«Грамоте читать знаю»
Среди крестьян встречались отдельные мастера писарских почерков и подписей разного типа. Это, кстати, использовалось и во время восстаний. Так, крестьяне Томского уезда, подбивавшие в 1783 году П. Хрипунова выдать себя за Петра III, заявили ему, что один из них может управлять делами и «составлять в народ указы», а другой — «под всякие руки подписываться умеет, да как-де и государь писал, то его руки подписки у него есть».
Приписной крестьянин Григорий Туманов — один из активных сподвижников Е. И. Пугачева — умел «российской грамоте читать и писать» и знал казахский язык, что позволило ему перевести манифест вождя восстания, направленный казахам. Перу Туманова принадлежали, по- видимому, три воззвания («увещевания»), посланные из стана восставших в Челябинск.
Посмотрим на деятельность крестьянина-грамотея в повседневных, будничных делах деревни. Андрей Кокорин — крестьянин Кежемской слободы (Иркутская губерния), в 1766 году писал в Илимскую воеводскую канцелярию: «...по данному мне рабу вашему, той Кежемской слободы от всех крестьян за руками (то есть за подписями.— М. Г.) выбору велено в Илимской воеводской канцелярии просить о всяких принадлежащих нароцких нуждах». Крестьяне поручили Андрею доказать воеводской канцелярии неправильность размеров недоимки, числившейся за волостью за 20 лет. Кокорин предъявил для этого копии всех квитанций о сдаче хлеба каждым крестьянином за весь этот срок! Всего он представил 868 копий квитанций, переписанных на 112 страницах, и добился снятия с крестьян 2117 пудов хлеба ложно приписанной недоимки.
Или вот дела другого грамотея в этом же далеком северном Прибайкалье, осваиваемом русскими земледельцами. Пашенные крестьяне Тутурской слободы Спиридон, Семен, Родион и Иван Аксамитовы просили в 1736 году отвести им пустующую, никем не занятую землю по реке Киренге. Илимская воеводская канцелярия велела подчиненной ей приказной избе проверить, действительно ли эта земля «порозжая», нет ли там кочевий «ясашных инородцев». От Тутурской слободы, где находилась приказная изба, до присмотренного крестьянами места нужно было ехать верхом по горам и тайге около 150 верст. Послали крестьянина Кузьму Наумова. Возвратившись, Кузьма подал в приказную избу «сказку» (так называли тогда первичные, местные документы, содержащие описания, сделанные по поручению властей). В ней Наумов дал, в сущности, первое описание верховьев Киренги, тогда еще совершенно пустынных и не изученных.
В 1745 году под присягой участников экспедиции Петра Шелегина подписалось семь грамотных крестьян. Один из них скромно сказал о себе, что он «грамоте читать умеет и писать недовольно знает». Встречаются (в материалах допросов, например) и такие утверждения крестьян: «Грамоте читать знаю, а писать скорописью не умею и тому не учивался». Отражают ли подобные утверждения реальный уровень грамотности или лишь нежелание давать письменные показания или подписи — неясно. Но в любом случае они свидетельствуют о том, что среди крестьян, отказывавшихся писать, были читающие.
В некоторых крестьянских семьях сохранялись в XVIII веке значительные собрания поземельных актов, подтверждающих их права на разного рода угодья. Иные из этих документов восходили к XVI—XVII векам. В отдельных крестьянских семьях, связанных с торгово-промысловой деятельностью, такие семейные архивы деловых бумаг пополнялись в XVIII веке документацией торговых сделок, перепиской с контрагентами и частными письмами членов семьи. Архивные находки последнего десятилетия говорят и о частной переписке крестьян в XVIII веке, не связанной с делами.
Азбуки и буквари, псалтыри и часовники, издаваемые официальными церковными типографиями (в частности, синодальной типографией), использовались для обучения крестьянских детей и бытовали в крестьянских семьях. Часто элементарную грамотность крестьянские дети получали от священника или других лиц причта, которые нередко сами были выходцами из крестьян. Вот какая характеристика состоянию обучения в селе Любичи была дана в указе 1778 года о разрешении московскому купцу Ларину завести там училище: «Сие село, подобно прочим селениям, не имеет никого к научению своих малолетних, кроме священника и его причета, которые большею частию из крестьянства выходящие, едва только чтению, грамоте российской учить удобны, а посему бедные и остаются без всякого к их будущим промыслам знания».
При ограниченной возможности для крестьян обучаться в государственных учебных заведениях особенное значение приобретает частная инициатива. Для всей первой половины XVIII века есть немало данных о так называемых «вольных» школах для обучения крестьянских детей. Так, ревизская «сказка» 1723 года из Илимского уезда упоминает «гулящего человека» (то есть пришедшего откуда-то самовольно, не закрепленного ни за каким сословием) Л. Кучину: «Ремесла у него никакого нет, кроме того, что учит крестьянских детей грамоте». Это явно учитель «вольной школы».
Во второй половине XVIII века частное обучение крестьян развивается. Часть своих крепостных обучали дворяне Шереметевы, Голицыны, Юсуповы, Орловы, Румянцевы, Муравьевы, Мещерские и др. Более массовый характер носило обучение у грамотных родителей и односельчан, отставных солдат и прапорщиков, писарей и бродячих учителей, ссыльных.
Бродячего учителя, особенно если он сам был из крестьян, мог пригласить к себе в дом надолго и отдельный крестьянин. Такой случай описан, например, в деревне Высовской Ялуторовского уезда (60-е годы XVIII): житель ее М. Кривоногов, когда пришло время обучать сына чтению и письму, пригласил в свой дом жить учителя крестьянина Василия Савинова сына Урюпцова; Урюпцов прожил у Кривоногова около года. Но чаще возникала «вольная» школа, в которой обучалось несколько крестьянских детей. Иные из разбогатевших крестьян заводили на свои средства постоянно действующие училища, официально разрешенные Приказом общественного призрения. Так, в 1794 году крестьянин Винокуров основал в селе Ловцы (Зарайский уезд Рязанской губернии) училище такого рода.
Вокруг деревенского обучения, организуемого самими крестьянами, складывались свои обычаи. Радостно отмечали с участием родителей переход от одной учебной книжки к другой. «Переход от «граматки» к часослову и от часослова к псалтырю был настоящим праздником и для наставников, и для их питомцев. В центральных губерниях европейской части страны было принято подносить учителю в такой день горшок с кашею, осыпанной сверху деньгами. А ученикам родители дарили по пятаку или по гривне меди. Обычай этот назывался «кашей». В нем прослеживается прямое сходство с более древним, но бытовавшим повсеместно и в это время, обычаем одаривать кашей и деньгами бабку-повитуху, при праздновании крестин ребенка; и назывался этот обычай так же - «кашей». По-видимому, сходство обычаев связано с отношением крестьян к обучению грамоте, как второму рождению человека.
Убедительным доказательством значительного развития грамотности служит широкое хождение в крестьянской среде рукописных текстов самого разного характера. В их числе были: рукописные книги и сборники религиозного и светского содержания; сочинения крестьян; списки с указов центральных и местных учреждений, представлявших интерес для крестьян и использовавшихся в их прошениях и жалобах; подложные указы, написанные в интересах крестьян, и копии их; записи молитв, духовных стихов, наговоров; певческие сборники; лечебники (травники) или отдельные рецепты из них; календари или частичные выписки из них.
Распространение в крестьянской среде рукописных книг и других сочинений и документов определялось как тем, что печатная продукция оставалась и в XVIII веке достаточно дорогой и выпускалась малыми тиражами, так и характером этих текстов — запрещенных или не подлежавших распространению. Особый слой вносило в рукописную культуру развитие старообрядческого движения, одной из существенных особенностей которого являлось признание только дониконовской духовной литературы, то есть напечатанной до исправления богослужебных книг в середине XVII века. Это делало необходимым переписывание старых книг.
Наши представления о бытовании рукописей и печатной продукции в крестьянской среде сильно расширились в течение последних трех-четырех десятилетий в результате собирательской деятельности археографических экспедиций. Решающую роль в этом отношении сыграл предложенный замечательным ленинградским исследователем В. И. Малышевым принцип сплошного и многократного обследования районов, сопровождающегося созданием территориальных коллекций. При этом ставились задачи не только сбора редких рукописей, но и выявления старинных местных культурных очагов, круга чтения крестьянства, специфики крестьянской письменности и крестьянского литературного творчества.
<< Назад Вперёд>>
