Побратимство
Отношения побратимства и посестримства не были широко распространены, но в некоторых условиях они играли существенную роль, и им соответствовали четкие нормы поведения. Это был, в сущности, :пособ религиозно-нравственного закрепления индивидуальной взаимопомощи. Выбор побратима, крестовой сестры мог определяться другими видами отношений (соседскими, дружескими, хозяйственно-деловыми), но после обряда отношения переходили, по крестьянским представлениям, в новое качество.
О глубоких исторических истоках обычая свидетельствуют русские былины. В отношения названых (или крестовых) братьев вступают почти все основные былинные герои. Побратимство богатырей встречае-гся в разных вариантах былин и разных записях их. Крестовый брат в былинах — заступник и поддержка в трудных делах, соратник в бою с врагом. Но былины раскрывают не только характер отношений побратимов. Они дают возможность проследить, при каких обстоятельствах возникали между богатырями эти отношения, понять социальные и нравственные основания обычая. Способность выйти из боя миром, после того, как обе стороны проявили храбрость и исключительные воинские качества, превратить соперника в названого брата (при условии соблюдения воинской чести с обеих сторон) — важное свойство излюбленных народом героев. Побрататься крестами, чтобы «укротить сердце богатырское», превратиться из меряющихся силами соперников в братьев,— это добровольно налагаемый на себя запрет, целый набор обязательств, но в то же время и гарантия поддержки.
Былины, в содержание которых органично входят понятия братания, отношения крестового братства, бытовали по всей территории расселения русских. Об этом говорят как места записи былин (Север, Сибирь, Поволжье, Дон, Центр, Урал), так и самый текст их.
Например, былина «Бой Добрыни с Ильей Муромцем», в которой обстоятельно описано побратимство, связана по тексту с Рязанью: зачин посвящен Рязани («Как доселева Рязань слободой слыла; А как нонече Рязань славен город стал»); в Рязани живет князь Никита Романович — отец Добрыни; в Рязань приезжает и по Рязани едет разыскивающий достойного соперника для богатырского сражения Илья Муромец;-к Рязани — «славну городу», к матушке Добрыни, едут богатыри после братания. Значит, на каком-то этапе своего развития былина эта бытовала на Рязанщине (каковы бы ни были более древние слои ее формирования). В то же время научная запись застала былину в конце XIX века на берегу Белого моря.
В былине «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» подробно описан поединок этих двух богатырей, схватка достойных друг друга противников. И как выход из состязания равновеликих — выход, при котором оба сохраняют жизнь и объединяют свои усилия в дальнейшем,— побратимство.
Не моги меня казнить, моги помиловать.
Назывёмься-ко мы братьеми крестовыми.
Покрестоемся мы своима крестами золоченыма,—
предлагает Добрыня Илье Муромцу, одержавшему над ним победу. В дальнейшем обнаруживается интересная деталь в характере отношений крестовых братьев — старшинство одного из них.
А как будет ты — больший брат,
А я буду меньшия брат;
А мы будем ездить по чисту полю, поликовать.
Приставать будем друг за друга,
Друг за друга, за брата крестового.
Как мы увидим, определение старшего и младшего братьев практиковалось иногда при побратимстве и в реальной действительности. В данном случае на стороне Ильи Муромца и преимущество в возрасте, и победа в поединке.
Былина рисует и обряд побратимства:
А ставал-то он да на резвы ноги,
Подымал он Добрыню за белы руки,
Целовал он Добрынюшку во уста сахарные,
А сымали они с голов да золоты кресты,
Да садились они на добрых коней,
Поехали они к Рязани славну городу
Ко Добрыниной да родной матушке.
По тексту, Илья Муромец и Добрыня Никитич познакомились именно в этом бою, закончившемся их братанием. В других былинах богатыри выступают уже сразу как крестовые (названые) братья. Примечательно, что в разных вариантах былины о поединке Добрыни и Ильи побеждает то один из них, то другой. «Отсутствие одного постоянного победителя, вероятно, объясняется тем, что для сказителей важно не кто победит, а то, что бой оканчивается мировой, братанием»,— отмечают современные фольклористы Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий.
Как мирный выход из поединка возникло и побратимство Добрыни Никитича и Алеши Поповича (былина «Добрыня и Алеша»), На этот раз инициатором братания выступает не один из сражающихся витязей, а третье лицо. Илья Муромец, приехав на шум битвы, выслушивает обе стороны и говорит:
А укротите вы да сердце богатырское,
А назовитесь вы да братьями крестовыма,
А лучше вы крестами побратайтесь.
Сам Илья при этом выступает как крестовый брат Добрыни — это упоминается дважды в их обращениях друг к другу. Алеша Попович и Добрыня вняли уговорам старшего богатыря:
А ён их улестил тут, уговорил,
Да тут они не начали больше биться, ратиться,
Укротили сердце богатырское.
Как тут оны крестами побратились.
Назвалися братьями крестовыма:
Добрынюшка назвался до большой брат,
Алешенька назвался меньшой ему (... )
В былине «Василий Казимирович» герой, попадая в сложные и неожиданные ситуации при дворе Батыя, трижды восклицает:
А надеюсь на Спаса,
на Пречистую,
На матушку на Божью Богородицу,
Надеюсь на братца на названого,
На молода Добрыню Никитича.
И названый братец действительно справляется со всеми трудностями.
Существенное качество отношений крестовых братьев — непременное взаимное послушание одного другому — занимает центральное место в былине «О ссоре Ильи Муромца со князем Владимиром». Князь посылает Добрыню Никитича пригласить на пир обиженного на князя Илью Муромца, так как «они были братьица крестовые».
У них крестами побраталось,
Кладена была заповедь великая,
Подписи были подписаны,
— Слухать большему брату меньшего,
А меньшему брату большаго.
Добрыня, придя к Илье, напоминает о «заповеди великой»:
Аи же, братец крестовый названый,
Старый казак Илья Муромец!
У нас кладена заповедь великая,
У нас подписи были подписаны, —
Слухать большему брату меньшего,
А меньшему брату большего,
А дружка за дружку обеим стоять.
Нарушить заповедь побратимов — значит преступить закон:
Аи же, братец крестовый названый,
Молодой Добрынюшка Никитиничь!
Кабы не ты, никого бы не послушал,
Не пошел бы на почестей пир,
А нельзя закон переступить.
Придя к князю Владимиру, Илья подчеркивает, что пришел только потому, что не мог ослушаться названого брата:
Аи же ты Владимир столько-Киевский!
Знал кого послать меня позвать!
Кабы не братец крестовый названый,
Никого я не послухал бы.
Крестовыми братьями в былинах становятся (или уже состоят в этих отношениях к началу действия былины) русские богатыри, то есть эратание происходит между своими. Но в одном случае описано побратимство как мирный выход из боя с врагом. В былине «Добрыня Никитич и отец его Никита Романович» побежденный Добрыней Змей Горыныч обещает не летать в Киев, не уносить княгиню Апраксию, а когда богатырь не верит ему, предлагает братание — как гарантию надежности уговора.
Говорит тут Змей Горынишко:
«Ты будь-ко мне, Добрыня, больший брат,
А я тебе буду, змеишше, меньший брат:
Я дам тебе добра коня богатырского.
И дам тебе потнички не почены,
И дам тебе коврички не держаны,
И дам тебе седелышко черкасское
И со всею сбруей богатырскою».
Туто молодцы побратались:
Добрыня стал больший брат,
Змеишшо стал меньший брат.
Побежденный делает здесь подарки (в случаях братания богатырей между собой подарки не упоминаются) и становится меньшим братом. Змей Горыныч нарушил обещание: полетел в «стольный Киев-град» и похитил княгиню. Его поступок кажется Добрыне особенно ужасным именно в связи с состоявшимся братанием:
И тут Добрыне за беду стало,
За великую досаду показалося:
«Ах ты матушка родимая!
Мне змеишшо — меньшой брат,
А я змею — большой-де брат;
А поеду ему скорую смерть предам».
Встречается в былинах и ироническое отношение богатыря к предложению брататься, исходящему от противника, который терпит поражение:
Возговорит тут Кумбал царь:
«Ой ты гой еси, добрый молодец,
Суровей богат сам Суздалец!
Будь ты мне названый брат,
Вот тебе полаты золотой казны,
И отдам тебе коней заповедныих».
Возговорит добрый молодец,
Суровей богат сам Суздалец:
«Ой ты гой еси, Кумбал царь!
Видя смерть, отговариваешься,
Братом нарекаешься,
Сулишь полаты золотой казны
Отдаешь табуны заповедные!
Судя по былинам, для вступления в отношения названых, или крестовых, братьев поединок не обязателен. Богатыри становятся назваными братьями перед началом трудного совместного (а иногда и не совместного) похода. Так поступают Илья Муромец, Михаил Поток и Алеша Попович, откликнувшиеся на призыв киевского князя Владимира ехать за «данями и выходами»: «И те речи великому князю полюбилися, подносит им чары зелена вина, и запивают меды сладкими, и с великим князем прощаютъца. И называютъца братьями назваными, и садятъца на свои добры кони, и едут из града Киева».
Богатыри отправляются, чтоб взять «дани и выходы» в три разных места, едут поодиночке: «А сами поехали порозно, всяк своим путем». В чем же смысл братания именно перед этим выездом? Былина дает на это ответ: «Братъцы милыя, хто у нас наперед приедет до Киева, а каво не будет опосле, и нам ехать таво сыскивать». Названые братья будут искать и выручать того, кто окажется в затруднительном положении. Побратимство — как гарантия взаимной выручки воинов, не только в сражении бок о бок с общим врагом.
Эпос дает высокую оценку отношений побратимов, которые считаются даже более сильными узами, чем отношения родных братьев.
Мне Алеша Попович крестовый брат,
Крестовый брат паче родного.
Та же оценка звучит и в «Василии Буслаеве»:
Гой еси ты, Костя Новторженин,
А и будь ты мне названой брат
И паче мне брата родимова!
В былинах нашли отражение некоторые запреты вступления в брак; связанные с побратимством. Прежде всего, запрет вдове выходить замуж за крестового брата мужа. Тема эта обыгрывается во многих вариантах былины, в которой за жену уехавшего надолго Добрыни посватался Алеша Попович. Уезжая в «землю Тальяньскую» стоять «за стольный Киев-град, а за тую ли веру християньскую», Добрыня наказывает жене ждать его двенадцать лет, а потом — хоть «за муж поди, хоть — вдовой живи»:
Только не ходи за смелого Алешу за Поповича,
За того ли за девочьяего насмешника
И за моего названого за меньшого за брата.
В некоторых вариантах былин Добрыня наказывает потом Алешу лишь за ложную весть о гибели Добрыни. Это дало основание комментатору недавнего издания былин утверждать, что «певцу была непонятной или безразличной церковная норма — запрет выходить замуж или жениться для лиц, находящихся между собой в каком-либо родстве, включая кумовство и крестовое братство».
Это утверждение основано на недоразумении. Во-первых, никакому сказителю XIX века не мог быть «непонятен или безразличен» запрет выходить замуж или жениться «для лиц, находящихся в каком-нибудь (?!) родстве»: крестьяне строго соблюдали запрет вступать в брак с родственниками (как правило, до пятого колена). Что же касается крестового братства, то здесь все обстояло прямо противоположным по сравнению с утверждением комментатора образом: церковное право уже в XVII веке отрицало какое-либо юридическое значение побратимства и не видело в нем препятствия к браку. В практике же крестьянства и казачества и в XIX веке в некоторых районах ( об этом мы расскажем ниже) ограничения, связанные с побратимством, еще соблюдались.
В былинах встречается и факт побратимства мужчины и женщины. В былине «Добрыня Никитич и отец его Никита Романович», богатырь, убивает Змея Горыныча, освобождает похищенную «змеишшем» княгиню и везет ее в Киев, к князю Владимиру.
И дорогой говорит таковы слова:
Гой еси ты, молода княгиня Апрексия!
Покрестоваемся мы крестами однозолотными,
И ты будь мне сестра, крестовая,
А я тебе буду крестовой брат.
Тут они крестами покрестовались.
В Киеве, на пиру, Владимир предлагает Добрыне взять княгиню «в замужество», раз он «доступил» ее «от Змея Горынишша». Но жениться на крестовой сестре нельзя. Богатырь отвечает:
Гой еси, ласковый Владимир-князь!
Мне нельзя ее взять за себя замуж:
Она будет мне княгиня, сестра крестовая.
Покрестовались мы крестами однозолотными.
Названое братство как нечто всеобщее для былинных героев проявляется в том, что почти все они в разных сочетаниях вступают или уже состоят в этих отношениях по двое или, реже, втроем. Кроме того, оно выступает в обобщенном определении отношений всех богатырей. В былине о гибели русских богатырей перечислены семь витязей - «семь могучих братьев названых».
Когда наехала «сила басурманская»:
И кричит Илья зычным голосом:
«Ой уж где вы, могучие витязи,
Удалые братья названые!»
Как сбегалися на зов его витязи,
Как садилися на добрых коней,
Как бросалися на силу басурманскую...
В былинах время действия «отнесено к некоторой условной эпохе русской старины». «Былины многослойны, их создавал народ в течение многих веков. В былинах отразились сюжеты и древнейшего эпоса, еще «докиевского» и «доновогородского», и сюжеты последующих веков. Однако и в том и в другом случаях былина становится былиной, лишь перенеся действие в эту «эпическую эпоху», в ее условную историческую обстановку. Представление о «киевском» периоде русской истории как о своеобразной эпической эпохе составляет наиболее яркую, отличительную черту русских былин».
При всей условности эпического времени былин оно имеет множество исторических признаков. Основной исторический слой его, связанный с особенностями деятельности богатырей, может быть по сути социальной характеристики отнесен ко времени военной демократии и раннефеодального государства, представленных в былинах в идеализированном, художественно-условном виде. Эпос был не только художественным творчеством, но и исторической памятью народа. Как убедительно показано Д. С. Лихачевым, «исторические песни, предания и легенды были той великой неписаной историей Русской земли, которая предшествовала летописанию. Не случайно русский писатель XII века Кирилл Туровский различал два типа хранителей исторической памяти: летописцев и песнотворцев»..
Именно в этом смысле историческая память былин запечатлела и обычай побратимства. В эпосе он четко связан с витязями, с воинством. Естественно, что в среде дружинников потребность в создании таких братских отношений, закрепляющих и усиливающих понятия товарищеской взаимной выручки и поддержки, была особенно выражена. Оторванный от общины и семьи, воин ищет узы, заменяющие родственные: названый брат — «паче родного».
Но былинные богатыри — герои народа в целом. В них сосредоточились многие качества, отвечавшие национальному характеру. Крестьянская среда сохраняла былины, передавала их из поколения в поколение, внося изменения и дополнения по творческому вдохновению сказителей, что-то утрачивая и что-то обретая. Особое место побратимства в эпосе не только свидетельство глубоких исторических корней его. Это свидетельство отношения к обычаю и всем его особенностям сказителей и той среды, которая понимала, одобряла и вдохновляла их.
Не был ли это только художественный образ определенных нравственных понятий? В какой мере мотивы побратимства могли быть почерпнуты в реальной действительности, в общественной жизни Руси? Возможно, корни обычая уходят в дохристианскую древность славянства. Специалисты в области канонического (то есть церковного) права, которых интересовало побратимство именно в рамках церковного законодательства, приходили к мнению о том, что обычай этот «был в древности общим у всех индоевропейских народов», а христианская церковь «освятила заключение побратимства особенным религиозным обрядом, на совершение которого составлено было на греческом языке особое чинопоследование, которое было переведено па славянский язык, перешло в Россию и долго помещалось в наших богослужебных книгах».
Из письменных источников, свидетельствующих о побратимстве непосредственно на Руси, самый ранний относится к XI веку. Это сочинение Феодосия Печерского, где автор предостерегает против влияния «латинян» (католиков) и призывает не отдавать за них дочерей, «ни у них поимати, ни брататися, ни поклонити, ни целовати его». Из того, как употребил это понятие Феодосии, видно, что братание в это время было укоренившимся и распространенным обычаем.
О братании идет речь в «Повести о Петре, царевиче Ордынском», датируемой концом XV века, в «Сокращенной Палее русской редакции» (список XVI века). В «Повести о Горе и Злосчастии» (XVII век) отношения названых братьев предстают перед нами как продолжение дружеских отношений: «Еще у молодца был мил надежен друг, назвался молодцу названой брат... »
Вплоть до XVII века старинный обычай побратимства признавался и освящался православной церковью. С принятием христианства появились и чисто христианские способы заключения побратимства: братающиеся или менялись тельными крестами, или, как свидетельствует уже Киево-Печерский патерик, клялись в церкви перед иконою в неизменной братской любви и преданности.
В сказках, записанных в 80-х годах XIX века в Самарском крае, встречается побратимство как обмен крестами; употребляются понятия «большой» и «меньшой» крестовые братья. Понятие названой сестры тоже живет в сказках, записанных в XIX веке. Особый интерес представляет случай побратимства мужчины и девушки в сказке. В середине прошлого века были записаны и легенды на эту тему.
С. И. Гуляев, собиравший в 30—40-х годах XIX века этнографический и фольклорный материал на юге Западной Сибири, в верхней части бассейна Оби, отметил обычай побратимства среди крестьян. В силу некоторой специфики населения этих мест обычай здесь мог быть связан не только с крестьянской традицией.
Как показало изучение истории заселения края, существенную долю населения составляли на Оби так называемые разночинцы, слившиеся позднее с государственными крестьянами. Сибирские разночинцы XVIII века — это потомки служилых людей, получивших пашню и занявшихся земледелием. По реальному своему положению (занятиям, повинностям, юридическому статусу, образу жизни) сельские сибирские разночинцы почти не отличались от государственных крестьян. Но в семьях потомков служилых людей могли сохраняться казачьи традиции.
Дело в том, что в европейской части страны именно в казачьеи среде долго сохранялся и был четко выражен обычай побратимства.
М. Н. Харузин, проведя обследование Области Войска Донского по программе изучения обычного права, писал в 1885 году: «Обычай побратимства известен и среди казаков. В последнее время побратимство гтало встречаться гораздо реже, но в старину оно было очень распространено: редкий казак не имел названого брата, с которым он и заключал союз на жизнь и на смерть». Если под одним из названых братьев убивали в бою коня, то другой брал его к себе на коня либо спешивался и разделял его участь. Если казак попадал в плен, то названый брат выискивал всевозможные средства, чтобы выручить его.
В середине 80-х годов XIX века было принято, чтобы двое подружившихся казаков обменялись крестами. Обряд производился в присутствии третьего лица. Этот человек и менял кресты у братавшихся; его называли крестовым отцом. Сами же братавшиеся назывались крестовыми братьями или по кресту братьями. После обмена крестами целовались три раза. Иногда при обряде побратимства делали друг другу подарки.
Отношения, в которые два казака вступали через этот обряд, считались неизменными «по гроб». «Это все равно, что родство, ибо крест великое дело, крест — не шутка». Однако отношения отцов не переходили к детям. Не служили они и препятствием для вступления детей в брак. Более того, в XIX веке у донских казаков названые братья стремились соединить своих детей браком, чтобы закрепить близкие отношения. Соответствие возраста не имело значения для вступления в побратимство. «Главное здесь,— по мнению казаков,— дружелюбие». Братались казаки и с чужаками, пришедшими из других мест.
Есть сведения о бытовании обычая посестримства среди девушек-казачек в 80-х года XIX века. В женском варианте основная часть обряда была такой же, как и у мужчин: какая-либо третья женщина обменивала кресты у двух девушек, решивших изменить характер своих дружеских отношений, перевести их на новый, более высокий уровень. При этом казачки делали друг другу подарки: платки, кольца. Отныне они считались «по крестам сестры» и оказывали друг другу всевозможные услуги. М. Н. Харузин не встретил у донских казаков ни одного случая побратимства между лицами разного пола.
Тот же М. Н. Харузин еще до поездки в Область Войска Донского обследовал летом 1882 года обычное право крестьян Сарапульского уезда Вятской губернии и установил, что «обычай побратимства известен как среди местных русских, так и инородцев». При этом у русских он встречался чаще, чем у вотяков (удмуртов). Побратимами русские крестьяне становились здесь через обряд обмена тельными крестами. Произносили слова «будь ты мне братом» и целовали друг друга три раза. Совершавших этот обряд называли крестовыми, или назваными братьями. После совершения обряда могли тут же обменяться подарками, но это не считалось обязательным. Подарки могли делаться после обряда в любое время, но и это не было обязательным. Побратимство не создавало никаких препятствий для вступления в брак.
Побратимство между женщинами («посестрие») не встретилось Харузину у русских крестьян Сарапульского уезда. (Имеется в виду обряд, аналогичный мужскому братанию, а не кумление на весенние праздники, о котором речь впереди.) Вступление в отношения побратимства лиц разного пола русские считали здесь возможным, но случалось это очень редко.
Возрастное соответствие у крестьян, как и у казаков, не имело значения для крестового братства.
Через несколько лет после Харузина П. М. Богаевский подтвердил, что побратимство встречается у крестьян Сарапульского уезда, но отметил редкость его. Он описал сам обряд и привел слова крестьянина, объяснявшего обычай: «Вот у меня есть крестовый брат: подружились с ним, переменились крестами и стали как родные. Молились мы при этом Богу, поклонились друг другу в ноги и поцеловались. Называем друг друга все больше «крестовый». Делается это, чтобы дружбу иметь. Подарков не делаем друг другу и жениться на сестрах неловко».
В 80-х годах XIX века сведения о сохранении обычая побратимства поступили в печать также из некоторых западных, южных и северных губерний. В Вельском уезде Смоленской губернии наблюдатель встречался несколько раз с этим обычаем. На Вологодчине отмечали: «Если друзья меняются крестами, они зовутся крестовыми и всегда помогают друг другу в нужде». Развернутое описание обычая поступило из Херсонской губернии. В селении Дмитровка Александрийского уезда, население которого состояло из русских и украинцев почти в равных частях, побратимство в конце 80-х годов было очень распространено у тех и у других. Братались друзья, желающие закрепить, свою дружбу. Чаще всего побратимами становились лица, не имевшие родных братьев и сестер. Обычай был в равной мере принят среди мужчин и женщин. Между побратавшимися или посестрившимися устанавливались «более чем родственные отношения»: заботились друг о друге в случае болезни, принимали активное участие во всех значительных семейных событиях друг друга; при этом близкое участие в таких событиях принимали и жены их или мужья; не решали без согласия друг друга вопроса о вступлении в брак детей; помогали друг другу материально в случае затруднений. Побратимы здесь не считали возможным сватать детей друг у друга. Если же дети по своей инициативе хотели вступить в брак и настаивали, несмотря на возражения родителей, то это происходило по разрешению священника, но старшие все равно считали такой брак грехом.
Обряд побратимства совершался в Дмитровке обычно во второй день Пасхи. Решившие побрататься или посестриться сходились в доме у одного из них; туда приглашали нескольких ближайших соседей. Братающиеся снимали икону, «били поклоны», целовали икону, целовались между собою. Присутствовавшие жены (при посестрии — мужья) целовались между собой и с мужьями (женами) и считались отныне сестрами по мужьям или братьями по женам. Затем всех просили к столу. После угощения второй названый брат просил первого — хозяина дома, где совершался обряд—вместе со всей компанией к себе в гости. Перед уходом хозяин вручал побратиму одну из лучших своих икон или специально купленную к этому случаю икону, и они снова целовались. В доме второго названого брата всех снова угощали; перед уходом побратим, в свою очередь, дарил икону названому брату. При этом иногда менялись крестами. Примечательно приурочивание обряда ко второму дню Пасхи. Крестьяне связывали побратимство с понятием о братстве во Христе.
Сведения о бытовании побратимства у русских в XIX веке подтверждаются данными В. И. Даля. Представляют интерес самые толкования им терминов: «Побратим — названый, или крестовый, брат»; «Крестовый брат, сестра или просто крестовый, крестовая — названый, побратим и посестра». Даль дает описания крестьянского обряда побратимства: «У нас (имеется в виду, очевидно, образованная часть общества.— М. Г.) братаются за рюмкою вина, а в народе, помолясь перед иконой, или в поле, на восток, либо на тельной крест, обнимаются, дают друг другу клятву или зарок в верной дружбе и меняются крестами». И в другом месте у него же: «Братаются, меняясь тельными крестами, при зароке вечной дружбы, крестятся и обнимаются».
Даль собирал материал для словаря по разным губерниям в 30—50-х годах XIX века. Первое издание вышло в 1862 году, то есть до публикаций этнографов о побратимстве. К сожалению, Даль не указывает, в каких именно местах наблюдался этот обряд, но самое отсутствие указаний о территории употребления означает в этом издании широкое распространение.
Ценные сведения представлены в словаре о побратимстве у бурлаков. Условия бурлачества — уход на долгий срок из общины и семьи, опасности, подстерегавшие в пути,— увеличивали потребность в надежном друге-брате, который был бы здесь же, рядом, в бурлацкой артели. Здесь побратимство выступает одновременно и как замена отсутствующих родственных отношений, и как гарантия надежности товарища по типу воинского братания эпических богатырей или казаков позднего времени. «Если у заболевшего на ходу бурлака есть на судне крестовый брат, то этот покидает судно, лишаясь заработков, поколе не пристроит брата». Аналогия с поведением казака, у которого побратим теряет коня в походе.
Отношения, вошедшие в пословицу, не могли быть явлением единичным или случайным. «При доброй године и кумовья побратимы»— эта опубликованная Далем пословица говорит еще и об оценке крестьянством отношений, связывающих побратимов, как более сильных, чем кумовство, более надежных, обязывающих к гарантированной взаимной помощи.
Программа Этнографического бюро Тенишева включила вопрос о побратимстве. Многие корреспонденты обошли его молчанием или сослались на неосведомленность. В 90-х годах XIX века побратимство явно не относилось к числу явлений широко распространенных. Тем не менее в материалах бюро по Орловской, Рязанской и Вологодской губерниям нами выявлены ответы, свидетельствующие о бытовании обычая в это время. Особенно ценны данные, относящиеся к центру, так как опубликованные в прошлом веке в печати сведения касаются преимущественно окраин.
Корреспондент из Волховского уезда Орловской губернии, рассказывая о взаимоотношениях родственников разного пола, упомянул в этой связи: и «крестовые братья и сестры» также стесняются друг друга. В другой корреспонденции того же уезда отмечалось, что по местному обычаю побратимство, как и усыновление, «не имеют родства», то есть не распространяются на потомков. Из Скопинского уезда Рязанской губернии сообщали, что «у крестьян есть родство — крестовые братья и сестры». Эта скупая формула говорит, по-видимому, в отличие от предыдущей о приравнивании отношений крестовых к родственным. Корреспондент из села Белоомут Зарайского уезда той же губернии писал: «О побратимстве между крестьянами мне не приходилось слышать, но посестримство бывает, хотя и очень редко. Женщины и девушки, заключающие посестримство, меняются шейными крестами и потому называются также крестовыми сестрами».
Информатор из Вологодского уезда приводил пример побратимства: в деревне Фетиньине крестьяне Князев и Курилов «в молодости полюбили друг друга и променялись крестами. С тех пор живут в примерном согласии».
Соответствие русским материалам о побратимстве находим в украинских источниках XIX века. По Семеноставским материалам обряд побратимства выглядел так: братающиеся снимали икону и присягали «быть до в!ку родными братами»; затем целовали икону и друг друга. Иногда при этом дарили друг другу иконы. Потом угощались и расходились побратимами. Ссориться и браниться с побратимом считалось грехом. Жениться на сестре побратима было невозможно. Дети побратимов считались родными, следовательно, брак между ними тоже был невозможен. «Сестрились» точно так же. Только подарки в этом случае были другими. В отличие от мужского братания отношения посестрия распространялись здесь только на непосредственных участниц, то есть мужья и их дети не считались родными.
Обряд побратимства у русских нашел отражение у больших мастеров художественной литературы. Вспомним эпизод побратимства князя Мышкина с Рогожиным в романе «Идиот» Ф. М. Достоевского. Рогожин, обуреваемый противоположными чувствами к князю, стремясь укрепить дружеский, братский характер их отношений и преодолеть ненависть, возникшую у него к Мышкину как сопернику, предлагает обменяться крестами. Чтобы закрепить братанье, он просит свою мать благословить Мышкина, как родного сына. В конце этой встречи названые братья обнимаются. Л. М. Лотман, рассматривая связь творчества Ф. М. Достоевского с фольклорной традицией, отметила сходство эпизода братания в романе с легендами о побратимстве, опубликованными до написания романа. «Несомненно, вера в святость названого братства и особенную греховность покушения на побратима и заставляет Рогожина вступить в побратимство с князем Мышкиным».
Наблюдения Л. М. Лотман могут быть дополнены и уточнены. Живя в Семипалатинске и выезжая неоднократно в Змеиногорск, Барнаул, Кузнецк, Федор Михайлович имел возможность почерпнуть материал для темы побратимства непосредственно из жизненных наблюдений или из местного фольклора. Ведь именно к этому району относятся наблюдения С. И. Гуляева, отметившего бытование здесь у русских обычая побратимства и записавшего вариант былины, включающий эпизоды братания. В самом Семипалатинске значительную часть русского населения составляли казаки и крестьянство, а в поездках Достоевский вступал в контакты с крестьянством (об этом говорится в воспоминаниях А. Е. Врангеля).
Развернутую картину обряда побратимства дал А. К. Толстой в романе «Князь Серебряный», события в котором, как известно, относятся к XVI веку. В обстановке военных действий против татар Максим Скуратов, искренне привязавшийся к Никите Романовичу, просит его обменяться крестами и стать назваными братьями. Устами Скуратова Толстой определяет побратимство как «древний христианский обычай». Здесь сочетаются оба традиционных основания побратимства: и отсутствие родных братьев (Скуратов говорит об этом), и воинское товарищество, основанное на глубокой внутренней симпатии. Обращение А. К. Толстого к этой теме было связано, несомненно, с оживлением изучения обычаев и фольклора (над «Князем Серебряным» писатель работал с конца 40-х годов до 1861 года). Но вряд ли фольклорные источники главы «Побратимы» могут быть ограничены публикацией легенд в 1859-м и 1860 годах. И жизненный и фольклорный материал, питавший этот эпизод романа, у А. К. Толстого, как и у Ф. И. Достоевского, по-видимому, был гораздо шире.
Интерес к славянскому побратимству проявил А. С. Пушкин. Рассказав в «Песнях западных славян» о побратимах («В церкви Спаса они братовались и были по Богу братья»), поэт пояснил в собственном комментарии к стихотворению: «Трогательный обычай братования, у сербов и других западных славян, освящается духовными обрядами». Тему названых братьев не обошел и Н. В. Гоголь (в «Страшной мести»), следовавший украинской традиции.
Как мы видели, в повседневной жизни русской деревни XVIII—XIX веков обычай побратимства встречался в сравнительно ограниченных размерах. Но как понятие, как выражение взаимоотношений, предполагавших высокие нравственные обязательства при любых условиях, побратимство сохраняло существенное место в сознании крестьян.
<< Назад Вперёд>>
