Предварительный разговор
Больше — XIX века, особенно — конца его. О нравственных понятиях крестьян и хозяйственных знаниях, социальном опыте и исторических представлениях, круге чтения и праздниках, общинных сходках и молодежных посиделках.
Сегодня о крестьянстве, его прошлом и настоящем задумываются многие. Не только те, кто имеет прямое отношение к деревне, но, наверно, все, кому дороги судьбы Отечества. Хотят знать, каким же было оно, крестьянство, раньше, до «раскрестьянивания», до того, как администрирование сверху стало агрессивно вытеснять весь его опыт и знания.
А узнать это совсем непросто. Ведь длительное время все учебники вещали лишь о том, что «положение крестьян становилось все хуже».
Это определение повторялось для разных веков и периодов вопреки всякой логике, и было совершенно неясно, как же это крестьянам все-таки удавалось жить самим и кормить других.
В научных работах подход был, разумеется, глубже. Там исследовались экономические процессы, уровень эксплуатации, классовая борьба. Нередко это делалось очень серьезно и основательно. Но и там была, как правило, та же заданность, то же стремление непременно показать лишь темные стороны и отрицательные явления. Живая жизнь крестьянина с его умением и размышлением отсутствовала.
Укреплялось ложное представление, что «темный», «невежественный», «забитый» крестьянин был пассивен и бесконечно скован в своих действиях. А если он и был активен, то это был «кулак», с которым позже и разделались. Чем больше было сложностей в жизни современной деревни, тем важнее, по-видимому, было доказать, как плохо все было в старину.
При этом неувязки бросались в глаза многим. Дети слушали рассказы стариков и видели в них совсем не то, о чем говорилось в учебнике. Исследователи видели в архивных документах иную действительность, чем в своих собственных теоретических экскурсах. Но говорить
об этом было невозможно.
Между тем «теоретическое» отношение к крестьянству, как к темной силе, которая все что-то недопонимала или вовсе уже не понимала, имело самое прямое отношение к стилю административного управления деревней. О чем же спрашивать у самих крестьян, если они ранее погрязали лишь в невежестве? На этой основе любой администратор с маломальским образованием считал возможным с легкостью пренебречь огромным народным опытом в хозяйстве. А о социальных вопросах что уж и говорить! Какой тут учет опыта, если считалось, что крестьяне либо пребывали в забитости, либо при малейшем послаблении немедленно начинали превращаться в эксплуататоров, проявляя «частнособственнические» интересы.
Случилось так, что в своем высокомерном отношении к крестьянину, к его возможностям, иные современные деятели, хотя и провозглашали себя выразителями народных интересов, оказались в одном ряду с худшей частью надменных аристократов или ограниченных чиновников старой России, презрительно поджимавших губы в адрес простого мужика. Именно с худшей частью, потому что не только лучшие из дворян восхищалась крестьянскими сметливостью в хозяйстве или художественным творчеством. Но даже средние помещик и чиновник, обладавшие здравым смыслом, считались с крестьянским опытом и обычаем.
Были и другие предшественники у современного презрительного отношения к крестьянству. «Выбившиеся» из деревни новоиспеченные горожане, устроившиеся лакеями в барских домах или половыми в трактирах (я нарочито называю именно эти профессии, так как опять-таки лишь худшая часть перебравшихся из села в город занимала такую позицию), усвоившие внешний «лоск» городской жизни. Это они с лакейской бесцеремонностью называли «деревенщиной» всякое проявление «отсталости» от сиюминутной городской моды.
Но были в предшественниках и благородные критики, искренне желавшие блага крестьянству. Они с лучшими намерениями подчеркивали темные стороны жизни старой деревни, чтобы искоренить их, изжить. Часто это делалось с вольным или невольным усилением черноты за счет художественных средств либо из-за односторонней горячности публициста. У этих писателей и журналистов и доныне черпают свои аргументы те, кто восстает против объективного показа старой деревни, якобы идеализирующего крестьянскую жизнь.
Отсутствие глубокого понимания деревни, ее традиций, особенностей сельской жизни, недостаток настоящего уважения к крестьянину, его труду буквально пронизывают всю современную программу образования. И стоит ли удивляться при этом, что, едва-едва подучившись, крестьянский сын спешит бежать из деревни без оглядки, чтобы обрести более престижную профессию и городской образ жизни. И только ли материальные условия в этом виноваты? Тщетно призывает сельский учитель старшеклассников остаться в родном селении — это противоречит всему, что он же доказывал им на уроках истории или литературы.
А ведь на самом-то деле им, потомкам крестьян, есть чем гордиться. Но все словно бы сговорились замалчивать это. Правда, фольклористы, литературоведы, искусствоведы, музыковеды постоянно признают огромное влияние крестьянского творчества на лучших профессиональных мастеров литературы и искусства. Да и как не признавать, если многие из них прямо сказали это о себе, у других же это четко выходит из самих творений.
Но высказывания специалистов по творчеству остаются сами по себе, а бесконечные и уныло-однообразные утверждения о массе забитых и невежественных крепостных — сами по себе. Иногда они соседствуют на страницах одних и тех же учебников или обобщающих коллективных работ без всякой увязки между собою. Без малейшей попытки рассказать о жизни и культуре крестьян.
Справедливость требует признать, что были и есть в советской гуманитарной науке авторы, а то даже и целые направления, исследования которых убедительно раскрыли разные стороны богатой духовной жизни крестьян. Я буду обращаться к их работам в дальнейшем изложении, и внимательный читатель убедится, что их не так мало. Но такие труды выходят малыми тиражами, скрыты в очень специальных научных изданиях, рассыпаны по крупицам в разных областях науки.
Громко опротестовали шельмование деревни сами крестьяне, ставшие большими писателями, гордостью русской литературы. Они вывели на свет главное — тонкий душевный мир человека из деревни. Их сразу же признали и полюбили одни и встретили в штыки другие. Почему же, скажите, доброе слово о народе вызывает у иных критиков, теоретиков, публицистов такое яростное желание опровергнуть, заклеймить, осудить? Тут уж в ход пойдет и обвинение в национализме, а то, глядишь, и в шовинизме, либо в идеализации старой деревни и т.п. И дела нет такому обвинителю ни до личного выстраданного опыта художника, ни до исследований ученого. Он-то, обвинитель, и так все знает. Ему-то, главное, заставить замолчать голос, говорящий хорошее, благожелательное. Много придумано обвинительных названий для того, кто скажет доброе о русском народе, но нет их для тех, кто бесцеремонно и беззастенчиво приписывает ему отрицательные качества.
Очевидно, что благожелательное слово о каждом народе, открывающее лучшие его качества и культурные ценности его истории, способствует тому, чтобы максимально развернулись положительные возможности этого народа. Наибольшее развитие национальной культуры увеличивает вклад в мировые духовные ценности подобно тому, как по мере развития отдельной личности вырастают ее возможности быть полезной для других. Однако поборники безграничной свободы личности (они ее провозглашают даже без главного условия: любить и уважать ближнего своего) не хотят замечать, что подход к индивидуальности любого народа должен быть таким же, как к личности отдельного человека. Исполненным уважения, прежде всего.
Между тем острота разговора о русском крестьянстве нарастает. Ныне явилось немало охотников объяснять отрицательные явления последних десятилетий нашей истории особенностями русского крестьянства. Делается это по-разному: иногда откровенно и прямолинейно, иногда завуалированно. Но всегда без всяких серьезных оснований - понаслышке, с предвзятым подходом, без учета исследований вопроса по историческим источникам.
Нужно, например, объяснить, как стала возможна в XX веке тираническая власть одного человека — пожалуйста, ответ готов. Вся причина якобы в русской патриархальной крестьянской семье, где была безоговорочная власть главы. Сделавшему такое заявление автору нет дела до того, что из большой семьи дети могли выделиться и зажить самостоятельно, что нерадивого главу хозяйства члены семьи могли заменить сами либо обратиться за помощью к общине. И до самой-то общины со всей ее демократией этому автору в данный момент, в данном тексте дела нет, точно и не было ее у русских.
Зато в другом случае будет -сказано, что именно община, сковывавшая личную инициативу, виновата в том, что хороший хозяин якобы ничем не интересовался за своей околицей и потому, мол, в ходе коллективизации были выдвинуты плохие хозяева! Подобные заявления, ни на чем не основанные, могут еще сопровождаться сетованиями по поводу ежегодных переделов всей земли в общине (никогда в действительности не существовавших).
А иной публицист (да один ли?) сопровождает подобную характеристику еще и сочувствием крестьянам: что же, мол, их винить, ведь они же и пострадали. Не виноваты же они, что такие были темные и забитые. Историческая, мол, закономерность. В общем, не мытьем, так катаньем, как говорит пословица. Лишь бы сказать худое о целом народе.
Настало время сказать правду о русских крестьянах. А для этого нужно сопоставить многочисленные и многообразные источники, раскрывающие жизнь деревни с разных сторон. «Но это ведь уже нельзя воспроизвести!» — сказал мне мой коллега — оппонент. Ошибаетесь,
коллега. Вы принимаете желаемое за действительное. Сохранилось и лежит в архивах (а иные материалы опубликованы еще в прошлом веке) множество описаний современников, подробнейших ответов на программы различных научных обществ, решений общинных сходок, прошений, писем и других документов, по которым можно очень подробно представить жизнь старой деревни.
Мне довелось в течение тридцати лет изучать русскую деревню XVIII—XIX веков по таким историческим материалам. В их числе — фонды шестнадцати архивов страны. И, конечно же, публикации современников, непосредственно наблюдавших тогдашнюю деревню. Вот эта база и непредвзятое отношение к русскому крестьянству и дают основание надеяться на то, что книжка послужит скромным вкладом в общее наше дело.
Мои материалы охватывают разные категории крестьянства. Крепостные крестьяне составляли по стране в целом 34 процента населения. Да, да, уважаемый читатель, я не ошиблась. Это сведения десятой ревизии, то есть переписи 1858 года, которая непосредственно предшествовала реформе 1861 года, отменившей крепостное право. (Авторам, которые любят оперировать понятием «крепостная Россия», не мешало бы это знать.) В европейской части России крепостные крестьяне занимали 37 процентов населения, за Уралом их почти совсем не было. В составе крестьянства крепостные составляли половину (с колебанием примерно от 30 до 70 процентов по разным губерниям центра Европейской России). Отсюда понятно, что, изучая крестьянскую культуру, надо иметь в виду не только крепостных, но и государственных крестьян, и другие, более мелкие группы.
Речь идет в книге о крестьянах разных районов России. Местные различия в обычаях были довольно значительны, поэтому, как правило, оговаривается, к какому именно уезду или даже к какой волости, а иногда и к какой деревне относятся сведения. Это увеличивает и степень достоверности в целом: видно, что похожие явления повторялись в разных местах.
К тому же мне хотелось по возможности дать жителям отдельных селений и районов ответ хотя бы на некоторые вопросы о прошлом их родных мест. С иными из сельских энтузиастов-краеведов я переписываюсь. Один даже сам нашел в архиве рукопись с описанием быта и нравов нескольких деревень своего района в XIX веке. Но как им все трудно дается! Не только выбраться в архив нет ни времени, ни средств, но даже купить новые, только что вышедшие книги в местных магазинах редко удается.
Эта книга для вас, мои молодые друзья — самоотверженные краеведы из воронежской Новой Усмани и бескорыстные реставраторы северного Гужова Каргополья. Для вас и для многих, многих других, чей нравственный настрой вселяет надежду. Написана для вас, но я готова за каждую строчку в ней нести ответ перед самым искушенным в исторических изысканиях профессионалом.
Вперёд>>
