Н. Служилая кабала и добровольное холопство
I. Происхождение и дальнейшая история кабального холопства не возбуждали никаких недоумений, когда, согласно с источниками, признаваемо было, что кабала есть второй фазис закупничества, т. е. состояние временного холопства, возникающее из личного заклада за долг с отработкой процентов. Переход от закупничества к служилой кабале состоял в том, что, в силу невозможности уплачивать долги при обязательной отработке процентов, подобная сделка потеряла характер долговой и обратилась в сделку о поступлении во временное холопство с удержанием, однако, формы договора займа. Конечно, желательно было бы знать, когда именно образовался институт кабалы. Было бы удобнее, если бы могли определять возникновение сложных юридических институтов числами годов и месяцев; к сожалению, этого не бывает: например, некоторые полагают, что прикрепление крестьян нельзя не только определить 1592-м, ни 1587-м г., но даже нельзя обозначить точно век этого события.
Мы полагаем только, что все существенные условия кабалы образовались весьма рано; во всяком случае это явление существовало в те века, когда памятники говорят нам о кабальных холопах: такие указания до сих пор открыты в памятниках XV в., но, нет сомнения, могут быть отысканы и гораздо раньше. Затем мы можем с несомненностью обозначить только те фазисы, которые отмечены в законе, а именно Судебник 1550 г., воспретив личный заклад за долги в одной статье, окончательно определил сущность служилой кабалы, как сделки отдельной от договора займа, в другой своей статье. Затем закон 1586 г. утвердил особый способ укрепления кабалы, а указ 1597 г. определил прочие условия ее, уже давно слагавшиеся в обычай. Такова, думаем мы, несложная история кабалы. Между тем, некоторые историки и юристы, считая кабалу явлением новым, делают различные попытки объяснить ее происхождение именно в XVI в. Так, проф. Ключевский предполагает, что причиной возникновения кабального холопства был «какой-нибудь перелом, совершившийся в народном хозяйстве»; хотя сам прибавляет, что «трудно объяснить, что именно произошло тогда (в XVI в.) в народном хозяйстве», однако догадывается, что тогда чрезвычайно увеличилось количество свободных людей, которые не хотели продаваться в полное рабство, но не могли поддержать своего хозяйства без помощи чужого капитала». На это г. Павлов-Сильванский справедливо возражает: какое могло быть собственное хозяйство у человека, который обязывается жить «по вся дни» во дворе господина и работать на него, прибавим – и с женой и с детьми? Но сам г. Павлов-Сильванский допускает тут же (с. 9) собственную догадку, весьма похожую на гипотезу проф. Ключевского: «Возникновение условного холопства (т. е. кабалы), говорит он, не случайно совпадает с началом известного отлива населения на окраины», вследствие чего явилось «уменьшение наличного числа лиц, готовых продаться в рабство». Если есть возможность убежать на окраины, сохранив свободу, то зачем продаваться в рабство хотя бы и временное? Да и зачем потребовалось отыскивать какой-то случайный «переворот» в XVI в., когда мы имеем дело с явлением исконным и всеобщим, каково временное рабство из личного заклада за долги? Предполагаемый переворот совершился около половины XVI в., а кабала под этим самым именем известна с XV в., под именем же закупничества – с незапамятной древности. Так одно недоразумение влечет за собой другие: проф. Сергеевич, отвергнув связь кабалы с закупничеством, начинает историю кабалы не с XVI в. (Юр. др. I, 147) и говорит, что кабальное холопство «возникло в силу житейской практики», и «московские государи нашли их (кабальных холопов) уже существующими». Какая же это житейская практика? «Из договора займа возникло кабальное холопство». Все это близко к истине. Но затем мы встречаем неожиданное дополнение: «…появление в нашей практике заемных расписок – кабал – никак не может быть старее конца XIII в.» (с. 148). Почему это? Почему именно конца XIII, не начала или середины, или XII в.? Автор не объясняет. Загадка, однако, понятна: к концу XIII в. относится пространная Русская Правда, а в ней статьи о закупничестве, которые как раз соответствуют понятию кабалы, но которые проф. Сергеевич толкует в смысле договора найма.
Дальнейшая история кабалы у наших ученых также наполнилась недоразумениями, так сказать, добровольными, ибо источники не дают повода к ним. А именно: «Первое упоминание о них (кабальных холопах), – говорит проф. Сергеевич, – относится к 1509 г.». Г. Павлов-Сильванский нашел, однако, упоминание о них в 1481 г. (Соб. гос. гр. и дог. I, № 112). При открытии новых памятников, быть может найдется и более раннее упоминание.
Но не в этом дело. Что содержится в этом «первом» известии? Князь Дмитрий Иванович отпускает в 1509 г. на волю «приказных своих людей, полных холопов и кабальных». Что из этого следует? Следует, конечно, что кабальные люди суть холопы, хотя и временные; что, пока они не уплатили долга, они подчиняются правам господина (кроме права отчуждения и, конечно, жизни). Проф. Сергеевич, напротив, делает совсем другой вывод: «Кабальные в это время не холопы. Они люди свободные. Только фактически они не свободны». Кабальный лишен права уйти от своего господина; он не имеет права на плоды своего труда; он подлежит наказаниям по усмотрению господина. Поэтому предпочитаем держаться терминологии памятников и считать таких людей кабальными холопами, а не людьми свободными.
На чем основывается это временное рабство в половине XVI в.? Проф. Сергеевич утверждает, что основанием служит по-прежнему договор займа. Однако, Судебник царский прямо воспретил держать должника за рост у себя во дворе на службе: «А кто займет сколко денег в рост, и тем людем у них не служити ни у кого, жити им о себе, а на денги им рост давати» (ст. 82). Здесь очевидное противоречие понятию о служилой кабале, как службе за рост кредитору. Между тем, тот же Судебник нимало не запрещает служилых кабал, а напротив, определяет их в другой статье своей (78) так: «А которые люди вольные почнут бити челом князем, и бояром, и детем боярским и всяким людем, а станут на себя давати кабалы за рост служити, – и боле пятнадцати рублев на серебряника кабалы не имати». Такое крупное противоречие памятника самому себе, очевидно, есть мнимое: не закон противоречит себе, а мы противоречим ему, относя обе статьи к одному и тому же явлению (договору займа). В нашем издании Судебника царского давно сделана попытка изъяснить это кажущееся противоречие; но проф. Сергеевич, умалчивая о том, дает свое изъяснение. «До половины XVI века кредиторы выговаривали иногда в свою пользу оба вида вознаграждения по одному и тому же долгу. Они обязывали должников своих служить им и, кроме того, платить долг деньгами». Следует ссылка на ст. 82 Судебника царского, которая именно и требует объяснения. С тех пор пущен в ученую литературу термин, не существующий в законе, ростовые кабалы, т. е. акты договора займа, который мог быть с ростом и без роста и не имеет ничего общего с служилой кабалой. Ни в каких памятниках, а еще менее в Судебнике не говорится о таком двойном росте. Да он и невозможен, когда речь идет о службе за рост. Подобного явления не знает ни одна правовая история какого бы то ни было народа; оно и практически невозможно: ибо человек, служащий во дворе, не имеет никаких средств добывать имущество для уплаты роста.
Ключ к толкованию более правильному дает сам Судебник. Он ставит статью (78) о кабале непосредственно за статьями о полном холопстве и говорит не о том, чтобы кто-либо занял деньги у другого, а о том, что «люди волные учнут бити челом князем и пр., а станут на себе давати кабалы за рост служити». Далее закон предписывает: «Боле пятнадцати рублев на серебряника кабалы не имати». Если это долг, то как мог закон предписать, чтобы заем не простирался свыше 15 рублей? Полагаем, что здесь уже мы имеем дело с фикцией займа, что в действительности дающий на себя кабалу мог не получать ни полушки (мог что-либо и получить, но сущность сделки не в этом): он бьет челом на службу к боярину, но не в вечное холопство[205].
Что такое превращение древнего закупничества в служилую кабалу совершилось уже задолго до известного указа 1597 г. и до указа 1586 г., это с несомненностью вытекает из следующих выражений первого из них: «А которые люди до государева царева и в. кн. Феодора Ивановича и всеа Русии уложенья в прошлых годех, до лета 7094 году (1586) июня до 1 числа, били челом в службу бояром… и всяким служилым людем, и гостем и всяким торговым людем, и кабалы служилые на себя давали» и т. д.
Таким образом служилая кабала и тогда, т. е. до законов 1586 и 1597 гг., не имеет никакой связи с договором займа по существу сделки.
Почему же удерживается в актах служилой кабалы форма долговой сделки (и не только тогда, но и после 1597 г.)? Если мы не будем произвольно отрывать институт кабалы от древнего института закупничества, то вопрос разрешится вполне удовлетворительно; в противном случае останется навсегда загадкой. Надо припомнить, что, по Русской Правде (и по Судебникам), поступление на службу (на ключ) до закона 1507 г. вело к полному, а не временному холопству; между тем как такая же служба, но возникшая из договора займа (закупничество), вела к временному рабству. Вот почему люди, желавшие избегнуть полного холопства, прибегали к старинной форме долговых сделок.
Временный характер такого холопства определяется возможностью выкупа по сумме, обозначенной в кабале (была ли в московском обычном праве, подобно праву западнорусскому, установлена норма зачета службы, «выпуск», остается неизвестным). Сумма будущего выкупа могла быть обозначена в кабале в произвольных цифрах, а такое определение произвольной фиктивной суммой мнимого долга легко могло повлечь за собой вечное рабство. Закон (Суд. ц., ст. 78) определяет максимум этой суммы в 15 руб.
Но и это определение закона не вполне достигало цели, т. е. ограждения временного холопства от перехода в полное. Сумма мнимого долга, не уплаченная отцом, переходила на детей; дети могли быть принуждены выдать на себя новую кабалу и т. д.
Действительно, уже с XV в. состояние кабалы приближается к полному холопству, т. е. допускаются права распоряжения на кабальных холопов (по актам раздельным, приданому, по духовным завещаниям, но не по купчим и не закладным). Но так как это совершенно противоречило существу кабалы (временности холопства), то уже тогда обычное право наклоняется к установлению пожизненности такого холопства (т. е. до смерти господина).
Уже вскоре после Судебника, в 1558 г., возникает у нас и в законе форма холопства пожизненного, отмеченная пока для пленников (Ук. кн. вед. казн., ст. V, 17); но раз установилась такая форма, она легко могла найти применение и в других направлениях.
Идея пожизненности холопства легко могла возникнуть из постоянного и всеобщего обычая отпускать на волю перед смертью или по завещанию не только временных, но и вечных рабов. Освобождение кабальных по духовной находим в завещаниях 1509, 1534 гг. и др. В отношении к полным холопам этот обычай не мог обратиться в норму, не разрушая рабства вполне; зато в отношении к кабальным людям он явился наилучшим способом выхода из затруднений, возникающих из прежних условий закупничества и кабалы. Что не закон 1597 г., а обычай создал пожизненность кабалы, это с несомненностью видно из Новгородских кабальных книг 1598 и 1599 гг. (изд. 1894 г.), где многие из дающих на себя кабалу рассказывают о своем прежнем кабальном состоянии и освобождении, каждое такое освобождение последовало по смерти господина. Например, Корнил Вас. Сухой, поступая в кабалу к Обухову, показывает: «А наперед сего служил в Воцкой пятине у Кузмы у Вочкасова лет с десять по кабале, а как он умер, и тое кабалу ему отдали, а он деи после Кузмы жил в Солцы в Колесной слободы» и т. д. Степан Голосов показывал: «Служил у Ив. у Шенгурского на Костроме, и Ивана деи не стало, а ево отпустил, а жены и детей у Ивана не осталось; а после Ивана не служивал ни у кого, пожил в Ноугородском уезде на Ладожском пороге, а иное в Шелонской Пятине в Новой Русе на Пшаге»… Василий Иванов говорит: «Отец его и он наперед сего в холопстве служили в Пошахонье у сына боярского у Грязного (по) кабале, а кабала была на отца его, и отец и мать померли и Грязной преставился (треть) его год и их велел (отпустить)». Константин Гр. Мянгин в расспросе показал: «Преж сего служил у отца его (своего нового господина) у Петра у Чертова по кабале, а кабала написана в трех рублях, а ныне бил челом ему Ивану на службу волею». Иванко Курышин заявлял, что отец его служил по кабале у Василия Ивашева, и «Василия деи Ивашева не стало тому шестой год, а их после своего живота велел распустить на волю». Гришка Иванов показывал, что «напред сего служил у сына боярина Степана Рохманинова по кабале годы с два; и Степана в животе не стало, и после Степана отпустили его на волю». Олексейко Васильев показывал: «Наперед сего служил во Ржеве в Володимерове у Ивана Обуткова, и родился (у него же); и Ивана не стало тому годы с два и их распустил на волю. И он Олексейко после Ивана бил челом в холопи Офросенье Ивановской, жене Косицкого и у Офросеньи женился на волной рабе; и Офросенья деи постриглася, а его из женою отпустила на волю» и т. д.
Приведенные факты, извлеченные из кабальной книги 1599 г., свидетельствуют, что 1) обычай отпуска кабальных людей перед смертью или по смерти господина обратился в норму, что отпускные зависят не всегда от прямых завещательных распоряжений владельца, а даются нередко помимо завещания наследниками или душеприказчиками. 2) Все упомянутые факты, несомненно, относятся ко времени ранее 1597 г., что видно как из прямых дат, приводимых в докладе («лет с семь» и т. д.), так и из обстоятельств дела, когда отпущенный по смерти господина успел совершить несколько действий и переходов, которые никак не могут быть умещены в пространство одного года (закон 1597 г. начали приводить в исполнение в 1598 г.; см. Новгородскую кабальную книгу 1598 г.). Но, быть может, освобождение кабальных людей при смерти господина узаконено уже указом 1586 г. (на который есть ссылка в законе 1597 г.), как и думает проф. Сергеевич? Но на это нет никаких оснований; напротив, следует думать, что указ 1586 г. именно не касался этого вопроса, ибо в противном случае указ 1597 г. был бы ненужным буквальным повторением закона 1586 г.; этот последний указ установил только доклад кабал у установленных для того властей.
Итак, главное содержание указа 1597 г. взято из установившейся давней практики. А потому безусловно неверны следующие выражения г. Павлова-Сильванского: «В истории кабального холопства необходимо строго различить два периода: первоначальный и после указа 1597 г. Сначала кабальные люди не были холопами; до 1597 г. кабальные люди – это свободные должники»… В множестве уже приведенных фактов указывается как раз обратное: кабальные холопы задолго до 1597 г. всегда именуются холопами, и отнюдь не суть свободные люди. Указ 1597 г. не составляет вовсе заметной грани в истории кабалы. Единственным нововведением указа 1597 г. надо признать установление, что кабала не простирается на детей холопа по смерти этого последнего. Взгляд на кабалу, как на договор займа (даже после Судебника царского), и затем мнение о мгновенном перевороте, произведенном законом 1597 г., должны быть признаны крупным недоразумением.
II. Ошибочный взгляд на существо и историю кабалы легко мог бы быть устранен, если бы исследователи обратили должное внимание на явление добровольного холопства. Оно не только не создается законом 1597 г. и не возникает из него, но прямо уничтожается им и последующими указами, между тем носит на себе все существенные признаки того же служилого холопства. Оно отличается от служилой кабалы тем, что поступивший в холопство не дал еще на себя крепости. Это, с одной стороны, не личный наем, как думал Неволин (в кабальной книге люди на докладе ясно различают наем от добровольного холопства; Никита Истомин показывал, что «наперед сего служил у князя у Ивана Самсоновича Туренина в Олексине добровольно исстари, и князя Ивана не стало, и князь Иван его отпустил на волю при своем животе, а после князя Ивана жил у крестьян, ходил по наймам в Олексинском уезде»). Это и не клиентство г. Павлова-Сильванского, ибо понятие холопства противоречит понятию свободы клиента. Это не что иное, как поступление на службу без крепости, что, по Русской Правде и Судебникам, влекло к полному холопству, причем, однако, Судебники уже отличают дворовую службу в городских домах от такой же службы в сельских и источником полного холопства признают только вторую; даже и между судебниками есть различие в этом отношении: Судебник 1-й признает службу источником холопства без докладу и с докладом, 2-й Судебник – только при условии доклада. Естественный рост начал свободы вскоре видоизменил определение 2-го Судебника. Поступавший на службу не тотчас обращается в полного холопа: требуется для этого надлежащее укрепление. Промежуток службы между поступлением и укреплением именуется «добровольным» холопством. Наконец, если доброволец холопства и дает на себя крепость, то уже обыкновенно не полную грамоту, а служилую кабалу. Этим путем один из древних источников рабства подрывается; законы конца XVI и XVII вв. стараются урегулировать укрепление по службе, назначая сроки добровольного холопства то в 6 месяцев, то в 3 месяца. Обращаясь к существу добровольного холопства, находим в актах следующие указания: 1) это – холопство, а не свободное состояние; оно может окончиться отпускной, но не произвольным уходом холопа: в кабальной Новгородской книге записано такое показание Шагая и Терюхи: «Служили они у Офанасьева отца (Терпигорева) – у Ондрея и у него, Офанасья, старинные их холопи добровольно служили, а отцов их и матерей не стало». Очевидно, что они перешли по наследству Андрею Терпигореву и сами наследовали холопство. Тарас Федоров показывал, что отец и мать его жили в холопстве у князя Гагарина и умерли в холопстве, а он остался малолетним и жил у того же князя Богдана Гагарина в холопстве «лет с двадцать без крепости», и что его отпустили тогда, когда князя Богдана «не стало»; Сенка, прозвищем Фетка, жил в Ивангороде у Федора Аминева добровольно около двух лет, «и Федор деи отпустил его на волю и отпускную ему за своею рукою дал, а та деи отпускная у него утерялась, а из Ивана города пришод в Новгороде бил челом на службу Ивану Мякинину, а у Ивана служил добровольно 3 года. Иван де его отпустил на волю и отпускную ему дал». 2) Обыкновенно (обязательно, с точки зрения обычного права) отпускная дается добровольному холопу при смерти господина. Сейчас было приведено показание, что по смерти господина (князя Гагарина) холопа его Тараса Федорова отпустили. Аман Юрьев сказывал: «Наперед сего служил у Ивана Мотянина исстари, и как Ивана Мотянина не стало, и он после Ивана бил челом в службу сыну его Василью». Точно то же показывал Спиридон Котов. Отпущение по предсмертным распоряжениям делается постоянно; например, Гаврило Иванов служивал добровольно у Фед. Вас. Осинина и родился у него во дворе: «И Федора не стало тому лет с сем, а отходя сего света Федор его Гаврила отпустил на волю». Тимофей и Марфа Панфильевы на расспросе сказали: «Наперед сего служили в Старицком уезде у Вараксы у Карцова добровольно, и Вараксы не стало лет с пять, а их Варакса отпустил на волю при своем животе, а после Вараксы послужили у Доможира у Каменева в Старицком же уезде добровольно; и Доможира не стало, и их отпустил на волю ж». Исачко Третьяков служил у Степана Рахманинова добровольно около двух лет, «и как Степана не стало, и его отпустили на волю». Онуфрий Иванов служил в Ржеве Володимерове у сына бояр. Безсона Кудрявого добровольно, «и Безсона не стало тому 3 год, а их велел после своего живота распустить на волю». Никита Истомин служил добровольно у Якима Нарбекова около 5 лет, «и Якима не стало, а их после своего живота велел выпустить на волю» и т. д.
Таким образом состояние добровольного холопства по существу ничем не отличалось от кабального, кроме мнимого права кабального человека уплатить выкуп по кабале. И тот и другой виды холопства уже давно сделались пожизненными. Но закон смотрел на добровольное холопство несколько иначе, чем обычай: законодатель не желал признавать холопства без акта укрепления. Уже в 1555 г. октября 11 состоялся указ, по которому иски о возвращении беглых добровольных холопов, прикрытые исками о «сносе», т. е. краже при бегстве, оставляются без рассмотрения «того для, что добровольному человеку верит и у себя его держит без крепости». Несмотря на такой отказ закона от поддержки добровольного холопства исковым правом, этот институт, как видно из кабальных книг, процветал столько же, как и кабала. Для господ удобство заключалось в том, чтобы не платить пошлин при совершении крепости, для холопов – в том, что бегство их может остаться безнаказанным. Однако, о бегстве, т. е. произвольном оставлении господина без отпускной, акты ничего не говорят нам; напротив, свидетельствуют о «старинном добровольном» холопстве, которое, по-видимому, уже заменяло акт укрепления и давало право иска о возвращении беглых, не прибегая к ложному иску о сносе. Так мы вправе думать потому, что термин «старинный» холоп указывает именно на то, что в основании действительного рабства известного человека лежала не какая-либо крепость, а именно факт поступления на службу, но факт застаревший. Старинных же холопов господа виндицируют наравне с кабальными и полными. Закон конца XVI в. (1597 г.) и начала XVII в. стремился установить сроки такой давности (весьма краткие), кладя в основание давности экономические причины («государь того добровольного холопа одевал и обувал и кормил»). Во всяком, однако, случае, добровольное холопство давало более гарантий приобрести свободу, чем кабальное, а потому в кабальной книге находим (впрочем, единственный) случай, когда принимающий кабалу на расспросе заявил, что он ушел произвольно из добровольного холопства (без отпускной), потому что господин после полугодичной его службы хотел его окабалить.
Полагаем, что приведенных фактов достаточно для убеждения, что 1) кабала в Московском государстве задолго до 1597 г. и до Суд. ц. является независимо от договора займа и есть акт добровольного поступления во временное холопство, что продолжение ее до смерти господина не установлено в 1-й раз указом 1597 г., а возникло раньше из необходимости определить срок временного холопства не по сумме, обозначенной в кабале; 2) так называемое «добровольное холопство» есть то же временное холопство, возникшее из факта поступления на службу без «крепости»; в случае застарелости такой службы добровольное холопство получает исковое значение, но подлежит тем же условиям, как и служилая кабала, т. е. простирается лишь до смерти господина; 3) указ 1597 г. дал лишь то нововведение, что служилая кабала не переходит на потомство умершего холопа, и что принятие такой кабалы непременно требует укрепления (впрочем, это согласно с законом 1555 г.).
Мы полагаем только, что все существенные условия кабалы образовались весьма рано; во всяком случае это явление существовало в те века, когда памятники говорят нам о кабальных холопах: такие указания до сих пор открыты в памятниках XV в., но, нет сомнения, могут быть отысканы и гораздо раньше. Затем мы можем с несомненностью обозначить только те фазисы, которые отмечены в законе, а именно Судебник 1550 г., воспретив личный заклад за долги в одной статье, окончательно определил сущность служилой кабалы, как сделки отдельной от договора займа, в другой своей статье. Затем закон 1586 г. утвердил особый способ укрепления кабалы, а указ 1597 г. определил прочие условия ее, уже давно слагавшиеся в обычай. Такова, думаем мы, несложная история кабалы. Между тем, некоторые историки и юристы, считая кабалу явлением новым, делают различные попытки объяснить ее происхождение именно в XVI в. Так, проф. Ключевский предполагает, что причиной возникновения кабального холопства был «какой-нибудь перелом, совершившийся в народном хозяйстве»; хотя сам прибавляет, что «трудно объяснить, что именно произошло тогда (в XVI в.) в народном хозяйстве», однако догадывается, что тогда чрезвычайно увеличилось количество свободных людей, которые не хотели продаваться в полное рабство, но не могли поддержать своего хозяйства без помощи чужого капитала». На это г. Павлов-Сильванский справедливо возражает: какое могло быть собственное хозяйство у человека, который обязывается жить «по вся дни» во дворе господина и работать на него, прибавим – и с женой и с детьми? Но сам г. Павлов-Сильванский допускает тут же (с. 9) собственную догадку, весьма похожую на гипотезу проф. Ключевского: «Возникновение условного холопства (т. е. кабалы), говорит он, не случайно совпадает с началом известного отлива населения на окраины», вследствие чего явилось «уменьшение наличного числа лиц, готовых продаться в рабство». Если есть возможность убежать на окраины, сохранив свободу, то зачем продаваться в рабство хотя бы и временное? Да и зачем потребовалось отыскивать какой-то случайный «переворот» в XVI в., когда мы имеем дело с явлением исконным и всеобщим, каково временное рабство из личного заклада за долги? Предполагаемый переворот совершился около половины XVI в., а кабала под этим самым именем известна с XV в., под именем же закупничества – с незапамятной древности. Так одно недоразумение влечет за собой другие: проф. Сергеевич, отвергнув связь кабалы с закупничеством, начинает историю кабалы не с XVI в. (Юр. др. I, 147) и говорит, что кабальное холопство «возникло в силу житейской практики», и «московские государи нашли их (кабальных холопов) уже существующими». Какая же это житейская практика? «Из договора займа возникло кабальное холопство». Все это близко к истине. Но затем мы встречаем неожиданное дополнение: «…появление в нашей практике заемных расписок – кабал – никак не может быть старее конца XIII в.» (с. 148). Почему это? Почему именно конца XIII, не начала или середины, или XII в.? Автор не объясняет. Загадка, однако, понятна: к концу XIII в. относится пространная Русская Правда, а в ней статьи о закупничестве, которые как раз соответствуют понятию кабалы, но которые проф. Сергеевич толкует в смысле договора найма.
Дальнейшая история кабалы у наших ученых также наполнилась недоразумениями, так сказать, добровольными, ибо источники не дают повода к ним. А именно: «Первое упоминание о них (кабальных холопах), – говорит проф. Сергеевич, – относится к 1509 г.». Г. Павлов-Сильванский нашел, однако, упоминание о них в 1481 г. (Соб. гос. гр. и дог. I, № 112). При открытии новых памятников, быть может найдется и более раннее упоминание.
Но не в этом дело. Что содержится в этом «первом» известии? Князь Дмитрий Иванович отпускает в 1509 г. на волю «приказных своих людей, полных холопов и кабальных». Что из этого следует? Следует, конечно, что кабальные люди суть холопы, хотя и временные; что, пока они не уплатили долга, они подчиняются правам господина (кроме права отчуждения и, конечно, жизни). Проф. Сергеевич, напротив, делает совсем другой вывод: «Кабальные в это время не холопы. Они люди свободные. Только фактически они не свободны». Кабальный лишен права уйти от своего господина; он не имеет права на плоды своего труда; он подлежит наказаниям по усмотрению господина. Поэтому предпочитаем держаться терминологии памятников и считать таких людей кабальными холопами, а не людьми свободными.
На чем основывается это временное рабство в половине XVI в.? Проф. Сергеевич утверждает, что основанием служит по-прежнему договор займа. Однако, Судебник царский прямо воспретил держать должника за рост у себя во дворе на службе: «А кто займет сколко денег в рост, и тем людем у них не служити ни у кого, жити им о себе, а на денги им рост давати» (ст. 82). Здесь очевидное противоречие понятию о служилой кабале, как службе за рост кредитору. Между тем, тот же Судебник нимало не запрещает служилых кабал, а напротив, определяет их в другой статье своей (78) так: «А которые люди вольные почнут бити челом князем, и бояром, и детем боярским и всяким людем, а станут на себя давати кабалы за рост служити, – и боле пятнадцати рублев на серебряника кабалы не имати». Такое крупное противоречие памятника самому себе, очевидно, есть мнимое: не закон противоречит себе, а мы противоречим ему, относя обе статьи к одному и тому же явлению (договору займа). В нашем издании Судебника царского давно сделана попытка изъяснить это кажущееся противоречие; но проф. Сергеевич, умалчивая о том, дает свое изъяснение. «До половины XVI века кредиторы выговаривали иногда в свою пользу оба вида вознаграждения по одному и тому же долгу. Они обязывали должников своих служить им и, кроме того, платить долг деньгами». Следует ссылка на ст. 82 Судебника царского, которая именно и требует объяснения. С тех пор пущен в ученую литературу термин, не существующий в законе, ростовые кабалы, т. е. акты договора займа, который мог быть с ростом и без роста и не имеет ничего общего с служилой кабалой. Ни в каких памятниках, а еще менее в Судебнике не говорится о таком двойном росте. Да он и невозможен, когда речь идет о службе за рост. Подобного явления не знает ни одна правовая история какого бы то ни было народа; оно и практически невозможно: ибо человек, служащий во дворе, не имеет никаких средств добывать имущество для уплаты роста.
Ключ к толкованию более правильному дает сам Судебник. Он ставит статью (78) о кабале непосредственно за статьями о полном холопстве и говорит не о том, чтобы кто-либо занял деньги у другого, а о том, что «люди волные учнут бити челом князем и пр., а станут на себе давати кабалы за рост служити». Далее закон предписывает: «Боле пятнадцати рублев на серебряника кабалы не имати». Если это долг, то как мог закон предписать, чтобы заем не простирался свыше 15 рублей? Полагаем, что здесь уже мы имеем дело с фикцией займа, что в действительности дающий на себя кабалу мог не получать ни полушки (мог что-либо и получить, но сущность сделки не в этом): он бьет челом на службу к боярину, но не в вечное холопство[205].
Что такое превращение древнего закупничества в служилую кабалу совершилось уже задолго до известного указа 1597 г. и до указа 1586 г., это с несомненностью вытекает из следующих выражений первого из них: «А которые люди до государева царева и в. кн. Феодора Ивановича и всеа Русии уложенья в прошлых годех, до лета 7094 году (1586) июня до 1 числа, били челом в службу бояром… и всяким служилым людем, и гостем и всяким торговым людем, и кабалы служилые на себя давали» и т. д.
Таким образом служилая кабала и тогда, т. е. до законов 1586 и 1597 гг., не имеет никакой связи с договором займа по существу сделки.
Почему же удерживается в актах служилой кабалы форма долговой сделки (и не только тогда, но и после 1597 г.)? Если мы не будем произвольно отрывать институт кабалы от древнего института закупничества, то вопрос разрешится вполне удовлетворительно; в противном случае останется навсегда загадкой. Надо припомнить, что, по Русской Правде (и по Судебникам), поступление на службу (на ключ) до закона 1507 г. вело к полному, а не временному холопству; между тем как такая же служба, но возникшая из договора займа (закупничество), вела к временному рабству. Вот почему люди, желавшие избегнуть полного холопства, прибегали к старинной форме долговых сделок.
Временный характер такого холопства определяется возможностью выкупа по сумме, обозначенной в кабале (была ли в московском обычном праве, подобно праву западнорусскому, установлена норма зачета службы, «выпуск», остается неизвестным). Сумма будущего выкупа могла быть обозначена в кабале в произвольных цифрах, а такое определение произвольной фиктивной суммой мнимого долга легко могло повлечь за собой вечное рабство. Закон (Суд. ц., ст. 78) определяет максимум этой суммы в 15 руб.
Но и это определение закона не вполне достигало цели, т. е. ограждения временного холопства от перехода в полное. Сумма мнимого долга, не уплаченная отцом, переходила на детей; дети могли быть принуждены выдать на себя новую кабалу и т. д.
Действительно, уже с XV в. состояние кабалы приближается к полному холопству, т. е. допускаются права распоряжения на кабальных холопов (по актам раздельным, приданому, по духовным завещаниям, но не по купчим и не закладным). Но так как это совершенно противоречило существу кабалы (временности холопства), то уже тогда обычное право наклоняется к установлению пожизненности такого холопства (т. е. до смерти господина).
Уже вскоре после Судебника, в 1558 г., возникает у нас и в законе форма холопства пожизненного, отмеченная пока для пленников (Ук. кн. вед. казн., ст. V, 17); но раз установилась такая форма, она легко могла найти применение и в других направлениях.
Идея пожизненности холопства легко могла возникнуть из постоянного и всеобщего обычая отпускать на волю перед смертью или по завещанию не только временных, но и вечных рабов. Освобождение кабальных по духовной находим в завещаниях 1509, 1534 гг. и др. В отношении к полным холопам этот обычай не мог обратиться в норму, не разрушая рабства вполне; зато в отношении к кабальным людям он явился наилучшим способом выхода из затруднений, возникающих из прежних условий закупничества и кабалы. Что не закон 1597 г., а обычай создал пожизненность кабалы, это с несомненностью видно из Новгородских кабальных книг 1598 и 1599 гг. (изд. 1894 г.), где многие из дающих на себя кабалу рассказывают о своем прежнем кабальном состоянии и освобождении, каждое такое освобождение последовало по смерти господина. Например, Корнил Вас. Сухой, поступая в кабалу к Обухову, показывает: «А наперед сего служил в Воцкой пятине у Кузмы у Вочкасова лет с десять по кабале, а как он умер, и тое кабалу ему отдали, а он деи после Кузмы жил в Солцы в Колесной слободы» и т. д. Степан Голосов показывал: «Служил у Ив. у Шенгурского на Костроме, и Ивана деи не стало, а ево отпустил, а жены и детей у Ивана не осталось; а после Ивана не служивал ни у кого, пожил в Ноугородском уезде на Ладожском пороге, а иное в Шелонской Пятине в Новой Русе на Пшаге»… Василий Иванов говорит: «Отец его и он наперед сего в холопстве служили в Пошахонье у сына боярского у Грязного (по) кабале, а кабала была на отца его, и отец и мать померли и Грязной преставился (треть) его год и их велел (отпустить)». Константин Гр. Мянгин в расспросе показал: «Преж сего служил у отца его (своего нового господина) у Петра у Чертова по кабале, а кабала написана в трех рублях, а ныне бил челом ему Ивану на службу волею». Иванко Курышин заявлял, что отец его служил по кабале у Василия Ивашева, и «Василия деи Ивашева не стало тому шестой год, а их после своего живота велел распустить на волю». Гришка Иванов показывал, что «напред сего служил у сына боярина Степана Рохманинова по кабале годы с два; и Степана в животе не стало, и после Степана отпустили его на волю». Олексейко Васильев показывал: «Наперед сего служил во Ржеве в Володимерове у Ивана Обуткова, и родился (у него же); и Ивана не стало тому годы с два и их распустил на волю. И он Олексейко после Ивана бил челом в холопи Офросенье Ивановской, жене Косицкого и у Офросеньи женился на волной рабе; и Офросенья деи постриглася, а его из женою отпустила на волю» и т. д.
Приведенные факты, извлеченные из кабальной книги 1599 г., свидетельствуют, что 1) обычай отпуска кабальных людей перед смертью или по смерти господина обратился в норму, что отпускные зависят не всегда от прямых завещательных распоряжений владельца, а даются нередко помимо завещания наследниками или душеприказчиками. 2) Все упомянутые факты, несомненно, относятся ко времени ранее 1597 г., что видно как из прямых дат, приводимых в докладе («лет с семь» и т. д.), так и из обстоятельств дела, когда отпущенный по смерти господина успел совершить несколько действий и переходов, которые никак не могут быть умещены в пространство одного года (закон 1597 г. начали приводить в исполнение в 1598 г.; см. Новгородскую кабальную книгу 1598 г.). Но, быть может, освобождение кабальных людей при смерти господина узаконено уже указом 1586 г. (на который есть ссылка в законе 1597 г.), как и думает проф. Сергеевич? Но на это нет никаких оснований; напротив, следует думать, что указ 1586 г. именно не касался этого вопроса, ибо в противном случае указ 1597 г. был бы ненужным буквальным повторением закона 1586 г.; этот последний указ установил только доклад кабал у установленных для того властей.
Итак, главное содержание указа 1597 г. взято из установившейся давней практики. А потому безусловно неверны следующие выражения г. Павлова-Сильванского: «В истории кабального холопства необходимо строго различить два периода: первоначальный и после указа 1597 г. Сначала кабальные люди не были холопами; до 1597 г. кабальные люди – это свободные должники»… В множестве уже приведенных фактов указывается как раз обратное: кабальные холопы задолго до 1597 г. всегда именуются холопами, и отнюдь не суть свободные люди. Указ 1597 г. не составляет вовсе заметной грани в истории кабалы. Единственным нововведением указа 1597 г. надо признать установление, что кабала не простирается на детей холопа по смерти этого последнего. Взгляд на кабалу, как на договор займа (даже после Судебника царского), и затем мнение о мгновенном перевороте, произведенном законом 1597 г., должны быть признаны крупным недоразумением.
II. Ошибочный взгляд на существо и историю кабалы легко мог бы быть устранен, если бы исследователи обратили должное внимание на явление добровольного холопства. Оно не только не создается законом 1597 г. и не возникает из него, но прямо уничтожается им и последующими указами, между тем носит на себе все существенные признаки того же служилого холопства. Оно отличается от служилой кабалы тем, что поступивший в холопство не дал еще на себя крепости. Это, с одной стороны, не личный наем, как думал Неволин (в кабальной книге люди на докладе ясно различают наем от добровольного холопства; Никита Истомин показывал, что «наперед сего служил у князя у Ивана Самсоновича Туренина в Олексине добровольно исстари, и князя Ивана не стало, и князь Иван его отпустил на волю при своем животе, а после князя Ивана жил у крестьян, ходил по наймам в Олексинском уезде»). Это и не клиентство г. Павлова-Сильванского, ибо понятие холопства противоречит понятию свободы клиента. Это не что иное, как поступление на службу без крепости, что, по Русской Правде и Судебникам, влекло к полному холопству, причем, однако, Судебники уже отличают дворовую службу в городских домах от такой же службы в сельских и источником полного холопства признают только вторую; даже и между судебниками есть различие в этом отношении: Судебник 1-й признает службу источником холопства без докладу и с докладом, 2-й Судебник – только при условии доклада. Естественный рост начал свободы вскоре видоизменил определение 2-го Судебника. Поступавший на службу не тотчас обращается в полного холопа: требуется для этого надлежащее укрепление. Промежуток службы между поступлением и укреплением именуется «добровольным» холопством. Наконец, если доброволец холопства и дает на себя крепость, то уже обыкновенно не полную грамоту, а служилую кабалу. Этим путем один из древних источников рабства подрывается; законы конца XVI и XVII вв. стараются урегулировать укрепление по службе, назначая сроки добровольного холопства то в 6 месяцев, то в 3 месяца. Обращаясь к существу добровольного холопства, находим в актах следующие указания: 1) это – холопство, а не свободное состояние; оно может окончиться отпускной, но не произвольным уходом холопа: в кабальной Новгородской книге записано такое показание Шагая и Терюхи: «Служили они у Офанасьева отца (Терпигорева) – у Ондрея и у него, Офанасья, старинные их холопи добровольно служили, а отцов их и матерей не стало». Очевидно, что они перешли по наследству Андрею Терпигореву и сами наследовали холопство. Тарас Федоров показывал, что отец и мать его жили в холопстве у князя Гагарина и умерли в холопстве, а он остался малолетним и жил у того же князя Богдана Гагарина в холопстве «лет с двадцать без крепости», и что его отпустили тогда, когда князя Богдана «не стало»; Сенка, прозвищем Фетка, жил в Ивангороде у Федора Аминева добровольно около двух лет, «и Федор деи отпустил его на волю и отпускную ему за своею рукою дал, а та деи отпускная у него утерялась, а из Ивана города пришод в Новгороде бил челом на службу Ивану Мякинину, а у Ивана служил добровольно 3 года. Иван де его отпустил на волю и отпускную ему дал». 2) Обыкновенно (обязательно, с точки зрения обычного права) отпускная дается добровольному холопу при смерти господина. Сейчас было приведено показание, что по смерти господина (князя Гагарина) холопа его Тараса Федорова отпустили. Аман Юрьев сказывал: «Наперед сего служил у Ивана Мотянина исстари, и как Ивана Мотянина не стало, и он после Ивана бил челом в службу сыну его Василью». Точно то же показывал Спиридон Котов. Отпущение по предсмертным распоряжениям делается постоянно; например, Гаврило Иванов служивал добровольно у Фед. Вас. Осинина и родился у него во дворе: «И Федора не стало тому лет с сем, а отходя сего света Федор его Гаврила отпустил на волю». Тимофей и Марфа Панфильевы на расспросе сказали: «Наперед сего служили в Старицком уезде у Вараксы у Карцова добровольно, и Вараксы не стало лет с пять, а их Варакса отпустил на волю при своем животе, а после Вараксы послужили у Доможира у Каменева в Старицком же уезде добровольно; и Доможира не стало, и их отпустил на волю ж». Исачко Третьяков служил у Степана Рахманинова добровольно около двух лет, «и как Степана не стало, и его отпустили на волю». Онуфрий Иванов служил в Ржеве Володимерове у сына бояр. Безсона Кудрявого добровольно, «и Безсона не стало тому 3 год, а их велел после своего живота распустить на волю». Никита Истомин служил добровольно у Якима Нарбекова около 5 лет, «и Якима не стало, а их после своего живота велел выпустить на волю» и т. д.
Таким образом состояние добровольного холопства по существу ничем не отличалось от кабального, кроме мнимого права кабального человека уплатить выкуп по кабале. И тот и другой виды холопства уже давно сделались пожизненными. Но закон смотрел на добровольное холопство несколько иначе, чем обычай: законодатель не желал признавать холопства без акта укрепления. Уже в 1555 г. октября 11 состоялся указ, по которому иски о возвращении беглых добровольных холопов, прикрытые исками о «сносе», т. е. краже при бегстве, оставляются без рассмотрения «того для, что добровольному человеку верит и у себя его держит без крепости». Несмотря на такой отказ закона от поддержки добровольного холопства исковым правом, этот институт, как видно из кабальных книг, процветал столько же, как и кабала. Для господ удобство заключалось в том, чтобы не платить пошлин при совершении крепости, для холопов – в том, что бегство их может остаться безнаказанным. Однако, о бегстве, т. е. произвольном оставлении господина без отпускной, акты ничего не говорят нам; напротив, свидетельствуют о «старинном добровольном» холопстве, которое, по-видимому, уже заменяло акт укрепления и давало право иска о возвращении беглых, не прибегая к ложному иску о сносе. Так мы вправе думать потому, что термин «старинный» холоп указывает именно на то, что в основании действительного рабства известного человека лежала не какая-либо крепость, а именно факт поступления на службу, но факт застаревший. Старинных же холопов господа виндицируют наравне с кабальными и полными. Закон конца XVI в. (1597 г.) и начала XVII в. стремился установить сроки такой давности (весьма краткие), кладя в основание давности экономические причины («государь того добровольного холопа одевал и обувал и кормил»). Во всяком, однако, случае, добровольное холопство давало более гарантий приобрести свободу, чем кабальное, а потому в кабальной книге находим (впрочем, единственный) случай, когда принимающий кабалу на расспросе заявил, что он ушел произвольно из добровольного холопства (без отпускной), потому что господин после полугодичной его службы хотел его окабалить.
Полагаем, что приведенных фактов достаточно для убеждения, что 1) кабала в Московском государстве задолго до 1597 г. и до Суд. ц. является независимо от договора займа и есть акт добровольного поступления во временное холопство, что продолжение ее до смерти господина не установлено в 1-й раз указом 1597 г., а возникло раньше из необходимости определить срок временного холопства не по сумме, обозначенной в кабале; 2) так называемое «добровольное холопство» есть то же временное холопство, возникшее из факта поступления на службу без «крепости»; в случае застарелости такой службы добровольное холопство получает исковое значение, но подлежит тем же условиям, как и служилая кабала, т. е. простирается лишь до смерти господина; 3) указ 1597 г. дал лишь то нововведение, что служилая кабала не переходит на потомство умершего холопа, и что принятие такой кабалы непременно требует укрепления (впрочем, это согласно с законом 1555 г.).
<< Назад Вперёд>>
