждый солдат проникся мыслью, что в Сталинграде он стоит на защите последнего рубежа, все, что отпущено было для отхода, для отступления, — все кончилось, за Волгой для защитников Сталинграда — земли нет.
Это в полной мере обнаружилось именно 14 сентября, в первый день городских боев. Несмотря на то, что еще не подошла дивизия Родимцева, ей пришлось вступить в бои 15 сентября. Мамаев курган уже не раз переходил из рук в руки, а именно на него Паулюс направил самый мощный таран.
К ночи напряжение боев немного стихло. И все же, как только стемнело, отдельные боевые группы начали выбивать немцев из домов, из развалин, вступая в ближний бой...
— Есть данные о ближнем бое? — спросил Чуйков.
— Поступают с каждым донесением! — ответил Крылов. — Действуют в одиночку небольшими группами. Граната вперед, очередь из автомата, и в штыки. Из-за угла, с этажа на этаж!
— Гитлеровцы не выдерживают ближнего боя... Тут им и численный перевес не утеха! — с нервной дрожью в голосе заметил Чуйков. — Это факт! Я сам в этом убедился еще на Аксае! Немецкий солдат — хорошо обученный солдат, это совсем не те фрицы и гансики, которыми кого-то утешают в кинофильмах. Но он хорошо обучен действовать по шаблону. А шаблон прост для солдата. Немецкая школа! Прост шаблон, чтобы не дай бог солдат думать не начал. Удар авиации, артподготовка, вперед танки, он за ними. Ближний бой, стало быть, нет поддержки авиации, в городе танку негде развернуться. Шаблон разрушен. Добывай победу руками, а руками-то — это не броней и не авиабомбой, тут убежденность нужна, ибо без убежденности как же на верную смерть идти? Надо довести до сознания каждого, чтобы наши бойцы...
Гуров перебил Чуйкова:
— Чтобы наши бойцы шли на сближение с врагом еще решительнее, еще смелее! Коммунисты, комсомольцы, уверен, покажут в этом пример!
В этой обстановке начальнику штаба надлежало сформулировать ту тактику, которой должны были придерживаться в боях солдаты. И Крылов в эту ночь продиктовал, что легло потом в наставление для каждого бойца. Первое — максимальное сближение с противником. Выбирать и занимать такие оборонительные позиции, чтобы они находились от вражеских на расстоянии броска гранаты. Прокладывать для этого в развалинах проходы, рыть окопы и ходы сообщения зигзагами. Максимальное сближение, запутанная линия обороны — это мертвая зона для авиации. Вот уже одно преимущество противника — долой!
Главная сила — мелкие подразделения. Штурмовые группы. Группа сбивается сама, каждый в группе уверен в товарище как в себе. Командир группы назначался не по званию, а по мастерству вести бой, по смекалке. Самое главное в работе штарма и всех штабов — формирование таких групп.
За полночь из штаба фронта наконец пришло известие, что корабли Волжской флотилии выходят из Красной Слободы с передовым отрядом дивизии Родимцева. Народ двинул свои главные резервы на помощь в защиту города...
Вскоре гвардейцы сбросили с Мамаева кургана немцев, но 17 сентября противник начал новое наступление на Мамаев курган и центр города. Атаку пехоты поддерживало не менее ста танков. Замысел ясен: широким прорывом к Волге в центре города рассечь армию надвое. От передового края дивизии Родимцева до берега Волги оставалось несколько сотен метров. Уже и формула «стоять насмерть» становилась в этой обстановке пассивной. Выправить положение можно было только встречными контратаками. И дивизия переходила в контратаки. На Мамаевом кургане доходило до рукопашной, да и только ли на Мамаевом кургане.
Связь с правым флангом, самым ответственным к тому же, значительно осложнилась. Военный совет армии пришел к выводу, что сколь ни надежно Царицынское подземелье, необходимо менять командный пункт. Выбор пал на обрывистый берег между заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады», посередине армейской полосы, примерно на одинаковом расстоянии от правого и левого флангов. Конечно, столь надежного укрытия там было невозможно ни найти, ни соорудить, но об этом приходилось забыть. При этом встал вопрос: как перейти на новый КП? Надо было миновать узкое прибрежное пространство, целиком простреливаемое противником. До нового КП по берегу не менее 11 километров. Оставалась одна возможность: переправиться через Волгу в Красную Слободу, по левому берегу проехать несколько километров на машинах и вновь переправиться на правый берег напротив «Красного Октября».
— Ну что ж, пошли! — сказал Чуйков.
Гуров перебрался на новый КП на сутки раньше, перешли туда и многие штабные офицеры. Командарм и начальник штаба уходили последними.
Впереди надо бы идти полковнику Г. И. Виткову, отвечавшему за перебазирование Военного совета. Но Василий Иванович Чуйков не выносил идти сзади кого-либо в боевой обстановке. Он шел первым, с автоматом, перекинутым на грудь, у пояса две гранаты. Так же, за ним следом и почти рядом, Николай Иванович Крылов.
Как-то Николаю Ивановичу был задан вопрос об этом эпизоде:
— И вы с автоматом, Николай Иванович?
Крылов усмехнулся в ответ:
— Автомат — оружие в те дни было дефицитное... Пистолет был при мне. Если бы дошло до автомата, то дошло бы и до пистолета, а в нем последний патрон для себя. Свою задачу я понимал несколько иначе. Нужно было подготовить этот переход таким образом, чтобы нашей группе не понадобилось отбиваться автоматами...
<< Назад
Вперёд>>
