В тяжелой и упорной борьбе с внешними и внутренними врагами укреплялась советская власть. Империалисты четырнадцати стран пытались задушить, уничтожить первую в мире социалистическую республику. Уже в начале 1918 года белогвардейские генералы и иностранные капиталисты двинули свои полчища, пытаясь восстановить власть помещиков и капиталистов.
На Дальнем Востоке атаман Семенов, перебравшись на территорию Маньчжурии, стал собирать силы контрреволюции и формировать на деньги иностранных, государств белогвардейские отряды.
В январе 1918 года Семенов перешел границу со стороны Маньчжурии и начал продвигаться к Чите. Империалисты снабдили атамана деньгами, оружием, боеприпасами, продовольствием и дали ему задание: выйти на Забайкальскую железную дорогу и, захватив ее, отрезать Дальний Восток от советской России. В то же время империалисты начали интервенцию со стороны Тихого океана. Во Владивостокском порту появились английский крейсер «Суфолк», японские крейсеры «Ивами» и «Асахи» и американский крейсер «Бруклин».
В январе 1918 года на Дальнем Востоке развернулась вооруженная борьба против интервентов и белогвардейцев.
В то время Красная Армия только еще начинала создаваться. Советскую власть защищали рабочие, которые находились в отрядах Красной гвардии, и перешедшие на сторону революции солдаты бывшей царской армии. В Забайкалье с фронтов империалистической войны вернулись демобилизованные казачьи части. Большинство трудящегося казачества выступило за советскую власть, верхушка же казачества и офицеры уходили в семеновские банды.
Перейдя границу, семеновцы начали захватывать пограничные станицы, насильно мобилизовывать мужское население, отбирать лошадей и продовольствие, грабить и расстреливать семьи красногвардейцев. Небольшие отряды рабочих с трудом сдерживали наступление семеновцев. Белые банды угрожали Чите.
Для борьбы с Семеновым Центральный исполнительный комитет Советов Сибири срочно сформировал в Иркутске отряд во главе с Сергеем Лазо. Отряд немедленно выехал в Забайкалье, где создавался Даурский фронт, командование которым было поручено Сергею Лазо. Ближайший друг и помощник Лазо Никифор организовывал снабжение фронта оружием и боеприпасами.
В начале марта Семенов был отброшен в Маньчжурию, но, получив помощь от интервентов, в апреле вновь начал наступление на Читу.
В Чите было тревожно. В городе подпольно орудовали белогвардейские банды. Штаб фронта разместился на станции Андриановка, куда стягивались силы красных. Для пополнения частей Даурского фронта прибыли рабочие отряды из разных городов Сибири и Дальнего Востока и казачьи части из близлежащих станиц. Люди приносили с собой различное оружие: охотничьи ружья, винтовки старого и нового образца.
В этот период Сергей Лазо был особенно деятельным. Вместе с прибывшими на фронт коммунистами и командирами отрядов он формировал воинские части, проводил беседы и митинги, боролся за крепкую военную дисциплину.
В апреле 1918 года положение на Дальнем Востоке еще больше осложнилось. Хорошо вооруженные отряды семеновцев наступали на Читу. Во Владивостоке с иностранных военных кораблей высадились японские и английские десанты. Империалисты совместно с белогвардейцами намеревались захватить Дальний Восток.
В эти тревожные дни Владимир Ильич Ленин послал в Иркутск и во Владивосток телеграмму, в которой предупреждал местные советские и партийные организации об опасности для Дальнего Востока в связи с начавшейся военной интервенцией и призывал их мобилизовать массы на отпор врагу. Телеграмма Ленина определяла конкретные задачи. Коммунисты Дальнего Востока почувствовали, что, несмотря на тяжелое положение в центре Советской Республики, Центральный Комитет партии во главе с Лениным не забывает далекую окраину и оказывает ей помощь в тяжелой борьбе с империалистами.
В Андриановке, в штабе фронта, эти дни были особенно напряжены. Коммунисты выезжали в станицы, созывали сходы, выпускали листовки, призывая фронтовиков записываться в ряды Красной Армии.
Семенов держал позиции примерно в двухстах километрах от Читы. Все пограничные станицы были заняты белыми войсками. Многие жители, спасаясь от насилия и зверств семеновцев, бежали из станиц, поселков и толпами приходили в Адриановку. Это осложняло положение, так как людей надо было кормить и отправлять в тыл.
Однажды вечером, когда Лазо пришел в штаб и, разобрав срочную почту, собирался отдохнуть, он услышал окрик часового, дежурившего около штаба. Никифор, не расстававшийся с Лазо, вышел узнать, в чем дело, и через несколько минут вернулся с мальчиком лет четырнадцати. Мальчик пытался проникнуть в штаб мимо часового. Вид у него был измученный, лицо в синяках, над глазом — рассеченный лоб с запекшейся кровью. Никифор усадил мальчика, успокоил и начал расспрашивать, зачем ему нужен штаб. Женя (так звали паренька) оказался сыном железнодорожника со станции Шарасун. Семеновцы захватили эту станцию, старшего брата Жени расстреляли за то, что отец был в Красной гвардии, а мальчика избили нагайкой и полоснули шашкой по лицу. Ночью Женя убежал и попал на пункт помощи беженцам. Вместе с другими жителями, спасавшимися от семеновцев, его хотели отправить в тыл, но Женя решил пробраться в штаб к Лазо и зачислиться бойцом.
Сергей с Никифором пытались уговорить Женю «немного подрасти» и окрепнуть, прежде чем идти в армию. Но мальчик горячо уверял, что в тылу ему все равно жизни не будет. Он так настойчиво упрашивал позволить ему воевать, что в конце концов Лазо и Никифор пообещали зачислить его в один из отрядов, а пока направили в санитарную часть для перевязки. Женю зачислили в 1-й Аргунский кавалерийский полк, в 7-ю особую сотню, которая выполняла задания в глубокой разведке. Парнишку обмундировали, подобрали ему «ученого» коня. приобщили к военному делу. Бойцы полка полюбили его и прозвали «Женька-меченый» — на лице мальчика остался шрам от шашки семеновца.
В мае 1918 года части Красной Армии начали наступление против семеновских банд. Первой большой победой было взятие станции Оловянная. Под вражеским огнем пришлось форсировать реку Онон, мост через которую был взорван. Семеновцы укрепились на правом берегу реки, лозиции их были удобными: вражеская артиллерия держала наши части под обстрелом,
не давая навести разрушенный мост.
Перед форсированием Онона Лазо собрал командиров частей. Надо было учесть особенности предстоящего боя, выработать план действий, поставить перед каждым отрядом конкретную задачу. Отряду дальневосточных моряков поручили с наступлением темноты укрепиться на уцелевшем пролете моста. Для выполнения этой задачи матросам пришлось пробираться по разрушенным пролетам, подтягиваться на канатах. На канате был поднят и ручной пулемет. Моряки должны были атаковать с разрушенного моста. Аргунский кавалерийский полк получил приказ ночью переправиться на другой берег и зайти в тыл врагу.
Когда переправа была закончена, в воздух взвилась ракета — сигнал начала атаки. Конский топот прорвал ночную тишину. Аргунцы неслись к семеновским окопам. Моряки укрепив пулемет на уцелевшем пролете моста, открыли огонь и обрушились на первую линию окопов.
Через несколько часов семеновцы, преследуемые красными, оставили свои позиции на берегу реки Онон.
Штаб Сергея Лазо работал в вагоне. Это была наскоро оборудованная теплушка с прорезанными отверстиями вместо окон. В вагоне стоял невысокий стол, на столе — небольшая пишущая машинка, на которой Лазо сам печатал по ночам. Рядом белели копии приказов и донесений. На деревянной полке уместилась небольшая военная библиотечка. Нередко по ночам, когда Лазо вместе с командирами отрядов составлял планы боевых действий, он нет-нет да и снимал с этой полки ту или иную книжку.
Внешне командующий фронтом ничем не отличался от бойцов и командиров. Он носил обычную серую шинель, военную фуражку, простые сапоги. Но фигуру командующего бойцы узнавали издали и сразу же невольно подтягивались и приводили себя в порядок.
Лазо работал много, с большим энтузиазмом. Он знакомился с прибывающим пополнением, интересовался вооружением, сам проверял людей и исправность оружия и часто возвращался к себе в вагон весь запыленный, измазанный и усталый.
После взятия красными станции Оловянная рабочие-железнодорожники возвратились в мастерские и ударными темпами ремонтировали вагоны и паровозы для фронта. По своей инициативе они отремонтировали и служебный вагон бывшего начальника Забайкальской дороги, бежавшего за границу. Во время поездок по линии фронта Лазо часто останавливался в Оловянной, выступал с докладами на собраниях рабочих. В одну из таких поездок, после собрания, железнодорожники упросили Лазо вместе со штабом переселиться из теплушки в служебный вагон. Рабочие убеждали:
— Ты наш красный командир, командуешь фронтом против заклятого врага Семенова. Негоже тебе ездить в телячьем вагоне.
Сергей был смущен и тронут таким вниманием.
Несмотря на трудности, положение на Даурском фронте с каждым днем улучшалось. Коммунисты, находившиеся в частях, вели большую политическую работу, укрепляя дисциплину, поднимая боевой дух бойцов. Отдельные анархиствующие и недисциплинированные элементы были с фронта удалены. Население оказывало красным частям всяческую поддержку.
Лазо решил не давать передышки семеновцам и продолжать наступательные бои. К этому времени на Даурском фронте уже действовала Красная Армия, насчитывавшая около десяти тысяч человек; появилась и артиллерия. Но самым главным и решающим была готовность бойцов бороться и отстоять советскую власть.
Сергей Лазо детально вникал в жизнь бойцов, запросто общался с ними, часто выступал перед ними и сумел сплотить в единый, дружный коллектив всех бойцов, командиров и политработников. Лазо обладал ораторским даром, говорил просто, но убедительно и горячо. Он не любил выступать «вообще». Речь его всегда была насыщена фактами, близкими и понятными массам. К каждому выступлению Лазо тщательно готовил тезисы или план речи, вписывал между строк отдельные фразы, слова, которые, по его мнению, должны были дойти до сознания слушателей. У него был несколько своеобразный южный выговор, и иногда казалось, что он немного картавит.
Бои продолжались. Вскоре белобандиты были выбиты со станций Шарасун, Борзя, Даурия. Семеновцы засели на станции Мациевская, откуда делали вылазки на бронепоезде. Им удалось вывести из строя водокачку. Это затруднило снабжение красных частей водой — ее приходилось подвозить издалека, а местность непрерывно обстреливалась орудиями с бронепоезда. Воды часто не хватало даже раненым. Лазо решил во что бы то ни стало уничтожить вражеский бронепоезд. Он вызвал к себе машиниста Агеева и дал ему задание научиться быстро соскакивать на ходу с паровоза. В тупике подготовили большую открытую платформу, нагрузили ее камнем, щебнем и установили возле поворота железнодорожного пути,
где начинался большой уклон к станции Мациевская.
Семеновский бронепоезд обычно не доходил до поворота, ограничиваясь обстрелом местности, где находился источник Урубудук. Отсюда отдельные смельчаки пытались добывать воду. Но бывали дни, когда бронепоезд, обогнув поворот, обстреливал позиции красных.
В день задуманной операции красные усилили наблюдение за противником. Семеновский бронепоезд начал приближаться. Группа семеновских офицеров наблюдала в бинокль, как тщетно некоторые наши бойцы пытались под огнем добраться до воды. Вот маленький, худенький боец, нацепив на себя несколько фляг, ползет к источнику... Его небольшая фигурка то прижимается к земле и исчезает среди засохшего кустарника, то снова движется по направлению к источнику. Это ползет Женька-меченый. Уже не первый день совершает он этот путь под обстрелом врага. Наполнив фляги водой, мальчик возвращается в небольшую лощинку, где в стороне от дороги, в землянках, укрылся полевой лазарет. Там на нарах и земляном полу, на соломенных подстилках, лежат раненые. В землянке жарко. Принесенные Женей фляги с водой быстро осушаются.
Группа белогвардейцев на вражеском бронепоезде продолжала наблюдать за Женей. Вот бинокль взял японский офицер, прикомандированный к семеновскому штабу.
Оскалив рот, он прислушивался к спору офицеров, кто из них попадет в движущуюся мишень.
Присутствие японского представителя среди семеновцев было не случайным. Не так давно он прибыл на крейсере «Ивами» во Владивосток якобы для «охраны» японских граждан от большевиков. Через некоторое время его направили в Харбин, где вместе с белогвардейцами японские солдаты разогнали Совет рабочих депутатов, созданный рабочими КВЖД (Китайская Восточная железная дорога). Он прекрасно понимал, что если японские войска помогут семеновцам свергнуть в Сибири Советы, то Япония получит возможность полностью хозяйничать в этом богатом крае. Вчера японец получил приглашение поручика семеновского штаба осмотреть с бронепоезда позиции красных на Даурском фронте, которым командует большевик Лазо. Поручик уверил японского офицера, что красные плохо вооружены, и гарантировал ему полную безопасность.
Японец вместе с белыми офицерами стал стрелять, пытаясь попасть в Женю. Вот Женя немного приподнял голову, но сразу опустил ее и приник к земле, разбросав руки. С ближней сопки, где находился наблюдательный пункт, бойцы с волнением следили за Женей. Неужели ранен или убит? Эх, Женька, Женька!
В это время семеновский бронепоезд уже мчался вперед полным ходом.
Машинист Агеев находился на своем паровозе возле поворота железнодорожного пути. Впереди паровоза прицеплена платформа. С ближайшей сопки просигналили о том, что вражеский бронепоезд подходит к повороту. Паровоз тронулся с места и набрал скорость. Он несся, толкая перед собой платформу с динамитом и взрывчаткой. Прошла секунда, другая. Пора! От паровоза отделилась темная фигура машиниста. Платформа мчалась под уклон прямо на семеновский бронепоезд. Лязгающий удар, грохот. Сильный взрыв потряс воздух.
(К месту столкновения подбежали наши бойцы и через несколько минут доложили Лазо, который находился на ближайшей сопке:
— Бронепоезд уничтожен. Шесть офицеров убито, среди них один японец. Четверо взято в плен.
— Где машинист Агеев? — нетерпеливо спросил Лазо,
— Агеев! — закричали бойцы.
— Здесь, — отозвался Агеев, поднимаясь с насыпи, куда он свалился, прыгая с паровоза. Лицо у него было исцарапано, одежда порвана, но глаза его радостно блестели. Бойцы окружили машиниста. Среди них был и Женька-меченый. Лазо крепко пожал руку Агееву и ласково взял за плечи мальчика.
— И ты тут? Молодец! А Никифор горевал, думал, что тебя белые пристрелили.
В течение лета 1918 года наши части успешно вели наступательные бои против семеновцез. Атамана с его войсками прижали к границе Маньчжурии. Семеновцы укрепились на последних разъездах Забайкальской железной дороги, заняв позиции на высотах Тавынь-Тологой (Пять голов), где выделялись пять дугообразно расположенных сопок. Семеновцы обнесли сопки колючей проволокой, вырыли окопы. Наше положение осложнялось тем, что вражеские позиции находились недалеко от территории Маньчжурии и артиллерию применять было нельзя: снаряды могли попасть на чужую территорию и дать повод японцам открыто выступить против нас.
Несколько дней Сергей Лазо изучал местность, уезжая на автомобиле в глубь забайкальской степи. Наконец был выработан план уничтожения семеновских банд. Кавалерия должна была сделать глубокий обход и зайти в тыл врагу. Пехоте предстояло действовать вдоль линии железной дороги.
Аргунский полк ночью появился в тылу семеновцев. В ночной тишине бойцы подкрались к палаткам, расположенным за окопами почти у самой границы. В некоторых офицеры еще не спали, слышались пьяные голоса, пение. Твердо памятуя приказ действовать так, чтобы ни одна пуля не залетела на чужую территорию, бойцы пустили в ход ручные гранаты. Среди семеновцев началась паника. Часть наших бойцов подобралась к коновязи, разрубила шашками поводья, и испуганные кони разбежались по стели. Третья группа окружила обоз. Уцелевшие белогвардейцы, обнаружив, что лошадей нет, полуодетые бежали к станции Маньчжурия.
Тем временем наша пехота продвигалась вперед вдоль линии железной дороги. К утру семеновские части скрылись в Маньчжурии. Многие солдаты сдались в плен. Были захвачены большие трофеи.
У самой границы, с территории Маньчжурии, выехала военная делегация реакционного марионеточного китайского правительства. Сергей Лазо как командующий фронтом встретил делегацию и заверил, что наши части не перейдут границу. Со своей стороны от имени Центрального комитета Советов Сибири он потребовал гарантии, что семеновские войска останутся на территории Маньчжурии. Военная делегация хитрила, затягивала время и уклонялась от прямого ответа. Все же ей пришлось, дать обязательство, что в течение трех недель остатки семеновцев через границу пропущены не будут.
Так закончился один из этапов борьбы трудящихся Сибири и Дальнего Востока против империалистов и белобандитов атамана Семенова. Советские части получили небольшую передышку.
Бойцы отдыхали, чистили оружие, вспоминали подробности атаки. Женька-меченый первый раз участвовал в таком бою, и однополчане добродушно подтрунивали над ним, уверяя, что не видели его ночью. Женя, конечно, горячился: ведь трусом он никогда не был.
— Ну, расскажи, где ты был ночью? Что делал? — добродушно посмеивались казаки.
— — Я же в первой группе был, — торопливо объяснял Женя. — Кричал вместе с вами «ура», бросал гранаты в палатки.
— Ишь ты, даже гранаты бросал?
— А как же! Подскочил к одной палатке, думаю, заходить или нет? Заскочил, шашку держу наголо... Стоит в палатке женщина, испугалась она, схватилась за голову и говорит: «Не тронь меня, не тронь, я нейтральная».
— Ну и что же ты сделал с этой «нейтральной?» — смеялись бойцы.
— Рубить, конечно, не стал, а побежал к другой группе, которая окружала обоз. А вы говорите, что не видели меня!
Женю, конечно, все видели в бою, видели его храбрость и бесстрашие и вопросы задавали ему только для дружеской «подковырки».
Бойцам предоставили несколько дней отдыха. Местные жители поспешили навестить родные станции, а остальные приводили в порядок свое обмундирование и грелись на ярком забайкальском солнышке. Конники пустили лошадей в степь на подножный корм. Сергея Лазо вызвали в Читу.
В этот же период (лето 1918 года) Лазо стал членом большевистской партии.
«Мне выпало счастье, — писал Лазо в своем заявлении о приеме в партию, — вместе с вами руководить борьбой вооруженных революционных войск... Только Коммунистическая партия способна повести за собой массы рабочих и крестьян и закрепить победу революции... Я прошу вас, товарищи, оказать мне доверие — принять меня в ряды партии, под знаменем и лозунгами которой я боролся».
Фактически Лазо работал с большевиками еще с декабря 1916 года, выполняя всевозможные задания партийной организации. Но обстоятельства так складывались, что оформление этого важного события в его жизни все время оттягивалось. В январе 1918 года, находясь уже на Даурском фронте, Лазо рассчитывал приехать в Красноярск, где он начал свой революционный путь, и там получить партийный билет. Но вернуться в Красноярск ему не удалось. И только летом 1918 года Читинская большевистская организация вручила Сергею билет члена РКП(б).
Осенью 1918 года положение в Сибири и на Дальнем Востоке вновь осложнилось. Началась открытая военная интервенция против советской России. Огромные территории нашей страны находились в руках белогвардейцев и интервентов. Еще до Октябрьской революции из числа военнопленных был сформирован чехословацкий корпус, который намечалось отправить через Владивосток на Запад якобы для борьбы против германских войск. Фактически же этот корпус был использован для борьбы против Советской Республики. Чехословацкий корпус пополнял свои части белогвардейцами и, двигаясь к Иркутску и Чите, свергал Советы. В августе 1918 года во Владивостоке высадилось большое количество американо-японских и англо-французских войск, которые устремились к Хабаровску.
Все теснее сжималось вражеское кольцо вокруг сравнительно небольшой территории Амурской области и Забайкалья, где еще сохранилась советская власть. Силы врагов значительно превышали силы красных. В конце 1918 года интервенты вместе с белыми насчитывали на Дальнем Востоке и в Сибири войско численностью около 150 тысяч человек. В этих условиях коммунисты Восточной Сибири, собравшись на конференцию на станции Урульга, приняли решение уйти в подполье и начать партизанскую борьбу в тылу врага.
<< Назад
Вперёд>>
