Гости
В Тверской губернии в начале 80-х годов XIX века «поседки» особого рода с девушками-гостьями проходили на Филипповки (то есть с Филиппова дня — 14 ноября). Иногда девушки просили у родителей лошадей и отправлялись, невзирая на плохую погоду, в соседние деревни к знакомым или родственницам-девушкам, чтобы пригласить и привезти их к себе. На «поседке» гостьи садились на передние места, «свои девки жмутся на заднем плане». Посмотреть на приезжих приходили многие: «старухи, матери с грудными детьми, ребята всех возрастов, солидные мужчины». Являлись и парни из других деревень. И свои, и чужие парни — с гармошками. Танцевали здесь городские «кадрили, лансье, вальцы и казачка». Девушки на такую посиделку брали все свои лучшие наряды: в течение вечера переодевались несколько раз. Парни приходили в «крахмальных рубашках, сюртуках или пиджаках, штаны навыпуск и смазные сапоги». Некоторые брали костюмы напрокат.
В такой посиделке могли участвовать парни соседних деревень, однако они не воспринимались как гости, им не оказывалось особого внимания (передние места и пр.). Такое различие соблюдалось почти повсеместно. Определялось оно тем, что парни хаживали гурьбой в другие деревни, девушки же только ездили по приглашению подруг или родственниц в конкретный дом, то есть именно гостили в данной деревне. «Девушки на посиделки в другие деревни никогда не ходят»— записал информатор из Дорогобужского уезда Смоленской губернии, имея в виду именно вольное хождение, а не поездку по приглашению.
В Вологодском уезде (сведения из Фетиньинской волости) девушки одной деревни устраивали «веселье» и приглашали подруг из другой деревни. Такие посиделки продолжались от начала Филиппова поста до Крещенья. Молодежь считала это время самым веселым в году. В больших селениях собирались многочисленные «веселья». «Иной раз в веселье играют в «заеньку» пар по сорока (молодцов и девушек)».
В Костромской губернии гостьи-невесты являлись из соседних деревень на посиделках перед Святками. Свои девушки отправлялись тоже в гости. «Самая цель вечеринок» принимала в это время «более серьезный характер» — отношения приближались к сватовству. Посиделки оживлялись в это время также приездом «питерщиков» — парней, которые жили в Петербурге на заработках. Сказки сменялись увлекательными рассказами о жизни в столице. «Питерщики» высматривали невест, а женившись, оставляли своих молодых и снова отправлялись в город на работу.
Местами организаторами посиделок с приглашением девушек-гостий из других деревень были парни. В Череповецком уезде Новгородской губернии (Горская волость) такие сборища начинались с Николина дня (6 декабря) и существенно отличались от обычных посиделок. Мужская молодежь устраивала складчину — брала все расходы на себя: нанимала просторную избу, приобретала керосин и свечи, покупала гостинцы для девушек. Подготовка к назначенному дню начиналась заранее. Девушки из других селений привозили лучшие свои костюмы, размещались в домах родственников или знакомых. В самый день посиделки девушки (местные и приезжие вместе) сначала ходили по всем домам с песнями и показывали наряды, а затем к вечеру приходили в нанятое помещение. Там их уже ждали парни с гармошками и зрители разных поколений.
В. И. Чичеров определял эти посиделки как раннее начало святочных молодежных сборищ, выделяя их в то же время в особый цикл Никольских посиделок, приурочиваемых к Николину дню в связи с храмовыми праздниками (в описанном выше случае речь идет о Николо-Раменском приходе). Он считал, что значение Никольских храмовых празднеств усиливалось здесь в связи с особенным почитанием Николая-чудотворца в Новгородчине.
В некоторых местах присутствие на посиделках (без работы) мужской молодежи из соседних селений было нередким явлением. Один из корреспондентов Дорогобужского уезда писал о частых приходах парней из других деревень на посиделки. Принято было, чтобы чужие парни угощали хозяина избы, иначе он мог и не пустить их. Как явление привычное и допускаемое обычаем, приход ребят из других селений не приводил здесь к конфликтам с местной молодежью.
Важным регулятором в возникавших на посиделках конфликтах были общественное мнение присутствовавшей молодежи и суждения, которые складывались потом в общине в целом или в нескольких соседних общинах. В. И. Покровский, наблюдавший взаимоотношения молодежи в Тверском уезде, отмечает случавшиеся иногда столкновения парней из-за места около девушки. Присутствующие могли разделиться на сторонников одного и другого поссорившихся; если при этом завязывалась драка, она потом долго обсуждалась в деревне: выясняли, кто был прав.
В Фетиньинской волости Вологодского уезда воинственно настроенный парень, недовольный поведением своего соперника, принимался плясать, сопровождая свою пляску песней «Дальше солнца не угонят, Сибирь наша сторона...». Это служило знаком намерения отколотить противника. Иногда этого предостережения оказывалось достаточно. В отдельных случаях потасовка двоих из-за девушки переходила в драку целых деревень, так как пострадавший подбивал односельчан вступиться за него. Такое событие было чрезвычайным происшествием. Община, как правило, защищала своего члена, если только он не имел худой репутации пьяницы или драчуна.
В Фетиньинской волости в 1895 году столкновение такого рода охватило несколько деревень. На посиделки в деревню Кулемесово пришли парни из другой деревни и позволили себе площадную ругань в присутствии девушек. Возмущенные местные ребята дождались момента, когда все парни стали расходиться, и на улице набросились на обидчиков. Один из пришлых — Ипатов — укрылся от преследователей во дворе девушки, за которой ухаживал. Тогда кулемесовские парни призвали здесь же, на улице, своих мужиков, рассказав им, что Ипатов «матюкался на посиделке», и вся компания ворвалась в дом, где укрылся беглец. Искали всюду, перерыли сено и осоку, нашли Ипатова в коровьих яслях, в подклети и, приведя в избу, заставили кланяться в ноги и просить прощенья.
Наказанный парень затаил обиду и начал собирать сторонников. Ему удалось объединить мужскую молодежь семи деревень. Кулемесовцы, в свою очередь, нашли союзников из нескольких селений. В результате на ближайшем празднике разразилась «знаменитая в окрестностях» драка, принесшая серьезные увечья некоторым участникам и ставшая предметом разбирательства на волостном сходе: 96 человек были приговорены к штрафу.
Как видим, у истоков конфликта стоит защита парнями чести девушек своего селения от пришлых, переступивших границы дозволенного на посиделках. Женатая молодежь поддерживает парней своей деревни: не только в преследовании Ипатова, но и в последующей общей потасовке нескольких деревень приняли участие молодые мужчины. Вообще взаимовыручка односельчан четко прослеживается в подобных столкновениях.
Отношение к парням из других селений как к гостям, с соответствующим этическим комплексом, проявлялось во время храмовых праздников, когда ребята приезжали на несколько дней и устраивались у родственников или знакомых.
В Вельском уезде (Смоленская губерния) с приближением престольного праздника девушки всей деревни собирались и распределяли обязанности — кому «выпрашивать хату», кому добывать освещение, убирать помещение и пр. Случалось, что деревня не имела своего хорошего музыканта, тогда нанимали его вскладчину. В праздничный вечер в приготовленную избу первыми приходили нарядно одетые девушки. В ожидании парней они пели песни и «водили хороводы». О приближении мужской молодежи оповещали звуки гармошки, тогда девушки выходили на крыльцо встречать парней. Музыкант садился в красный угол в окружении своих товарищей. Местные ребята уступали парням из других деревень лучшие места на лавках, а сами оставались стоять. Предназначенное для пляски место оставалось свободным. В этот круг выходил лучший плясун, выбирал девушку, кланялся ей, и пляской этой пары открывалось веселье.
Достигшие совершеннолетия парни согласно обычаю приобретали право во время престольных праздников, когда «гуляли» совместно несколько селений, уходить в чужую деревню на день-два, не спрашивая разрешения старших. Но лошадей для поездки к родственникам отцы им не давали.
Во Владимирском уезде (материалы села Семеновского) на храмовый праздник молодежь откупала подходящий дом, где вечером, после хоровода, устраивали посиделки. Веселились «до полночи и далее». Присутствовало много молодежи обоего пола, приехавшей со своими семьями в гости. Парни, приехавшие к родственникам, приходили на посиделки без всяких, ограничений или «выкупа», не участвовали ни в каких расходах, даже когда устраивалось угощение в складчину. Об игре, занимавшей существенное место на этих посиделках, местный житель отозвался так: главная занимательность ее «состоит в поцелуях, допускаемых по условию игры, без чего, конечно, они не были бы допущены».
Здесь, как и во многих других вариантах посиделок, имеет место тесное переплетение этических норм с правилами игры, слияние их в единый комплекс норм поведения, действующих в пределах именно этой формы общения. Игры, включающие возможность выказать предпочтение, объединиться в паре — непременная и повсеместная принадлежность развлекательных посиделок. В рамках игры дозволялись вольности в селениях и районах с самой строгой системой запретов во взаимоотношениях разнополой молодежи. Игра разрешала многое, она же и определяла границы допустимого.
Увеселения молодежи в храмовые праздники включали, как правило, угощение. Часто встречаются в описаниях указания на складчину девушек в такие дни. В Егорьевском уезде Рязанской губернии, по описанию крестьянина Ф. Е. Кутехова, девушки делали складчину к концу престольного праздника: приносили в подготовленную избу масло, сметану, пшено, баранки; покупали немного водки, ставили самовар. Женщины и девушки пили водку редко, но в этот день это считалось допустимым. Подобная же складчина девиц для угощения молодежи обоего пола отмечена по Владимирскому и другим уездам.
Местами было принято на престольные праздники вместо складчины или ссыпчины в нанятой избе угощать друг друга в своих избах по очереди, подобно тому, как это делалось в такие дни старшими. В Дороховской волости Медынского уезда (Калужская губерния) во время храмового праздника девушки переходили из одного дома в другой с песней. Для каждого перехода — своя песня, она заканчивается со вступлением в очередной дом, а после выхода из него начинается новая. Получилось сочетание хоровода и посиделок, чередование их. Каждая девушка угощала мясом, «яичнею», кашею; вино они никогда не покупали. Вино здесь могли покупать только парни, подносившие девушкам по рюмке. Мужская молодежь сопровождала девушек в их переходах из избы в избу либо устраивала отдельно свои приемы, тоже переходя от одного к другому. Встречается и такой вариант переходов с песнями на престольный праздник «по своим хатам», когда участвовали не все девушки селения вместе, а отдельные группы. Посещали тогда лишь дома участниц этой группы.
Разумеется, не все коллективные встречи молодежи в помещении, при всем их разнообразии, относились к посиделкам. В источниках упоминаются чтения книг вслух в молодежных компаниях, а также смешанные сборища детей, подростков, молодежи, на которых только рассказывались сказки и случаи из реальной жизни. Так, об одном крестьянине Усть-Вельской волости (Вельский уезд, Вологодская губерния) сообщалось, что «в подовине[подовина — помещение для сушки снопов] у него весело бывает: собираются малые и большие ребята, рассказывают бывальщины и небывалыцинки». В Тотемском уезде той же губернии в 90-х годах XIX века в круг чтения крестьянской молодежи входили сказки, песенники, рассказы из отечественной и всеобщей истории, сельскохозяйственные статьи, газеты, журналы. Для того чтобы послушать чтение книг или рассказы пришлых и местных рассказчиков, молодежь нередко присоединялась к старшим.
К чтению художественной литературы тянулись не только для развлечения. «Хочется узнать, как люди живут»,— объясняли молодые крестьяне из Орловской губернии. Здесь было принято сопровождать чтение вслух замечаниями и шутками. Молодые реже, чем крестьяне среднего и старшего поколения, специально собирались для чтения вслух, но в то же время в сообщениях из разных мест отмечали, что молодежь и подростки читают в целом больше, чем старшие.
Старшая часть молодежи участвовала в обсуждении взрослыми многих вопросов, о которых речь шла в предыдущих главах,— хозяйственных дел, прошений общин, государственных событий и пр. Полноправный голос на сходке имели лишь те из семейной молодежи, кто выделился из родительской семьи, то есть стал самостоятельным хозяином. Но в формировании общественного мнения участвовала вся молодежь, живо реагировавшая на обсуждаемые дела .
В этой главе мы рассматривали чисто молодежные формы общения. В основе коллективных и индивидуальных норм поведения, касающихся взаимоотношений юношей и девушек, лежал крестьянский взгляд на семью как на важнейшее и непременное условие жизни каждого крестьянина. Случалось, что холостой крестьянин, достигнув и тридцатилетнего возраста, довольствовался компанией юношей, так как женатые молодые мужчины чурались его. Такой образ жизни считался отклонением от нормы, странностью. Семья воспринималась как хозяйственная и нравственная основа правильного образа жизни. Отсюда и ориентация системы поведения молодежи на развитие отношений, которые должны завершиться вступлением в брак.
Контакты молодежи находились под постоянным контролем старших, всех жителей селения. Но контроль этот не был нарочитым, искусственным, он естественно вырастал из самого быта. Иногда это выражалось в непосредственном наблюдении и участии (активность зрителей, окружающих хоровод, сопровождающих окликал или присутствующих на праздничных посиделках), но еще более — в суждениях общественного мнения, в осознаваемой каждым молодым человеком четкой позиции его собственной семьи и общины в целом.
При постоянстве определенных традиционных норм поведения, связанных с религиозно-нравственными представлениями, более поверхностный слой этики, охватывавший внешние формы поведения, был разным в зависимости от конкретных условий: менялось поведение девушки одного и того же возраста в зависимости от очередности сестер «на выданье»; различалось дозволенное на посиделках в своем и чужом доме; отличалось разрешаемое в хороводе и на беседах для парней своей и чужой общины; а сама этика в отношении «чужой» молодежи менялась в зависимости от характера и обстоятельств пребывания их в селении (просто пришли на посиделки, в хоровод или гостят по приглашению на празднике) и т. д.
Четкие нормы поведения для разных случаев создавали основу для самодисциплины, исключали вседозволенность, которую ретиво провозглашают сегодня иные деятели «культуры» под видом полного освобождения личности. Но уместно спросить: освобождения от чего? От нравственных устоев, облагораживающих и обогащающих личность? От необходимости считаться с тем, кто рядом, а не только со своими прихотями? Как-то не удается принять за расцвет личности разнузданность и корыстность, низводящие человека на самый примитивный уровень. И за этим нашим упорным неприятием стоят тысячелетние традиции и обычаи наших предков!
<< Назад Вперёд>>
