1.1 Делопроизводство и видовые особенности документов КПК
Канцелярия — самое крупное структурное подразделение КПК, в нём в 1948 г. работал 61 человек (это почти половина всех сотрудников КПК). На правах подотделов в канцелярию входили: протокольная часть, картотека, сектор писем и заявлений, секретная часть, машинописное бюро, архив, спецархив. В период между 1948 г. и 1950 г. вместо сектора писем и заявлений было создано бюро писем, а машинописное бюро было разделено на два — секретное и условно несекретное, или «верхнее» и «нижнее» как их называли по этажам, на которых они располагались.
Постановления Бюро КПК оформлялись протокольными записями и подписывались членами Бюро. Была принята подробная форма протоколирования заседаний Бюро. Протокольная запись включала не только саму резолюцию, но и мотивировочную часть. В 1934-1939 гг. оригиналы протоколов Бюро КПК печатались на карточках в половину листа и содержали две колонки: «слушали», «постановили». В конце 1939 г. формуляр изменился: постановления Бюро стали оформляться на листах стандартного формата, без разделения на колонки, с проставлением грифа «совершенно секретно», «строго секретно», отметкой, кому посланы выписки, а также указанием места хранения дела — архив или специальный архив КПК.
Все постановления Бюро КПК делятся на:
1) постановления, принятые непосредственно на заседании Бюро;
2) постановления, принятые опросом.
Решения Бюро утверждались Секретариатом ЦК ВКП(б). В особых случаях (как правило, если дело касалось высокопоставленных номенклатурных работников) решение Бюро КПК после утверждения в Секретариате вносилось на утверждение в Политбюро ЦК ВКП(б).
Оформление протоколов Бюро КПК происходило только после их утверждения Секретариатом ЦК ВКП(б) (для особо важных дел — Политбюро ЦК). Если постановления не утверждались, то в протокол они не включались, о чём делалась соответствующая запись.
Выписки из протоколов Бюро помимо Секретариата ЦК направлялись в отделы ЦК ВКП(б), наркоматы, секретарям соответствующих обкомов и райкомов для ознакомления и, при необходимости, занесения в учетную карточку члена(ов) ВКП(б) партийного взыскания, налагаемого КПК.
Заседания Партколлегии также оформлялись протоколами после утверждения решений Партколлегии в ЦК ВКП(б)41. Протокол Партколлегии подписывался заместителем председателя КПК М.Ф. Шкирятовым, карандашом или чернилами, и заверялся печатью КПК.
К каждому пункту протокола прикладывалась справка работника КПК, в которой указывались биографические сведения о члене партии, персональное дело которого рассматривается Партколлегией, и описание его проступка.
Если каждое решение Бюро КПК утверждалось Секретариатом ЦК ВКП(б) по отдельности, то решения Партколлегии утверждались целым протоколом. Например, решение Секретариата ЦК ВКП(б) от 23.VII.1948: «Утвердить протокол Партколлегии КПК № 798 от 22—25 июня 1948 г. и разрешить выпустить постановления как решения Партколлегии КПК при ЦК ВКП(б)»42.
В то же время существовала практика отдельного утверждения Секретариатом ЦК особо важных решений Партколлегии КПК. Такие решения легко отличить от условной «текучки»: формировались они из протоколов Партколлегии за разные даты. Так, протокол Партколлегии № 939 от 10, 12, 16, 27 и 28 сентября, 1, 3, 4, 5, 10, 13, 19, 20, 25, 27 и 28 октября, 3, 18 и 19 ноября 1949 г. содержит решения по так называемому «Ленинградскому делу»43.
Особенностью КПК был большой внешний аппарат уполномоченных. Постановлением Бюро КПК от 23 июня 1944 г. (Пр. 56, и. 9с.) была закреплена следующая процедура работы с записками уполномоченных: «Все материалы от уполномоченных поступают в Секретариат КПК и в тот же день направляются заместителям Председателя. Заместители Председателя не позже следующего дня по полученным запискам дают через Секретариат КПК свои предложения Председателю КПК. Выполнение принятых предложений по запискам уполномоченных контролируется ответственными контролерами и заместителями Председателя и докладываются Председателю КПК и Секретариату ЦК ВКП(б). После выполнения принятых предложений ставится вопрос о снятии соответствующих записок и материалов с контроля»44.
Появление этой процедуры было вызвано недовольством ЦК ВКП(б) тем, что записки подолгу лежали неразобранными в КПК, и на какое-то время уполномоченных даже обязали направлять свои донесения не в КПК, а в Секретарит ЦК.
Помимо записок о результатах проверок уполномоченные должны были один раз в три месяца направлять в КПК отчеты о проделанной работе. Однако и здесь не всё обстояло благополучно. Как следует из справки ответственного контролера А.А. Николаева от 17 августа 1944 г., «значительная часть уполномоченных совершенно не предоставляют своих отчетов, а другие предоставляют их нерегулярное...> И присылаемые отчеты имеют ряд серьезных недостатков: уполномоченные КПК в своих отчетах часто пересказывают содержание ранее присланных записок»45.
Существенным сегментом делопроизводства КПК была работа с корреспонденцией. Объем исходящей корреспонденции КПК при отсутствии в материалах КПК копий отправленных писем и журналов регистрации можно определить, обратившись к архивным фондам других учреждений. Так, в фонде Прокуратуры СССР можно обнаружить несколько писем, поступивших из КПК на имя Генерального Прокурора СССР в 1948 г.: 3 апреля (исх. № 59/1021 )46, 11 мая (исх. № 51/1463)47, 21 августа (исх. № 10/2607)48. Скорее всего, первая часть номера идентифицировала исполнителя по указанному в письме вопросу, а вторая часть была порядковым номером письма. В таком случае в год мы получаем около 4 тыс. Если не велась какая-то еще параллельная регистрация, то это не большой объем исходящих для такой структуры как КПК. Вероятно, контролеры ориентировались на иные виды коммуникации. Еще в первый год работы КПК её председатель Л.М. Каганович настоятельно рекомендовал своим подчиненным чаще пользоваться телефоном и «не писать по каждому поводу бумагу»49.
Поток поступающих в КПК заявлений рос из года в год, достигнув максимума в 1950 г.: тогда поступило суммарно 20346 писем50. Обратим внимание, что речь идет только об «обычной» корреспонденции. Была еще и «секретная»: она поступала в секретную часть и учитывалась отдельно. Около половины корреспонденции — это апелляции на решения обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик и центральных парткомиссий Советской Армии об исключении из партии, наложении партвзысканий. Другая половина —- заявления и жалобы.
В отчете о работе КПК приводятся следующие данные о характере поступивших документов (без учета апелляций): «Из 26717 заявлений и жалоб, поступивших в 1950-1951 гг., в 2638 заявлениях сообщалось о непорядках в работе предприятий и учреждений, колхозов и совхозов и незаконных действиях отдельных работников этих организаций, в 1858 заявлениях указывалось о неправильном поведении отдельных членов ВКП(б), в 3693 жалобах писали о неправильном увольнении и снятии с работы или обращались с просьбами об устройстве на работу, в 1861 письмах заявители просили оказать помощь в улучшении жилищных условий. В числе жалоб — 11.878 относятся о пересмотре судебных дел»51.
В процентном выражении это может быть представлено следующим образом:
Несекретная корреспонденция проходила через бюро писем. Там письма предварительно вычитывались и затем направлялись в картотеку. Картотека содержала информацию по всем ранее поступившим в КПК материалам. Сотрудники картотеки составляли аналитическую записку и направляли ее обратно в бюро писем, где решалась судьба обращения: одни письма направлялось в другие учреждения как явно «неподведомственные» КПК (именно так, по словам работника бюро писем Маслова, поступали со всеми жалобами на приговоры по 58 статье УК: «Мы направляем их в другие места, чтобы там разобрались»52); другие вместе с составленной справкой передавались ответственным контролерам или уполномоченным КПК.
В конце 1640-х гг. работа с письмами начала «буксовать». Принятая в КПК система тройного «вычитывания» писем в бюро писем, картотеке и Бюро КПК стала слишком громоздкой. На совещании с техническим аппаратом (1950 г.) заместитель председателя КПК М.Ф. Шкирятов возмущался: «Зачем же так много сил мы убиваем? Нельзя ли, чтобы в одном месте читали? Пишут нам насчет квартиры, мы по существу три раза это письмо читаем, а никакой квартиры не даем. Какой же толк в этом?»53.
Входящая секретная корреспонденция — записки уполномоченных, информации из министерств, ведомств, партийных комитетов — поступала в Секретную часть КПК. Объем секретного документооборота мы можем определить лишь примерно. На записке уполномоченного от 31 марта 1940 г. стоит штамп «Вх. № 2819»54. Значит, в год должно было поступить около 11 тыс. писем. Однако письмо от 15 июня 1946 г. в Секретной части содержит входящий номер 287655. Это дает 5— 6 тыс. входящих писем в год. В то же время, по словам заведующей Секретной частью КПК Некрасовой на совещании технических работников КПК за февраль 1950 г. они получали «входящей почты 3679 пакетов в месяц»56. Суммарный годовой объем тем самым должен был составлять около 44 тыс. Такой разброс в цифрах (сложно допустить, что в разные годы их поток столь существенно менялся) может быть связан с тем, что не вся корреспонденция регистрировалась, и не было выработано универсального принципа регистрации.
Внутренний документооборот КПК стал регистрироваться лишь с 1957 г. Это нововведение преподносилось как большое достижение: «Сейчас все документы, направляемые в сектора и руководству КПК, отмечаются в картотеке, и мы всегда можем быстро сказать, где находится документ. Раньше мы этого не делали и поэтому очень много времени тратили на розыски того или иного документа»57 (Справка о работе технического аппарата КПК за 1957 г., январь 1958 г.).
В КПК, как и в ЦК ВКП(б) в целом, был высокий уровень секретности. На всех протоколах Бюро и Партколлегии КПК проставлялся гриф «совершенно секретно» или «строго секретно». Некоторые материалы попадали в «Особую папку», если вопрос касался, например, военных заводов или высокопоставленной партийной номенклатуры.
Порядок работы с секретными документами в КПК регламентировался инструкциями и правилами. Вот пример инструкции, помещенной на обороте выписки из протокола Бюро КПК (январь 1946 г., гриф «Строго секретно»): «Товарищ, получающий конспиративные документы, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специальной оговорки Комиссии Партийного Контроля. Копировка указанных документов и делание выписок из них категорически воспрещается. Отметка и дата ознакомления делаются на каждом документе лично товарищем, которому этот документ адресован, и за его личной подписью. Выписки и отдельные распоряжения Бюро Комиссии Партийного Контроля надлежит хранить в особых личных делах, и ни в коем случае не допускать приложения их к советскому и профсоюзному делопроизводству»58.
Строго контролировалось использование выписок из протоколов заседаний Партколлегии КПК. Об этом было принято 21 февраля 1948 г. постановление Бюро КПК (Пр. № 93, п. 1-гс, гриф «совершенно секретно»):
1. С выписками из протоколов заседаний Партколлегии Комиссии Партийного Контроля при ЦК ВКП(б) должны быть ознакомлены лица, которые указаны в адресе.
2. Выписки из решений Партколлегии КПК надлежит хранить в несгораемых шкафах. Категорически воспрещается хранить выписки на правах личных архивов.
3. Воспрещается копирование выписок из решений Партколлегии КПК, а также делать письменные ссылки на решения Партколлегии в советском и профсоюзном делопроизводстве.
4. Выписки из решений Партколлегии КПК, предназначенные для ознакомления апеллирующего, должны быть не позднее 7-дневного срока возвращены в КПК при ЦК ВКП(б) с распиской на них апеллирующего59.
Примерно тогда же были, по-видимому, разработаны «Правила хранения, ознакомления и возвращения протоколов заседаний Бюро КПК при ЦК ВКП(б)» (впервые напечатаны на обороте Протокола № 73 заседания Бюро КПК от 10.10.1945 г.):
1. Протоколы заседаний Бюро КПК должны хранить лично товарищи, коим они адресованы.
2. Хранить протоколы заседаний Бюро КПК в несгораемых шкафах, которые на ночь опечатывать.
3. Категорически воспрещается выносить протоколы заседаний Бюро КПК из помещений организаций или учреждений.
4. Категорически воспрещается хранить протоколы заседаний Бюро КПК на правах личных архивов.
5. Строго воспрещается при переездах возить с собой протоколы заседаний Бюро КПК.
6. Товарищи, получающие протоколы заседаний Бюро КПК, не могут знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специальной говорки Бюро КПК.
7. Копировка и выписки, а также устная или письменная ссылка на протоколы заседаний Бюро КПК в советском делопроизводстве категорически воспрещается.
8. Срок возврата протоколов Бюро КПК не более чем 7-дневный со дня получения. ПРИМЕЧАНИЕ. Материалы Бюро КПК разрешается оставлять на более продолжительный срок членам Бюро КПК, членам ПК КПК, уполномоченным КПК под их личную ответственность.
9. Возврат протоколов заседаний Бюро КПК в Москве производить лично, иногородние возвращают только через Фельдъегерский корпус НКВД.
10. В случае невозвращения в установленный срок более 5 протоколов Бюро КПК дальнейшая посылка их до возвращения временно прекращается.
11. Помимо правил, установленных настоящим постановлением, возложить ответственность на товарищей, получающих конспиративные материалы Бюро КПК, принимать в каждом отдельном случае дополнительные меры, обеспечивающие, в зависимости от обстоятельств, максимальную конспиративность работы.
Эти Правила были списаны и адаптированы под нужды КПК с действующих «Правил хранения, ознакомления и возвращения протоколов Политбюро и Пленумов ЦК ВКП(б)», принятых на основании постановлений ЦК от 5 мая 1927 г., 10 июня 1927 г. и 16 мая 1929 г.)60. Поэтому можно сказать, что КПК свойственен общий для ЦК режим секретности.
К числу особенностей (сравнительно с принятым относительно документов Политбюро ЦК ВКП(б) порядком) относятся некоторые послабления секретного режима:
1) срок возврата протоколов Бюро КПК составлял 7 дней (для протоколов Политбюро — 5);
2) разрешалось получать до 5 протоколов Бюро КПК (второй протокол Политбюро не высылался, пока возвращался первый);
3) материалы Бюро КПК разрешалось оставлять «на более продолжительный срок» членам Бюро, Партколлегии, уполномоченным КПК, т.е. достаточно широкий круг лиц мог хранить у себя секретные материалы неопределенное время.
Таким образом, делопроизводство КПК рассматриваемого периода определялось как своими сложившимися традициями, так и принятой в ЦК ВКП(б) практикой. В организационном плане делопроизводство КПК было несовершенным. Этому способствовали несколько факторов: «всеохватность» контрольной работы, сопровождающаяся постоянным увеличением документооборота; нехватка кадров, территориальная разобщенность — наличие внешнего аппарата уполномоченных. КПК сталкивалась с проблемой перепроверки, что приводило к дублированию информации, увеличению количества «вторичных» документов. Основное внимание уделялось протокольному делопроизводству, в то же время обработка входящей корреспонденции была малоэффективной. Ситуацию усугублял слабый контроль документооборота.
Архиву КПК не уделено сколь-нибудь заметного внимания даже в специальных исследованиях, посвященных архивам партии. Единственной на настоящий момент работой, которую можно отнести к историографии обозначенной темы, является статья В.Г. Хлопова и В.И. Благодатской об описании документов бывших партийных контрольных органов61. В этой работе дается краткий, но интересный обзор документов фонда КПК. Можно только сожалеть, что практически не освещена история фонда.
КПК в своей работе уделяла особое внимание проблемам архивного дела, состоянию архивов как партийных, так и советских. Показательно Постановление Бюро КПК «Об архивах и Центральном Архивном Управлении» от 8 марта 1935 г.
Этим постановлением начальнику ЦАУ Я.А. Берзину и его заместителям были объявлены выговоры «за отсутствие руководства и контроля за работой архивов фоно-фото-кино архива, Военно-исторического и др. за допущение засорения их аппаратов социально-чуждыми элементами, в результате чего имели место вынесение из стен архива контрреволюционных фильм[ов] для демонстрирования в открытых аудиториях и пропажи из архива ряда ценных документов»62. Постановление стало результатом масштабной проверки Центрального архивного управления СССР, проведенной группой просвещения КПК в декабре 1934 — феврале 1935 гг. Записка о результатах проверки была направлена И.В. Сталину и В.М. Молотову, и, как можно предположить, именно она стала отправной точкой для существенных изменений в архивной отрасли в июне 1935 г. (см. постановление Президиума ЦИК СССР от 27 июня 1935 г. «О мероприятиях по упорядочению архивного дела Союза ССР»).
КПК проверяла состояние отдельных советских и партийных архивов. На III Пленуме КПК 9 марта 1936 г. эту проблему поднял уполномоченный в Омской области Дмитриев: «Архив [областного комитета] находился в таком состоянии, что из него нельзя было получить в короткое время те или другие справки, которые требовались по проверке партийных документов <...> Нужно в архивах потерять значительное количество времени, чтобы разыскать нужную справку о том или другом члене партию/.
Заместитель председателя КПК М.Ф. Шкирятов в своей записке от 8 мая 1948 г. А.А. Жданову докладывал о состоянии архива Свердловского областного ГПУ: «В архиве находится много партийных документов: дела по приему в партию и личные дела на членов и кандидатов ВКП(б) и ВЛКСМ; протоколы партийных и комсомольских организаций<...> Но хранится он настолько плохо, — дела не пронумерованы и даже не разобраны, — что не представляется возможным своевременно дать какую-либо справку или разыскать документ». И далее: «Это просто преступление со стороны работников Главного политического управления:63 как можно в течение многих лет терпеть, чтобы действующий партийный архив находился в таком безобразном состоянии»64.
Теперь посмотрим, насколько результативным оказался партийный контроль в организации хранения собственных документов.
Архив КПК был одним из старейших и, надо полагать, наиболее крупных обособленных архивов аппарата ЦК ВКП(б)65. Архив КПК делился на:
1) общий архив Бюро и Партколлегии КПК;
2) секретный (он же специальный) архив.
Впервые секретный архив КПК упоминается в штатном расписании КПК за 1935 г.66 С 1939 г. на особо важных документах начал проставляться штамп «Секретная Часть КПК при ЦК ВКП(б) * Подлежит Возврату в Секр[етный]Арх[ив] КПК».
В записке в штатную комиссию ЦК ВКП(б) заместитель председателя КПК М.Ф. Шкирятов объяснял назначение спецархива: «В спецархиве<...> хранятся особо секретные дела»67. В декабре 1935 г. было решено «выделить из общего архива Партколлегии КПК все дела на участников оппозиций, заведя на эти дела дополнительную картотеку, выдачу и высылку этих дел из архива производить только с разрешения члена Партколлегии»68. Надо полагать, эти материалы составили основу спецархива.
Протоколы заседаний Бюро КПК с 1940 г. стали включать резолюцию, в какой архив, общий или секретный, направить выписку и материалы дела. Как правило, в секретный архив помимо политических дел попадали материалы по оружейной и тяжелой промышленности, авиастроению, высокопоставленным номенклатурным работникам вне зависимости от тяжести их проступков.
Особый режим секретности в секретном архиве обеспечивался максимальным ограничением доступа к нему: если в общем архиве работали 7—10 сотрудников, то в секретном архиве только один. Из документов КПК известно, что в 1945—1948 гг. заведующим секретным архивом был М.И. Серебренников, работавший ранее секретарем Шкирятова69. В ноябре 1948 г., когда в КПК произошла массовая замена технических работников, заведующим секретным архивом стал выпускник политехникума им. Моссовета С.Я. Кузнецов70.
Интересным источником, из которого мы можем узнать о повседневной работе архивов КПК, служит стенограмма состоявшегося 18 марта 1950 г. совещания работников технического аппарата КПК71. Поводом к проведению такого совещания стали обострившиеся в то время проблемы с делопроизводством и хранением документов.
Заведующий общим архивом КПК М.Ф. Шишкин обратил внимание на нехватку рук и постоянный рост документооборота:
«Если до войны в архиве было 11 человек, то сейчас работает только 6 человек. Работа наша связана с канцелярией — если поступает 1300 дел в месяц, то архив такое же количество дает справок. Если взять 1948 г. то давали 40 дел в день или 30, то сейчас в 1950 г. даем 80, а иногда и 100 дел<...> К нам поступают все запросы по персональным делам<.. .> Если сравнивать с тем, что в 1946 г. мы получили 900 писем [запросов], в 1949 г. получили 2 тыс. и ответили на них, то станет ясно — работа увеличивается, а штат остается старым».
О том же говорил заведующий специальным (секретным) архивом КПК Кузнецов: «Я там [в спецархиве] в единственном числе, я и заведующий, я и курьер, и все что хотите. Работы стало очень много, работа увеличилась везде, но у нас тем более. Раньше была секретная часть, часть документов находилась у т. Феоктистовой, часть в группе Бюро КПК. Сейчас же эти группы ликвидированы, все дела идут в спецархив. Я прошу, чтобы мне дали еще одного человека и машинистку. Описи делам не ведутся, я один просто физически не могу это выполнять».
Самым продолжительным было выступление архивиста Фейгельман: «Нас очень редко инструктируют. Например, за последнее время мы получаем от апеллирующих запросы — в 1935 г. слушали его дело, докладывали т. Шкирятову, он [апеллирующий] приложил такие-то документы. Мы посылаем письмо в райком: "К нам обратился с просьбой прислать документы, которые он приложил к делу. Дело не сохранено. Просим разъяснить ему". Бывают такие письма, пишут тов. Сталину — прошу привлечь к ответственности КПК, которая безобразно относится к нашему материалу. Поступает запрос Петрова. Мы ему послали решение и сообщили, что дела у нас нет. Продолжает запрашивать материал. Отвечать нужно. Как в таких случаях делать? Иногда даже не знаешь, что отвечать<.. .> Бывают серьезные дела, но материал не отражен в архиве. Отвечаешь, что нет такого, а оказывается есть. Мы завели у себя книгу, контролируем кому какой дали материал. <...> [Но] ответственные работники — передают друг другу дело, а потом его трудно найти».
Фейгельман затронула и бытовую сторону работы архива: «У нас есть товарищи, которые не вылезают из архива. Вы не представляете, что значит работать внизу, в архиве, без воздуха! Тов. Бетшиева, сколько раз она поднимается наверх. И неужели этим товарищам нельзя выдать халат и тапочки, нельзя дать стакан молока? Видимо считают — архивариус, значит, выдержит все».
О состоянии архивов КПК говорит и более поздний документ — «Справка о работе технического аппарата Комитета партийного контроля при ЦК КПСС за 1957 г.». В нём содержатся рукописные замечания Шишкина: «Следует еще раз напомнить инструкторам и контролерам КПК о бережном отношении к делам архива (не писать на обложках дела, при чтении дела не вырывать, не изымать из него отдельные бумаги). Добиться приведения в надлежащий вид одной из стен в помещении архива (сырость)»72.
Из этих документов становится понятным, что организация архивного дела в КПК была неидеальной: располагался архив в подвальном помещении, материальное, кадровое обеспечение архива было явно недостаточным; в спецархиве не велось описание документов, в общем архиве только с конца 1940-х гг. стал использоваться журнал регистрации выдачи дел, в целом учет велся плохо; не все материалы апелляций сохранялись в архиве; уничтожалась существенная часть переписки; исполнение поступающих запросов и составление справок были основной работой архивистов КПК.
Архив КПК продолжал существовать обособленно на правах структурного подразделения высшего контрольного органа партии вплоть до 1991 г. В Центральный партийный архив, начиная с 1970-х гг., передавались только отдельные комплексы документов73.
Документы за 1934—1952 гг. были описаны архивистами КПК в 1969—1974 гг. Описи заверены заведующим архивом КПК А. Посалиным и заведующим секретариатом КПК Г. Климовым. Именно с этими описями работают исследователи в читальных залах РГАНИ и РГАСПИ в настоящее время.
Установить, насколько полно сохранились документы КПК помогает предисловие к описи 6 фонда КПК в РГАНИ, из которого следует, что «за XVII созыв сохранилась незначительная часть документов, которые находятся на особом хранении и в данную опись не вошли, судьбу остальных документов установить не удалось»74. Имеются в виду документы за 1934—1939 гг. Их специфика в том, что они отображают период председательства в КПК И.И. Ежова — одну из самых мрачных страниц истории партконтроля.
Утерянными оказались 327 протоколов заседаний Партколлегии КПК, парттроек и партколлегий КПК по республикам, краям и областям, а также факсимильные копии протоколов заседаний Бюро КПК за 1934—1939 гг. В 1965 г. заведующий общим архивом КПК Шишкин объяснил их отсутствие тем обстоятельством, что в 1941 г. они были оставлены в здании КПК во время эвакуации и, по его предположению, уничтожены военизированной охраной75.
Не известна судьба переписки Шкирятова, в частности судьба тех его писем, которые могли бы пролить свет на контакты КПК с НКВД и МГБ СССР. О таких контактах рассказал Н.М. Шверник на пленуме ЦК КПСС в июне 1957 г.: «Шкирятов, работая в Комиссии партийного контроля, угодничал перед Маленковым и Берия. Он механически штамповал все незаконные действия органов КГБ и МВД, которые без всякого основания арестовывали многих коммунистов и об этом сообщали Шкирятову»76.
Характерно, что в фонде Прокуратуры СССР найдены подлинники полученных из КПК писем и копии писем, отправленных на имя Шкирятова77. Однако среди открытых материалов КПК следов этих документов нет. Плохое состояние архива КПК, отсутствие учета документов создавали благоприятные условия для их пропажи и, не исключено, — преднамеренного уничтожения.
Отдельным вопросом является характер проведенной в 1970-е гг. экспертизы. Не была ли она выборочной чисткой? Такое опасение вызвано, во-первых, уничтожением существенной части материалов проверок (оговорено в предисловии к описи 6 фонда 6 РГАНИ), во-вторых, воспоминаниями О.Г. Шатуновской, работавшей в КПК после XX съезда и участвующей в реабилитации репрессированных членов партии. Шатуновская обвиняет заведующего секретариатом КПК Климова в уничтожении некоторых «решающих документов» из архива КПК, связанных с политическими репрессиями78.
История архива КПК после 1991 г. показательна, поскольку отображает все грани российской архивной политики последних двух десятилетий.
В 1991 г. архив КПК вошел в состав Центра хранения современной документации (ныне — РГАНИ) как фонд № 6. В 1994 г. комиссия ЦХСД рассекретила существенную часть документов КПК.
В 1995 г. из ЦХСД в РЦХДНИ (Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории — ныне РГАСПИ) были переданы документы по описям 1 и 2 фонда КПК: «Протоколы КПК при ЦК ВКП (б), февраль 1934 — июнь 1939 г.» и «Протоколы КПК при ЦК ВКП(б), март 1939 — октябрь 1952 г.». Ныне это соответственно описи 4 и 5 фонда № 589 в РГАСПИ. Эта передача до некоторой степени запутала исследователей, поскольку определенные документы по переданным описям были введены и продолжают вводиться в научный оборот под старыми архивными шифрами79.
В 1992—1994 гг. документы КПК микрофильмировались в рамках «Гуверовского проекта»80. Микрофильмирована была даже та часть документов, которая долгое время была недоступна российским исследователям (например, документы по оп. 3, 4, 5 РГАНИ были снова открыты в читальном зале архива только в 2014-2015 гг.).
Вся совокупность документов высшего контрольного органа ВКП(б)/КПСС представлена в Приложении № 1 к настоящему исследованию.
В настоящее время ограничен доступ к большей части документов партийного контроля: условно «открытые» комплексы документов КПК выдаются исследователям с ограничениями, продиктованными соображениями защиты личной тайны; практически не выдаются в читальный зал архива персональные дела членов парии; ряд документов до сих пор не рассекречен, информация о них закрыта даже в архивном научно-справочном аппарате.
В РГАСПИ сохранились 310 подлинников протоколов Бюро КПК за XVII и XVIII созывы (21 февраля 1934 г.—18 сентября 1952 г.). Протоколы состоят из отдельных постановлений по каждому пункту и материалов, на основании которых они были приняты (в основном это записки ответственных контролеров, уполномоченных КПК).
В делах, к сожалению, сохранилось немного стенограмм заседаний и совсем не сохранились исходные варианты протоколов. Кроме того, существовала практика переоформления протокольных записей задней датой, уничтожение первых версий таких записей. Несмотря на всю секретность протокольного делопроизводства, руководство КПК очевидно не хотело, чтобы материалы протоколов отображали ход принятия решений КПК. Поэтому при работе с протоколами КПК необходимо изучать, помимо справочных материалов к протоколам, материалы иных фондообразователей, включая делопроизводственные материалы ЦК ВКП(б), советских и партийных органов.
При изучении протокольного делопроизводства КПК необходимо учитывать сложившееся разделение «предметов ведения» между двумя структурами КПК — Бюро и Партколлегией. Бюро принимало постановления по результатам разбора материалов проверок (как следствие этого разбора принимались решения о наложении партийных взысканий), по организационно-технической стороне работы КПК; Партколлегия же на своих заседаниях рассматривала персональные дела и апелляции. В целом содержание протокольных записей Бюро и Партколлегии КПК отображает актуальный на тот момент вектор внутрипартийной политики, витки репрессивных кампаний тех лет.
Записки, справки уполномоченных и ответственных контролеров КПК прикладывались к постановлениям Бюро и решениям КПК. За счёт своей информационной насыщенности эти документы представляют наибольший интерес для исследователей. Основной задачей уполномоченных был «оперативный контроль за выполнением решений партии и ЦК ВКП(б) местными партийными, хозяйственными и советскими организациями»81. Уполномоченные и их аппараты работали в республиках, краях и областях, но подчинялись напрямую КПК и ЦК ВКП(б). Результаты своих проверок (записки и квартальные отчеты) уполномоченные направляли в Секретариат ЦК ВКП(б) (для информации) и в Бюро КПК. С 1934 по 1947 г. Бюро рассмотрело около 2400 записок, решения ЦК было принято по 315. Все сообщения уполномоченных получали гриф «совершенно секретно» (некоторые попадали в «Особую папку») и проходили через секретную часть КПК. В записках и отчетах уполномоченные сообщали о совершенных членами ВКП(б) нарушениях партийной дисциплины, этики и норм советского законодательства. Сообщения уполномоченных являются уникальным источником изучения разнообразных девиантных практик советской элиты.
От правильной работы с записками уполномоченных КПК во многом зависела эффективность партийного контроля. С 1944 г. записки уполномоченных стали посылаться помимо Бюро КПК еще и в Секретариат ЦК ВКП(б). Сделано это было потому что, по выражению Шкирятова, эти записки «не всегда правильно использовались» Комиссией82. Донельзя загруженный аппарат КПК просто не успевал их обрабатывать и оперативно реагировать на содержащиеся в них сведения. Однако такое «дублирование» осложнило работу КПК. Об этом писал М.Ф. Шкирятов в докладной записке секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову 25 мая 1946 г.:
«Мы старались, прежде всего, справиться в Секретариате ЦК, что предлагается по ним [запискам уполномоченным] сделать, и только после этого с нашей стороны принимались те или иные меры. Одни эти переговоры, несомненно, задерживали своевременное использование записок уполномоченных. Если записки Секретариатом ЦК направлялись в министерства или по некоторым из них принимались решения, то своих решений мы не выносили и записки никуда не направляли, а брали на контроль указания или решения Секретариата ЦК <...>Многие записки Секретариатом ЦК ВКП(б) направлялись в отделы и управления ЦК <...> В этих случаях мы справлялись у заведующих отделами или у их заместителей, инструкторов и ответственных] организаторов, что они намерены делать по этим запискам. И только после их ответа нами по некоторым запискам принимались решения Бюро КПК, которые утверждались ЦК. Но принятые решения по материалам уполномоченных были редкими, а также редко принимались по запискам уполномоченных постановления Секретариата ЦК ВКП(б)»83.
В целом анализ организации делопроизводства, документирования и архивного хранения в КПК не позволяет полностью согласиться с исследователем М.А. Леушиным о высокой достоверности партийного документа: «Отношение к партийному документу в советской действительности <...> было особенно ответственным, что лишний раз свидетельствует о достоверности этих источников. Таким образом, "внешняя" достоверность источников партийного происхождения исключительно высока, и в большинстве случаев можно быть вполне уверенным в том, что показания протокола: такого-то числа состоялось партийное собрание с такой-то повесткой, выступили такие-то и сказали то-то — соответствует тому, что "было на самом деле". Что же касается "внутренней" достоверности партийных документов, достоверности их информации, то проведенное источниковедческое исследование позволяет и в этом случае признать анализируемые источники релевантными. За каждое зафиксированное партийным протоколом слово его автора ожидала ответственность перед партией <...> и это обстоятельство решающим образом повлияло на объективность партийных документов в качестве исторических свидетельств»84.
Как будет показано ниже, и «внешняя» (например, дата протокола), и «внутренняя» содержательная достоверность документов КПК вызывает в некоторых случаях обоснованные сомнения.
Можно отметить несколько определяющих факторов для изучения записок и отчетов уполномоченных КПК как исторических источников, установления достоверности сообщаемых в них сведений:
1. Деятельность КПК носила репрессивную окраску. Уполномоченные в выборе объектов проверки зачастую действовали в рамках «кампанейщины». Они контролировали партийную номенклатуру, руководствуясь не столько законом, сколько «внутрикорпоративными» нормами и интересами.
2. Анализ личных анкет уполномоченных показывает, что не все они обладали даже средним профессиональным образованием. Особенно это нужно учитывать при работе с отчетами о проверке хозяйственного положения учреждений и организаций.
3. Не все уполномоченные ответственно подходили к работе. Многие проводили проверки формально, практически не выезжали в районы, а записки и отчеты составляли, основываясь на материалах других учреждений. Контролеры центрального аппарата КПК постоянно сообщали о недостатках в работе уполномоченных: «недостаточно бывает в районах, не говоря уже о колхозах», «о положении дел узнает, главным образом, из информаций своих контролеров и сводок областных организаций»85 и пр.
4. Взаимоотношения с местными партийными руководителями накладывали отпечаток на содержание сообщений уполномоченных. Осев на местах, уполномоченные КПК были приняты в круг региональной партийной элиты, стали обрастать связями, разрушение которых не всегда входило в их личные интересы. К тому же в материально-бытовом обслуживании (распределители, ателье и т.п.) уполномоченные зависели от соответствующих партийных комитетов. Характерная справка ответственного контролера о работе уполномоченного КПК по Азербайджанской ССР Корчагина (август 1943 г.): «Дело доходит до того, что, перед тем как проверить работу первичных парторганизаций, т. Корчагин согласовывает это с ЦК КП(б) Азербайджана»86. Были и противоположные явления, когда уполномоченные использовали все доступные им рычаги для сведения счетов с парткомами.
По-видимому, устав от подобных конфликтов, от необходимости постоянно перепроверять уполномоченных, КПК в 1947 г. с санкции ЦК приняла решение о ликвидации этого института. Весь объем контрольной работы лег на аппарат ответственных контролеров КПК, которому были свойственны те же ограничения с той лишь разницей, что ответственные контролеры работали из центра, выезжая на места по заданию КПК.
Значение записок и отчетов уполномоченных, справок ответственных контролеров КПК, разумеется, не ограничивается их негативной критикой. В целом, если комплексно анализировать записки, отчеты и справки за определенный период (например, 1945-1946 гг.), то можно выявить репрезентативную картину: такие проблемы как детская беспризорность, тяжелое материальное положение ветеранов, отсутствие жилья, расхищение американских подарков были характерны для многих регионов послевоенного СССР. К тому же ЦК ВКП(б) и КПК были заинтересованы в получении достоверной информации, поскольку без нее нельзя было принимать оперативные и адекватные управленческие решения. На сообщения уполномоченных и контролеров можно смотреть и как на источник изучения механизмов партийного контроля: почему они обращали внимание на те или иные проблемы, как их интерпретировали, как определяли границу дозволенного и недозволенного в поведении партийной номенклатуры.
Дублетные экземпляры записок, справок уполномоченных, ответственных контролеров КПК направлялись в Секретариат, Политбюро ЦК ВКП(б) вместе с проектом постановления Бюро или решения Партколлегии КПК. Они сохранились в материалах архивного фонда ЦК ВКП(б).
При том, что КПК ежегодно получала десятки тысяч писем, в открытых в настоящий момент материалах КПК эти письма представлены в сравнительно незначительном количестве. Письма советских граждан либо цитируются уполномоченными и контролерами в записках, либо приложены к ним в качестве некого «иллюстративного» материала. Именно письма зачастую выступали поводом для проведения проверок. Не все они подписаны, по сути, являясь анонимками. Их критический анализ на предмет достоверности сообщаемых в них фактов заставляет искать мотивы, которыми руководствовались авторы. Спектр таких мотивов простирается от отчаянных попыток найти управу на местную партийную номенклатуру до примитивных доносов, подогретых очередной идеологической кампанией и/или корыстными интересами.
«Начальник краевого управления Сибири КГБ, немолодой член партии, написал лично на себя несколько анонимных писем, — пишет в своих воспоминаниях заместитель председателя КПК И.А. Ягодкин, — в одних письмах он себя возносил до небес как весьма одаренного чекиста, проявившего стойкость и отвагу "в борьбе" с врагами советской власти, за что он заслуживает выдвижения на более высокий пост руководящей работы центральных органов КГБ; в других письмах хаял себя как разложившегося работника, которому не место работать в крае... Создавал вокруг себя ложное мнение, чтобы уехать на работу в Москву»87.
Письма самой КПК, её руководителей сохранились еще в меньшем объеме, чем поступающая корреспонденция. Оригиналы писем КПК можно найти в архивных фондах других партийных и советских органов (в частности, ЦК ВКП(б), Прокуратуры, Верховного Совета СССР).
Таким образом, можно сделать обоснованные предположения о неполной сохранности архивного фонда КПК, исходя из его состояния в конце 1930-х — начале 1950-х гг., а также оговорок в предисловиях к составленным в 1970-е гг. описям и иных свидетельств. При том, что в распоряжении исследователей в настоящее время такой формализованный комплекс документов как протоколы, их изучение требует предельно обстоятельного уяснения обстоятельств их создания. Поэтому ниже мы остановимся более подробно на структуре, полномочиях и организации работы КПК.
40 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 129. Д. 70. Л. 71-73.
41 Там же. Ф. 589. Оп. 4. Д. 96—912; Там же. Оп. 5. Д. 262—1938.
42 Там же. Ф. 17. Оп. 116. Д. 367. Л. 28.
43 Там же. Ф. 586. Оп. 5. Д. 1519.
44 Там же. Д. 63. Л. 201.
45 Там же. Д. 70. Л. 98.
46 ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 4224 (б). Л. 247.
47 Там же. Л. 271.
48 Там же. Л. 1,
49 Каганович Л.М. О задачах партийного контроля... С. 8.
50 РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 9.
51 РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 9.
52 Там же. Л. 4.
53 Там же. Л. 13.
54 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 23. Л. 71.
55 Там же. Д. 97. Л. 13.
56 РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 57. Л. 9.
57 Там же. Д. 1078. Л. 22.
58 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 86. Л. 21 об.
59 Там же. Д. 1П9. Л. 29.
60 Там же. Ф. 17. Оп. З.Д. 1080.
61 Хлопов В.Г., Благодатская В.А. Описание документов бывших партийных контрольных органов // Отечественные архивы. 1999. № 3. С. 75—79.
62 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Д. 45. Л. 156-157.
63 Там же. Д. 15. Л. 171.
64 Там же. Ф. 17. Оп. 121. Д. 638. Л. 52.
65 Пихоя Р. Открытие архивов в России // Источник. 1993. № 0. С. 3.
66 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Д. 54. Л. 189.
67 Там же. Ф. 17. Оп. 129. Д. 70. Л. 70.
68 Там же. Ф. 589. Оп. 4. Д. 58. Л. 8.
69 Там же. Оп. 5. Д. 86. Л. 119.
70 Там же. Д. 122. Л. 27.
71 РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 57. Л. 4-9.
72 Там же. Д. 1078. Л. 35.
73 Путеводитель по фондам и коллекциям документов КПСС (25 октября (7 ноября) 1917 — август 1991 гг.). Вып. 4. М„ 2008. С. 254—255.
74 РГАНИ. Ф. 6. Он. 6 (т. I). Л. 1.
75 РГАСПИ. Ф. 589. Он. 4. Л. 5.
76 Последняя «антипартийная» группа: Стенографический отчет июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС // Исторический архив. 1993. № 6. С. 12.
77 ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 4218,4221,4223.
78 Шатуновская О. Г. Об ушедшем веке. La Jolla (Calif.), 2001. С. 309.
79 Getty Arch. Pragmatists and Puritans: The Rise and Fall of the Party Control Commission. Pittsburgh, 1997; Gregory R. Paul. The Political Economy of Stalinism. Evidence from the Soviet Secret Archives. Cambridge University Press, 2004.
80 Guide to the Archives of the Soviet Communist Party and Soviet State Microfilm Collection, 1903— 1992: Russian State Archive of Contemporary History (RGANI). Stanford, 2009. P. 7.
81 Положение о КПК при ЦК ВКП(б). Л., 1934. С.6
82 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 462. Л. 40.
83 Там же. Д. 462. Л. 40-41.
84 Леушин М.А. Указ. соч. С. 350-351.
85 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 84. Л. 106-108
86 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 49. Л. 5
87 ЦМАМЛС. Ф. 173. Сд. оп. Д. 11. Л. 77-78.
<< Назад Вперёд>>
