Государственный аппарат России в период складывания абсолютной монархии (60-90-е годы)
В результате успешных войн удалось вернуть в состав России основную часть утраченных в начале века земель. Одновременно шло дальнейшее освоение Сибири и продвижение линии оборонительных крепостей на Юг, Юго-Восток и Юго-Запад, что обезопасило Центр от набегов крымских татар и позволило приступить к хозяйственному освоению плодородных южных земель, к созданию новых городских центров.
Все это требовало от правительства крайней мобилизации внутренних сил и не могло не оказать влияния на надстроечные институты. К этому времени сословно-представительная монархия явно изживает себя, так как не соответствует новым, стоящим перед правительством задачам. В литературе уже отмечалось, что Уложение 1649 г., удовлетворив основные пожелания дворянства и верхушки посада, ослабило их политическую активность86. Более того, изменились и сами эти требования. Дворянство стремилось осуществить на деле законодательные нормы Уложения и обеспечить «крепость» крестьян владельцам, а также подавить их сопротивление. Но старый государственный аппарат не мог в полной мере обеспечить выполнение этих задач. Отсюда изменение формы правления путем усиления абсолютистских начал и перестройки организации армии.
Изменения коснулись всех ступеней в системе государственных учреждений и институтов. В области верховного управления наблюдается усиление бюрократических элементов. Так, падает значение земских соборов, существенно сужается поле их деятельности. Л. В. Черепнин называет время после собора 1653 г. периодом «затухания соборов»87. Известную эволюцию переживает и Боярская дума, значение которой уменьшается. Г. К. Котошихин, чутко реагировавший на новые явления в русской жизни середины века, так определил «самодержавие» царя Алексея Михайловича: «С кем похочет учинить войну и покой, и по покою что кому по дружбе отдати, или какую помочь чинить, или и иные всякие великие и малые своего государства дела похочет по своей мысли учинить, з бояры и з думными людьми спрашиваетца о том мало. В его воле, что хочет, то и учинить сможет». При этом Котошихин противопоставлял новые порядки ограниченному «самодержавию» предыдущего царя: «а отец его... хотя "самодержцем" писался, однако без боярского совету не мог делати ничего»88. К концу века дума превращается в своеобразный совещательный орган приказных судей89. Одним из признаков бюрократизации было выделение из ее состава в 1681-1694 гг. специальной Расправной палаты. Следует сказать, что Расправная палата не превратилась в постоянное учреждение, о чем свидетельствует отсутствие при ней стабильного подьяческого состава. В указе 2 января 1684 г. по этому поводу было предписано: «розных приказов подьячих из Палаты расправных дел по их челобитью переменить (и впредь быть с переменною) для того, что они были в Палате расправных дел ноября с первого числа генваря по двадцатое число. А в их место взять ис тех же приказов, ис которых подьячие присланы были»90. В дальнейшем подьячие стали сменяться каждый месяц91.
Другим изменением в характере Боярской думы было разрастание ее неродовой части, а именно думных дьяков. В начале века было не более 2-3 дьяков (т. е. меньше, чем в XVI столетии, когда их было 5), во второй половине число их увеличилось: в 1667 г. до 792, в 1672 г. до 893, в 1677 г. до 11 человек94. Это число с некоторыми колебаниями (между 9 и 12) удержалось до конца века. Таким образом, можно считать, что количественный состав думных дьяков окончательно определился в 70-х годах.
Происходят серьезные изменения в приказах, как центральных учреждениях, причем они почти не коснулись системы приказов. Не последовало существенных перемен и в их количестве. Нельзя согласиться с господствующим в литературе мнением, что к концу века число приказов сильно возросло. Основное ядро приказов остается прежним. Если можно говорить о некотором увеличении, то оно относится к 60-70-м годам, когда их число временно достигает 43. Кроме новых территориальных приказов для управления освобожденными русскими землями (Литовского и Малороссийского), следует назвать два приказа, связанные с новыми явлениями в управлении: Монастырский, ведавший монастырскими землями и судебными делами населения духовных вотчин, а также Рейтарский, созданный для организации и управления войсками нового строя, постепенно сменявшими старое дворянское ополчение. Особое место в приказной системе занимал функционировавший в 1654-1675 гг. приказ Тайных дел. Большинство буржуазных и советских историков склонно видеть в нем учреждение нового типа, стоявшее над остальными приказами и осуществлявшее контроль за их деятельностью95. Несомненно, эти черты в известной мере были присущи ему, о чем свидетельствуют и наблюдения современников. Так, Г. К. Котошихин писал, что «устроен тот приказ при нынешнем царе для того, чтоб его царская мысль и дела исполнялись все по его хотению, а бояре и думные люди о том ни о чем не ведали»96. Однако, на наш взгляд, не следует слишком преувеличивать подобное направление его деятельности. Скорее его следует рассматривать как личную канцелярию царя, ведавшую интересующими его вопросами. Недаром основная часть дел приказа была связана с управлением дворцовым хозяйством. Вообще для этого времени характерно было развитие дворцовых учреждений. Например, произошло выделение в 1664 г. специального Судного дворцового приказа, увеличилось с 14 до 19 в конце века количество мелких приказов и учреждений Дворца.
В конце 50-х годов был создан Счетный приказ, контролировавший финансовую деятельность приказов. Однако, в отличие от приказа Тайных дел, личный состав его находился в ведении Разряда. Знаменательно, что и приказ Тайных дел и Счетный были уничтожены вскоре после смерти создавшего их царя.
Серьезная перестройка с целью упрощения и дальнейшей централизации была предпринята в 80-х годах. Наиболее важной представляется попытка объединить все вопросы финансового характера в укрупненном приказе Большой казны, к которому отошел ряд функций четвертей и некоторых других приказов. К этому же времени относятся мероприятия по концентрации всех вотчинных и поместных дел в Поместном приказе, а дел о службе — в Разряде с изъятием их из ведения территориальных приказов. В связи с реформами 80-х годов общее количество приказов уменьшилось до 37-38, т. е. приблизилось к количеству приказов 20-30-х годов. Некоторую стабильность общей цифре учреждений Москвы, равной 53, придают разросшиеся, как уже говорилось, в 70-х годах дворцовые учреждения.
Не является новым практиковавшееся во второй половине века и присущее всему периоду существования приказов совмещение управления несколькими приказами в руках отдельных близких к царю лиц. По-прежнему была широко распространена практика создания временных военных и других приказов, в том числе и временных приказов дворцового ведомства, таких, например, как действовавший в конце 50-х годов Записной, созданный для составления Степенной книги97.
Однако во второй половине века прежняя система сложившихся постоянных и периодически создававшихся временных приказов перестала удовлетворять требованиям, предъявляемым к ним господствующими слоями. Проведение в жизнь решений Уложения 1649 г. диктовало иные методы работы и новые формы учреждений. Только требование посадских людей о ликвидации частновладельческих слобод в городах, получившее в Уложении законодательное оформление, было проведено в жизнь при помощи создания специального Сыскного приказа, действовавшего вплоть до 1652 г. Сложнее оказалось удовлетворить постоянные требования разных слоев дворянства о действенной помощи правительственных учреждений при сыске беглых, в чем наглядно проявилась несостоятельность маломощных местных учреждений. При частных сысках бежавших крестьян служилые люди постоянно наталкивались на неспособность, а иногда и нежелание местной администрации содействовать им в возвращении беглых. В коллективной челобитной дворянства 1677 г. находим прямое обвинение в адрес местных властей: «И воеводы в городах, и в твоих дворцовых селах приказные люди без твоего, великого государя, указу, без сыщиков и без грамот тех наших беглых людей и крестьян не сыскивают, и в уезды розных чинов в поместья и вотчины не посылают, и к суду их не ставят, и нам людей наших и крестьян беглых не отдают...»98 То же обвинение звучит и в челобитной 1682 г.: «А которые мы, холопи ваши, с вашими, великих государей, грамоты по тех беглых крестьян в украинные городы к воеводам ездим, и воеводы и подьячие тех украинных городов нас, холопей ваших, волочат и убыточат и тех беглых наших крестьян укрывают для своей бездельной корысти»99. Все челобитные требуют при этом организации сыска из центра, ответом на что явилась посылка серии сыскных «комиссий» или приказов сыскных дел 60, 70, 80 и 90-х годов. Только за 1658-1663 гг. из Поместного приказа было отправлено 25, а в 60-х годах — 22 сыскных комиссии100. Кроме массовых сысков, во второй половине века проводились и другие мероприятия общегосударственного масштаба, такие, как подворная перепись 1676-1678 годов, неудавшееся описание и межевание 80-х годов, осуществлявшиеся также людьми, посылавшимися из центра. Не менее важными были мероприятия по уточнению состава правящего класса и реорганизации военной службы — повсеместно проводимые «разборы» служилых людей, приводившие к исключению из служилого сословия целых служилых групп.
Эти мероприятия отвечали интересам формирующегося дворянства в целом, но существенно задевали частные интересы отдельных слоев местных служилых людей, вызывали их недовольство и скрытое противодействие. В известной мере это противодействие выражалось и в позиции местных учреждений, подьяческие штаты которых были тесно связаны со служилым городом, структурную часть которого составляли. Недаром в упомянутых выше челобитных имеются прямые ссылки на личную заинтересованность местных приказных людей в торможении сыскного дела. Дворяне писали о том, что они «беглых наших людей и крестьян принимают, и животишками нашими корыстуются»101. Как свидетельствуют те же челобитные, не менее оппозиционно были настроены к сыскам губные и земские учреждения городов, рассматривавшие их как вмешательство во внутренние дела уездного дворянства и посадского населения.
Все это вызывало широкое распространение во второй половине века временных учреждений — «комиссий», которые формировались в Москве из дьяков и московских подьячих и посылались вместе с сыщиками, межевщиками, разборщиками и т. д. Будучи свободными от местных влияний, они выполняли на местах различные административные задания правительства, которые по существу должны были находиться в компетенции воевод и приказных изб. При этом они не превращались во временные местные учреждения, а являлись как бы отделениями приказов на местах. Как правило, территория их деятельности охватывала несколько уездов. Сама форма этих учреждений имела аналогию в предшествующем периоде в виде писцовых комиссий и полковых и посольских «шатров», однако в первой половине века они были малочисленны и не оказывали влияния на общий строй государственного аппарата.
Комиссии создавались по специальному указу, который определял их количественный состав и направление деятельности, а также назначал их руководителей. Создание подобных комиссий примерно с 60-х годов приняло массовый характер. Так, в 1669/70 г. только из Поместного приказа было послано для межевания в разные города 18 человек102, в 1675/76 г. оттуда же к разбору служилых людей — 27 человек103. В 1677/78 г. из 16 приказов был выделен для работы с переписчиками 91 человек104. Через два года Поместный приказ направляет с «разборщиками» 38 человек105.
Создание временных, но постоянно возникающих приказов — «комиссий», являющихся откликом на стоящие перед правительством неотложные и все возрастающие задачи по решению важнейших вопросов управления страной, оказало решающее воздействие на состав государственного аппарата. Можно сказать, что основной линией развития московских приказов было непосредственное проникновение их кадров в сферу местного управления.
Вторым важным моментом в развитии приказов этого времени было резкое возрастание количества занятых в них людей, что вытекало из указанного выше расширения сферы их деятельности. Уже через 10 лет после массовой гибели приказных кадров Москвы во время эпидемии 50-х годов число приказных людей вновь достигло прежнего уровня и в 1664/65 г. насчитывало 842 человека, что превысило их количество накануне реформ 40-х годов (см. табл. 2). При этом количество дьяков в системе центральных учреждений осталось почти прежним: при общем возрастании их числа до 117 (см. табл. 3) в приказах было занято 67 дьяков. Отчасти восстановилось и старое соотношение групп приказных людей 1 к 12,5. Таким образом, в увеличении приказных людей прослеживается прежняя тенденция возрастания главным образом их подьяческой части, которая достигает в это время 771 человека. Для середины 60-х годов размеры подьяческих штатов Москвы выглядели следующим образом: 19 учреждений имело от 1 до 5 подьячих; 13 учреждений — от 6 до 10 подьячих; 15 учреждений — от 11 до 12 подьячих; 3 учреждения — от 21 до 30 подьячих; 2 учреждения — от 67 до 69 подьячих и один приказ — 119 подьячих.
Несмотря на преобладание учреждений с подьяческим штатом до пяти человек, все более четко формируется группа ведущих приказов (таких как Поместный, Разрядный и Большого дворца), штаты которых достигали небывалого ранее размера.
Наибольший рост всего разряда московских приказных людей приходится на 70-е годы (см. табл. 2). В 1677/78 году он включает в себя 1558 человек, причем возрастают и дьяческая (до 75 человек) и подьяческая (до 1477 человек) группы. Соотношение групп вновь изменяется в пользу подьячих и составляет 1 к 19,5. Характерно, что если в предшествующие периоды в приказах были заняты все думные дьяки, то теперь при общем увеличении их числа до 11 человек в приказах находим только 6 из них (см. табл. 2 и 3). В 60-70-е годы наблюдается некоторое изменение их роли в управлении: в 1664 г. думные дьяки вновь возглавили Поместный (И. Иванов) и Разрядный (В. Г. Семенов) приказы, в 1677 г. — Посольский и Разрядный. При этом один думный дьяк нередко находился в двух, трех и более приказах одновременно. По указу 4 июля 1676 г. трое из них были назначены в несколько приказов: И. Иванов — в приказы, возглавлявшиеся ранее опальным А. С. Матвеевым (Посольский, Малороссийский, Новгородский, Владимирскую и Галицкую чети); Г. Богданов — в приказы Большой казны и Большого прихода; Д. Полянский — в Устюжскую четь, а также Смоленский и Хлебный приказы. При этом, однако, только И. Иванов был поставлен во главе приказа (Посольского), остальные же были назначены только судейскими товарищами106. Роль приказных дьяков в руководстве приказов остается незначительной. Они руководят только мелкими дворцовыми приказами и учреждениями (Панихидным приказом, Золотой и другими палатами).
Возрастание подьяческих штатов не было санкционировано сверху, а происходило по инициативе приказных судей и дьяков и диктовалось внутренними потребностями учреждений. Документы того времени свидетельствуют о том, что приказы постоянно нуждались в увеличении штатов в связи с расширением объема дел и посылками с многочисленными комиссиями. В 1674 г. Поместный приказ отказался выслать в Разряд требуемое им для очередной посылки число подьячих на том основании, что в приказе подьячих недостаточно из-за того, что «из Поместного приказу подьячие многие в розных посылках»107. То же сообщает в Разряд и судья Земского приказа, жалуясь на то, что из приказа взяты многие подьячие в другие приказы «и в городы посланы к государевым делам»108. На «подьяческое малолюдство» жалуется в 1676 г. и руководство Челобитного приказа109.
Напротив того, «подьяческое умножение» вызывало беспокойство правительства, так как оплата труда подьячих делалась заметной статьей государственного расхода. На всем протяжении второй половины века видим попытки правительства уменьшить сумму окладного подьяческого жалования и непосредственно приостановить рост количества подьячих путем установления их «указного числа» для каждого приказа и проведения систематических «разборов» подьячих.
С 60-х годов приказы превращаются в крупные учреждения с большим штатом и разветвленной структурой, какой не знала первая половина века. Почти исчезают приказы с одним-тремя подьячими (кроме мелких дворцовых мастерских и др.). Средними становятся приказы со штатами от 20 до 40 человек (Большого прихода, Земский, Монастырский, Разбойный, Разрядный, Стрелецкий и др.)110. Среди крупных приказов видное место занимает Поместный со штатом в 119 подьячих и приказ Большого дворца, имевший 67 подьячих111. На большое число обслуживавших приказы подьячих обратили внимание бывшие в 70-х годах в Москве иностранцы. Так, Я. Рейтенфельс в своих «Сказаниях» писал об их «почти бесчисленном количестве»112.
Обнаружившаяся тенденция к увеличению штатов вызвала потребность в подготовке кадров, годных для приказной работы, что привело к организации такой подготовки при приказах и, в первую очередь, при самом многолюдном — Поместном, где в 70-х годах была организована своеобразная школа для обучения детей113.
В 80-90-х годах, несмотря на правительственные меры, продолжается рост всей приказной группы, в 1682 г. она достигла 1785 человек, а в 1698 г. — 2739 человек, т. е. с 70-х годов она увеличилась почти в два раза (см. табл. 2). Ни реформа 80-х годов, ни проводившиеся в конце века разборы114 не повлияли на этот процесс. Количество думных дьяков в этот период остается прежним. При этом из думных в приказах было занято только 4-5 человек. В то же время происходит некоторое увеличение числа приказных дьяков, составляющего в конце 70-х годов 128, а к 1682 г. 129 человек. Особенно много новых дьяков появляется в 80-х годах, времени ожесточенной борьбы за власть в правительственных кругах. Так, если в 70-х годах ежегодно переводились в дьяки от одного до трех человек, то в 1682 г. «дьячим именем» было пожаловано 13 человек, а в 1683 г. — 11 человек115. По-видимому, таким путем правительство царевны Софьи пыталось создать для себя опору и в приказных кругах.
Из этого числа дьяков в приказах было занято около половины: в 1682 г. — 79 и в 1698 г. — 86. Можно отметить концентрацию большого числа дьяков в крупных приказах, происшедшую в конце века. Например, в 1698 г. в приказах Большой казны и Поместном было по 7 дьяков, в приказе Большого дворца — 8 дьяков116. Можно предположить, что роль их сводилась уже не к руководству делопроизводством приказов в целом, а к управлению их отдельными столами. В отличие от дьяков рост подьячих происходил значительно быстрее: к 1682 году до 1702 человек, к 1698 г. — до 2648 человек, т. е. за шесть лет почти на тысячу человек. Соответственно изменилось соотношение между дьяческой и подьяческой частями приказных людей, которое к этому времени составляло 1 к 30.
Резкое возрастание приказного аппарата отмечал в своей «Челобитной», поданной в 1697 г. Петру I, игумен Андреевского монастыря Авраамий, который писал: «По приказам начальных людей посажено: где бывало преж сего по одному, и иные тут два, а где есть и три; а где по два — тут по четыре и по пять и больши». Авраамий особенно выделяет сильное увеличение подьяческого состава приказов: «А молодые де подьячие полны приказы, иным де и сидеть негде, стоя пишут. А в иных де приказах тесноты ради во дне со светом пишут»117.
Основная масса подьячих — 1824 человека, была сконцентрирована в приказах общегосударственного значения. Особенно заметное увеличение их числа произошло в крупных учреждениях. В Поместном приказе в 1698 г. работало 416 человек, в приказе Большой казны — 404 человека, в приказе Большого дворца — 278 человек, в Разряде — 242 человека. Таким образом, в четырех приказах было сосредоточено 1340 подьячих, т. е. половина всего их числа. Появление в конце века учреждений подобного масштаба было знаменательным в развитии приказной системы управления и подготовило переход к учреждениям типа коллегий.
Для того, чтобы точнее уловить переломный момент в динамике роста подьяческих кадров приказов, приведем более подробные погодные сведения о количестве подьячих одного Поместного приказа: 1668 г. — 130 человек; 1671 г. — 175 человек; 1675 г. — 240 человек; 1677 г. — 326 человек; 1683 г. — 388 человек; 1685 г. — 447 человек118. Как видим, резкое увеличение количества подьячих Поместного приказа приходится на вторую половину 70-начало 80-х годов. Возрастают размеры и других приказов, кроме потерявших свое значение четвертей, подчиненных судейской коллегии Посольского приказа. Выделяется средняя группа приказов со штатами в 70-90 подьячих (приказ Казанского дворца 92 человека, Земский — 80, Иноземский и Судный Московский — по 71 и т. д.). Происходит укрупнение патриарших приказов, причем штат Патриаршего Разрядного приказа достигает 84 человек. Штаты остальных приказов колеблются в пределах между 30 и 50 человек, меньшие являются исключением119.
При создании такой огромной армии московских подьячих в ее основу была положена большая мобильность этой группы, непрерывно находившейся в движении — переводившейся во временные приказы, посылавшейся с административными заданиями в города, в полки и посольства. Именно резкое возрастание с 70-х годов XVII в. этой служилой группы, которая заполнила разрастающиеся московские приказы и охватила своей деятельностью всю страну, и послужило базой для формирования государственного аппарата русской абсолютной монархии, основные черты которой отчетливо проступают уже в последних десятилетиях века.
Существенные изменения находим и в области местного управления, хотя, как уже говорилось, оно в своем развитии продолжает отставать от центрального. Наиболее важным являлось начавшееся с середины века резкое возрастание количества приказных изб (см. табл. 4), что было, прежде всего, результатом происходившего во второй половине века расширения и укрепления государственных границ: возвращения захваченных Польшей городов, воссоединения Украины с Россией, освоения новых районов Сибири, а также создания системы оборонительных линий (Белгородской, Симбирской и др.), опорными пунктами которых стали вновь построенные города-крепости. В городах юго-западной окраины, где сохранились органы городского и казачьего управления, были созданы приказные избы с несколько суженной компетенцией. В результате к концу века количество поселений городского типа превысило 300. В большинстве новых городов возникало воеводское управление с избами при нем.
Однако изменения, происходившие во второй половине века, далеко не исчерпывались количественным ростом приказных изб. Завершается окончательное становление местных учреждений. К середине 70-х годов повсеместно утвердился сам термин «приказная изба», хотя название «съезжая» продолжает бытовать до конца века.
Реорганизация вооруженных сил страны, осуществленная на протяжении второй половины века, с переносом центра тяжести на постоянные войсковые соединения на местах, привела к созданию военных округов-разрядов, территориально значительно превышавших рамки старых уездов. В области управления это выразилось в образовании в центрах разрядов промежуточного звена управления, так как разрядный центр превратился и в административный центр для ряда соседних подчиненных ему городов с уездами120. В результате сформировавшиеся на базе старых приказных изб учреждения получили расширенные военно-административные функции. Постепенно менялось и название этого типа местных учреждений, которые начали именоваться разрядными избами. Так, после создания в середине века Белгородского разряда с подчинением Белгороду 68 городов по оборонной черте, бывшая Белгородская приказная изба примерно с 70-х годов начинает называться Белгородской разрядной избой121. С 1678 года, с перенесением центра разряда, то же название получает приказная изба в Курске122, в 90-х годах — в Севске123. Названия приказных палат носили те из разрядных изб, которые были организованы в старинных русских центрах, в том числе в 1673 году — в Новгороде124. В 90-х годах еще ряд подобных учреждений получил наименование приказных палат. В 1692 году было предписано «писать палатою» Ярославскую приказную избу125. В том же году начинает называться палатой Киевская приказная изба126, в 1694 году — Смоленская, в 1699 — Псковская127.
Выделение разрядных изб и приказных палат создавало учреждения промежуточного типа, предвосхищавшие будущие губернские канцелярии XVIII века. Вот как был определен в 1692 году объем власти воеводы, поставленного во главе Ярославской приказной палаты, по отношению к подчиненным ему городам: «Велено к Ярославлю же ведать ему, Василью Соковнину, всякими росправами и татинными и разбойными и убивственными делами городы Ростов и Переславль Залесской. А в тех городех прежним воеводам и губным старостам не быть, а быть в тех городех тех же городов из отставных дворян и детей боярских по его, Васильеву, разсмотрению»128. Создание подобных местных учреждений нового типа неизбежно вело к резкому возрастанию их подьяческих кадров. Так, например, если в 1665 году в Козловской приказной палате работало всего 5 подьячих, то после сооружения Козловской черты и превращения Козлова в ее административный и военный центр, а Козловской приказной избы в разрядную количество подьячих в ней увеличилось в 1674 году до 12 человек, а в 1690 году до 28 человек129. О необходимости расширения подьяческого штата Енисейской приказной избы в связи с превращением ее в разрядную писал в 1685 году енисейский воевода: «Как учинен в Енисейске разряд, перед прошлыми годами [дел] стало много, а которые подьячие в приказной избе сидят, и те де ныне безмерно худы... И те ныне все сидят в приказной избе денно и ночно... И за малолюдством подьячих в Енисейской приказной избе приказные всякие ваши, великих государей, дела и отпуски стали»130.
Заметно ослабляется на местах влияние порядков, имевших место в учреждениях сословно-представительного характера, на комплектование подьяческого состава приказных изб и их обеспечение, чему в значительной степени способствовала более жесткая политика правительства в этом направлении.
Так же, как и в приказах, в местных учреждениях в целом происходит заметное увеличение штатов. Для конца века в приказных избах учтено 1303 подьячих (см. табл. 6, 7), с поправкой же для городов, сведений о которых не имеется, их число достигло примерно 1873 человек, а всей группы 1918 человек. Таким образом, с 40-х годов увеличение произошло в 2,4 раза. Несколько по-другому происходил рост отдельных групп.
Изменение роли думного дьячества привело к тому, что во второй половине века были отдельные случаи назначения думных в города. Так, с 1674 по 1677 год думный дьяк Г. С. Караулов был дьяком Казанской приказной избы131, думный дьяк Г. К. Богданов в 1677 и 1679 годах — Киевской132, думный дьяк Л. А. Домнин в 1689 —1699 годах находился в Астрахани133. Количество городовых дьяков увеличилось незначительно — с 21 человека в 1646 г. до 28 в 1698 г. (см. табл. 3). Возросло число тех городов, в которые посылалось по два дьяка. К прежним центрам прибавились новые: Киев (с 1677 г.), в конце века — Азов.
В 70-80-х годах происходит некоторое сокращение числа подьячих с приписью. По-видимому, во время проведения общих реформ в системе приказного управления было решено ликвидировать эту должность в приказных избах. Так, например, в 1682 г. из Арзамаса был досрочно отозван подьячий с приписью Н. Тугаринов в связи с ликвидацией его должности. В грамоте по этому поводу говорилось: «Впредь в Арзамасе с приписью подьячим не бывать. Да и в ыные городы, в которых подьячие бывали с приписьми, наперед сего ныне быть не указали»134. Однако этот указ не положил конца самому институту подьячих с приписью в городах, число которых к концу века даже увеличилось. В 1690 г. в городах, кроме понизовых, их насчитывалось 10 человек, а в 1698 г. по неполным данным 17135. При этом только в Сибирь было назначено 5 человек, в города же Белгородского разряда 12136.
По сравнению с 40-ми годами присылаемая из центра группа, осуществлявшая управление всем делопроизводством изб, увеличилась более чем вдвое, но почти не превысила уровень 1627 г. В 265 городах к концу века не было ни дьяков, ни подьячих с приписью (см. табл. 3 и 5).
Так же, как и в приказах, самые большие изменения в составе приказных изб коснулись главным образом рядовых подьячих, число которых к 90-м годам составляло примерно 1873 человека (см. табл. 6), т. е. в среднем по 6 человек на избу. Однако распределение подьячих между приказными избами городов было далеко не равномерным. Пожалуй, к концу 90-х годов неравномерность заметно увеличилась. Появление местных учреждений нового типа — приказных палат и разрядных изб, по размерам и внутреннему устройству приближавшихся к приказам, способствовало выделению из общего числа изб учреждений особо крупного масштаба. Так, Новгородская палата этого времени состояла из 8 столов, в которых работало 124 подьячих137, Псковская из 5 столов с 77 подьячими138. В Казанской приказной палате было более 40 подьячих139, в Тобольской — 44140. Хотя в это время число приказных изб с небольшим количеством подьячих было еще велико, но это объяснялось не сохранением прежних размеров изб старых городов. Напротив, в большинстве из них подьяческие штаты увеличились. Так, в 1646 году в избах Соликамска и Чердыни было по одному подьячему141, а в 1696 году соответственно 7 и 4142. Особенно четко прослеживается равномерный рост подьяческих штатов на примере приказных изб Сибири. В Верхотурье в 40-х годах работало 8 подьячих, а в 90-х — 10143. С 6 до 10 человек увеличился за это время штат Томской приказной избы144, а Кузнецкой с 2 до 4145. Только в некоторых старых городах приказные штаты оставались стабильными на протяжении всего века. Например, и в 40-х и в 90-х годах в Арзамасе имелось по 6 подьячих146. Сохранился неизменным штат в 11 человек в Вологодской приказной избе147. В среднем размеры подьяческих штатов большинства приказных изб в старых районах страны колебались от 6 до 20 человек, причем для замосковных городов они были несколько выше.
В конце века мелкие приказные избы были представлены, главным образом, учреждениями в новых городах-крепостях по оборонительным чертам. В некоторых из них, таких, как Андреевы Лозы, Краснополье, Межречье, Мерефа, Новый Перекоп, на протяжении всей второй половины века вовсе не было подьячих. Характерным примером может служить полученное в Разряде сообщение принадлежавшего к Изюмской черте г. Высокополье о том, что «подьячих преж сего в Высокополье и ныне нет для того, что и воевод в том городку не бывало148. О том же сообщали и из г. Коломака149. В смете 1700 г. по городу читаем: «Воевод и приказных подьячих… наперед сего не бывало и ныне нет ни одного человека, потому что город Коломак построен от крымских голых степей на сакме от приходу неприятельских людей для защиты»150. Таким образом, в крепостях, которые не получили дальнейшего оформления в поселения городского типа, создания приказных учреждений не происходило. В некоторых других крепостях подьячие бывали с перерывами. Так, в Сумине с 1660 по 1663 год обязанности подьячего исполнял полковой писарь, в 1670 г. в Сумской приказной избе имеется подьячий, в 1685 г. подьячего вновь нет151. В 1662 г. в Богодуховской приказной избе работает один подьячий, в 1672 г. изба пустует, а с 1682 г. по конец века в ней снова сидит один подьячий152. В Балыклее с 1676 г. по 1689 г. подьячих не было, а в 1689 г. туда был прислан из Белгорода подьячий А. Е. Протопопов, но с 1698 г. приказная изба вновь пустует153. Случались перебои с наличием подьячих и в некоторых старых городах «в черте». Так, в Боровске подьячих не было с 1667 г. по 1670 г.154
Возросшее в целом число подьячих не удовлетворяло потребности в них на местах. Имеется много документов с жалобами городовых воевод на увеличение объема приказных дел и несоответствие ему числа подьячих в избах. К жалобам воевод присоединялось иногда и местное население. В 80-х годах служилые люди Шацка писали в своей челобитной, что от недостатка подьячих в приказной избе «твоим, великого государя, делам чинитца ... мотчание. А у которых у нас, холопов твоих, случаются всякие дела, и нам от тово чинитца большая проесть и волокита, потому что одному подьячему у таких великих дел быть невозможно»155. Поэтому в практике местного управления в меньшей мере проявилась политика правительства, безуспешно пытавшегося сдерживать непрерывный рост приказных штатов, чем в учреждениях Центра. Известную роль в этом сыграла и установившаяся с середины века система оплаты труда подьячих (кроме сибирских) из местных, не включавшихся в общегосударственный бюджет сборов, расходуемых местными учреждениями на внутренние нужды.
Однако мероприятия правительства конца XVII века, направленные на сокращение количества приказных людей в Центре, в известной мере коснулись и местных подьячих и выразились в «разборах» подьячих приказных изб. Так, по предписанию Сибирского приказа в 1698 г. из финансовых соображений общее количество сибирских подьячих было сокращено со 137 до 111 человек156. При этом, предвидя жалобы воевод, в решении приказа о проведении сокращения было записано: «А в городы к воеводам в грамотах написать, чтобы они в отписках своих тем не отговаривались, что подьячих мало, потому что мочно им и теми подьячими во всех делех, скольким человеком велено в котором городе быть, управить бы»157. Разборы в городах европейской части страны носили иной характер и были направлены не столько на сокращение числа подьячих, сколько на упорядочение их социального состава (см. подробнее 2-ю главу).
Для того, чтобы яснее понять, что происходило во второй половине века в общей структуре учреждений русских городов, остановимся кратко на учреждениях невоеводского типа.
В области дворцового управления так же, как и воеводского, наблюдается известное укрупнение. В 80-х годах создается новый Смоленский дворцовый приказ158. В 90-х годах название дворцового приказа получает и Арзамасская дворцовая изба. Растут штаты старых дворцовых приказов. Псковский дворцовый приказ имеет в 1690 г. штат в 13 подьячих, к 1695 г. он увеличивается до 19 человек159. Правда, по-видимому, в конце века делалась попытка объединения его с приказной палатой, так как в 1696 г. в структуре последней находим специальный Дворцовый стол, в котором работали 7 подьячих160. Попытка эта была неудачной, так как дворцовый приказ в Пскове вновь функционирует в 1698 году161.
Для конца XVII века есть данные о размерах комплекса митрополичьих учреждений в городах. Для каждого из них присуща группа учреждений — приказов, в основном повторяющая структуру патриарших. Некоторые из них достигали больших размеров. Так, в трех приказах новгородского митрополита имелось 24 подьячих162, в четырех приказах ростовского митрополита — 14 подьячих163, в приказах вологодского, белгородского и нижегородского митрополитов — около 10 подьячих в каждом164.
Из выборных городских учреждений некоторое увеличение штатов наблюдалось для таможен. Например, количество подьячих в Архангельской таможне возрастает с 5 человек, которые были там в 50-х годах, до 9 человек в конце 60-х и до 22 к 1670 г.165 Однако для внутренних городов по-прежнему преобладают небольшие таможни: в Псковской таможне в 1680 г. — 5 человек, в Новгородской в 1691 г. — 2 человека166, в Тюмени в 1681 г. — 1 человек167. В городах среднего размера, как правило, в таможнях работают 1-2 подьячих.
Политика правительства, направленная на ослабление выборного и сословно-представительного начала в городах, выразилась в отмене в 1679 г. губных учреждений, которые, однако, в 1684 г. вновь были восстановлены168. При ликвидации губных изб их функции переходили к приказным избам, в штаты которых включались и губные дьячки. По указу 1679 г. предписывалось: «губным подьячим быть у дел с воеводы в съезжих избах с прежними подьячими вместе». И действительно, в 1680 г. в Торопецкой приказной избе, например, сидел «у губных дел» бывший дьячок губной избы169. В губных избах, так же, как и в земских, были один, реже два дьячка. При этом штаты их даже несколько уменьшились. Например, в губной избе Переславля Рязанского в 1673 г. было 4 дьячка, в 1680-х же годах всего два170. Ту же картину наблюдаем и в Ярославле, где в 1665 г. было 2 дьячка, а в 1676 г. остался только один171. Исключение составляли земские учреждения крупных городов — судные избы. Судная изба существовала в 1666 г. в Белгороде172, в Пскове такая изба носила название судного приказа, в Новгороде — судной палаты173.
Для национальных районов Поволжья происходит оформление специальных судебных учреждений, деятельность которых строилась с учетом местных особенностей и обычаев. По-видимому, оно явилось обособлением деятельности особых «татарских» и др. подьячих приказных изб, о которых говорилось выше применительно к первой половине XVII в. Во второй половине века в Казани существовала Татарская судная изба «для решения исковых всяких дел»174. По-видимому, подобного же рода учреждением являлся действовавший в 1682 г. в Арзамасе приказ мордовских дел175. Насколько можно судить по отрывочным сведениям документов, во главе их стояли судьи из местных служилых людей. Однако вопрос об их компетенции и отношениях с воеводами в области суда не вполне ясен. Размеры их подьяческих групп по сравнению с остальными земскими учреждениями довольно велики: в 1667 г. в Белгороде в судной избе работало 3 дьячка176, в 1691 г. в Новгороде — 4 подьячих177.
Приведем несколько примеров распределения городовых подьячих по учреждениям разного типа в рамках одного города. В 1691 г. в Новгороде в приказной палате было 77 подьячих, в судной палате 4 подьячих, в земской палате 3 дьячка, в таможенной избе 2 дьячка, в пушкарской избе 1 подьячий178. В 1695 г. в Пскове в приказной палате работало 38 подьячих, в дворцовом приказе 19 подьячих, в двух таможнях — 3 подьячих, на кружечном дворе — 1 подьячий, на митрополичьем дворе — 11 подьячих179. В Смоленске в 1681 году в приказной палате было 18 подьячих, в дворцовом приказе — 5, в судной избе — 1, в таможне — 1, на кружечном дворе — 1180.
Указанные выше примеры характерны только для наиболее крупных городов. Для основной части городов типичнее другие цифровые сочетания. Так, в 1673 г. в Угличе было 4 подьячих в приказной избе, 1 в таможне, 1 в губной избе181; в 1676 г. в Шуе был 1 подьячий в приказной избе, 1 в губной182.
Несмотря на разнообразие этих данных, в них все же отчетливо прослеживается численный перевес подьячих в учреждениях воеводского управления.
Таким образом, во второй половине века происходят существенные изменения как в характере государственных учреждений, так и в количестве обслуживающих их людей, число которых к концу века достигло 4657 человек (см. табл. 7). Из них дьяческая прослойка (считая и подьячих с приписью) почти не превышала 130 человек. При этом большая часть всей группы (2739 человек) была занята в московских приказах и только 1918 — в местных государственных учреждениях.
Подводя итоги рассмотрению эволюции государственного аппарата России на протяжении почти всего XVII столетия, следует выделить два основных периода, грань между которыми определялась изменением формы правления: первую половину века (примерно с 10-х до 50-х годов) как время становления и оформления приказного начала в рамках сословно-представительной монархии, и вторую половину (с 60-х до 90-х годов включительно), когда произошел резкий перелом в сторону абсолютистской формы правления. Именно во втором периоде образовалась небывалая по численности категория людей, занятых вопросами управления, а также был создан новый тип учреждений, функционировавших как в Москве, так и на местах, что и явилось той базой, на которой в последние десятилетия века складывался исполнительный аппарат русского абсолютизма, получивший свое окончательное оформление в начале XVIII века.
86 Леонтьев А. К. Государственный строй // Очерки русской культуры XVII в. М., 1959. Ч. 1. С. 304.
87 Черепнин. Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978. С. 387.
88 Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. 126.
89 Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. Пб., 1919. С. 402.
90 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 650. Л. 367.
91 Там же. Л. 367 об.
92 Там же. Стб. 1152. Л. 2.
93 ЦГАДА. Ф. 210. Боярские списки. Кн. 11. Л. 5—6.
94 Там же. Кн. 15. Л. 7 об.
95 Козлов О. Ф. Приказ тайных государевых дел//Вопросы истории. 1982. № 8. С. 106—112.
96 Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. 85.
97 Белокуров С. А. В Записном приказе // Из духовной жизни Московского государства XVII в. М., 1903.
98 Новосельский А. А. Коллективные дворянские челобитные о сыске беглых крестьян и холопов во второй половине XVII в. // Дворянство и крепостной строй России XVI—XVIII вв. М., 1975. С. 319.
99 Там же. С. 325.
100 Гудзинская А. П. Документы сыскных комиссий второй половины XVII в. как исторический источник // Археографический ежегодник за 1967 г. М., 1969. С. 107—108.
101 Новосельский А. А. Указ. соч. С. 334.
102 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 414. Л. 432.
103 Там же. Стб. 512. Л. 6—8.
104 Там же. Стб. 536. Л. 344.
105 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 4488. Л. 22—32 об.
106 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 501. Л. 1354.
107 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 764. Л. 244.
108 Там же. Л. 333—333 об.
109 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 527. Л. 126.
110 Там же. Стб. 321. Л. 108—109, 131 —132; Стб. 375. Л. 161 —162; Разрядные вязки. Вяз. 2. Д. 1. Л. 2—4 об.
111 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Кн. 63. Л. 58—63 об.; Стб. 375. Л. 136—143.
112 Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1905. Кн. 3. Разд. II. С. 110—111.
113 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 254. Л. 214—215.
114 ЦГАДА. Ф. 141. 1689 г.Д. 171. Л. 28—32; Ф. 396. Oп. 1. Д. 34001. Л. 2.; Ф. 210. Приказный стол. Стб. 234. Л. 61; Чернов А. В. К истории Поместного приказа // Тр. Моск. ист.-архив, ин-та. М., 1957. Т. 9. С. 225.
115 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 1186. Л. 30-40 об.
116 Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века,. С. 23, 30, 127.
117 Бакланова Н. А. «Тетради» старца Авраамия // Исторический архив. М.; Л., 1951. Т. VI. С. 146.
118 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Кн. 63. Л. 58—63 об.; Стб. 536. Л. 134—139;
Стб. 650. Л. 83—90; Оп. 21. Д. 375. Л. 1—4; Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 5094. Л. 50—71; Шумаков С. А. Экскурсы по истории Поместного приказа. М., 1910. С. 50—54.
119 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 48094. Л. 1—13.
120 Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв. М., 1954. С. 170—171.
121 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 91. Л. 33 об.
122 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 38. Л. 516 об.
123 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Кн. 20. Л. 418.
124 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 87. Л. 92 об.
125 Дворцовые разряды. СПб., 1855. Т. IV. С. 708.
126 ЦГАДА. Ф. 210. Киевский стол. Кн. 22. Л. 21.
127 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 70. Л. 186; Ф. 145. Oп. 1. Кн. 36. Л. 308—309.
128 Дворцовые разряды. СПб., 1852. Т. III. Д. 1442. С. 130.
129 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 137. Л. 335; Приказный стол. Стб. 1970. Л. 4, 113.
130 ЦГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 1589. Л. 162.
131 Барсуков А. П. Указ. соч. С. 226.
132 Дополнения к Актам историческим. СПб., 1859. Т. VII. № 28.
133 ЦГАДА. Ф. 210. Боярские списки. Кн. 31. Л. 15; Кн. 36. Л. 12.
134 ЦГАДА. Ф. 159. Россыпь.
135 ЦГАДА. Ф. 210. Приказный стол. Стб. 1362. Л. 19—21.
136 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 48112. Л. 1.
137 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 891. Л. 91.
138 Там же. Л. 250.
139 Зерцалов А. Н. Окладная расходная роспись денежного и хлебного жалования за 1681 г. М., 1893. С. 44.
140 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 33076. Л. 7.
141 Дополнения к Актам историческим. Т. III. С. 130.
142 ЦГАДА. Ф. 137. Чердынь. Кн. 15. Л. 123—124.
143 Тобольский краеведческий музей. Рукописный отдел. Кн. 30616. Л. 7—8; ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 203. Л. 34—35.
144 ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 189. Л. 89—90; Ф. 396. Oп. 1. Д. 33704. Л. 8.
145 ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 184. Л. 70—70 об.; Ф. 396. Oп. I. Д. 33706. Л. 8.
146 Дополнения к Актам историческим. СПб., 1848. Т. III. № 36. С. 131.
147 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 31. Л. 360—361; Ф. 396. Oп. 1. Д. 48107. Л. 13—14.
148 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 181. Л. 458 об.
149 Там же. Л. 482 об.
150 Там же. Кн. 132. Л. 850.
151 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 77. Л. 111; Дела разных городов. Кн. 67. Л. 14 об.
152 Багалей Д. Н. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. Харьков, 1886. Т. 1. С. 37; ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 97. Л. 1491; Кн. 121. Ч. 1. Л. 716; Кн. 175. Л. 702 об.
153 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 94. Л. 1377; Кн. 155. Л. 1003; Кн. 175. Л. 527.
154 ЦГАДА. Ф. 159. Россыпь.
155 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 184. Л. 38.
156 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 33075. Л. 2—3.
157 ЦГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 1547. Л. 2.
158 ЦГАДА. Ф. 145. Oп. 1. Кн. 2. Л. 618—619.
159 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных столов. Кн. 5. Л. 324—326; Новгородский стол. Кн. 66. Л. 4—7 об.
160 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 1613. Л. 189—192.
161 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Кн. 70. Л. 189—195 об.
162 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 48068. Л. 3.
163 Там же. Л. 4—5.
164 Там же. Л. 7—9.
165 ЦГАДА. Ф. 137. Архангельск. Кн. 4. Л. 30; Кн. 5. Л. 253 об.
166 Там же. Псков. Кн. 16. Л. 82—83, 162.
167 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 80. Ч. 1. Л. 718 об.
168 ПСЗ. Т. 11. № 779. С. 220; № 1062. С. 576.
169 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 66. Л. 7 об.
170 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 769. Л. 39—40.
171 ЦГАДА. Ф. 137. Нижний Новгород. Кн. 1. Л. 63—63 об.; Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 58. Л. 33—34 об.
172 Там же. Кн. 55. Л. 712 об.
173 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 66. Л. 4—7 об.; Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 80. Ч. 1. Л. 718.
174 Зерцалов А. Н. Указ. соч. С. 44; Ермолаев И. П. Среднее Поволжье во второй
половине XVI—XVII в. Казань, 1982. С. 137.
175 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 1692. Л. 1.
176 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Кн. 55. Л. 588.
177 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 80. Ч. 1. Л. 718.
178 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 4011. Л. 65; Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 80. Ч. 1. Л. 715—718 об.
179 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Кн. 66. Л. 4—7 об.
180 ЦГАДА. Ф. 145. Oп. 1. Кн. 2. Л. 618 об. — 619 об.
181 Дополнения к Актам историческим. Т. III. № 226.
182 ЦГАДА. Ф. 145. Oп. 1. Кн. 72. Ч. 2. Л. 829 об. — 830.
<< Назад Вперёд>>
