2.1. Формы экономической преступности в документах КПК
Если исходить из субъективной стороны экономической преступности, то можно выделить две группы таких преступлений:
1) преступления, совершаемые исключительно по корыстным соображениям, когда основная цель — личное обогащение;
2) преступления, которые были вызваны скорее хозяйственной необходимостью в условиях несовершенной модели плановой экономики.
Разумеется, эта классификация достаточно условна, поскольку на практике хозяйственная необходимость и личный прагматичный расчет переплетались. Тем не менее, определение этих двух групп советской экономической преступности необходимы, поскольку они заставляют исследователя более критично подходить к материалам КПК.
Изучая документы КПК, мы, так или иначе, сталкиваемся с контрольным поводом, в большинстве случаев—это письмо-жалоба. Такое письмо не всегда подписано. Не всегда, но всё же мотив автора может проскальзывать в тексте намёком или оговоркой. Например, жалоба некого Овчинникова на начальника базы:
«Ч<.. .>, как только узнал о моих рапортах, то вызвал в кабинет к себе и сказал, что я в аппарате лишний ненужный человек и в наказание за излишнюю "активность" насильно посадил меня работать статистиком по оперативному учету, хотя я имею законченное высшее агрономическое образование»252.
Авторы жалоб (не исключая и анонимных) рисковали, изобличая своих руководителей. Начальство на местах использовало почти детективные уловки, чтобы отслеживать такие обращения, выявлять и наказывать их составителей. Партийные контролеры в своих записках иногда сообщали об этом:
«Я<...> вместе с начальником цеха Л<...> по штампу почтового отделения установил из какого района поступило письмо, кто из рабочих живет в этом районе, сличили почерк письма с расписками в рабочих ведомостях и установили, что это письмо написано учеником ремесленного училища Николаевым»253.
«Военный прокурор<...>ского военного округа т. А<...> злоупотребляет своим служебным положением<...> дал указание своему помощнику <...>изъять из школы тетрадь дочери З<.. .> [написавшего на него анонимку] и произвести сличение почерков»254.
А вот и пример наказания: «Тов. Г<...> неправильно воспринял эту критику<...> дал указания: отключить водопроводную линию от дома, в котором проживает Уткин, отказать в обслуживании его квартиры электросветом, лишить его премии»255.
Анализ контрольного повода должен предшествовать изучению самих контрольных материалов.
Коррупция (взяточничество) — одно из самых хрестоматийных экономических преступлений. Борьба со взяточничеством в рассматриваемый период характеризовалась непропорциональным наказанием взяткодателей и взяткополучателей. Статья 117 УК РСФСР предусматривала наказание до 2 лет за получение взятки должностным лицом и не менее 2 лет при квалифицированной взятке. Статья 118 УК РСФСР за дачу взятки и посредничество во взяточничестве предусматривала лишение свободы на срок до пяти лет.
В количественном измерении взяткодателей наказывали больше, чем взяткополучателей. Удалось выявить наиболее полные статистические данные за 1951 г. Согласно данным Министерства юстиции СССР, в 1951 г. всего было осуждено 1.320.802 человека (кроме осужденных специальными судами)256. Из них 2.631 за получение и дачу взятки, что составляет примерно 0,19 % от всех осуждённых. Что касается соотношения взяткодателей и взяткополучателей, то согласно справке Следственного управления Прокуратуры СССР в 1951 г. за получение взятки к уголовной ответственности было привлечено (возбуждено уголовных дел) 1.298 человек, а за дачу взятки — 1.863 человека257.
О социальном составе коррупционеров ни в документах Министерства юстиции, ни в документах прокуратур нет развернутой информации. Однако в записке Прокурора РСФСР П.В. Баранова есть данные, что из осужденных за дачу и получение взятки в первом квартале 1951 г. 372 человек — 16,6 % члены ВКП(б)258. Если спроецировать этот процент на годовые показатели по всему СССР, то мы получаем примерно 450 коммунистов — коррупционеров. Говорит ли эта цифра о степени распространенности взяточничества в среде партийной номенклатуры? Скорее о том, что борьба со взяточничеством не затрагивала этот слой, а велась преимущественно среди беспартийных.
На достаточно лояльное отношение к фактам взяточничества со стороны советских судов сетовал заместитель председателя Верховного Суда РСФСР Л.А. Громов на страницах журнала «Социалистическая законность»:
«Суды часто приговаривают виновных к очень кратким срокам лишения свободы, — писал Громов, — так по ст. 117 УК[получение взятки] 18,4 % осужденным назначено лишение свободы от 1 года до 3 лет <...> Нельзя обойти молчанием такие факты, когда суды второй инстанции неправильно ориентируют нижестоящие суды на ослабление репрессии по делам о взяточничестве»259.
В записке от 3 февраля 1947 г. советника юстиции 1 класса К. Мокичева заместителю Министра юстиции СССР А.Т. Рубичеву (гриф «секретно») отмечается, что «в значительном количестве случаев суды по делам о взяточничестве выносят необоснованные оправдательные приговоры либо без достаточных оснований дела прекращают производством»260.
Далеко не все дела о взяточничестве вообще доходили до суда. В выпущенном 15 июля 1946 г. под грифом «секретно» совместном приказе Министерства юстиции СССР, МВД СССР и Прокуратуры СССР № 036/0210/126с «Об усилении борьбы со взяточничеством» признавалось, что «борьба с этим злом ведется крайне слабо. Количество лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за получение и дачу взяток, несмотря на распространенность этого преступления, незначительно <...> Органы милиции и прокуратуры не принимают должных мер к разоблачению взяточников, не всегда реагируют на жалобы и заявления граждан, указывающих на факты взяточничества, плохо расследуют дела этой категории»261.
Документы КПК, в свою очередь, свидетельствуют о том же: по многим коррупционным делам даже не возбуждалось уголовное производство.
Показательная одна из многочисленных апелляций, рассмотренных Партколлегией КПК, — апелляция исключенной из партии за взяточничество прокурора одного из районов Черниговской области УССР Елены В<...>. 13 июня 1949 г. помощник члена Партколлегии КПК Лагут направил в Партколлегию записку по её делу:
«В<...>Елена Родионовна, г.р. 1902, член ВКП(б) с 1920 г. <...> русская, рабочая, образование среднее, во время привлечения к партийной ответственности работала прокурором <...> района, Черниговской обл., в момент подачи апелляции работает официанткой столовой <...> в г. Шуя Ивановской области.6.II.1948 г.<...> райком КП(б) Украины и 10.I.1949 г. Черниговский обком КП(б) Украины объявили строгий выговор с предупреждением за злоупотребление служебным положением, нарушение революционной законности, получение взяток от уголовных преступников. 11.IV. 1949 г. ЦК КП(б) Украины во изменение решения Черниговского обкома КП(б)Украины исключил В<...> Е.Р. из членов ВКП(б) за то, что будучи райпрокурором, брала взятки и недостойно вела себя. Апеллирует. Дело поступило 12.V.1949 г.»
Далее суть ее преступления:
«Брала взятки деньгами и продуктами питания от родственников подследственных лиц. обещая им "чем ни будь помочь". Например, в октябре 1946 г. был арестован Б<...> по обвинения в хищении<...> После этого жена Б<...> обратилась с просьбой к В<...> освободить Б<...> из-под ареста под подписку о невыезде<...> в разное время передала В<...> 500 рублей деньгами, кусок сала и колбасы около 900 грамм <...> Мать арестованной Б<...> за три раза посещения квартиры В<...> передала два куска свиного сала, 400 грамм сливочного масла, 45 штук яиц, утку и курицу, сыру 500 грамм, белого маркизета 2,5 метра, шелковую косынку и несколько литров молока<...>Зарплату В<...> получала 950 рублей в месяц, в то же время в течение восьми месяцев в 1946 г. отправила телеграфными переводами своей дочери 3650 рублей»262.
КПК подтвердила решение ЦК КП(б) Украины об исключении бывшего прокурора из партии. Мы видим, что вначале прокурор за совершение уголовного преступления даже не лишилась партбилета, ей объявили выговор по партийной линии. Затем в дело вмешался ЦК КП(б)У. Однако судебно-следственным органам материалы так и не передали, прокурор не была привлечена к уголовной ответственности.
Формами взяточничества были премирования и иные виды материальной поддержки предприятиями работников главков, руководителей партийных и советских органов на местах. «Особенный ущерб самостоятельности и независимости партийных органов нанесла распространившаяся практика премирования хозяйственными организациями руководящих партийных и советских работников»263, — так об этой практике осторожно, не вдаваясь в детали, сообщала «передовая» статья «Партийной жизни» (1946 г.). При том, что такое премирование уже как одиннадцать лет на тот момент было запрещено нормативно. Постановление ЦИК и СНК СССР от 17 июня 1935 г. разрешало премирование руководящих работников ведомств, учреждений, хозяйственных организаций и предприятий исключительно распоряжением руководителя народного комиссариата (ведомства)264.
В документах КПК можно найти сведения о подобном запрещенном премировании. Например, один из руководящих работников Министерства пищевой промышленности СССР «неоднократно получал государственные деньги под видом премий в подведомственных министерству организациях»265. В частности, 7 февраля 1949 г. он получил по спискам работников «Главсоли» 5.000 рублей за выполнение и перевыполнение плана производства соли.
В ходе расследования «фактов преступного разбазаривания государственных средств, промышленных и продовольственных товаров на строительстве Алма-Атинской ГЭС» КПК выявила порочную практику подкупа местных партийносоветских номенклатурных работников: для них устраивались вечера, им выдавали продукты, одежду, некоторым даже систематически выплачивали заработную плату, фиктивно оформляя в политчасть стройки. Всё это делалось для того, чтобы незамеченными оставались хищения во время строительства266.
Получая премии за перевыполнение производственной программы, руководители некоторых предприятий считали нужным отблагодарить работников ведомств и руководство на местах. Управляющий одного из трестов Наркомата вооружения, получив переходящее Красное Знамя строек Наркомата и премию, за счет премиальных денежных средств подарил 16 охотничьих ружей ряду должностных работников обкома и облуправления НКВД.
Руководителям главков направлялись продовольственные посылки. «К<...>[начальник управления] установил недостойные коммуниста нравы подхалимства и задабривания некоторых работников вышестоящих организаций, — писал ответственный контролер КПК А.М. Колесников в своей записке 12 апреля 1948 г., — самолетом отправил в Москву из подсобного хозяйства <.. ,>управления работникам Главтекстильстроя бесплатно 207 кг. копченой рыбы»267.
Судя по документам КПК, достаточно распространенным явлением было снабжение руководящих работников за счет ОРСов предприятий. «На подарки руководящим работникам [города Н. Тагил] "Уралмашстрой" выдано нормируемых продуктов: мясо-рыбы — 2 тн., жиров — 400 кгр., кур — 260 тн., сахара — 65 кгр, муки и крупы — 2,5 тн., на эти цели незаконно израсходовано 40.000 талонов второго горячего питания, предназначенных для стахановцев и ударников», — сообщал ответственный контролер КПК И.В. Бышов в своей записке в КПК 10 августа 1944 г.268 В других случаях это были отрезы материи, готовая одежда, обувь и т.п.
«В ряде мест большое распространение получило устройство банкетов<...>В Семипалатинске, например, областные организации по любому поводу устраивают банкеты. Приезд национального театра, приезд заместителя Наркомвода, приезд краевых работников и т.п. обязательно сопровождается банкетом. За 4 месяца на эти банкеты ушло около 10 тыс. рублей государственных средств», — отмечается в журнале «Партийное строительство» (1934 г.) в статье с характерным заголовком «Борьба с излишествами — боевая задача парторганизаций»269. Но банкеты были не просто излишествами, а замаскированной формой расхищения продуктов и взяточничества, поскольку зачастую пышными вечерами руководство предприятия пыталось расположить к себе партийных руководящих работников.
Постановление СНК СССР № 11 от 2 января 1945 г. запрещало предприятиям, учреждениям и организациям проводить банкеты за счет государственных средств270. Банкеты, однако, продолжали устраиваться. Только средства на них искусственно проводились по иным статьям расходов. В 1946 г. уполномоченный КПК по Архангельской области Клейменов сообщал в КПК: «На целлюлозно-бумажном комбинате в 1945 и 1946 гг. было устроено 18 вечеров, на что израсходовано более 125 тыс. руб. государственных средств, из них на водку 78,3 тыс. руб. На этих вечерах принимали участие не только работники комбината, но и отдельные руководящие работники горкома и обкома партии». Где же взяли продукты? «Для устройства вечеров и угощений руководители комбината брали продукты из ОРСа, которые списывались за счет сокращения второго горячего блюда рабочим»271. То же и на другом заводе: незаконно отпущенная на банкет 41 тысяча рублей была списана «за счет премиальных средств, предназначенных на улучшение культурно-бытовых условий рабочих завода» (директору в КПК объявили строгий выговор). На третьем заводе для оплаты банкета руководящие работники сами себе выписали премии — банкет устраивался по случаю назначения директора завода заместителем министра272. КПК относилась к виновным по «банкетным» делам достаточно терпимо. Никто из фигурантов выявленных 11 «банкетных» дел не был исключен из партии.
Подобное замаскированное взяточничество тесно переплетено с практикой самопремирования и самоснабжения, когда руководящие работники сами себе выписывали премии, получали продукты, товары, строительные материалы, рабочую силу или бесплатно, или за небольшую плату на подведомственном, подконтрольном предприятии, совхозе, колхозе.
За ответственными работниками центральных ведомств были закреплены щедрые лимиты по питанию, но некоторые ухитрялись и их перерасходовать. В 1948 г. КПК выявила в Министерстве технических культур СССР «расход продуктов сверх норм» одним из заместителей министра. На допросе управляющий делами Министерства рассказал контролерам:
«В Министерстве имеется спецбуфет, где питаются руководящие работники <...> Для первой группы (руководство) в количестве 7 человек утверждено 38 руб. 49 коп. человекодень, в эту норму укладываются все. Одному Н <...> не хватает. Помимо того, что он ежедневно три раза в день заказывает себе по своему выбору горячие блюда, которые обходятся в среднем 50-60 руб., он еще требует, чтобы ему давали на дом посылки, которые стоят каждая не меньше 60-70 руб.»273.
КПК достаточно часто сталкивалась с практикой изъятия продуктов и товаров из открытой торговой сети, создания незаконных распределителей, спецбуфетов, домов отдыха и т.п. В частности, серьезные нарушения были выявлены в Верховном Совете РСФСР: отчеты об исполнении сметы на его содержание систематически фальсифицировались. Делалось это с целью сокрытия перерасходов на выдачу пособий, питания и курортных путевок274.
На местах особенно во время и после Великой Отечественной войны крайне распространенными были случаи изъятия руководящими работниками продуктов из колхозов. «Мало того, что скот падает, так еще хуже его взялись растаскивать... Люди терпят страшные голода из года в год, а они все равно на глазах у колхозников увозят из амбаров последний хлеб», — писала в КПК 17 февраля 1945 г. работница исполкома Зеленовского райсовета Западно-Казахстанской области275.
Примечательна записка уполномоченного КПК по Татарской АССР Д.Я. Прохорова «О фактах самоснабжения и нарушения Устава сельскохозяйственной артели руководителями Кайбицкого р-на Татарской АССР и разбора в связи с этим жалоб колхозников» (17 января 1945 г., гриф «строго секретно»). Как выявил уполномоченный, из колхоза «Путь к Свету» в 1944 г. без разрешения общего собрания колхозников, было взято райорганизациями 43 центнера зерна, из них райкомом ВКП(б) — 9 центнеров, райисполкомом — 12 центнеров, райотделением НКГБ — 4,5 центнера.
Руководящие работники не только примитивно забирали из колхозов продукты, лошадей, но и установили фактически оброк: «Районные организации незаконно организуют в колхозах по договорам "подсобные хозяйства". По этим договорам колхоз обрабатывает землю, дает семена, высевает их, убирает урожай и, вернув семена, остальное отдает "хозяину" (той или иной райорганизации)<...>Райпрокурор Ф<...> не имел семян и ничего не делал, а после уборки из колхоза вывез 13 центнеров овса. Колхозные посевы начали делить на корню по организациям с осени»276. Жалобщиков на действия райактива арестовали и судили за контрреволюцию и проведение антисоветской агитации.
Проблема растаскивания активом продуктов, скота поднималась и госконтролем. Министр государственного контроля СССР Л.З. Мехлис направил 16 августа 1946 г. обстоятельную докладную записку «О фактах грубого нарушения Устава сельскохозяйственной артели» в Совет Министров СССР:
«Ревизия показала, что за последние годы широкое распространение получили факты грубого нарушения колхозной демократии, разбазаривания и расхищения общественной собственности колхозов. В отдельных районах эта антигосударственная практика получила настолько широкое распространение, что представляет угрозу дальнейшему развитию общественного хозяйства колхозов и подрывает заинтересованность в нем колхозников. Такое положение явилось следствием, главным образом, того, что руководители местных органов власти, вместо повседневного воспитания колхозов и колхозников в духе строгого соблюдения Устава с/х артели, нередко сами являются инициаторами грубых извращений политики Партии и Правительства в области колхозного строительства. Отдельные руководители партийных, советских и земельных органов бесцеремонно распоряжаются колхозной собственностью, незаконно изымают у колхозов скот, продукцию и денежные средствам..> В отдельных случаях скот из колхозов изымался насильственным путем<...> Общественный скот колхозов районные организации растаскивают для различных целей и по любому поводу<.. .> За 3 месяца 1946 г. только в 7 проверенных колхозов изъято 14 поросят для облуправления Министерства госбезопасности, 4 барана для Сахновщанского горпо, 4 поросенка для работников райкома КП(б)У, поросенок для начальника паспортного стола, баран для райотделения Министерства внутренних дел»277.
Далее в записке Мехлиса приводятся показания председателя Колхоза им. Максима Горького Михневского р-на Московской обл. Шлыкова:
«Отпуск продукции я произвожу на строну потому, что районные организации просят, требуют, присылают записки. Если я не выполню предписание Райисполкома и Райзо об отпуске той или иной продукции на сторону, то пришлют вторую бумагу и обзовут меня твердолобым. Бывает и так, что вызывают в кабинет, где согласишься все, что требуют, выдать»278.
Обнищание колхозников, голод, возросшая денежная и натуральная задолженность перед колхозниками по трудодням, рост дебиторской задолженности перед колхозами со стороны других организаций279 — все эти негативные явления признавались даже на официальном публичном уровне. 19 сентября 1946 г. было принято Постановление СМ СССР и ЦК ВКП(б) «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах». Постановление констатировало «факты растаскивания колхозной собственности со стороны районных и других партийно-советских работников» и запретило «под страхом уголовной ответственности районным и другим организациям и работникам требовать с колхозов хлеб, продукты, деньги на нужды различного рода организаций и для проведения съездов, совещаний, празднований, финансирования районных строительств»280.
Незаконное получение премий, надбавок, иных выплат, незаконное совместительство, получение гонораров по завышенным ставкам становились объектами партийного расследования. Постановление СНК СССР № 936 от 25 мая 1936 г. «О порядке расходования средств на бытовые нужды работников народных комиссариатов и других центральных учреждений Союза ССР» было призвано ограничить бесконтрольное увеличение социальных благ и выплат, которые получали советские чиновники помимо основного оклада. Постановление допускало расходование средств лишь на строго определенные надобности, в пределах установленных лимитов и «под личную ответственность народного комиссара или руководителя центрального учреждения». Запрещались в наркоматах и центральных учреждениях какие бы то ни было особые «секретные» и «операционные» фонды281.
Эти нормативные ограничения сложились под влиянием практики, когда премиальные выплаты некоторым советским служащим в разы превышали их оклады. В последующие годы КПК пыталась пресекать нарушения данного нормативного акта. Так, устное порицание было вынесено Министру цветной металлургии СССР за то, что его заместители в качестве лечебных пособий получали по 5 окладов282.
Распространенной формой обогащения высокопоставленных номенклатурных работников была выплата гонораров по повышенным ставкам за публикации в периодических изданиях и сборниках. Многотысячные гонорары выплачивались лишь за формальное редактирование или за перепечатку официальных документов.
Особенно часто такая практика встречалось в ведомственных изданиях (Машстройиздат, издательство Местной промышленности РСФСР, Бюро технической информации Министерства промышленности стройматериалов РСФСР).
Гонорары были и формой коррупции. Как рассказал в КПК редактор одной региональной газеты, секретарь обкома «откровенно намекал, что ему нужно подработать в редакции», выражал недовольство, когда его статьи оплачивались по обычной, а не по повышенной ставке. Проверкой КПК было установлено, что из 42.305 руб. гонорара, выплаченного секретарю обкома, 19.555 руб. получены им незаконно283.
Противоправная практика была выявлена даже в ведущем издании ВКП(б) — журнале «Партийная жизнь». За 1950-1951 гг. редакцией журнала было помещено в разных номерах несколько статей, написанных одним из секретарей Азербайджанской ССР, за которые ему заплатили 29 тыс. руб., превысив на несколько тысяч установленные гонорарные лимиты.
Случаи нецелевого расходования средств государственного и партийного бюджетов, растраты достаточно часто разбирались в КПК. Во время и после Великой Отечественной войны распространены были нецелевые расходы, а по сути — хищения средств, выделяемых на помощь демобилизованным, инвалидам, беженцам и сиротам. В 1944 г. из фонда, предназначенного для оказания помощи семьям военнослужащих, незаконно выделялись деньги для оборотных средств подсобному хозяйству Кизеловского горисполкома Молотовской области. Причем делалось это под видом перечислений денег для покупки коров, молоком от которых должны были питаться больные дети семей военнослужащих (растрачено 50 тыс. рублей)284. В том же 1944 г. из средств поступивших на подарки бойцам Красной Армии 46,4 тыс. рублей было израсходовано на приобретение курортных путевок и на премии работникам Новосибирского горкома ВКП(б)285. В 1948-1949 гг. по бюджету отдела здравоохранения Константиновского райисполкома Московской области было ассигновано 6 тыс. рублей для оказания зубопротезной помощи инвалидам Отечественной войны, но эти деньги были выданы на лечебные нужды ряду ответственных работников района286 и т.п.
Показательно Постановление Бюро КПК от 15 апреля 1952 г. «О неправильном расходовании Сталинградским обкомом и горкомом ВКП(б) денежных средств, поступивших в фонд добровольных отчислений трудящихся в период Отечественной войны». Во время войны в Сталинграде были созданы Сталинградский областной комитет помощи раненным бойцам и эвакуированным детям, а также Городская шефская комиссия при горкоме ВКП(б), проводившая сбор средств на отправку подарков воинам Советской армии, оказание помощи госпиталям и детским домам. После окончания войны, согласно распоряжению Правительства СССР, Наркомфин и правление Госбанка СССР дали указание финансовым органам остатки денежных средств от добровольных отчислений перечислить в госбюджет. Однако, как установила КПК, Сталинградская контора Госбанка это распоряжение не выполнила. Обком партии часть средств передал отделам соцобеспечения и народного образования на оказание помощи госпиталям и детским домам, но 230 тыс. рублей незаконно были израсходованы на другие цели, в том числе 180 тыс. рублей на оборудование санатория облисполкома, 50 тыс. рублей на организацию смотра детской художественной самодеятельности и празднование 30-летия ВЛКСМ. Сталинградский горком ВКП(б) более 200 тыс. рублей израсходовал также не по назначению: на приобретение путевок на курорт для футбольной команды, проведение юбилея местного театра и совещания рационализаторов, на премирование участников художественной самодеятельности и устройство банкетов. Секретарь Сталинградского обкома ВКП(б), возглавлявший областной комитет помощи раненым бойцам и эвакуированным детям, был снят со своей должности и получил в КПК строгий выговор с предупреждением и занесением в учетную карточку.
Выговоры также получили заведующий отделом пропаганды и агитации обкома, секретарь Сталинградского горкома287.
Большинство случаев нецелевого расходования государственных и партийных средств имели выраженную корыстную составляющую: распространенной была схема, когда средства, выделяемые на строительство или ремонт административных зданий, фактически тратились на строительство домов отдыха288, дач289, ремонт служебных квартир290. Наказания по таким делам были достаточно безобидными для их фигурантов. Руководители Мособлисполкома в течение ряда лет (1945-1948 гг.), получая средства из областного бюджета, предназначенные на мероприятия по борьбе с туберкулезом, незаконно расходовали их на свой дом отдыха. Как удалось установить КПК, «для того, чтобы скрыть факт незаконного расходования государственных средств не по назначению, этот дом отдыха решением Мособлисполкома<.. .> был назван санаторием специального назначения»291. Как показала проверка, в отчетных данных все расходы оформлялись как затраченные на содержание и лечение туберкулезных больных. Всего, таким образом, было «незаконно израсходовано» (по сути — украдено) свыше 2 млн. руб.292 Фигуранты этого дела получили в КПК выговоры с занесением в учётную карточку и не были привлечены к уголовной ответственности.
Сравнительно мягко наказывались КПК случаи нецелевого расходования средств фонда директора предприятия и фонда социалистического соревнования. Постановлением СНК СССР от 4.12.1942 г. № 1931 (затем Постановлением Совета Министров СССР № 2057 от 13.09.1946 г.) устанавливался порядок премирования предприятий — победителей во Всесоюзном социалистическом соревновании. Премии присуждались ВЦСПС и наркоматом после проверки с участием Госплана СССР выполнения плана предприятиями по месячным итогам работы. Размер премий определялся в зависимости от группы министерства и числа работников. Например, для предприятий министерств авиационной промышленности, транспортного машиностроения, вооружения, среднего машиностроения, станкостроения, химической промышленности, электропромышленности премии за 1-е место устанавливались в диапазоне от 20 тыс. рублей (для предприятия с числом работников до 250 человек) до 70 миллионов рублей (для предприятия с числом работников свыше 30 тыс. человек). Среднее предприятие по этим отраслям с количеством работников от 2 тыс. до 3 тыс. человек получало за 1-е место 200 тыс. рублей. Объем выделяемых средств на премии был внушителен: например, в 1945 г. всего было выплачено 1,027 миллиарда рублей.
Полученные премиальные средства можно было тратить только определенным образом. Так, из сумм, направленных на индивидуальное премирование, не менее 50% должно было уходить на премии рабочим. Средства, выделяемые из фондов премирования на улучшение культурно-бытового обслуживания и жилищные нужды, нельзя было использовать «на какие-либо другие цели, кроме жилищного и бытового строительства, приобретение инвентаря для детских садов, детских яслей, пионерлагерей и рабочих общежитий, а также оборудования и ремонта клубов, красных уголков, рабочих столовых, приобретение культинвентаря для общежитий и литературы для заводских библиотек»293.
Однако премии зачастую распределялись с нарушением требований. 29 октября 1942 г. Н.М. Шверник (в то время председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР) в записке В.М. Молотову сообщал о фактах неверной траты премиальных средств: «При проверке выдачи премий на ряде предприятий выяснилось, что большая часть средств, отпускаемых на индивидуальное премирование, расходуется на премирование инженерно-технических работников и работников заводоуправления и меньшая часть — на премирование рабочих»294.
Госконтроль во время проверок выявлял, что на большинстве предприятий средства, выделяемые из фонда премирования на улучшение культурно-бытового обслуживания и на жилищные нужды, как правило, использовались не по прямому назначению: на устройство вечеров, посещение театров и т.п.
КПК расследовала аналогичные случаи. За счёт фонда соцсоревнования оплачивали банкеты, покупали сервизы, мебель, картины. Так, только на одном предприятии было израсходовано на приобретение ковров 105.709 руб. Ковры забрали к себе на квартиры руководящие работники завода295. На одном из заводов Министерства вооружения СССР на «премирование рабочих в 1948 г. расходовалось только 37 % выделенных средств, вместо полагающихся 50%»296. На одном из крупнейших вагоностроительных заводов за 11 месяцев 1948 г. из полученных премиальных средств в размере 1 миллиона 216 тыс. руб. рабочим было выдано меньше на 172 тыс. руб., чем инженерно-техническим работникам и служащим. «Как правило, — писала в записке помощник члена Партколлегии КПК О. Борисова, — рабочие получали премии в размере 12-30 рублей, а руководящий состав от 2 тысяч рублей и более»297.
Та же ситуация обстояла с расходованием средств фондов директоров промышленных предприятий. Постановлением Совета Министров СССР от 5 декабря 1945 г. № 2607 учреждался фонд директора298. Источником фонда была прибыль предприятия или экономия от снижения себестоимости продукции. В зависимости от отрасли в фонд при перевыполнении программы отчислялись от 25 до 50 % суммы сверхплановой прибыли или экономии; при выполнении программы в пределах запланированных показателей в фонд также делались отчисления, но в меньшем проценте. Министр финансов СССР А.Г. Зверев оценивал фонд директора как эффективный инструмент стимулирования производства299.
В соответствии с Постановлением директор имел право расходовать средства фонда лишь на строго определенные цели, а именно:
1) расширение производства, строительство и ремонт жилищного фонда предприятий сверх планов капитальных вложений (нс менее 50%);
2) улучшение культурно-бытового обслуживания работников предприятия, премирование работников, приобретение путёвок в дома отдыха и санатории, оказание единовременной материальной помощи рабочим.
Институт фонда директора должен был стимулировать производство через материальную заинтересованность руководителей и рабочих в перевыполнении программы, а за счет средств фонда — улучшать инфраструктуру, условия труда на предприятии.
Средства директорского фонда не всегда тратились по назначению. Обратимся к постановлению Бюро КПК от 9 января 1951 г. (Пр. 177 и. 1с.) «О неправильном поведении бывшего директора Т<...> текстильного комбината Министерства легкой промышленности СССР т. А<.. .>»:
«За последние три года, — писал ответственный контролер КПК К.П. Вахтин, — в фонд директора было начислено 10.200 тыс. рублей. Согласно положению, из них на расширение производства, на строительство и ремонт жилого фонда следовало израсходовать 4.629 тыс. рублей, на самом же деле на эти цели израсходовано только 2.503 тыс. рублей, а остальные 2.126 тыс. рублей т. А<...> незаконно были израсходованы на покрытие расходов подсобного хозяйства, приобретение мягкой мебели, чайных и столовых сервизов и на другие хозяйственные цели<.. .>В то время, когда в общежитиях рабочих отсутствуют элементарные бытовые условия, отсутствуют чайники, бачки для питьевой воды, нет кладовых для хранения личных вещей, тумбочек, шкафов, табуреток, столов, постельных принадлежностей, т. А<.. .> не принял мер к устранению этих недостатков и средства из директорского фонда направил на покупку дорогостоящей мебели, чайных и столовых сервизов, для оборудования кабинетов и квартир руководящих работников, незаконно истратив на это 267 тыс. рублей, а на оборудование общежитий затрачено только 75 тыс. рублей. Согласно постановлению Совета Министров ССР, материальная помощь из директорского фонда должна выдаваться только рабочим. А<...> вопреки этому постановлению, в порядке единовременной помощи за три последних года незаконно выдал из директорского фонда 493 тыс. руководящим работникам комбината и инженерно-техническим работникам<...> т. А<...> сам получил из директорского фонда в виде единовременной помощи 16.650 рублей. В то же время рабочим выдано из этого фонда 360 тыс. рублей»300.
Таким образом, согласно выводам КПК, только по одному предприятию размер нецелевых трат составил более 2 миллионов рублей. Наказание было опять же достаточно мягким. Бывшему директору (на момент вынесения постановления он был одним из заместителей Министра легкой промышленности СССР) указали на допущенные им ошибки.
Фонд КПК содержит большой комплекс документов о злоупотреблениях во время проведения денежной реформы в декабре 1947 г.301 Изучение этих материалов позволяет определить четыре наиболее типичные схемы таких злоупотреблений:
1) конвертация наличных денежных средств в товары, в том числе путем изъятия и сокрытия товаров из торговой сети: вносились задним числом «старые» личные денежные средства, сокрытые товары продавались на «новые» деньги, «новые» деньги присваивались;
2) оплата налогов, сборов, займов, иных финансовых обязательств старыми денежными знаками;
3) оформлении банковских вкладов задними числами: учитывая установленное ограничение по вкладам в 3 тыс. рублей для переоценки 1 к 1, вклады разбивались, оформлялись на родственников и подставных лиц;
4) текущие и расчетные счета организаций использовались для укрытия денежных сумм отдельных лиц, которым затем незаконно производился с этих счетов возврат денег новыми деньгами по соотношению 1 к 1.
Денежная реформа 1947 г. в целом достаточно обстоятельно исследована историками и экономистами302. Источниковая база этой темы представлена документами архивных фондов органов Прокуратуры, МВД, МГК, Министерства финансов СССР. Некоторые из них опубликованы.
Министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов докладывал И.В. Сталину накануне реформы 30 ноября 1947 г. в записке (гриф «секретно»), что под влиянием слухов о предстоящей реформе советские граждане бросились скупать товары303. Реформу не удалось сохранить в тайне. Министр финансов СССР А.Г. Зверев писал в своих воспоминаниях: «Документы о реформе, разработанные заранее, своевременно разослали на места, до районных центров включительно, в адреса учреждений органов государственной безопасности специальными пакетами с надписью: "Вскрыть только по получении особого указания". В одном из документов, лежавших в пакете, говорилось: "Немедленно доставить первому секретарю областного комитета партии". У отдельных местных сотрудников любопытство перетянуло служебный долг. Пакеты были вскрыты раньше времени»304.
Ответственные работники разглашали государственную тайну родственникам и знакомым. Впрочем, даже после обнародования условий реформы 14 декабря 1947 г. для многих не всё еще было потеряно. «Правление Государственного банка, зная о приеме денег через вечерние кассы, после объявления по радио о денежной реформе, мер по прекращению этих операций не приняло», — писал главный контролёр МГК СССР по Госбанку К. Данилов в секретной служебной записке305. Некоторые отделения банка работали всю ночь до 3-5 утра 15 декабря. Вклады оформлялись задними числами. Объем полученных 14 декабря вкладов значительно превышал дневные нормы.
Материалы КПК содержат данные о злоупотреблениях работников партийных организаций, высших органов государственной власти, судов, прокуратур, органов государственной безопасности. «В целях сохранения личных средств от переоценки, — писал ответственный контролёр КПК А.И. Кузнецов, — после опубликования постановления о реформе, руководящие работники аппарата Верховного Совета РСФСР получили со склада и из столовой в большом количестве продукты, промышленные товары и внесли числившуюся за ними задолженность <...> проявили себя обывателями, которым личные интересы оказались дороже интересов государства»306.
В архивном фонде КПК сохранилась записка заведующего отделом партийной информации Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б) И. Позднякова от 30 марта 1948 г., которая даёт представление о масштабах декабрьских злоупотреблений. Только «по далеко неполным данным, — писал Поздняков, — в 40 областях, краях и республиках нарушили Закон о проведении денежной реформы 145 секретарей райкомов и горкомов партии; по 30 областям, краям и республикам — 50 председателей райисполкомов и горисполкомов и 65 начальников городских и районных отделов МГБ и МВД. По сообщению с мест в настоящее время уже привлечено к судебной ответственности за нарушение Закона о денежной реформе в 26 областях, краях и республиках свыше 2 тысяч человек. В 19 областях, краях и республиках незаконно внесено денег в сберегательные кассы и госбанки свыше 40 млн. рублей»307.
Но эти цифры, по-видимому, имеют лишь предварительный характер. Министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов в своей записке (май 1948, гриф «совершенно секретно») докладывал И.В. Сталину:
«За время с 16 декабря 1947 г. по 1 мая 1948 г. органами МВД было выявлено<.. .> незаконных вкладов в сберегательные кассы и отделения Госбанка на 101.504 500 рублей. Об этих преступлениях возбуждено 9.975 дел, по которым привлечено к ответственности 19.551 человек. В числе привлеченных 4.401 членов и кандидатов в члены ВКП(б)»308.
Таким образом, среди осужденных по «декабрьскому» делу доля коммунистов и кандидатов в члены ВКП(б) составляла 22,5 %. При этом, надо полагать, в действительности этот процент был выше, поскольку далеко не все случаи, в которых фигурировали номенклатурные работники, доходили до суда. Согласно документам КПК, большинство таких дел заканчивалось партийными взысканиями без передачи материалов следственным органам. К уголовной же ответственности привлекали исполнителей —банковских служащих.
Показательно дело о злоупотреблениях, допущенных во время денежной реформы, руководящими работниками одного из крупнейших городов Урала. Заведующая сберкассой Ш. по указанию управляющего областной конторой Госбанка К. 15 декабря 1947 г. приняла деньги от председателя горисполкома Ж. и других руководящих работников города, оформив вклады задним числом. Ж. и К. постановлением Бюро КПК от 21 апреля 1948 г. получили строгий выговор с занесением в учетную карточку, а заведующая сберкассой была исключена из партии и осуждена к 10 годам лишения свободы309. Хотя она действовала по указанию своего руководителя.
Далеко не все противозаконные практики, которые выявлялись КПК, были продиктованы исключительно корыстными соображениями. Среди экономических девиаций, разбираемых на заседаниях КПК, самая большую группу составляют преступления на производстве, связанные с повседневной операционной деятельностью. Цель таких правонарушений заключалась не столько в примитивном обогащении (хотя корыстность как один из мотивов полностью исключать нельзя), сколько в производственно-хозяйственном выживании.
Необходимо оговорить, что, безусловно, не все привлеченные КПК к ответственности руководители-хозяйственники были жертвами обстоятельств. Были и бесхозяйственность, и сомнительные операции. Например, злоупотребления, нарушавшие постановлению СНК СССР от 13 сентября 1936 года о внелимитных капиталовложениях. Право организации производить с расчетных счетов в государственном банке внелимитные капиталовложения огранивалось объектами, полная сметная стоимость которых не превышала 100 тыс. руб. в год. Чтобы обойти данное нормативное требование, большая стройка искусственно дробилась на небольшие объекты, стоимость которых не превышала обозначенной суммы310.
Завуалированной формой хищения были фиктивные договоры со сторонними организациями и лицами на выполнение заказов и проектных работ. Пример такой схемы: «Начальник К<.. .> филиала “Мособлхудожник” Л<.. .> в 1948 г. принял заказ на 74 тыс. рублей по изготовлению модели крыла самолета от Военно-воздушной академии им. Жуковского. Модель эту, как установлено, выполняли работники академии из своих материалов и в своих помещениях, а деньги, переведенные академией на текущий счет К<...> филиала, Л<...> выплачивал в виде зарплаты тем же сотрудникам [академии]»311. Как можно предположить, Л. получил определенный % с полученной филиалом суммы.
Однако такие случаи в практике КПК встречались не так часто. Подавляющее большинство хозяйственных злоупотреблений носили системный повседневный и неоднозначный характер.
Зачастую именно нереальность и неподъемность производственной программы заставляло руководителей предприятий заниматься приписками к государственной отчетности по выполнению производственного плана. Рассматривались ли приписки как уголовное преступление? В статье, опубликованной в журнале прокуратуры СССР «Социалистическая законность», приписки к государственной отчетности трактовались как хищения312, поскольку были связаны с расхищением материалов и продукции, либо с незаконным получением премий. Однако на практике органы прокуратуры вариативно решали вопрос о квалификации.
Протоколы Бюро КПК содержат данные о формах и способах приписок, доходивших в некоторых случаях до 70 %. Приписывалось количество выпущенной продукции в натуре. Систематически выписывались фиктивные накладные на якобы готовую продукцию, а чтобы скрыть недостаток на склад направлялись бракованные изделия313. На одном из заводов Министерства машиностроения и приборостроения СССР составили фиктивные акты о списании на военные потери машин и деталей на сумму свыше 9,9 млн. рублей, впоследствии же детали и машины показывались в отчетности как вновь изготовленные314. Директор этого завода постановлением Бюро КПК от 24 ноября 1949 г. был исключен из партии, собранные на него материалы переданы в Прокуратуру СССР.
Другой формой приписок было включение в валовой выпуск продукции необработанного сырья. Директор одного из заводов Министерства промышленности средств связи СССР допустил искусственное завышение выполнения плана заводом за счет увеличения незавершенного производства. Как сообщала в марте 1951 г. ответственный контролер Петрова, по указанию директора «цехом № 5 29 июня 1949 г. было получено по дополнительному лимиту со склада завода 6000 кг. медного порошка на сумму 167,5 тыс. руб. (при среднемесячной потребности всего в 7-8 тонн) и 30 августа 1949 г. получено 850 кг. олова на сумму 118,6 тыс. руб. (при среднемесячной потребности всего 800-900 кг. олова)<.. .> Данное сырье без какой-либо обработки было включено в валовый выпуск продукции. В результате такой незаконной операции показатели выполнения плана заводом за июнь и август 1949 г. были увеличены на сумму 286,1 тыс. руб.»315.
Использовались такие схемы, как приписки к отчетам неплановых заказов, которые не относились к основной деятельности предприятия. Так, на Киевском военно-механическом заводе в 1949 г. доля таких внеплановых работ составляла 11,9% к общему объему316. В других случаях в годовую отчетность о выполнении плана включались работы по капитальному строительству, пошиву спецодежды и т.п.
Приписки не всегда были признаком хозяйственной неэффективности или корыстного умысла. Во-первых, спускаемые «сверху» планы могли не соответствовать производственной мощности. Например, в одном из случаев КПК было установлено, что на приписки директора предприятия толкнуло единовременное повышение планового выпуска изделий сразу на 300 %317. Во-вторых, план мог не выполняться из-за не(до)поставки необходимых материалов.
4 февраля 1941 г. Бюро КПК разбирало на своем заседании ход выполнения постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 2 июня 1940 г. «О мероприятиях по обеспечению строительства и капитального ремонта в черной металлургии на 1940 г.». Электропечь запорожской ТЭЦ не была запущена в срок. В фонде КПК сохранилась стенограмма обсуждения причин этой задержки.
Заместитель наркома черной металлургии Д.Я. Райзер:
«Все было готово и стояло из-за отсутствия кабеля. Электропечь задержалась целиком из-за отсутствия оборудования. Мы получили за год только 39% оборудования. Это значит, что из 6 печей мы сумели пустить только 4, прокатного оборудования мы получили 54%, агломерационного оборудования получили 59%. Из 3-х лент, которые сделал Уралмашвагонзавод в 1940 г., он ни одной ленты не дал».
Его слова подтвердил начальник Главгидроспецстроя А.Н. Комаровский:
«Металл стал поступать только в конце третьего квартала. По этой домне положение крайне тяжелое с кирпичом. 165 вагонов кирпича должны были отгрузить в январе и не отгрузили ничего»318.
Неравномерность поставок заставляли заниматься штурмовщиной, когда за короткое время предприятие пыталось «нагнать план».
Директор одного из заводов Наркомата электропромышленности оправдывался перед КПК: «Сейчас август месяц. Мы не имели до вчерашнего дня шнура четырехжильного. Мы сейчас ничего не сдаем, вчера только получили первую партию. Ясно, что при таких условиях приходиться заниматься штурмовщиной». С 1 -го по 10-15-е число каждого месяца завод работал на покрытие задолженности (аванса) по прошедшему месяцу и только потом начинал сдавать продукцию на склад в счет текущего месяца319.
На одном из заводов Министерства промышленности средств связи СССР была выявлена практика, когда «в первой и второй декадах января 1949 г. завод выполнил месячный план на 0,2 %, а в третьей декаде —- на 98,8 %, в первой половине января рабочие завода простояли без дела 8223 часа, а во второй половине месяца было затрачено 11678 часов на сверхурочные работы». Директор завода был освобожден от занимаемой должности320.
Была и практика иного характера: некоторые предприятия пытались при возможности выполнять план с опережением, но накопленные излишки скрывать и приписывать их к отчетности за следующие месяцы. Директор одного из заводов Министерства вооружения СССР Постановлением Бюро КПК от 28 ноября 1950 г. получил выговор с занесением в учетную карточку за то, что создавал «ложную картину равномерной работы завода»: «Из 85 пушек "61-К", принятых военпредом в феврале и марте 1948 г., были показаны в бухгалтерской отчетности только 62 штуки, а остальные 23 единицы были скрыты и приписаны в отчетность за апрель 1948 г.»321. На Норильском комбинате КПК выявила похожие нарушения: часть готовой продукции не показывалась в отчетности, а в последующем включалась в выполнение плана первого квартала следующего года322.
Погоня за выполнением не всегда сбалансированного плана, штурмовщина имели своим следствием нарушение технологий, брак. Показательный случай произошел на одном из заводов Министерства нефтяной промышленности СССР: директор бросил сырье на переработку в мазут без извлечения из него бензина, пытаясь нагнать план но выпуску более дешевого и низкокачественного топлива. В результате, как отмечалось в постановлении Бюро КПК от 7 января 1948 г., государству «был нанесен убыток более полмиллиона рублей». Директор получил строгий выговор с занесением в учетную карточку323.
По-видимому, разумный руководитель-хозяйственник, столкнувшись с нехваткой материалов, должен был выбрать свою стратегию поведения (или их комбинации):
1) остановить производство, ждать материалы (оборудование), а потом попытаться нагнать план;
2) приписать неизготовленную продукцию, подделав отчетность;
3) получить материалы нелегально.
Первая стратегия наиболее опасна, поскольку могла быть квалифицирована по статье 58.7 УК РСФСР (или соответствующим статьям УК союзных республик) «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий или противодействия их нормальной деятельности». Статья предусматривала расстрел в качестве меры социальной ответственности. Выпуск же недоброкачественной или некомплектной продукции, выпуск продукции с нарушением обязательных стандартов рассматривался как «противогосударственное преступление, равносильное вредительству»324.
Вторая стратегия легко раскрывалась, поскольку предполагала фальсификацию большого количества учетных документов.
Поэтому многие избирали третий путь, а именно занимались запрещенными товарообменными операциями, покупкой материалов на черном рынке, подкупом должностных лиц за внелимитные и/или ускоренные отгрузки.
Уполномоченный КПК по Сталинграду А.А. Френкель рассказал на пленуме КПК (1936 г.) о своей беседе с председателем колхоза и начальником МТС области. По установленному порядку к ним сверху спускаются планы и приказы по строительству, но без материалов, нужных для их выполнения. «Мы думаем, что делать? Идем к снабженцам, показываем им планы и документы, говорим, давайте материалы. Они только посмотрят на нас и заявят, что материалов у них нету, что стройматериалы по плану были уже распределены. Потом люди из снабженческих организаций говорят, "Иван Иванович, если дашь нам мяса, хлеба и денег — вот грузовая машина с гвоздями и стеклом; все получишь". Мы опять подумаем, что делать? Если ждем, то построить не сможем. Если нарушим закон, то построим. И мы решаем нарушить закон»325.
Некоторые хозяйства и даже целые регионы держали своих «агентов» на предприятиях. Секретарь Ставропольского крайкома ВКП(б) командировал своего человека на ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения «Ростсельмаш» для ускорения отгрузки комбайнов и др. оборудования для МТС края. Впоследствии этот «агент» давал показания в КПК:
«Ознакомившись с отгрузкой, мне стало известно, [что] для быстрейшей отгрузки комбайнов нужны деньги. Грубо выражаясь, "на подмазку", о чем я позвонил секретарю крайкома ВКП(б) т. П<.. .> Получил ответ — расходовать деньги в пределах 100 рублей на отгружаемый комбайн и отгрузку производить»326.Впоследствии, как установили в КПК, «агент» платил взятки работникам железной дороги и отдела сбыта завода «Ростсельмаш», выпивал с ними, в результате чего вне очереди получал вагоны для транспортировки сельхозмашин327.
Показательна история колхоза имени Сталина Ленинабадского района Таджикской ССР. Это был передовой колхоз-миллионер. Если средний урожай поливного хлопчатника по СССР в рассматриваемые годы — 14,5 ц/га, то колхоз снял средний урожай хлопка-сырца в 1949 г. по 40 ц/га на площади 353 га, в 1950 — по 30 ц/га на всей площади колхоза в 600 га. Доход этого колхоза в 1950 г. составил 20 млн. руб., что посчитали достижением, достойным упоминания в Сельскохозяйственной энциклопедии328.
Как же удалось колхозу достичь таких результатов? Председателем колхоза был депутат Верховного Совета СССР Б<...>. 22 июня 1950 г. постановлением Бюро КПК Б<...> получил строгий выговор с занесением в учетную карточку за то, что в своем колхозе «занимался коммерческими делами»329. Как следует из записки ответственного контролера КПК В.В. Судакова, по заданию Б<.. .уполномоченные колхоза «производили незаконные закупки дефицитных и строго фондируемых товаров и материалов, подкупая в этих целях некоторых работников государственных учреждений,<...>уплатили работникам Главсельснаба, главхимсбыта и других организаций за незаконный отпуск колхозу минеральных удобрений, материалов и предоставление железнодорожного транспорта свыше 150 тысяч рублей взяток»330.
На допросе уполномоченный колхоза заявил: «Учитывая, что снабжение колхоза товарами и минералами было недостаточным, Б<...> разрешил мне производить их закупку за взятки. В начале 1948 г., уезжая реализовывать сухофрукты в г. Молотов, Б<...> дал мне задание приобрести 200 тн. аммиачной селитры и на ее приобретение денег не жалеть». Тем же способом за взятку в 17 тыс. рублей с завода в Свердловской области были получении 13 тонн гвоздей331.
Но на взятки нужны были деньги... Уполномоченные колхоза занимались скупкой сухофруктов на рынках Таджикистана у колхозников, а затем вывозили их в города Урала и Сибири и там продавали по «спекулятивным ценам». Б<...> высылал в Свердловск на имя своего уполномоченного такие директивы: «Телеграмму получил. Разрешаю о сохранении ста тысяч рублей для приобретения сельхозинвентаря. Высылаю миндаль и орехи. Сообщите письмом подробно о недостатке амселитры»332. Часть полученной за сухофрукты выручки скрывалась и шла на закупку необходимых материалов.
Примечательно, что Б<...> не был исключен из партии, а полученный им в КПК строгий выговор не сказался на его карьере. Он оставался депутатом Верховного Совета СССР вплоть до марта 1954 г., т.е. весь третий созыв.
Оформление фиктивных трудовых соглашений и ведомостей — еще один способ вывода средств на взятки и покупку материалов на черном рынке. Директор рыбокомбината М. в апреле 1947 г. составил фиктивное трудовое соглашение от имени вымышленной им бригады на проведение ремонта трактора и получил 2.300 руб. Впоследствии директор дал показание, что вынужден был совершить подлог, так как «часть подотчетных денег он потратил на приобретение запчастей для трактора, <...> запчасти закупались им нелегальным путем»333.
Постановлением Бюро КПК от 10 июня 1952 г. был исключен из партии директор зерносовхоза за утверждение фиктивных ведомостей на выплату зарплаты. В КПК директор объяснил свой проступок «хозяйственной необходимостью»: требовалось «приобрести материалы на стороне, на которые банк не отпускал денег»334.
Нехватка материалов вынуждала заниматься запрещенными товарообменными (бартерными) операциями. Продажа, обмен и отпуск на сторону оборудования и материалов были запрещены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 февраля 1941 г. В мотивировочной части этого Указа запрет обосновывался следующим образом:
«Интересы социалистического хозяйства требуют точного учета и планового перераспределения всего имеющегося на предприятиях “излишнего”, неиспользуемого оборудования и материалов. Между тем, на ряде предприятий промышленности и транспорта имеет место разбазаривание оборудования и материалов путем их продажи и обмена с другими предприятиями. В то время, как государство отпускает предприятиям для определенных целей оборудование и материалы, руководители предприятий самовольно и незаконно распоряжаются ими, продают, обменивают и отпускают на сторону»335.
Действительно, во многих случаях отпуск товаров на сторону был лишь замаскированных хищением и (или) коррупцией. Однако «плановое перераспределение» было далеко не всегда своевременным, целесообразным и результативным. Хозяйствам же нужно было оперативно решать повседневные проблемы, связанные с нехваткой строительных материалов, топлива, запчастей и пр. За счет выпускаемой продукции к тому же могли стимулировать работников предприятия.
В соответствии с Указом, «продажа, обмен, отпуск на сторону оборудования и материалов, оказавшихся излишними и неиспользованными, а также незаконное приобретение их, — являются преступлением, равносильным расхищению социалистической собственности»336. Для виновных в этих преступлениях предусматривалось наказание в виде тюремного заключения сроком от 2 до 5 лет.
Указ в большей степени касался промышленных производств. Однако в товарообменные цепочки включались колхозы и совхозы. В августе 1949 г. в КПК разбирали персональные дела бывшего секретаря Куровского райкома партии Московской области и председателя райисполкома. В июне 1947 г. в колхозах района не хватало картофеля. Как выяснил ответственный контролер КПК В.Г. Соколов, «райком партии и райисполком без разрешения Правительства организовали заготовку картофеля в Чувашской АССР в обмен на мануфактуру, выработанную сверх плана предприятиями местной промышленности района»337. Материалы проверки по персональным делам были направлены в МК ВКП(б).
Директор Криушинского совхоза Рязанской области постановлением Бюро КПК от 26 февраля 1941 г. был снят с работы и получил строгий выговор с занесением в учетную карточку за то, что обменял излишки сена «на семенной овес, строительный материал, мануфактуру, крупу, сахар, рыбу и другие продукты»338.
В сентября 1950 г. получил выговор директор совхоза «Красная заря» Малинского района Московской области за то, что разрешил рабочему комитету профсоюза совхоза продать 650 кг. картофеля. Деньги, полученные от продажи (700 руб.), были потрачены на новогоднюю елку и подарки для детей рабочих. В том же 1950 г. директор совершил другое «преступление»: незаконно отпустил «3600 кг. картофеля заведующему гаражом Кирьянову в целях организации покупки для гаража автопокрышек и 1700 кг. за приобретенный кузнечный уголь»339.
Директор птицеводческого совхоза «Пионер» во Владимирской области, по информации КПК, «зная о тяжелом положении с кормами для скота в колхозах им т. Хрущева и "Большевик", под видом оказания помощи в начале 1951 г. передал им до 3-х тонн различных совхозных кормов и вместо оплаты деньгами получил за это 25 голов поросят». Как установили в КПК, обмен был использован и в личных целях: «из этого количества голов 5 голов поросят по себестоимости было передано руководящему персоналу и одного [директор] взял себе». Остальными же поросятами совхоз «перевыполнил» государственный план мясопоставок340.
Коррупция была не только способом обогащения, решения личных проблем, но и хозяйственной необходимостью, когда взаимные услуги обеспечивали относительную стабильность работы предприятия. Областные и районные номенклатурные работники получали на предприятиях и в хозяйствах, расположенных на подконтрольных им территориях, строительные материалы, промтовары и продукты, а в обмен были готовы оказывать покровительство своим подопечным. Ответственный контролер КПК Н.С. Орлов сообщал в своей записке в марте 1952 г. о достаточно рядовой ситуации, выражающей, однако, природу и механизм взаимоотношений хозяйственных руководителей и партийной номенклатуры на местах:
«В 1945 г. на завод поступила не по назначению цистерна с бензином, которую украли у государства, не оприходовали и расхищали бензин. Но чтобы скрыть хищения от ревизии, которая обнаружила 4 тонны неоприходованного бензина, работники завода, пользуясь тем, что [секретарю горкома ВКП(б)]С<...> для горкома систематически незаконно отпускали бензин, по сговору с ним, получили от него ложную записку, что бензин принадлежит горкому»341.
Условия, когда в сжатые сроки нужно было перевыполнить план, требовали не только материальных ресурсов, но и заинтересованности рабочих, их готовности хорошо и быстро выполнять работу сверхнормативно. Предприятиям приходилось использовать незаконные способы стимулирования.
На одном из заводов Министерства вооружения часть премиальных средств, полученных за достижения во Всесоюзном социалистическом соревновании, выдавалась в распоряжение начальников цехов, которые расходовали их по своему усмотрению как дополнительную зарплату в период штурмовщины342.
Но больше денег ценилась оплата «натурой». Директор стеклозавода им. Свердлова в Ивановской области по разрешению Союзглавлегсбыта Наркомата легкой промышленности СССР оплачивал труд рабочих стеклянной посудой. Директор в беседе с ответственным контролером КПК объяснил, что благодаря такому стимулированию «заготовил за лето 17.000 кбм. дров силами рабочих завода в свободное от работы время и силами местного населения, которые за деньги производить заготовку не хотят, а за посуду заготовляют с удовольствием»343. Рабочие перепродавали посуду прямо недалеко от завода на железнодорожной станции Заколпье, как отметил контролер, «по спекулятивной цене: чайные стаканы, которые выпускает завод им. Свердлова (95 коп. за штуку), продавались по 10 р., молочные банки производства стекольного завода им. Буденного (1р. 63 к. за штуку) продавались по 25 р.»344.
Распространенным было стимулирование водкой и спиртом. Главспирт 3 марта 1943 г. издал распоряжение, которым установил лимит продажи водки в порядке стимулирования работ на каждом заводе в размере от 500 до 2000 литров в месяц, с продажей в одни руки не более 3 литров. Однако на практике лимиты перерасходовались. На Петровском спиртозаводе, по сообщению ответственного контролера КПК, за 11 месяцев 1943 г. было израсходовано для «стимулирования» 173.749 литров или 17,4 вагона водки. На Чугуновском спиртозаводе в первом квартале 1943 г. израсходовано водки без государственных нарядов 5.650 литров. Водка отпускалась в одни руки по 10-20 литров345.
В ряде случаев водку не продавали рабочим, а непосредственно оплачивали ею работы. Как рассказывал уполномоченному КПК главный бухгалтер Петровского завода, охотников заработать водку за разгрузку вагонов было много: «Приходили люди даже из городов Тейково и Иваново (около 70 км.). И если ранее платили штраф за перепростои вагонов, то с введением стимулирования водкой простои вагонов довели до нормального»346. Водкой стали оплачивать сверхурочные работы на заводе из расчета 150 грамм за 3 часа. Водка была самой твердой валютой: уполномоченный КПК отметил в своей записке, что «рабочие на заводе спекулируют водкой и, обменивают ее на сельскохозяйственные продукты в окружающих селах и деревнях»347. Такое стимулирование было выгодным руководству предприятий, поскольку оно способствовало выполнению производственной программы.
Таким образом, в документах КПК представлены достаточно разнообразные формы экономической преступности. Их изучение целесообразно: во-первых, опираясь на весь массив материалов фонда КПК, во-вторых, параллельно изучая нормативно-правовые акты, документы госконтроля, органов юстиции и прокуратуры, Наркомата (Министерства) финансов СССР.
Это позволяет если и не верифицировать каждый отдельный случай, то выявить определенные общие практики или тенденции. При всём разнообразии форм экономической преступности, они обусловливались скорее тремя факторами:(1) общим несовершенством плановой модели экономики и экономической политики; (2) непрозрачностью и двойственностью партийно-государственной пенализационной политики; (3) в значительной степени «обывательским» меркантильным мышлением партийных номенклатурных работников.
252 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 16. Л. 48.
253 Там же. Д. 145. Л. 86.
254 Там же. Д. 120. Л. 68.
255 Там же. Д. 158. Л. 38.
256 ГА РФ. Ф. 7523. Оп. 89. Д. 4408. Л. 15.
257 Там же. Ф. Р-8131. Оп.32. Д. 58. Л. 98.
258 Там же. Д. 1029. Л. 2.
259 Громов Л. Недостатки судебной практики по делам о взяточничестве // Социалистическая законность. 1947. № 6. С. 21,
260 ГА РФ. Ф. Р-8131. Он. 37. Д. 4018. Л. 1.
261 Там же. Он. 38. Д. 299. Л. 1-2.
262 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 1500. Л. 17, 121-121 об.
263 Задачи партийной работы в современных условиях // Партийная жизнь. 1946. № 1. С. 19.
264 Постановление ЦИК СССР № 10, СНК СССР № 1226 от 17 июня 1935 г. «О премировании работников центральных и местных советских учреждений, а также работников управленческого аппарата хозяйственных организаций и предприятий» // СЗ СССР. 1935. № 33, Ст. 277.
265 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 177. Л. 57-58.
266 Там же. Д. 94. Л. 126-130.
267 Там же. Д. 111. Л, 13.
268 Там же. Д. 69. Л. 2-3.
269 Караваев П., Шварц Е. Борьба с излишествами — боевая задача парторганизаций // Партийное строительство. 1934. № 22. С. 14.
270 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. !. Д. 240. Л. 5.
271 РГАСПИ. Ф. 589. Оп.5. Д. 04. Л. 58.
272 Там же. Д. 122. Л. 24.
273 Там же. Д. 107. Л. 24.
274 Там же. Д. 184. Л. 23.
275 Там же. Д. 78. Л. 67.
276 ам же. Л. 24-25.
277 ГА РФ. Ф. Р-8300. Оп. 24. Д. 99. Л. 24-48.
278 Там же. Л. 69.
279 Заков И. В борьбе с нарушениями Устава сельскохозяйственной артели // Социалистическая законность. 1947. № 2. С. 31.
280 Постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 сентября 1946 г. «О мерах по ликвидации нарушений устава сельскохозяйственной артели в колхозах» // Социалистическая законность. 1946. № 10. С. 13. Так же см.: Постановление ЦК ВКП(б) от 10 декабря 1946 г. «О неудовлетворительном выполнении Ульяновским обкомом ВКП(б) и облисполкомом постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б) от 19 сентября 1946 г. "О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах"» (Партийная жизнь. 1946. № 3).
281 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. I. Д. 116. Л. 104.
282 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 115. Л. 12.
283 Там же. Д. 242. Л. 1 I.
284 Там же. Д. 76. Л. 47.
285 Там же. Д. 59. Л. 216.
286 Там же. Д. 163. Л. 101.
287 Там же. Д. 235. Л. 1-11.
288 Там же. Д. 120. Л. 6.
289 Там же. Д. 125. Л. 9.
290 Там же. Д. 154. Л. 76.
291 Там же. Д. 170. Л. 28.
292 Там же. Л. 29.
293 ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 43. Д. 738. Л. 80-81.
294 Там же. Л. 61.
295 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 135. Л. 44.
296 Там же. Д. 186. Л. 40.
297 Там же. Д. 1536. Л. 90.
298 Постановление СМ СССР от 5.12.1945 г. № 2607 «О фонде директора промышленных предприятий» // Собрание Постановлений и распоряжений Совета Министров СССР. 1946. № 14. С.245-249.
299 «Одним из нововведений, ... явилось создание директорских фондов, - вспоминал А.Г. Зверев. -Позднее, в условиях проводимой у нас экономической реформы, без таких фондов трудно было представить себе деятельность многих предприятий. Постановление Совета Министров СССР от 5 декабря 1946 года "О фонде директора промышленных предприятий" вызвало ряд неотложных финансовых мер. Министерство финансов СССР издало специальную инструкцию о практическом применении этого постановления. Скромный, сравнительно небольшой документ. Однако он означал качественно иной подход к оценке экономических возможностей каждой промышленной ячейки социалистического общества!» (Зверев А.Г. Записки министра. М,, 1973. С. 240)
300 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 193. Л. 1-8.
301 Постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б) о проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары (14-е декабря 1947 года). М., 1947.
302 Экономические реформы: уроки истории / Под.ред. Ю.П. Бокарева. М., 2013; Чудное И.А. Денежная реформа 1947 г. в контексте советской денежно-кредитной политики 1930-1950-х годов. Кемерово, 2002.
303 Денежная реформа в СССР 1947 г. Документы и материалы. М., 2010. С. 367.
304 Зверев А.Г. Указ.соч. С. 235.
305 ГА РФ. Ф. Р-8300. Оп. 45. Д. 5. Л. 63.
306 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 184. Л. 26.
307 Там же. Ф. 17. Оп. 88. Д. 900. Л. 177.
308 Денежная реформа в СССР 1947 г... С. 423.
309 РГАСПИ. Ф. 589. Он. 5. Д. 112. Л. 32.
310 Там же. Д. 231. Л. 20.
311 Там же. Д. 158. Л. 82.
312 Егоров А. Усилить борьбу с хищениями денежных средств в государственных и общественных организациях // Социалистическая законность, 1950. № 8, С. 22-27
313 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 55. Л. 12-14.
314 Там же. Д. 143. Л. 1,
315 Там же. Д. 201. Л. 35.
316 Там же. Д. 179. Л. 48.
317 Там же. Д. 55. Л. 12 об.
318 Там же. Д. 34. Л. 1-12.
319 Там же. Д. 55. Л. 28.
320 Там же. Д. 166. Л. 129.
321 Там же. Д. 186. Л. 39.
322 Там же. Д. 235. Л. 28.
323 Там же. Д. 107. Л. 80.
324 Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1940 г. «Об ответственности за выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями» // Ведомости Верховного Совета СССР. 1940 г. № 23.
325 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Д. 5. Л. Д. 55-56.
326 Там же. Оп. 5. Д. 211. Л. 47.
327 Там же.
328 Сельскохозяйственная энциклопедия. М, 1953. Т. 3. С. 613.
329 РГАСПИ. Ф. 589. Он. 5. Д. 167. Л. 87-92.
330 Там же. Л. 93.
331 Там же. Л. 94.
332 Там же. Л. 96.
333 Там же. Д. 132. Л. 12.
334 Там же. Д. 240. Л. 75.
335 Указ Президиума Верховного Совета СССР 10 февраля 1941 г. «О запрещении продажи, обмена и отпуска на сторону оборудования и материалов и об ответственности по суду за эти незаконные действия» // Ведомости Верховного Совета СССР. 1941 г. № 8.
336 Там же,
337 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 133. Л. 45.
338 Там же. Д. 36. Л. 70.
339 Там же. Д. 179. Л. 75.
340 Там же. Д. 233. Л. 87.
341 Там же. Д. 234. Л. 77.
342 Там же. Д. 186. Л. 40.
343 Там же. Д. 60. Л. 45.
344 Там же.
345 Там же. Д. 50. Л. II.
346 Там же. Д. 60. Л. 48.
347 Там же. Л. 51.
<< Назад Вперёд>>
