Предисловие
Прозвучав отходной по веку Просвещения, залпы картечи на Сенатской площади стали началом никогда больше не исчезавшего противостояния власти и образованного меньшинства. “Власть, - писал из Сибири Михаил Лунин, - на все дерзавшая, всего страшится. Общее движение ее - не что иное, как постепенное отступление, под прикрытием корпуса жандармов, перед духом Тайного общества, который охватывает ее со всех сторон. От людей можно отделаться, но от их идей нельзя”1.
Справедливость этого утверждения сознавал, вероятно, и сам Николай I, по приказу которого был составлен «Свод показаний декабристов о внутреннем состоянии России», постоянно находившийся в его кабинете. Картина “злоупотреблений и беспорядков во многих частях управления” убеждала нового императора, обладавшего ясным прагматическим складом ума, в необходимости преобразований.
Император Николай Павлович по-своему радел о благе России. “Я смотрю на человеческую жизнь, - говорил он, - как на службу...” И власть самодержца Николай I воспринимал не как право, а как обязанность. Стремясь к осуществлению своего идеала процветающей державы, он пытался упорядочить всю ее жизнедеятельность - придать “стройность и целесообразность” системе управления, добиться максимальной исполнительности на всех уровнях бюрократической иерархии, обеспечить всеохватный контроль над ходом дел в Российской империи.
К тому же, выход на политическую арену тайного революционного общества требовал от правительства адекватного ответа. В высших бюрократических сферах развернулась интенсивная работа по подготовке реорганизации политического сыска. Бесчисленные записки, планы и предположения, наиболее известными из которых являются проекты генерал-адъютанта А.Х. Бенкендорфа и бессменного директора Особенной канцелярии при Министерстве полиции, а позже при Министерстве внутренних дел александровских времен М.Я. фон Фока, сводятся к тому, что действиям высшей полиции следует быть тайными, а существованию - явным; ей надлежит лишь изобличать виновных, но не чинить над ними суд и расправу; эффективность же работы политического сыска должны обеспечивать сотрудники “испытанной нравственности, уверенные искренно в пользе своего назначения”2.
Помочь монарху вникнуть во все мелочи жизни подданных была призвана Собственная Его Императорского Величества канцелярия и особенно ее III Отделение, учрежденное Указом 3 июля 1826 г.
Круг обязанностей III Отделения был, как известно, весьма обширен - от "распоряжений” по делам высшей полиции до сбора сведений “о всех без исключения происшествиях”. Четыре экспедиции, на которые первоначально подразделялось это учреждение, ведали следующими “предметами”: 1-я - наблюдение “за мнением общим и духом народным”, за поднадзорными лицами, а также за действиями государственных чиновников разного ранга; 2-я - контроль за религиозными сектами и местами заключения “государственных преступников”, за различными обществами (научными, культурными, просветительными и т.д.) и изобретениями, разбор многочисленных жалоб и прошений на “Высочайшее Имя”, дела о фальшивых ассигнациях и документах, а также ведение личным составом отделения; 3-я - контрразведка, “все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в пределы государства прибывающих и из оного выезжающих”; 4-я - сбор и систематизация сведений о происшествиях в империи (пожары, эпидемии, грабежи, убийства и пр.). В 1842 г. возникла еще одна экспедиция, взявшая под свою опеку цензуру. Многообразные обязанности и широчайшие полномочия III Отделения не были обусловлены никакими юридическими нормами, кроме служебных инструкций. Управление страной через собственную канцелярию, “находящуюся вне состава других государственных учреждений и не подлежащую ничьему рассмотрению, ни отчетности”, помимо самого монарха, являлось одной из наиболее характерных черт политико-правовой системы той эпохи.
Штат III Отделения был немногочисленный (20 человек на момент создания и 58 при упразднении3) и обладал достаточным опытом для своей работы, так как фон Фок взял с собой большинство прежних коллег по Особенной канцелярии Министерства полиции и Министерства внутренних дел. При зачислении в III Отделение новых людей учитывался опыт их работы в “присутственных местах” (не менее 3 лет стажа). “Текучки кадров” в этом учреждении практически не наблюдалось, процент служащих, переходивших в другие ведомства, был очень невелик; большинство чиновников III Отделения работали там почти всю жизнь.
Помимо III Отделения, мозгового центра политического сыска, деятельность которого была строго засекречена, высшая полиция обрела и другую свою ипостась - Корпус жандармов, созданный 23 апреля 1827 г., в 1836 г. преобразованный в Отдельный корпус жандармов, - воинское соединение с правами армии, деятельность которого регламентировалась “Положением о Корпусе жандармов”. Централизация тайной полиции и ее “явного” исполнительного органа обеспечивалась тем, что начальник III Отделения являлся одновременно и шефом Корпуса жандармов. Жандармские офицеры, тщательно отобранные по принципу “благонадежности” и умения “общаться с населением”, наблюдали за “благочинием” на местах, в самом широком понимании этого слова, входя во все подробности бытия жителей огромной империи, которая (за исключением Финляндии, Области Войска Донского и Закавказья) была поделена на 5 (а с 1843 г. - на 8) жандармских округов (по 7-8 губерний), включавших по нескольку (4-6) отделений, каждое из которых охватывало 1-3 губернии и возглавлялось жандармским штаб-офицером.
Новое “Положение о Корпусе жандармов”, вступившее в силу 1 июля 1836 г., более подробно формулировало основные организационные и структурные принципы существования этого ведомства, а также впервые определяло должностные обязанности жандармских чинов. “Нижние чины” жандармских подразделений “приводили в исполнение законы и приговоры суда”, преследовали преступников и “рассеивали законом запрещенные скопища”, “усмиряли буйства” и следили за порядком во время торжищ и народных гуляний, а также сопровождали “необыкновенных” арестантов. Однако губернские штаб-офицеры по-прежнему руководствовались в своей деятельности “особыми инструкциями шефа жандармов”, не ограничиваясь по существу никакими законодательными нормами, так как ни их конкретные права, ни взаимоотношения с местным начальством не были точно оговорены вплоть до введения “Правил о порядке действий чинов Корпуса жандармов” 1871 г.
Шеф жандармов ведал также вопросами назначения, перемещения и увольнения чинов Корпуса. Желающих поступить в жандармы среди армейских офицеров тогда было больше, чем вакансий. Привлекало солидное жалованье, независимость от провинциальной администрации в местах несения службы, свобода от армейской рутины. И попасть в Корпус можно было, только имея сильную протекцию и наилучшие рекомендации. При зачислении учитывался возрастной (не моложе 25 лет) и национальный ценз - офицеры польского происхождения подвергались дополнительной проверке (эта мера была введена после Польского восстания 1830-1831 гг.) и согласно секретному предписанию императора не назначались в “особенно важные места” без высочайшего соизволения. Кроме того, русским офицерам, находившимся в Царстве Польском, следовало наблюдать за действиями жандармов из “местных уроженцев”. Наличие служебных или судебных взысканий при переводе в Корпус жандармов было недопустимо. От офицеров требовалась подписка о непринадлежности к тайным обществам. Начиная с марта 1830 г., все младшие офицеры, стремившиеся надеть жандармский мундир, подвергались в штабе Корпуса специальным “испытаниям”, которые состояли в личном представлении шефу жандармов, проверке их “умения и способностей” к несению службы, кавалерийских навыков, нравственных качеств и степени образованности. Предполагалось “замещать на эти места людей честных и способных, которые часто брезгуют ролью тайных шпионов, но, нося мундир, как чиновники правительства, считают долгом ревностно исполнять эту обязанность”4.
Однако без тайных шпионов в деле политического сыска тоже невозможно обойтись. Их донесения должны были существенно дополнять и корректировать информацию, поставляемую военными в лазоревой форме, которым далеко не всегда удавалось добиться освещения тех или иных фактов изнутри, что особенно важно для «предупреждения» преступлений - а именно так формулировалась главная задача политической полиции.
Наши сведения о секретной агентуре политической полиции того времени чрезвычайно скудны. Время не пощадило многих документов из архивов III Отделения, да и само это учреждение умело хранить свои секреты. В «Проекте об устройстве высшей полиции» первый руководитель этого ведомства А.Х. Бенкендорф настаивал на том, что «даже правитель канцелярии» главы тайно¬го сыска «не должен знать всех служащих у него и агентов»5.
В действительности, правда, все было наоборот - секретными сотрудниками ведал директор канцелярии III Отделения М.Я. фон Фок. Из его писем к А.Х. Бенкендорфу мы узнаем о некоторых агентах, приобрести которых тайная полиция старалась в самых разных социальных слоях. Среди них статский советник Нефедьев - «ходячая энциклопедия» с обширными связями, граф Лев Соллогуб, сам предложивший свои услуги, две дамы, которые «служат полиции под покровительством князя А. Голицина»6. В одной семейной хронике сохранился рассказ о том, как шеф жандармов пытался склонить к сотрудничеству с III Отделением жену генерал-лейтенанта Есакова, направленного комендантом в Вильно. Глава тайной полиции убеждал эту даму в том, что, пользуясь своим положением в обществе, она «может, как русская, оказать большую услугу отечеству, сообщая ему, графу Бенкендорфу, все, что ей покажется в салонных кружках достойным его внимания»7.
Далеко не все секретные сотрудники III Отделения служили за деньги. М.Я. фон Фок предпочитал использовать людей, которые видели в контактах с тайной полицией возможность получить поддержку в делах, протекцию по службе и т.п. Они были надежнее, чем те, кто делал свои сообщения источником пропитания или наживы, с ними легче было поддерживать взаимовыгодное сотрудничество, постоянно держа в зависимости от всесильного покровителя, который может в любой момент сменить милость на гнев.
Многие стремились стать партнерами власти в деле благоустройства России, служить Царю и Отечеству не за страх, а за совесть. В инструкции своим подчиненным А.Х. Бенкендорф писал, что при должном отношении к возложенной на них миссии они «в скором времени приобретут себе многочисленных сотрудников и помощников; ибо всякий Гражданин, любящий свое отечество, любящий правду и желающий зреть повсюду царствующую тишину и спокойствие, потщится на каждом шагу вас охранять и вам содействовать полезными своими советами и тем быть сотрудником благих намерений своего Государя»8. Любопытен отклик на этот документ, который мы находим в одном из донесений 1827 г. знаменитого Ф.В. Булгарина: «Инструкция жандармов ходит по рукам. Ее называют уставом «Союза благоденствия». Это поразило меня и обрадовало. Итак, учреждение жандармов и внутренней политической системы (surveillance) не почитается ужасом, страшилищем...»9.
Следует отметить, что для значительной части населения в условиях произвола бюрократии всех рангов, когда для рядового гражданина прибегнуть к помощи закона было практически невозможно, III Отделение действительно выглядело тем органом высочайшей опеки подданных, каким мыслил его Николай Павлович. И легенда о платке, который император вручил Бенкендорфу, чтобы утирать слезы несчастных, в качестве инструкции для высшей полиции, возникла не на пустом месте. Просьбы и жалобы по самым разным вопросам, вплоть до бытовых, сохранившиеся в архиве III Отделения, свидетельствуют о том, что многие искали защиты от несправедливости именно там.
Не считалось зазорным оказывать помощь и III Отделению, доводя до его сведения информацию о каких бы то ни было злоупотреблениях и злоумышлениях. Государственным служащим это прямо вменялось в обязанность. Выходя из кадетского корпуса, например, молодые военные давали присягу, в которой значилось: “... ежели что вражеское и предосудительное против персоны Его Императорского Величества или Его Императорского Величества Всероссийского престола наследника, который назначен будет, или Его Величества войск, такожде Его Государства людей или интересу Государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести и сколько мне известно будет извещать и ничего не утаить”10. К доносительству, как обыденному явлению во взаимоотношениях индивида и государства, относились гораздо более терпимо, чем в позднейшие времена.
По примеру других учреждений, III Отделение ежегодно представляло императору отчеты о своей деятельности. Порядок поднесения всеподданнейших отчетов был закреплен Указом 1802 года, из которого следовало, что каждый управляющий ведомством в конце года обязан представлять свой отчет в Сенат. Последний, в свою очередь, должен был «исследовать отчет в присутствии министра, требовать от него нужных пояснений, сличать его показания с донесениями из разных мест и рассматривать все высочайшие указы и повеления, последовавшие по его части в течение года, и затем подносить отчет государю со своим мнением»11. Но порядок этот соблюдался не более трех лет, превратившись со временем в пустые отписки, а затем и вовсе пресекся. В 1811 г., при утверждении нового министерского Положения, написание всеподданнейших годовых отчетов было возобновлено, однако ненадолго. Уже в 1812 г. в Сенат поступило всего несколько отчетов, а с 1813 г. их доставление снова прекратилось.
Практика составления министерских отчетов вновь возродилась с воцарением Николая I, считавшего необходимым внимательно следить за государственной машиной империи, 30 сентября 1826 г. председатель Комитета министров П.В. Лопухин получил высочайшее распоряжение: «чтобы к 1 января 1827 года каждый министр представил его Величеству чрез сей Комитет отчет о своей части за 1826 год, с приложением счетов денежных сумм»12. Однако, только к 1831 г. министерства определились как с содержанием, так и с формой изложения отчетов.
Первые два отчета III Отделения (за 1827 и 1828 гг.) отчетами о деятельности назвать нельзя, т.к. они представляли собой лишь изложение общественного мнения за указанные годы, собственноручно составленные М.Я. фон Фоком. Первый полноценный отчет был представлен в начале 1829 года и содержал «Отчет о действиях Корпуса жандармов со времени учреждения по 1 января 1829 года». К нему прилагались финансовые ведомости и нравственно-политическое обозрение состояния империи. III Отделению изначально отводилась роль “центрального штаба по наблюдению за мнением общим и духом народным”13.
С 1831 г., как и в прочих министерствах, в жандармском ведомстве отчеты стали составлять по установленным нормам и правилам. Они писались на русском языке и делились на два больших раздела: «Отчет о действиях Корпуса жандармов» и «Обозрения происшествий и общественного мнения» за истекший год. В 1838 г. впервые появляется раздел «Отчет о занятиях III Отделения». С 1839 г., когда должности управляющего Отделением и начальника Штаба Корпуса жандармов были объединены и возложены на Л.В. Дубельта, этот документ получил название «Сводный отчет о деятельности III Отделения и Корпуса жандармов». Следует заметить, что именно при Л.В. Дубельте была отрегулирована сложная система делопроизводства «лазоревого» ведомства. Отчеты стали точными, объемными, получили разделения на параграфы. Параграфы иногда менялись местами, дополнялись, исчезали, но важнейшие из них, отражающие главные функции учреждения, оставались неизменными на протяжении всего его существования: 1) государственные преступления, 2) наблюдение за противозаконными и злоумышленными действиями, 3) просьбы и жалобы, 4) раскольники,
5) иностранцы, 6) происшествия, 7) особые распоряжения, 8) движение бумаг, чиновников и др.
Отчеты составлялись на основе заведенных в делопроизводстве дел. Их анализ позволяет выявить те вопросы, которые в разные периоды в наибольшей степени волновали III Отделение. В 20-40-е годы XIX в. одним из основных был параграф о злоупотреблениях - по службе в различных ведомствах, при проведении дворянских выборов, рекрутских наборов и т.п. Наблюдение за этими явлениями было обусловлено одной из главных задач, поставленных при создании III Отделения: «Император Николай стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления и убедился в необходимости повсеместного, более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточие. Император создавал орган, при помощи которого он мог непосредственно следить не только за появлением антигосударственных элементов, но и за действием всей сложной административной машины», - писал в своих воспоминания А.Х. Бенкендорф14.
Еще одним существенным пунктом отчетов являлся раздел о жалобах и просьбах. Более 5000 подобного рода запросов поступало в III Отделение ежегодно. В основном, это были ходатайства о пенсиях, пособиях, о помещении детей в казенные учебные заведения, об определении на службу, о разрешении семейных споров и т.п. В лице шефа жандармов видели посредника между императором и просителем. Справедливо считалось, что просьба или жалоба, поданная в III Отделение, скорее и вернее дойдет до государя.
В начале 60-х годов количество просьб и жалоб уменьшается в 10 раз в связи с тем, что в этот период III Отделение стали гораздо больше волновать вопросы охранения государственного строя. В пореформенный период поток подобного рода запросов постепенно сходит на нет, подлежа рассмотрению в новых судебных инстанциях.
Если в первые десятилетия существования III Отделения главным был контроль за административным аппаратом, то в 50-60-е годы в центре внимания оказываются проблемы обеспечения политической безопасности. В отчетах на первый план выдвигается рубрика «о сочинениях вредного содержания», «о русских периодических изданиях» и т.п., что было обусловлено массовым появлениям в России запрещенных изданий, прокламаций, листовок и крайне волновало политическую полицию. Как отмечалось в отчетах за этот период, «состояние умов в разных слоях общества не возбуждает сильных опасений в отношении общественного спокойствия», но все же III Отделение выказывало серьезное беспокойство, потому что «революционная пропаганда в прессе значительно возбуждает общественное мнение против существующего порядка». Большое внимание в эти годы уделяется состоянию политической эмиграции, студенческому движению, крестьянским выступлениям, настроениям в армии.
Неизменными в отчетах оставались рубрики об иностранцах, фальшиво-монетчиках, о наблюдении за духовенством15.
К отчетам прилагались таблицы и ведомости (сравнительные и по годам) о происшествиях в стране, об иностранцах, численном составе и финансах Корпуса жандармов и III Отделения.
Всеподданнейшие отчеты по прочтении их императором возвращались в III Отделение. Карандашные пометы монарха на полях покрывали специальным белым лаком «для сохранения потомству», а сами отчеты вставляли в специальные кожаные папки с золотым тиснением. Папки помещались в особом шкафу красного дерева, каждая дверца которого имела по рельефному государственному гербу. По преданию, он был подарком самого императора Николая Павловича16. Первоначально этот шкаф стоял в кабинете шефа жандармов в знаменитом доме «у Цепного моста» по набережной Фонтанки, 16. Со временем, когда «лазоревое» ведомство перестало существовать, уступив свои функции Департаменту государственной полиции, шкаф с отчетами переместился в архив нового учреждения.
В революционные дни 1917 г. он совершенно не пострадал и наравне со всеми делами архива упраздненной политической полиции был перемещен в здание Академии наук на Университетской набережной. В 1926 г. дела III Отделения и Департамента полиции как чрезвычайно важные с государственной и политической точки зрения перевезли в Москву в Архив революции и внешней политики. В настоящее время всеподданнейшие отчеты хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), составляя отдельную опись 56-тысячного фонда III Отделения (Ф. 109. Оп. 223).
Как было отмечено выше, всеподданнейшие отчеты III Отделения состояли из двух частей: отчета о действиях Корпуса жандармов и нравственно-политического обзора за истекший год. В настоящее издание составители сочли целесообразным включить лишь сведения второй части отчетов, что обусловлено как большим объемом полного текста источника, так и дублетностью содержащейся в обеих частях информации.
Первый нравственно-политический обзор был представлен императору в 1827 г. Так же как и три последующих (1828-1830 гг.), он был написан управляющим III Отделением М.Я. фон Фоком по-французски и представлял скорее литературно-публицистический очерк, нежели официальный документ. «Общественное мнение для власти то же, что топографическая карта для начальствующего армией во время войны. Но составить верный обзор общественного мнения так же трудно, как и сделать точную топографическую карту. Чтобы ознакомиться с мнением большинства во всех классах общества... органы высшего надзора использовали все находящиеся в их распоряжении средства, а также содействие достойных доверия и уважения лиц. Все данные проверялись по нескольку раз, для того чтобы мнение какой-либо партии не было принято за мнение целого класса», - писал фон Фок в первом отчете17. Во всех записках фон Фока настойчиво проводилась мысль о том, что искусство управления людьми должно опираться на ясную осведомленность о нуждах и чаяниях управляемых.
Основными источниками информации для составления этих обзоров служили доклады губернаторов и министров, донесения жандармских штаб-офицеров и чиновников III Отделения, командируемых во внутренние губернии и за границу, материалы перлюстрации и агентурные сведения. Несколько раз обзоры меняли свое название. Первоначально они именовались «обозрением происшествий и общественного мнения», затем «обозрением расположения умов и различных частей государственного управления» и окончательно оформилиись в 40-е годы в «нравственно-политические обозрения». Содержание нравственно-политических обзоров чрезвычайно любопытно и информативно. Они дают объемную картину расстановки социальных и политических сил, реакции населения на мероприятия правительства, прослеживают изменения общественного настроения в разные периоды.
В 30-е годы в нравственно-политических обзорах было всего две рубрики: «расположение умов» и «части управления». В первой представлены суждения публики по внутриполитическим вопросам. Вторая включала характеристику министерств, возглавлявших их лиц, критику и мнения высших чинов политической полиции по вопросам государственного управления. «Отчеты министерств, - писал А.Х. Бенкендорф, - все чрезвычайно блестящи, но не все заключают в себе строгую истину». А посему задачей III Отделения, по мысли его создателей, было выявить все недостатки в государственном управлении и указать пути к их искоренению. Первоначально такой надзор был встречен министрами в штыки, «...они повели заметную компанию против указанных органов власти. Они проявили намерение их уничтожить или, по крайней мере, водить за нос», - указывал М.Я. фон Фок уже в первом отчете18.
Однако поддержка императора постепенно сгладила отношения исполнительной власти к органам надзора, и уже в середине 30-х годов А.Х. Бенкендорф докладывал: «...высшее наблюдение все доходившие до него сведения о замеченных беспорядках и злоупотреблениях по разным ведомствам государственного управления сообщало тем министрам, до которых они касались. Сведения сии более или менее были г.г. министрами принимаемы к своему соображению... Заметно, что в губерниях гражданские губернаторы год от года более постигают пользу, какая и для них проистекает от губернских штаб-офицеров Корпуса жандармов, и гораздо менее уже их ныне чуждаются. Многие из них убедились, что жандармские штаб-офицеры - наилучшие их помощники в благонамеренных их действиях. Таким образом, постепенно достигается столь желательное между властью управительною и частью наблюдательною сближение, которое, доставляя сей последней возможность действовать с большим успехом, представляет ей средства достигнуть ту благодетельную цель, которую правительство имело в виду при учреждении Корпуса жандармов»19.
Постоянной критике со стороны III Отделения подвергались министры внутренних дел, юстиции, народного просвещения; одобрения и похвалы неизменно заслуживали военное и морское министерства20. Подробная характеристика министерств и ведомств с 1844 г. исчезает из отчетов и заменяется краткой характеристикой «высшего правительства». Лишь в 1857 г. для вступившего на престол Александра II были вновь представлены соображения III Отделения по всем ведомствам.
Позднее содержание обзоров значительно расширилось: появились отдельные рубрики, посвященные внешней политике, Царству Польскому, Остзейским губерниям, а с конца 50-х годов включались обзоры «о крестьянских делах», революционной пропаганде и заграничных «возмутителях», о мерах к сохранению спокойствия в государстве.
Следует отметить, что в последние годы царствования Николая I нравственно-политические обозрения сильно сократились. С 1852 по 1855 г. (Отчета за 1851 г. в нашем распоряжении нет, как и за 1867,1868 гг.) их данные включались во вступительную часть общих жандармских отчетов. Возможно, это было связано с тем, что в эпоху «мрачного семилетья», последовавшего за европейскими революциями 1848-1849 годов, в России воцарились, как писали сами жандармы, «не только спокойствие, но даже некоторая вялость».
Начавшаяся в 1853 г. Крымская война вызвала во всех слоях общества всплеск патриотических настроений. «Русские все одушевились чувством любви к Отечеству; повсюду разгорелась истинная преданность к Царю, и общее одушевление объяло все сословия... Одним из явных доказательств хорошего духа внутри государства служит то, что со времени объявления войны все недоброжелательные, безымянные доносы, так часто тревожившие правительство, внезапно прекратились, и повсюду водворилась совершенная тишина», - доводило до сведения императора III Отделение в 1854 г.21 Констатацией подобных позитивных перемен в «направлении и расположении умов» и ограничивалось полицейское ведомство в своих кратких сообщениях за эти годы. Практически на всех отчетах имеются резолюции Николая I: «Слава Богу», «Дай Бог, чтоб было так!».
Отсутствие нравственно-политического обозрения за 1856 год можно объяснить недостатком информации о необходимости подобных сведений новому императору. Но уже на следующий год шеф жандармов представил, «согласно Высочайшей Воле», очень обстоятельное изложение сведений по всем позициям.
С выходом на политическую арену массы разночинцев, “наименее заинтересованных в охранении существующего государственного порядка”, круг объектов наблюдения "высшего надзора” расширился настолько, что уследить за “расположением умов” становилось все сложнее. С 1858 г. в отчетах III Отделения появляется специальная рубрика “О революционной пропаганде”. У политической полиции не вызывало сомнений, что личности, “распространяющие печатным и изустным словом мысли свои о свободе гораздо далее намерений самого Правительства... действуют...по вдохновению либерально-мятежной эпохи в прочих европейских государствах”22.
В 60-е годы заметно охлаждение интереса Александра II к чтению подробных рассуждений о «расположении умов» в империи. Если до 1863 г. обзоры еще достаточно объемны, так как главное место в них отводится описаниям последствий крестьянской реформы, то в 1864-1869 годах они либо отсутствуют совсем, либо представляют собой краткое вступление к общему отчету. Может быть, повторяющиеся из года в год тревожные сведения о нарастающем недовольстве населения, о появлении радикального крыла общественного движения и пр. расстраивали императора, приводили его в уныние? Характерно, что после 1869 г. III Отделение и вовсе перестало подносить Александру II всеподданнейшие отчеты, ограничиваясь лишь докладами по наиболее значимым вопросам.
Подводя итог краткой характеристике отчетов III Отделения, необходимо отметить, что этот источник существенно дополняет имеющуюся в распоряжении исследователей информацию о социально-политической и экономической ситуации в России 20-60-х годов XIX столетия и обладает значительной степенью достоверности, так как «высшая полиция» стремилась представить императору максимально объективную картину состояния дел в стране.
Совокупность данных материалов дает возможность проследить основные направления деятельности политической полиции Российской империи в указанный период, проанализировать методику ее работы, выявить специфику начальных этапов становления системы политического розыска. На основе нравственно-политических обозрений можно судить о попытках органов безопасности осуществлять функцию социального прогнозирования. Анализ степени адекватности выводов, представленных в отчетах, позволяет также существенно уточнить наши представления о роли и месте III Отделения в структуре государственного управления Российской империи, о влиянии политической полиции на механизм принятия «властных решений».
***
В настоящее издание включены все составленные III Отделением нравственно-политические обозрения (1827-1869 гг.). Подавляющее большинство (99%) документов публикуется впервые. Обзоры за 1827-1830 гг. были введены в научный оборот в публикациях журнала «Красный Архив» (1929, № 6; 1930, № 1) с предисловием А. Сергеева и краткими примечаниями.
Тексты приводятся по подлинникам, хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. 109. Оп. 223. Д. 1-34), в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации, стилистические особенности документов и принятые подчеркивания сохранены. Погрешности текста, не имеющие смыслового значения (орфографические ошибки, описки и т.п.) исправлены в тексте без оговорок. Понятные и не имеющие двоякого толкования сокращения слов оставлены без раскрытия (г.- город, руб. - рубль); редко встречающиеся сокращения, а также сокращения названий чинов и должностей раскрывались без оговорок. Написание географических названий, принятое в XIX в., сохранено; современные наименования топонимов приведены в текстуальных примечаниях. Разночтения в именах и фамилиях лиц, упоминаемых в тексте документов, помещены в примечаниях по содержанию. Непонятные места, не поддающиеся исправлению или восстановлению, оставлялись без изменений с оговоркой: «Так в тексте». Опубликованные ранее документы (1827-1830 г.) даны в соответствии с текстом предшествующего издания, одна¬ко примечания по содержанию к ним были значительно дополнены и уточнены.
Документы имеют собственные делопроизводственные заголовки.
Текст каждого обзора сопровождается легендой, в которой указан номер фонда, описи, дела, листов. В конце каждого из них приводятся примечания по содержанию. Текстуальные примечания обозначены звездочкой и расположены в конце страницы «под строкой». Примечания к обзорам 1850, 1852-1855 гг. соединены из-за небольшого объема.
За содействие и помощь в подготовке издания составители выражают искреннюю благодарность доктору исторических наук Л.Г. Захаровой и доктору исторических наук С.В. Мироненко, а за ценные советы и консультации - кандидату исторических наук А.А. Левандовскому.
к.и.н. М.В. Сидорова
к.и.н. Е.И. Щербакова
1 Цит. по: Эйдельман Н.Я. Вьеварум. Лунин. М. 1995. С. 514.
2 ГА РФ. Ф. 109. Oп. 3. Д. 512. Л. 1-10.
3 Сидорова М.В. Штаты III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. // Из глубины времен (альманах). Вып. 4. СПб. 1995. С. 9.
4 Проект А.Х. Бенкендорфа об устройстве высшей полиции // Русская старина. 1900. Т. 31 (№ 12). С. 615.
5 Там же. С. 616.
6 Письма М.Я. фон Фока к А.Х. Бенкендорфу // Русская старина. 1881. Т. 32. (№9-11). С. 168-169, 312.
7 Из семейной хроники (Анатолий Е-ов) // Русская старина. 1881. Т. 31. С. 496-497.
8 Инструкция графа Бенкендорфа // Русский Архив. 1889. № 7. С. 397.
9 Видок Фиглярин. Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в III Отделение. М. 1998. С. 140.
10 Там же. С. 34-35.
11 Корф М.А. Записки. М. 2003. С. 36.
12 Там же. С. 35.
13 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 3. Д. 510. Л.9.
14 Шильдер Н.К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. Т.2. СПб. 1903. С. 17.
15 См. подробнее: Сидорова М.В., Щербакова Е.И. Наблюдение за иностранцами в России. По материалам III Отделения // Петербург - место встречи с Европой. Материалы IX Царскосельской научн. конф. СПб. 2003.; они же. Духовное ведомство по материалам III Отделения // Материалы V Саровской исторической конф., посвященной 100-летию кано¬низации Преподобного Серафима Саровского. Саров. 2003.; Сидорова М.В. Фальшивомо¬нетчики и III Отделение // Тез. Докл. VII Всероссийской нумизматической конф. М. 1999.
16 Поляков А.С. О смерти Пушкина. Пг. 1922. С. 4.
17 Красный Архив. 1929. Т. 37. С. 141.
18 Там же. 1929. Т. 37. С. 162-163.
19 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 2. Л. 80 об.
20 См. подробнее: Сидорова М.В., Е.И. Щербакова Е.И. Поднадзорные министры // Родина. 2003. № 9.
21 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 19. Л. 6.
22 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 26. Л. 217 об-218.
Вперёд>>
